Текст книги "Чародейский рок. Чародей и сын"

14

Дети Рода и Гвен вновь обрели почву под ногами и продолжили путь.

   – Мы так и не узнали, какое волшебство заставляет мягкие камни выделять кислоту, – напомнил всем Грегори.

   – Не сомневайся, найдем причину, – невесело отозвался Магнус, – если, конечно, тот камешек, на который мы напоролись, был не единственным в своем роде.

   – Между прочим, кое–что мы таки нашли, – буркнул Джеффри и остановился, глядя себе под ноги.

А под ногами у него по клочку оголенной земли шествовала маленькая травяная кочка.

   – Это еще что такое? – ахнула от изумления Корделия.

   – Да вроде бы что–то вроде пучка укропа, который вырвали с корешками, – внимательно осмотрев траву, высказался Грегори.

   – Пучок укропа? А как, интересно, он ходить выучился?

   – А как вышло, что твои ноги стали сами проситься в пляс? – вопросом на вопрос ответил Джеффри. – От этой музыки, что гремит повсюду, мертвый запляшет, сестрица! Ну так почему и траве не пойти ножками? Она ведь живая!

Грегори высказал более прагматичное предположение:

   – Просто–напросто он из ведьмина мха, укроп этот, вот и все.

   – Согласен, – кивнул Магнус. – Как и сами музыкальные камешки.

   – Глядите! А вон и наши жучки опять! – воскликнул Джеффри и указал в другую сторону.

Остальные оглянулись и посмотрели. Четыре насекомых стояли кружком, почти неотличимые друг от друга, и пристально наблюдали за ходячим укропом.

   – Скарабеи, – проговорил Векс. – Похоже, они идентичны тем, которых вы видели раньше.

   – А это не могут быть те же самые? – спросила Корделия.

Магнус сдвинул брови.

   – Как же они могли так быстро уйти так далеко?

   – Если смогли, то это просто чудо. – Джеффри не сводил глаз с жуков и укропа. – Посмотрите, а что делает укроп?

Оживший пучок пряности топал прямой наводкой к мягкому камешку, разместившемуся на краю проплешинки посреди травы. Коснувшись верхушками стеблей поверхности камня, укроп замер в неподвижности.

   – Неужели ему так понравился звук, что захотелось прикоснуться к камешку? – удивился Грегори.

От камешка вдруг потянулась струйка сиреневого дымка.

   – Что это за дым? – спросил Грегори.

   – Это может быть опасно! – Корделия схватила братишку за руку и оттащила назад. – Не трогай, братец! Вдруг обожжешься!

   – Тс–с–с! – прошипел Джеффри. – Слушайте! Музыка изменилась, она стала жестче!

Грегори прислушался, широко раскрыв глаза. И верно: тембр музыки стал другим – более звонким, что ли, а оттенок – более развязным.

   – Он заблестел! – выдохнула Корделия.

И точно: в тех местах, где укроп прикоснулся к камешку, на его поверхности выступили капли жидкости, и вскоре вся поверхность камешка словно бы вспотела.

Пучок укропа отлепился от камешка и повернулся к скарабеям. Вид у него стал задиристый, даже, можно сказать, надменный.

Скарабеи пошевелили усиками и поспешно уползли в траву.

Дети, сидевшие на корточках, не сразу обрели дар речи.

   – Куда это они? – ахнула Корделия.

   – За ними! – выкрикнул Джеффри и сам исполнил свой приказ.

Все четверо разбежались в разные стороны, и каждый стал искать «своего» скарабея.

   – Твой повернул на север, Джеффри, – указал направление Векс, который мог следить за серебряным жучком с помощью радара. – Магнус, твой пополз направо… Твой – на юго–юго–восток, Корделия… Грегори, ты ушел слишком далеко. Твой жук уже остановился.

Грегори замер, развернулся и пошел назад, не спуская глаз с земли. Вскоре он негромко воскликнул:

   – Он нашел мягкий камешек, Векс.

   – И мой тоже, – сообщила Корделия.

   – Чем они занимаются, дети?

   – Мой протянул к камешку свои усики, – отчитался Грегори, – и трогает ими поверхность.

   – Векс! – крикнула Корделия. – От жука к камешку переходит жидкость!

   – И у моего то же самое! – прокричал Магнус.

   – И у моего!

Из травы потянулись четыре струйки сиреневого дыма. Чем выше они поднимались, тем темнее становился цвет дыма.

   – Но это невозможно, дети! – Векс подошел поближе, чтобы посмотреть. – Как серебро и кремний, вступив в контакт, могут произвести кислоту?

