Текст книги "Для тебя (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

– Останься со мной, – умоляла я.

– У меня есть ребёнок. Сын.

Я затрясла головой, быстро и резко, всё ещё не в состоянии осознать это.

– Останься со мной, детка.

– Он участвовал в этом. Он помог забрать тебя у меня, сотворить такое с Эми, со мной. Он за это ответит.

– Колт, сначала успокойся. Давай я позвоню папе.

– Отойди с дороги, малыш, пока я тебя не отодвинул.

Я стиснула его ещё крепче, изо всех сил, поднялась на цыпочки, чтобы моё лицо было ближе к его, и взмолилась:

– Не делай этого.

Он резко отпрянул, вырываясь из моих рук. Потом наклонился, взвалил меня на плечо и быстро пересёк комнату. Он снова наклонился, сгрузил меня на диван и, не успела я подняться и пройти половину комнаты, вышел за дверь.

Я последовала за ним.

– Колт, стой! – кричала я, пока бежала через двор.

Он уже сел в машину и захлопнул дверь. Не тормозя, я стукнула по ней ладонями и дёрнула ручку. Заперто.

Колт завёл машину, и двигатель взревел, потому что он резко нажал на газ.

От этого звука я отпрыгнула от машины. Пока он выезжал с дорожки, я развернулась и понеслась в дом. Я заперла двери и побежала к своему телефону на кухне.

Я позвонила Морри. Мне потребовалось три раза прокрутить список вниз и вверх, у меня так сильно тряслись руки, что я всё время пропускала его имя.

Я поднесла телефон к уху.

– Что случилось? – спросил Морри. Я его разбудила.

– Морри, ты должен поехать к Крейгу Лансдону. Я не знаю, где он, но ты должен поехать к нему. Позвони Салли. Колт его убьёт.

– Что?

– Крейг и Денни Лоу подсыпали ему снотворное. Я... это было... давно, на вечеринке у Шерри и Шейлы. Он... кое-что случилось. Они подсыпали снотворное Эми Харрис тоже. Они занимались сексом.

– Что?

– Неважно! – закричала я. – Денни, или Крейг, или они оба накачали его и Эми наркотой. Я застала их и подумала, что это кое-что другое, но они не имели к этому отношения.

– Ни хрена себе.

– Морри! – завизжала я, уже ничего не соображая.

– Я позвоню Салли, сестрёнка, мы его найдем. Только успокойся.

– Останови его, Морри, – умоляла я.

– Все будет хорошо, сестрёнка. Обещаю.

Он дал отбой.

Потом я позвонила папе.

Потом я услышала, как замяукал Уилсон. Я опустила глаза на кота, который смотрел на меня и явно не понимал, что происходит.

Я взяла его на руки, подошла к дивану, села и прижала Уилсона к себе, невидяще уставившись в стену, вспоминая слова Колта о том, что он видел, как Эми Харрис вынимали из петли. Ещё я думала о том, что Денни разрушил мою жизнь, жизнь Колта, отнял всё у меня, у нас обоих. Он привёл меня к Питу. Он столкнул меня со счастливого курса моей жизни и швырнул на тёмный путь, которого я не хотела. Я потерялась, сбилась с дороги. Мне потребовалось больше двадцати лет, чтобы найти дорогу домой.

А Эми? Она родила ребёнка, ребёнка Колта. Маленького мальчика. Если Колт ничего не помнил, помнила ли она? Пришлось ли ей удивиться тому, что она беременна? Задавалась ли она вопросом о том, изнасиловали её или нет?

А Колт, все эти годы он ничего не знал. Не знал, о чём я, чёрт побери, твердила. Потому что не помнил. А теперь он выяснил и это, и то, что где-то живёт его ребёнок.

– О Боже, – прошептала я, и Уилсон придвинулся ещё ближе ко мне. – Боже мой.

* * *

Некоторое время я так и сидела, обнимая Уилсона и глядя в стену.

Пришёл папа. Я знала, что это он, но не посмотрела на него.

Потом вошла мама, и я повернулась к ней.

И тогда пришли слёзы.

Уилсон ушёл, и я оказалась в маминых объятьях, слова полились из меня, перемежаясь иканием и покрывая мой язык кислотой. Мама держала меня крепко-крепко, тихонько покачивая и время от времени утешая, говоря «милая», но впервые в жизни мама не могла мне помочь. Слёзы не останавливались, так же, как икота и слова.

