Текст книги "По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России"

Автор книги: Константин Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Во второй половине пути опять проглядывала по сторонам синие озера. Оберегая лошадей, иногда, при въезде на гору, путники сходили с экипажа; так случилось и подле озера Жижицкого или, попросту, Жижи; здесь, подле дороги, находились местные рыбаки. старейший из них на расспросы сообщил, что родное их озеро дает иногда тоню в 1,000 пудов, и попадаются судаки до одного пуда весом.

Торопец, со множеством маковок церковных, обильно сияющий озерными водами, глянул очень красиво и типично. Въезжая в него, видишь могучие очертания старых валов, поросших зеленью, которые имеют много что порассказать. Экипаж проследовал почти поперек всего города, прямо к пристани, устроенной на берегу озера, к которой предположено было подъехать не с суши, а с воды. Здесь стояла группа местных женщин и девушек, сиявших золотом, в роскошных исторических одеяниях торопчанок, при ярком, ослепительном блеске солнца, на берегу синевшего озера, посреди толпы. Тут впервые довелось увидеть всю типичность этих одеяний, благодаря счастливой случайности или заслуге местных женщин, – одеяний, сохранившихся в таком большом количестве только в Торопце. Так было это во время императора Александра I и позже, так и теперь. Между женщинами были дворянки, купчихи, мещанки, замужние и незамужние отличавшиеся одна от другой большим или меньшим количеством жемчуга на кокошнике, но с классическим белым шелковым платком, идущим острием кверху над головой и широко раскидывающим свой плоский золотой рисунок по спине между плеч; сарафаны, кажется, называются здесь ферезями. Отличие женщин от девушек сказывается в том, что кокошники или, вернее, нижние пояса их, унизанные жемчугом, у девушек совершенно гладки, тогда как у женщин они оторочены целым рядом невысоких, остреньких, также унизанных жемчугом, характерных рожков.

Городской собор чрезвычайно светел: в нем тридцать больших окон, в три света; четырехгранный купол также в два света; вправо божница с иконой Богоматери Эфесской или Корсунской, писанной св. Лукой, и перед ней семь красивых лампад. Вся алтарная часть храма находится как бы под особым павильоном, имеющим восемь золоченых коринфских столбов. Над круглой аркой, поднимающейся над алтарем, изображено снятие с Креста, в медальоне Господь Саваоф; сбоку изображен петух, возгласивший трижды, во исполнение Христова предсказания. На стенах – живопись масляными красками. Певчие помещаются сзади на хорах, лицом к алтарю. В главный храм проходят сквозь теплую церковь с двумя приделами. Над собором пять куполов с золочеными маковками; колокольня стоить отдельно, по другую сторону улицы. Благолепие храма – полное. Из числа древностей, хранящихся в соборе, наиболее замечательны: панагия и крест из привесов XIV века, крест, пожертвованный царем Алексеем Михайловичем, Евангелие, изданное в Вильно в 1600 году, и пр.

Что Торопец очень стар, видно из того, что Нестор, описывая черноризца Исаакия, называет его торопчанином. Более положительное упоминание имеется о городе под 1168 годом: он сожжен князем Романом Новгородским. Древнейший, первоначальный Торопец стоял там, где виднеется теперь городище; он назывался тогда Кривит. В Торопце, как в уделе Смоленского княжества, имели место многие битвы споривших между собой князей. Весьма длинны повести о нападениях литовцев, и город, вероятно, имел уже тогда укрепления; сидел в Торопце свой князь, было свое народоправство и шумело свое вече. Здесь Александр Невский, приятный голос которого «гремел как труба на вечах», венчался с Параскевой, дочерью Брячеслава Полоцкого, и «ту кашу чини, а в Новегороде другую». Памятью этого бракосочетания является чудотворная икона Богородицы Эфесской, подаренная молодой женой князя и помещающаяся ныне в Корсунско-Богородицком соборе. В XIV веке уничтожен Торопец-Кривит Ольгердом.

