Текст книги "Поцелуй небо (ЛП)"

Автор книги: Криста Ритчи

Соавторы: Бекка Ритчи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Хихиканье Скотта до сих пор бьет по моим барабанным перепонкам. В спешке я пытаюсь повернуться к продюсеру и обматерить его, чтобы в неуместной форме объяснить, что дело не в Конноре. Если бы любой другой мужчина попытался сделать это со мной, он получил бы такую же реакцию.

Но Коннор берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Наши глаза соединяются на другом уровне. Мир становится микроскопическим.

Никакого Скотта.

Никакого душа.

Никакого шума воды или наготы.

Только я. Только он. Только мы.

Снова вместе.

Вожделение накрывает, пульсирует и окутывает меня своей пленительной паутиной. Чувства и порывы бурлят, ощущения, которые были в клетке с тех пор, как мы переехали в таунхаус. Все это оживает, и я вижу, как страстное желание плавает в его глубоких голубых глазах.

Мы давно не кончали, сдерживая себя. Я не мастурбировала в нашей постели, боясь, что звуки будут улавливаться микрофонами за стенами. А Коннор раньше дрочил в нашем душе, что стало сложным из-за здешнего коммунального стиля.

Мы оба возбуждены до чертиков. Особенно после того, как возбудили друг друга внизу на кухне.

И тут его большой палец касается моей челюсти, нижней губы и проскальзывает в мой рот.

Распознаваемый звук согласия, томления и восторга вырывается наружу.

И это тот стон, который я не успеваю быстро перехватить.

15. Коннор Кобальт

Она смыкает свои губы вокруг моего большого пальца. От удовольствия её щеки краснеют, и она сдвигается ко мне, мой член пульсирует, жаждя её тесноты, того места, к которому она не подпускала ни одного мужчину.

Я хочу напомнить Роуз, что это я заставляю её тело трепетать, а не гребаный кретин, стоящий через душевую. Её гнев на Скотта только разжигает его и позволяет ему поверить, что он имеет над ней власть. Едкие комментарии, оскорбления, эти отношения любовь-ненависть – это наша динамика отношений.

А не его.

Но как только она издаёт звук, он выключает душ. Я смотрю, как он обматывает полотенце вокруг талии, и смотрит на меня холодными, злыми глазами, прежде чем выскочить за дверь. Я не испытываю дискомфорта от ситуации, но слышать, как моя девушка стонет от моих прикосновений, должно быть, было для него запредельно.

Моя свободная рука скользит к шее Роуз, прижимая ее очень близко ко мне. Я опускаю голову и шепчу: – Я собираюсь положить тебе в рот кое-что еще, Роуз.

Её глаза вопросительно встречаются с моими. Своим взглядом я говорю только одно.

Со мной ты в безопасности.

Она может уйти. Она имеет полное право снова ударить меня в грудь и попрекнуть за то, что я приказал ей опуститься на колени. Роуз не застенчива. Она не слабая и не неуверенная в себе. Если она чего-то не хочет, она даст мне знать.

Она девственница, напоминаю я себе. Дать ей то, чего она жаждет, то, что она любит, но отвергает, займет время, независимо от того, как сильно мое тело протестует против долгого ожидания. Но если она сможет принять это, начать подчиняться в постели, тогда мы сможем наконец двигаться дальше.

Пока она обдумывает мои слова, её тело реагирует, выгибаясь навстречу моему. Она хочет хоть раз отпустить ситуацию. Я знаю это. Она знает это. Ей просто нужно решить, позволит ли она себе это удовольствие или откажется от него, руководствуясь какими-то высшими, нелепыми моральными принципами.

Ее пальцы скользят по моему запястью, и я убираю большой палец от ее рта. Совершенно медленно и без усилий она опускается на колени, на уровне глаз с моим членом. Я хочу вогнать его ей в рот, трахнуть её так, как я хочу трахнуть её киску. Она девственница.

Терпение, Коннор.

Я наматываю на кулак её мокрые волосы, душ волнами заливает ее прекрасное тело. Ее дыхание становится глубже, когда она переводит взгляд с меня на мой частично затвердевший член. Я опираюсь рукой на кафельную стену.

Роуз берет мой член легкими, нежными руками, не зная, как его держать.