– Милая, тебе нужно успокоиться, – прошептала она, но я просто не могла.

Я лишилась прекрасной жизни, которая предназначалась мне. Её отняли у меня, но именно я была виновата в том, что этот разрыв так и не закрылся, и я это знала. Глупая Феб, державшая всё в себе, затаившая обиду.

А что ещё хуже, Колт был где-то там, адски злой, а я знала, каким он может стать, если так разозлится. Все знали. Если он доберётся до Крейга раньше Морри или Салли, остаток его жизни будет таким же мрачным, как у его отца.

– Я позову Дока, – услышала я голос папы. Они знали: если мама не может меня успокоить, значит, я безутешна. И они были правы.

Если бы я могла связно мыслить, я бы удивилась, как быстро прибыл Док. Ещё секунду назад его не было, а в следующий миг папа с мамой подняли меня с дивана, и папа с Доком повели меня по коридору. Они уложили меня на кровать Колта, и я, рыдая, прошептала Доку все тайны, свои и Колта, хотя слишком поздно было рассказывать.

Он что-то вколол мне, и оно быстро подействовало. Док сидел рядом со мной на кровати, пока меня охватывал покой, который он подарил мне с помощью шприца. Он накрыл меня одеялом и убрал волосы с моего лба.

– Как я сказал, – тихо произнес он, – собака умерла. Не следовало её откапывать.

– Да, – пробормотала я в ответ, вокруг меня собиралась успокаивающая тьма. – Собака умерла, Док. Её убил Денни.

После этого я вырубилась.

* * *

Я проснулась, лёжа на боку и поджав ноги. Уилсон свернулся клубочком возле моих бёдер.

Я медленно приходила в себя, прислушиваясь к тихим голосам, зная, что я не одна в доме. Слишком много голосов, все они говорили тихо, но я знала, что их не было бы так много и они не разговаривали бы так спокойно, если бы с Колтом случилось что-то плохое.

Я чувствовала, что день клонится к концу. Я некоторое время была в отключке. Но я не встала. Я подняла руку, погладила кота, и он начал мурчать.

У меня был большой опыт общения с животными. Когда мы росли, у нас были и кошки, и собаки. Я давно поняла, что у них есть одна общая черта. Они чувствовали несчастье и не были склонны убегать. Они держались ближе. И чем хуже становилось, тем ближе они прижимались.

Так что я долго лежала в кровати, ни о чём не думая и гладя кота.

Потом я встала, пошла в ванную, умыла лицо и провела щёткой по волосам. Вернувшись в спальню, я подошла к своей сумке и переоделась, сменив форму для йоги, которую надевала утром, на джинсы, ремень и футболку.

Потом я глубоко вдохнула, подошла к кровати, взяла Уилсона на руки и вышла из комнаты.

Ал сидел около барной стойки, Мимс рядом с ним. Воздух наполнял аромат маминого соуса для спагетти, сама она стояла возле кастрюли и помешивала содержимое. Джесси сунула голову в холодильник.

Пока я шла через гостиную, Мимс не спускала с меня глаз. Я повернула голову налево и увидела всех её четверых детей перед телевизором с выключенным звуком.

– Привет, тётя Феб! – крикнул Тайлер.

Я опустила Уилсона на пол, помахала рукой Тайлеру и улыбнулась.

Дети тоже способны чувствовать несчастья, и ответная улыбка Тайлера вышла неуверенной. Этот мальчик любил меня, все дети Мимс любили меня. Потому что я чертовски их баловала и обычно поощряла их проделки, потому что они никогда не были очень уж плохими и потому что Мими и Ал понимали, что у каждого ребёнка должен быть взрослый, которому он мог бы довериться во всём, на случай если жизнь сложится так, что им понадобится это доверие и мудрость, которую может дать только кто-то старший. В этом и состоит прелесть быть бездетной лучшей подругой: ты получаешь всё хорошее, и тебе никогда не приходится иметь дело с плохим, а преданность, которую получаешь в итоге не сравнится ни с какими сокровищами.

– Теперь, раз Феб встала, мы можем сделать телек погромче? – прокричал Джеб, старший сын Мими.