В Торопце имело место проявление доброго чувства Иоанна IV, в хорошее его время: в 1553 году был «остановлен и допрошен» и уличен в измене направлявшийся в Литву, по поручению князя Симеона Ростовского, князь Лобанов-Ростовский; когда боярская дума определила последнему смертную казнь, то Иоанн IV ограничился тем, что поставил его на позор, а затем заточил в Белоозере. Позже Иоанн IV пролил в Торопце много крови, потому что в синодиках на поминовение убитых им, которые он рассылал под конец жизни в разные монастыри, например, на Валаам, в Кириллов и другие, значатся и торопчане. Вокруг и около Торопца совершались многие сражения с войсками Батория; когда им взяты были Великие Луки, то, чтобы побороть сидевшего в Торопце князя Хилкова, польскому королю, в 1580 году, пришлось сделать особое на него нападение; хотя Хилков был разбит королем, но уже в следующем году поляки не могли взять города; в 1611 году устоял он, в числе немногих других городов, против Сапеги. Дальнейшие судьбы города обозначаются довольно ясно в переговорах об уступках и переуступках Польше и Полыней тех или других областей этой многострадальной западной окраины нашей. Полное успокоение наступило только, когда западная граница отодвинулась и укрепилась окончательно, и только в короткий срок Отечественной войны имя Торопца, лежавшего близко к главной военной дороге, не раз встречается вновь в сказаниях о пути Наполеоновских полчищ к Москве и обратно. В августе 1812 года привезен сюда пленный француз, генерал Жюпо, герцог Абрантесский, лечившийся здесь от ран.

Не раз было замечено, при описании путешествий, что мелкие центры нашей провинциальной жизни: Опочка, Холм, Гдов, Остров и многие другие, в свое время, особенно в конце прошлого века, имели местных историков-летописцев, которые, с большими или меньшими сведениями и уменьем, передали потомству сказания о прошедших днях своих маленьких городов. Надо признаться, что былое время в этом отношении заявляло о себе лучше, чем наше.

Древнее других неизвестный историк Торопца, кажется XVII века, лицо духовного чина, описавший «чудодейственную благодать» образа Корсунской Богородицы, с сообщением по этому поводу исторических событий; копия с этого труда хранится, кажется, в соборе. Большой труд (сто листов мелкого письма), «История Торопца» Находкина, в котором, в числе замечательных торопецких дворян, назван фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, составлен, кажется, в первой четверти нынешнего века; последний рассказ в нем о смерти императора Александра I. В 1788 году отпечатана книга, теперь очень редкая, «Исторические, географические и политические известия, до города Торопца касающиеся», собранные священником Покровской церкви Петром Иродионовым и посвященные «славному имени» Сиверса, генерал-поручика, наместника тверского, новгородского и псковского. Иродионов доказывает, что Торопец существовал в дохристианские времена; об этом свидетельствуют-де, между прочим, сохранившиеся в огромном количестве в народных песнях, прибаутках и причитаниях имена славянских языческих божеств, равно как обычаи, не имеющие с христианским воззрением ничего общего, как-то: скакание через крапиву и огонь, подслушивание у замка церковного и т. п. Во время Иродионова существовал здесь странный обычай вести невесту к венчанию в большой бобровой шапке, «треухом» называвшейся, и в красных сапогах, зимой и летом; были тут в большом ходу от Рождества до Крещенья «субботки», причем в красный угол ставился фонарь, а иконы выносились; от Крещения до поста устраивались «посиделки», куда сходились и разговаривали «безо всякого зазору» парни и девушки; подобные же сборища, имевшие место со Святой начиная, летом назывались «танцами». По-видимому, «посиделыцицы», «миляхи» и «камедчики» существуют и доныне.

