Текст книги "По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России"

Автор книги: Константин Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 43 страниц)

Развитие протестантского движения не замедлило выйти из книг и кружков на улицу, и в Кракове в маскарадных процессиях 1549 и 1550 годах всенародно осмеивалась обрядность католической церкви. Не замедлили появлением своим многочисленные протестантские съезды, открыто рассуждавшие о том, как двигать реформацию; состоялись один за другим, с 1554 года начиная, настоящие протестантские синоды; начался переход в протестантские руки костелов, причем выбрасывались из них католические иконы.

Движение росло не по дням, а по часам, вследствие неопределенности характера, переменчивости взглядов и вечной нерешительности короля Сигизмунда-Августа, вечно откладывавшего «до завтра» свои настоятельнейшие решения. Нельзя сказать, чтобы король не видел того, в чем нуждалась Польша; он предсказывал даже её падение, но стать господином своего положения, ухватить шедшее ему в руки счастье, освободиться от Рима, образовать народную, польскую церковь, – он не мог, или, вернее, не смел.

Для этого нужна была или циническая энергия Генриха VIII Английского, или ясное понимание значения минуты для цели действия, как в Густаве-Вазе Шведском; в Сигизмунде-Августе ничего подобного не было: он угождал и католикам, и протестантам, и обещал даже последним, на сейме 1555 года, создать национальный собор, он разрешил каждому у себя в доме держать каких угодно Капланов, служить по какому угодно обряду, принимать причастие под двумя видами, а ксендзам – жениться. Год спустя он уже приравнивает протестантскую ересь к государственной измене. Заверяя папу в самом теплом правоверии, он переписывается с Кальвином и дает в Вильне аудиенцию призванному из Европы знаменитому реформатору поляку Яну Ласкому^[22], и даже беседует несколько раз с антитринитарием Лелием Социном^[23].

Здесь не место упоминать более подробно о том, как разделилось польское протестантство на партии лютеран, гуситов, кальвинистов, ариан, антитринитариев; как развеялся в прах искусственный союз протестантов со шляхтой против Рима, на том основании, что идея освобождения церкви в государстве была для шляхты идеей господства шляхты в церкви, чего протестантское нововерие не хотело никоим образом; как искали протестанты союза с православными на синоде в Торне 1595 и на соборе в Бресте 1596 года; как силен был в Польше даже подрывающий христианство в корне, подрывающий Св. Троицу, антитринитаризм, потому что на синоде 1563 года целых сорок два проповедника подписали исповедание веры, отвергавшее учение о тройственности Божества! Здесь не место вспоминать подробно, как свил себе в местечке Ракове гнездо социнианизм, благодаря личному присутствию здесь знаменитого Социна, отвергавшего божественность Спасителя, и признававшего Святой Дух не лицом, а силой, что и изложено в известном «Раковском катехизисе»; как, наконец, в самом Несвиже имелся центр польских антитринитариев, сбивавших с толку православных людей. Все это быстро развилось, но еще быстрее отошло в ничтожество. Началось с подавления самых крайних, с антитринитариев; кончилось уничтожением всего протестантизма, а орудием этого были – иезуиты. Один из польских епископов, Гозий, заседавший на тридентском соборе, в качестве папского легата, и бывший центром строго католической преданности папе, призвал их в Польшу для борьбы с ересью; они явились сюда только 25 лет спустя после основания их черной фаланги Игнатием Лойолой, и явились людьми, уже очень искушенными и опытными.

Как именно вели свое дело иезуиты, видно, хотя бы, в одном Несвиже. Николай Радзивилл Черный, протестант, один из ближайших людей короля Сигизмунда-Августа, послал сына своего, прозванного Сироткой, в молодых годах, за границу для утверждения в кальвинизме, и последний не замедлил, во время ночных оргий, одевать своих слуг в католические священные облачения. но уже в 1572 году этот Сиротка делается отчаянным папистом: возвращает костелы католикам, отдает школы и типографии иезуитам, сжигает в Вильне, на рынке, протестантские книги; десять лет спустя он предпринимает пилигримство в Палестину, по чистым четвергам омывает нищим ноги и т. п. Братья его становятся тоже рьяными папистами. Подобно тому, как иезуиты обратили тогдашних Радзивиллов, обратили они одновременно с ними и множество других польско-литовских семейств.

