Текст книги "Поцелуй небо (ЛП)"

Автор книги: Криста Ритчи

Соавторы: Бекка Ритчи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

41. Роуз Кэллоуэй

Коннор не будет ощущать умственную вялость от травки, но он всё ещё будет чувствовать телесный кайф. По крайней мере, так сказал Фредерик. Он был недоволен смешиванием препарата с наркотиками, но Коннор включил громкую связь, и я смягчила беспокойство Фредерика, объяснив, что Коннор отказался от приёма Аддерола. Я не стала упоминать о том, что он бросил Уортон, или о том, что он совершил огромный неизмеримый прыжок ради меня.

Уверена, что они обсудят это в понедельник.

Я кашляю на третьей затяжке, так как так и не научилась курить правильно. Я была слишком сосредоточена на своей компании, оценках и внеклассных мероприятиях (которые не включали в себя травку), чтобы погружаться в любой вид незаконной атрибутики. Но мне двадцать три. Ещё не поздно экспериментировать и пробовать новое. Если бы я сказала своей семнадцатилетней «я», что меня будет душить и шлепать мой академический соперник номер один (и мне это понравится), а шесть лет спустя я пропущу с ним косячок – я бы никогда не поверила самой себе.

Но думаю, что мою семнадцатилетнюю «я» чертовски соблазнила бы такая будущая перспектива. Думаю, она бы хотела, чтобы это было правдой.

Я смотрю, как Коннор выпускает из губ струйку серого дыма, а не выплёвывает свои легкие, как я.

Я пытаюсь злобно зыркнуть на него, но это теряет свою силу, когда я задыхаюсь.

– Вот... – Коннор накидывает нам на головы одеяло, заключая нас в искусственное убежище. Он сжимает косяк между пальцами, помещает его между губами и глубоко втягивает. Его глаза не отрываются от моих, и я думаю, не хочет ли он, чтобы я изучала его, чтобы в следующий раз сделать всё правильно. Но он бы произнес умное замечание по поводу «обучения» меня.

Несмотря на это, я внимательно слежу за тем, как он глубоко вдыхает, как дым втягивается в его горло. Я никогда не считала курение сексуальным – до сих пор, когда мой слишком умный, самоуверенный парень выдыхает как чемпион, как бог, как какое-то бессмертное существо с ухмылкой, которая может осветить мир и создать восьмое великое чудо.

И я НИКОГДА бы не сказала ему этого. Просто чтобы было понятно. Я сужаю глаза, чтобы он не смог прочитать на моем лице высокие похвалы и преувеличения. Но он почти смеется, значит, я что-то делаю не так. Я тянусь за косяком, а он качает головой. Он делает еще одну длинную затяжку, но на этот раз держит рот закрытым, задерживая дым.

Затем он властно берет меня за затылок. Не успеваю я моргнуть, как мои губы касаются его губ и по команде расходятся. Дым врывается в мой рот и щекочет заднюю стенку горла. Приступы кашля грозят снова разрушить мой кайф. Но Коннор заглушает его поцелуем, его язык проникает в мой рот, ослабляя ощущения. Я вдыхаю его пьянящий воздух, а он вдыхает мой – самый интимный поцелуй, в который я когда-либо погружалась. Дыхание за дыханием. Вдох за выдохом.

Его пальцы пробегают по моим мягким волосам, а другой рукой он подталкивает меня к себе на колени. Я обхватываю его талию, и всё же мне кажется, что он контролирует момент больше, чем я.

Мой пульс ускоряется от удовольствия, и я обвиваю руками его шею. Когда наши губы, наконец, рассоединяются, мы оба выпускаем в воздух небольшую струйку дыма. Наши ухмылки безошибочны.

– Давай сделаем это снова, – говорю я, радуясь возможности наконец-то вдохнуть без того, чтобы мое горло горело в отрицании. Я искренне думала, что моё тело не позволит яду пройти через него. Хорошая работа, тело.