В 1706 году совершилось нечто необычайное в мирной жизни горожан, а именно: посетил Торопец, и к тому же, по словам священника Иродионова, «нечаянно», Петр I. Он осматривал город и «примечал удобство к новому укреплению онаго»; то же делал он в Великих Луках, в ожидании боя с Карлом XII, только там его осмотры вызвали к жизни действительную крепость, а здесь – нет. В городе был тогда комендантом Алексеев, доложивший, между прочим, государю, что наряженные от города для подставы ямщики, не желая ехать, укрылись с лошадьми в Стрелецкую слободу, идти в которую он, комендант, опасается, так как стрельцы, «нередко причиняющие городу многие наглости, их защищают». Царь приказал послать на ямщиков команду, и они «тотчас сысканы и к своей должности доставлены». По-видимому, были и другие причины, по которым комендант Алексеев не отважился идти к стрельцам; так, уже по выезде из города в Великие Луки, царь послал в Торопец обратно Плещеева,для выражения гражданам своего царского благоволения и для привода «к себе» коменданта, на которого подано много жалоб. Будучи арестован и находясь по пути к царю, недалеко от своей отчины, Алексеев «упросил завезти себя в оную и там скоропостижно умер». Видно, царские очи Петровы были страшнее смерти. Это, по словам Иродионова, было при втором посещении Торопца Петром I; первое имело место в 1698 году. Тот же Иродионов сообщает о тогдашних местных дворянах, что они «мало упражняются в экономии, а больше в обращении с соседними фамилиями»; что «ни в котором месте не находится в таком пренебрежении воспитание детей, как в сем городе»; что в деревнях распорядки худы; что горожане «любят праздность и всякие веселости», а девицы их, выходя из дому, всегда закрывают лицо покрывалами «и никогда без нужды не ходят в церковь».

Красиво местоположение Торопца над озером Соломино и речкой Торопой, вблизи озер Спасское и Бабкино, в соседстве древних, большего и малого, городищ, подле невысоких «Поклонных» гор, на которых совершались когда-то языческие поклонения; в нем двадцать церквей – все каменные, и много старых домов; словом, местоположение города одно из лучших. Внешнее обличье его, вторя летописям, свидетельствует о лучших прежних временах. Самое цветущее время его было в XVIII веке, когда льготы, данные Петром Великим купечеству, развили торговлю. Насколько быстро последовало падение города, видно из того, что в 1806 году в городе было 431 купеческое семейство, а тридцать лет спустя только 76. Торговля давно отошла в другие города, между прочим, в Бердичев.

В «Записках» географического общества переданы М. Семевским, в 1854 году, некоторые характерные предания. Одно, так сказать, чисто легендарное. Шел по земле Свет-Христос с апостолом Петром и, увидев дерущихся, послал апостола мирить их; дрались черт с торопчанином; не достигнув цели, апостол предпочел снять им обоим головы, о чем и поведал Христу, повелевшему немедленно приставит их, что и было исполнено, но с ошибкой: голова черта была приставлена к телу торопчанина, и с тех пор им кличка «чертовы люди», «наставные головы» и т. п. Разных вариантов этого рассказа много, и не один только Торопецкий уезд является местом их действия.

Хитрость местных людей выразилась и в том, что когда Иоанн IV шел на Псковскую и Новгородскую области и ему предшествовала весть об ужасах, которые он готовит, торопчане, чтобы спасти свой чудотворную икону, Корсунскую, спрятали ее, а на место настоящей иконы поставили другую, копию, рассчитывая, что если царь задумает взять с собой святыню, то возьмет копию. Царь в город не заглянул, и хитрость оказалась излишнею. В этом же духе поступили торопчане, подарив, при царе Алексее Михайловиче, в церковь чудотворной Богородицы Корсунской значительное количество земли, и потом многие годы оттягивали ее.

Четвертое предание также свидетельствует о плутоватости горожан.