– Возьми его в рот, – побуждаю я глубоким, собственническим голосом.

Она бросает на меня резкий взгляд, который в десять раз сильнее, чем её хватка. Всё моё тело реагирует на ее взгляд, пульсируя в чистом, блядь, желании. Я наслаждаюсь тем, какая она сложная. Я смотрю на нее сверху вниз, наблюдая за тем, как она открывает рот достаточно широко, чтобы поместить меня между своими губами.

Я не успеваю войти даже наполовину, как она останавливается. Её руки опускаются на бедра, ею начинает овладевать неуверенность.

Она пытается отстраниться, и я тут же сжимаю её волосы. Её взгляд – сплошной огонь, бурный и жгучий. Но это не взгляд, который говорит остановись. Он полон страстных, уродливых, красивых слов и проклятий. Позывы трахни меня в перемешку с ты мудак, звуками сосания члена и черт возьми да.

Она трудная для понимания. Как раз такая, как мне и нравится.

– Я собираюсь трахнуть твой рот, дорогая, – говорю я прямо.

Я крепче сжимаю её волосы, и её руки устремляются к моему запястью.

В её горле застревает стон, мой член едва входит в её рот. Она хотела пригрозить мне, и удивление застилает её глаза от внезапного откровения. Что она возбуждена больше, чем когда-либо.

Я выхожу из Роуз, мой член выскальзывает из её губ. Я держусь одной рукой за кафельную стену, а другая опускается с её волос на шею.

– Я делаю это неправильно, – говорит она. – Я знала, что буду ужасна.

– Ты ещё ничего не сделала, – говорю я ей с улыбкой. – Ты не можешь быть ужасной в том, чего еще не делала.

– Не морочь мне голову, – огрызается она. – Если ты собираешься учить меня, я хочу, чтобы ты делал это правильно. Я хочу быть лучшей.

Она машет мне рукой, её глаза прикованы ниже моей талии с вызовом и ещё большим восхищением.

Сказать, что это возбуждает меня, ничего не сказать... чёрт возьми. Я выпрямляюсь, и её глаза начинают расширяться, вероятно, гадая, как она теперь собирается поместить его в свой рот.

– Ты будешь лучшей, дорогая, – говорю я. – Возьмись за него.

Я хочу начать определенным образом. А потом хочу сделать это по-своему.

Она так же нежно берется за основание.

– Это странно, – говорю я.

– Что? – она хмурится.

– Ты угрожаешь кастрировать мужчин по десять раз за день, но при этом держишь мой член так, будто хочешь уложить его в постель.

Её хватка тут же становится крепче, и мои губы раздвигаются от внезапного ощущения.

Я смеюсь, произнося следующие слова: – Пока что ты отличная ученица.

– Я окончила школу с отличием, – говорит она.

Да, я знаю. Я присутствовал на её выпускном. Видел, как она шла по сцене и принимала диплом. Был свидетелем того, как она смотрит на свои достижения и освобождается от четырех лет тяжелой работы и образовательного рабства. Эти воспоминания мне очень дороги.

– Ты маленькая тщеславная выпускница.

– Маленькая? – она поднимает глаза.

– Ты ниже меня ростом, – напоминаю я ей. – Пришло время тебе заткнуться и вернуть мой член к себе в рот.

Её глаза загораются от моих слов, но остальная часть её тела реагирует по-другому. Она сжимает свои бедра вместе. В ожидании. В готовности.

Чтобы заставить меня кончить.

Она снова берет меня в рот, медленно, не преодолев и половины длины, прежде чем начинает задыхаться. Положив одну руку ей на голову, я поправляю Роуз и сдвигаю бедра, чтобы положение было более удобным для неё. Этот угол лучше, и она закрывает глаза, пока вводит меня ещё немного. Она не ужасна, но и не восхитительная.

Она смотрит в сторону, колеблясь.

Она утопает в своём прекрасном сознании. Я не хочу, чтобы она вопрошалась в правильности своих действий. Я просто хочу, чтобы она чувствовала.

– Убери свои руки.

Она свирепо смотрит и пытается отстраниться, чтобы закричать. Я знаю, что она хочет попробовать – она хочет доказать мне, что она может это сделать, но это не то, что должно произойти. Я крепко держу её за затылок, фиксируя на месте.

