Текст книги "Не сдавайся (СИ)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

Я подошла ближе и заговорила своим рабочим голосом: жеманным и соблазнительным, создавая впечатление, что он что-то получит, и в то же время ничего не давая:

– Я бы вжалась в парня своей промежностью, засунула бы свою грудь ему в лицо, детка. Я бы делала это снова и снова, то одному, то другому. И делала бы это с улыбкой на лице, если бы это помогло обеспечить моего ребенка всем необходимым. И возвращался домой, я бы гордилась. Я приходила бы домой, должна быть ежегодным претендентом на звание «Мать года», хотя ни одна душа со мной бы не согласилась. Я готова делать любое дерьмо, чтобы оно не коснулось моего мальчика.

– Были и другие способы обеспечить нашего сына, – возразил он.

– Были? – спросила я, отступая назад. – Будучи залетевшей дурой, у которой нет ничего, кроме аттестата о среднем образовании и опыта работы официанткой? Да еще и ее мужчина сбежал, украв чаевые за четыре дня, которые лежали у нее в бумажнике, и банку со сдачей?

Он вздрогнул, но я не отступила.

– Будучи дурой, у которой нет сбережений, и которая живет в дерьмовой квартире, в которой просто невозможно растить ребенка. Я отчаянно пыталась найти деньги, чтобы дать ребенку хоть что-то хорошее. Знаешь ли, – я вскинула руку и добавила в голос сарказма, – можно было купить лотерейный билет или обратиться к другой профессии, на которую смотрят куда более свысока, чем на стриптиз.

– Способы просто обязаны были быть, – заявил он.

– Назови хоть один, – отмахнулась я.

– Есть способы, Шерил.

– Назови хоть один, – повторила я.

– Секретарша, – бросил он.

– Я не умею печатать.

– Продавец в продуктовом магазине.

– Ни в каком случае эти профессии не принесут больше стриптиза.

Он буквально заскрежетал зубами.

– И попрошу заметить, – продолжала я, – ты не имеешь права стоять на моей кухне и судить о том, на что мне пришлось пойти, после того как ты украл мои деньги и свалил. И это сразу после того, как узнал новости о том, что заделал мне ребенка и трахал меня всю ночь напролет на прощание. Ты сбежал, чтобы больше его не видеть, пока твоя сучка не дернула тебя за цепь и не заставила стать хорошим мальчиком.

– Не вмешивай в это Пегги, – процедил он.

На это я вскинул обе руки.

– Разве она уже не участвует в этом?

– Речь идет об Итане. Только об Итане.

Он был полон дерьма.

Ведь все дело было в Пегги. И в ее желании. И в ее отношении ко мне. Все дело было в ней.

Но я решила, что с нынешним дерьмом Трента покончено.

– Будешь бороться со мной, Трент, и я тебя прикончу.

Он покачал головой, его верхняя губа скривилась, прежде чем он заговорил.

– Даже в своих самых смелых мечтах ты не можешь представить, что барменша, которая работает по ночам, почти не видит своего ребенка, зависит от мамы и друзей в его воспитании и отвозит свою задницу в дерьмовый дом в дерьмовом районе, убедит судью позволить ей оставить ребенка. Нельзя даже вообразить, что та же женщина, которой платили за то, что она совала свои сиськи в лицо незнакомцам и которая сосала член серийного убийцы, помогая ему выслеживать добычу, убедит судью оставить ей ребенка. И нельзя даже думать, что судья не посмотрит на то, что мы с Пег можем ему дать, и не отдаст его нам же.

Я не стала медлить с ответом.

– Если ты надавишь на это, и у нас вдруг появится судья с колом в заднице, который не увидит истиной ситуации и не позволит мне оставить сына, то я готова поспорить, что если Александр Колтон выступит в суде и поручится за меня, то этот судья снова задумается.

Трент сжал губы.

Прямое попадание.

И я не отступала.

