Текст книги "Сага о продажных мертвецах (СИ)"

Автор книги: Константин Исмаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

   Долго ли, коротко ли спали, неизвестно. А только солнце давно миновало ветку ели, и скрылось из виду за деревьями, а на землю вообще и место бивуака в частности опустились белесые летние сумерки, которым теперь предстояло простоять до самого утра. И настолько хорош и сладок был послеобеденный сон, что один Один знает, сколько бы приятели еще проспали, но вдруг дисгармонией ворвавшийся в трубный басовитый храп Рагнара и верхний регистр Ловкача некий посторонний звук прервал их идиллию и заставил открыть глаза.

  – Слушай, по-моему, тут кто-то еще храпит, – недовольно сказал Рагнар, приподнявшись на локтях. – Невежа.

  – Тс-с!

   Звук повторился.

  – Не храпит, а рычит.

  – Цверг?? – похолодел Рагнар.

  – Подожди.

   Несколько мгновений приятели напряженно вслушивались в лесные звуки, повлажневшими пальцами стискивая рукояти топоров. Тут зарычали в третий раз, и оба ягера шумно выдохнули.

  – Нет, это не цверг, – хихикнул Арни. – Это придурошный оборотень. Ты глянь, неужели мы с тобой попали эльву пальцем в глаз, и этот вермедведина действительно притащил девку в пещеры?

  – Идиот, – сказал Рагнар, имея ввиду переродившегося берсерка. – Ну, как бы то ни было, плевать на него.

  – Проклятье! – воскликнул Арни. – Ведь я просил тебя разбудить меня, когда солнце минует ветку ели!

  – Он просил! – фыркнул Рагнар. – Может, прикажешь тебе и ужин в постель подавать, как Харальду Синезубому Датскому? Смотри, тоже без зубов останешься, – двусмысленно добавил он. – Недаром скальды говорят, что в королевстве данов давно все прогнило.

   Поняв, что обвинить Рагнара не получится, Арни сменил тему.

  – Однако, мы проспали, – констатировал он.

  – Сам вижу, – отозвался Рагнар, сладко зевая и прикрывая рот кулаком.

  – Надо двигаться, – сказал Арни. Он нашел холодную ножку глухаря и теперь сосредоточенно обсасывал ее.

  – Есть два «но», – сказал Рагнар, прополаскивая горло глотком пива.

  – Какие?

  – А такие. Во-первых, как ты объяснишь, что мы ушли с места, не выполнив того, для чего нас нанимали, и кинули всю Белую Селедку через стати восьминогого жеребца. Во-вторых, они пойдут по нашим следам.

  – Ну, первое, это легко, – жуя, отвечал Арни. – Мы напишем им письмо, что ввязались в преследование непомерного оборотня и погибли в неравном бою.

  – И потом попросили духов леса доставить последнее прости из загробного мира в этот, – Рагнар-то был не дурак.

  – Ну, то, что мы погибли, пускай они сами догадаются, – поправился Арни, – мы набросаем изорванную в клочья одежду и подольем на землю крови.

  – Ну, пусть, хотя я опускаю вопрос, чью именно кровь ты собираешься лить и чью одежду рвать, – начал ворчать Рагнар, который был, как известно, недоверчивым скептиком. – А со следами как, друг?

   Тут Арни еще раз удивил товарища, хитро заулыбавшись. Он, как всегда, полез за пазуху и достал оттуда кожаный кисет.

  – Что это? – нахмурился Рагнар.

  – Это – то, что я удачно приобрел вчера у подмастерья кузнеца, когда мы всей толпой таскались в кузню за снаряжением. Это порошок для заметания следов. Мажешь им пятки, и все. Ни одна собака тебя не найдет, даже такая, что нарисована на камне у причала Селедки. Между прочим, этот подмастерье – жульё еще то. Цену заломил – как за поэму Погубителя Скальдов! Хорошо, что я умею торговаться.

