Текст книги "По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России"

Автор книги: Константин Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

В Сясьский канал, соединяющий устье Сяси с устьем Волхова близ Новой Ладоги, путешественники вошли на пароходе «Онега». Погода хмурилась, и с севера, от Ладожского озера, дул сильный, холодный ветер; при движении парохода по каналу ветер слышался только поверх насыпей, но ничего хорошего не обещал для дальнейшего пути, предстоявшего по самому озеру: штормовые конусы, поднятые еще вчера, не солгали.

В 11 часов утра, 28 июня, в воскресенье, «Онега», выйдя из Сясьского канала и перерезав поперек широкий, бурливший непогодой Волхов, подошла к перевозной пристани Новой Ладоги; норд-ост, навалив с полной силой от Ладожского озера, покрытого волной, сильно накренил «Онегу» при повороте. В два часа пополудни, под сильным дождем и резким ветром, «Онега», перерезав Волхов, в виду Ладожского озера, смотревшего очень мрачно, снова вошла в Сясьский канал, и высокие насыпи снова защитили её палубу от постоянно крепчавшего норд-оста. Предстояло идти каналами, затем озером в реку Свирь до Каномского перевоза, откуда ехать грунтовой дорогой в Александро-Свирский монастырь и Олонец.

Землечерпательная машина. План Обводного Ладожского канала. Поезд железной дороги в выемке. Маяк Волховского устья. Новый Обводный Ладожский канал

Плавание на пароходе каналами, в особенности в бурю, чрезвычайно приятно и тепло, но оно не могло не привести на память одного из жгучих вопросов, весьма существенно затрагивающих интересы нашей внутренней торговли. Вопрос этот не мог не возникать при виде того, как, набегая ва берега канала, пароходная волна то и дело обваливала глыбы земли от берега, и это продолжались и днем, и ночью, и во все время пути. Говорят, например, что канал императора Александра II в значительной степени уже попорчен от движения по нем пассажирских пароходов. Судопромышленники и купечество неоднократно указывали на неминуемые, гибельные для каналов последствия таких разрешений; постоянное оползание берегов, вслед за разводимым пароходом волнением, обусловливает заплывание канала и образование мелей, требующих разгрузки судов, что сопряжено с громадными расходами времени и денег. Убытки судопромышленников, вздорожание для потребителей идут рука об руку с убытками казны, которой придется, в конце концов, чистить каналы.

Канал императора Александра II. до открытия пароходного движения, считался образцовым и признаков быстрого обмеления не обнаруживал; новые Свирский и Сясьский каналы были испорчены в самом начале допущением буксирных пароходов глубокой осадки; недавно дано разрешение открыть пассажирское движение по старому Онежскому каналу, требующему и без того значительного подновления, и этим нанесется существенный вред нашей главной Мариинской системе. Если не ошибаемся, товарищество «Первенец», содержащее сообщение между Шлиссельбургом и Колчановской пристанью, существует более десяти лет и имеет шесть пароходов, бегающих по различным Ладожским каналам. Сколько обсыпано ими земли и насколько затронуты торговые интересы? Конечно, приятно мелькнуть на пароходе вдоль по каналу, в особенности при сознании того, что в нескольких саженях от вас гудит буря и разбиваются волны; конечно, это приятнее, чем медленное движение на допотопном трешкоте, но не затрагивает ли это приятное чувство интересов, гораздо более существенных и несомненно более дорогих?

Водяной путь до Каномского перевоза был совершен благополучно, и те, кто проснулся на пароходе, стоявшем на якоре, ранее прочих, могли видеть только ближайшие части реки Свири, потому что густой туман и мелкий, частый дождик одевали окрестность.

Aлександро-Свирский монастырь.

Олонецкий пейзаж. Прежнее значение монастыря. Его обличие. Храмы. Рака святых мощей. Исторические судьбы. Архиерейская кафедра. Ризница. Замечательный крест – дар Иоанна Грозного. Личность архимандрита Александра и его казнь.

