Текст книги "По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России"
Автор книги: Константин Случевский
Жанр:
Геология и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
В судьбе самозванцев и нападениях татар играла важную роль также и Тула с её уездами. Тут «вхолмились» курганы, молчаливые следы судьбищенского боя и боя при Лопасне 1555 и 1572 годов; тут появлялись полчища татарские, которые, как замечает Карамзин, выдвигались на Москву Крымом, «этим ядовитым гадом, издыхающим и язвящим, своим смертоносным жалом»; тут тоже устроены были по стране, при царе Михаиле Феодоровиче окопы, валы, засеки; здесь тоже, по лесам и в засеках, гнездилась украинская вольница, и отсюда пошла она, предводимая Косолапом, и взяла Калугу, а потом и Тулу в 1603 и 1604 годах. Когда, в 1605 году, бояре и воеводы передались Лжедмитрию, били ему челом, тогда Тула, которую самозванец объявил своей столицей, встретила его колокольным звоном, а архиепископом Игнатием провозглашено самозванцу первое многолетие. 100.000 народа, всякой сволочи, ликовало тогда в Туле; сюда прибыли из Москвы с повинной князья и бояре и привезли государственную печать, ключи от казны и целый сонм царедворцев. Отсюда пошел самозванец торжественно на Москву, где, почти через год, пристрелен дворянами Воейковым и Волуевым. В Туле засел в свое время также и второй самозванец, и сюда-то вышел на него сам царь Василий. Все нападения московской рати на Тулу были, однако, безуспешны, и только исполнение совета боярского сына Кравкова, предложившего затопить Тулу, привели к концу: между берегов реки Упы поставлена плотина, следы которой еще были видны в 1850 году, и мятежники были осилены голодом и водой. Самозванец, взятый под Тулой 10 октября 1607 года, отвезен в Каргополь и утоплен в озере Лаче. Это пустынное озеро Олонецкой губернии приняло в себя не одного только тушинского вора, но и Болотникова, и Нагибу. Окончательно обратилась Тула к закону только на голос Пожарского в 1612 году.
В настоящее время любопытнейшую достопримечательность Тулы представляет оружейный завод. Еще в 1595 году царь Феодор Иоаннович даровал 30 самопальным мастерам за Упой земли; при Петре I было уже 749 самопальников. Между мастерами имелся тогда Никита Демидов, и царь Петр лично узнал его. В 1712 году состоялся указ о построении в Туле казенного оружейного завода. Одним из устроителей его, вторым по порядку, был Я. В. Брюс, составитель знаменитого календаря. Последние крупные перестройки завода поручены были комиссии, под председательством генерал-лейтенанта Нотбека. Сила завода в настоящее время поразительна: при дневной работе он может изготовит 125.000 винтовок в год, при ночной до 200.000! Здесь рождался и отделывался в огне и воде наш знаменитый суворовский штык, настолько же несокрушимый и сегодня, как в былые годы; куда, куда не ходили из Тулы работать эти штыки! Вероятно, ранее оружейного дела зародилось и пошло в Туле в ход кустарное производство знаменитых тульских самоваров, кофейников, тазов и проч., плодящихся сотнями тысяч и рассылаемых не только по России, но и по всему белому Свету.
Обозрением твердынь Троице-Сергиевой лавры под Москвой завершилось путешествие. Тут ли нет прошедшего, здесь ли не сказалось русское сердце в былые годы России, под осенением множества православных крестов? Некоторые воспоминания должны будут занять подобающее место.
Ковна.
Общий вид города. Собор. Памятник 1812 года. Прежнее торговое и военное значение Ковны. Жмудины. Сравнение православных и католических приходов. Значение католического дворянства. Евреи в мещанском и городском самоуправлении; роль русских. Особые мнения. Воспоминания о Николае I. Красота окрестностей. Пожайский монастырь. Отъезд в Юрбург.