– Любимые слова каждого наркомана, – говорит он с игривой улыбкой.

– Травка не так уж плоха, – возражаю я.

Он делает небольшую затяжку и отводит дым от моего лица. Наше убежище наполняется густым дымом и резким запахом, создавая дымную камеру на нашей маленькой территории. От нас будет вонять.

– Ты права, – сухо говорит Коннор и оценивает косяк. – Это не поджаривает клетки мозга. Только убивает амбиции. Что может быть хуже?

Всё, что превращает человека в никчемную версию самого себя, является злом. По крайней мере, в понимании Коннора Кобальта.

Я не собираюсь портить это, споря с ним.

– У меня есть одна проблема с травкой, – признаю я.

Он поднимает брови в любопытстве.

– Запах, – говорю я. – Он отвратительный. Хуже, чем от сигарет. Мне придется купаться в отбеливателе.

Он улыбается и глубоко целует меня. Мне это нравится. Привлекать мужчину своим мнением и словами. Это гораздо приятнее, чем соблазнять его своим телом – хотя и это мне тоже нравится.

Когда мы отдаляемся, я говорю: – Кто-то мог бы заработать кучу денег, если бы изобрел траву без запаха. Или парфюмированную марихуану! – я хихикаю. Хихикаю. Этот высокочастотный девичий звук так непривычен. Это задымленное пространство определенно работает.

Он снова целует меня, заглушая мой смех и наполняя мои легкие дымом и восторгом.

Мы остаемся под одеялом ещё какое-то время. Когда я пытаюсь дотронуться до своего лица, мои руки двигаются словно в замедленной съемке, а ноге, кажется, требуется вечность, чтобы сдвинуться с места, слишком вялая, чтобы куда-то идти. Поэтому я остаюсь сидеть на коленях Коннора. Но когда я поворачиваю голову, она движется быстрее, чем остальные части меня, как будто она не прикреплена к моему телу. Это странная комбинация, которая заставляет меня биться в истеричном смехе в течение двух минут. А было ли это две минуты?

Коннор наблюдает за мной, попивая воду, и когда он пытается передать бутылку мне, я протягиваю руку и задеваю его локоть. Я снова смеюсь.

– Вот, – говорит он.

Он подносит ободок к моим губам и наклоняет бутылку вверх, помогая мне пить. Вода приятна для моего наждачного горла. Вытерев губы, я вдруг завороженно смотрю на пуговицы на его рубашке. Мои пальцы играют с ними. Ух ты. Пуговицы идеально подходят к этому маленькому отверстию. Такая простая математика, и всё же кто-то, где-то открыл её первым.

Коннор говорит очень мало. Мне нравится тишина. Она усиливает все чувства. Например, как он проводит пальцами по моим волосам. Каждая часть меня становится более чувствительной, чем другая.

– Я хочу есть, – внезапно говорю я.

– Я знаю, что делать, – он быстро поднимает меня, отбрасывая одеяло в сторону. Мое сердце бьется быстрее, чем раньше. Он утыкается носом в мою шею. – Пора тебя покормить.

Я смеюсь, его кожа щекочет мою, когда мы выходим из комнаты. Мне всё равно, что мы находимся в доме, заполненными камерами. Нигде не видно, что мы курили травку. Ни у кого нет доказательств.

К тому же, рабочий день Саванны, Бретта и Бена окончен. Они, вероятно, крепко спят в своих собственных домах, оставив камеры на стенах и в потолках, чтобы они снимали нас.

Коннор спускается по лестнице со мной на руках. Как только мы достигаем первого этажа, он ставит мои ноги на землю. Гостиная находится прямо перед нами. Но Лили и Ло сидят спиной к нам на диване, уставившись в телевизор над камином. Они оставались забаррикадированными в своей комнате целую неделю, пока Скотт не извинился. Извинение, которое, по словам Ло, было – половинчатым и неискренним, но этого было достаточно, чтобы они, наконец, решились спуститься вниз.