Вступление на польский престол Стефана Батория было победой иезуитов, а король Сигизмунд III был уже сам иезуит, их воспитанник, а этим сказано все. Если, согласно донесению папского нунция, во второй половине XVI века из всей Польши одна только Мазовия оставалась истинно католической, подобно Испании, то при Сигизмунде III к началу XVII в. вся Польша, целиком, проделав реформацию и пройдя сквозь нее, как сквозь сон, была не менее католической, чем Испания. и справедливо замечает профессор Кареев, что она, Польша эта, «одно из самых громадных завоеваний, занесенных в летописи общества иезуитов».

Вся история протестантства в Польше, о которой пришлось напомнить в беглом очерке, ясно свидетельствует о том, что исключительной прирожденности Польши и Литвы к папскому католичеству, – прирожденности, о которой так много говорят поляки и держат на знамени, вовсе не существует. Интересы гораздо более земные обусловливают этот говор, необходимый, как вечное противодействие православной России. Может быт, и даже вероятно, так же призрачно и раздуто в аксиому и вечное смотрение польской интеллигенции на Краков и Львов – смотрение, постоянно поддерживающее смуту в крае при несокрушимом условии полной принадлежности Польши и Литвы к единодержавной православной России.

Никогда никому не приходило, конечно, в голову посягнуть на католичество в Польше, но зато не может прийти кому-либо в голову ставить наши Императорские регалии в зависимость от Рима. До тех пор, пока папский Рим будет протягивать свои длинные руки досюда, пока польская интеллигенция не воскресит, пожалуй, с помощью русской власти, мыслей своих лучших и дальновиднейших предков XVI века, из которых многие выше названы, – мыслей о необходимости народной, совершенно независимой от Рима католической польской церкви, – пока Рим будет усиленно снабжать Польшу антирусскими посланиями, как это было еще недавно, не может быть никакого сердечного единения.

Минск.

Городской собор. Былое Минска. Время императоров Павла I и Александра I. Древность православия. Туров и Изяславль. Владимир и Рогнеда. История древнейших храмов. Значение для края еврейства. История еврейства в Польше. Нечто о русском землевладении в западном крае.

Около семи часов пополудни, 25 июня, поезд подошел к минскому вокзалу; сильная гроза, разразившаяся над городом за час до прихода поезда, прибила пыль, освежила воздух и дала вздохнуть деревьям: долгая засуха совсем обессилила их.

Городской собор в Минске – в три света, с 58 окнами, под четырехскатным высоким куполом с шестнадцатью окнами и изображениями пророков; в соборе – три алтаря, иконостас красный с золотом, в четыре яруса, на стенах фресковые изображения; икона Минской Богоматери из Десятинной церкви св. Владимира, явившаяся в Минске в 1550 году; вероятно, что собор построен около 1616 года; он испытал в свое время католическое и униатское богослужение и стал православным только в 1795 г. В общем он благолепен.

Былое города Минска не лишено очень любопытных страниц. Еще недавно входила Минская губерния в состав генерал-губернаторства графа Муравьева и играла не последнюю роль в последнем польском восстании.

Если коснуться первоначальной истории края, то придется вспомнить даже о кривичах: Минск, как Смоленск, как Полоцк, был их городом; если верить характерному заявлению летописи, то он, стольный город Глеба, вначале был весь заселен рабами. Первое упоминание о нем имеется под 1066 годом; входил он в удел князей Полоцких, неоднократно терпел от татар, шведов, русских и поляков. религиозная уния придушила в нем православие настолько, что, в конце концов, православным в городе остался только один Петропавловский мужской монастырь.

