Текст книги "Поцелуй небо (ЛП)"

Автор книги: Криста Ритчи

Соавторы: Бекка Ритчи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Это было что-то для меня. Моя мать не могла забрать мои эскизы. Она не могла сделать их своими. Я создавала каждое платье, каждую блузку и юбку. Они были глиной, которую я могла лепить, даже если она и продолжала пытаться лепить меня.

А потом я уехала в Принстон, когда мне исполнилось восемнадцать. Моя мать потеряла меня, дочь, с которой она больше всего ссорилась, но только потому, что я была той дочерью, к которой она обращалась, с которой она разговаривала, с которой проводила ночи, которая слушала её болтовню и советы, даже если я предпочитала не принимать их. Мне нравится, что она любит меня. Я просто хочу, чтобы она позволила мне хоть на мгновение выдохнуть.

После моего отъезда у мамы осталась Лили. Но она отмахнулась от неё, посчитав, что её ждет жизнь с Лореном Хэйлом, наследником многомиллиардной компании, почти такой же прибыльной, как и Fizzle.

Так что осталась Дэйзи.

Я точно знала, что случится с ней, как только я поступлю в колледж. Я знала, что она займет мое место в роли непревзойденной дочери, готовой сказать «да» своей матери, как только я закрою дверь. Но в подростковом возрасте я боролась с мамой на каждом шагу. Я была стервозной и упрямой.

Моя сестра совершенно не такая.

Я заплакала, когда закончила распаковывать вещи в своей комнате в общежитии. Я была достаточно умна, чтобы понять, что произойдет. И я ничего не могла с этим поделать. Дэйзи подчинялась желаниям моей матери, её эгоистичным приемам. Она записала бы Дэйзи на столько занятий, что та бы не смогла бы продохнуться. Она заставила бы её встречаться с кем угодно. Она бы одевала её в модные бальные платья с большим количеством рюшек и кружева. И она расхаживала бы с ней, как с игрушечной куклой без голоса и мозга. Сколько бы я ни звонила Дэйзи, чтобы узнать, как у неё дела, послушать, как её голос надрывается прежде чем она добавит лживого оптимизма, я не могла изменить ход событий.

Я думала, что Дэйзи обязательно подсядет на наркотики.

Была уверена, что она будет слишком усердно развлекаться, пытаясь добраться до воздуха, который моя мать всегда высасывала.

Я справилась с этим, рисуя в альбоме для эскизов в том доме. Я не могла видеть в этом решение для Дэйзи. Я видела только темноту. И я никогда не прощу себе того, что произошло, как я была слепа.

Я сосредоточилась не на той сестре.

Лили шла по этой темной дорожке, питая зависимость, которую мало кто понимает.

Дэйзи ещё даже не была близка к этому.

Но я боюсь совершить ту же ошибку: не помочь Дэйзи, как я опоздала с Лили. Я не хочу, чтобы моя мама использовала Дэйзи в модельном бизнесе только для того, чтобы она могла похвастаться перед своими друзьями из теннисного клуба. Я хочу, чтобы моя сестра смотрела поздние ночные киномарафоны, устраивала вечеринки и ела слишком много мороженого. Но её детство уже состоит из возвращения домой с усталыми глазами после полуночной фотосессии, из походов на встречи, где люди щипают её за талию и называют толстой.

Это моя цена, которую я плачу за свое благосостояние.

Я уверена в этом.

Как бы я ни хотела спасти своих сестер и просто держать их рядом, я чувствую, что мне суждено наблюдать за их падением.

13. Коннор Кобальт

Я смотрю на часы. 4 часа утра. Стационарные камеры на балках в кухне снимают меня, но вряд ли кто-то захочет наблюдать за мной, одним, прямо сейчас. Я просто получаю удовольствие от мысли, что Скотту придется просмотреть несколько часов записей, на которых я занимаюсь однообразными делами, например, учебой. Я нахожу время, чтобы показать камерам средний палец, даже если это по-детски.

Райк бы точно так сделал.

И, если я могу сказать Скотту, чтобы он отъебался в четыре утра, то я с радостью воспользуюсь этой возможностью. Выгоды – это просто чертовски замечательно.