Я открываю рот, чтобы заговорить.

– Шшш, – тихо шепчет Коннор, прижимая свои пальцы к моим губам. Мы оба улыбаемся. Почему это так смешно?

Мы остаемся скрытыми... ничем. Они могут увидеть нас на открытом пространстве, если просто повернутся, но они оба поглощены фильмом.

– Почему мы это смотрим? – спрашивает Лорен.

– Потому что ты должен знать, почему я считаю тебя воплощением Питера Пэна, – отвечает Лили.

Я снова начинаю смеяться. Я действительно не знаю почему, но Коннор закрывает мне рот рукой, чтобы подавить мои звуки. Как ему удается удерживать меня на ногах одной рукой?

Он сильный, Роуз, не будь дурой. Боже мой. Травка делает меня глупой?

– Если я Питер Пэн, то кем будешь ты? Венди?

– Нет, – говорит Лили. – Венди выбирает смертность вместо парня, которого она любит. Я была бы...

Наступает долгая пауза, и я провожу языком по ладони Коннора. Он поджимает губы, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

– Динь-Динь, – заключает Лили. – Она никогда не покидает Пэна. Она любит его больше всего на свете.

– Так ты – моя маленькая фея? – спрашивает Ло, но я чувствую обожание стоящее за его словами.

И всё же, как бы мило это ни было, мы с Коннором не можем сдержать смех. Он вырывается наружу и выдает наше присутствие.

Их головы поворачиваются в нашу сторону, заставая нас возле лестницы с дурацким смехом.

– Какого черта вы двое делаете? – спрашивает Ло, наклонив голову, внимательно изучая наши позы, лица и – на что ещё тут можно смотреть?

– Мои ноги, – говорю я.

Коннору приходится уткнуться ртом в мою шею, чтобы подавить очередной приступ смеха. Мой смех вырывается на полную мощь, его не остановить.

– Что? – Лили смотрит на нас в замешательстве.

Коннор наклоняется и упирается подбородком в моё плечо, прежде чем сказать: – Мы собираемся поесть.

Лили ахает.

– Вы обкурились? – она встает с дивана прежде, чем я успеваю придумать оправдание. Не пройдя и трёх метров от нас, она спотыкается и щиплет себя за нос. – Фу... – она задыхается. – Я ненавижу этот запах.

Лорен ухмыляется.

– Вы двое... – он качает головой, придвигаясь к своей девушке. – Кто бы мог подумать, что самые ответственные люди в этом доме – это те, кто обкурились? Поздравляю, вы официально вписаны в наш группу.

– Наш дружеский круг, – уточняет Коннор.

Я разражаюсь очередным приступом смеха. Коннор снова подхватывает меня на руки, несет на кухню и сажает прямо на стойку.

– Мы можем остаться и посмотреть? – взволнованно спрашивает Лили.

– Мы увидим это в следующем эпизоде, – напоминает ей Лорен.

– Но я хочу неотредактированную версию.

Коннор трогает мою ногу.

– Ты в порядке? – спрашивает он, обеспокоенный, даже когда сам находится под кайфом.

– У меня нет паранойи. Так что думаю, это хорошая травка.

Пока у меня есть Коннор, я знаю, что смогу пережить даже плохое состояние кайфа.

Какая странная версия любви.

И она вся моя.

42. Коннор Кобальт

Гостиная была свободная от мебели. На полу лежат мягкие коврики. Дэйзи уже прыгает вверх-вниз, готовясь к урокам самообороны, которые Райк, Лорен и я обещали девочкам. Я предложил нанять настоящего инструктора, но Райк сказал, что у него практически есть лицензия.

Я напомнил ему, что способность избить кого-то не делает его хорошим учителем. И тогда он сказал: – Хватит, блять, меня доставать и иди лучше прикури косячок.

Меня оскорбляли и гораздо лучше.

