Текст книги "Чародейский рок. Чародей и сын"
Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)
– Но как же вы сумели сделать так, что ваш разум перестал работать? – спросил Грегори.
– Да мы музыку слушали, – объяснил Иоганн. – Когда не думаешь ни о чем, кроме чудесных мелодий, все остальное выветривается из мозгов.
– Не могу поверить! – горячо возразил Грегори. – Не может так быть, чтобы музыка прогоняла все мысли!
– Нет, может, – прозвучал в голове у мальчика голос Векса, – поскольку сосредоточение на чем–то одном способно притупить любую другую мысленную деятельность. В этом вашим новым знакомцам помогают лотосы. Они притупляют сознание и вызывают чувство эйфории. В конце концов это наркотик.
– Наркотик… – задумчиво произнес Грегори. – Это слово в переводе означает «подобный смерти»?
– Скорее это слово следует трактовать как «похожий на смерть». «Наркоз» – это состояние, подобное глубокому сну.
– А Сон – собрат Смерти, – неслышно пробормотал Грегори.
Иоганн повернулся к Корделии и протянул ей лотос.
– Возьми, раздели с нами нашу радость.
– Ты предлагаешь мне перестать думать? – возмутилась Корделия.
– Да! Просто отключи свое сознание, и все.
– Расслабьтесь, – проговорила Адель с блаженной улыбкой и обвела взглядом всех четверых детей.
– Поплыви по течению вместе со мной, – прошептала Венна и кокетливо взглянула на Магнуса. Откинувшись на спину, она снова зазывно потянулась и подала Магнусу руку. Юноша зачарованно уставился на нее. Джеффри тоже не мог оторвать глаз от Венны.
– Но так нельзя! – чуть не плача, воскликнул Грегори. – Вы должны стремиться понять все, что вас окружает, а все остальное неправда!
– Ну а если окажется, что ни в чем нет смысла? – со скептической улыбкой осведомился Элно.
– Есть! Обязательно есть! Должен быть! Зачем же еще нам дан разум?
– В этом высказывании есть логика, – прозвучал голос Векса. – У представителей вашего вида разум развился для того, чтобы вы могли производить оценку окружающей среды. Производя таковую оценку, люди освоили науку выживания и стали стремиться к процветанию. Если бы мир был на самом деле хаотичен и лишен смысла, то самый умный человек был бы ничем не лучше других и не сумел бы выжить.
– Ну в самом деле! – воскликнул Грегори. – Если считать, что вы правы, то получится, что чем умнее человек, тем меньше он подходит для жизни – потому что мир сведет его с ума!
– Не так все ужасно, малыш, – сочувственно улыбнулась Игрин и протянула руки, чтобы обнять Грегори. – Мир таков, каков есть, и мы не в силах изменить его. Но мы можем наслаждаться жизнью, покуда есть время.
– А что будет завтра?
– Завтра мы еще будем плыть по реке.
– Но все реки впадают в море! – не отступался Грегори. – Что вы будете делать, когда доплывете до океана?
Адель нахмурилась.
– Помолчи, сосунок!
– Не смей так разговаривать с моим братом! – крикнула Корделия.
Адель пронзила ее сердитым взглядом и только собралась что–то сказать, как ее опередил Иоганн:
– Когда доплывем до океана? Наверное, поплывем дальше!
Грегори в отчаянии запрокинул голову и охнул.
– Да вы хоть капельку подумайте! Вы забыли о баронах, через чьи земли вы поплывете! Думаете, они вас просто так пропустят?
– Почему бы и нет? Мы же их не трогаем! Нам нет до них никакого дела.
– Может, вам и до жизни нет дела, но она Baic в покое не оставит. Что же вы станете делать, если жизнь снова прикоснется к вам?
– Разве мы должны что–то делать? – неподвижно уставясь на мальчика, равнодушно вопросил Элно. – У нас всегда есть выбор. Разве есть закон, говорящий, что мы обязаны жить?
– Закон есть, – негромко проговорил Иоганн, – но как нас могут заставить выполнять его?
– Вот–вот! Как до нас доберутся? Мы плывем по реке!
– Реку можно перегородить плотиной! – выкрикнул Грегори. – Это запросто могут сделать!