От Каномского перевоза на Свири до Александро-Свирского монастыря около пятнадцати верст дороги. Олонецкий пейзаж, – хвойный лес, холмы, валуны, подсечное хозяйство и скудость поселений, проступили немедленно, сквозь дождь и туман. Накануне, на южном берегу Ладожского озера, путники находились на пажитях доисторического племени веси; здесь, от юго-восточного берега, на необозримых пространствах к Белому морю, толкались когда-то племена корелов, сумь и ямь; два последние исчезли совершенно, но первое, почему-то избранное судьбой, сохранилось и сидит теперь; в глухих местах олонецкого края корелы до сих пор не говорят по-русски ни слова.

Если корелы – христиане, то они обязаны этим в значительной степени тому древнему монастырю, к которому путники приближались и который возник здесь в конце XV века, т. е. к концу монгольского ига, возник навстречу тяжелых годов XVI и XVII столетия. Центральным очагом православия в олонецком крае служил, несомненно, Валаам, но главным отпрыском этого монастыря, в числе многих других, целым ожерельем одевших озера Онежское и Ладожское, – отпрыском, который, было такое время, как бы перерос своего родоначальника, стоял даже во главе олонецкой епархии, имел консисторию и семинарию, – является монастырь Александро-Свирский. Обитель эта находится в частом общении с Петербургом. За десять дней до Троицына дня, от Калашниковской пристани отходить пароход, буксирующий одну или две соймы с богомольцами; к Троицыну дню люди эти уже в Свирском монастыре и многие из них направляются далее, в Соловки. В Свирском монастыре совершается в это время установленное в начале нынешнего века ежегодное перенесение мощей св. Александра из Преображенского собора в Троицкий; это одно из внушительнейших шествий, установленных нашей церковью, полное благоговения и великолепия, и массы богомольцев стараются присутствовать именно при нем.

Расположенный в местности ровной, открытой, близ двух озер, без которых не существует олонецкого пейзажа, в широком кольце старых лесов, монастырь, если подъезжать к нему с юга, возникает урывками из-за зелени местной хвои и, по первому впечатлению, которое не изменяется, впрочем, и впоследствии, кажет меньше, чем обещала его известность: массивная каменная ограда имеет всего только 252 сажени протяжения, храмов немного, они невелики, и дворы монастырские кажутся как бы пустыми, и по ним виднеются разбросанные в одиночку, в зеленой траве, могильные плиты. Обитель состоит как бы из двух частей: Троицкой и Преображенской, обнесенных каждая оградой, саженях в полутораста расстояния.

В Преображенском соборе празднование дня св. Петра и Павла придавало богослужению в этот день особенное значение. Невысоким кажет собор снаружи, со своими пятью луковичными, одетыми жестью главами, под зеленой крышей, в стенах, окрашенных голубой краской, причем обрамления окон, для довершения пестроты, обведены белым; колокольня при нем шатровая. Внутри собор еще приземистее, еще скромнее; своды крестовые, столбов шесть, круглый купол под невысоким барабаном, окраска тоже чрезвычайно пестра, и фресковая живопись, в которой очень много мотивов из Апокалипсиса, вовсе не уменьшает этой неприятной пестроты.

Мощи преподобного, в серебряной раке, пожертвованной царем Михаилом Феодоровичем и привезенной из Москвы на одиннадцати конях под особым конвоем, покоятся влево от входа; собственно говоря, это помещение избрано против воли преподобного, говорившего перед смертью братии: «Свяжите тело мое по ногу ужем и вовлеците его в дебрь блата и, покопавше во мху, потопчите ногами». – «Ни, отче!» отвечала братия и опустила останки его подле церкви Преображения. Мощи обретены в 1641 году и положены в серебряную раку в 1644.

