Текст книги "Поцелуй небо (ЛП)"

Автор книги: Криста Ритчи

Соавторы: Бекка Ритчи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

19. Роуз Кэллоуэй

Лили: Я не смогу прийти. Мне очень, очень, очень жаль! Просто убедись, что никаких лилий не будет, хорошо? И помни, что твой вкус мне нравится больше, чем мамин. СПАСИБО!

Я получаю это сообщение, как только приезжаю к флористу, чтобы выбрать цветочные композиции для свадьбы.

Мама: Четыре месяца и два дня.

Это похоже на обратный отсчет до Апокалипсиса.

Я отвечаю сестре, что все в порядке. По крайней мере, на этот раз она не придумала глупого оправдания. Её «боли в животе» за последний месяц были больше связаны со страхом встретиться лицом к лицу с нашей осуждающей матерью.

Лили прошла долгий путь: сначала мама ее игнорировала, а затем попросила не раздвигать ноги. Наносить светло-розовый блеск для губ (в те редкие дни, когда Лили красится). Причесывать волосы, чтобы они не выглядели, словно после секса.

Мама ее высмеивает. И мы с сестрой знаем, что это не из-за отсутствия любви к нам, а из-за необходимости защищать репутацию семьи.

Я быстро оглядываю цветочный магазин. Бретт сегодня следует за мной повсюду со своей камерой, ловко избегая покупателей, чтобы в кадре была только я. Я приехала на двадцать минут пораньше, чтобы выбрать то, что мне понравится, тогда моей маме будет сложнее навязать мне свое мнение.

Для начала я выбираю розовые и бежевые розы для центральных украшений. Я с нетерпением жду, пока флорист продемонстрирует композицию. И замечаю, что из цветов торчит мишура.

– Попроще, – настаиваю я. – Только цветы. Мы расположим их в один длинный ряд вдоль стола. Никаких отдельно стоящих ваз, все должно выглядеть как один расширенный центральный элемент, – я оглядываюсь и замечаю стол с белыми розами. – Эти для букета. И мы можем обернуть стебли жемчугом, – я не уверена, понравится ли это Лили, но на данный момент, очевидно, что ее это не заботит.

Ее единственной просьбой за последние два месяца было никаких лилий. В остальных случаях я все выбираю вслепую.

Пока я жду маму, то решаю зайти в Твиттер и нажать #PoPhilly. Появляется список твитов.

@RaderBull595 : Девчонки Кэллоуэй горячие, но та высокая – такая сучка. Хотя, я бы трахнул Лилс.

@TVDFan70008 : Вы видели, как Ло смотрит на Лили? *обморок*

@thefieryheart : Строю алтарь для Райка и Дэйзи!

@RealityXbites4 : Я обожаааю это шоу!! #КомандаСкотта

@SlightlySpoiled : Не могу дождаться, когда Роуз бросит Коннора. Сожги его член! #пожалуйста

Чудесно.

Отзывы о шоу намного лучше, чем мы все ожидали. Несмотря на то, что нас называют «сквернословящими, богатыми и тщеславными», большинство статей отмечает, что мы настоящие. За то, что мы не пытаемся играть на камеру. Дэйзи делает отрыжку, Лили случайно оставляет сексуальные комментарии, а я угрожаю кастрировать мужчин. Некоторым людям мы нравимся как раз из-за наших недостатков. Другие же все еще высмеивают нас и наше шоу. Но я стараюсь не позволять этим комментариям беспокоить меня.

Невозможно понравиться всем.

@Fashion4Goddesses : Только что получила свое платье от Calloway Couture! Оно великолепно!

Мое сердце переполняется радостью от этого твита. Вскоре после выхода в эфир первого эпизода шоу, мои продажи взлетели до небес. И они продолжают расти в геометрической прогрессии с выходом каждого нового эпизода. Даже у «Fizzle» произошел резкий скачок продаж. Надеюсь, этот успех продлится долго.

Звенит дверной колокольчик, и я быстро убираю телефон в сумочку. Моя мать входит с таким видом, словно она только что купила весь этот магазин. Она задирает нос при виде вазы с наполовину увядшими маргаритками.

– Ты рано, – говорю я ей. Если быть точным, то она приехала на десять минут раньше.

– Ты тоже, – отвечает она. – Где твоя сестра?