В 1793 году, по первому разделу Польши, Минск присоединен был к России, и образована Минская губерния; в 1812 году Наполеон I, которому так горячо сочувствовало местное польское дворянство, учредил здесь минское интендантство и ввел французские законы, но это длилось не долго: город был взят обратно графом Ламбертом.

Что местное польское дворянство отнесется к Наполеону I вполне сочувственно, можно было, конечно, предвидеть. Когда с 1796 года по 1806 губернаторствовал тут Корнеев, местное дворянство, чрез предводителя своего Хоминского, подало императору Павлу I адрес с ходатайством о восстановлении польского управления, о передаче католикам костелов, по возвращении бывших униатов из православия.

Минск. Вид собора и соборной площади

Хотя Хоминский и был послан из Петербурга в Минск обратно арестованным, но все-таки продолжал, под арестом, оставаться в течение нескольких лет предводителем дворянства. Может быть, поданый им адрес был причиной того, что Павел I приказал Корнееву объехать губернию и убедиться в том, действительно ли обращения униатов в православие были насильственны? Вслед за этим объездом, в 1797 г., последовал указ о том, чтобы как со стороны православных, так и со стороны католиков никаких насилий в деле веры не происходило. Год спустя сам император Павел I посетил Минск, наградил Корнеева и повелел открыть римско-католическую минскую епархию.

Во время занятия Минска французами генерал-интендантом польских войск князя Понятовского был здесь Брониковский, ведавший Минск с 9 августа по 7 сентября 1812 года; он устроил тут обширные склады, которые все достались нашим войскам при занятии города графом Ламбертом. По делам местного архива, за это смутное время должно значиться, что император Александр I, по бесконечной милости своей, повелел принять на прежние должности чиновников, вступивших на службу Наполеона I, – совершенно так, как и в прибалтийском крае, – и имений, им принадлежавших, не секвестровать.

Минск. Архиерейский дом

Есть сведение, что по обозрении губернии Добринским за время Отечественной войны из жителей её пропало без вести 35.000 человек, а убытки губернии простирались будто бы до 70.000.000 руб. асс.

Присоединение униатов совершилось здесь при губернаторе Сушкове в 1839 и 1841 годах; в 1840 отменен был навсегда литовский статут, и введены общие для Империи законы, а при губернаторе Чарыкове, в течение 1876-1877 годов, для полного омовения губернии, построено в селах пятьсот бань, до того, по-видимому, не входивших в потребности населения.

Не всем известно, может быть, почему местный преосвященный называется минским и туровским? Туровский – имя мало известное, а объяснение имеется в очень далеких временах Владимира Святого. Именно в Минской губернии расположены те два древнейшие места – Изяславль и Туров, – старейшие рассадники христианства, и притом православного, в Белоруссии, о которых недавно вспомнили по поводу девятисотлетия крещения Руси.

Одно из них, нынешний Туров, малое местечко Мозырского уезда, с преданиями: о Тур-колодце, забросанном грудными младенцами, при нападении татар, из которого целое семилетие било, будто бы, ключом женское молоко, о Туровой горе, подле которой стоял некогда собор, древнейшая православная кафедра здешних епископов, а при нем монастырь со столбом, на котором спасался св. Кирилл Туровский.

Минск. Костел на Соборной площади

Другая историческая местность, это древний Изяславль, нынешний Заславль, расположенный в 30 верстах от Минска: здесь основан был св. Владимиром женский монастырь для новопостриженной инокини Анастасии, бывшей жены Владимировой, Рогнеды, умершей в этом монастыре в 999 или 1000 году. Когда-то город и даже столица княжества, Заславль, теперь небольшое еврейское местечко, окруженное многими курганами, «копцами», из которых разрыто только очень малое число. Могилу Рогнеды, по мнению местного исследователя, следует искать не между ними, а на том месте, за речкой Черницей, где стоял монастырь, от которого нет теперь и следа; все это место в наши дни прилежно распахивается. в 1866 году здесь, случайно, открыт был склеп, а в нем отличной отделки древний гроб, обшитый красной материей. Склеп тогда же засыпали и о дальнейших раскопках перестали думать.