Преподобный Александр Свирский скончался в 1533 году, восьмидесяти пяти лет от роду, и имел счастье видеть воздвигнутой обитель, обещанную ему в юности, в сновидении, Самим Богом. Бежав из дома родителей своих, не поощрявших в сыне аскетических наклонностей, Александр постригся на Валааме, и только в 1485 году, после многих лет жизни на Валааме, возвратился на реку Свирь, к тому месту, где имел видение, и построил себе хижину. От неё зародилась обитель. Строгости Валаамского монастыря, перенесенные в Свирский его основателем, были причиной того, что Иоанн Грозный не раз упрекал своих бояр за то, что они, постригаясь в монашество, избегали пострижения в Свирской обители именно по причине строгости её жизни. Это же благочинье монастырское, вероятно, было причиной того, что слава обители возрастала быстро; что уже три ближайших ученика преподобного Александра основали три самостоятельные обители; что все цари русские, начиная с Иоанна Грозного, особенно благоволили ей, оделяли, посылали богатые вклады, обогащали угодьями. что в конце XVII века, воскреснув после литовского погрома, при котором замучено в ней 27 братьев и 32 работника, обитель стала во главе церковного управления всего олонецкого края, владела 34 деревнями и 24 пустошами, а в XVIII к ней было приписано 27 самостоятельных обителей, учредилась архиерейская кафедра, консистория, а в 1799 году – духовная семинария. В семинарии этой имелось пять классов, носивших характерные названия: фары, инфимы, синтаксии, пиитики и риторики; желавшие изучать высший курс – философию, посылались в архангельскую семинарию.

Как-то не верится, глядя на сегодняшнюю довольно бедную обстановку монастыря, на пустоту его двора и одинокие могилы, рассыпанные в траве, что тут был когда-то центр духовного управления огромной области. А между тем несомненно, что из Свирского монастыря много раз шли деньги в государеву казну и ратным людям на жалованье, на работы в Новгороде, в возникшем в 1647 году Олонце, на устройство соседней лодейнопольской верфи и, наконец, «для государевых дел в Петербурге»; что монастырь не уступал великолепием лучшим обителям русским и, благодаря Троицкой ярмарке, искони в нем существовавшей, составлял центр и в торговом отношении, и что, наконец, во время развития олонецкого раскола, он служил прочным и сильным оплотом православия в крае. Чем объяснить причину того, что эта обитель, холенная длинным рядом царей и императоров, стоявшая, когда-то, в особенно близком общении с сильными боярами московскими, например, с Годуновыми, так замечательно сузилась, сравнительно с тем, чем была? Отмена монастырских привилегий и взятие многих оброчных статей и вотчин в казну, ознаменовавшие начало единодержавия Петра, были испытаны Свирским монастырем наравне с другими, и достаточного объяснения этому явлению не дают. Но искать ли причины в неладном внутреннем хозяйстве, в экономической стороне дела, которая во всех наших монастырях играет такую решающую, выдающуюся роль? Некоторые из личностей настоятелей, как, например, Александр и Пахомий, с их самоуправством, почти неслыханным, дают право думать именно так, а не иначе.

Ризница и библиотека монастырские невелики, но хранят многие замечательно ценные вещи. Очень богат архив. Совершенно исключительным является в ризнице серебряный с ковчежцами крест – дар Иоанна Грозного; на футляре, в котором он хранится, засвидетельствовано надписью,что в крест вложены: «части самые Спасителя нашего Бога пречистые Его крове и иные святые вещи: камень Гроба Господня, плащаница Христова, бумага, что потирали кровь в Иерусалиме, камень того места, где Христос с апостолы молитву молвил: «Отче наш», древо Тиверитского моря, где Христос с апостолы рыбы ловил; камень, как Христос крестился во Иордане реке и на нем сидел; перст Иордана реки, где Христос крестился; камень горы Синайские, где Моисей видел Пречистую в купине; камень дому Иоанна Богослова; камень того места, где Иуда Христа предал». Подобных реликвий немного в других обителях наших, да едва ли и есть они. В ризнице же сохраняется долбленый гроб, в котором некоторое время почивали мощи основателя монастыря, старая рака, замечательное изображение лика Спасителя на шелку, столбики и створы прежних царских врат, очень характерных детальных очертаний, целые груды воздухов, многие ризы, фелони, панагии. Архив, как сказано, очень богат; между прочим, в нем имеются акты никоновского времени, и в числе их наказ, данный монастырям в 1649 году о том, чтобы «женского полу в белилах в церковь не пущали», а во время божественного пения «никаких шепт и басень не говорили и не глумиться, и не садиться».