  – Оно видно, – бранчливо сказал Рагнар. – Я имею ввиду жулика. А ты уверен, что зелье подействует?

  – Конечно, уверен. Я ему сказал, что монеты Олафа, которыми я с ним расплатился, волшебные, и если он нас надует, то монеты превратятся в помет печеночной крысы, а от этого запаха, как известно, никакие заклятья не спасут.

  – Слабое утешение, – буркнул Рагнар. – Но ничего не попишешь. Давай собираться.

  – Давай. А то малолетки заскучают в засаде и припрутся обратно, с них станется.

   Наскоро собравшись (брать пришлось только самое необходимое, причем Арни ни в какую не хотел расставаться с золоченым блюдом, а Рагнар – с копченым окороком) друзья натерли пятки сапог чудодейственным порошком. Потом они быстро дожевали остатки глухаря, покидали кости в костер и двумя согласованными струями заставили пламя замолчать.

  – В путь, – сказал Арни.

  – В путь, – ответил Рагнар.

   В этот момент из колючих кустов напротив со страшным рыком вылезла оскаленная медвежья морда с маленькими противными глазками. С желтых кривых клыков капала густая слюна.

  – Пшел отсюда!!! – хором заревели ягеры, и морда быстро скрылась в кустах.

5. Ведьма Сигурни

   Идти ночью по тревожной незнакомой тайге, зная, что где-то поблизости, возможно, всего лишь в полете стрелы за спиной, околачивается обокраденный тобою цверг – не шутки. Это тебе, добрый читатель, не саги скальдов слушать, положив ноги на решетку камина.

   Ту ночь приятели запомнили надолго. Рагнар свернул себе всю шею, оглядываясь, и теперь мог бы посоперничать с мастером тьмы – филином, у которого голова, как известно, может совершать почти полный круг и в ту, и в другую сторону. Арни подбил оба глаза и собрал на свою фронтальную часть все корни и валуны, которые попались ему на пути, потому что задирал голову вверх, ожидая нападения с деревьев. Но цверг так и не появился; к утру компаньоны вышли на финишную прямую.

  – Красавец, – сказал Рагнар, оглядев наружность Ловкача при свете дня.

  – На себя посмотри!

   Обмениваясь вялыми шпильками и кряхтя, компаньоны принялись взбираться на длинный двугорбый холм, с которого, по словам Арни, должен был открыться вид на...

  – На Неудачный Фьорд, – удовлетворенно произнес Ловкач и тут же с воплем подпрыгнул, потому что Рагнар со всей силы хорошенько огрел его по копчику мозолистой рукой.

  – Даже не думай произносить вслух это название, если хочешь остаться в живых! – сказал он.

   Арни понял свою оплошность, надулся и замолчал. Некоторое время приятели пыхтели, взбираясь все выше и выше. Вдруг идти стало легче, подъем перешел в горизонталь, они оказались на вершине.

   Впереди лежал фьорд, а на его берегу – Утонувший Город...

   Утонувший Город и в самом деле был утонувшим. Бросили его зим уж как двадцать – двадцать пять, и именно по этой причине. Такой же примерно срок он просуществовал в качестве населенного пункта, пока с ним не случилось несчастье.

   А просто так вышло, что в один прекрасный (а вернее, злосчастный) день городишко, насчитывавший уже больше сотни длинных домов, вдруг начал тонуть. С какого выкида он начал это делать, никто так и не понял. Люди, которые его основали, не были дураками, болот в непосредственной близости не наблюдалось, да и зыбунов тоже. Однако построенное ни с того, ни с сего полезло в землю, сначала медленно, а потом все быстрее. При том самих людей почему-то не засасывало, хотя добротные сосновые мостовые погрузились первыми. Может быть, поэтому люди до последнего держались за свое жилье, даже когда дома стали больше похожими на землянки, – как будто надеялись, что земля одумается. Но она не одумалась, и жители ушли. Теперь на месте домов виднелись лишь коньки крыш, кое-где украшенные резными фигурами, торчали трубы, да осталось несколько построек, возведенных на скальном фундаменте. Над ними неизвестный злой дух оказался не властен...