   – Но может быть, у жуков только панцирь серебряный, – предположил Грегори. – А внутри них – кислая жидкость.

   – Как бы то ни было, – проворчал Джеффри, – кислота выделяется! Ты что, сомневаешься, Векс? Может, надо камешек потрогать?

   – Нет, не надо! – поспешно отказался робот. – Можно судить по музыке, дети. Это действительно то самое, что называют «кислотным роком».

   – Но какое вещество пучок укропа передал жукам, что они теперь сами смогли изменять и камни, и музыку? – удивился Грегори.

Джеффри огляделся по сторонам и нахмурился.

   – Неужели уже начало смеркаться?

Все остальные обвели взглядом округу.

   – Похоже на то, – проговорил Магнус.

Векс молча включил спектрометр и химические анализаторы и через некоторое время сообщил:

   – Дело не в том, что солнце село, дети. Судя по всему, в местном воздухе рассеяно какое–то вещество.

   – Лиловый туман! – прокричал Грегори. – Он поднялся и превратился в дымку[24]!

С других сторон поднялось еще пять струек лиловатого дыма. Чем дальше, тем больше тумана скапливалось на полянке.

   – Что это за дымка? – изумленно оглядываясь, проговорил Грегори.

   – Что бы это ни было за явление, я ему не доверяю! – решительно заявил Векс и шагнул в самую гущу заунывной, пульсирующей музыки. – Оно не стало результатом естественной химической реакции, дети! Такое происходить не должно, и чье–то вмешательство извне очевидно!

   – Колдовство, – выдохнула Корделия.

   – Иллюзия, насланная врагом! – отрывисто вымолвил Джеффри.

   – Направленная иллюзия, принесенная камнем и усиленная жуками[25], – сделал вывод умный мальчик Грегори. – Какой же гениальный волшебник сотворил такие чары?

   – Гениальный, спору нет, – прозвучал чей–то приглушенный, с хрипотцой, голос, – если уж привел вас ко мне!

Это была нимфа. Она возникла из тумана, одетая в фиолетовое платье из прозрачных полотнищ газа. Пряди длинных лиловых волос прикрывали ее прелести. Плавно переместившись по воздуху, нимфа встала напротив Магнуса.

   – Это суккуб! – крикнула Корделия возмущенно и вскочила на ноги. – Прочь отсюда, ведьма!

Но Магнус стоял и смотрел на прелестницу как завороженный.

   – Не надо так кричать, – проговорил тут теплый, приятный мужской голос. – Оставь их, а сама иди ко мне.

Это был на редкость привлекательный молодой человек в лиловой куртке и обтягивающих штанах такого же цвета. Проплыв по воздуху, он низко поклонился Корделии, взял ее руку и поцеловал.

   – Какая бы ни была эта нимфа, ты еще хуже нее! – воскликнул Джеффри, и его шпага со свистом выскользнула из ножен. – Поди прочь от моей сестренки!

Но лиловый красавец только рассмеялся.

Джеффри покраснел, сделал выпад, и острие его шпаги коснулось горла наглеца, а в следующий миг проткнуло кожу.

Корделия испуганно вскрикнула.

А незнакомец вновь только рассмеялся и, не обращая никакого внимания на пронзившую его шпагу, шагнул к мальчику.

   – Твоя булавка ничего не сделает со мной, глупенький, потому что она – только сон, а я – настоящий!

   – Ты врешь, проклятый призрак! – надрывно завопил Джеффри. – Моя шпага настоящая, она из всамделишной стали!

   – О нет, – возразил призрак. – Это я настоящий. Погляди, как я богат. – Он сделал широкий жест и указал на возвышающийся на холме замок. Подъемный мостик был опущен, решетка поднята, и за проемом ворот виднелись золоченые стулья, аметистовые кубки, шкафы с ящиками, украшенными рубинами и сапфирами.

   – Все это настоящее, – прошептал незнакомец. – Пойдем со мной, – позвал он Корделию.

   – И со мной, – проворковала нимфа.

   – Но погодите, как же это так? – не выдержал Джеффри и шагнул вперед. – Как вы можете быть настоящими, если вы – всего–навсего иллюзия, сотканная лиловым туманом?

   – Я? – расхохотался незнакомец. – Я настоящий! Меня можно потрогать! Это ты мне снишься, малявка, и вся твоя жизнь – всего лишь причуда моего спящего разума!

   – Не может этого быть! – заспорил Грегори. – Я должен существовать, потому что я мыслю!

   – Ты только думаешь, что думаешь, – мурлыкнула нимфа. – Вы все снитесь моему братцу. Все снится – то, что вы ходите, помните, говорите и думаете.