Иоганн небрежно отмахнулся от него, но было видно, что вопросы мальчугана ему порядком надоели.
– Тише, тише! Ну если тебе так хочется, то, наверное, настанет день, когда мы снова задумаемся и захотим что–то понять в этой жизни. Ну, ты доволен?
– Нет, – ответил Грегори. – Разве вы не понимаете, что вы должны быть готовы к наступлению этого дня?
– Но как же ты не понимаешь, что даже тому, кто только тем и занимается, что думает с утра до ночи, нужен отдых? – из последних сил стараясь сохранять вежливость, спросила Игрин.
Грегори немного помолчал и ответил:
– Да. Даже великие умы нуждаются в отдыхе. Но скажите, сколько же можно отдыхать?
– Ну… день, неделю! – грубо откликнулась Адель. – Какая разница?
– Да такая, – сказал Грегори, – что такой долгий отдых все равно что сон.
– Ну и что? – пожав плечами, проговорила Игрин. – Это же маленький сон, а не большой.
Джеффри нетерпеливо махнул рукой.
– Можно сказать «большой сон», а можно – «маленькая смерть», тоже разницы никакой!
– А ты испробуй Маленькую Смерть со мной, а потом скажешь, – позвала Венна и протянула руки к Джеффри и заодно – к Магнусу.
– Приляг со мной! – Иоганн потянулся к Корделии. – Поскорей глаза закрой! Сон увидишь золотой[18]!
– Нет, – ответила Корделия – но так, словно это слово из нее вытянули щипцами. – Я должна бодрствовать!
Адель в отчаянии вздохнула, а Иоганн с улыбкой проговорил:
– Но даже дозорные порой спят. Ну же, дай своей голове отдых, как даем мы. Забудь обо всем и слушай слова песни, пусть они наполняют твой разум.
– Слова? – насторожился Джеффри. – Что за слова?
– Есть слова или ты не слышишь? – удивился Орин.
– Прислушайтесь внимательнее, – посоветовала Игрин. Все четверо Гэллоуглассов старательно прислушались.
– Я слышу, – сообщила Корделия. – Но это не голос, музыка как бы сама говорит.
– Да, но смысла я не понимаю, – признался Джеффри.
– Нужно подождать, – заверила его Игрин. – Сейчас начнется снова. Всегда начинается.
И верно, так и произошло. Слова звучали на протяжении нескольких минут, а потом повторились опять, и опять. И опять. Постепенно их смысл начал доходить до детей.
Зачем все ведут себя так, не иначе?
Зачем этот мир непонятный такой?
Зачем нас по жизни ведут, как незрячих,
Жестокой и властной рукой?
Зачем тебе знать, что ждет впереди?
Зачем отвечать? Отвернись и уйди!
Зачем мать с отцом – зануды такие?
Зачем так хотят, чтоб ты был, как оии?
Зачем о веселье они позабыли И только работают – ночи и дни?
Зачем вся их жизнь – лишь заботы, труды?
Зачем слушать их? Отвернись и уйди!
Зачем короли и князья, и бароны?
Зачем забрались на высокие троны?
Зачем их приказы – законы для всех?
Зачем ослушанье карают, как грех?
Зачем есть слуга, а зачем – господин?
Зачем покоряться? Ты просто уйди!
Зачем все кругом так боятся ошибок?
Зачем же так мало на лицах улыбок?
Девчонки зачем не хотят обниматься?
А парни обнять их зачем не решатся?
Зачем всюду слышно: «Нельзя!», «Не ходи!»
Зачем оставаться? Ты просто уйди!
Зачем быть как все, чтобы с толпами слиться?
Неужто грешно молодым веселиться?
Зачем нам чужие тревоги, печали?
Зачем рассуждать о конце и начале?
Оставь все заботы, дружок, позади,
Забудь обо всем, отвернись и уйди!
Зачем нам советы, зачем нам укоры?
Мы ваших законов отбросим оковы!
О хлебе насущном оставив заботы,
Мы есть будем лотос, мы пить будем лотос!
Мы любим друг друга, плывя по теченью —
Одно только это имеет значенье!
Грегори вытаращил глаза.
– Что это за песня?
– Размер не очень ровный и рифмы слабые, – добавил Магнус.