– Она не приедет, – я не использую оправдание про боли в животе, потому что я слишком часто это говорила. Вместо этого я пытаюсь быть честной. – Ей не нравится, как ты с ней разговариваешь.

– У Лили есть свой собственный голос, – огрызается моя мать. – Если ей не нравится, как я с ней разговариваю, то пусть скажет мне об этом сама.

Я молчу. Я не говорю ей, что с ней не так-то просто разговаривать, и для этого требуется много практики и навыков – что даже я после общения с ней чувствую себя более нервной и взвинченной.

– Я уже выбрала цветы, – говорю я ей.

Она, кажется, не удивлена.

– Значит, нам придется решить, какие цветы мы оставим – мои или твои, потому что я уже позвонила и договорилась о композициях сегодня утром.

Ну, конечно. Она надменно подходит к витрине, где стоят белые и оранжевые лилии, перевязанные бирюзовой лентой.

– Она же просила – никаких лилий, – говорю я сердито. – Я уже десять миллионов раз тебе это говорила, – проблема не только в этом, но и в цвете: оранжевый и бирюзовый. Серьезно? Может быть, для Дэйзи они бы подошли, но Лили более... сдержанная.

Моя мать раздраженно вздыхает и касается жемчужного ожерелья у себя на шее. Это ее сигнал. Когда она особенно напряжена или раздражена, то прикасается к этим жемчужинам, как к четкам, словно молится Святому Отцу, чтобы ее конфликтная дочь стала послушной и спокойной.

– Что не так с лилиями? – спрашивает моя мать. – Дочь Оливии Барнс украсила ими свою свадьбу, и все смотрелось просто великолепно.

– Ее зовут Лили[11]11
  Lily – с англ. «лилия»


[Закрыть], – говорю я. – Ей этот каламбур не кажется таким забавным, как тебе. И если она увидит повсюду лилии, то расстроится.

Не говоря уже о том, что почти каждую неделю мы получаем букеты лилий и письма по почте от поклонников шоу. От мужчин, которые фантазируют о моей сексуально-зависимой сестре. У нее эти цветы ассоциируются с грязными вещами.

– Я уже заказала их, так что ты хочешь, чтобы я сделала? – говорит она. – Я же не могу просто взять и все отменить, верно?

– Можешь.

– Я не понимаю, почему ты так бесишься из-за этих цветов.

Я стою на своем.

– Я знаю Лили лучше, чем ты, – напоминаю я ей. – Мы должны удовлетворить одну единственную просьбу, которую она выразила.

Моя мама бормочет что-то похожее на «она даже не пришла, чтобы озвучить ее самостоятельно». Ее глаза бегают по комнате, прежде чем она снова вздыхает.

– Какой у тебя альтернативный вариант?

Я показываю ей белые и розовые розы, которые выбрала ранее.

Она бросает на меня взгляд.

– Не заказывай цветы под себя, Роуз[12]12
  Rose – с англ. «роза»


[Закрыть].

Мои губы сжимаются в тонкую линию, а ноздри расширяются.

– Мое имя и цветы – не синонимы, мама.

У Поппи, моей старшей сестры, никогда не было проблем в общении с нашей мамой. Большую часть времени она просто соглашается с ней, чтобы избежать скандалов. Так же, как и Дэйзи.

Я же не могу согласиться с кем-то, кто, как я знаю, неправ, независимо от того, является ли этот человек моей матерью или нет. Не помню, когда последний раз у меня хватало смелости сказать ей «нет». Но она все еще не понимает, что мое мнение тоже имеет значение, потому что я уже не ребенок. Мне двадцать три года. Может, она до сих пор видит во мне маленькую девочку, прячущуюся у нее за спиной на танцевальных концертах и тянущуюся к ней за советом о других девочках в школе, но сейчас я взрослая.

Я ценю ее советы, правда, но я также имею полное право не соглашаться с ними. Но это вызывает только споры и скандалы. Никто из нас не может выиграть, если мы находимся в одинаковом положении.

Мама, прищурившись, смотрит на розы. Я вспоминаю совет Дэйзи, который она мне дала, когда я не могла заставить маму перестать со мной спорить.

– Скажи ей, что любишь ее, – сказала она. – Это всегда срабатывает, когда я чего-то хочу.