В небольшом количестве рассеянных по двору монастырскому могильных плит, некоторые покрывают останки прежних настоятелей. Нет и не может быть одной могилы вышеназванного архимандрита Александра, возведенного в этот сан в 1717 году. Корыстолюбивый и жестокий, говорит о нем исследователь монастырского архива Ивановский, он тайно сочувствовал расколу и даже оказывал явно непочтение к государю Петру I за его нововведения. В одно из путешествий к марциальным водам Петр I заболел и пробыл в монастыре три дня, следствием чего была раздача монастырю денег; едва уехал царь, как архимандрит данные больничным деньги отнял, пожертвованные братии не роздал, многих бил и истязал, так что братия составила на него прошение, в котором, объясняя дело, докладывала, что архимандрит «царским ангелам не празднует и молебного пения в те царские ангелы не совершает и по царским родителям и память о преставлении их божественной службы соборно не служит и панихид не поет». Это опасное прошение было подано монахами царице Парасковии Феодоровне, вдове покойного брата государева, на обратном пути её из марциальных вод. По отъезде царицы, Александр немедленно расправился с братией по-своему – палками и плетьми. Потребованный в Петербург, он «вступил было в прения с самим государем, но, уличенный в своих винах, лишен священства и колесован, как оскорбитель и противник царского величества». Вот по каким причинам, как сказано, могилы его не искать на широком порастающем травой монастырском дворе, и кто знает, насколько зловредная личность подобного архимандрита могла повлиять и повлияла на монастырское оскудение вообще. Лиц, подобных ему, в других монастырях, кажется, не было.

Существенно полезна монастырю, при его скромных доходах – прежде часовня, ныне церковь, находящаяся в Петербурге, у Мясного рынка, возникновению которой помог тогдашний генерал-губернатор Петербурга князь Суворов, так много порадевший балтийскому краю; закладка её происходила в 1865 году; монастырские ярмарки, дважды в год, когда-то были очень людны, теперь обороты их обеих не превышают 12,000 рублей. Памятны в монастыре неоднократные посещения Петра I, Александра I, в 1858 году Александра II, со всей Августейшей семьей, в 1887 году великого князя Владимира Александровича с Августейшей супругой.

Олонец.

Путь вдоль Мегреги. Древние обличия церквей. Видь Олонца. Женские одеяния. Собор я древнейшие храмы. История Олонца. Судьбы наших древнейших городов. Посещение Александром I и рассказы о нем. Сказители былин. Писец Панин. Посещение Петра Великого и рассказы о нем. Память стрельцов. Река Олонка.

От Александро-Свирского монастыря до Олонца 37 верст. Местность ровная и не проявляет еще тех гранитных холмов. которые покрывают сплошь всю северную часть Олонецкой губернии. На первых двадцати пяти верстах всего только две деревни и в каждой по три дома. Приблизительно на полпути почтовая дорога подходит к реке Мегреге и не покидает её более, следуя многообразным извилинам вплоть до слияния её с Олонкой, то есть до того именно места, где построен Олонец. Старые церковки уже появляются на глаза; села лепятся вдоль обоих берегов Мегреги, и сообщение между берегами поддерживается небольшими паромами, в роде тех, которые имеются у нас в парках, для переезда через пруды и на островки. При селении Мегрега – кладбищенская церковь, в роще, в одной версте от жилья, – переживя уже два столетия, даст Бог, переживет и третье, несмотря на то, что она деревянная. Вероятно дольше, чем она, будут жить соседние могильные курганы, безыменные усыпальницы православных корелов, павших в каких-то давнишних боях. Местность подле Олонца ровная; дома города разбросаны; улицы благополучно порастают травой и служат пастбищем для домашних птиц и четвероногих.