Скотт Ван Райт показал небольшой фрагмент, где мы с Роуз глупо хихикаем и поглощаем остатки тако. Поскольку там не было реальных кадров нашего курения, реакция на этот эпизод была минимальной. За всю историю было слишком много звезд реалити-шоу, валяющихся в собственной блевотине, чтобы шокироваться двумя молодыми людьми в непонятных приступах смеха.

Единственный минус – я впервые в жизни выглядел глупо.

И мне все равно. Потребовалось двадцать четыре года, чтобы обрести такую апатию. В колледже, если кто-то считал меня менее умным, чем я был, в самом низу рейтинга класса, это был конец света. Если они считали меня придурком – хорошо. Если они считали меня карьеристом – хорошо. Странным – неважно.

Но если меня считали меня глупым – вот то слово, которое пронзало меня насквозь. Неудача – это то, что могло бы привести меня к смерти.

За один день я бросил Уортон. Отказался от своей «предполагаемой» мечты. А потом я сделал то, что сделало меня еще более глупой версией самого себя.

И сегодня я могу сказать: – Мне всё равно, – быть искренним.

Мне двадцать четыре года. Я всегда думал, что уже повзрослел. Но общение с Роуз заставило меня вырасти в ту версию себя, которую я люблю больше всего.

Мои страхи уже не такие эгоистичные и не такие претенциозно-тщеславные.

Роуз говорит мне: – Если на меня нападут, то я достану свой перцовый баллончик и электрошокер. Я не буду сначала применять кулаки. Это последнее средство.

– А если у тебя не будет времени на все это? – спрашиваю я ее.

Я не могу удержаться от улыбки каждый раз, когда смотрю на её одежду. Никакой удобной обуви. Никаких штанов для йоги или футболки. Она выбрала танкетки, кожаные шорты и белый хлопчатый топ, заправленный так, словно она собирается на встречу за обедом. Лорен сказал ей пойти переодеться, а она выглядела так, будто хотела оторвать ему голову.

Я знаю лучше.

– Не все папарацци отвратительны, – говорит она. – Я уверена, что у кого-то найдется капля моральности и он поможет мне против разъяренных недоброжелателей.

– А что, если папарацци не будет поблизости?

Она поднимает палец.

– Один раз, – говорит она мне. – Только один раз за последние четыре месяца я была одна на публике. И это было, когда Лили проехала пять раз подряд по не тем улицам.

– Эй! – говорит Лили.

Она стоит на полу в такой же тренировочной одежде, как и Дэйзи. Только на ней ее пушистая белая шапочка, которая больше подходит для снега, чем для теплой погоды середины мая. У неё есть клыки, и, очевидно, это что-то, что называется Вампа из «Звездных войн. Единственная причина, по которой я вижу, что она носит её, это Лорен. Каждый раз, когда он смотрит в её сторону, его дыхание становится глубже, а янтарные глаза наполняются желанием, словно он готов немедленно трахнуть её.

Лили встает на ноги, отказываясь от того движения, которое Лорен пытался ей показать. – Я поехала не по тем улицам только потому, что GPS был на французском.

Роуз бросает на неё взгляд.

– Это ты настроила его на французский.

– Только потому, что я пытаюсь выучить язык, – объясняет Лили, – чтобы знать, о чём, чёрт возьми, вы двое говорите за нашими спинами.

В прошлом эпизоде впервые показали, как мы говорим друг с другом по-французски. Продакшн добавил субтитры.

Наш разговор вращался вокруг Лили и проходил примерно так.

Роуз: Она похудела. Я вижу её ребра.

Я: Это тень.

Роуз: Это не тень. Это её скелет.

Я: У меня наверху есть учебник физики. Я уверен, что там есть раздел о свете и тенях. Хочешь покажу тебе?

Роуз: Зачем тебе книга по физике? Ты же бизнес-студент.

Я: Для таких моментов как этот.