– А смысла и вовсе нет, – подхватил Джеффри. – Это надо же – утверждать, что лучше совсем ничего не делать, чем делать хоть что–то! Разве не понятно, что человек должен трудиться?
– А зачем? – поинтересовался Иоганн.
– Зачем? – прищурившись, переспросил Джеффри. – Да потому что без труда человек ничего не стоит!
– Но в труде, самом по себе, нет ничего ценного, – возразил Орин. – Зачем он нужен?
– Есть в нем ценность! Труд человеку нужен, как растению – солнце!
– Что же это за несуразица, что за бред? – недовольно проворчал Элно и перевернулся на другой бок. – Вы что, никак не можете понять? Нет в работе ничего хорошего!
– А кто вам это сказал? – не пожелал отступиться Грегори. – И чем доказал?
– А мне не надо, чтобы кто–то мне говорил! Это и так ясно!
– И ты в это веришь?
– Да! Почему бы мне в это не верить?
– А почему ты должен в это верить? – тихо спросил Джеффри.
– Потому, – подсказал ему Векс, – что он слушал эту песню. Раз за разом он слушал ее, не вдумываясь в слова, но они все же запечатлевались в глубине его сознания. Затем, когда он понял слова, он обратил внимание лишь в первые несколько раз, а потом, слушая песню вновь и вновь, он перестал замечать слова вообще.
– В глубине вашего разума спрятаны слова, смысл которых до вас почти не доходит, – объяснил Джеффри, глядя на Элно.
Орин нахмурился, не понимая, стоит обижаться или нет.
– Все правильно. Они не знают, что кто–то навязывает им мысли. Сами они помышляют исключительно о развлечении, о забавах. Но для того чтобы в чем–то убедить их, вполне достаточно простого многократного повторения одних и тех же слов, улавливаемых на самом примитивном уровне.
– Но зачем вам слушать песню, если вы не понимаете слов? – поинтересовался Джеффри.
– Просто… Музыка красивая, вот и все, – ответила Венна и приняла зазывную позу.
– Не скрипи зубами, Джеффри. Эта юная женщина говорит правду. Музыка обладает как раз тем ритмом и той мелодией, которые провоцируют ощущения, необходимые особям данного возраста.
– Ощущения… – задумчиво произнес Магнус, не спуская глаз с Венны. – В ваших песнях говорится о радостях, каким вы мечтали бы предаться, а раньше вам говорили, что эти радости вы сможете испытать только тогда, когда вступите в брак.
Венна покраснела, Элно порывисто сел и раздраженно спросил:
– А вас больше ничего не интересует в жизни, кроме правил и запретов?
– Я только заговорил о супружестве, – непринужденно отозвался Магнус.
Элно был готов ответить ему колкостью, но заметив, что девушки смотрят на него, закрыл рот и промолчал.
– Правильная мысль, – услышали дети мысленный голос Векса. – Верно, в тексте песни звучит оправдание того, как они себя ведут друг с другом и как раньше им вести себя запрещали или хотя бы не советовали. Отсюда остается только один маленький шажок до того, чтобы они поверили, что поступают правильно.
– Но ведь эти песенки, – возразила Корделия, – они просто для забавы! Это всего лишь развлечение!
Векс промолчал.
– Из–за этой песни они начали жевать лотосы, сестрица, – заметил Джеффри.
– Точно, – улыбнулся Орин. – Говорил же я вам, что песня отличная.
– Правильно, Джеффри, – снова зазвучал голос Векса. – Это – конечная стадия процесса убеждения – призыв к действию. Текст песни заканчивается как раз таким призывом, императивом.
– Эти ваши лотосы, – спросила Корделия, начав кое о чем догадываться, – они, что, усиливают музыку?
Иоганн сел и попытался прижаться к Корделии.
– О, как ты догадалась?
– Верно, Корделия. Как только они начали поедать лотосы, сознание у них притупилось, мыслительные процессы замедлились, а сами они стали более внушаемы.
– Да так, что жуете вы свои лотосы, да и делаете то, что вам велят, – вместо сестры ответил Джеффри. – Просто твердят вам то, что вам хочется слушать, да еще подмешивают к этому кое–что другое. Кто–то заставляет вас делать то, что нужно ему.
Элно резко приподнялся и сел.
– Как это?