Я пробую этот прием.

– Я люблю тебя, мам…

– О, даже не начинай, Роуз. Я не слышала от тебя этих слов уже лет пять.

Полагаю, она права. Поскольку я редко проявляю привязанность к своей матери, то вполне логично, что «Я люблю тебя» от Дэйзи кажется более искренним.

Она поворачивается на каблуках, и ее глаза встречаются с моими. В них нет и намека на нежность.

– Можешь отменить мой заказ, – говорит она. – Но я еще не закончила обсуждать цветы или центральную композицию. Видит бог, мы обе можем найти что-нибудь получше лебедей изо льда.

Я пытаюсь улыбнуться.

– Звучит неплохо.

– Как дела у Дэйзи? – спрашивает она.

– Хорошо, – я не вдаюсь в подробности. Она достаточно часто общается с Дэйзи. Всякий раз, когда моя сестра разговаривает по телефону, обычно она говорит именно с мамой. И я не имею права удерживать Дэйзи рядом с собой после окончания реалити-шоу. Я ничего не могу сделать, кроме как подождать, пока Дэйзи станет старше, чтобы посмотреть, захочет ли она жить с нами и немного дистанцироваться от матери. Чтобы, наконец, получить свободу, которую, она так сильно хочет. Это будет долгое ожидание, но я готова его вытерпеть.

– Хорошо, – кивает она.

Я делаю паузу, ожидая ее следующего вопроса, но он так и не следует.

– Ты забыла о своей другой дочери.

– Лили уже двадцать один год, – опровергает она. – Она лежит в постели, которую сама себе постелила.

Мне не следовало ничего говорить.

– Как ты можешь планировать ее свадьбу, если все еще злишься на нее из-за скандала? – спрашиваю я с отвращением.

– Потому что эта свадьба – единственное, что способно вернуть ее репутацию и стереть клеймо, которое она поставила на имени Кэллоуэй. Это важнее моей злости. Поэтому свадьба должна быть идеальной.

Она окидывает меня взглядом, как бы напоминая, что сделать эту свадьбу идеальной – моя работа.

– Нам нужно определиться с местом проведения мероприятия к выходным. Я пришлю тебе лучшие варианты, которые нашла. Поэтому будь на связи.

Она натянуто и жестко обнимает меня, прежде чем покинуть магазин. Оставляя меня в еще более подавленном состоянии, чем раньше.

Так много дерьма еще нужно сделать. Например, спланировать девичник. Я бы наняла стриптизеров, но для лечащейся от сексуальной зависимости невесты это не самый лучший вариант. Думаю, что Лили и Ло в любом случае хотят устроить совместный мальчишник и девичник.

Когда я выхожу из магазина и подхожу к своему Эскалейд, припаркованному у обочины, я снова начинаю думать о случившемся с Коннором. О его пальце. Душе. Любви.

Лорен может и верит, что Коннор в конце концов уйдет от меня, но той ночью, на вечеринке по случаю показа реалити-шоу, я поняла, насколько сильно я ему доверяю. Как хорошо я его знаю. Ло во многом был не прав, и мне это известно только потому, что Коннор позволил мне увидеть больше, чем пару аспектов его жизни.

Неважно произносит Коннор это или нет, но он любит меня достаточно, чтобы впустить в свою жизнь больше, чем наполовину. И я знаю, что мне пора сделать то же самое, но на другом уровне.

Я достаю свой телефон и быстро отправляю сообщение Коннору:

Роуз: Принеси вино сегодня вечером.

Поскольку Ло не пьет, мы стараемся не держать алкоголь в пределах его видимости, поэтому у меня в спальне есть сундук, в котором мы храним нашу заначку. Я делаю паузу, чтобы обдумать свой выбор алкоголя. Вино? Мне, наверное, понадобится что-нибудь покрепче.

Роуз: И текилу.

Я делаю вдох и жду его сообщения.

Коннор: Есть ли какая-то причина, по которой мы сегодня пьем?

Роуз: Сюрприз.

Коннор: Не могу дождаться ;)

20. Коннор Кобальт

Фредерик провел последние десять минут, играя в молчанку. Он сидит за своим столом и делает вид, что читает «Нью-Йорк Таймс» на своем ноутбуке. Он злится, что я все еще принимаю Аддерол. Но я не могу функционировать без него.