– Тётя Феб, Джеб, – поправила его Мими. Джеб решил, что стал слишком взрослым, чтобы называть меня тётей, а Мимс решила, что не согласна с этим, и очевидно, что эта битва продолжалась до сих пор. – И нет, – закончила Мими.

– Тётя Феб, Джеб. Тётя Феб, Джеб, – затараторила Мэйси, наверняка пытаясь одновременно достать и мать, и брата. Это было её любимое времяпрепровождение, в котором она преуспела.

Мэйси была третьим ребенком Мимс и Ала, долгожданной дочерью. Сначала у них родился Джеб, потом Эммет, а потом Мэйси. Мимс была очень счастлива родить дочку и решила, что удача на её стороне, поэтому нарушила собственное правило насчёт трёх детей (до этого она нарушила собственное правило насчёт двух детей в попытке заполучить девочку) в надежде достичь равновесия полов в доме. Но родился Тайлер.

Однако Мимс всё равно повезло, потому что Мэйси оказалась самой настоящей девочкой, которую только можно пожелать. До такой степени, что несмотря на Ала, Джеба, Эммета и Тайлера, которые были самыми настоящими мальчишками, она всё равно помогала Мимс выровнять баланс в доме. С огромным количеством лака для ногтей, который валялся повсюду, не говоря уже о стикерах с бабочками, прилепленных практически везде, её заколках и резинках для волос с блестящими ленточками, её ручках с блёстками, разбросанных на всех поверхностях, её невидимках с пчёлками и божьими коровками, которые находились то тут, то там. Дом Мимс выглядел так, словно через него пронёсся девчачий торнадо. Старые солдатики и бейсбольные перчатки не имели никаких шансов.

– Заткнись, Мэйз, – огрызнулся Джеб, когда я вошла в кухню.

– Сам заткнись, – ответила Мэйси.

– Нет, ты заткнись.

– Нет, ты заткнись.

Боже милостивый, мы с Морри точно так же спорили, наверное, миллион раз, когда были детьми. Если бы в данный момент моя жизнь не была официально катастрофой, я бы оценила красоту мира, который меняется вокруг так, что ты не можешь ничего контролировать, но при этом остается тем же, что очень ценно.

– Дети, – сказал Ал, и обоим хватило одного этого слова, чтобы замолчать.

Я повернулась к маме, которая всё ещё помешивала соус, но смотрела на меня.

– Где Колт? – спросила я.

– Ты в порядке, солнышко? – спросила она вместо ответа.

Я кивнула и повторила:

– Где Колт?

Она вдохнула через нос и повернулась к соусу, прежде чем ответить:

– Он у Салли.

Что-то не так, она что-то скрывает.

– Мама...

– Девочка, давай я налью тебе что-нибудь, – предложила Джесси, но мама вскинула голову.

– Нет, по крайней мере пока... – Мама подумала и сказала: – Дайте я позвоню Доку и спрошу, можно ли Феб спиртное после этого укола.

– Верно, – пробормотала Джесси, а мама подошла к телефону.

Я обвела всех взглядом и снова сказала:

– Где Колт?

– Он у Салли, милая, – ответила мне Мимс, – как твоя мама и сказала.

Она тоже что-то скрывает.

– Он в порядке? – спросила я.

– Конечно? – спросила в ответ Мимс. Джесси многозначительно глянула на неё, а Ал опустил голову, и я поняла, что она что-то выдала, только не знаю, что именно.

– Ты уверена?

Пока мама разговаривала по телефону, в разговор вмешался Ал.

– Феб, дорогая, Колт в порядке, Крейг Лансдон в порядке, все в порядке. – Итак, все всё знали, но я не стала задерживаться на этом, потому что Ал продолжил: – Просто так получилось, Морри его нашёл, а Колт не хотел отступать. Мы все знаем, что бывает, когда эти двое в чём-то не согласны, но сейчас всё хорошо.

Это значит, что Колт и Морри подрались.

Я закрыла глаза и открыла их, только когда Ал снова заговорил.

– Фебрари, сейчас всё хорошо.

– Кто-нибудь из них пострадал? – спросила я.