Это был один из наших более спокойных обменов мнениями на французском, но Лили не позабавил тот факт, что мы обсуждали её вес прямо у неё на глазах.

Очевидно, все они думали, что мы спорим только на темы «умных людей» (слова Лили) и что у нас есть правило не говорить о них на французском.

У меня есть правило.

Если вы хотите меня понять, учите мой язык.

Райку и Дэйзи, кажется, всё равно, что мы могли говорить и о них, но Лили и Лорен возмущены.

– И чтобы вы знали, – говорит Лили, – я уже могу сказать целых пять слов по-французски. Так что такими темпами я быстро начну бегло говорить.

Дэйзи подходит к ним, подпрыгивая на месте.

– Разве ты не провалила испанский и латынь в подготовительной школе? – спрашивает она с улыбкой.

– Это бессмысленный вопрос[22]22
  Ориг. mute – беззвучный


[Закрыть], – защищается Лили. – Это даже не одинаковые языки.

Роуз бросает на меня ещё один взгляд, но я не могу остановиться.

– Бессмысленный вопрос(ориг. moot – бессмысленный), – поправляю я ее.

Лили смотрит на меня, ошарашенная.

– Что? – Лорен обхватывает её за талию, пока она объясняет: – Правильно mute. Типа он не издаёт звука, значит он не важен[23]23
  moot/mute – слова звучащие в оригинале практически одинаково, Лили использовала не то слово, думая что использует правильное


[Закрыть].

– Правильно moot, – повторяю я. – Уверяю тебя.

Роуз пихает меня локтем, и брови Лили сходятся в еще большем замешательстве.

– Никому не нравится гребаная грамматическая полиция, – говорит мне Райк.

– Страшно слышать это от парня, который в колледже писал статьи для городской газеты, – говорю я. – Небось твой редактор тебя ненавидел?

Он показывает мне средний палец.

– Подождите, – Лили поднимает руки. – Что такое moot? Это ведь не слово.

– Это не имеет значения, – быстро говорит Роуз и отмахивается от меня.

– Имеет, – опровергаю я. – Я хочу просветить твою сестру.

Роуз ударяет меня по руке, а затем показывает пальцем.

– Это тебе за косвенное оскорбление. Она не глупая, – я открываю рот, чтобы заговорить, и она снова бьет меня по руке. – И, очевидно, это тебе нужны уроки самообороны. Похоже, ты не очень-то умеешь защищаться.

Она собирается ударить меня снова, и я хватаю её кулак в свою руку.

Она поджимает губы.

– Ладно.

Я только сейчас замечаю, что Бен, Бретт и Саванна окружили нас, когда они начинают сосредотачиваться вокруг Райка. Я оглядываюсь в поисках Скотта, но понимаю, что он, должно быть, заперся в своей комнате. Работает. Он снова сменил тактику. Он больше не раздражает девушек Кэллоуэй так сильно, как раньше. Последние две недели он почти не появлялся. Не знаю, может, этот дом делает меня более параноидальным, но я продолжаю думать, что он что-то замышляет. Я просто не знаю, что он может сделать со мной без физического захвата Роуз. Он уже потерпел неудачу в этом. Так что же осталось в его арсенале?

Мы с Роуз переглядываемся, когда Райк сбрасывает с себя футболку. У него лучшее телосложение, чем у меня и Ло. Мы оба признаем это, потому что мы в отличие от него, не лазим каждый день по горах без страховки.

– Я не знал, что это занятия по самообороне для голых, – говорю я.

Ло смеется.

– Блин, ты меня опередил.

Райк хмурится.

– Не смейте, блядь, бить по моему правому плечу. Это запрещено.

Это всё, что он говорит в ответ. Но мы знаем, о чём он. Он потратил больше месяца на то, чтобы сделать замысловатую татуировку. Один из самых популярных эпизодов был тогда, когда Дэйзи пошла с ним за компанию. Это был один из немногих её свободных дней, и мы с Роуз заметили, что она решила провести его с Райком.