Особенность общего вида Олонца – это его старые деревянные храмы с их шатровыми и луковичными куполами, крытыми чешуйчатым гонтом или позеленевшей от времени жестью, с колоколенками, обведенными по верху галерейками, неправильно разбросанными по стенам мелкими, чуть не косящими окнами и пестрой окраской. Гостиный двор – тип исчезающий, деревянный, двухъярусный, покосившийся, обведенный галереей на жнденьких столбиках, с большими проездными воротами; мост на реке, высокий, крутой; почти полное отсутствие тротуаров, даже деревянных, и невозможность с точностью определить, где улица, где площадь, – все это чрезвычайно типично и встречается очень редко даже на нашем Севере.

Яркие одеяния женщин резко выделялись по глубокой грязи, лежавшей повсюду, вследствие долгого дождя. Эти одеяния, в самых лучших образчиках, во всей их исторической особенности, с поднизями, кокошниками, снабженными чем-то в роде козырьков, изогнутых поперечными волнистыми складками и отороченными жемчугом, – виднелись на местных девушках; здесь, как и в Торопце, эти одеяния не пропадают, держатся, и в торжественные дни являются на свет Божий, делая честь местному женскому персоналу.

Собор во имя Смоленской Божией Матери стоит на островке, при слиянии Мегреги и Олонки, каменный, не старый, он под круглым куполом, покоящимся на четырех столбах, с пятиярусным иконостасом; нельзя не заметить древности икон, украшающих храм во множестве: они вообще довольно мелки, несомненно принадлежали когда-то другому, несуществующему храму, и для любителя древней живописи нашей представляют обильное поле для исследований.

Всех храмов в городе шесть. Древнее других, – видевший с 1630 г. не одно столетие, – храм Николая Угодника на Мегреге, с его пятью куполами и отдельно стоящею, снабженной галереей, колокольней, с очень длинным центральным нефом и алтарем в кубической пристройке. Это, несомненно, одна из типичнейших церквей. Несколько моложе её, тоже в почтенных, древних очертаниях, виднеется храм Тихвинской Божией Матери, 1719 года, подле моста. Оба эти храма простоят едва ли долго и приходят в ветхость не по дням, а по часам.

Древнейшее упоминание об Олонце, расположенном в шестнадцати верстах от Ладожского озера и в пятидесяти двух верстах от реки Свири, имеется под 1137 годом, в уставной грамоте Святополка Олеговича, под именем «Олоньс». Собственно городом назван Олонец впервые в 1634 году, при царе Алексее Михайловиче, когда велено было: «посадских людей изо всех погостов взяти, с женами и детьми, и со всеми их животы на житье в Олонец». В 1651 году Олонцем управляли воеводы; в 1670 сгорела окружавшая его деревянная крепость.

Все древнейшие поселения древнейшей Руси – колыбель государства нашего – ютились когда-то в неприглядной местности вдоль трех озер: Чудского, Ильмени и Белоозера. Только Псков и Новгород достигли выдающегося исторического значения, прочие города, городки и городища возникали и нередко исчезали, как сны. В этом сказывается с наглядностью удивительной «святая святых» русской истории; все эти поселения древни, как и сама Россия, все они своевременно создавались как бы для исполнения той или другой задачи, главным образом для обороны имевшей сложиться Русской земли; все они кровью запечатлели свою службу, и когда, наконец, настало время, отошли, вошли в тень, даже исчезли; сказались другие центры, другие цели, другие задачи государственного бытия. При именах их осталась только почтенная древность, и все они словно нашептывают путнику, их посещающему, те вещие слова, которые были когда то, в решительную минуту, сказаны живым олицетворением русской силы: «а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, лишь бы жила Россия!» – и они действительно почти не живут, эти города, но живет Россия.