Не получая уплаты за забранные торопчанами товары, немцы жаловались Екатерине II, не замедлившей прислать из Петербурга чиновников, которые «показали» всех плутоватых купцов покойниками. Императрица, продолжает предание, заплатила иноземцам 90 пудов серебра, а торопчанам прислала на память чугунную медаль во столько же пудов весу. Где эта медаль? Но пословица: «не хочешь ли чугунной медали?» – существует. Монография г. Семевского, из которой мы взяли эти предания, самая полная из всех работ, перечисленных нами выше и касающихся Торопца, и по этнографии края представляет богатый материал.

Главнейший предмет торговли – кожи, с годовым оборотом в 90,000 рублей. Главное занятие в уезде хлебопашество и начинающее развиваться льноводство. По проезжим дорогам большое разнообразие в винных лавочках и питейных домах, принадлежащих или заезжим мещанам, или местным землевладельцам. Указ Петра I, 1696 года, предоставлял торопчанам платить пошлины наравне с иностранными купцами. В древние времена город был так богат, что женское одеяние светилось жемчугом, который разбирался не на вес, а пригоршнями; воспоминанием об этом является то, что довелось увидеть сегодня. Торопчанки имеют несколько одеяний: «доброе», «поддоброе», «третье» и т. д. Самое лучшее одевают они в торжественные дни и придают этим древнему Торопцу характерное, в высшей степени замечательное обличье. Такое обличье могли бы иметь у нас и многие другие города.

В Торопце 7,000 жителей; каменных домов 89, деревянных 1,148. Церквей в нем 20, все они каменные, но священников только 7; некоторые из церквей, например, Воскресенская, вся зеленая, обложенная кафелями, и древняя Троицкая, в предшественнице которой, по преданию, подлежащему сомнению, венчался Александр Невский, не говоря о соборе, очень типичны и придают городу своеобразный, картинный вид. Согласно преданию, городская управа помещается в том доме, в котором останавливался Петр I и учил коменданта своей классической дубинкой.

Простившимся с Торопцом во втором часу дня путешественникам предстояло сделать около 90 верст грунтовой дорогой и к вечеру быть в Холме, уже посещенном в 1885 году.

От Торопца на Холм к Старой Руссе.

Пожни. Замечательный иконостас. Разрушаемая усадьба. Буря. Приезд в Холм. Вечер на берегу Ловати. Постройки в двух смежных губерниях.

От Торопца до Холма девяносто верст грунтовой дороги. Ко времени выезда, 21 июня, около часа дня, солнце палило немилосердно. Так как метеорологи говорят, что самое жаркое время дня два часа пополудни, то это научное сведение вовсе не служило отрадой при предстоявшем пыльном пути, и опять-таки по грунтовой дороге. Ни разу во время четырехлетних путешествий не приходилось ездить так много и так долго по этим ужасным дорогам; хотя все возможное было сделано для облегчения, но подобная езда во всяком случае – труд, и труд большой. Там и сям в окрестностях проходили сильные грозы, выпадал град, были ливни. Дорога шла извилинами, с горки на горку; более выдающиеся из возвышенностей именуются: Мешковецкая и Коноплищенская. Классические старинные березы, с выжженными дуплами и корявыми от старости ветвями, имелись налицо и здесь. Всякое путешествие имеет многие неожиданности, и в Пожнях довелось увидеть нечто очень характерное. Если в течение девяноста лет совершенно свеяна с лица земли усадьба генерала Михельсона, церковь которой посещена путниками 19 июня, то здесь можно было наблюдать воочию грустную картину разрушающейся или разрушаемой почтенной старой усадьбы.

Следуя пешком в старую церковь села, нельзя было не прийти к заключению, что те помещики, которые воздвигали ее, думали воздвигнуть не на один день. Церковь эта каменная, под восьмигранным куполом, построена в 1714 году; над алтарем – навес на четырех витых колонках; имение принадлежало в те дни Челищевым. Вся церковь очень хороша и прочна, но иконостас её, многоярусный, резной, липовый, 1716 года, в полном смысле слова чудо искусства. Увенчанный на высоте шести ярусов изображением Распятия и подле него Богоматери и Иоанна Предтечи, обильно увешанный образами и медальонами, он может поспорить с лучшими резными иконостасами наших богатейших монастырей и лавр.