   Ну, да и боги с ним, с Утонувшим городишкой. Случай, вестимо, странный, да мало ли странностей на белом свете! Гораздо более неприятно искателей сокровищ цверга поразило то, что над одним из уцелевших домов, стоявшем на отшибе, курился дымок.

   Арни сразу дернул товарища за ворот куртки, и друзья спрятались за большим валуном.

  – Это конкуренты, я так и знал! – горячо и зло, давясь от негодования слюной, зашептал Арни. – До чего ж все-таки людишки жадны и завистливы, да к покраже имущества, им не принадлежащего, горазды!

  – Гм, а ты что, рассказывал о нашем предприятии кому-то еще? – удивился Рагнар.

  – Никому я не рассказывал! – злобно отрезал Арни.

  – Вчера, по пьяни, а? Нет?

  – А может, это ты рассказал? – перешел в наступление Ловкач, сужая глаза. – А может, это цверг рассказал? – подумав, добавил он.

  – Ну, если о деле знали только ты, я и цверг, и если допустить, что ни ты, ни я – никто из нас не проболтался, – то приходится сделать вывод, что проболтался цверг, – логично рассудил Рагнар.

  – Вот цверги народ, а! – сказал Арни. – Давай, все сразу всем разбалтывай, помолчать нельзя!

  – А может, это он сам там и сидит? Цверг? – прошептал Рагнар. – Нас дожидается?

   Арни подумал.

  – Этого не может быть, – сказал он после минутного размышления. – Во-первых, солнце уже взошло. Во-вторых, я никогда не слышал, чтобы цверги готовили пищу на огне. Чувствуешь, как жареной бараниной пахнет?

   У Арни всегда был очень острый нюх на жареное.

   Длинноухий тоже принюхался.

  – Пожалуй, – протянул он.

  – Так вот, поверь мне, никакой это не цверг, – твердея голосом, заявил Арни. – Ставлю серебряный деньё фризов против яйца Бьяртмара Бешеного, что это всего лишь гнусный, наглый, жадный козел, который хочет отобрать у нас наши деньги! Так спустимся же и покажем ему, что хозяйничать в чужом доме можно только до тех пор, пока не пришел хозяин!

   И, распираемые праведным гневом, друзья принялись тихо спускаться вниз.

  – Хорошая баранина, жирная, – почти ласково прошептал Арни, а затем совсем другим тоном звонко сказал «хак!» и с маху ударил топором в дверь, а Рагнар ожесточенно пнул ее ногой.

  – Однако, – прокомментировал Арни, потому что дверь высадилась что-то подозрительно уж легко. – Прикрывай, – сказал он Рагнару и полез во внутренне темное, дымное и пахучее пространство сруба. Рагнар отступил на два шага и занял позицию «настороже», готовый в любой момент ворваться вслед за Арни через порог, на подмогу.

   Все дальнейшее произошло очень быстро. Рагнар будто в замедленном времени увидел, как пружинистая угрожающая походка Арни сначала превратилась в беспомощную поступь пьяного новобранца по пляшущей палубе драккара. А затем невидимая сила схватила Ловкача за волосы, вернее, за лысину, вздернула вверх, одним махом перевернула ногами к потолку и начала немилосердно трясти, да так, что из великолепного вербер-ягера градом посыпались на пол труха и мелкие носильные вещи. При этом идейный вдохновитель, ничем и никем не поддерживаемый, буквально завис на расстоянии двух ладоней от пола, вереща не своим голосом и что есть силы прижимая обе руки к животу, – видимо, чтобы не потерять сокровенный свиток цверга. А может, еще зачем. Топор Арни плавал в воздухе рядом со своим владельцем, которому, похоже, стало не до того.