– А уж если показать, что Феб, как и Колт, была той самой добычей, которую преследовал Деннис Лоу, сейчас является моим боссом и позволяет мне присматривать за своим ребенком, судья задумается еще больше. И они сделают это для меня. Не моргнув и глазом. Они так сильно захотят похоронить тебя за то, что ты пытаешься мне устроить, что сделают все возможное. И не только они, Трент. Моя подруга Вайолет Каллахан и ее муж Кэл. Джек и Джеки Оуэнс. Морри. Ди. Порядочные граждане. Столпы гребаного общества. Столько людей будут рассказывать этому судье, какая я мать, что он будет недоумевать, что, бл*дь, с тобой такое, что ты пытаешься забрать у меня моего мальчика.

– Ты так уверена, – насмехался он.

– Я не просто уверена. Я чертовски права, – ответила я. – Ты совсем глуп, если не обдумаешь все еще раз. Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы мой мальчик был со мной. Не сомневайся в этом. И делаю тебе одолжение, советуя не начинать все это. В жизни Итана была одна постоянная вещь. – Я подергала себя за большой палец. – Я. Ни один судья в здравом уме не заберет у меня ребенка, изучив мою историю и поняв, что я отдавала все, что могла, чтобы обеспечить лучшим своего ребенка. Если ты будешь бороться со мной, ты проиграешь. Но если ты будешь драться, ты потеряешь Итана, и не из-за того, что я забрала тебя у него. Он узнает, что ты выносишь мозг его матери, и не захочет иметь с тобой ничего общего.

Нерешительность промелькнула в его глазах, прежде чем он повернулся, сделал шаг, необходимый, чтобы взять конверт со стойки, и сунул его в задний карман.

После чего снова повернулся ко мне.

– Похоже, мне понадобится это, чтобы нанять адвоката, – заявил он.

– Верно, хороший выбор. Бери. Сработает. Десять лет жизни Итана ты не давал мне ни цента на помощь. Я с этим согласилась. А вот судья, возможно, нет.

– Пошла ты, Шерил, – прорычал он.

– Уже ходила, Трент, и много куда.

Он сверкнул на меня глазами и вышел из кухни.

Я стояла на ней и слушала, как он захлопывает входную дверь.

Затем я опустил голову и уставился на свои ботинки, обнаружив, что тяжело дышу.

Я была права. Колт, Феб, Вай, Кэл, Джек, Джеки – все помогут мне.

Снова.

Но вновь бы всплыло прошлое.

Снова.

Стриптиз.

Лоу.

Все это будут швырять Итану в лицо.

Неважно, что его звали Итан Риверс, а его маму – Шер Риверс – так было написано в нашем договоре аренды, так было написано в моих водительских правах. При смене имени старая личность не стиралась. Это дерьмо было достоянием общественности. А это означало, что, как бы редко это ни происходило, придурки и уроды все равно находили меня, по какой бы причине им ни требовалось быть поближе к Денни.

Если бы Трент и Пег обратились в суд, все бы выплыло наружу. Возможно, это даже попадет в новости. И это определенно сделает Итана уязвимым.

Черт.

Черт, черт, черт, черт… черт.

Я подняла голову и посмотрела на стену с открытыми полками, установленными над нижними шкафами, которые были заставлены ретро-стаканами, разноцветными, несочетаемыми мисками, кувшинами причудливой формы, старомодными контейнерами.

Я изучала свои вещи – миски, в которые Итан насыпал хлопья, кувшины, которые я брала, чтобы сделать ему растворимые напитки, и чувствовала, что шип впивается в меня все глубже.

Потому что если бы я была другой женщиной, способной привлечь такого мужчину, как Гаррет Меррик, сблизиться с ним и заставить его захотеть остаться со мной, люди бы не стали пытаться играть со мной, потому что он бы им этого не позволил.

Ни Трент.

Ни Пег.

Ни мои соседи, которые устраивали дикие вечеринки.

Ни случайные люди в баре, которые кидали на меня фанатичные взгляды и спрашивали, не Шерил ли я Шекл – та самая Шерил Шекл, тайная подружка Денниса Лоу.

Ни придурки, которые звонили мне, думая о фильме, книге, телешоу и желая, чтобы я помогла им «проникнуть в мысли Денниса Лоу».