Кто его делал? Предание говорит, что какие-то иностранцы, может быть, пленные. Липовое дерево, из которого вырезаны все эти бесчисленные гроздья, листья, желуди, цветы, оставлено натуральным, и рисунка не сбивает ни позолота, ни окраска. Работа была так велика и трудна, что напоминает известные китайские образчики токарного и резного искусств, где в кубике имеется кубик, а в этом последнем еще третий, самый маленький. во многих местах иконостаса приходилось видеть ветку или стебелек, вырезанный полным рельефом, с тем, чтобы под ними виднелся другой какой-нибудь цветок, в свою очередь, весь, до деталей, отделанный. Сколько таких и тому подобных замечательных работ хранится по закоулкам святой Руси, а добраться к ним можно только по непроездным грунтовым дорогам. Если на далеком Севере, в Сольвычегодске, нельзя было не поразиться художественным великолепием всей обстановки собора, дремлющей в ненарушенном до сегодня обличии XVI века, то здесь, в глухой Пожне, предстояло увидеть неожиданно одно из замечательнейших созданий начала XVIII века – этот иконостас.

Близехонько от церкви находится мыза, принадлежавшая когда-то Челищевым, а в прошлом царствовании – одному из ныне умерших генерал-адъютантов, имя которого в конце царствования императора Александра II повторялось довольно часто. В настоящее время 4,000 десятин этого имения арендует какой-то латыш из прибалтийского края за 2,000 рублей. Говорят, что нынешнему собственнику усадьба эта не нужна, так как он владеет какою-то другой усадьбой на юге России; это дело, конечно, частное и обсуждению не подлежащее, но факт совершающегося исчезновения усадьбы в Псковской губернии налицо; вероятно, имеется налицо факт возникновения за счет её усадьбы в одной из южных губерний. Но верно то, что гибнет старое, насиженное место. Эти полуразрушенные шкафы без книг, столы renaissance, с которых увезены мраморные доски, множество гравюр, литографий и портретов, отчасти на стенах с разбитыми рамами и стеклами, отчасти на полу, по стульям; это обилие поломанных бра и других вещей могло бы дать обильную пищу для любопытного литературного описания. Ясно, что дом был устроен надолго и прочно; на лестнице стоят молча, как привидение, длинные, старинные часы; в кабинете пустует и трескается бильярд; тут же бюст одного из прежних владельцев и изображения других более или менее видных деятелей целых трех царствований. Их кто-то, когда-то собирал, устанавливал и развешивал; тут целая книга несомненно дорогих воспоминаний. Окна наполовину заколочены досками; ветер, прорывающийся в щели, шелестит шелковыми лохмотьями мебели и лоскутками множества ширм и ширмочек, назначавшихся в свое время на то, чтобы сделать уголки теплыми, уютными. Разрушается также и входная в двухэтажный дом лестница, с широким портиком на четырех колоннах: зарастает сад.

По выходе из усадьбы, здание которой было обойдено путниками, в предшествии латыша, разводящего свое гнездо в этой полуразвалине, и осмотрено в подробности, следовало возвращение на станцию и отъезд. Палило по-прежнему немилосердно; набегавшие тучки и легкие порывы ветра давали знать о приближении дождя, а может быть и бури. И буря, действительно, не заставила ожидать себя; ударил гром, хлынул ливень, и какой! Что могло быть видимо по пути до ближайшей станции Билово, сказать нельзя, потому что окрестность мгновенно затянуло такой густой голубой завесой дождя с градом, величиной в каленый орех, что даже ближайшие к дороге деревья едва виднелись. Ямщикам, сидевшим на козлах, пришлось поднять свои руки и прикрывать ими, как козырьками, лица, обжигаемые градинами, которые, щелкая по лошадям, отскакивали на дорогу, превратившуюся, не более как в две минуты, в быстро текущую реку; края дороги, которые должны бы были быть ниже, для пропуска воды в канавки, выходили наружу, в виде берегов. Буря эта нанесла много вреда и прошла от Петербурга к Москве в восемь часов времени.