В эфире Принцесс Филадельфии около пятнадцати минут звучал вопрос «Сделала ли Дэйзи татуировку с Райком или нет?» пока в конце не раскрыли ответ.

Она не била татуировку.

Её мать убила бы её, если бы она пометила своё тело, ведь это имеет решающее значение для продолжения её модельной карьеры. И Саманта также нашла бы способ уничтожить Райка, вероятно, бросив его в тюрьму по какому-нибудь нелепому обвинению. Я в этом не сомневаюсь, поэтому и предостерегаю Райка держаться подальше от Дэйзи, пока она не станет старше.

Но он мазохист, клянусь, он делает то, от чего в конце концов ему будет больно.

Мы все смотрим на его готовую татуировку. Феникс с крыльями в оттенках красного, оранжевого и желтого покрывает его правое плечо и грудь, заканчиваясь возле пресса. Серо-черная цепь обвивается вокруг лап птицы и спускается вниз по боку Райка, заканчиваясь якорем у него на бедре.

Ло качает головой.

– По крайней мере, ты не сделал племенную татуировку.

– Отъебись, – говорит Райк.

Он закидывает руку за голову и не обращает внимания на наши взгляды и три камеры.

Я наклоняю голову.

– Ты убедился, что игла была упакована и стерильна?

– Я не долбаный идиот.

– Ну, когда ты так говоришь, я верю тебе больше, – говорю я.

– Я думаю, она выглядит горячо, – вклинивается Дэйзи. Она коварно ухмыляется, пока все (кроме меня) стонут. – Что? – смеется она.

– Это мой брат, а ты мне как младшая сестра, – говорит Ло с отвращением. – Просто нет.

Челюсть Райка твердеет, он не произносит ни слова. Он просто хватает с пола свою футболку и надевает её обратно.

– Спасибо за этот стриптиз, брат, – говорит Ло.

Райк показывает ему средний палец.

Но я смотрю, как его глаза встречаются с Дэйзи. Её яркая ухмылка уже полностью исчезла. Я не уловил момент, когда юмор покинул её, но, возможно, комментарий Ло сделал свое дело.

Райк и Дэйзи смотрят друг на друга в течение долгого момента, наполненного словами, которые я не могу услышать, и вещами, которые я не могу прочитать. Я почти отворачиваюсь, раздраженный этим незнанием.

Затем Дэйзи губами проговаривает Райку Прости.

– Только не бей меня по руке, ладно? – говорит он ей. – Она все ещё чертовски болит.

Её губы медленно растягиваются в улыбке.

– Я знаю, как защищаться, – неожиданно громогласно заявляет Лили.

Она была в объятиях Ло, но вырывается и поднимает на него руку, отдавая Вулканский салют из Звездного пути. Когда мы были на съезде комиксов, Роуз не знала, как это называется, и Ло укорил её, когда она назвала это – фишкой Спока.

Пока Лили продолжает разводить пальцы в форме буквы V, Ло смотрит на Лили так, будто хочет поцеловать её и загородить собой от всех остальных.

Никто ничего не говорит, мы поднимаем брови и стоим неподвижно, словно Что за чёрт?

– Видишь, – говорит Лили. – Все слишком растеряны, чтобы нападать.

И тут Ло игриво хватает её за запястье. Он наклоняется и просовывает свой язык в щель между её пальцами, демонстрируя грубый жест. Её рукой и его ртом.

Камеры отводятся от Райка и направляются на Лили и Ло.

Лили задыхается и бьет его в плечо.

– Ты только что осквернил Вулканский салют!

Он с ухмылкой обхватывает её бедра.

– Да? Кто отдает Вулканский салют в шапке из Звездных войн? Ты первая его испортила, – он гладит её по белой пушистой шапочке. А потом она встает на кончики пальцев ног и целует его. Он ухмыляется, целуя её в ответ.

– Ну что, начнем? – спрашиваю я.