– Ты хочешь доставить мне удовольствие? Тогда делай, как я говорю.

Её глаза сужаются, но она отпускает меня. И я использую одну руку и свои бедра, чтобы направить себя дальше в её рот. Чёрт возьми. Это приятно.

Она давится один раз, и её руки летят к моей заднице, крепко сжимая меня.

– Роуз, – стону я.

Мои движения несильные, но затем становятся более глубокими... пока слезы не просачиваются из уголков её глаз, а её тело не содрогается.

Её ноги медленно сгибаются, и она прижимается спиной к теплой плитке, вода омывает наши тела. Я вхожу в неё, покачивая тазом, полностью контролируя, сколько меня она принимает между губами.

Её ноги сжимаются, пальцы загибаются, а грудь поднимается, когда я ускоряю темп.

– Вот так, дорогая, – говорю я, тяжело дыша. – Со мной ты в безопасности.

Через несколько минут я кончаю и быстро выскальзываю из неё.

– Сплевывай, – говорю я ей, садясь на колени.

Она поворачивает голову и делает так, как я сказал. Она вытирает губы, её дыхание затруднено. Я беру её на руки и обнимаю, пока она осмысливает случившееся.

Её собственные руки обвивают мою шею, и она прижимается лбом к моей шее.

Я глажу её по спине, вода медленно становится теплой. Когда она отдыхает у меня на коленях, что-то сильное охватывает моё сердце. Никогда прежде я не был так одержим другим человеком. Она поглощает моё тело и разум так, что я не могу мыслить ясно.

Я убираю её мокрые волосы с лица.

Прямо сейчас, я хочу поцеловать место между её ног больше, чем она когда-либо сможет понять. Я хочу почувствовать её вкус и увидеть, как выгибается её спина. Видеть, как она достигает пика, как это только что сделал я. Через пару минут я начинаю подстраиваться под нее, раздвигая её ноги по обе стороны от себя.

Она кладет руку мне на грудь почти сразу после того, как её зад опускается на плитку.

– Нет, – говорит она, отстраняясь от меня.

Она встает.

Я остаюсь на коленях и хмурюсь от смены её настроения. Я в замешательстве, а такое случается нечасто.

– Ты не можешь отрицать то, как реагирует твоё тело. Тебе понравилось, и это нормально, Роуз.

– Я знаю, – она кивает с большей уверенностью, – мне просто не нужно, чтобы ты делал мне что-то взамен. Это было для тебя.

– Я хочу заставить тебя кончить.

И я, чёрт возьми, это сделаю. Я держу её за лодыжку и целую её колено.

– Тебе понравится. Поверь мне.

– Мне всё равно.

Она убирает мою руку со своей ноги.

Я встаю, мой взгляд сурово направлен на неё.

– Мне, чёрт возьми, не всё равно.

– Это не было услугой за услугу. Я не собиралась отсасывать тебе только для того, чтобы ты довёл меня до оргазма.

Она перевернула новую страницу нашей книги, и оставила меня искать, какую именно.

– Ты возбуждена, – говорю я ей. – Солги мне и скажи, что ты не собираешься вернуться в нашу комнату и удовлетворить себя.

Она поднимает подбородок, не отступая.

Я мог бы прижать её к стене, наблюдая, как дыхание покидает её губы, как её тело отвечает неистовым голодом. Она бы позволила мне доставить ей удовольствие. Но я не хочу подталкивать её к новому краю, не разобравшись в её внезапных оговорках.

Она делает шаг ко мне и говорит: – Мне не нужен ты, чтобы кончить.

Страх вспыхивает на поверхности её пронзительных глаз.

И мне становится ясно. Вот так просто. Я вижу океан под её словами, глубокий смысл всего. Я заключаю её в свои объятия. Мне всё равно, что ее конечности напряжены.

Она пытается оттолкнуть меня, и я крепко прижимаю её к своей груди.

Мои губы касаются её уха, когда я с силой говорю: – Vous avez tort.

Ты ошибаешься.

Её тело вспыхивает, и я резко отпускаю её, выключаю воду и нахожу поблизости полотенце. Я заворачиваю её в мягкий хлопок, пока она вопросительно смотрит на меня, гадая, не собираюсь ли я пояснить свои слова.