Дворец Владимира, по преданию, находился там, где теперь стоит каменная еврейская корчма, между двумя церквами, Рождественской и Преображенской. Последняя церковь напоминает о том, что в Изяславле находился некогда и другой православный храм, построенный тоже св. Владимиром, на том именно месте, где стоит церковь Преображения, испытавшая на себе судьбы многих храмов западной окраины.

Минск. Губернаторская улица

При короле Ягайле из православного храма она обращена была в костел; в XVI веке, когда Заславлем владела семья Глебовичей, храм этот стал протестантским, потому что владелец его был одним из тех последователей нового учения, о значении которых уже говорилось, но храм не замедлил возвратиться снова в лоно католической церкви; позже он стал центром Доминиканского монастыря, затем опустел; при графе же Муравьеве, в 1863 году, он был возобновлен и переделан внутри в православную церковь, но снаружи остался костелом. В подвалах его, теперь уже заделанных, еще в пятидесятых годах хранились три набальзамированные трупа князей Сапег, некогда владевших Заславлем; но так как про них начали было ходить в народе рассказы о чудесах, то губернатор Шкляревич распорядился об упокоении их в земле и засыпке подвалов.

Грустно, конечно, что на месте дворца Володимирова стоит еврейская корчма и продается вино, и что могила Рогнеды распахивается; но должно надеяться, что рано или поздно люди науки тронут непочатое кладбище древнего Изяславля, и тогда, может быть, сведения о склепе и гробе в красной обшивке, ушедшем опять под землю, и о многом другом всплывут снова и станут более поучительными.

Минск. Театр и сквер на Петропавловской ул.

Еврейская корчма на месте Великокняжеского дворца просветителя России невольно вызывает на несколько слов о важном, для западного края вообще, значении евреев и о том, как отражается отсюда еврейство и на Великую Россию вообще.

Вопрос еврейский – не наш местный вопрос, а вопрос мировой, только у нас, благодаря «черте оседлости», еще не окончательно пробуравленной, евреи все-таки сбиты в кучу, подлежат наблюдению, тогда как там, в Европе, они рассеяны повсюду. Эта наша «черта оседлости» величайшее благо, величайший дар, завещанный нам историей, который следует беречь как зеницу ока^[24]. Так понимал вопрос о расселении по России евреев император Александр II, когда в 1871 году на отчете черниговского губернатора, говорившего в пользу их расселения, государь поставил резолюцию: «С этим я никак не могу согласиться».

Вот главные основные цифры, касающиеся евреев в России. К 1881 году их было во всей Империи 4.086.000 душ – всего 4%; из того числа в Царстве Польском 1.010.378 душ, т. е. 13,8%; из того же числа в черте оседлости, в пятнадцати северо– и юго-западных губерниях 2.912.165 душ, т. е. 12,5% населения; в прибалтийских губерниях 66.431 – 3% и, наконец, в великорусских губерниях 53.574, то есть 0,1% всего населения.

Минск. Мясные ряды

Евреи в России – самое тяжелое наследие, оставленное нам бывшим Царством Польским, наследие гораздо тяжелейшее, чем два бывшие повстания, чем всякая «пассивная» и всякая «активная» польская против нас оборона. На это удручающее влияние умершей Польши, чрез посредство евреев, на живую Россию, хотя указывали многие, но только вскользь, мимоходом, как бы недостаточно вникая в исторические данные, которые, однако, вполне ясны и неопровержимы.