Я заканчиваю переписываться с Роуз и откидываюсь на спинку кожаного кресла. Фредерик по-прежнему не поднимает на меня взгляд.

– Я плачу не за то, чтобы ты меня игнорировал, – говорю я ему.

Его глаза все еще устремлены на экран ноутбука.

– Ты прав. Ты платишь за мои советы, которые тебя явно не интересуют, – он начинает что-то набирать на клавиатуре, раздражающе стуча по клавишам. У него квадратная челюсть, взъерошенные каштановые волосы и широкие плечи – в свои тридцать с небольшим он выглядит довольно симпатично, но он никогда не состоял в браке. Фредерик женат на своей работе.

Я задумчиво прижимаю пальцы к губам.

– И тебя даже не интересует, что написала мне Роуз? – я пытаюсь привлечь его внимание.

Он на секунду запинается, пока печатает, но вскоре продолжает набирать что-то на ноутбуке. Фредерик наслаждается нашими беседами, неважно признается он в этом себе или нет. Я его самый интересный пациент.

– Она попросила меня принести домой вино и текилу, – я больше ничего не говорю.

Я наблюдаю, как в глазах Фредерика растет любопытство, пока он не вздыхает и не откатывается на стуле назад, поворачиваясь ко мне под углом.

– Ты слишком терпимый, – говорю я ему.

– И это ты мне говоришь, – он делает паузу. – Как далеко вы с ней зашли?

Я мешкаю, прежде чем рассказать об этом, что удивляет даже меня самого. Обычно я откровенен с Фредериком во всем, но когда речь заходит о нашей близости с Роуз, мне хочется сохранить каждый момент, чтобы никто, кроме нас, не мог им поделиться. Мне требуется около минуты, чтобы, наконец, сказать:

– Она мне отсосала.

Брови Фредерика удивленно приподнимаются.

– Ты заставил ее отсосать тебе?

– У Роуз был выбор, – я не хочу, чтобы кто-то из нас проиграл в сексе. Нам обоим нужно быть успешными и соответствовать друг другу.

– Насколько все было извращенно? – спрашивает Фредерик.

Я вздыхаю и смотрю в потолок.

– Мы еще не двинулись дальше, – я наклоняю голову. – Дай ей время, Рик. Она девственница.

– Я удивлен, что ты не подталкиваешь ее сильнее. В течение многих лет ты говорил о том, как сильно ты хочешь...

– Я подтолкну ее так далеко, как я думаю, она готова зайти, не сбежав от меня после. Она и раньше собирала чемоданы, помнишь? Она жила в отеле в Хэмптоне целую неделю, просто чтобы доказать свою точку зрения. И тогда мы даже не жили вместе.

Фредерик смеется.

– Я помню. Вы тогда поссорились из-за теории относительности.

– Она любит не соглашаться со мной.

Мы много спорим о теориях, потому что они неоднозначны, но в конце мы всегда, так или иначе, целуемся. Когда она наконец-то вернулась в Принстон, я провел с ней весь день в постели, посасывая ее шею, мягко подталкивая двинуться дальше. Но она была слишком напугана, чтобы сделать что-то большее. Хотя я думаю, что в этот раз она к этому готова.

– Когда она делала тебе минет, ты позволил ей использовать свои руки? – внезапно спрашивает он.

– Нет, – эти вопросы раздражают меня больше, чем обычно.

– Ей понравилось?

– Весьма.

– Ты очень собственнически относишься к ней, – заявляет он, доставая свой блокнот.

– С чего ты взял?

– Ты звучишь раздраженно.

Замечательно.

– Ты сделал ей кунилингус после?

– Нет, – я сжимаю челюсть, пытаясь не звучать так чертовски грубо.

– Потому что у тебя не было времени?

– Нет, – я почти рявкаю на него. Я прочищаю горло, пока Фредерик что-то записывает в блокнот.

– Потому что она тебе не позволила.

Я молчу, так как он сформулировал это как утверждение, а не вопрос.

– Она боится позволить тебе прикоснуться к ней. Алкоголь, который она просит тебя купить, должен подавить ее стеснение и сомнения. Если у нее на первом месте страх, то, может быть, она не сабмиссив, Коннор.

Мои глаза сужаются, во мне закипает собственническое чувство.