Наконец она говорит: – Я не ошибаюсь.

– Ты думаешь, что твоя девственность – это приз, который я хочу заполучить и убежать с ним. Я прав?

– Не манипулируй мной, – она качает головой. – Мне не нужно, чтобы ты говорил мне то, что я хочу услышать, только для того, чтобы тебе было легче выиграть.

Она сумасшедшая, раз уж верит в такую ужасную хрень. Я хочу обнять её подольше, покрепче, успокоить её своими словами.

– Я не манипулирую тобой, Роуз. Ты достаточно умна, чтобы понять меня. И если ты действительно веришь, что я буду манипулировать женщиной только для того, чтобы трахнуть её, то ты плохо меня знаешь.

– Не лги мне, – она тычет себе в грудь, её глаза дикие, – я для тебя всего лишь пит-стоп. Отметка на полпути, пока ты не найдешь женщину, которая будет стоять перед тобой на коленях в спальне и за её пределами.

– Если бы я хотел, чтобы из моей гребаной спальни выходила тихоня, я бы даже не заговорил с тобой, Роуз.

Меня заводит то, как сильная женщина может отдаться мне в тот момент, когда она заходит в дверь, то, как я могу подчинить своей силе девушку в порыве страсти. А потом мы можем снова быть ровней друг другу. Зачем мне нужен человек, который не может идти в ногу со мной? Какое в этом удовольствие?

Она качает головой, не веря мне. Почему она не может, чёрт возьми, мне поверить? Это чертова правда!

– Тебе нужен кто-то, кто будет рядом с тобой двадцать четыре на семь, – говорит она. – Кто-то, у которой нет более серьёзных обязательств, которые забирали бы её внимание от тебя. Я была для тебя десятилетней погоней, Ричард. Ничего больше.

Я стараюсь не показывать свою обиду, но она буквально разъедает моё лицо, слишком яростная, чтобы её скрыть. Она загнала что-то твердое и холодное внутрь меня.

– Нет, – переосиливаю я себя. – Нет, Роуз. Ты так ужасно ошибаешься.

Она тяжело дышит, крепко сжимая полотенце.

Я подхожу к ней, обхватывая её лицо большими грубыми руками. Я пристально смотрю в её желто-зеленые глаза.

– Ты не пит-стоп. Ты – моя финишная линия. После тебя никого не будет.

Я властно целую её, мой язык раздвигает её губы, и она отвечает. Но не так сильно, как я надеялся.

Поэтому я отстраняюсь и добавляю: – Я хочу тебя навечно, а не на короткий отрезок времени.

Я не понимаю, почему каждый раз, когда я говорю, это звучит как пустая пикаперская фраза.

Я не могу потерять её.

Не из-за такого.

Я пытаюсь представить себе жизнь без Роуз и вижу что-то серое, что-то неподвижное: мир без времени и место без цвета. Я вижу обыденность, тоску и скуку.

Я не могу потерять её.

Ни за что.

Она целует меня в щеку.

– Я хочу верить тебе, и я доверюсь тебе, но предупреждаю, что в будущем может потребоваться больше, чем просто слова.

С этими словами она открывает дверь душа и оставляет меня с новым вызовом. Но я был бы с ней и без всех этих испытаний: всех этих обручей, через которые она заставляет меня прыгать. Я действительно наслаждаюсь ими.

Но больше всего я наслаждаюсь ею.

16. Коннор Кобальт

Я опаздываю.

И я, блять, это ненавижу. Даже имея законное оправдание – пять часов лекций в Уортоне и еще двухчасовая деловая встреча в Нью-Йоркском ресторане – я все равно расстроен. Время непоколебимо, непрерывно и, несомненно, раздражает. Как бы сильно я ни старался, оно не подчиняется моей воле.

Пробки на пути из Нью-Йорка в Филадельфию только пробуждают мое разочарование. Мужчина на зеленом грузовике слева от меня жмет на гудок так, как будто шум волшебным образом освободит перегруженную автомагистраль. Я сдерживаю желание опустить стекло и напомнить ему, что он не Моисей и магии не существует.

Пощипывая переносицу, я перечитываю последнее сообщение.

Роуз: Скоро начнется. Запишу его на всякий случай.