– Вот откуда взялось ваше «озарение», – усмехнулся Магнус. – Его вам преподали в виде музыки, которую вы считаете своей.
Ему ответил хор возмущенных голосов:
– Нет, ничего подобного!
– Мы сами видели все то, во что верим!
– Никто нас не подучивал, мы все узнали сами!
– «Узнали», скажете тоже! – в полном отчаянии вскричал Грегори. – Вы талдычите только то, что вам говорят камни!
– А разве не стоит прислушаться к камням? – огрызнулся Элно. – Ведь они так долговечны, разве им не ведома истина?
– Ты называешь истиной слова, которыми вас пичкают, словно корову сеном? – фыркнула Корделия.
– Надо же! Подумать – так и войска ни к чему! – воскликнул Джеффри. – Я мог бы захватить город в сопровождении горстки людей, если бы впереди меня шла вот такая музыка!
– «Завоевания»! «Сражения»! «Правление»! – Лицо Иоганна помрачнело. – Неужели вы ни о чем больше не можете подумать, как только о том, чтобы все время напрягаться?
– Если я не стану думать об этом, подумает кто–нибудь еще, – насмешливо проговорил Джеффри. – Это грустно, но таковы уж люди. Обязательно найдется тот, кому не понравится, что кто–то вот так прохлаждается, как вы. Заметив вас, он непременно подчинит вас своей власти.
– Ну уж вам–то это не удастся! – вскрикнул Иоганн, бросился к мальчику и попытался схватить за шею.
Джеффри отпрянул в сторону, и Иоганн с громким всплеском рухнул в реку.
– Спасите, помогите! – завопила Игрин. – Он не умеет плавать!
Тут на Джеффри пошел Орин.
Магнус подскочил, чтобы оттащить брата в сторону, но кто–то поддел его локтем под подбородок. Орин, однако, пошатнулся, поскольку Джеффри ухитрился подставить ему подножку, но поджарый Элно схватил мальчика и принялся осыпать затрещинами и пинками. Джеффри вывернулся, ухватил Элно за ворот и за запястье. Самому ему было ужасно больно, а долговязый парень только замычал, выпучил глаза и попытался надавить большим пальцем на глаз Джеффри. При этом его колено пребольно уперлось Джеффри в пах. Джеффри громко застонал, согнулся в поясе и потянул за собой Элно. Они вцепились друг в дружку мертвой хваткой.
Но вот Магнус подключился к схватке и швырнул Элно в воду, после чего помог брату выпрямиться.
– Все нормально? – спросил он.
– Больно немножко, но я цел. – Джеффри со стоном заставил себя выпрямиться, от боли прикусил губу. – Сейчас… Еще капельку… и все будет в порядке. – Он, тяжело дыша, ухватился за плечо Магнуса. – А что с… Орином?
– Он спит, хотя и не совсем по своей воле.
– О, помогите же Элно! – крикнула Адель. – Он тоже плавать не умеет!
– Придется помочь, – вздохнул Грегори и пристально воззрился на беспомощно барахтающегося в воде Элно. Медленно–медленно молодой человек приподнялся над водой и стремительно поплыл к плоту.
– Вы – колдуны, – прошептала Адель.
– Она боится нас, – процедил сквозь зубы Джеффри. – Она, прижимающая к груди колдовские штуки, испускающие сладкие звуки!
Магнус обернулся и нахмурился.
– А что с тем, кто первым свалился в воду?
– Он здесь, братец, – ответила Корделия. Она стояла подбоченившись и смотрела на Иоганна, а того, отчаянно размахивающего руками, несло к плоту по воздуху. – Ну уж нет, я не позволю тебе опуститься, покуда у тебя не пропадет желание драться!
– Да? А кто ты такая, чтобы тут распоряжаться? – возмутилась Игрин.
Корделия от неожиданности на миг замерла, потом медленно повернулась к Игрин и прищурилась.
– Я кто такая? Я та, которая вытащила твоего хахаля из воды! Может, бросить его обратно?
– Ну совсем как старичье, – процедила сквозь зубы Адель. – Думают, раз они сильнее других, так и командовать можно.
– Вот именно, – запальчиво бросила Корделия. – Точно так же ваш Иоганн хотел ударить моего братишку! И зачем, интересно, мне спасать такого лицемера?