   «Ну и дух», – растерянно подумал Рагнар, имея ввиду не то атмосферу, не то невидимых обитателей дурной избенки. «Нет, не к добру это», – вынес он свой вердикт.

   Несколько секунд Длинноухий размышлял, ворваться ли в помещение на выручку Ловкачу, неся смерть и разорение, или же проявить мудрую осторожность и отойти на заранее подготовленные позиции. Ситуация была неясной. В первом случае велика была вероятность того, что сам повиснешь, как лосось на кукане, кверху гузкой, в неимоверно дурацком положении. К тому ж Рагнар слышал от лекарей, что чрезмерный прилив тяжелой крови к голове часто приводит к слабоумию.

   С другой стороны, что подумают о нем скальды и Арни Ловкач, если он вот так просто отступит перед противником не только не превосходящим, но таким, которого даже и не видно? Ведь потом ничего не объяснишь, не оправдаешься... Повертев так и сяк оба выбора, Рагнар, к чести его, решил все-таки – принять бой. Ведь и слабоумные воины – тоже люди, и тоже имеют свой путь в этом мире... Рагнар тяжело вздохнул, перехватил поудобнее секиру и с боевым кличем «На-а-а...» ринулся вперед.

   Как раз в момент, когда выпучивший глаза Рагнар появился в дверном проеме, верещанье Арни приобрело осмысленный характер.

  – А-а-а, – вдруг заорал бессменный мотор экспедиции, – доброго вам здоровьичка, тетенька Сигурни!!! Как поживаете, добрая тетечка Сигурни!!! Отпустите меня, по-ожа-а-алуйста-а-а-а!!!!

   Рагнар, поскольку глаза его еще не привыкли к темноте хижины, не мог понять, к кому это обращается Арни. Зато с удивлением различил довольно мелодичный, хотя и низкий, насмешливый женский голос, доносившийся из темноты.

  – А-а, так это ты, достойный Арнвид! Что же ты сразу не сказал, что это ты?

  – Занят был, – буркнул Арни.

   Женская рука протянулась откуда-то сверху, что-то сделала – будто поймала невидимый платок, а затем опрокинула невидимые песочные часы.

   Сразу вслед за этим удерживающая Арни сила перевернула его в нормальное положение и опустила на доски пола. Ловкач, переживший серьезнейшее потрясение, перво-наперво произвел тщательный досмотр самого себя, начиная с темени, покрытого крупными бисеринами пота, и до каблуков сапог. Убедившись в отсутствии телесных уязвлений и в том, что ничего из имущества не пропало, он снова приобрел способность соображать.

   Тут раздался мягкий стук, и опять же сверху спрыгнула небольшая черноволосая женщина с очень живыми глазами, Рагнар сказал бы – лет сорока.

  – Ну, здравствуй, Арнвид!

  – Здравствуйте, тетенька-а-а!!

   Похоже, объятия «тетеньки» были чересчур крепкими.

  – А ты, Арнвид, все такой же – молодец молодцом!

  – Да и вы, тетечка Сигурни, все молодеете и молодеете!

  – Брось, брось, льстивый любезник!

  – Да, чистая правда! Никогда в жизни вам не лгал! Чтоб мне...

   Тут Арни как будто вспомнил что-то и сам себя оборвал на полуслове. Он повернулся.

  – Это мой товарищ, Рагнар Длинные Уши, – официально сообщил он, указывая на все еще пучившего глаза Рагнара, стоявшего в дверях с секирой наперевес.

  – Знаю, знаю, – сказала «тетенька» с заискрившимся лукавством, – праправнук ярла Голодной Лесной Собаки. Смелого нечисть боится!

   Рагнар зарделся.

  – А я – Белка Сигурни, добрая тетенька, как меня называет достойный Арнвид...