В Ковне[18], согласно официальным данным, православных церквей (считая и единоверческую) и католических костелов поровну, по шести; тем не менее внешнее обличие представляется, несомненно, католическим, потому, во-первых, что большинство православных храмов переделано из католических, причем сохранились многие свойственные последним отличия как в планировке, так и во внешности и её деталях, а во-вторых, потому, что католические церкви заняли лучшие, наиболее заметные места. Что касается еврейских синагог и молитвенных домов, их как-то незаметно: они предпочитают скромность и никогда не выдвигаются. Официальные данные сообщают, что синагог в Ковне всего две, зато еврейских молитвенных школ 34. Из числа 50.000 жителей Ковны, православных – 6.800, католиков – 9.400 и евреев – 34.000. ясно, что молитвенные школы должны играть роль синагог, иначе молящимся негде поместиться.
Есть основание полагать, что какая-то православная церковь имелась в Ковне еще в XVI веке, и уже в 1620 году король Сигизмунд III велел закрыть ее; нынешние православные храмы в губернии почти все переделаны из католических костелов.
Александро-Невский собор Ковны производит впечатление далеко не богатое. Он построен иезуитами в 1759 году и, после их изгнания в 1824 году преобразован в православный приходский, а в 1843 – в соборный. Фасад его, сохраняющий католическое обличие, обращен к обсаженной высокими тополями площади и смотрит на бывший большой дворец, ныне здание думы, и внушительный памятник 1812 года. Внутри собора – впечатление пустоты; в нем всего один только алтарь; белые стены, почти совершенно обнаженные от икон, глядят уныло; сиротствуют также, глядя на небогатый иконостас, четыре голые основные столба церкви; имеется еще и место бывшего помещения органа; во многих деталях сквозит католичество.
Близ собора находится чугунный памятник 1812 года, хорошо всем известный по множеству гравюр и фотографий; это, если судить по наружности, родной брат памятников, возвышающихся на полях бородинских и при Тарутине. Постановка памятника в Ковне совершенно уместна: «на начинающего Бог», гласит надпись на памятнике, поставленном в том именно городе, где 12 июня 1812 года войска Наполеона вторглись в Россию. уже 12 декабря, в холод и стужу, под непосредственными ударами атамана графа Платова, переправлялись тут же через Неман убегавшие остатки французской армии. Памятник этот составляет герб губернии. Уцелел еще на набережной Немана дом, принадлежащий Эссен, из окна которого следил Наполеон за переправой своих полчищ, направлявшихся в Россию.
Наполеоновой горой называется уединенно стоящий в трех верстах выше города холм в двадцать пять сажен вышины, где, как говорят местные жители, совершилась эта переправа; к этому холму направляются иногда гуляющие. Другая гора, прямо против Николаевского проспекта, называется Петровской, в память празднования на ней в 1872 году двухсотлетия со дня рождения Петра Великого. она тоже служит местом прогулок, и вид с неё на Ковну доказывает воочию, что город этот, раскинутый на крутых боках прибрежья Немана и изгибающийся в лощинах, по внешности своей один из самых красивых.
Невдали от памятника высится незатейливой архитектуры с башенкой фасад бывшего большего дворца, в котором неоднократно останавливался Николай I; теперь в нем помещается городская дума. Лестница, коридоры, комнаты думы не велики, душны, темны и, как должно думать, вовсе не соответствуют светлым намерениям живого персонала, их одухотворяющего. Значительно ветх обликом своим видный с площади католический костел, напоминающий готические мотивы, – одно из крупнейших зданий северо-западного края, основанный в XV веке; он принадлежал монахам Августинского ордена; в нем девять алтарей.
На пороге истории Ковны, как города, высится мифическая личность Конаса, праотца литовских князей, и 1030 год. В переулке, вблизи православного собора и городской больницы, сохранился старинный дом с фронтоном, на месте которого, говорить предание, стояло капище Перуна. Говорят, будто еще в тридцатых годах нынешнего столетия в музее варшавского общества любителей наук сохранялась статуэтка Перуна, найденная в этом здании замурованной в стену графом Коссаковским. Сведение очень любопытное, но вполне мифической окраски.