Иоганн снова с шумным плеском рухнул в реку. Но на этот раз ему удалось ухватиться за край плота, он подтянулся и принялся, тяжело дыша, отплевываться.
– Ох, бедняжка! – вскричала Игрин, опустилась на колени и помогла дружку взобраться на плот.
– Я… Я хочу… чтобы они убрались отсюда, – выдохнул Иоганн и наконец сумел встать во весь рост. Он стоял перед Гэллоуглассами – мокрый до нитки, униженный, но все еще не утративший желания взять верх. – Нам тут колдуны не нужны. Пошли вон!
– Ага, – подхватил Элно. – Не можете сидеть тихо и наслаждаться радостями жизни вместе с нами, так уматывайте отсюда!
– Вот–вот, – кивнул Иоганн. – На этом плоту место есть только для тех, кто любит покой!
– «Кто любит жевать лотосы» – так вернее было бы сказать, – буркнул Джеффри, который все еще не успел прийти в себя окончательно и стоял, держась за плечо Магнуса. – W музычку дурацкую. Нет, ребята, пошли отсюда. А они получат ту жизнь, которую заслужили.
– «Заслужили»! «Заработали»! – взорвалась Венна. – Вы только о работе и думаете!
– Вот и нет! – возразил Магнус. – Ты же не думаешь все время о силе притяжения?
– О чем, о чем? Сила притяжения? Ну, это смотря кто меня притягивает…
– Я не об этом… Твои ноги стоят на земле, верно?
– Если стоят, – съязвила Корделия.
Венна злобно зыркнула на нее. Было видно, что ей неприятно признаваться в собственной глупости.
– И как только такие тугодумы, как вы, летать умеют!
– Пусть мы тугодумы, зато кое–кто от такой жизни скоро залетит! – сказала Корделия как отрезала.
Венна побагровела от злости. Она была готова выцарапать Корделии глаза, но тут плот ударился о берег.
Иоганн выпучил глаза.
– Как мы здесь оказались?
Грегори, стоявший на краю плота, совершенно невинно отозвался:
– Течением принесло, наверное.
– Или кто–то поиграл с течением, – прищурившись, проговорил Иоганн. – Нет, вы нам совсем не нужны! Проваливайте прочь!
Магнус нарочито учтиво поклонился.
– Всегда рады услужить тем, к кому питаем почтение.
– Угу, – кивнул Джеффри. – Вот только где таких найти? – И он огляделся по сторонам, словно и вправду хотел кого–то разглядеть.
Иоганн покраснел.
– Брысь отсюда!
– Вот именно, – кивнул Джеффри, уставился на плот в упор, и тот так резко отплыл от берега, что Венна и Иоганн упали, а все остальные закачались и раскричались.
Корделия обрушилась на Джеффри:
– Зачем ты так? Неужто нельзя было дать им отплыть по–человечески?
– Знаешь, когда так больно, про такие мелочи как–то забываешь, – проворчал Джеффри. – А ты думаешь, они против?
– Не может быть, чтобы ты так уж плохо думал о них!
Джеффри пожал плечами и кивком указал на уплывающий плот.
– Погляди, сестрица.
Корделия поглядела. Иоганн и Венна упали в воду совсем рядом, и вот теперь они целовались.
– Каков мерзавец! Разве он не дружок Игрин?
– Был ее дружком, – хмыкнул Магнус. – Но ему, похоже, все равно, с кем лизаться.
– Ага, он с любой готов любовь крутить, – пробормотал Джеффри.
Корделия, красная, как мак, отвернулась.
Магнус с тревогой посмотрел на нее.
– Нужно идти, я больше стоять не могу, – простонал Джеффри. – Братец, помоги мне.
– Грегори! – с укором проговорила Корделия. – Не смотри! Не вздумай глядеть на то, что они делают! Отвернись.
Грегори удивленно посмотрел на сестренку, пожал плечами и отвернулся от реки.
Магнус успокоился.
– Ну наконец–то мы снова на твердой почве.
– Да, – кивнула Корделия. – Сначала мне там понравилось, на плоту, но эти люди так легкомысленны, так ветрен– ны – им совсем нельзя доверять.
– Ни в чем, – буркнул Джеффри. – Я просто потрясен. Жуткие болтуны.