Я наливаю черный кофе в большую кружку и ставлю кофеварку на место. Как только я поворачиваюсь, я вздрагиваю и чуть не проливаю горячую жидкость на свою рубашку и брюки.

– Черт возьми, Роуз.

Она одета в свой черный шелковый халат, но я сосредоточен на её руках, которые крепко держатся на бедрах.

– Ты так и не пришёл в постель.

Я делаю глоток кофе и плавно прохожу мимо неё, направляясь к кухонному столу, бумаги разложены вокруг моего открытого ноутбука.

– Завтра у меня должны быть деловые отчеты. У меня нет времени на сон.

Она следует за мной, и как раз когда я подхожу к своему стулу, она пинает ножки, и он опрокидывается и падает на пол.

Мои брови поднимаются, когда я смотрю на Розу, ее скрещенные руки и стул на полу.

– Ты пытаешься эти что-то сказать? – я бы улыбнулся, если бы мои веки не казались свинцовыми.

В висках стучит, как будто кто-то несколько раз ударил меня битой по лицу. У неё больше рычагов воздействия на меня, когда я так измотан.

– Давай я помогу с отчётом, – говорит она.

– Нет.

Я ставлю свою кружку на стол, чтобы не обжечь ни её, ни себя. Её озабоченная реакция и пронзительные желто-зеленые глаза говорят мне о том, что она может сделать что-то ещё. И это не будет деликатно.

– Ричард, ты не можешь жить на два часа сна в сутки. Так что либо я тебе помогу, либо ты сдашь свой отчёт с опозданием и попытаешься получить отсрочку.

Последнее – не вариант, и хотя я думаю, что Роуз вполне способна мне помочь, сон ей нужен не меньше, чем мне. Нам обоим нет смысла страдать, пока я пытаюсь получить свою степень МДА.

– Возвращайся в постель, – категорично говорю я.

– Ты упёртый.

– Я решительный, – возражаю я.

Я натягиваю самодовольную улыбку, от которой её грудь вздымается в раздражении.

Она сильно толкает меня, и я покачиваюсь от силы, уже предвидя это, чтобы устоять на ногах. Но она застает меня врасплох, бросается к столу и собирает мои бумаги. Она быстро просматривает слова.

– Роуз, – предупреждаю я, – ты мне не помогаешь.

Я пытаюсь забрать у неё бумаги, но она держит их над головой, как будто это сработает. Я легко выхватываю несколько, имея преимущество в росте.

– Я могу рассчитать эти цифры, – говорит она, глядя на экран компьютера.

– Не сомневаюсь, что можешь. Но ты не будешь этого делать.

Она пытается дотянуться до моего ноутбука, но я ни за что не позволю ей дотронуться до него, устал я или нет; я блокирую её своим телом и отталкиваю с такой силой, что она утыкается в стену.

Она замирает, а затем её губы сжимаются.

– Ты всегда говоришь о том, что мне нужно время от времени принимать помощь. Ты ведёшь себя как...

– Подумай хорошенько, прежде чем закончить это предложение, дорогая.

Её глаза блестят от этого вызова.

– Лицемер.

Ну всё. Я обхватываю её за талию, и она начинает бить меня в грудь сомкнутыми кулаками.

– Опусти меня сейчас же, Ричард!

Я несу её к кухонной раковине, моя рука обхватывает её задницу, а она бьется об меня. Когда она кусает меня за руку, я гримасничаю и смеюсь.

– Хочешь играть грубо? – я ставлю её, и прежде чем она успевает сориентироваться, я сильно прижимаю её к кухонному островку.

Я запускаю руку в её волосы и с силой дёргаю. Она ахает, но быстро моргает.

– Позволь мне помочь тебе.

– Нет.

Её нос раздувается. И она ударяет основаниями ладоней в мою грудь, заставляя меня отступить.

– Я сделаю половину твоего отчёта, – она собирается броситься к кухонному столу, но я снова хватаю её. Мои губы находят её ухо, и я притягиваю её задницу к своему члену.

– Нет, – настаиваю я, – единственное, что ты пойдёшь делать – это спать, – мое горячее дыхание касается её кожи, когда я опускаю голову. Её духи пахнут белыми розами и плющом – аромат, от которого у меня кружится голова в пьянящем затишье. Я люблю каждый вдох. Мои губы касаются её шеи, прежде чем я глубоко посасываю кожу.