Как быстро налетела буря, так же быстро и прошла она. С переездом через реку Сережу, подле Тяполова, открылась одна из самых красивых по пути местностей: только что орошенная ливнем долина, в вечернем освещении. Не более как за пять минут до приезда сюда путников, молния ударила в один из столбов; стоявшая подле, приготовленная под поезд тройка разбежалась, и коней пришлось ловить.

Дальнейший путь до Холма носит тот же характер местности довольно пересеченной; леса и поля, возвышения и долины чередуются быстро. Перед самым Холмом расстилается совершенно оголенная равнина. Ровно два года назад путники подъезжали к Холму с западной стороны, со стороны Ловати, и древний Холм, с высоких берегов её, глянул тогда очень красиво; при въезде в город с юга, Ловати не видать, и местность является ровной, однообразной. Так как путники уже осматривали достопримечательности города в 1885 году, то на этот раз никаких осмотров не предполагалось, и вечер перед ночлегом назначался на отдых.

От Холма до Старой Руссы – восемьдесят девять верст пути. Дальнейший путь к Старой Руссе, по сравнению с тем, который был сделан, ровен и однообразен. В общем, села гораздо богаче, чем в Псковской губернии, даже в самых лесных частях её. Эти странные, необъяснимые, резкие отличия не только губерний и уездов, но даже волостей, бросаются в глаза даже при поверхностном наблюдении. Вероятно, в этих внешних отличиях их, при совершенном тождестве условий жизни, сказывается, просто-напросто, попечение или пример какого-либо давно забытого человека, показавшего людям нечто лучшее, после чего они к худшему вернуться не хотели. Правда, что Старорусский уезд житница Новгородской губернии, так что жителей Псковской называют здесь «мякинниками», но лесу гораздо больше у последних, а постройки, без всякого сравнения, все-таки и мельче, и беднее.

Старая Русса.

Спасо-Преображенский монастырь. Собор. Старорусская икона. Дворец. Древность города. Казнь новгородцев. Солеварение. Характеристика военных поселений и поселенческого бунта. История минеральных вод. Бурение источника. Заведование водами. Нынешнее их положение. Два литературных воспоминания: Посошков и Достоевский. Их характеристики. Санитарная станция. Школы: Святодуховская и Достоевского. Посещение дома Достоевского. Церковь св. Георгия. Цифровые данные. Филологическая заметка.

Около шести часов вечера, 22-го июня, прибыли путники в Старую Руссу. При проезде по улицам к Спасо-Преображенскому монастырю, расположенному на противоположной стороне города, въезжавшим не могли не броситься в глаза многие знакомые по Петербургу лица, нарядные платья дам, кружевные зонтики, бесконечно длинные перчатки и преобладание красноватых цветов, от «crevette» до «cerises ecrasees».

Согласно заранее намеченной программе, решено было ехать не в собор, как это делалось везде, а в монастырь; причина этому – в традиционном, древнем значении монастыря. Основанный в самом конце XII века св. Мартирием, монастырь этот в начале XVII века был сожжен шведами, сидевшими в Руссе, и возобновлен в 1628 году, при царе Михаиле Феодоровиче. В этом почти виде существует он и ныне; каменная ограда с башенками, оцепляющая три монастырские церкви, начата строением в 1808 году и окончена только в 1881 г., при архимандрите Мардарии. Монастырь этот второклассный; в нем по штату двенадцать монахов; он владел прежде 2,000 крестьян, теперь получает с оброчных статей и капитала дохода около 7,000 рублей. Храм на шести столбах, накрыт круглым узеньким одиноким куполом, в два света, с пятиярусным иконостасом, снабженным множеством древних, потемневших икон; стены, окрашенные в светло-голубую краску, напротив, почти лишены образов и слишком пусты для монастыря, далеко не бедного. Подле Царских врат – и иконы Спасителя и Богоматери поясные, очень большего размера.