– Точно, – согласился Магнус. – Для них честь – пустой звук, так что же говорить обо всем остальном?
13
Тем временем Гэллоуглассы–старшие шли своей дорогой.
Солнце село, и небо окрасилось в розовые тона. От закатного горизонта к Роду и Гвен потянулись длинные теплые тени.
– Я чувствовала усталость, – призналась Гвен, – и была голодна, но теперь вдруг не стало ни усталости, ни голода – откуда–то взялись новые силы.
– Я бы счел, что это приманка, – сказал Род, – и стал бы искать ловушку, если бы понял, что это необходимо. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, и сам чувствую себя так, словно только что поднялся на рассвете. Вот только все наоборот. Солнце село, вечереет.
– А это не может быть из–за музыки? – спросила Гвен.
– А это можно назвать музыкой? – спросил у нее Род.
– Музыка это или нет – она чудесна, – ответила Гвен.
Она и вправду была чудесна – волшебная смесь звуков,
которая, казалось, приподнимала над землей на легких крылышках. Легким, пружинистым шагом Род и Гвен шли на запад. Почти безотчетно они взялись за руки.
Но розоватые тени были уж слишком длинными – ведь солнце наверняка село давным–давно! Однако все небо оставалось розовым, а через некоторое время Род заметил, что все вокруг тоже окрашено во всевозможные оттенки розового цвета.
– Гвен, мы смотрим на мир сквозь розовые очки!
Гвен огляделась по сторонам и широко раскрыла глаза.
– Похоже на то, хотя никаких очков на нас нет. Как же это получается, господин мой?
– Ты у меня спрашиваешь? Кто у нас специалист по волшебству? – усмехнулся Род. – Да и есть ли повод для тревоги? Я предлагаю расслабиться и получать удовольствие. Так красиво…
В это мгновение он был готов поклясться, что ветерок шепнул ему на ухо: «Это просто развлечение!» Но Род тут же решил, что это всего–навсего игра воображения.
– И правда – как будто смотришь на все через розовые очки, – проговорила Гвен через некоторое время. – Но розовый цвет стал темнее, глубже.
– Точно, – кивнул Род. – Я бы даже сказал, что кое–что стало просто–таки красным.
И тут музыка, которая до сих пор окружала их со всех сторон, зазвучала впереди, и сквозь кружево листвы заструилось алое свечение.
– Что там такое, интересно? – пробормотала Гвен.
– Иди осторожно, – прошептал Род.
Они на цыпочках подобрались к завесе листвы и выглянули.
И увидели тронный зал – то есть то, что они увидели, иначе как тронным залом назвать язык не поворачивался. Громоздкий стул стоял на приличном возвышении – что же это было, как не трон? Перед троном выстроился строй придворных в одеждах различных оттенков красного цвета – розовых, рубиновых, алых, а тот человек, что восседал на троне, был в багряной мантии. На голове у него блестела корона из червонного золота, украшенная рубинами. Он кивал и постукивал своим жезлом в такт музыке, ибо его придворные, каждый из которых росточком был Роду по колено, приплясывали под рок–музыку.
– Я думала, что знаю все о Маленьком Народце, по крайней мере – о королевствах, где обитают фэйри, – прошептала Гвен. – Но о таких я не слышала никогда.
– Вполне может быть, что раньше их тут и не было, – шепнул в ответ Род. – В конце концов не было же той музыки, под которую они танцуют? Может быть, они вместе с ней пришли.
Придворные кланялись и делали реверансы, выпрямлялись и кружились, а багряный король[19] кивал и улыбался, с удовольствием наблюдая за своими вельможами.
– Не спугнуть бы их, – прошептала Гвен. – Пойдем, господин мой.
Род и Гвен тихо отошли от кустов, а король и его придворные продолжили свой бесконечный бал.
Однако чем глубже в лес уходили Чародей с супругой, тона, в которые была окрашена природа, становились глубже и холоднее. Фиолетовый сменился лиловым[20], а на смену лиловому пришел индиго. Музыка стала более медленной и довольно–таки грустной, но четкий ритм не давал окончательно погрузиться в меланхолию.
– Как–то мне вдруг стало печально, – призналась Гвен, склонив голову на плечо Рода. – Я понимаю, что печалиться не из–за чего, но все же почему–то грустно.