Она издает слышимый звук удовольствия, а затем снова поворачивается ко мне, её взгляд переходит на мой ноутбук.

– Нет, – говорю я ей.

– Да.

Когда у нас разногласия, мы обычно не разговариваем пару дней, пока один из нас не уступит. Я не хочу, чтобы это произошло сегодня, не со Скоттом наверху, который пытается посягнуть на мою территорию. Я смотрю, как она в гневе меняется, её черный халат заканчивается на середины бедра. Адреналин впрыскивается в мои вены, когда её пылающие глаза тщательно исследуют меня.

Я потираю свои чувствительные губы и принимаю обдуманное решение. Я снова толкаю её к островку, и она издает резкий звук. Сначала она пытается сопротивляться, но я прижимаю её к этому месту тазом, и её позвоночник выгибается о столешницу.

Я сжимаю её подбородок и смотрю на неё так, словно она была чертовски плохой девочкой: такой взгляд она редко видит от меня. Все её тело содрогается. Я чувствую каждый трепет на своей груди, ногах, руках и в паху. Ее губы расходятся, и звонкий стон вырывается на свободу. Этот звук так сильно сжимает мой член, что я задыхаюсь от своего собственного стона. Я хочу быть так глубоко внутри неё. Я хочу входить между её ног, пока её глаза не затрепещут, пока её конечности не ослабнут в изнеможении.

Она тяжело дышит, как и я, и я провожу взглядом по её губам, раскрасневшимся щекам, сузившимся глазам.

– Я помогу тебе, – говорит она хриплым голосом.

– Нет, – говорю я, прежде чем прикусить её губу.

Она снова стонет, и я просовываю свой язык в её рот, целуя её сильнее. Она отвечает таким же образом, её руки сжимают мои волосы с отчаянием, которого я давно от неё не видел.

Я поднимаю её на островок и тяну её ноги к себе. Я обвиваю их вокруг своей талии, не давая ей времени на неуверенность. Мои руки проникают под ее халат, расслабляясь на обнаженных бедрах. Я целую её, направляя ее плечи на прохладную столешницу. Мои губы отрываются от её, оставляю линию поцелуев от шеи к груди. Одной рукой я медленно развязываю её халат, и тут её глаза встречаются с камерами над головой.

Она вскакивает и кладет две руки мне на грудь.

– Подожди… – её взгляд снова устремляется на них.

Я больше, чём Роуз, не хочу, чтобы Скотт видел её обнаженной, но я знаю, что это самый простой способ заставить её отступить.

Я не совсем победитель в этом сценарии. Мой член ненавидит меня, умирая от желания проскользнуть между её ног и двигаться в ней до тех пор, пока мы оба можем продержаться.

– Позволь мне помочь.

– Либо я трахаю тебя прямо сейчас. Либо ты идешь в постель.

Она понимает, что другого варианта нет. На самом деле, я бы не стал лишать её девственности посреди кухни, когда на нас направлены камеры. Может, я и возбужден, но у меня есть представление о том, как я хочу лишить её девственности. И это не оно.

– Хорошо. – соглашается она. – Я лягу в постель в этот раз, но если я снова застану тебя в таком состоянии, я буду помогать. Или ты проснешься с синяками.

– Так угрожающе, – я целую её в щеку, мои губы задерживаются.

Она обнимает меня и тяжело сглатывает. Я оставляю между нами небольшое пространство, но держу руку на её колене, пока она сидит на стойке. Внезапная мысль проносится в моем мозгу. Я хотел спросить об этом раньше.

– Какое место я занимаю в твоей жизни?

Она хмурится и качает головой в недоумении.

– Ты хочешь, чтобы я тебя оценила?

Я киваю. Я хочу знать, как далеко мне нужно забраться, чтобы занять для неё первое место. Я готов упорно трудиться, чтобы добиться этого, но мне нужно знать, кто заполняет её сердце первоочередно и смогу ли я когда-нибудь превзойти их.

– У меня есть сестры, – говорит она.

Её сестры превосходят меня. Все три. Так я и думал.

– У меня почти были братья, – откровенно говорю я.

Ее лицо мрачнеет.

– Что?

– Близнецы. Им бы уже исполнилось четырнадцать, – я провожу пальцем по её коленке.