И я не стеснялась просить своих приятелей-полицейских прекратить вечеринки. Это было бы отстойно, но ради Итана я готова на все, поэтому набралась духу и начала просить о любой помощи, чтобы сохранить сына.

А в баре Дэррил и Морри разбирались с психами, которые шли по следу Денниса Лоу, и не только чтобы защитить меня от этого дерьма, но и чтобы защитить Феб и Колта.

Вначале это случалось достаточно часто, но после стольких лет таких психов появлялось все меньше и меньше.

Как и в случае с возвращением Трента в жизнь Итана, никто не знал о телефонных звонках. Им не нужно было беспокоиться о том, что Трент стал частью нашей жизни. И уж точно им не нужно было поднимать тему Денниса Лоу. И наконец, мне не нужен был новая причина, заставляющая людей считать, что они должны обо мне заботиться.

Я могла позаботиться о себе сама. Я делала это с восемнадцати лет и знала, что мой удел – делать это до самой смерти. В то утро я могла забыть об этом на один безумный, глупый, полный надежд момент, но потом мне напомнили.

Это не значит, что я не ценила бы в своей жизни такого человека, как Мерри.

Я бы оценила.

И даже больше, чем любая другая нормальная женщина, потому что знала, как ценно иметь кого-то, кто заботится о тебе, с кем можно разделить ношу, кому было бы просто не все равно.

И это было иронично, ведь я была одной из таких девушек.

Одной из тех девушек, которые оценили бы это.

Одной из тех девушек, которые прилагали бы усилия ради этого.

Одной из тех девушек, которые будут просить, занимать и красть, чтобы сохранить подобное.

Я была одной из тех девушек, у которых этого никогда не будет.

***

– Ну, неужели так сложно поставить на полки диетическую виноградную газировку? – зашипела я, глядя на полки в супермаркете.

Итан разразился хохотом.

Я посмотрела на своего ребенка.

В тот день я перераспределила свои дела. Вместо того чтобы идти в магазин, я постирала вещи, оплатила счета и убралась в доме до его прихода.

Все потому, что ему нравилось ходить в продуктовый магазин, а вот уборку он не очень любил.

Я не позволяла ему совсем уж расслабляться. У него были обязанности. Он выносил мусор, помогал мне мыть посуду, когда я была дома вечерами, и должен был следить за порядком в своей комнате.

Он получал карманные деньги, потому что я считала, что ему лучше усвоить истину: чтобы что-то получить, это надо заработать. Я не хотела оберегать его ото всего, а потом отправить в мир, где бы он узнал, как тяжело приходится работать, чтобы позволить себе что-то приличное. Я хотела, чтобы он знал об этом, хотя и старалась, чтобы он не погряз в этом дерьме.

Поэтому он получал дополнительную плату, если пылесосил или вытирал пыль. Еще больше, если убирался в ванной или мыл пол на кухне. А ему нужны были деньги для чего-то своего, поэтому он часто делал и то, и другое.

Но я не хотела, чтобы наше совместное время в субботу, мой выходной, было посвящено стирке и уборке. Я хотела, чтобы мы проводили время вместе и занимались тем, что нам нравилось.

Я не очень любила ходить за продуктами, но Итану это нравилось, так что я сразу сделала все дерьмовые дела, чтобы, когда он вернется домой, мы могли сосредоточиться на хорошем.

– Что смешного? – спросила я, чувствуя, как подрагивают мои губы, даже после прошедшего дня и затянувшегося похмелья, с которым мне пришлось справляться без яичницы-маффина, а с помощью таблеток и жареного яйца на тосте.

– Мам, – сквозь смех сказал Итан, протягивая руку к нашей тележке. – У нас есть диетическая фанта, диетический «Севен Ап», диетический вишневый «Севен Ап», диетическая кола, диетический доктор Пеппер и два разных вида Фрески. Сколько диетической дряни тебе нужно?

– Я должна следить за своей девичьей фигурой, – ответила я.

– Ну да, конечно, – пробормотал он, положив руки на тележку и начав толкать ее. – Ты отлично справляешься с этим, учитывая твой запас конфет.