   «Добрее не бывает», – хотел было буркнуть Рагнар, но не осмелился – мало ли что. Вместо этого пришлось убрать топор и вежливо поклониться.

   Дипломатические отношения были установлены.

   После установления дипломатических отношений пришлось чинить сломанную во время военных действий дверь. «Вот тебе раз, – думал Арни растерянно, – и кто бы мог подумать!». Он имел ввиду совсем не предвиденную встречу с теткой Сигурни. Рагнар же не думал ничего, но тяжелым взглядом сверлил Арни. Пришлось рассказывать.

   Итак, Арни рассказал, что познакомился с Сигурни при дворе его светлости ярла Хакона несколько лет назад. Сигурни была травницей и знахаркой (по крайней мере, так представлялась), и лечила казначея ярла от затяжной нервной пляски, обычной болезни администраторов. Болезнь эта, надо сказать, не смертельная, но очень изнуряющая, практически никогда не отпускала человека полностью и, как правило, приводила к тому, что заболевший повергал вверенные финансы в плачевное состояние, а после голый убегал в лес, чтобы плясать там с эльвами. Но шоковая терапия Сигурни, состоявшая в сочетании волчьего помета с медвежьим в соотношении один к трем, быстро дала впечатляющие результаты. На сей раз не успевший убежать казначей излечился стремительно и бесповоротно. А благодарный ярл помимо обычной платы щедро пообещал Сигурни отряжать ей в помощь своих людей для поиска трав в труднодоступных и опасных для женщины районах полуострова по первому ее требованию.

   Арни, имевший обыкновение совать любопытный нос во все новые для него зачины, предложил Сигурни помощь в деле исцеления казначея. Возможно, он думал, что впоследствии станет великим лекарем и богачом. А может, просто хотел научиться лечить казначеев от пляски. Об этом и Арни, и история вместе умалчивают. Сигурни согласилась, и Арни в течении четырех дней пришлось месить в специальной посуде целебное снадобье из двух пометов. Но, как говорится, если ты назвался лекарем, то свой сахар ищи в моче больного. Арни стоически вынес испытание и в конце был-таки вознагражден.

   Дело в том, что Арни и сам до зарезу нуждался в лекарстве – но лекарстве особого рода. Он все еще никак не мог избавиться от своей безнадежной любви к приемной племяннице ярла, и, честно говоря, мучался несказанно. Бросало его то в тоску, то в ярость, временами он хотел упасть на меч, а временами напротив – порубить в большой котел для рагу самого светлейшего господина ярла, что было бы совсем уж нехорошо, потому что одним махом сделало немалое число воинов проклятыми навсегда людоедами, хоть и не ведающими, что творят.

   Такое состояние мужчины заметила бы любая женщина, и тетя Сигурни, конечно, тоже сразу заметила. Может быть, оттого она и дала Арни упомянутое задание, ибо когда человек месит помет в прямом смысле, он чаще всего забывает его месить в переносном. И вот, пока Арни месил то, что ему задали, тетенька Сигурни изготовила для него простое, но весьма эффективное (как, заметим в скобках, и все, что она делала) отворотное средство. Это отворотное средство не было так тяжело для души, как лекарство, коим потчевали казначея, и Арни, не колеблясь, принял его внутрь – терять ему все равно было нечего. Зелье, изготовленное из вымоченных в забродившем меду желчных пузырей красноглазых песцов-альбиносов, отрезвило Арни. Тетушка Сигурни потом рассказывала, что порошок из растертых пузырей ей подарила одна лапландская колдунья, и что зачарованные звери эти нигде, кроме внутренней Лапландии, не водятся. Они никогда никого не любят, потому-то зелье такое действенное.