– Как ты можешь так говорить? – спрашивает она.

– Как так?

– Так отчужденно.

– Это не я вынашивал их девять месяцев.

Она шлепает меня по руке.

– Перестань быть задницей. Это серьезно.

– Я знаю. Поэтому я и рассказываю тебе. Не уверен, что наличие братьев сделало бы меня другим человеком.

Я часто думал об этом событии и о том, как оно могло бы изменить мою жизнь, но всё слишком туманно, чтобы увидеть четкий результат. Они были бы на десять лет младше меня. Они пошли бы в школу-интернат, были бы отдалены от моей жизни в Пенне. Стал бы я их так же яростно защищать, как Роуз своих сестер? Я не знаю. Мне никогда не давали шанса проверить это.

– У моей матери были осложнения во время их рождения. Они оба умерли, и я понятия не имею, как она справлялась после этого. Она казалась... в порядке. Она могла быть такой же холодной, какой казалась, или она могла просто скрывать свое горе. Я не знаю.

– Разве твои родители не разошлись два года спустя?

Я киваю.

– Однако я думаю, что их брак уже держался на соплях, когда она была беременна. Я редко видел их вместе.

– Ты думаешь… – она прерывается, не в силах произнести слова.

– Что она изменила ему? Что это были не его дети? – я пожимаю плечами. – Может быть. Но это всё и не здесь и не там. Это все просто... ушло.

Она шумно выдыхает.

– Это трудно принять, Ричард.

– Никто не знает об этом, кроме Фредерика. Не думаю, что это важно.

– Это важно, – говорит она.

Я всё ещё не понимаю, как, но где-то в глубине своего сознания я, должно быть, тоже верил, что это важно, иначе я бы не стал делиться этим.

– Значит, ты больше всего любишь своих сестер?

Она проводит пальцами по своим блестящим каштановым волосам.

– Не могу представить, что могу любить кого-то больше, чем их.

– Ты ведь понимаешь, что Лили любит Лорена больше всех на планете? Если бы им обоим поставили ультиматум: кислород или кто-то из них, я уверен, что они выбрали бы задохнуться.

Она размышляет над этим секунду, её брови задумчиво сдвинуты.

– Я не прошу тебя любить меня, – говорю я ей. – Думаю, мы оба достаточно умны, чтобы выбрать кислород.

Я не вижу, как любовь может принести мне пользу.

Она опускает глаза и поджимает губы.

После целой минуты молчания она говорит: – Я бы выбрала смерть, если бы это означало, что мои сестры смогут жить. Ты думаешь, что это глупо, но иногда любовь стоит каждого глупого выбора, который ты совершаешь, – она спрыгивает с островка, – о, и ты мой номер три.

– Я уже превзошел Поппи? – я борюсь с зарождающейся улыбкой.

– Я вижу её реже, чем тебя.

Я обнимаю её за талию.

– Не порть момент, – вздыхаю я, слегка целуя её шею.

Моя рука опускается к её спине, и я оставляю её с последним поцелуем в лоб, который кажется более искренним, чем все остальные.

– Вы околдовали меня душой и телом.

Она сверкает глазами.

– И ты испортил его цитатой из «Гордости и предубеждения».

Я ухмыляюсь.

– Что? Я думал, что мы намеренно используем клише.

– Тогда, наверное, в следующий раз цитируй книгу, а не фильм.

Я театрально вскидываю бровь и произношу: – Ты пронзила мою душу. Я наполовину мучаюсь, наполовину надеюсь, – я качаю головой. – Звучит не так эффектно, дорогая.

С ее губ срывается смех.

– Возвращайся к работе. Увидимся утром. А подожди, – притворно удивляется она, – уже утро. Увидимся, когда снова пересечемся.

Я смотрю, как она идет к лестнице, ее прекрасная круглая попка подпрыгивает на фоне шелкового халата.

– Почему ты уверена, что мы пересечемся? – спрашиваю я, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. Она гипнотизирует меня, приклеивая к этому месту.

Она оглядывается через плечо, её шелковистые волосы украшают её прекрасное лицо.

– Потому что, – говорит она, – мы всегда это делаем.