Несомненные исторические цифры для Ковны начинаются с XIV века: тут уже существовали укрепления. Расположенная при слиянии Немана и Вилии, воспетая Мицкевичем, Ковна, один из древнейших литовских городов, постоянно в течение столетий служила яблоком раздора между Литвой и крестоносцами балтийского побережья. Военное и торговое значение её сливается воедино в XVI и ХVII столетиях; здесь имелись фактории: голландская, английская, прусская, шведская и венецианская, с оборотом в один миллион дукатов. В военном отношении Ковна занимала не менее видную роль. Развалины древнего замка и поныне видны при впадении Вилии, – их называют замком королевы Боны. так это или нет, – решить трудно; но верно то, что балтийские рыцари, разрушив в 1362 году замок, построили в 1384 году новый. Место для этого замка было уступлено немецким рыцарям, на протяжении семи верст в окружности, Витовтом, в мае месяце; считая этот пункт чрезвычайно важным, рыцари в течение шести недель воздвигли укрепление, причем работой было занято 60.000 человек и 80.000 лошадей. Эти цифры очень красноречивы для определения военного значения Ковны в былое время; замок назван «Ritters-Werder»; для полной недоступности он отделен каналом, соединявшим Неман с Вилией, так что стоял на острове. Уже в октябре того же года замок взят обратно Ягайлой, причем прибывший на помощь к рыцарям магистр Конрад Валленрод (имя которого сделалось программой в поэме Мицкевича) отражен. Этот момент – один из множества в истории Ковны, то и дело переходившей из рук в руки и игравшей незавидную роль мячика. Кирпичные кладки развалин башни и стен обрамляют теперь здание католической семинарии, переведенной сюда Муравьевым, для более удобного за ней наблюдения, из местечка Ворна.
Не останавливаясь на перечне всех судеб, касавшихся Ковны, необходимо напомнить, что по третьему разделу Польши в 1795 году жмудские земли, то есть Ковенская губерния, отошли к России. Входя в состав наместничества, а затем разных губерний, Высочайшим указом, данным сенату в 1842 году, город стал центральным пунктом новой губернии, Ковенской, которая и открыта в 1843 году, в составе семи уездов.
Ковенская губерния почти целиком населена жмудью, историческое имя которого заменено новейшим административным именем, но переиначено оно в своем значении, за долгий ход веков, гораздо менее, чем имя другого племени литовского – пруссов, давших свое имя, в качестве посмертного наследия, нынешнему королевству Прусскому. 40% населения Ковенской губернии жмудины (немного имеется их налицо в Сувалкской губернии и в Пруссии); 26% литовцы, 19% евреи, остальное – смесь. Следовательно, губерния эта жмудская и, как таковая, не лишена своих особенностей; долгое пребывание под польским владычеством обусловило то, что ксендзы из жмудинов наиболее рьяные. Из числа 1.538.000 жителей губернии 1.200.000 католиков; православных в губернии всего только 2%, и этим сказана вся трудность, вся ответственность их положения. Католических приходов в губернии около 200, причем некоторые из них достигают почтенной цифры 10.000 человек и делают из ксендза человека не только обеспеченного, но и, сравнительно, богатого. По одному разу в год и более совершаются в костелах так называемые «фесты», служащие поводом для съезда ксендзов и установления общей программы их отношений к пастве. большинство ксендзов литовцы и жмудины, и они постоянно пополняются из сыновей наиболее зажиточных крестьян; сдав экзамен по программе четвертого класса гимназии, эти юноши поступают в тельшевскую римско-католическую семинарию, находящуюся в Ковне и являющуюся тоже вполне дисциплинированным католическим центром. Ежегодные объезды католических епископов, длящиеся иногда по два месяца, являются триумфальными шествиями и дают повод к целого рода характерным манифестациям. Православных приходов в губернии только 26, и самые крупные не превышают 1.000 человек, причем ближайшие церкви находятся иногда на семидесятиверстном расстоянии; понятно, что средства наших священников очень малы, а регулярных объездов русских епископов, кажется, не бывает, и внешнее обличие православия, по сравнению с католичеством, подлежало бы некоторому подновлению. Говоря об этом, нельзя не вспомнить, что при губернаторе генерал-майоре Мельницком, покинувшем губернию в 1886 году, сделан перевод Св. Писания на жмудский язык и тем выполнен один из важнейших шагов русского дела, к несчастью, зачастую опаздывающих. Названный губернатор оставил по себе, как человек истинно русский, добрую память в местных русских; это – тот самый Мельницкий, который много помог Скобелеву на Зеленых Горах.