   Арни, которого песцы ценою желчных пузырей спасли от своего вожака – Большого Песца, который, как уверены мрачные лапландские колдуны, всех нас тем не менее поймает в конце концов, – так вот, отрезвевший Арни стал на некоторое время светел, тих и задумчив. Тетеньке Сигурни такой Арни, кажется, пришелся по нраву. Она стала брать его с собой на вечерние прогулки по берегу моря, пока казначей, заряженный порцией снадобья, мирно спал, и гиппократам можно было немного отдохнуть. Арни и Сигурни развлекались, кидая в море плоские камешки (Сигурни так мастерски умела это делать, что у нее голыш начинал вертеться по спокойной воде, как собака за собственным хвостом), и беседовали о странностях бытия. Сигурни рассказывала Арни про интересные свойства так называемых «бегающих» валунов и учила его предсказывать погоду по полету морских птиц. И совершенно неизвестно, куда бы все зашло с того момента, как Сигурни стала внимательно и оценивающе посматривать на Арни, и чем бы это обернулось для самого Арни, если бы Сигурни приняла относительно него решение, но тут...

   Но тут случилось непредвиденное событие, которое все и прекратило. Ко двору ярла прибыла знаменитая колдунья Хейд, и Сигурни быстро уехала, бросив под нос несколько презрительных слов. На этом их с Арни странная дружба тогда прервалась.

   Чувства, которые Арни испытывал по поводу неожиданной встречи, были смешанными. С одной стороны, Сигурни была гораздо приятнее конкурентов, да и сделала она в свое время для Арни, прямо скажем, немало. Не помнить этого значило быть совсем уж неблагодарной свиньею. Арни, при всех недостатках, такой не являлся. С другой же стороны, были и «но», как и во всем, что с нами происходит под принадлежащими этим богам небесами.

   Например, Арни знал, что в молодости, прежде чем стать лекаркой, тетенька Сигурни иногда пробавлялась ворожбою и даже водила знакомство с нойдами – сильными колдунами, о которых и думать не хочется. И пусть сейчас, когда, как она сама говорит, все позади, и ее интересуют только травки да цветочки, – случай с дверью в хижину настораживал. К тому же, при всем добром отношении к Сигурни, Арни не собирался делиться с нею сокровищами цверга; следовательно, необходимо было сохранить тайну предприятия. Тут, к слову сказать, была еще и мальчишеская какая-то обида: когда-то Сигурни предсказала Ловкачу, что он изведает немало странствий и приключений, но настоящего богатства так и не наживет. Арни это задело, и он с удовольствием доказал бы знахарке обратное...

   И вот теперь, починяя дверь, Арни кумекал и прикидывал, как лучше всего повести дипломатию, чтобы и рыбку съесть, и на Иггдрасиль залезть: сохранить добрососедскую дружбу и не спалиться. В конце концов Арни, не привыкший долго терзаться умственным беспокойством, решил положиться на свой кураж и на норвежский авось, как всегда делал в таких случаях. Да и пока это у него, надо признаться, успешно выходило.

   Немного беспокоила его неожиданно грозная демонстрация колдовской силы Сигурни: Арни не забыл, как он висел вниз головой, подобно тому воришке, что украл у казначея ярла Хакона романские монеты с безносым кейсаром, да сдуру проглотил их. Не должна была скромная травница уметь делать такие штуки, не должна. Арни решил на всякий случай постараться прояснить этот вопрос насколько сможет.

   После того, как дверь была починена, запыхавшихся плотников ожидала заслуженная награда – обед. На обед Сигурни подавала те самые бараньи ребрышки. Первые десять минут трапезы прошли молча, если не считать громкого хруста бараньих хрящей и звука мерно работающих челюстей ягеров: ночная беготня по лесу и утренние события требовали возмещения в виде хорошей мясной пищи. Сигурни благожелательно наблюдала за жующими мужчинами. Сама она пила какой-то бледного цвета, но очень ароматный отвар из походной кружки. Наконец, насытившийся Арни решил, что пора приступать к действиям. Он оттер губы, напыжился и приступил.

  – Ну а сами-то вы, тетя Сигурни, как здесь оказались, а? – с нажимом начал он, уперев руку в лавку.