Я не заглядывала в тележку, потому что мне это было не нужно. Мы уже зашли в конфетный отдел и были набиты до отказа. Мой ребенок любил сладости, но я была конфетным наркоманом. Я ела конфеты каждый день, иногда даже больше, чем «немного».

У меня было много вредных привычек.

Я могла выпить достаточно спиртного.

В ванной у меня было три ящика с косметикой.

Я знала, что должна фильтровать дерьмо, которое вылетает из моего рта, но не заморачивалась.

Мой стиль в одежде многие считали более чем немного вульгарным, но мне он нравился. Это делало меня магнитом для мужиков, но, даже зная это, я все равно не меняла. Я просто не могла заставить себя сбавить обороты. Мне нравилось, как это выглядит, – это была я, а я с таким трудом научился быть по-настоящему собой.

И я ела много конфет.

Я последовала за сыном, делясь своей мудростью:

– Диетическая газировка сводит на нет конфеты.

– Отстойно, что в этом есть смысл и что это, вероятно, правда, – пробормотал он, сворачивая за угол в проход с закусками. Еще одна плохая привычка… для нас обоих.

– Учитывая твою заботу о моем питании, может, нам стоит пропустить этот проход и сразу перейти к морковке.

Он поднял глаза и посмотрел на меня. Я усмехнулась. Итан закатил глаза, уголки его губ изогнулись, и направился к попкорну.

Я последовала за ним, размышляя о том, что через пару лет он будет выше меня. Через год или два после этого у него изменится голос. Через год или два следом он начнет ходить на свидания. А после через год или два станет строить свою собственную жизнь.

Другими словами, это время было драгоценным.

Каждый момент был ценен – я это знала, – но сейчас он был еще ценнее.

У меня было десять, почти одиннадцать лет, когда он был моим. Я делилась им, потому что была щедрой.

Но все равно он был только мой.

И большая половина этого времени ужа прошла. Еще семь лет и…

– Вкус как в театре или с сыром чеддер? – спросил Итан, прервав мои мысли.

– Э… да, – ответила я, когда зазвонил телефон в моей сумочке. – И то, и другое.

В этот момент Итан широко улыбнулся. Да, Трент дал ему хорошую фору. Мой мальчик будет красавчиком, когда подрастет, потому что даже сейчас он чертовски мил.

Правда, в этих глазах светился юмор, так что мои гены не подвели.

Итан взял оба вида попкорна и бросил их в тележку.

Я достала из сумочки телефон и посмотрела на него.

Как только я взглянула на экран, бальзам от общения с сыном исчез, и шип вонзился глубже, закручиваясь, а зубцы по бокам раздирали плоть.

На экране появилось имя звонящего: «Мерри».

Я опустила телефон обратно в сумочку.

– Кто это?

В ответ его вопрос я посмотрела на своего ребенка.

Я не стала ему врать. Ложь – это плохо, и я не хотела, чтобы он поймал меня на этом и разочаровался или понял, что врать – это нормально (это будет сложно сделать, если Трент и Пег действительно провернут свое дерьмо).

Я старалась рассказывать ему все прямо. Иногда я смягчала правду. Иногда ограждала его от вещей, которые ему действительно не нужно было знать или он был слишком мал, чтобы их знать. Но, как только могла, я рассказывала ему все начистоту.

Из-за этого у нас случилось несколько неловких разговоров, особенно в последний год или около того. Он рос, как и дети вокруг него. Случались всякие неприятности, их слышали, видели, смотрели по телевизору или в кино, а Итана я учила, что он может обращаться ко мне по любому поводу.

Так он и делал.

И я прямо отвечала ему.

И когда он задал вопрос, который был прост для него, но не для меня, я сделала то, что делала всегда.

– Мерри, – ответила я.

Его брови взлетели вверх.

– Почему ты не ответила на звонок?