Иловайский говорит, что «отсутствием инстинкта самосохранения следует признать призвание на Польскую землю немецкого ордена и пассивное отношение к чрезмерному размножению еврейского населения». Он ошибся. Отношение это вовсе не было пассивным, а совершенно активным. Когда евреи не находили нигде места в Европе, когда их повсюду жгли и четвертовали, Казимир Великий, король Польский (у. 1370), для развития в Царстве Польском отсутствовавшего, но необходимого ему среднего сословия, прямо покровительствовал колонизации края евреями и немцами. Уже в 1420 году краковский сенат жаловался на то, что подавляющее большинство купцов и ремесленников в Польше – евреи.

Как сказано, во всей Западной Европе евреев жгли и четвертовали, здесь, в Польше и Литве, давали им права. Могли ли они не устремляться сюда, в обетованные земли Литвы и Польши? Знаменитая «черта оседлости» наших евреев, отгораживающая 15 западных губерний, черта, которую желательно добрым людям так или иначе уничтожить, не есть, как многие думают, «учреждение» русского правительства; «черта оседлости»^[25] создалась и окрепла не каким-либо особым нерасположением нашего правительства к евреям, а заключает в себе те именно местности, которые отличены многочисленными привилегиями, данными евреям со стороны великих князей литовских и польских королей.

И помогали же евреи Польше много и разновременно: они украшали, одевали и снабжали деньгами панство и шляхту, они были деятельными арендаторами православных церквей Украины, они доставали для поляков каштаны из огня во время унии, они, во время двух последних повстаний, служили таинственной, только изредка обнажавшейся, сетью всякой вражды к России. Не случайно слитие евреев с нашею западною окраиной.

На второй день пребывания в Минске путники осматривали устроенную в это время выставку различных предметов археологии местных раскопок. Многие предметы, найденные в пределах губерний, отправлены были в Петербург и в московское археологическое общество; но и то, что имелось налицо, было достойно внимания, например, небольшая золотая монета с надписью: «Царь и великий князь Ладислав Жигимонтович всея Руси», очень древний галунный головной убор, картофель странным образом очутившийся в сфере бронзового века и др. в Игуменском уезде имеются свайные постройки; по Березине, Припяти, Случу и Неману – много курганов и городищ железного века, причем, по мнению местного исследователя, в железный век умерших клали на поверхность земли и насыпали над ними курганы, тогда как в бронзовое время клали в землю и курганы насыпали над могилой.

Смоленск.

Прибытие и посещение собора. Знаменитая икона. Ризница. Церковь надворотная. Историки Смоленска. Князь Юрий Смоленский. Обман Витовта. Спор Москвы с Литвою. Смольняне под Грюнвальдом. Щеня. Защита города Шеиным. Смоленская шляхта. Измена губернатора. Принц Антон Ульрих. Петр I. Екатерина II и их посещения. Смоленск в 1812 году. Энгельгардт и Шубин. Памятники 1812 году и Глинке. Лопухипский сад. Свирская церковь. Археологические сведения. Вознесенский и Авраамиев монастыри. Городские стены. Башня Веселуха. Общий видь города. Сравнение со Псковом и Киевом. Музей.

В девять часов утра, 27 июня, поезд остановился у вокзала в Смоленске. Город этот является крайней со стороны запада твердыней государственного тела, когда-то отторженной надолго, но, наконец, не только вернувшейся, но и сплотившейся с ним воедино.

Переезд от вокзала в местный собор весьма продолжителен, так как он высится на другом берегу Днепра, и экипаж только минут через двадцать после остановки поезда быстро въехал по красивой Благовещенской улице на крутую соборную гору, в узкие ворота стен, по изломанному проезду, свидетельствующему этим самым о том, что возникли эти стены и этот проезд давно; возникли не по заранее установленному плану, а так – как возникали все наши древние твердыни, как Бог послал.