14. Роуз Кэллоуэй

Я не стала возвращаться ко сну. Я решила принять душ, пока весь дом не проснулся. Ванная – это мой ад. Думаю, это третий или второй круг. Скотт Ван Райт, дьявол под маской, прочно стоит в первом.

Кафельная стена высотой в грудь едва отделяет один душ от другого. Как будто нам нужно поприветствовать друг друга, пока мы моем волосы шампунем.

Я моюсь быстро, но у меня есть определенный распорядок: потереть под ногтями, по крайней мере, дважды, сполоснуть, нанести шампунь, смыть, нанести кондиционер, повтор. Я уже закончила с этими этапами. Но мне ещё предстоит сделать другие.

Я ставлю ногу на ручку горячей и холодной воды и брею ногу. Я медлю, чтобы не порезать лодыжку или колено.

И тут дверь распахивается.

Я опускаю ногу, и тёплая вода льется на меня из душевой лейки. Пожалуйста, пусть это будет Коннор.

За это время я внезапно осознаю, что из всех людей живущих здесь я хотела бы, чтобы это был именно он, поэтому я буду надеяться лишь на него. Даже если это отвлечет его от его бизнес-проекта.

Я ненавижу, что меня привлекает мужчина, который считает, что любовь – это всего лишь слабость. Но я также обожаю то, что в мире нет никого, хоть отдаленно похожего на Коннора Кобальта.

И он есть только у меня.

Когда я поднимаю глаза, Скотт уже наполовину входит внутрь, направляясь к одной из раковин в центре. Он едва обращает на меня внимание, просто включает кран и начинает чистить зубы. Я каменею. И я двигаюсь только для того, чтобы прикрыть грудь руками, стоя под душем, как будто ливень воды меня укроет.

Я должна проигнорировать его и просто вернуться к бритью, но я не могу снова привести в движение свои напряженные мышцы.

Мне также не следует наблюдать за ним, но я быстро сканирую его черты. Беспорядочные светлые волосы, вымытые до блеска, покрытая щетиной челюсть и покрасневшие из-за раннего утра глаза.

Он сплевывает в раковину, и его взгляд встречается с моим, когда он вытирает рот полотенцем.

– Да?

– Я ничего не говорила.

В моем голосе нет ни капли доброты. Я не знаю, как разморозить лед, прилипший к каждому слогу, даже если бы захотела.

– Ты пялишься.

Этот факт дает ему разрешение опустить взгляд на запотевшее стекло душа.

Я не отворачиваюсь. Я не хочу показаться испуганной птичкой.

– Мне было интересно, как ты относишься к зарослям на теле. Теперь знаю ответ, – он завершает фразу полуулыбкой.

Я поджимаю губы. Он не может видеть столько деталей через стекло.

– Ты – свинья.

Он бросает зубную щетку обратно в шкафчик под раковиной и прислоняется к фарфоровому краю.

– А Ло назвал меня мистер Голливуд. У вас у всех пунктик на прозвища?

– Лорен также сказал тебе давиться дерьмом не переставая, так что я не злорадствую.

Его ухмылка совершенно не исчезает, более того, она становится шире.

– Ты забываешь, что каждое бранное слово, каждая свинья и другое оскорбление – это еще один плюсик к рейтингу. Так что продолжай в том же духе, милая.

Он предпочитает провоцировать Лорена, так как жаждет драмы. Он хотел бы, чтобы я тоже его проклинала. Может быть, мне стоит зашить свой рот и дать ему возможность раздираться с тишиной. Мы могли бы иметь отличные рейтинги, не будучи противными. Но мне труднее быть доброй, чем злой. Каким бы ужасным это ни казалось.

Скотт подходит ближе к душевым, и мои глаза напрягаются, когда я смотрю на него так пристально. Я продолжаю прятать грудь рукой, но все остальное тело обнажено. Я могла бы потянуться за полотенцем, но сдаваться я не собираюсь. Я буду выглядеть глупо и испуганно, и это будет тянуть меня ко дну.

Он медленно снимает штаны.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он качает головой.

– Принимаю душ, Роуз, – он показывает на свободную кабинку рядом с моей – ту, что настолько близко, что мы могли бы практически дать друг другу пять. – Мне нужно твое разрешение?

– Да, – я расправляю плечи. – И ты его не получишь.

Он смеется.

– Я просто повел себя как придурок, когда спросил. Мне, на самом деле, плевать на твое разрешение.