   – Но… но… – запинаясь, выговорил Грегори. Ему ужасно хотелось доказать собственное существование, но никак не получалось.

   – Смотрите! – Молодой человек снова махнул рукой. – Там есть все, о чем только могут мечтать дети! Я знаю о твоих желаниях, потому что я сам их сотворил!

На золотом столе внутри замка появилась засахаренная слива длиной фута в два, не меньше.

Грегори вытаращил глаза и безотчетно шагнул вперед.

Векс заметил, как широко открыты глаза малыша, и догадался о том, какая борьба происходит в его душе.

   – Не позволяй обмануть себя, Грегори. Ты настоящий, а эти обитатели лилового тумана – всего лишь сон.

   – Эй ты, прочная иллюзия! – насмешливо выкрикнул молодой красавец. – А тебе откуда знать, настоящий ты или нет?

   – Причина моей уверенности проста, – спокойно отозвался Векс. – Я – неорганическое существо, и на меня в равной степени не действуют ни споры о том, кто есть кто, ни иллюзии роскоши, сотворенные туманом. Я не родился, а был изготовлен на фабрике и помню каждую секунду своего существования на протяжении пятисот с лишним лет. А вы, сударь, существуете ровно семь минут, тридцать четыре секунды… вот уже тридцать пять. Но никак не дольше!

Молодой человек недоверчиво зыркнул на говорящего коня и грубо, хрипло рассмеялся.

А Векс равнодушно отвернулся от призрака.

   – Пойдемте, дети! Вы настоящие, вы защищены от иллюзий, потому что вы – из рода д’Арманов! Вперед! Нас ждет реальность!

Он зашагал к опушке леса, даже не оглядываясь, чтобы убедиться, что дети последовали за ним.

Грегори поежился, обернулся, посмотрел вслед Вексу и побежал, чтобы догнать робота. За ним маршевым шагом отправился Джеффри. Лицо его пылало от гнева, но он все же выполнил приказ Векса.

   – Пошла вон, потаскушка, – не постеснявшись грубых слов, распорядилась Корделия и схватила Магнуса за руку. – Ты что, братец? Неужто готов попасть в рабство к собственному сну?

Магнус встряхнулся, отвернулся от лиловой нимфы и медленно пошел прочь. Ноги неважно слушались его, но все же он зашагал вместе с остальными прочь от поляны иллюзий.

   – Но я буду твоим рабом, – замурлыкал лиловый красавец. – Только останься со мной!

Корделия замешкалась, шагнула было к раскрывшему объятия незнакомцу.

Голова у Магнуса дернулась так, словно он получил пощечину. А в следующее мгновение он прищурился, шагнул вперед и крепко сжал запястье сестры.

   – Какая наглая ложь! Ты перевираешь слова моей сестренки! Поди прочь, мерзкий соблазнитель! Моя сестра – не для тебя! – А для Корделии он добавил: – Что я вижу? Ты уже готова не ждать настоящей любви? Неужели живой человек, пусть и не лишенный недостатков, тебе не дороже, чем эти выхолощенные иллюзии?

   – Может быть, и нет, – пробормотала девочка неуверенно, но все же пошла рядом с братом. – Сама не знаю…

   – А я знаю! – Магнус ухитрился крепко–накрепко зажать руку Корделии под мышкой, а другой рукой он продолжал держать ее за запястье. – Пойдем, сестренка, пойдем, моя хорошая! Пошли со мной… вот так! Мы с тобой всегда будем рядом и так спасем друг друга.

Так они и пошли, повторяя движения друг друга, шаг за шагом, прочь из тумана иллюзий, на свет дня.

Впереди бодро вышагивали их братья, торопившиеся вслед за конем–роботом, которому никакие зрительные обманы были не страшны.

Когда Магнус и Корделия догнали младших братьев, Грегори пытливо проговорил:

   – Но как я могу это доказать, Векс? Откуда мне знать, что я – настоящий?

   – Угу, – буркнул Джеффри. – Этот епископ Беркли[26], про которого ты толкуешь, – разве он не был прав? Разве что–нибудь можно считать существующим, если ты не можешь его ощутить?

   – Этот вопрос решен давным–давно, – ответил Векс, – если его вообще можно решить. – Он поддел что–то копытом, и камень, пролетев по воздуху, ударился о ствол дерева и упал на землю. При этом музыка ни на секунду не сбилась с ритма. – С Беркли спорил доктор Джонсон, – продолжал Векс. – Он приводил примерно такие доказательства, какие продемонстрировал ты, Джеффри, когда отправил кислотный камешек в яму с щелочью.