  – Как, как, – не смутившись, неспешно отвечала Сигурни. – Тебе же, Арнвид, известно, что я – травница. Вот собираю травку всяку, цветочки да ягодки.

  – Травку. Понятно. Мухоморы.

  – Ну, грибочки тоже, как без этого, – Сигурни сделала простое лицо.

  – Ну а люди ваши, ярлом обещанные, где? – продолжал напирать Арни.

  – Людишки мои собственные, а не ярлом обещанные, там дожидаются, – Сигурни неопределенно махнула рукой в восточном направлении. – Потому что некоторые вещи видеть им негоже.

   Теперь уж видно было, что Сигурни откровенно забавляется. Но Арнвид уже, как говорится, укусил мундштук и начал менять простое нахальство на завиральный наглеж.

  – Что же это вы, тетя, – сказал он, – говорите, что вы травница...

  – Травница, – подтвердила Сигурни.

  – ... а сами ведовство нехорошее здесь развели да людей к воздуху подвешиваете как гусей каких к празднику, а?

   Рагнар, никогда не увлекавшийся фехтованием на мозгах, подумал, что Арни, пожалуй, перегибает топорище, и как бы не быть им подвешенными во второй раз, уже вдвоем. Он пнул Ловкача ногой под столом. Но Сигурни пока поддерживала игру. Она напустила на себя виноватый вид.

  – Ой, вы простите меня: ты, Арнвид, и ты, благородный Рагнар. Не хотела я! И знать не знала, что так выйдет. Тут ведь как получилось? Избенка-то, видать, эта не простым людям раньше принадлежала. Они, вестимо, барахлишко свое забрали, когда уезжали, но кой-чего осталось. Вот и повесила я тарелку глиняную с узором цветастым на притолоку. Думала, чтоб красивее было. А тарелка-то, – Сигурни прищелкнула языком, – чародейственная оказалась. Уж как я сама испугалась!

   Арни с Рагнаром переглянулись.

  – Ну и ну, – протянул Арни, – не знаю, что и сказать. А я уж думал, – вы простите меня, тетенька, – но я уж думал, что вы в злобные колдуньи подались в недобрый час!

   Тут Рагнар пнул Арни ногой под столом во второй раз.

  – И что ты, что ты, Арнвид, – замахала руками Сигурни, – Враг Ульва с тобой! Чтобы я к этой пакости близко подошла? Ни за что! В молодости – было дело. Видела. Лично наблюдала ведовство и ворожбу, и от нойды вот так стояла, как сейчас от тебя. – Арни инстинктивно отодвинулся. – Но способностей не хватило. – Сигурни вздохнула. – Плохая из меня колдунья, Арнвид, если честно. Не могу ничего. Вот и пришлось в лекаря податься, хотя работа эта неблагодарная и опасная весьма. Помрет кто ненароком – сразу лекарь виноват! Давай, к ответу его тащи... А как лечить в таких условиях: людишки все темные, даже знатные, воспаление запускают, заразу разносят, всяких крыс, мышей и мелких мохначей в домах держат, а ведь в них вся хворь-то и запасена... Чела не моют, про длани я и не говорю. Распущенности любовной не чураются, и гадость всякую в рот тянут. Как тут болезни не быть!

   Признаться, Арни был несколько сбит с панталыку.

   А Сигурни продолжила свой безыскусный рассказ и поведала ягерам, что именно здесь, в окрестностях Потонувшего Города, и нигде больше, произрастает какая-то особенная трава, непременно потребная при лечении рубленых ранений в голову и при обморожениях этой головы; цветет она только раз в четыре года, и именно тогда надо успеть ее собрать и должным образом сохранить. Потому что она (трава то есть) не терпит частого появления человека, а уж тем паче постоянного его проживания в местах, ею выбранных для себя, ибо она – трава – имеет, между прочим, довольно вздорный характер. Вот Утонувший Город и утонул. И счастье еще, что трава эта не кровожадна. Впрочем, тетенька Сигурни сама мало что в этих хитросплетениях понимает, ей все это рассказала одна старая умная лапландская ведьма (ягеры поежились), а ее, Сигурни, дело маленькое – лечить людей да погоду предсказывать.