Значению католической церкви здесь много способствует местное дворянство. Из числа семи предводителей только один – православный. Значительным средством воздействия со стороны дворянства на крестьян являются «собрания ссудно-сберегательных товариществ». Если при всем том, что сказано, принять во внимание, что существующие еще здесь мировые посредники смотрят на себя, как на чиновников, а не как на попечителей крестьян, в силу обстоятельств, обусловливающих их особничество и их невольное отклонение от польских дворян землевладельцев, что вся низшая администрация (менее 700 рублей жалованья) состоит исключительно из католиков. – так как «свой человек» на 300 рублей казенного жалованья кое-как проживет, а приезжий русский непременно умрет с голоду, – то нельзя не удивиться тому, как живучи до сих пор семена, брошенные графом Муравьевым, не успевшие окончательно заглохнуть за время генерал-губернатора Потапова.
Западный край – не Царство Польское. Край этот исконно литовско-жмудско-русская земля, и все, что напоминает о бывшем единении его с Варшавой, хотя бы такая мелочь, как езда цугом, с уносом, должно быть устранено.

Ковна. Вид на Старый город с левого берега Немана
Без участия западного края, как говорят несомненные авторитеты, нет польского вопроса; без податливости и слепого доверия русских – особничество западного края и его тяготение к Варшаве – не более как механический и химический nonsense. В 1610 году, в знаменитом сочинения «Фринос» Мелетий Смотрицкий оплакивает переход в латинство лучших православных дворянских родов Западной Руси: Чарторыйских, Вишневецких, Сангушек, Масальских, Сапеги, Гурки, Тышкевичей и многих, многих других. Прошло почти 300 лет, и хотя переход из православия в католичество законом запрещен, но не запрещено русским людям, носящим старые русские имена, поляковать вволю. не запрещено лицам, стоящим далеко не на низшей ступени местной администрации, утверждать, «что польского вопроса не существует» и что верноподданнические чувства на западной окраине нашей «таковы же как и в Москве»! Наркотические средства усыпления русских очень действительны, но со временем дозы их приходится увеличивать, и, наконец, они теряют способность усыпления совсем.
Линково поле, находящееся от города верстах в четырех, расположено на высокой горе; путь к нему идет по плотовому мосту через Вилию, и с крутого подъема вид на город очень красив. Подле моста ясно видна башня королевы Боны и остатки древней замковой стены. Видна и православная церковь св. Николая; здесь был до 1845 года католический монастырь. Николай I, в одну из частых поездок своих в западный край, едва не утонул в Немане, так как лед под экипажем проломился, и в память избавления повелел в 1853 году освятить опустевший костел во имя чудотворца Николая; в монастырских зданиях помещается теперь больница.