Грегори сразу насторожился.

   – Какое же это доказательство? Если наши глаза могут быть обмануты точно так же, как наши уши, то как понять, вправду ли мы видели, как камешек пролетел по воздуху? А вдруг все это нам показалось, приснилось?

   – Для меня все это было взаправду, – заверил брата Джеффри. – Я отлично видел, как камень летел по воздуху, а до этого почувствовал отдачу, когда стукнул по камню палкой!

   – Именно это доктор Джонсон и приводил как неоспоримый аргумент, Джеффри, когда пнул ногой булыжник.

   – Но его глаза могли точно так же обмануть его, как тебя – твои уши, – настаивал Грегори.

   – Ну а про его ногу ты что скажешь?

   – И даже это ощущение могло быть иллюзией! Камень летел по воздуху – но это мне сказали мои глаза! Это могло быть точно таким же обманом, как лиловый замок. Разве я не видел его своими глазами?

   – Видел, – согласился Векс. – Однако во время восприятия этого зрелища функция твоих органов чувств была нарушена лиловым туманом.

   – Да? – с вызовом бросил Грегори. – Но как нам в этом убедиться?

   – Очень просто, – ответил Векс. – Я ничего не видел – ни замка, ни богатств, ни угощений, ни молодого красавца, ни женщины. Я воспринимал их опосредованно, через ваши мысли.

Грегори остановился, его взгляд стал рассеянным.

   – Ну, тогда… Тогда, конечно, ничего не было…

   – Но все–таки, Векс, ты же не всегда будешь рядом с нами, – возразил Магнус.

   – Боюсь, не получится. Поэтому не забывайте о главном постулате епископа Беркли, поскольку доля здравого смысла в нем все же есть: мы не в состоянии окончательно доказать, что реально, а что – нет. Всегда необходима некая доля веры. Иногда одной веры достаточно – при условии, что на наши чувства никто не влияет извне.

   – Но все–таки, как судить, что вправду настоящее, а что – нет?!

   – По тому, сохранится ли ваша вера в то или иное, когда вы выйдете из тьмы на свет, – сурово отвечал Векс. – По тому, останется ли с вами утром то, что вы видели ночью, по вашему взаимодействию с другими объектами и по их взаимодействию с вами. Может быть, пресловутый булыжник был иллюзорным, но если так, то он сотворил весьма убедительную иллюзию, отлетев от ноги доктора Джонсона. И сам доктор Джонсон мог представлять собой иллюзию, но подозреваю, он испытал нешуточную боль, заехав ногой по булыжнику.

   – Но мы не можем доказать…

Грегори не закончил фразу, да и начал он ее уже не так запальчиво, как прежде.

   – Ты хочешь сказать вот что, – проговорил Джеффри. – Был этот камень настоящим или не был, боль от него получилась такая, будто он был настоящий. Моя шпага может быть иллюзией, но при этом она способна пролить кровь другой иллюзии в человеческом обличье.

   – Ты близок к правильному ответу. А что произошло бы, если бы ты прикоснулся к запотевшему камешку, не послушав моих предупреждений?

   – Тогда моя иллюзорная рука ощутила бы жуткую иллюзорную боль, а моя иллюзорная кожа сгорела бы, потому что ее выела бы иллюзорная кислота, – ответил Джеффри. – И это бы совсем не понравилось иллюзорному мне, спасибо большое! Обжигай свои иллюзии, если тебе так хочется!

   – Но если так… Все, на что мы опираемся, вся система доказательств может быть иллюзорной… – чуть ли не в отчаянии пробормотал Грегори.

   – Правильно, – кивнул Векс. – Все реально в определенных рамках. Нет смысла доказывать, реально то или иное на самом деле. Лишь бы оно было реально прагматически. Хотите вы этого или нет, жить вам приходится в реальном мире.

   – Понимаю, – просиял Грегори. – Может быть, наша реальность не абсолютна, но другой у нас нет.

   – Совершенно верно.

Магнус нахмурился.

   – Значит, ни лилового парня, ни лиловой дамочки на самом деле не было?

   – Конечно, они были ненастоящие! – поежившись, воскликнула Корделия. – Спасибо тебе, что спас меня от них, братец!

   – А тебе спасибо, что спасла меня, – в тон ей ответил Магнус. – Но почему нам пришлось спасаться от них, если они были ненастоящие?

   – Потому что они были самыми настоящими иллюзиями, – объяснил Векс. – Будьте уверены, дети, от иллюзий на свете бывает немало вреда. Иллюзии способны довести человека до смерти, затуманив восприятие реальности.