Он спросил, потому что знал, что Мерри – друг. Он знал это, потому что, будучи друзьями, мы общались не только пока я подавала Мерри напитки в «Джей и Джей», но и когда рядом был Итан. Вечеринки. Барбекю. Пикники. Баскетбольные и футбольные матчи, которые Колт организовывал со взрослыми и детьми. Карнавал в Арбакл-Акрес во время Четвертого июля. Поездки с Колтом и Феб на их катере на озеро.

Мерри был в его жизни. Мерри любил детей, любил Итана и часто играл с ним в мяч или фрисби, дразнил его, стрелял с ним, ерошил его волосы, сжимал ему шею, смеялся, когда Итану был смешным, и заставлял Итана смеяться, будучи смешным.

Итан не мог придумать ни одной причины, по которой я не принял бы звонок от хорошего парня, который, может, и не был основным в жизни Итана, но определенно занимал в ней прочное место.

– Потому что я с тобой в продуктовом магазине, а с Мерри произошли довольно серьезные вещи, так что, когда я буду общаться с ним в следующий раз, я хочу уделить ему все свое внимание.

К счастью, это была правда.

Итан склонил голову набок.

– Что за дела?

– Его бывшая жена обручилась с другим.

Итан был не менее озадачен.

– Он все еще любит ее?

Заноза вонзилась еще глубже.

– Да.

Итан кивнул, словно он был стопятидесятилетним мудрецом с двенадцатифутовой белой бородой, сидящим на вершине горы, куда приходят паломники, желающие вымолить его мудрость.

– Вижу, – торжественно пробормотал он.

– У тебя есть бывшая жена, о которой я не знаю? – спросила я, потянувшись за пакетом с луковым кольцами и пробираясь по проходу.

– Вообще-то три, – ответил Итан.

Я проглотила смешок и бросила кольца в тележку. Я все еще ухмылялась, глядя на его затылок, когда он схватил пакет с чипсами.

– Жаль, что у тебя не было мамы, которая научила бы тебя правильно относиться к женщине, – заметила я.

– Нет, ты не права, я от них избавился, поскольку они не относились ко мне так хорошо, как моя мама, – ответил он.

Внезапно мне захотелось за что-нибудь ухватиться, потому что я почувствовала слабость в коленях.

Мой отец пил, бил мою маму, а потом сделал ей лучший подарок, какой только мог: он трахался за ее спиной с другой женщиной, поэтому оставил нас, чтобы быть с ней, а после свел контакты к минимуму, чтобы не иметь дело с ответственностью. Но благодаря этому нам не пришлось иметь дело с его мусором.

Мне не нравилась школа, и я прогуливала ее, окончив еле-еле, будучи слишком молодой и слишком глупой, чтобы понять, что однажды мне это понадобится.

Я любила дикость, потому что это было приятно, поэтому я находила ее везде, где только могла, и в итоге оказывалась с мужчинами, которые были намного хуже моего отца, что уже было не смешно.

Я имела дело со всякой херней, потому что сама на нее нарывалась, и потому что такова была жизнь.

Но при всем при этом я делала кое-что правильно. Что-то настолько правильное, что это стало якорем моей жизни, который поддерживал меня в стабильном и цельном состоянии, вместо того быть пережеванной и откинутой в сторону.

Я создала Итана. Я сохранила Итана. И позаботилась о том, чтобы мой мальчик знал, что его любят до глубины души.

А это означало, что он любил меня в ответ.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, малыш? – прошептала я.

Он повернул голову и окинул меня взглядом.

– Боже, мам. Кляп.

Я не смогла сдержаться и разразилась смехом.

За последние пару лет любовь, объятия и ласки, которыми я осыпала своего ребенка, сбавляли обороты. Наедине и в меру он, может, и позволял это. Но в любое другое время ласка не занимала так уж много места в его списке.

– Ты закончила быть сентиментальной? – спросил он сквозь мой смех.

– Да, – ответила я, сдерживаясь. – Только что выполнила свою недельную норму. Но, предупреждаю тебя, малыш, на следующей неделе мне придется куда-то впихнуть еще больше сантиментов.

Он закатил глаза, но губы его снова поджались, а глаза заблестели. Затем он направился к полке с «Принглс».