Следует вспомнить об одном легендарном рассказе, сохранившемся тоже от времени Николая I. В одну из поездок царя тогдашний губернатор, – имени не называют, – не желая, чтобы очи государевы видели массу серого, невзрачного населения всяких беспаспортных, распорядился об удалении их из города на гору, по пути, уже сделанному государем. Легенда говорит, не объясняя причины, что губернатор почему-то не сопровождал государя при его отъезде; можно представить себе его страх и удивление, когда государь, неожиданно изменив маршрут, очутился именно на той горе, на которой были скучены всякие порочные, и повелел всю эту массу народа послать в распоряжение губернатора обратно. Типична была, если только легенда – не сочинение досужего человека, картина появления могучего императора на временно населенной всяким сбродом горе!
Соседняя с городом местность, вдоль которой, по левому берегу Немана, широким венцом тянутся форты и батареи, чрезвычайно красива и напоминает многие места Тюрингии и Гарца. Глубокие долины, как, например, ручья Марвянки на левом берегу и скаты близ Наполеоновой горы, это – нескончаемый ряд очень хорошеньких панорам пересеченной местности, покрытой местами роскошной растительностью кленов, осокори, липы и дубов. рассказывали, что находящаяся недалеко отсюда долина Мицкевича еще красивее, чем то, что довелось видеть; Мицкевич был здесь где-то учителем, и имя его с тех пор присвоено долине. С одного из фортов видны строения Пожайского монастыря; монастырь этот и до сих пор прозывается «Камедулами», потому что он построен в XVII веке для монахов Камедульского ордена литовским канцлером Пацем и стоил восемь бочек золота; в склепе имеются гробницы основателя, его семьи и прислуги; он стал православным только в 1832 году. В монастырской ограде покоится Львов, известный автор народного гимна: «Боже, царя храни», умерший в 1871 году, недалеко отсюда в имении своем – Романи; здесь же жил на покое один из главных деятелей по воссоединению униатов, бывший минский архиепископ Антоний Зубко.
На обратном пути с левого берега Немана путники переехали по понтонному мосту, подле деревни Понемунь, получившей историческое имя вслед за переправой Наполеона. На самом деле место этой переправы, говорят, было выше и смотрел на нее Наполеон не с Наполеоновой горы, а с другого соседнего гребня. Гравюра Шамбре, 1823 – 1824 года, хорошо и ясно воспроизводит эту местность.

Ковна. Плавучий мост
Местность правого берега не уступает в красоте и игривости местности левого берега; воинственный вид фортов и батарей – тот же. Следует заметить, что крепостной гарнизон Ковны остается на зиму без церкви, и этому есть своя причина. Военный лазарет находился когда-то в Кармелитском монастыре; вслед за повстанием, он закрыт по распоряжению Муравьева, прячем, думал он церковь его перестроить в православную. Не разделяя по этому вопросу мнения своего предшественника, граф Тотлебен, говорят, по особому ходатайству местных жителей, возвратил это здание в лоно католической церкви. Здравый взгляд покойного графа Муравьева на действительное значение северо-западного края, как известно, должен был много раз уступать место другим взглядам, может быть, более гуманным, но, во всяком случае, непрактичным и не способствующим тому, чтобы твердо обеспечить, в чисто русских интересах, трудное управление этой областью.
Неман от Ковны до Юрбурга.
Значение этих мест для контрабанды. Характер Немана и плавание по нему. Желательные улучшения в судоходстве. Древние пажити Литвы и Жмуди. Место языческого «3нича» и «Ромновэ». Мифическое значение первого жреца и культа. Последние убежища европейского язычества. Исторические места. Характеристика литовских князей, клонившихся к Руси и православию. Приезд в Юрбург.