Мне, на самом деле, плевать на твое разрешение. Его слова пробивают дыру в моем мозгу. Я ненавидела его раньше. Думаю, сейчас я презираю его.

Он снимает свою белую рубашку, и мой взгляд на пару секунд задерживается на его прессе. С ним всё в порядке... Заметный, но скорее такой типа «я поднимаю слишком много тяжестей и пью тонну протеиновых коктейлей», чем естественный «это мое тело, я просто чертовски горяч». Которым все три парня в доме обладают сполна (даже если и они все вместе занимаются спортом).

Моя лояльности где-то очень далеко от Скотта Ван Райта: и даже простой комплимент по поводу его тела похож на поцелуй свиньи, которая нагадила в моем дворе.

Я мельком взглянула на его красные трусы.

Это ненормально.

К черту всё. Где мое полотенце?

Я протягиваю руку через стеклянную дверь, чтобы снять полотенце с крючка, но Скотт выхватывает его, и оно выскальзывает прямо из моей руки.

Да, вы, наверное…

– Это мое полотенце.

Это ненормально.

– Теперь оно мое.

Скотт вдруг начинает вести себя скромно, обвязывая его вокруг талии, чтобы сбросить нижнее белье.

Я в ярости. В нескрываемой. Пар может начать идти прямо из моих ушей.

– Что, без пип-шоу(эротическое представление, зрители которого находятся в отдельных закрытых кабинках) сегодня утром?

– Мы оставим это для спальни, – говорит он.

И подмигивает. Он подмигивает мне. Мои внутренности содрогаются от отвращения. Кажется, он только что отравил мою матку.

Он снимает трусы, не снимая полотенце с талии, а затем отбрасывает бельё в сторону. Его глаза устремлены на меня, на губах играет улыбка. Да, он голый под этим полотенцем.

И да, я сейчас абсолютно обнажена и стою в душе.

Не уверена, что всё может стать намного хуже.

– Прости, что телефонный звонок занял так много времени, дорогая, – голос Коннора доносится из дверного проема, – партнеры не переставали говорить о пальчиковых красках.

Внезапная волна облегчения накрывает меня. Мой напарник пришёл, чтобы вытащить меня из этой катастрофы. Каким-то образом он увидел или услышал Скотта в ванной и пришел за мной. Может быть, он наконец-то понял, что я могу закончить его проект за него.

Спасибо. Я выберусь отсюда.

И тут Коннор говорит: – Мой шампунь у тебя?

Это облегчение раздавливается тревогой. Теперь я понимаю. Он хочет зайти в душ. Он планирует победить Скотта в этом раунде и продвинуть наши отношения туда, где они уже давно должны быть. И чтобы Коннор победил, я не могу быть ошарашена его приходом. Не могу оттолкнуть его, как будто он не является моим парнем. Я должна чувствовать себя рядом с ним так комфортно, как и следует. Я не могу сказать «подожди», как я это сделала внизу. Я должна позволить ему двигаться дальше. На полной скорости. Без гребаных тормозов. Отрасти яйца побольше, Роуз Кэллоуэй.

Да, думаю, я смогу это сделать.

Я изучаю полку с женскими и мужскими средствами для волос. Я нахожу его черную бутылку, которая стоит дороже, чем мой кондиционер и средство для мытья тела вместе взятые.

– Твой драгоценный шампунь здесь, – говорю я своим обычным язвительным тоном.

– Не стоит оскорблять мой шампунь. Мне говорили, что мои волосы – моя вторая лучшая черта.

Он игнорирует тот факт, что Скотт всё ещё стоит возле второго душа, положив руку на стеклянную дверь, и застывши, наблюдает за происходящим.

Я замечаю Скотта только краем глаза. Он ждет, пока кто-нибудь из нас признает его присутствие. И я отказываюсь слушать его ехидные комментарии.

Хотя, на самом деле, это более чем невежливо: мыться в общем душе вместе. Я знаю, что Лили уже сделала это... хоть и в купальнике. И я не удивлюсь, если Дэйзи тоже сделает это со своим новым парнем (которого ещё никто не знает).

Я хочу не волноваться и просто «плыть по течению»: я никогда не была такой.