– Она реагирует так, как отреагировал бы сабмиссив. Она содрогается от удовольствия, когда я беру над ней полный контроль. Но, да, признаю, она все еще ужасна в подчинении. Я пытаюсь довести ее до такого состояния, где она сможет принять то, что ее возбуждает, – я делаю паузу. – Но за пределами спальни она не сабмиссив, ты прав. И никогда ею не будет.

– И тебе это нравится? – спрашивает Фредерик, его ручка зависает над блокнотом.

– Да.

– Почему тебя это так привлекает?

– Ты знаешь почему.

– Но я хочу, чтобы ты сам услышал это снова.

Я раздраженно вздыхаю и прочищаю горло во второй раз.

– Мне нравится, когда мы соответствуем друг другу за пределами спальни. Это постоянная игра, в которую интересно играть. Она держит меня в напряжении, – слова выходят так, как будто я их репетировал, но это только потому, что я прежде повторял их себе множество раз. – Но мне нравится та часть, где я могу дать Роуз все, что ей нужно в сексе, и получить то же самое взамен. За дверью спальни я снова обретаю контроль и могу придать ей уверенности. Это динамика никогда не устареет и не надоест.

Я часто думал о Роуз, пока учился в Фаусте и Пенсильванском университете, вспоминая те разговоры, которые мы вели на академических соревнованиях и конференциях. Я никогда не верил, что она легко откажется от контроля в постели. Но чем дольше она уклонялась от привязанности, отталкивая других мужчин, тем больше я думал, что она просто напугана. Но как могла такая сильная и беззастенчивая девушка, как она, бояться секса? И тут меня осенило. Она не хотела доминировать над мужчиной в постели. Она хотела, чтобы ею управляли. Но она не знала, как попросить об этом, не чувствуя себя слабой. Поэтому она решила, что быть одинокой и неудовлетворенной в сексуальном плане – лучший вариант. И теперь я рядом, чтобы сказать ей, что этого гребаного решения не должно было быть с самого начала.

Фредерик кивает.

– Но это еще не все, – мне нужно честно рассказать ему о том, что происходило в последнее время. – Она думает, что как только она отдастся мне, то я уйду от нее, что наши отношения – это всего лишь игра, потому что я не позволяю себе никого любить.

– И почему ты не любишь ее, Коннор? – его кресло скрипит, когда он откидывается назад, и на губах Фредерика появляется едва заметная улыбка.

Он ведет себя так, как будто понимает то, чего не могу понять я, тем самым, ставя меня в противоречие с самим собой. Он годами выслушивал мои убеждения о любви, но это не мешает ему регулярно задавать мне вопросы об этом.

– Люди связывают любовь с насекомыми, порхающими внутри их пищеварительной системы. У меня никогда не было такого недуга.

Он расплывается в улыбке.

– Это метафора.

– Я знаю, что такое метафора, Рик.

– Тогда перестань умничать, и я тоже перестану.

Я выпрямляюсь на стуле, становясь более серьезным.

– Я видел любовь, которая калечит. Возьмем, к примеру, Лорена Хэйла и Лили Кэллоуэй – когда один охвачен эмоциями, другой тоже это чувствует. Если отделить их друг от друга, то каждый из них станет неполноценным. Если это и есть любовь, то я не хочу быть к ней причастен.

Я хочу быть целостным. Я хочу быть самой лучшей версией себя, не рискуя быть раненным или сломленным.

– Ты можешь сопереживать Роуз? – спрашивает он меня.

– Да, но любовь – это слабость, которой я не поддамся.

– Иногда ты не можешь контролировать все, Коннор, – говорит он мне. – Даже такой умный человек, как ты, должен понимать, что есть вещи, которые тебе неподвластны. Любовь, смерть – ты не можешь их предсказать. Они просто случаются.

– И ты веришь, что это уже случилось? – я отказываюсь от этого исхода. Он не поддается вычислению.

– Почему ты с ней?

– Влечение.

– И?

– Привязанность.

– Что еще?

– Удовольствие – это просто слова, Фредерик.

– Любовь – это просто слово.

– Я не могу любить ее, – говорю я ему решительно, когда встаю и кладу телефон в карман.

Он остается сидеть, и все же я чувствую, что у него есть преимущество передо мной. Он все еще видит то, чего не вижу я.