Ровно в час пополудни, 16 июня, отошел пароход «Мария-Антуанетта» от ковенской пристани; ему предстояло сделать до Юрбурга 87 верст. Часть реки Немана, с которой предстояло ознакомиться, и самое местечко Юрбург представляли два совершенно противоположные интереса; один из них, это – бесконечно древние пажити литовско-жмудской языческой святыни и истории, другой – характера вполне современного, животрепещущего, именно вопрос о контрабанде, которая именно здесь, в этих местах, свила свои теплейшие гнезда, – гнезда, до такой степени теплые, что если, согласно сведениям 1886 года, по всей европейской окраине нашей, включая северное поморье и моря Черное и Азовское, оценочная цифра контрабанды достигала 422.000 рублей, то здесь в одном вержболовском таможенном округ цифра эта достигает более чем половины всей суммы, а именно 232.000 руб. Понятно, как любопытен этот округ, включающий в себе вполне излюбленные немецко-еврейской деятельностью места. Прежде всего следует, однако, сделать краткую характеристику самой реки Немана, играющей далеко не последнюю роль в бытовой жизни западного края.
Красивые окрестности Ковны, с их холмами и долинами, с глубокой зеленью садов и рощ, как бы не желая отступать от глаз путешествующего, спускаются вниз по течению Немана, сопутствуя пароходу.
Возвышенности тянулись с обеих сторон, зелени много, и шпили и башни костелов то и дело мелькают как по берегам, так и вдали. Внешность обоих берегов вполне единообразна; но административные учреждения справа и слева парохода – совсем другие. Налево – Царство Польское, самое имя которого создано Александром I, Сувалкская губерния, в ней уездные начальники – маленькие губернаторы, и под ними низшие единицы власти – земские стражники; при этом всесословная волость, гмина, в которой помещик может быть войтом; направо – западный край, губерния Ковенская, с исправниками и урядниками и с волостью того же характера, что и в Великой России. Не думали, конечно, древние княжества Полоцкое и Мазовецкое, что далекое от них будущее, то есть настоящее время, исполосует в административном отношении так разнообразно их долгим временем слагавшиеся и распадавшиеся тела.
Обличие Немана и разнохарактерность бытовой стороны обоих берегов напоминали, как две капли воды, обличие другой реки, посещенной два года тому назад, а именно Западной Двины. Но существенная разница между ними та, что Двина принадлежит нам вплоть до самого устья, до Усть-Двинска, тогда как Неман изливается в море в пределах Пруссии. Не говоря о крупных неудобствах, зависящих от этого, изменить которые не во власти нашего правительства, есть многие другие, которые могут быть облегчены. Так, по отзывам местных жителей, местные международные законоположения могли бы быть пересмотрены для уравновешения прав обоих соседних государств, и тогда, может быть, были бы удалены также и те три поперечные сети, которые поставлены теперь поперек реки Немана в Пруссии (так говорили) и совершенно закрывают рыбе возможность побывать и в русской части реки.
Вся длина Немана 830 верст (суда ходят на 730). В Ковне ширина его около 100 саж., в Юрбурге 135, при глубине от 3 до 12 футов и быстрине около 6 верст в час. Самые крупные суда, спускающиеся сверху, это – витины, поднимающие до 15.000 пудов груза; затем следуют вайдаки – 4.500 пудов, барки и полубарки от 2 до 5.000 пудов; снизу из Пруссии приходят баты и берлинки, груз которых не превышает 5.000 пудов. Плотов, если судит по тому, что довелось видеть в устьях Вилии, Невяжи и Дубиссы, сплавляется чрезвычайно много.
Довольно живая местная деятельность могла бы еще более развиться, если бы были исполнены некоторые справедливые пожелания. В проезд путешественников Неман вступил в период мелководья. На протяжении 87 верст от Ковны до Юрбурга оказалось в это время шесть препятствий, в виде песчаных мелей, для той осадки судов, при которой судоходство считается здесь возможным, а именно при осадке в один аршин. Наиболее затруднительные перекаты следующие: у деревни Вершва, в 3,5 верстах ниже Ковны, у деревни Кольве, в 47 верстах, и Элсоноров, в 70 верстах. Изменения песчаного русла реки настолько часты и капризны, что служащим на перекатах, проверяющим фарватер, приходится почти ежедневно переставлять знаки.