Мы купили четыре упаковки.

В отделе с макаронами я нашла время, чтобы написать Мерри: «С Итаном. Поговорим позже». И тут же получила ответ: «Ты завтра на работе?».

Он мог легко это выяснить; мои смены в баре вряд ли были государственной тайной.

«С утра», – ответила я.

«Пересечемся там».

Потрясающе.

Он собирался выложить мне все, пока я буду на работе.

Морри уговорил Феб поставить несколько телевизоров, а это означало, что воскресенье в баре, раньше всегда стабильное, но не напряженное, превратилось в слишком уж оживленное. Хорошо для чаевых. Плохо, что вокруг будет толпа народа, а мне придется принимать на себя удар, который собирался нанести Мерри.

Но Мерри считал меня женщиной, которая «понимает».

И я понимала, даже если не хотела.

Так что я пойму и приму его, и мы продолжали жить дальше.

Просто я не ждала этого с нетерпением.

Глава 3

Гарантирую

Шер

– Все! Мы выезжаем! – крикнула я вглубь дома, выходя из своей спальни.

Наступил следующий день, и мы направлялись к моей матери. Мне нужно было оставить у нее Итана, а после чего ехать на работу.

Собираясь, я сумела побороть желание расстараться по максимуму или же наоборот – не сделать ничего.

Отчасти я понимала, почему Миа Меррик не сделала первый шаг к своему бывшему мужу (но лишь отчасти), потому что после их разрыва он был настолько далек от безбрачия, что это было даже не смешно. За время нашего знакомства, в его постели побывало слишком много женщин, и пусть Миа редко заходила в «Джей и Джей» и уж точно не посещала другие мероприятия, на которых бывала я и Мерри, число его женщин в таком маленьком городке невозможно было не заметить.

И я видела, какой типаж его интересует. Миниатюрные. Особый акцент на волосы. Умеющие наносить макияж. Они все одевались в том же стиле, что и я, демонстрируя много обнаженной кожи. Одежда их обычно была по фигуре, если не облегающая совсем, но и та, и та мало оставляла места для воображения.

Разница состояла в том, что их наряды были дизайнерским и дорогими, да и не только таковой была одежда, но и волосы. Их не стригли на кухне у матери и не красили из бутылки. Их мастера брали за работу гораздо больше моей матери, которая помогала мне с волосами за бутылку вина или за приготовленный мною ужин.

И требовался дополнительный пирог если был необходим весь спектр услуг, который превращал их из тех, кого я считала «дешевкой», в тех, кого они сами считали «высшим классом», пусть и результат у нас был одинаков.

Я не тратила много денег на одежду и волосы, а косметику покупала в аптеке или супермаркете.

А все потому что у меня был ребенок.

Но это не значит, что у меня в шкафу не было ни одной вещи, которая могла бы показать Мерри, что во мне есть этот самый класс. Такие вещи помогали привлечь к себе чужие взгляды, возможно, даже они притянули бы его взгляд.

Но дело было в том, что подобная одежда предназначались для встреч с моими девочками. Она не подходила для работы. И надень бы я подобное, он бы с первого взгляда понял бы, что мне просто необходима была броня для того удара, который он собирался нанести. А я не хотела показывать это Мерри. Ведь эта броня была необходима мне, потому что он был способен причинить мне боль, и я не желала, чтобы он понял, как много значит для меня. А вернее, я бы не хотела, чтобы он узнал, что значит для меня все.

Кроме того, все это не имело значения. Если он не знал меня и не хотел меня такой, какая я есть, то и черт с ним.

Поэтому сейчас я была в своей обычной одежде: обтягивающих джинсах с толстым черным ремнем и огромной пряжкой со стразами, черной майке с вырезом на спине и рокерским крестом спереди, усеянном шипами. Виднеющиеся бретельки черного кружевного бюстгальтера, давали намек на все остальное, что было скрыто. Черные замшевые босоножки на шпильках с широкой верхушкой, в которую были заправлены джинсы, и черные отполированные ногти на ногах.