Ал покачал головой:

– У Морри будет фонарь, Колт в порядке. Морри не хотел его бить, только удержать, поэтому он не стал делать первое и сумел сделать последнее, пока не приехал Салли.

Мама повесила трубку и объявила:

– Док сказал, никакого алкоголя, но надо поесть. Так что давай накормим тебя спагетти.

Я не ответила маме и спросила:

– Когда Колт вернётся домой?

Снова обмен взглядами и напряжённое поведение. По моей коже пополз мороз.

– Что? – настаивала я.

– Сегодня Колт останется у Салли и Рейни, милая, – сказала мама, включая конфорку под водой. Я видела масло, покрывающее всплывающие пузыри, и при мысли о маминых спагетти, почти таких же любимых, как моя фриттата, у меня в животе заурчало.

– Почему? – спросила я.

– Ему просто нужно пространство, девочка, – ответила Джесси, сунув голову в шкафчик, и достала пакет чипсов. – Хочешь закуску? – спросила она, встряхнув пакет. Это был максимум её способностей в отношении закусок, ещё она могла заказать доставку еды на дом. Джесси не особенно умела готовить.

Я не хочу чипсов. Я хочу Колта.

Но я знала: если не буду действовать быстро, я навсегда его потеряю. Я знала: то же семя, которое было посеяно в моей душе несколько часов назад, укоренилось там и быстро росло, даже когда я спала, – это семя прорастало и в его душе. Но всё это время Колт был в сознании. У него было время удобрить его и помочь ему вырасти.

Я повернулась к Алу:

– Ал, отвезёшь меня к Салли?

Ал посмотрел на Мими, и, даже находясь на грани отчаяния, я удивилась. Ал был мужчиной, настоящим мужчиной. Он не часто оглядывался на Мимс, чтобы принять решение о том, что делать, или когда собирался что-то сделать.

Но Ал знал, если сейчас он напортачит, то ему придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. От этого моя паника только возросла.

– Солнышко, я не уверена... – начала было мама, но Мимс кивнула своему мужу.

И Ал перебил маму, обращаясь ко мне:

– Конечно, дорогая.

– Ал... – снова начала мама, но я уже двигалась.

Я пошла в комнату Колта и натянула носки, затем ботинки и джинсовую куртку. Когда я вышла в гостиную, Ал уже стоял у входной двери, и мы оба вышли из дома, прежде чем я успела сдаться и посмотреть в лицо присутствующим в комнате. Во мне осталось не так уж много храбрости, я цеплялась за тонкую ниточку силы, которая и так уже натянулась до предела и была готова порваться. Я должна сделать это сейчас, иначе я никогда этого не сделаю, и тогда снова потеряю всё. Это и в первый раз было больно, а теперь просто уничтожит меня.

Я забралась на пассажирское сиденье пикапа Ала, он завёл двигатель, и мы тронулись.

Ехали мы молча. Ал не большой любитель поговорить, он говорил по делу и ровно столько, сколько нужно. Хотя Мими рассказывала нам с Джесси, что он любит говорить нежные глупости. Мне нравилось знать такое про Ала, хотя я никогда ему этого не скажу. Моя подруга Мими заслуживает нежных глупостей, а Ал заслуживает женщину, которой он хотел бы их говорить.

Однако мне хотелось поговорить. Я хотела спросить его, учитывая, что он был очень похож на Колта, как мне следует действовать в ситуации, которая мне предстояла. Мне хотелось совета, как вернуть Колта, зная, что он использовал то время, которое я проспала из-за лекарства, чтобы выстроить между нами стену. Но я не думала, что у Ала были нужные мне ответы.

Здесь я осталась сама по себе.

Ал остановился перед домом Салли, и я успела только захлопнуть дверь машины, как Салли уже вышел и преодолел половину подъездной дорожки. За прозрачной дверью показалась Лорейн.

– Феб, солнышко, думаю. это не самая хорошая идея, – сказал Салли, подходя ко мне с поднятыми руками.

Я прошла мимо него. Салли хороший человек. Он не станет делать того, что нужно, чтобы остановить меня.

Я знала, что моим препятствием будет Лорейн. Если она не захочет, чтобы я находилась в её доме, чтобы находилась рядом с Колтом, она сможет меня остановить.

Подойдя к дому, я задержала дыхание.