Сегодня вечером в эфир выходит первый рекламный ролик реалити-шоу. И Роуз уже готова к тому, что я его пропущу. Для большинства людей опоздать на какой-то дурацкий тридцатисекундный телевизионный промо-ролик не имеет большого значения. Они бы даже не обратили на это внимания.

Но для меня это не нормально.

Все, что для этого нужно – один момент. Один единственный момент, на который я опаздываю уже как десять минут, мог бы все изменить. «Что если» в нашей жизни не является чем-то невозможным. «Что если» – это как параллельные пути, которые могут пересечься. И в один момент «что если» может стать фактом.

Скотт Ван Райт – это «что если».

Если бы я не услышал, как включился душ, как бежит вода по трубам через стены и потолок, я бы никогда не поднялся наверх. Если бы я не хотел сказать Роуз, чтобы она возвращалась в постель и приняла душ попозже, я бы никогда не услышал голоса Скотта и Роуз через дверь ванной.

Что если бы я никогда не вошел в ту ванную и не прервал то, что могло бы произойти?

Образ Скотта, пристающего к Роуз, разрушает все остальные образы у меня в голове. Из-за него мое пребывание в машине, а не рядом с ней, кажется настолько болезненным.

Еще один гудок прерывает мои мысли. Я ускоряюсь и сокращаю небольшое расстояние впереди, чтобы успокоить мудака позади меня. Мой взгляд перемещается на знаки съезда с автомагистрали, и слова сливаются вместе настолько, что их почти невозможно прочесть. Я моргаю и пытаюсь сосредоточиться, но это практически не помогает.

Не волнуйся. Чёрт возьми, не волнуйся, Коннор.

Я начинаю ощущать последствия 36 часов без сна. Для меня ночь – это ночная смена. Проекты для занятий. Деловые переписки по Cobalt Inc. Все, что требует моего внимания. Конечно, я и раньше работал по ночам, но у меня есть правило – никогда не превышать 36-часовый лимит без сна. Отсутствие сна снижает эффективность работы мозга.

Вот что я получаю, отказавшись от своего лимузина с водителем. Я мог бы вздремнуть на заднем сиденье, пока Гиллиган вез бы меня в Филадельфию. Но с того момента как начались съемки, я решил, что сам сяду за руль серебристого седана. Мне, может, и предоставлена такая роскошь, но я много работаю для этого. И если бы всем в шоу показали, как меня возят на лимузине, то все бы подумали, что я ленивый сукин сын.

Мои глаза закрываются, и я чувствую, как усталость давит на мышцы. Я принимаю сознательное решение осторожно свернуть на следующем съезде и припарковаться перед аптекой.

Я достаю телефон и захожу внутрь здания.

– Мне нужно, чтобы ты прописал мне Аддерол, – говорю я в трубку. Мои мокасины стучат по кафельному полу, и сотрудница аптеки бросает на меня прищуренный взгляд. В своих черных брюках и белой рубашке на пуговицах я больше подхожу для Уолл-Стрит, чем для придорожной аптеки.

– Нет, – Фредерик даже не колеблется. – И в следующий раз, когда позвонишь, можешь начать со слова привет.

Я скриплю зубами, останавливаясь перед полкой с противоотечными средствами. Фредерик был моим психотерапевтом со времен развода моих родителей. Как сказала моя мать: Я могу нанять кого-нибудь, если тебе нужно поговорить. Так что я потратил недели, прочесывая ряды потенциальных психиатров, чтобы найти того, с кем я мог бы «поговорить».

Фредерик учился в колледже по ускоренной программе, и я познакомился с ним, когда он окончил медицинскую школу всего в двадцать четыре года. У него был этот дух. Он жаждал знаний и был полон той страсти, которую уже утратили другие тридцатилетние и сорокалетние психиатры, с которыми я встречался. Поэтому я выбрал его.

Он является моим психиатром уже двенадцать лет. Я бы даже назвал его своим лучшим другом, но он постоянно напоминает мне, что друзей нельзя купить. Каждый год он зарабатывает на мне ошеломляющую сумму, и я дополнительно плачу ему за некоторые моменты – например, за то, что я могу позвонить ему в любое время суток, и он сосредоточит на мне все свое внимание.