Добавьте к этому большие серебряные серьги, черную кожаную манжету с шипами на запястье, несколько ожерелий, распущенные волосы и яркий макияж. И я была готова к выходу.

У моего образа был и приятный бонус – он помогал собрать больше чаевых.

Я вышла из спальни, накинув черный кардиган свободного покроя, и увидела Итана у двери с рюкзаком.

– Ты в порядке? – спросила я, направляясь к сумочке в плетеном кресле (сумочка тоже из черной замши с серебряными шипами и серебряной цепочкой в качестве ремешков).

– Да, – ответил он, открыл дверь и вышел.

Я последовала за ним, отпирая замки «Шевроле Эквинокс».

Свою старую машину я отдала Деннису Лоу, еще не зная о его невменяемости, и он использовал ее, чтобы пересечь границу штата и продолжить свою резню. По дороге он бросил ее, а после закрытия дела я получила ее обратно.

И тут же продала ее и на оставшиеся деньги, которые он мне дал, а также на деньги, вырученные от продажи всего того дерьма, которое он мне дарил, купила свою уже не совсем новую, голубую малышку. Она была большой и просторной. И мой сын любил этот цвет. У машины был плавный ход, и она сама была безопасной. А установленная стереосистема оказалась просто потрясающей. И учитывая все то, что сделал Деннис Лоу, я ни капли не возражала против того, что из-за его дерьма я и мой ребенок оказались в хорошей, безопасной машине.

Мы заслужили это. Поэтому меня все устраивало.

Я отъехала от дома и направилась к матери.

Мама, как и мы с Итаном, жила в самом городе. Не в старой части, где изящные и величественные дома стояли на больших участках. Но и не на окраине, где застройка варьировалась от среднего до высшего среднего класса.

Она жила в послевоенной средней части, где участки были большими, деревья высокими, а дома маленькими, и на их обустройство не было потрачено много времени, сил и денег.

Притормозив у маминого дома, мы с Итаном вышли из машины, двигаясь по дорожке.

Она не арендовала дом, а купила его. Но у нее был дом в Инди, который она продала, поэтому у нее были средства.

Стоимость недвижимости, даже для ее района, была выше, чем в не самом лучшем районе, где она жила в Инди, так что она не получила никакой выгоды, но дом ей понравился, и она оплатила его полностью.

Планировка была похожа на мою, только более квадратная. Гостиная спереди, кухня сзади (не сбоку). Спальни дальше по коридору, но был небольшой кабинет, а главная спальня была просторней и имела собственную ванную на три квадрата.

Дом немного обветшал, но ремонтировать его нам помогали Колт, Морри, Джек, напарник Колта – Салли, Кэл, Майк и даже, иногда, Мерри. Я точно помнила, что Мерри и Майк установили новые столешницы на кухне и в ванной, а еще Мерри заново ошкурил стены в гостиной.

Войдя в гостиную, я увидела, что мама лежит на диване.

– Тебе лучше не ломаться в день кино, солнышко, потому что бабушка истратилась, – сказала она телевизору, а потом откинула голову назад и посмотрела на нас через край дивана. – И тебе лучше быть готовым ко дню просмотров, надеюсь, ты сделал домашнее задание.

Я посмотрела на маму.

Она никогда не переставала работать официанткой. Она занималась этим до того, как папа уехал. Она делала это после. И продолжала делать и сегодня.

Мама работала в «Станции» и была хороша в своем деле. Ее так любили, что завсегдатаи просили пристроить их именно в ее зону.

А еще она прилично зарабатывала. Как и я, не вкалывала, но и не питалась кошачьим кормом.

И ей было пятьдесят шесть. Она не выглядела на свой возраст. Потому что заботилась о себе. Много ходила пешком, что можно посчитать занятием спортом, и всегда заботилась о своей коже. Она питалась гораздо лучше меня. Ей было не наплевать на то, как она выглядит: она ухаживала за волосами, хорошо одевалась. И она ходила на свидания. У нее даже была пара мужчин, которые какое-то время крутились рядом, и оба относились к ней хорошо, но она не могла успокоиться.

Я понимала это. Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду.