Остов Успенского кафедрального собора покоится на шести столбах, под крутыми арками и плоскими куполками, каждый с шестью окнами; собор изобилует светом, расположенным в четыре яруса; в третьем свету окна круглые, равно как большое окно над входом; низ столбов обрамлен иконами, из которых многие древни; фресковые изображения имеются в сводиках; изображения из Апокалипсиса и брак в Кане видны на задней стороне; тут же хоры. Замечательно хорош и богат трехъярусный, не очень древний иконостас, весь в богатых золоченых обрамлениях листвы; собор о двух алтарях и над главным – сень на витых колонках; по стенам собора, кругом на верху, деревянная галерея, против алтаря справа – царское место, слева амвон.

Смоленск. Общий вид города с Тихвинского кладбища

Любопытно, что иконостас, несколько лет тому назад подновленный, работан при Екатерине II малороссом Силой Михайловым, с тремя помощниками, в течение десяти лет, за 1.000 р., а живопись исполнена тоже малороссом Трусицким, с двенадцатью помощниками, тоже в десять лет времени, за 2.000 р. и с выдачей провизии на 500 р.

Успенский собор в Смоленске, бесспорно, один из замечательнейших храмов России. Он почти вдвое больше московского Успенского собора и, венчая вершину горы, царит над городом своими пятью жестяными, четырехгранными куполами с фонариками; выкрашен он в бледно-голубую краску, и колокольня его, одного с ним характера, высятся от него отдельно, и стоит к нему боком.

Смоленск. Вид на Успенский собор с Воскресенской горы

Нынешнее обличие собора далеко не первое. Древнейший каменный был основан Владимиром Мономахом в 1101 году; но стоял ли он именно на этом месте – неизвестно. Этот пращур собора исчез с лица земли при взятии Смоленска королем польским Сигизмундом III; в 1611 году он был разрушен, на место его воздвигнут католический костел, и этот последний, в 1654 году, при взятии нами Смоленска обратно, обращен в православный.

К концу XVII века оказался он недостаточно просторным, разобран, строился долго и не аккуратно, – до такой степени, что купол его обрушился, падали шеи со сводами, отпал алтарь, и вновь освящен он только в 1772 году, так что древности, ни в каком случае, не представляет.

Это не мешает ему, однако, быть очень внушительным по своим очертаниям; известно, что Наполеон I, войдя в него, не только снял шляпу, но и повелел приставить часовых, которые сняты только при обратном шествии французов из Москвы.

Но если стены собора сравнительно молоды, то место, на котором он стоит, то столетие, которое он пережил, те воспоминания, которые покоятся на нем, почтенны и внушительны. Святыня собора – икона Смоленской Божией Матери, копиями которой изобилует православная Россия, и многие из них, как и оригинал, прославлены чудесами. По словам Никифора Каллиста, икона писана евангелистом Лукой, написавшим еще две подобные иконы; Смоленская икона была первой. Легенда сообщает, будто она была показана евангелистом-художником самой Богоматери, и он слышал слова, Ею произнесенные: «Благодать родившегося от меня да будет с сими иконами!» Смоленская икона пребывала в Антиохии, Иерусалиме и уже в V веке помещена в Константинополе во Влахернском храме, где от неё исходили многие чудеса, и названа «Одигитрией». Легенда сообщает, что в длинном ряду чудес её имело, между прочим, место дарование человеку несведущему и не имевшему голоса, диакону Роману, как голоса, так и знания, и первым благодарственным произношением его после этого чуда был известный им сочиненный кондак: «Дева днесь Пресущественного рождает»... Диакон Роман составил и еще несколько известных канонов. Любопытно то, что победная песнь «Взбранной воеводе» и весь Богородичный акафист, знакомые всем нам с детских лет, были составлены патриархом Фотием в память избавления Византии Божией Матерью от одного из предков наших, Аскольда.