Первоначальная постройка местного собора, измененная временем и людьми, относится к началу XIII века; нынешний каменный собор окончен в 1696 году, но существенно перестроен в начале тридцатых годов, при графе Аракчееве. Собор в два света, под круглым куполом, с изображением Деисуса, на четырех столбах, с пятиярусным иконостасом, иконы которого обрамлены витыми золотыми колонками; по стенам новые, выдержанные в темном тоне, живописные изображения. На одном из столбов копия с громадной поясной иконы Старорусской Божией Матери, под готическим балдахином с драпировкой из малинового бархата и многими привесками и искусственными цветами – пожертвованиями набожных людей. Отчего эта громадность старорусских икон, какие причины этого? Оригинал иконы, находившийся ранее в Тихвине, служил предметом двухсотлетнего спора между обоими городами; справедливость, однако, оказалась на стороне Старой Руссы, и икона теперь возвращена уже городу. Пять синих куполов собора со звездами; вокруг основного куба длинный ряд наших типических кокошников; окрашен собор серой краской.

Дворец расположен на самой дальней от минеральных вод окраине города, на берегу реки Полисти, довольно глубокой, если судить по типу судов, стоявших вдоль её берегов, с различными грузами. Дворец очень невелик; он перестроен в 1830 году, по повелению Императора Николая I, из дома, приобретенного у частного лица, а затем расширен; хороший тенистый сад окружает его. Куплен и отделан дворец на капитал военных поселений, памятью которых так полна Старая Русса, и неоднократно служил местом остановки многих Лиц Царствующего Дома. По берегу реки Полисти тянется хорошо содержимый тенистый бульвар.

В историческо-статистическом очерке Старой Руссы Полянского, хорошо знакомом многочисленным посетителям старорусских вод, на первой странице говорится, что Старая Русса древнейший в России город; что если, согласно летописи, приводимой Карамзиным, мифический Словен основал Новгород, то не менее мифический брат его, Рус, основал в 3113 году по сотворении мира город Руссу; что если древний Новгород назван Новгородом, то потому только, что до него существовал другой, старейший, чем он, город, а именно Старая Русса. Далее приводится несколько свидетельств арабских писателей, описания которых несомненно, будто бы, подтверждаются настоящим местоположением как города Старой Руссы, так и Новгородской губернии.

Не отваживаясь подтверждать сказанное, необходимо, однако, заметить, что Карамзин относит сведения о том, что «брат Словенов, Рус, основал город Руссу и назвал там одну реку Порусьею, а другую Полистою, по имени жены и дочери его», к летописным сказаниям XVII века. Тем не менее, первое упоминание о Руссе, по словам Карамзина, относится к 1167 году, когда новгородцы заставили удалиться от неё князя Святослава Ростиславовича. Несомненно и то, что в 1192 году здесь основан св. Мартирием Спасо-Преображенский монастырь. Уже в 1370 году здесь производилась расчистка колодца для добывания соляного рассола.

Общий вид г. Старой Руссы (Новгородск. губ.)

Старая Русса. Градирня на солеварне

Это начало разработки старорусской соли совпало с тем замечательным годом, когда на солнце, по словам предания, были такие пятна, что от мглы нельзя было видеть что-либо в расстоянии одной сажени, люди сталкивались лбами и птицы падали им на головы; зима стояла в тот год такая теплая, что хлеб был-де сжат в Великом посту.