Лорейн взялась за ручку, распахнула дверь, отодвинулась и придержала дверь для меня.

– Спасибо, – прошептала я, проскользнув мимо неё. К горлу подступили слёзы.

– Сотвори там чудо, солнышко, – прошептала она в ответ. Я сглотнула и вошла.

Колт сидел на диване в центре гостиной, опираясь локтями на колени и держа в одной руке стакан виски, не разбавленного ничем, даже льдом. На журнальном столике перед ним стояла почти пустая бутылка. Он не двинулся с места, только поднял на меня глаза.

Салли пил пиво и иногда, если был в настроении, заказывал рюмку односолодового виски. Лорейн не пила совсем. Когда она приходила в «Джек и Джеки», то заказывала клубничный дайкири, что слегка раздражало, потому что этот коктейль муторно делать. Тем не менее после него она быстро пьянела, а выпившая Лорейн была такой забавной, что стоило потрудиться и сделать ей дайкири.

Эта бутылка «Джека Дэниэлса» стояла у них дома на случай прихода Колта. Я не могла понять, сколько он выпил, потому что он не шевелился и не говорил. Так что, несмотря на годы практики общения с пьяными людьми, я не знала, в какой стадии опьянения он находился.

Единственное, что я знала: Колт никогда не пил чистый бурбон. Я знала, что он никогда не пил водку, потому что её пили оба его родителя, и он никогда не пил неразбавленный виски. Обычно он разбавлял его колой, иногда водой или льдом. Это была попытка доказать себе, что он не такой, как его родители, которые пили алкоголь чистым и часто. Колт, пьющий неразбавленный виски, это не к добру.

Колт, который не двигается и не говорит ни слова, ещё хуже.

Я остановилась на достаточном расстоянии, чтобы он мог видеть меня, но не слишком близко, чтобы не давить на него.

И когда я заговорила, то сделала это без обиняков.

– Я знаю, ты винишь меня.

Он не шевельнулся.

– Я была там, я всё видела, я могла бы это остановить, – продолжила я.

Он никак не отреагировал, даже его золотистые глаза не дрогнули.

– Или я могла бы сказать что-нибудь потом, чтобы ты понял, и тогда Эми не пришлось бы...

Тогда он пошевелился, едва-едва, его тело напряглось, и я поняла, что он старается держать себя в руках, поэтому я замолчала.

Он знал, как знала это я: если бы я сказала хоть что-то, даже если не во время ссоры, а потом, мы бы избежали такого количества боли. Колт, будучи Колтом, сделал бы что-нибудь. Папа и мама, будучи папой и мамой, поддержали бы его. Эми бы не пришлось страдать, её сын остался бы с ней – и с Колтом тоже. Колт, папа и мама сделали бы нас семьёй, им бы удалось всё устроить. Они бы сделали так, что мы с Колтом остались бы друг у друга, Эми осталась бы с нами всеми, и никто бы не умер, потому что это остановило бы Денни до того, как его болезнь завладела им.

Я медленно вдохнула и прошептала:

– Мне придётся жить с этим всегда.

Мой голос стал ещё тише, в нём отразилось горькое чувство вины, выросшее из того семечка.

– Мне придётся жить с этим всегда.

Кол всё так же не двигался, он не заговорил, не поднял стакан к губам и не швырнул его в стену. Он просто смотрел на меня, и я ясно видела обвинение.

– Мне было двадцать лет, – продолжила я, зная, что это слабое оправдание, но это была правда. – Она была всем, чем не была я, а ты был... ты был... – Я не могла найти слова, которое сказало бы всё, что я хотела, поэтому мне пришлось использовать недостаточное. – ...золотым.

Даже услышав, насколько чудесным он был для меня, Колт никак не отреагировал.

– Ты мог бы иметь любую, кого пожелаешь, в этом городе, за его пределами, везде, куда бы ты ни отправился, любую, какую захочешь. Зачем тебе было хотеть меня? – спросила я, но Колт, чему я уже не удивлялась, не ответил, так что я продолжила: – Она была милой, и тихой, и застенчивой. Она была миниатюрной, и хорошенькой, и тёмненькой. Я была совсем не такая. Я была громкой, я была дикой, я совершала безумные поступки, – объяснила я. – Той ночью я была пьяна, вернулась домой, после того как увидела вас двоих, и мой мозг сыграл со мной злую шутку. Шутку, которая мучала меня уже давно. – Я покачала головой, теперь зная, что это глупо, но тогда всё было реальным. – Ты не хотел заниматься со мной сексом.