Коннор быстро расстегивает рубашку и отбрасывает её в сторону, оставшись в одних черных брюках. Он приближается к моему душу, и он заметнее выше Скотта.

Коннор проводит рукой по волосам.

– Они упругие и полны объема – есть за что ухватиться.

Он всё ещё говорит о своих волосах? Мои брови вопросительно поднимаются, и он демонстрирует ухмылку на миллион долларов. Я смотрю на его промежность, не стесняясь того, что делаю сейчас.

– А какая твоя первая лучшая черта? – спрашиваю я.

Определённо твой член.

– Моя задница.

Его улыбка расширяется. И он снимает свои штаны и трусы. Оставаясь полностью чертовски голым.

Стеклянная дверь все еще разделяет наши тела, однако Коннор только что сбросил свою одежду прямо перед Скоттом. И ему абсолютно наплевать. Он ведет себя так, будто продюсер не заслуживает его внимания, будто он ничтожен, как сорняки в потрескавшемся асфальте.

Сейчас Коннор сексуальнее, чём когда-либо.

Он уверенно открывает дверь в душ, и я стараюсь не стесняться. Ни один мужчина никогда не видел меня настолько обнаженной, и скоро всё изменится.

Я хочу показать Скотту средний палец, но не могу, не когда обнаженное тело Коннора должно соприкаснутся с моим.

В этом эпизоде просто слишком много обнаженки.

И нет места для страха.

Бесстрашная нагота. Мне нравится, как это звучит.

Я отвожу плечи назад и опускаю руку, когда Коннор заходит внутрь, осторожно загораживая мое обнаженное тело от Скотта. Он закрывает за собой дверь.

Его тактика игнорировать третьих лиц, по большей части, работает. Скотт стоит возле душевой кабинки и с любопытством наблюдает за нами, как будто раздумывая, не взять ли ему видеокамеру. Если он это сделает, я отрежу ему гребанный...

Мои мысли обрываются, как только Коннор приближается ко мне. Его глаза опускаются, поднимаясь от моих голых ног и все выше и выше. Его взгляд на мгновение останавливается на месте между моими бедрами, и, клянусь, он слегка улыбается. Те места моего тела, к которым никогда не прикасался ни один мужчина, болят от сильного напряжения. И все из-за его глупой улыбки. И этих глаз, я полагаю.

Они накаляют меня не меньше, чем пар из душа, его голубые радужки снова поднимаются от моих ступней и останавливаются на груди. Я проверяю состояние своих сосков. Твердые. Конечно же. Мой пульс безумно учащается, и каждая капелька воды обжигает мою кожу.

И всё же я не хочу двигаться. Я хочу стоять прямо здесь и пылать в этом огне.

Коннор приближается, и его твёрдость упирается мне в живот. Я чувствую себя такой маленькой без высоких каблуков. Я смотрю вверх. Вода стекает по его телу, где его мышцы изгибаются в твердые, четкие линии, ведущие к его члену. Один только вид этого возбуждает что-то глубоко внутри меня, тепло и его тело одурманивает мой мозг.

Появляется сильная потребность, такая, которая хотела бы настоящий член, а не резиновый: такой, который я использовала очень долгое время. Это именно то, о чем я фантазировала в шестнадцать лет в своей спальне. Коннор Кобальт входит в мой душ как властвующий бог, его интеллект превосходит мой на долгое, будоражащее мгновение.

Я не дышу.

Я не могу двигаться.

Удивительно, что мой мозг не отключился полностью. Но тогда я бы действительно разозлилась. Мой мозг еще никогда не отключался, и, чёрт возьми, первый раз это будет из-за пениса.

Бесстрашная нагота. Точно. Я втягиваю воздух и приказываю своей уверенности вернуться назад.

– Твой проект, – шепчу я Коннору.

Ему нужно это время, чтобы работать, а не охранять меня от склизкого продюсера. Обычно я протестую против подстраховки, но мне больше всего на свете хочется, чтобы он остался здесь.

– Я закончил его, – говорит он, его выражение лица, естественно, не читается.

Это вполне может быть ложью, но я бы не хотела разжигать этот спор.