Когда княгиня Анна, дочь греческого императора, прибыла в Чернигов в качестве невесты одного из сыновей великого князя Ярослава-Всеволода Черниговского, икона Одигитрии сопутствовала ей; в Чернигове икона оставалась с небольшим пятьдесят лет до смерти княгини, благословившей ей своего сына князя Владимира Смоленского в 1103 году, и поставлена им во вновь устроенном смоленском соборе. Здесь она находится поныне, отбывая отсюда только по временам: после занятия Смоленска Витовтом – в Москву, вторично во время осады города Сигизмундом – в Москву и Ярославль и, наконец, в Москву и Ярославль – в 1812 году. Три отдельные ежегодные празднования напоминают смольнянам три последовательных возвращения иконы на свое место в Успенский храм. Икона не велика, около аршина в квадрате, темный лик Богоматери и Предвечного Младенца от времени исчезли почти совершенно.

Почти совсем поржавел хранящийся в соборе железный шишак, и совершенно истлела обувь св. Меркурия, бывшие на нем во время единоборства его с татарским военачальником, убитым им в 1239 году, чем остановлено нашествие татар на Смоленск. к единоборству этому вызван был витязь Меркурий в ночном видении Богоматерью; но сам он, когда заснул вслед за победой, был убит сыном сраженного им татарина, погребен в Успенском соборе, причтен к лику святых, назван смоленским чудотворцем, но мощей его, как и старого собора, не существует, они взорваны поляками в 1611 году. Этим уничтожением объясняется и то, что в нынешнем храме и его ризнице особенно древних предметов почти не имеется; высокохудожественных работ тоже нет.

Благовещенская церковь. Церковь Смоленской Божией Матери. Воскресенская церковь

Спуск от собора к Днепру длинен и красив; почти на половине его протяжения расположена церковь Смоленской Божией Матери надворотная, Одигитриевская, место историческое, тоже с чудотворной иконой. Храм в настоящем его виде далеко не роскошный, скорее большой зал, чем храм, был уже совершенно готов в 1812 году, но еще не освящен, и Наполеон, смотревший с балкона этого храма, выходящего на Днепр, на назойливую стрельбу наших двух пушек, немедленно велел втащить на балкон два своих орудия и сам наводил их для стрельбы по нашим. Освящение церкви последовало только по удалению неприятеля.

Неудивительно, что древность Смоленска и его порубежное значение для России и Польши вызывало с давних дней многократные исторические описания и монографии. Еще в 1804 отпечатана история губернского города Смоленска, собранная из разных летописей и российских писателей трудами Д. Н. Мурзакевича; гораздо полнее составлена «История города Смоленска» П. Никитиным, 1848 года; огромное количество материалов разбросано в трудах наших историков, по специальным изданиям, как светским, так и духовным, и несомненно, что полное описание города, как по значению фактов, так и по их разнообразию, будет одним из любопытнейших.

Уже ко времени прибытия Рюрика Смоленск является городом; только, как почти все наши города, он передвинулся с места: древнейшие храмы его находятся в предместьях, а не строили же их давно почившие князья вне города.

Несомненно и то, что там, где теперь раскидываются слободы, старики еще помнят грозно шумевший лес, а на том месте, где расположена Никольская слобода, в 1780 году, в проезд Екатерины II, лежало чистое поле, и на нем поставлен в те дни временной оперный дом. Смоленск – город кривичей, пищу которых составляли, как говорит летопись, «звери и всякая нечистота». В 1103 году Мономах, предводительствуя союзными княжескими войсками, разбил у Хортического урочища половцев, назвал день победы «днем праздника русских земель» и, вернувшись в Смоленск со множеством овец, коней и верблюдов, поставил церковь Успения и внес в нее описанную выше икону Одигитрии. Следовал длинный ряд княжеских усобищ, нападение татар, моровые язвы и поветрия, из которых та, что имела место в 1387 году, была особенно сильна: тогда как богатые горожане, кто мог, давно уже покинули город, бедные продолжали умирать и, наконец, оставшиеся в живых пять человек покинули зараженное смрадом и наполненное трупами пепелище и заперли город. Этим завершается, якобы, очень типично, но невероятно, первый акт существования Смоленска.