– Наверное, это музыка виновата, – сказал Род, обнял жену и крепче прижал к себе. – Я тоже что–то такое чувствую. Обопрись на мою руку, любовь моя. Так тебе будет легче.
– Хорошо, – пробормотала Гвен. – Придется тебе меня поддержать.
– Помнится, я давал такое обещание перед конгрегацией эльфов, да? – Род улыбнулся. – Пора нам с тобой как– нибудь выбрать день и повенчаться в церкви.
– А дети нас не осудят? – смущенно вымолвила Гвен.
– Смеешься? Тебе еще придется уговаривать Корделию не мешать тебе с приготовлениями к свадьбе!
Г вен подняла голову, посмотрела Роду в глаза и улыбнулась.
– Умеешь же ты поднять мне настроение, когда я начинаю хандрить, Род Гэллоугласс. Может быть, за это я тебя так и люблю.
– Ну а тебе удается мириться с самыми гадкими чертами моего характера, – напомнил ей Род. – А что до грусти – то не ты одна время от времени впадаешь в тоску. С каждым может случиться.
– Сейчас что–то уж очень тоскливо, – покачала головой Гвен. – Давай пойдем побыстрее. Нужно уйти из этих мест, окрашенных в синие тона, а не то они меня до смерти запечалят[21].
– Далеко уйти нам не удастся, – негромко отозвался Род. – Уже темнеет.
– А это хорошо?
– Конечно. Ведь так всегда бывает. Чтобы потом посветлело, сначала должно потемнеть, верно?
Гвен вымученно улыбнулась мужу, но лицо ее становилось все бледнее и бледнее. Тревога кольнула сердце Рода – он почувствовал, что с каждым мгновением Гвен тяжелеет. Казалось, что–то притягивало ее к земле. Род запрокинул голову и увидел, что все листья с деревьев облетели. Свет звезд озарял голые ветви. По правую руку мерцала поверхность темного озера, казавшегося местом, где покоятся утраченные надежды и обитает отчаяние. Род неприязненно поежился и поскорее провел жену мимо. Теперь она почти не могла идти сама. Еще немного – и Роду пришлось бы взять ее на руки. Гвен еще переставляла ноги, но глаза у нее были закрыты, и она что–то бормотала, будто в лихорадочном бреду. Повсюду вокруг звучала медленная, тягучая, ритмичная музыка – музыка тоски и одиночества. Где–то в вышине прокатился мрачным арпеджио жуткий вой, который тут же сменился леденящим душу хохотом. Эти звуки донеслись издалека, но заставили Рода содрогнуться. Он немного прибавил шагу.
Наконец призрачный лес остался позади, но и та местность, где оказались Род и Гвен, глаз, прямо скажем, не радовала. Вокруг простиралась пустошь, усеянная острыми скалами. Ни дать ни взять – только что созданный, неотесанный мир. На суровых гранях скал играл свет – свет звезд, и только. Рода это зрелище не испугало, ведь он родился и вырос на астероиде и потому почувствовал себя, как дома. Да, почти как на Максиме, а может – и на Луне в промежутке между заходом и восходом Земли. На темной стороне Луны[22].
Род глубоко вдохнул, и ему удалось немного расслабиться. Местность была суровая, спору нет, но хотя бы просматривалась во все стороны. Там же, в лесу, откуда они пришли сюда, веяло болезнью и распадом.
Гвен подняла голову, ее веки затрепетали и разжались.
– Господин мой… Что со мной… было?
– Ты переслушала блюза, дорогая, – нежно проговорил Род, радуясь тому, что жена пришла в себя и что в кои–то веки не она его, а он спас ее от беды. – Так называется музыка, что звучала в синем лесу. Теперь мы в новом мире. И честно говоря, он какой–то… уж очень новый.
Гвен огляделась по сторонам и поежилась. Она теснее прижалась к Роду.
– Холодно… Я так озябла…
– Ну, будем считать, что ты только что проснулась. Нужно идти, милая. Рано или поздно наступит рассвет. Просто иди, переставляй ноги. В конце концов мы выберемся отсюда.
– Постараюсь, – кивнула Гвен. – Теперь не так трудно идти. Музыка помогает.