Очень длинен ряд событий, пронесшихся над Старой Руссой. После битвы близ Коростыня, 23 июля 1471 года, прибыл победителем в Руссу Иоанн III Васильевич и расположился на площади в богато убранной парчой и коврами палатке; сюда привел к нему князь Даниил Холмский, в числе 1,700 новгородских пленников, тех четырех новгородских воевод, смерть которых была предсказана преподобным Зосимой Соловецким, когда он находился в Новгороде, и, приглашенный Марфой Борецкой на пир, увидел их сидящими без голов. Это были: Борецкий, Арзубьев, Селезнев-Губа и Сухощок; они были обезглавлены по повелению царя тут же, на площади, татарином Ахметкой Хабибулиным.

О соляных источниках Старой Руссы упоминает в XVI веке Герберштейн. Флетчер, посол английский, сообщает, что при царе Феодоре Иоанновиче торговых пошлин со Старой Руссы поступало в казну по 18,000 рублей, тогда как Москва давала только около 12,000 рублей. Главным предметом обогащения города была соль, пуд которой стоил в те времена около 62/3 нынешних серебряных рублей. Насколько город был обширен, видно из того, что в 1346 году от черной смерти умерло в нем одних монахов 1,300 человек; в 1471 году, когда бежавшие от войск Иоанна III жители, по замирении, возвращались домой, то на озере Ильмени, в бурю, их погибло 9,000 человек; когда, после возвращения Старой Руссы Москве по Столбовскому договору, было составлено в 1625 году, по повелению царя Михаила Феодоровича, боярином Чеглоковым описание города, то улиц в нем значилось тридцать пять и стояло в них множество церквей, около 300, хотя в населении оказался, сравнительно с прежним, большой недочет; существовала, например, улица Богородицкая, в которой имелся налицо только один «двор живущий». Главная причина этого обезлюдения города заключалась в хозяйничанье поляков, шведов и в междуцарствии; на смену им явились, как видно из летописи, долгие ряды всяких поветрий, моров и голодов; мор 1655 года, длившийся пять месяцев, так опустошил город, что на призыв колоколов многочисленных церквей старорусских некому было идти молиться.

Правительственное внимание на солеварение обратил в 1693 году, как и на все, Петр Великий, проездом в Архангельск. По возвращении в 1724 году с олонецких заводов, он осматривал устроенные по его указанию солеварни и работы по старорусскому каналу, по которому царь думал подвозить к солеварням лес; следы канала имеются еще и доныне. В настоящее время, кажется, с 1865 года, солеварения в Старой Руссе нет вовсе; бывшие заводские постройки распроданы; в продолжение пяти веков просуществовало оно и должно было окончиться, вследствие дороговизны топлива, отмены акциза и конкуренции каменной соли. На земле, принадлежавшей солеваренному заводу, с 1885 года стоит тюрьма. Есть еще и градирни. Солено-минеральные воды существуют в Руссе только полвека; можно пожелать им долговечности прекратившегося солеварения.

Особенно тяжел был удар, нанесенный городу пожаром 1763 года; Екатерина II выдала тогда погорельцам на десять лет без процентов 100,000 руб. и на три года освободила их от взноса подушной подати; описание пожара сделано посетившим город, вслед за пожаром, знаменитым новгородским губернатором Сиверсом, отыскавшим воеводскую канцелярию в избе, в нижнем помещении которой посредине хранилась казна, по одну сторону содержались колодники, а по другую архив, многие дела которого сгнили, рассыпавшись в прах.

Но это не помешало городу быстро оправиться, что видно из двух крупных его пожертвований: в 1806 году городское общество пожертвовало на войну со Швецией 10,000 рублей и сформировало из своих граждан нежинский драгунский полк, в дополнение к квартировавшему здесь кадру его, а в 1812 году оно внесло 72,319 рублей. Почти все властители земли Русской, после Екатерины II, посетили город; некоторые из Членов Августейшей Семьи пользовались водами.