Поэтому ее лежание на диване было полной чушью. Она говорила о фильмах, потому что знала, что Итану это понравится. Обычно она работала во дворе, чистила затирку в ванной или играла в покер со своими подружками. Несмотря на то, что она прекрасно выглядела, была в хорошей физической форме и полна энергии, ей еще лет десять предстояло стоять на ногах, разнося людям еду. Потом она будет использовать мизерную пенсию, которую накопила, чтобы не жить на социальное обеспечение ниже уровня бедности.

Я ненавидел это ее будущее. Как я хотела большего для своего мальчика и прилагала все усилия, чтобы добиться этого для него, так же я хотела большего и для своей мамы.

И это была еще причина того, почему жизнь была отстойной: я знала, что она никогда не получит этого, а я никогда не буду в состоянии дать ей желаемое.

В свое время я подвергла ее испытаниям. Мои детские годы не были наполнены Барби и мечтами о женитьбе на какой-нибудь британской королевской особе, которая в то время была в меру сексуальна, вместо этого я слушала, как отец избивает мою мать.

Потом я впала в ярость, разозлилась на весь мир из-за того, как мало у нас было, да еще и отец оказался козлом, который плевать хотел на меня и мою мать. После я сошлась с наркоманом, позволила заделать мне ребенка и в итоге стала стриптизершей, связавшись с парнем, у которого не все в порядке было с головой и который не боялся использовать топор.

Мама любила меня, несмотря ни на что. Она на каждом шагу была рядом со мной и с Итаном. И все еще оставалась рядом.

И тем самым она показала мне путь. Может быть, я и не усвоила этот урок раньше, но меньшее, что я могла ей дать, – это, наконец, встать на показанный путь.

– У меня есть домашнее задание, – сказал Итан, входя в дом и бросая рюкзак на бабушкин кофейный столик. – Но на это уйдет секунд десять.

– Это мы еще посмотрим, – пробормотала мама. – Ты делаешь, а я проверяю.

– Боже, бабушка, я знаю, как это делается, – ответил Итан.

– Просто слежу, чтобы ты не забыл, – ответила она.

Итан исполнил свое любимое действие – закатил глаза, а потом заявил:

– Я пойду попью. Тебе нужен еще чай со льдом?

Последнее было адресовано бабушке.

– Я в порядке, сладкий, – ответила мама.

Итан унесся на кухню.

Мама же посмотрела на меня.

– Ты в порядке, Шер? – спросила она

– Все хорошо, мам, – ответила я, придвигаясь и наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку.

У нее была самая нежная кожа, какую только можно себе представить. Как будто она делала коллагеновый массаж лица утром и вечером каждый день. Морщин было немного, что позволяло мне надеяться на генетику, но мягкость кожи была просто нереальна.

Мне нравилась ее кожа. Я всегда ее любила. Даже когда была молода, глупа и вела себя как дура.

– Удачного дня на работе, – сказала мама, когда я выпрямилась.

– Всегда, – ответила я, и она знала, что это так. Быть барменом, может, и не то же самое, что быть супермоделью, но это было гораздо лучше, чем танцевать стриптиз.

– Малыш! Твоя мама отправляется в путь! – крикнула я.

Итан вошел с банкой «Спрайта» в руке и посмотрел на меня.

– Увидимся, – сказал он, скривив рот.

Никаких объятий. Ни единого поцелуя.

Я потратила несколько секунд своей жизни, желая вернуть время назад, всего лишь на год, может быть, два, когда Итан не позволил бы мне уйти ни без поцелуя, ни без объятий.

Не получив желаемого, я проговорила:

– Увидимся.

Я ухмыльнулась ему. И улыбнулась маме. А после ушла.

Зайдя в бар, я увидела, что сегодня открывался Морри. Это было хорошо. Колт мог рассказать Феб о том, что случилось у нас с Мерри, и она бы колебалась всего полсекунды, прежде чем высказаться по этому поводу.

– Эй, – позвала я Морри, когда подошла к бару.

– Привет, детка, – отозвался тот, стоя у кассы и подключая ее к работе.