На нашей последней сессии мы обсуждали Скотта Ван Райта, и я старался (довольно плохо) не обзывать продюсера всякими именами, как будто мне снова семь лет, и я пристаю к мальчику-хулигану. Но возможно, я использовал слова «сомнительная, тщеславная человеческая бактерия», когда Фредерик спросил меня, что я думаю о Скотте.

К счастью, у психиатров есть этический долг хранить тайну пациента.

– Привет, Фредерик, – говорю я, стараясь сохранить ровный тон. Он – единственный человек, который видел меня в самом худшем состоянии. Разрушенным. Бесполезным. Но я стараюсь, чтобы таких моментов было как можно реже. – Ты можешь позвонить в ближайшую аптеку в Филадельфии. А я заберу их там.

– Я могу, но не стану.

Я глубоко вздыхаю, изучая полки.

– Сейчас не время быть непреклонным. Я и так уже опаздываю.

– Во-первых, успокойся, – говорит он, и я слышу шорох на другом конце провода. Наверно, перекладывает бумаги. Он любит делать заметки.

– Я спокоен, – говорю я, добавляя невозмутимости в свой голос для большего эффекта.

– Ты только что употребил слово непреклонный, – опровергает Фредерик. – Обычно ты просто называешь меня упрямой свиньей. Видишь разницу?

– Не издевайся надо мной.

– Тогда ты тоже не издевайся надо мной, – возражает он. Нормальные терапевты не должны быть такими сварливыми, но я тоже не совсем нормальный пациент. – Ты помнишь наш разговор прямо перед твоим первым годом обучения в Пенсильванском университете?

– У нас было много разговоров, Рик, – говорю я небрежно. Мои пальцы скользят по двум разным брендам средств от заложенности носа. Я проверяю составы на этикетках.

– Разговор был об Аддероле, Коннор.

Я сильнее стискиваю челюсти до тех пор, пока у меня не начинают болеть зубы. Перед учебой в универе я сказал Фредерику, что если я когда-нибудь приду к нему за Аддеролом, он ни при каких обстоятельствах не должен прописать мне рецепт. Неважно по какой причине. Я хотел добиться успеха в учебе благодаря своим собственным заслугам. Без стимуляторов и усилителей. Я хотел доказать самому себе, что я лучше всех остальных и что для этого мне не нужны чертовы таблетки.

– Все изменилось.

– Да, изменилось, – соглашается он. – Ты сейчас на первом курсе аспирантуры. У тебя долгосрочные отношения с девушкой, и твоя мать готовится передать тебе Cobalt Inc. А теперь еще и реалити-шоу появилось. Я полностью признаю, Коннор, что ты способен совмещать работу со стрессом лучше, чем девяносто девять процентов людей на этой планете. Но все это может быть выше человеческих сил, даже твоих.

Это не первый раз, когда он говорит мне, что я беру на себя слишком много, но у меня просто нет выбора. Я хочу все. И если я буду достаточно усердно работать, то смогу получить это. Моя жизнь всегда была такой, и я отказываюсь верить, что сейчас все может быть по-другому.

Я беру противоотечное средство с максимальной дозировкой псевдоэфедрина, а затем иду дальше к стеллажам с кофеиновыми добавками.

– Согласен, человеку это не по силам. По крайней мере, не пожертвовав несколькими часами сна. И в такой день, как сегодня, когда мое полувялое тело не в состоянии включать мозг, а глаза слипаются, у меня больше нет других вариантов. Мне нужны стимуляторы.

– Что случилось с тем парнем, который обещал никогда не поддаваться на уловки мальчиков из студенческого братства?

– Обвиняешь меня? Серьезно, Рик? Не слишком ли это низко для тебя?

– Ты сам сказал мне использовать все необходимые способы, чтобы отговорить тебя от этого, – говорит он. – В твоей жизни было время, когда ты скорее бы спрыгнул с моста, чем принял бы Аддерол. Я знаю, что многое изменилось, но просто подумай об этом ради меня, ладно?

Я смотрю на кофеиновые добавки, пытаясь найти альтернативный путь. Но так ничего и не придумываю. Чтобы иметь все, я должен чем-то жертвовать. И это что-то начинается со сна.