И наконец-то его рука дёрнулась, в стакане плеснул бурбон.

Это была вся его реакция, но хоть что-то.

– Я переживала, Колт, – прошептала я. – Ты вроде бы хотел меня, но не хотел. Я не понимала, хотя ты и объяснял мне. Ты был парнем, я была готова отдаться тебе, я ясно дала это понять, но ты не хотел брать, и это не имело никакого смысла.

Я наблюдала за ним, но он больше никак не реагировал.

– Поэтому, когда я увидела тебя с Эми, будучи пьяной двадцатилетней девушкой, желая тебя, но не получив тебя до конца, я увидела тебя с ней. Теперь я знаю, что ошибалась, но тогда мне всё показалось очевидным. – Я заторопилась, мне нужно было выговориться. – Я знаю, что это было глупо, теперь я это знаю, но тогда-то я этого не знала, не могла знать. Всё, что я знала, что ты дал ей то, чего не давал мне. Откуда мне было знать, что вам обоим что-то подсыпали? Подобное никогда не приходило мне в голову.

Я ждала, но Колт просто смотрел на меня, не двигаясь.

Вот. Вот оно. Всё кончено, и меня прожгла боль, такая раскалённая и глубокая, что моё тело затряслось, стараясь удержаться на ногах.

Но если мы расстанемся насовсем, то он заслуживает знать всё.

– Пит забрал мою девственность, – сказала я ему, и его голова дёрнулась, на лице промелькнуло удивление, прежде чем оно приняло недоверчивое выражение.

– Я знаю, – продолжала я, – что говорили те парни, я всё знаю. Я знаю, что все говорили про меня. Я не отрицаю, что вела себя дико, напивалась, ходила на вечеринки, курила слишком много травки, валяла дурака. Но ни один из этих парней не зашёл так далеко, как ты, даже близко. Ты, наверное, мне не веришь, и я не знаю, зачем они всё это рассказывали, но мне всё равно. Я потеряла всё, единственной целью в жизни стали попытки заглушить боль, и если все будут думать обо мне худшее, какое это имеет значение? Зачем бороться? – Я подняла руку и отвела волосы с лица, придерживая их у затылка, глядя в пол и разговаривая сама с собой. – И в итоге я отдалась Питу. Чёрт. Питу. Так глупо, я всегда была такой чертовски глупой.

Я уронила руку и посмотрела на Колта. Что-то в нём изменилось, я не знаю что, но изменилось. И хотя я увидела изменение, я на нём не сосредоточилась. Я должна была рассказать свою историю и убираться. С меня хватит. Колт был прав: я не могу это вынести и собираюсь сбежать. Но сначала я должна закончить здесь, он заслуживает это.

– Всё, что я знала, мой первый парень изменил мне, каждый парень, с которым я целовалась, лгал насчёт меня, а мой муж меня бил. Я знаю, что тебе известно об этом, но тот раз, когда ты меня увидел, не был первым разом, когда он поднял на меня руку, он просто был самым худшим, – сказала я, глядя не на Колта, а поверх его плеча. – Потом я уехала и была сама по себе. Я была одинока, но мне было всё равно. Одиночество – это другой вид боли, не такой сильный, как разбитое сердце. Я предпочитала его и принимала его, потому что мне казалось, что может быть или одно, или другое. Мне потребовалось пять лет, чтобы найти Бутча, а между ним и Питом никого не было. Я работала в баре в Джорджтауне, и он зашёл туда. После этого он полгода приходил как постоянный посетитель, прежде чем нанять меня в свой бар. Я работала там два месяца, прежде чем согласилась на свидание с ним. Мы были вместе ещё четыре месяца, прежде чем я позволила себя трахнуть, и у нас были отношения ещё шесть месяцев, прежде чем я переехала к нему. Он был терпеливым, очень старался, и всё было хорошо, но как только он получил, что хотел, он это выбросил. Мне следовало знать, что он так поступит, но я купилась, я влюбилась в него. Глупая, глупая Фебрари.