– И почему это?

– Умные люди совершают глупости, когда влюблены. Я еще не сделал ничего глупого.

Фредерик ухмыляется.

– Дай себе время.

Я подавляю желание закатить глаза. Махнув ему на прощание, я направляюсь к двери.

– Увидимся на следующей неделе.

– С нетерпением этого жду.

– Еще бы, – говорю я в ответ. – Ты ведь послушаешь о том, как я отшлепал свою девушку.

– Убирайся из моего кабинета, Коннор. – он возвращается к своим бумагам, но когда я ухожу, то замечаю, что его ухмылка становится все шире и шире.

Я заезжаю в винный магазин после сеанса с Фредериком, и, когда, наконец, прихожу домой, уже поздно. Свет в гостиной выключен, и через стены не слышно кульминационных криков Лили или Ло.

Когда я поднимаюсь на второй этаж, то я останавливаюсь у нашей двери и стучусь. Я не был таким вежливым с тех пор, как мы стали жить вместе. Есть некоторые преграды, которые я хочу разрушить ради нее.

Как только дверь со скрипом открывается, я вижу Роуз, сидящую на кровати и листающую последний номер журнала Vogue. Ее глаза встречаются с моими, и она роняет журнал на колени.

– Ты принес?

Я поднимаю коричневый бумажный пакет.

– Вино и текила, как ты и просила, но я бы посоветовал выбрать что-то одно сегодня вечером. Если только ты не хочешь потом страдать от похмелья.

– Вино для тебя, – коротко говорит она.

Мои брови поднимаются. Значит, текила для нее. Она так сильно нервничает.

Она похлопывает по матрасу.

– Присаживайся, Ричард. Ты похож на испуганного котенка. Сэди поцарапала бы тебя за твою трусость.

– Моя кошка любит меня безоговорочно, – отвечаю я. Кровать покачивается, пока я забираюсь на нее и ставлю бумажный пакет между нами. – И я в порядке, так что ты, должно быть, проецируешь свой страх на меня, – я улыбаюсь, просто чтобы на секунду увидеть презрение в ее глазах.

– Я не боюсь, – она выпрямляется и расправляет плечи. – Я точно знаю, что мы будем делать сегодня вечером. Но не могу сказать того же о тебе.

– Так что мы будем делать сегодня вечером, а? – спрашиваю я. – Помимо того, что напьемся.

Она тянется к бумажному пакету и достает бутылку текилы. Я смотрю, как она открывает крышку и начинает потирать губу подолом своей черной ночной рубашки длиной до бедер. Она шелковая и похожа на ту сорочку, которую обычно надевают под платье.

Я сразу же представляю, как медленно снимаю тонкую ткань с ее тела, оставляя ее обнаженной для моих прикосновений. Я хочу, чтобы она была голой. Сейчас.

Терпение.

Я кладу руку на гладкую кожу ее ноги, ее кожа почти такая же шелковистая, как и ночная рубашка, но теплее. В тот момент, когда я притягиваю ее ближе к себе, ее грудь вздымается. Но она сосредотачивается на том, чтобы вытереть горлышко бутылки текилы.

Роуз планирует пить прямо из бутылки. Она изо всех сил старается развить наши отношения, отказываясь от бокала. Это великое событие в мире Роуз Кэллоуэй. Ее усилия не остались незамеченными мною.

Когда горлышко достаточно чистое для нее, Роуз делает глоток из бутылки. Она кивает в сторону пакета.

– Бери свое вино. А потом мы сыграем в игру.

– В какую игру?

– Правда или действие.

Она говорит это с невозмутимым видом, почти бросая мне вызов засмеяться. Я сохраняю спокойное выражение лица, но ничего не могу поделать с вопросом, который вылетает из меня.

– Может, мы еще сыграем в «семь минут в раю»[13]13
  Игра для вечеринок. Два случайных игрока проводят в темной запертой комнате 7 минут и могут делать все, что захотят


[Закрыть]?

Она бросает на меня пылкий взгляд.

– Мы играем. Не вынуждай меня тебя связывать.

Я смеюсь и потираю губы, не в силах сдержать свое веселье.

– Дорогая, если кто и будет связан, – говорю я, моя рука опускается к её попке, – c'est toi.

Так это ты.