Аршинная осадка судов и узкость хода, очевидно, препятствуют развитию бойкого судового движения. Между тем оно могло бы развиться в значительно больших размерах, чем грузовое движение железных дорог, идущих параллельно реке, так как провозная плата по реке могла бы быть меньше во много раз против железнодорожных тарифов. С улучшением сплавного пути к заграничным рынкам, омывающего с притоками весь северо-западный край, все произведения этого края, которые не выдерживают провозной платы по железным дорогам, могли бы найти удобный сбыт за границу, а такими произведениями мы богаты. Кроме местного значения, Неман имеет огромное значение, как путь, входящий в состав Огинской системы, которая при некоторых улучшениях могла бы доставить весь груз, отправляемый теперь с многочисленных пристаней днепровского бассейна водой до полесских железных дорог в десятках миллионов пудов, в обход системы.
По отзывам грузоотправителей, улучшение Немана до осадки судов в меженное время в 1/2 сажени дало бы возможность начать правильное и бойкое товарно-пассажирское и буксирное пароходство, а по отзывам людей, сведущих в технике, выправление реки в пределах всего Немана потребовало бы ежегодного расхода только в несколько десятков тысяч. Следует заметить, что лет десять тому назад Неман даже в таком состоянии, в каком находится он теперь, сплавлял в двадцать раз более настоящего количества хлебного груза; движение хлеба почти прекратилось, потому что страховые общества с 1883 года отказались от страхования груза на этой реке, во-первых, вследствие значительных и опасных препятствий, во-вторых, вследствие сделок с агентами (евреями) относительно умышленного затопления страхованных грузов в судах. В настоящее же время все судоходство заключается в движении плотов за границу и небольшого количества хлебных грузов с берегов Немана.
Средним числом рекой Неманом отправляется до 2.500 судов с грузом, преимущественно с хлебом, в 7.000.000 пудов, и до 8.000 плотов, причем ценность плотов и груза определяется в 4 миллиона рублей. Почти все это количество, за исключением 2.000 плотов (для местных нужд), отправляется чрез Ковну в Пруссию (плоты в Ковне перевязываются более длинные). Приходит же из Пруссии в город Ковну и направляется выше до 1.000 судов с различным грузом в 1.200.000 пудов.
Для усиления деятельности Немана и противодействия боевым пошлинам Пруссии на русские произведения, конечно, желательно было бы восстановить старый проект, отчасти уже выполненный, – соединения Немана с внндавским портом, а именно реки Дубиссы, впадающей в Неман ниже Ковны в 42 верстах, с глубокой рекой Виндавой; канал и несколько шлюзов были построены, кажется, в 40-х годах, но работы почему-то не окончены. С улучшением Огинской системы и Немана можно было бы считать Черное и Балтийское моря действительно соединенными в пределах русских владений. Улучшение Немана было бы полезно не только в видах развития отечественной торговли, но и в стратегическом отношения, для подвозки войск и провианта к ковенским крепостям и к укрепленным лагерям и фортам, поднимающимся на берегах реки.
В плесе от Ковны до Юрбурга совершают правильные рейсы до пяти пассажирских и несколько немецких товарных пароходов.
На всех пароходах и берлинах, кроме парохода «Мария-Антуанетта», командиры и прислуга – прусские подданные. Местное судоходное начальство упорно борется, заставляя их плавать по русским правилам, которых они не хотят исполнять, считая свои, немецкие, более удобными. Инженер, заведующий судоходством, сделал недавно распоряжение, чтобы команда на пароходе производилась не иначе как на русском языке, но, несмотря на энергические требования, не может ничего сделать, так как вся прислуга почти совершенно не говорить по-русски: удалить же ее нельзя, потому что нет прямых законов о количестве иностранной прислуги, допускаемой на русских речных судах. Вообще немецкая и еврейская эксплуатация судоходства настолько велика, что борьба с ней становится здесь без помощи правительства совершенно невозможной.