Дэйзи вернулась домой всего тридцать минут назад, а уже час ночи. И она пришла раньше, чем обычно.

– Ш-ш-ш! – кричит Роуз, истерично вытянув руку над моей грудью, ее глаза горят, когда она мотает головой из стороны в сторону.

Все хмурятся и на секунду замолкают.

Что она...

И тут я слышу звенящий звук, похожий на звяканье колокольчиков на ошейнике. Сэди сбегает с лестницы и не колеблясь заходит на первый этаж, как будто эта часть дома тоже принадлежит ей.

Роуз достает свой перцовый баллончик, лежащий на полу, её глаза сужаются на Сэди, как будто у неё только плохие намерения.

Но самая ужасная реакция исходит от Лили, которую на прошлой неделе Сэди «преследовала» в её спальне. Она сказала, что просыпается, а Сэди просто сидит и смотрит, как она спит. Это было настолько нелепо, что я начал плакать от смеха, когда она рассказала мне.

– Обожемойобожемой, – говорит Лили.

Мне кажется, я услышал, как она сказала демон один или два раза, но она в растерянности и произносит слова невнятно. Она начинает бегать кругами по гостиной, ища место, где можно спрятаться, но мы придвинули все диваны и кресла к стене. Пространство открыто для того, чтобы Сэди могла её найти.

И моя кошка издает низкое шипение, чем дольше Лили делает резкие, судорожные движения.

Дэйзи пытается дотянуться и взять Сэди на руки, но Райк мгновенно оттаскивает её, притягивая Дэйзи к своей груди. В последний раз, когда она попыталась схватить мою кошку, Сэди цапнула её за ногу, три длинных следа от когтей окрасились кровью, а её мать впала в ярость и кричала на меня не меньше часа во время воскресного обеда. После этого я фактически продал Сэди, но, придя домой на следующий день, обнаружил, что Роуз и Дэйзи из кожи вон лезут, чтобы выкупить её.

Как бы я ни любил свою кошку, эти женщины мне дороже.

Лили бегает вокруг, пока не находит решение. Она взбирается на Ло, как обезьянка, ползет по его спине, пока он изо всех сил пытается сдержать смех и не дать ей упасть. В своей меховой шапке и с выпученными глазами она действительно похожа на какое-то неуклюжее существо.

– Я отнесу её в подвал, – говорю я всем.

– Если мы не можем защитить себя от кошки, то на что нам надеяться? – резко говорит Дэйзи, и на её лице снова появляется яркая, игривая улыбка.

– Я могу защитить себя, – опровергает Роуз, потрясая баллончиком с перцовым спреем.

– Дорогая, – предупреждаю я её, – нам совсем не нужен утренний звонок из PETA[24]24
  Организация, защищающая права животных


[Закрыть].

– К черту PETA.

Проклятье.

– Роуз, – я качаю головой. Вот в этом мы с ней разные. Она не может держать язык за зубами, когда это важно.

– Кто-то выльет на тебя ведро красной краски после этого эпизода, – говорит ей Ло. Он держит Лили на своих плечах, где она выглядит довольной, её ноги свисают ему на грудь. Она смотрит на Сэди, которая расхаживает по комнате с излишней гордостью.

Роуз выглядит немного сожалеющей, и я оставляю её, чтобы помочь Сэди последовать в подвал.

– Я люблю животных, – механически говорит она, чтобы оправдаться. Она холодно улыбается в камеру, а потом добавляет: – И если кто-нибудь испортит одну из моих шуб, я выставлю вам счет, а потом вырву ваши чертовы глаза. Потому что вы не заслуживаете того, чтобы смотреть на красивую одежду, никогда больше.

Я смотрю, как Сэди спускается по лестнице, пока все смеются. Я улыбаюсь, глядя через плечо на этих людей, на моих друзей.

Я бы не хотел пропустить это ради Уортона.

Я бы не хотел пропустить это, ни за что.

Именно здесь я счастлив больше всего.