– Феб... – сказал Колт, но к тому времени я продолжала невидяще смотреть ему за спину, потерявшись в воспоминаниях о мужчине, который был мёртв из-за меня, и в воспоминаниях о своей жизни, которые тоже были мертвы, и всё из-за меня.

– Обманщики, изменники, драчуны. Кому нужно такое дерьмо? – спросила я стену.

– Феб... – повторил Колт, но я заговорила одновременно с ним.

– После Бутча, я решила: хватит. Я встретила парня по имени Рис, он работал в баре, в который я зашла, бродяга, как я. Мы поддерживали связь, и если выяснялось, что находимся поблизости, то встречались. Между этими встречами у него были женщины, не я и не одна. Рис был безопасным вариантом, он не давал никаких обещаний и не возражал, что я всё держу в себе, он предпочитал именно такие отношения. У нас обоих была только одна вещь, чтобы отдавать, и мы оба это приняли. Время от времени он нарушал моё одиночество, что было хорошо, потому что обычно к тому времени, как он появлялся, мне нужна была передышка. У него есть байк, он катал меня. – Я закрыла глаза, слабо улыбнулась и шёпотом закончила: – Боже, эти поездки... единственное время, когда я чувствовала себя свободной, потому что это единственное время, когда я позволяла себе быть собой.

– Феб.

Я распахнула глаза, потому что моё имя прозвучало близко. Колт, без стакана, стоял прямо передо мной. Он смотрел на моё лицо, не в глаза, и я знала, что он видит. Тогда я поняла, что в какой-то момент начала плакать, я была настолько поглощена своей глупой несчастной историей, что даже не заметила этого.

Однако это не имело значения. Больше ничего не имело значения.

– Денни выиграл, – прошептала я, закинув голову и глядя на Колта. Когда я заговорила, он посмотрел мне в глаза. – Он хотел каждую часть меня? Он это получил. Ужас в том, что я ему помогла.

Колт поднял руку и положил ладонь на тыльную сторону моей шеи.

– Малыш... – тихо сказал он.

Я вывернулась из-под его руки и шагнула в сторону. Я не могла вынести его прикосновения. Только не снова. Слишком сладкими были воспоминания о нём. Я сжала челюсти и отвернулась, с рассказом покончено. Больше я ничего не скажу, слишком больно. Сделав первый шаг к двери, я почувствовала, как что-то внутри меня захлопнулось, а когда я сделала второй шаг, оно закрылось на замок. Казалось странным закрывать то, что пусто, где нет ничего драгоценного, чтобы сохранять, но я всё равно заперла это место.

Третий шаг я сделать не успела.

Рука Колта обвила мой живот, и он дёрнул меня назад. Я врезалась в его тело, и он обвил меня и второй рукой, держа крепко, прижимая меня ближе к себе, чтобы я не могла сбежать, даже если бы сопротивлялась, чего я не сделала, потому что у меня совсем не осталось сил.

Приблизив губы к моему уху, Колт сказал:

– Единственный способ для Денни выиграть, если мы ему позволим, малыш.

Я покачала головой:

– Колт, отпусти меня. Мы оба знаем, что нам не следовало начинать всё заново. Мы оба знаем.

Он сильнее сжал руки.

– Если ты уйдешь от меня, то позволишь ему победить.

– Он уже победил.

– Не победил, Феб.

– Победил. А я ему помогла. На моей совести пять жизней, шесть, если считать твоего сына, что бы с ним ни случилось. Нельзя перевести часы назад, верно?

Он встряхнул меня.

– Ты не несёшь за это ответственность, ни за что из этого.

– Нет?

Я почувствовала, как он покачал головой. Он был так близко, что его щетина зацепила мои волосы.

– Ни за что из этого.

– Я не согласна, и, когда я вошла сюда, ты думал так же.

Одна его рука оставила мой живот и легла выше моей груди.

– Малыш, я был зол.

Я кивнула:

– Конечно, а теперь ты расстроен моей печальной историей и уже забыл об этом. А если ты разозлишься через неделю, через месяц, что со мной будет тогда?

– Феб...

– То же, что десять минут назад, Колт. – Я надавила на его руки. – Отпусти меня.

– Феб...

– Я не хочу такой жизни.

– Феб...

– Отпусти меня, Колт.