Вот хоть бы и Олонец, с его без малого тысячелетней давностью и 1,500 человек жителей, с двумя ярмарками: Крещенской и Рождественской, торговые обороты которых за последнее трехлетие едва ли превышают 8,000 рублей.

Со времени учреждения губерний, войдя в 1708 году в состав Ингерманландской, Олонец до 1801 года перебывал поочередно в губерниях: Петербургской, Олонецкой и Новгородской, бывал и уездным, и областным городом, находился одно время под ведением адмиралтейства и, переменив за 100 лет десять назначений, окончательно успокоился в 1801 году, в скромном звании уездного города Олонецкой губернии. Столица губернии – Петрозаводск, отстоящая от него на 148 верст, юнец в сравнении с ним, и не он, а Олонец дает губернии свое имя. Всякое значение его убито учреждением пароходства по Свири и Онежскому озеру и путь торгового движения на Петрозаводск и далее – заглох.

Торговли в городе нет никакой, кроме бакалейной и суровской, удовлетворяющей незначительным местным потребностям; немногие занимаются сплавом леса в Петербург, другие извозом по тому же тракту, доставлявшим когда-то, до открытия пароходства, значительные заработки.

12-го июля 1819 года управляющий министерством полиции граф Вязмитинов препроводил к олонецкому губернатору доставленный ему генерал-адъютантом князем Волконским маршрут путешествия императора Александра I от Петербурга до Архангельска, а откуда чрез Вытегру, Петрозаводск, Олонец, Валаам, Куопио в Улеаборг. Государь выехал из Петербурга в ночь на 23-е июля, в сопровождении князя Волконского, статс-секретаря Муравьева, полковника Соломки и лейб-медика Вилье. 8-го августа, в 7 часов вечера, прибыл государь в Олонец. За четыре версты от города встретили его четыре ратника бывшего ополчения олонецких стрелков 1812 года, побывавшие под Парижем, и получили от государя по 25 рублей. Радость о приезде царя была настолько велика, что горожане забыли даже хлеб-соль, назначенные к поднесению. Государь остановился в доме Серебряковых и не замедлил объявить народу с балкона о рождении племянницы своей, великой княгини Марии Николаевны; манифест об этом рождении подписан в этот же вечер. Утром 9-го августа государь прошел пешком к литургии в церковь Смоленской Божией Матери и вернулся домой пешком же, обещав на исправление церкви 20,000 рублей. Около 2 часов пополудни Александр I покинул Олонец. Об этом северном путешествии Александра I сохранилось много рассказов.

Так, когда близ деревни Педасельга у царского экипажа ослабли ремни, царь, выйдя из экипажа, сам помогал перетягивать их, и когда при этом один из мужичков наступил ему на ногу, он, отдернув ее, сказал: «Ах, мужичок, какой у тебя жесткий сапог!» В церкви Святозерского прихода государь пел на клиросе с дьячком; последний пел неправильно, испуганный близостью царя, и когда государь, слегка ударив его по плечу, сказал: «вместе, старик, вместе, не разноглась!» дьячок растерялся и упал на колени.