Включается другой душ, и я слышу, как вода плещется о кафель. Скотт решил сделать эту ситуацию еще более неловкой. Я собираюсь оглянуться и бросить на него один из своих фирменных смертельных взглядов. Но Коннор кладет руку на мое голое бедро и сохраняет мою позицию перед ним. Он стоит между мной и Скоттом, стена высотой в грудь также создает барьер между нами и продюсером. Я убираю мокрую прядь волос с губ. Несмотря на то, что меня защищает мускулистый мужчина ростом метр девяносто четыре, моя ярость вырывается наружу.

– Было бы мило с твоей стороны, если бы ты подождал ещё десять минут, Скотт. Если у меня сейчас пойдет холодная вода, я...

– Что? Что ты сделаешь? – Скотт говорит с весельем, скорее всего, ухмыляясь. – Нападешь на меня своими ногтями? Когтями? Пожалуйста, вперед. И не забудь про полотенце, когда будешь залезать ко мне в душ.

Ах... блядь. Я вдруг понимаю, что уделять внимание Скотту – это равносильно тому, чтобы ударить Коннора лицом в грязь.

Мой парень может быть более зрелым человеком в большинстве ситуаций. Я, как правило, выбираю иной путь.

Коннор выдает своё раздражение. Его челюсть сжата, а глаза горячо смотрят на меня. В тот момент, когда я думаю, не собирается ли он наказать меня, как он однажды сказал, что сделает, он тянется к своему шампуню и действительно моет волосы.

Разочарование накрывает меня. Разве это плохо, что я хотела, чтобы он как-то наказал меня? Наверное, тогда мне стоит вернуться к своей рутине... Я прикусываю губы, стараясь не отвлекаться, пока беру бритву. Но он гораздо больше, чем всё, что я вставляла в себя, и он только полутвердый.

– Так какая у тебя должность в Cobalt Inc.? – спрашивает Скотт у Коннора.

– Временный генеральный директор, – вежливо отвечает он.

Думаю, Скотт просто пытается спровоцировать Коннора.

– Так это временно?

– Пока что, непродолжительно, кратковременно, – перечисляет Коннор обыденным тоном. – Могу дать больше синонимов для этого слова, если они тебе нужны.

Скотт фыркает, но ему нечего ответить моему парню.

Я концентрируюсь на душе. Мне ещё нужно побрить ногу. А это значит нагнуться перед Коннором. Он продолжает прятать меня от Скотта, поэтому у меня нет отчетливого вида на него, к счастью. Я не хочу, чтобы Скотт видел мою задницу. Он может смотреть на задницу Коннора весь день, ведь это же его лучшая черта.

Может, мне пропустить бритьё.

Я вздрагиваю.

К черту это. Я зашла так далеко. Я голая в душе с голым мужчиной. Я могу немного наклониться. Я наношу мыло на ногу, а потом наклоняюсь, чтобы закончить бритье. Моя попа трется о его член, и я собираюсь встать и податься вперед, подальше от него, но Коннор кладет руку мне на спину, заставляя меня остаться в согнутом положение.

Другая его ладонь ласкает мягкую плоть моей задницы. А потом он сильно сжимает её, и я читаю предупреждение в его хватке: не позволяй Скотту забрать то, что принадлежит мне.

Я вздрагиваю, и не могу не улыбнуться, мне нравится, что ему не все равно. Он чередует сильную и мягкую хватку, потирая и сжимая, приближаясь к точке между моих ног. Но еще не входит. Мои руки дрожат, когда я пытаюсь побриться, особенно когда он массирует мне попу, а потом шлепает по ней. Ааах... да чтоб меня...

Почему это так приятно?

Он убирает руку с моей спины, давая мне возможность встать, но его пальцы опасно погружаются к линии между ягодицами.

Он опускает их ниже. И я вскрикиваю, звук, который никогда раньше не срывался с моих губ. Я только что была поражена до глубины души. Святое... Я задеваю себя бритвой на коленке до крови, и встаю прямо, отчего руки Коннора спадают с меня.

Скотт смеется. Он, блядь, смеется, что только усиливает во мне чувство вины и шока. Я только что отвергла Коннора прямо на глазах у Скотта: разве не так это выглядит? Я медленно поворачиваюсь и встречаю благодушное, спокойное и, главное, нечитаемое выражение лица Коннора. Я направляю столько извинений в свой взгляд. Использую мышцы лица, которые были неподвижны последние двадцать три года.