– Если ты не пропишешь мне Аддерол, то я куплю в интернете чистый эфедрин, – угрожаю я. Покупать таблетки в интернете опасно. Я могу себе представить все другие неизвестные, непроверенные ингредиенты, которые случайно добавили в их состав.

Я умнее Фредерика, и он знает об этом. Когда-то давно он принудил меня всегда быть честным с ним. И никогда им не манипулировать.

Я так не поступлю. Вот почему то, что я сказал – не блеф.

– Что ты принимаешь прямо сейчас? – тон его голоса значительно изменился. Звучит так, будто он с особой осторожностью произносит каждый слог. Он обеспокоен, и я даже не спрашиваю, откуда он знает, что я беру препараты с полки.

Он двенадцать лет копается у меня в голове.

– Противоотечное и энергетик «Энергия на 5 часов», – я несу товары к прилавку, и сотрудница вяло их пробивает. Она одаривает меня долгим, суровым взглядом, когда просит показать удостоверение личности для покупки противоотечного средства. Да, немного подозрительно покупать эти медикаменты вместе. Но мне, чёрт возьми, двадцать четыре года. Я уже не ребенок.

– Этим способом пользуются подростки, чтобы получить кайф, ты это понимаешь? – говорит Фредерик по телефону, все еще пытаясь убедить меня одуматься.

Я беру бумажный пакет у сотрудницы и выхожу из аптеки. Дверной звонок звенит, когда я прохожу через двери.

– Я за рулем, – возражаю я. – Я либо приму стимуляторы, либо устрою аварию. Ты хочешь, чтобы на твоей совести было четыре столкнувшихся машины?

– Сколько ты не спал?

– Разве не с этого вопроса тебе следовало начать наш разговор? – я открываю банку с таблетками, бросаю парочку себе в рот и запиваю их энергетиком.

– Отвечай мне прямо, или я вешаю трубку, – строго говорит он. Я закатываю глаза. У Фредерика есть свои пределы, даже со мной. Я откидываюсь на сиденье, ожидая, когда таблетки подействуют так, что мои веки перестанут казаться тяжелыми, как свинец.

– 37 часов.

– Значит, сегодня ты нарушил два своих правила.

– Я еще не принял Аддерол.

– Нет, но ты принял кое-что другое.

Я ничего не отвечаю. Жду обязательного совета Фредерика, который должен вот-вот прозвучать.

– Тебе нужно от чего-то отказаться, – говорит он мне. – И это не должно вредить твоему здоровью. Так что пересмотри вещи в своей жизни и найди те, что не являются необходимыми.

И что это может быть? Cobalt Inc. принадлежит мне по праву рождения. И моим единственным стремлением всегда было получить степень MBA в Уортоне. Разве моя мечта – это что-то не необходимое?

Остаются только Роуз и реалити-шоу. Они взаимосвязаны. Если я хочу иметь одно, то должен иметь и другое. Необходимость Роуз для меня можно было бы поставить под сомнение. Ведь человеку не нужен партнер, чтобы жить. Чтобы достичь успеха. Но Роуз – это не то, что я когда-либо буду готов отпустить. Неважно необходима она или нет. Она моя.

– В моей жизни все необходимо, – говорю я Фредерику.

На другом конце следует долгое, напряженное молчание. Я жду, что будет дальше.

Когда Фредерик наконец начинает говорить, его голос звучит немного подавленно, но в остальном он так же спокоен, как и я.

– Я закажу Аддерол, но рецепт будет готов только завтра. Можешь написать или позвонить, когда доберешься до Филадельфии? – он, наверно, представил себе ту аварию из четырех машин.

– Конечно.

– Хорошо, отлично, – говорит он без энтузиазма.

После еще парочки фраз мы прощаемся. И я оцениваю свой уровень сознания. Твердые руки, ясное зрение и полная концентрация.

Я наконец-то проснулся.

К тому времени, когда я поднимаюсь по кирпичной лестнице таунхауса, промо-ролик уже прошел. Поэтому я готовлю себя к тому, что могу обнаружить. Наихудший сценарий: Скотт каким-то образом соблазнил Роуз – его руки обнимают ее, пока она находится в уязвимом состоянии.