Вообще память у жителей Олонецкой губернии развита замечательно. Стоит вспомнить о сказителях былин: Щеголенке, Рябинине и других, еще недавно очень занимавших петербургское общество, чтобы убедиться в этом; былины и сказки свили себе в Олонецкой губернии прочное гнездо, и былое, даже мелкое, не забывается. Так, местные жители помнят некоего писца Панина, который в 1628 году, «по слову мирскому», избран был налагать в Заонежье имена и прозвища на села; села эти чисто по-русски, с Божией помощью, выросли и жили безыменными, но нельзя же было оставаться им некрещенными всю жизнь. Пошел писец Панин по стране: видит, мужчина и женщина над водой сено кучат, – быть этой волости «Сенной Губой»; встретил в другом месте девушку: как зовут? спрашивает – Таней! – быть деревне «Потаневщиной»; выходит в третьем месте из деревни писцу навстречу старик, сединой изукрашен, – быть деревне «Морозовой»»; идет навстречу другой человек, окликает его Панин, нет ответа, – пущай же это «Пустой Берег» будет, и т. д. Понятно, что если народный сказ сохранил память о писце Панине, то о Петре Великом говорить весь Север. Один из рассказов касается Олонца. Прибыл царь «нечаянно» и, войдя в воеводскую канцелярию, застал в ней старого воеводу: «Какие есть в канцелярии челобитные дела?» – спросил он. Воевода упал в ноги и отвечает: «Виноват, государь, никаких нет». – «Как никаких?» – «Я, отвечает воевода, никаких челобитен не допускаю, всех челобитчиков мирю, а следов ссоры в канцелярии не оставляю». Царь остался доволен. Чрез несколько времени, заметив несогласия в адмиралтейств-коллегии между господами Чернышевым и Крейцом, он вызвал олонецкого воеводу указом в Петербург. «Старик, сказал ему царь, я хочу, чтобы ты и здесь столько же был виноват, как в Олонце, и, не принимая объяснений, мирил их». Имени этого воеводы в сказе, к несчастию, нет, да и воевод таких было немного.

Есть и другое предание о священнике с ружьем, которого Петр встретил по пути из Олонца в Петербург, в Мегреге. Царь остановил его и спросил, куда он идет; священник, не зная царя, ответил, что идет с запасными Святыми Дарами к больному. «Зачем же ты взял ружье?» – спросил Петр. «Здесь не смирно: грабят, убивают», – ответил священнослужитель. «Но ведь если ты кого застрелишь, возразил царь, то не будешь более попом?» – «Не буду, ответил священник, но если меня убьют, то я не буду уж и человеком, а теперь куда-нибудь да гожусь».

Царь записал имя священника и пожелал ему, чтобы он разбойников не встречал.

Предания эти, передаваемые устным и письменным словом, живут уже почти два века; но в маленьком Олонце есть вещественные памятники, более древние.

Так, высится до сих пор, но по ветхости не служит более тому, для чего назначена, построенная стрельцами в 1674 году деревянная церковь св. Бориса и Глеба, те же стрельцы в 1619 году поставили часовню во имя Животворящего Креста, перестроенную в 1769 году; в ней хранится современный основанию, с приличествующей надписью, раскрашенный крест в пять аршин вышины; третья память стрельцов – колокол 1684 года звонить и до сегодня с Тихвинской церкви, примешивая свой старый голос к голосам более молодым.

От Олонца предстояло сделать почтовой дорогой, вдоль реки Олонки, 15 верст, до селения Гоммалы, к которому, за это время, спустившись по Свири, пройдя Ладожским озером и втянувшись в реку Олонку, должны были подойти пароходы. Путь до Гоммалы очень оживлен; села следуют вплотную, составляя как бы продолжение Олонца, избы не знамениты; для переправ через реку те же плотики, что и на Мегреге. Сев на пароход в Гоммале, путники спустились вниз по Олонке. Река извилиста и глубока, берега покрыты лесом, и чайки и кулики то и дело шмыгали под кормой и пред носом, испуганные неожиданным посещением пароходов. Вечер наступил превосходный, с чистым небом и полной тишью. Особенно красиво выдавались вдоль берегов широкие, ярко-зеленые листья лопуха и султаны папоротников, растущие над самой водой, никем и никогда не притаптываемые.