Для местного судоходства было бы весьма полезно поддержать пароходное дело г. Ласси, на судне которого «Мария-Антуанетта» путники следовали. С 1855 года ковенским помещиком Ласси, потомком двух известных военачальников наших войск в XVIII веке, открыто пароходное движение по Неману в тех частях реки, где ранее его не было вовсе, как-то: от города Гродны вверх до местечка Мосты и станции Неман и от Гродны вниз по течению до Друскеник и до Ковны. Опыт, произведенный первыми глубоко сидящими пароходами, например, «Марией-Антуанеттой», доказал полную возможность развить правильное пароходное движение по реке в продолжение всей навигации.
Для постройки мелкосидящих пароходов, более соответствующих условиям Немана, г. Ласси устроен машиностроительный завод с верфью в его имении Горны, в 15 верстах от Гродны, подаренном деду его, генералу от инфантерии Ласси, внуку фельдмаршала, Александром I. Устроить этот завод было необходимо, вследствие совершенного отсутствия подобных заводов в крае. Специально изучив в Англии систему и конструкцию судов с мелкой осадкой, построенных в 1885 году для английских военных целей на реке Ниле, г. Ласси удалось создать тип судов, вполне пригодных для плавания со значительным грузом до 5.000 пудов по таким рекам, как Неман. Развитие этого дела до крупных размеров, несомненно может оказать большие услуги как нашей торговле, так и судоходству по Неману.
Не успела «Мария-Антуанетта» пройти мимо устья Невяжи, как глянули на левом берегу Сапежишки, в четырнадцати верстах от Ковны, костел которых стоит на том самом месте, где в священной роще горел некогда святой огонь «Знич»; немного далее на правом берегу, пройдя Вильки, древне-литовскую крепость XIV века, на правом же берегу, при впадении реки Дубиссы, виднеется Средник, одно из последних убежищ язычества, его святая святых – Ромновэ.
Ромновэ – это священная роща языческих литовцев. и всесильный, вполне таинственный по значению своему первый жрец, носивший нарицательное имя «криве-кривейто», один жезл которого, предъявленный его посланцем, повелевал языческими королями и князьями, имел свое главное местопребывание в древнейшем Ромновэ, в нынешней Восточной Пруссии, на реке Алле, подле местечка Шипенбейль; слово «ромновэ» означает место, полное благочестия. Когда Болеслав Польский в 1015 году вторгся в Пруссию, он сжег древнейшее священное Ромновэ и обязал языческую страну креститься. Священный огонь языческой рощи, потушенный на древнем пепелище, многократно возникал впоследствии в других местах и в последний раз блеснул он именно здесь, при впадении Дубиссы в Неман, на острове, подле литовской крепости Внесена, построенной в XII столетии.
В ряду многих закатившихся исторических величин, верховный жрец языческой Литвы «криве-кривейто», с VI по XI век, занимал совершенно исключительное положение и является богатым типом для литературного описания. Наибольшие подробности об этих мифических главарях литовского язычества дает нам орденский хроникер Дусбург (XIII-XIV века). В стране древнего Ромновэ высился дуб, в трех углублениях или нишах которого помещались изображения: Перкуна (бог солнца, с красным лицом, окруженным лучами), Петримпа (бог источников, плодородия – безбородый юноша) и Пиколя (бог луны, смерти, несчастий, с лицом смертельной бледности, седой, с белой повязкой на голове). Пред Перкуном горел неугасаемый огонь; решения главного жреца криве-кривейто считались бесконечно длинным белым поясом, опоясанным семь раз семь, то есть 49 раз, и колпаком, похожим на сахарную голову. Криве окружали вайделоты и вайделотки; последние, за нарушение целомудрия, наказывались смертью. Еще лет восемьдесят тому назад стояли в Курляндии святые дубы – память язычества, последний отклик погасшей власти верховного жреца, не имевшей себе равной и распространявшейся почти на всем протяжении от Балтийского моря до Карпат.