Он опять встряхнул меня, на этот раз грубее, почти резко, и я поняла: он хочет, чтобы я прислушалась к нему, и одновременно теряет контроль. Я перестала толкать, и Колт заговорил.

– Милая, я отпустил тебя двадцать два года назад, и если отпущу снова, то это приведёт меня к жизни, которую я не хочу. – Он убрал руку с моей груди, но развернул меня лицом к себе и положил ладони мне на шею с обеих сторон, удерживая меня на месте. Он наклонился так близко, что я видела только его лицо. – Хочешь искать виноватых? Хорошо.

Это было сказано голосом, твёрдым как сталь, и я приготовилась, потому что уже слышала этот голос раньше. Так он разговаривал со Сьюзи, только в этот раз он не был грубым, просто твёрдым.

– Ты ушла, а я был таким ослом, что позволил это. Мы оба причинили друг другу боль и действовали глупо, и сдались. Я знал, что не сделал ничего плохого, но насколько сильно я пытался убедить тебя в этом? Ты не была такой, как болтали все эти парни, я знал это, но я всё-таки поверил им, потому что тогда я мог верить, что со мной порвала та, новая Феб. Мы оба были молодыми, мы оба были глупыми, и нас обоих одурачили, а мы этого не знали. – Он сжал руки. – Теперь мы знаем, что нас обманули, и если мы позволим ему сделать это снова, позволим ему вредить нам, позволим ему разлучить нас, тогда мы на самом деле позволим ему выиграть.

– Колт...

– Единственное, чего он хочет, – это ты, – сказал Колт. – Возможно, ты единственная в мире, кого он всегда хотел. Если ты будешь со мной, он тебя не получит. – Он ещё раз сжал руки. – Нравится тебе это сейчас или нет, Феб, но пару дней назад ты вернулась ко мне. Если ты думаешь, что я отпущу тебя, то подумай ещё раз, потому что ты ошибаешься, малыш.

– Колт...

– Ты меня слышишь?

– Колт...

Ещё одно пожатие.

– Фебрари, ты меня слышишь?

Слёзы вернулись, на этот раз я почувствовала, как они собираются в глазах и ползут по щекам с тем зловещим слабым щекотанием, которое всегда оставляют после себя.

Я не прикасалась к нему, не подошла ближе – ничего, я просто смотрела ему в глаза, когда отдала ему единственное, что у меня оставалось.

– У меня внутри есть одно место, – прошептала я. – Тогда, давно, я не рассказывала о нём, не знаю почему, может, потому что я думала, что ты что-то скрываешь от меня, но я никогда не пускала тебя туда.

Он прикоснулся своим лбом к моему и прошептал:

– Милая...

– Ты проник туда, Колт, – сказала я, и увидела, близко-близко, как он открыл глаза. Его руки сжались на моей шее, но не коротко, а так крепко, что я почувствовала подушечку каждого пальца на своей коже. – Несколько дней назад. Я не пускала тебя, ты просто взял и вошёл. – Наконец я положила ладони ему на грудь и сжала его рубашку в кулаках. – Я хочу запереть тебя там, – прошептала я, до смерти боясь, но всё равно рассказывая всё до конца, ничего не скрывая, отдавая ему всё, борясь с дрожью в голосе из-за слёз. – Запереть тебя у себя внутри, детка, и никогда не выпускать.

Он взял в ладони моё лицо и коснулся губами моих губ.

– Я и не хочу уходить, Феб.

– Ты так говоришь, но не знаешь, о чём я. – Мои губы двигались под его губами. – Я не захочу отпустить тебя, даже если буду вести себя так, что ты захочешь уйти.

– Малыш, я никогда не захочу уйти.

Я смяла его рубашку в пальцах.

– Обещай мне.

Он не пообещал, по крайней мере не словами.

Он поцеловал меня. Его губы раскрылись поверх моих, и я повторила за ним. Его язык ворвался внутрь, пальцы скользнули мне в волосы и сжались в кулаки. Я почувствовала боль, но даже не обратила на неё внимания, вжавшись в него, расправляя ладони на его груди, зажимая их между нашими телами. Меня поглотило это обещание без слов – самая прекрасная вещь, которую мне доводилось испытывать, самый чудесный дар, который я получала в жизни.