Недалеко от устья Олонки стоит небольшая часовня Андрусовской, близкой отсюда, пустыни; монах в белой ризе и черном клобуке с берега благословил крестом выходивших в открытое озеро путешественников. Длинная песчаная коса вдается в озеро подле устья и сильно затрудняет вход в Олонку. Пароходы вышли в озеро около восьми часов вечера, при полнейшем штиле на воде и в воздухе. Замечательно, что почти так же тихо, как сегодня, было здесь и накануне, тогда как в устье Волхова, к Новой Ладоге, наваливал, казалось отсюда, сильный северный ветер. Чем объяснить эту капризность Ладожского озера и во имя чего проходит здесь, та или другая, демаркационная линия между бурей и тишиной, на самых близких расстояниях? Выходить из реки, несмотря на тишину, приходилось все-таки с лоцманами. Невдали обозначился остров Гач, имеющий спасательную станцию; при дальнейшем пути, уже в вечерних зоревых огнях, глянула издали, слева, Андрусовская обитель.

Ночь на 30-е июня прошла совершенно тихо. «Онега» вошла в Валаамскую пристань к пяти часам утра. Древняя обитель эта была последним пунктом, предстоявшим посещению, и прямой путь от неё, уже без всяких остановок, лежал на Петербург.

Валаам.

Общий вид Валаамского монастырского залива. Литургия в Успенской церкви. Схимонахи. Смысл наших монастырей. Их двоякое значение. Два главных отличия Валаама: древность и число святых. Неправильность его административной зависимости от Финляндии. Характеристика архипелага. Понижение уровня Ладожского озера. Место упокоения св. Сергия и Германа. Начало истории. Многократные уничтожения и возникновения. Странствия монахов. Возрождение при Петре I. Алеутская миссия. Посещения Александром I и Александром II. Порядок пострижения и прохождения монастырского чина. Схима. Похороны и синодики. Кладбище. Апокрифическая гробница короля Магнуса. Ризница и библиотека. Закладка нового храма. Прогулка по островам. Скиты св. Николая и всех святых. Чтения Псалтири. Пустынь Дамаскина. Общие сведения.

В пять часов утра, 30 июня, пароход «Онега» стоял у пристани, внизу главной горы Валаамской, в так называемом монастырском заливе, лучшей на всем Ладожском озере гавани, приглубой, поместительной, продолговатой, совершенно закрытой от всех ветров, покоящейся в скалах, поросших вековым лесом и обставленной храмами, часовнями и крестами. Тут же виднелись пароходы: монастырский, таможенный и еще шестой, пассажирский, готовившийся отойти в Петербург. Много виднелось лодок из числа тех, что остались со вчерашнего дня, с праздника Петра и Павла; их наехало около сотни, и они то и дело отбывали, направляясь ко всем берегам Ладожского озера, преимущественно к северному, нагруженные народом вплотную. Сколько было народу, видно из того, что накануне состоялись четыре монастырские трапезы и продано более 5.000 просфор.

Заря, во всю ночь светлая и безоблачная, не переставала светить над озером ко все время пути пароходов; но ко времени прибытия их на Валаам, солнце, взошедшее в три часа, стояло уже достаточно высоко, чтобы осветить ярким боковым светом красивый Валаамский архипелаг, его обильную зелень, не менее обильные часовни и скиты и бесконечное количество проливов и заливов. Даже к восьми часам утра, ко времени схода путников на берег, подобрался еще не весь туман, налегший ночью, и местами медленно курился и уносился клочьями, будто белый флер.

Вид с пароходной палубы быль прелестен. Прямо поднималась главная гора с монастырской святыней, гостиницы, часовня, колокольня с тысячепудовым колоколом, который будет перемещен на новый строящийся храм; левее массивное здание водокачки и окруженные решеткой на высокой отвесной террасе ценные монастырские сады; для тех, кто видел Валаам раньше, казалось странным, что, глядя снизу, за монастырскими стенами не замечалось на вершине горы маковок церковных: они были точно срезаны, удалены; причина в том, что главный храм действительно снесен, и приготовлено все нужное для закладки величественного нового; будет время, и именно через пять лет, когда опять глянуть из-за стены в глубь монастырского залива вновь водруженные в лучшем великолепии православные кресты.