Так оно и было. Волны музыки вздымались и опадали. Ритм по–прежнему оставался нарочито подчеркнутым, но порой к ударным и басу приходилось прислушиваться – они уходили на задний план. Кроме того, Род начал различать звучание струнных инструментов.
Тихо–тихо, почти беззвучно супруги вышли к откосу, под которым текла река. По идее ей следовало бы серебриться при свете звезд, но она была черной, непроницаемо черной – как бархат. Тропа вывела Рода и Гвен к причалу, возле которого их ждала лодка, а в ней стоял перевозчик, опершись на весло и опустив голову.
– Не нравится мне эта река, – пробормотала Гвен.
– Понимаю, – откликнулся Род. – Но то, что осталось позади, мне нравится еще меньше. Пойдем, милая. Лодка, по–моему, крепкая, надежная.
Но как только они ступили на причал, лодочник поднял голову и загородил им дорогу веслом.
– Вы не отвезете нас? – умоляюще проговорила Гвен, а лодочник покачал головой.
– Погоди. Он, наверное, денег хочет. – Род развязал горловину притороченного к поясу кошеля и достал серебряную монетку. Старик протянул одну руку к Роду, сложив пальцы «ковшиком». Род положил ему на ладонь монетку и снова запустил руку в кошель. – Может, еще одна найдется…
Но старик–лодочник снова покачал головой, отвернулся, опустил весло в темную воду и знаком велел Роду и Гвен садиться в лодку.
Род придержал корму, Гвен спустилась в лодку – немного неловко, поскольку лодкой ей приходилось пользоваться не так уж часто. Затем Род сам забрался в суденышко, сел на скамью рядом с Гвен и крепко обнял ее. Лицо у старика– перевозчика вроде бы было доброе, но все равно веяло от него каким–то холодком. Старик оттолкнулся веслом от причала, и лодку вынесло на быстрину.
Странное это было плавание. Оно протекало в полной тишине – слышалась только музыка, доносившаяся с берега, а сам берег скрылся из глаз, как только лодка выплыла на середину реки. Здесь наступило полное безмолвие. От воды один за другим поднимались клубы тумана, они становились плотнее, сплетались между собой, разбухали и приобретали карикатурные формы человеческих фигур с темными провалами вместо глаз. Туманные призраки размахивали руками и манили к себе. Гвен ахнула и теснее прижалась к Роду, и это его очень порадовало, потому что он и сам чувствовал себя не слишком приподнято. Они скользили мимо безмолвных силуэтов туманных привидений, мятущихся вокруг лодки, и в конце концов услышали музыку. Она звучала очень тихо, но все же отчетливо, и доносилась с противоположного берега.
А потом Род и Гвен увидели землю и поняли, что уже недалеко до рассвета.
Лодка ударилась о причал. Род и Гвен ступили на берег в предрассветных сумерках. Род снова сунул руку в кошель, но перевозчик уже отвернулся, покачал головой и, оттолкнувшись веслом, увел лодку от берега.
– Странный какой–то старикан, – пробормотал Род, пытаясь говорить весело, но это у него получилось не очень– то удачно.
Одолев прибрежный откос. Род и Гвен оказались на лугу.
А в следующий миг Род взвыл от удивления и боли. Снаряд, угодивший в него, отлетел в сторону, взмыл ввысь и, крутясь, вновь полетел к Чародею. Это был диск, выглядевший так, словно две суповые тарелки приклеили одну к другой краями, вот только тарелки эти были металлические.
– Ложись! – крикнул Род жене. – У них края острые!
Род и Гвен ничком бросились на землю, а странный снаряд пролетел всего–то в футе у них над головами, после чего за ним последовали другие, точно такие же – не менее пары дюжины. На лету диски издавали жужжащую, стучащую, синкопированную музыку, под действием которой сразу забылись и выветрились те волшебные звуки, которые сопровождали Рода и Гвен всю долгую ночь[23].
Гвен устремила на диски пристальный недобрый взгляд. Род с огромным облегчением вспомнил о том, что его супруга владеет телекинезом. А потом вспомнил, что и сам он не лишен этого дара, и вперил взор в несущуюся к нему «летающую тарелку», мысленно посылая ей приказ: «Вниз и в сторону!»