Второй акт начинается в те дни, когда на запад от Смоленска сложились Польша и Литва, на востоке чуть-чуть глянула Москва и еще не было известно, кто соберет православную землю Русскую воедино – великокняжеские дома Московский или Литовский. Литва была в те дни страной православной и стоять за нее не значило изменять русскому делу. Ольгерду Литовскому мечтался общерусский скипетр; при нем, союзные с ним славяне вступили в Москву и пожгли ее, в 1370 году подступили они вторично, но не взяли. Пять лет спустя, в 1375 году, смольняне, все еще не забывшие своего единения с землей Русской, участвовали, под начальством своего князя Святослава Иоанновича, в Куликовской битве; но затем, с воцарением в Литве Витовта, приступлено было поляками к заболачиванию Смоленска всякими не русскими элементами. Задумав вовсе уничтожить на Литве православие, Витовт почел за лучшее уничтожить смоленское княжение; для этого он завлек доверчивых князей Смоленских в свой стан, нежданно объявил их пленными, а город, открытый со всех сторон, взял врасплох.

Витовт жил в Смоленске несколько месяцев и продолжал в это время дружески переписываться с зятем своим великим князем московским Василием Дмитриевичем. Скорбел, конечно, князь Василий о потере для Русской земли Смоленска; но целость Московского государства, едва-едва собиравшегося, была ему важнее, и он послал даже супругу свой Софию Витовтовну в Смоленск с боярами и «приветными словами»; она гостила здесь у отца, в 1399 году, две недели.

Смоленск. Древняя городская стена с башнями

Когда Витовт был разбит татарами на Ворскле, «по неже отвержеся православныя веры», говорит летописец Авраамко, то смоленские князья в 1401 году осадили Смоленск, и тут уже очень ясно сказалась та отличительная черта истории западной окраины нашей, которая видима везде и повсюду: вельможи и богатые стояли за католического Витовта, но народ отворил русским православным князьям ворота. Войдя в город, князь смоленский Юрий не сумел, к несчастью, воспользоваться своим положением, казнил многих вельмож и возбудил в друзьях их и родственниках такую ненависть, что когда, в 1404 году, он уехал в Москву, то вельможи тайно позвали Витовта, отворили, в свой очередь, ворота городские войскам литовским, и «так было, гласит летопись, последнее пленение Смоленску от Витовта». Город утвержден за Литвой на целых сто десять лет.

Хотя Витовт взял Смоленск в первый раз обманом, а вторично изменой, тем не менее, никто другой, как смоленские дружины спасли его от немцев в знаменитом Грюнвальдском бою, в 1410 году. Это была одна из вершительнейших битв в мировой истории; она происходила, как гласят летописи, «между грады Дубровны и Острада» и соединила всю Литву и всю Польшу против общего их врага – прусского немецкого рыцарского ордена. Если бы тогда победили немцы, вероятно, вся история восточной Европы сложилась бы совершенно иначе. Рыцари и победили бы непременно, потому что король польский Ягайло медлил вступить в бой, слушал целых две обедни и даже, сев на коня, продолжал исповедоваться, потому-то он не исполнил условленного с Витовтом Литовским общего нападения, дал время немцам смять все правое крыло союзной армии и даже открыть тыл её, если бы не смоленские витовтовские полки: лег костьми первый их отряд, но устояли второй и третий, и победа славян над немцами была решительная. Какой художественный момент! Как не воспользоваться им живописцам, в особенности польским, и они действительно воспользовались: Матейко дал картину этой битвы, вершителями которой являются у него, однако, поляки. – дал совершенно с той же исторической правдой, которую вложил он в другую свой картину: «Люблинская уния Польши и Литвы», где изображена эта уния с обоюдным восторгом обеих сторон, тогда как, на самом деле, представители Литвы умоляли короля польского, умоляли стоя на коленях не убивать Литву этой злосчастной унией и, не успев этого достигнуть, разъехались в ужасе и отчаянии по домам.