Мой адреналин уже взлетел от противоотечного коктейля. Добавьте к этому неестественный страх, моя рука дрожит, когда я поворачиваю дверную ручку.

Как только я открываю дверь, мой страх превращается в самоуверенность. Скотт и Роуз не обжимаются вместе на диване. Она не плачет в его объятиях.

В гостиной царит какой-то беспорядок. Стул перевернут. Подушки разбросаны по всему деревянному полу. Роуз держит в руках каблуки и замахивается ими на Скотта, как будто это мечи. Дэйзи и Лили удерживают ее за талию и тянут назад.

Я ненавижу ставить под сомнение свою решимость преодолевать трудности, и я рад, что эта способность вернулась на сто гребаных процентов.

Я закрываю за собой дверь, но никто не слышит моего появления. Ло слишком занят тем, что извергает резкие оскорбления, от которых у меня может пойти кровь из ушей. Роуз яростно ругается матом, выкрикивая такие слова, как: ничтожество, сукин сын, бабник, мудак, ублюдок, придурок. Я слышу слово кастрация пять или шесть раз.

Скотт поднял руки в воздух в оборонительной позиции, его спина буквально прижимается к самой дальней от телевизора стене. Несмотря на это, на его лице расплывается самодовольная ухмылка.

Он затеял эту драму.

Камеры крутятся по всей гостиной. Рядом с Райком, который сжимает и разжимает кулак, а другой рукой удерживает плечо своего брата. И еще одна рядом с моей девушкой, которая полностью слетела с катушек.

Все кричат друг на друга.

Я же спокойно направляюсь прямиком в этот хаос. Роуз вырывается из рук своих сестер и, пользуясь возможностью, бросается на Скотта с каблуками в руках. Я проскальзываю в пространство между ними, и острие ее каблука вонзается мне в грудь.

Моя челюсть напрягается, и это единственный признак того, что мне чертовски больно.

Ее глаза расширяются от ужаса, и она тут же роняет свои десяти сантиметровые каблуки, и они с грохотом падают на пол. А затем, так же быстро, ее взгляд становится бешеным и злым. Она обвинительно указывает пальцем на Скотта.

– Он…

– Придурок? Свинья? Долбоеб?

Она ставит руки на бедра, кипя от злости. Я поглаживаю ее плечо, и она начинает успокаиваться. Но в ее глазах все еще кипит ненависть.

Мой взгляд пробегает по лицам моих друзей. Их тела начинают расслабляться, когда я смотрю на каждого по отдельности, напряжение в их мышцах медленно ослабевает. Ло наконец-то затыкается, а Райк неосознанно разжимает кулак.

Люди верят, что я обладаю какой-то магией влияния на других. Что я могу заставить толпу расступиться, не спрашивая разрешения. Все, что мне нужно сделать, это встать с краю, и они медленно и без усилий проложат мне путь. Я могу успокоить самую беспокойную душу, если захочу, и это не потому, что я одарен какими-то глупыми сверхъестественными способностями.

Моя сила в моей уверенности.

Все просто.

Именно вера людей в то, что это нечто большее – нечто великое – производит такой сильный эффект. Они хотят, чтобы я был их прочной, непоколебимой крепостью.

И вот я здесь.

– Дайте мне посмотреть ролик, – говорю я. И уже тогда мы решим, заслуживает ли Скотт получить каблуком по гребаному лицу.

Я поднимаю туфли Роуз, пока Лили берет пульт. Роуз тянется к своей обуви, морща нос от того, что стоит босиком на полу. Поверхность пола довольна чистая, но для Роуз этого недостаточно.

В чертах ее лица столько злобы. Я представляю, как она вонзает каблук Скотту в глаз. Как бы сильно я его не ненавидел, я не хочу, чтобы моя девушка сделала его слепым. Поэтому я убираю туфли подальше и крепко держу их.

– Я передумал.

Она изумленно открывает рот.

– Отдай их, Ричард! – она не хочет ходить босиком по таунхаусу. Ладно. Я легко поднимаю ее на руки, бережно удерживая ее, отчего она делает резкий вдох. Но вместо того, чтобы начать спорить со мной, она крепче хватает меня за бицепс. Мой взгляд падает на ее грудь, которая поднимается вместе с ее тяжелым дыханием, и я внутренне улыбаюсь.