   Тут Арни окончательно расслабился. И зря.

   Потому что Сигурни, конечно, этим сейчас же воспользовалась.

  – Подожди-ка, Арнвид. Что-то я не понимаю тебя, – сказала она с беспокойством, боги знают, настоящим или притворным. – Ты по делу пытаешь али как?

   А этот-то вопрос следовало как раз обойти. «Проклятье! Не так это просто – дипломатия! – подумал Арни недовольно. – Лучше бы мы с Длинноухим действительно встретили конкурентов».

   Вот ведь каким неблагодарным к богам может быть человек, объевшийся бараньих ребрышек.

   Арни прошелся костяшками по столешнице, выбив мотив «Вперед, наш конунг ярость сеет». На самом же деле приходилось перейти к обороне, и Ловкач соображал, как. Не со скоростью ласточки летит мысль человека, недавно употребившего изрядную порцию баранины с кельтской капустой...

   В конце концов, не придумав ничего особенно выдающегося, Арни решил пойти по обычному пути хитрецов: рассказать только часть правды, попутно подменив мотивы.

   Раскрыв пошире честные глаза, Арни начал:

  – Да вот, за одним оборотнем мы, значит, туточка гонялись, и вдруг...

   И Арни, ничего не утаивая, поведал раздирающую историю о плохом негодяе берсерке Хельги, их с Рагнаром найме в качестве охотников на вербера, и леденящей кровь ночной погоне за жутким зверем. Свой рассказ он украсил яркими описаниями стенающей девушки, залитого слезами отца, задранного в лоскуты дедушки Торда, годи, беспомощно всплескивающего руками, пылающих в ночи очей, ядовитых когтей, зубов частоколом, а равно смертельной битвы в пещерах Перерубленной Горы, в результате которой ягеры совершили невозможное и страшный человеко-медведь позорно бежал. Закончил Арни сообщением о том, что вербер, однако, запутал след и сумел оторваться от ягеров как раз в этих местах... А потом они увидели дымок, поднимающийся над хижиной, и решили, что это соперники, посланные бесчестным годи Белой Селедки, чтобы отнять у Арни и Рагнара по праву принадлежащие им славу и вознаграждение. Ибо теперь и трехлетний ребенок сможет легко завалить побитого и сломленного духом оборотня.

   Почти правду рассказал!

   Тетушка Сигурни кивала и зажмуривала глаза от ужаса.

   Даже Рагнар заинтересовался.

   Арни самодовольно ухмыльнулся, его мнение о себе как о дипломате, поднялось. «Не так уж я и плох, однако», – гордо подумал он.

  – Ай смельчак ты все же, Арнвид! – прицокнула языком Сигурни, подливая Арни пива в кружку.

   Арни потупил глаза. После заслуженной похвалы его охватила скромность.

  – Да нет, тетя Сигурни, – вздохнул он, – я всего лишь сделал то, что должен был сделать каждый честный человек. Не такая большая смелость – за вербером гоняться. Вот искать сокровища цверга – это гораздо труднее и опаснее!

   Сейчас же вслед он заработал такой пинок под столом, что завыл и завертелся на лавке.

   Но было поздно.

  – Да-а-а? – протянула озадаченная Сигурни.

   Тут Арни понял, какую оплошность он совершил. Все плоды искусной дипломатической дуэли были пущены под хвост бурундуку из-за одной неосторожной фразы. Не увлекайся, о воин, находящийся на пути воина – если только ты, конечно, не воин языка... А напротив сидел потомок Лесной Собаки и сверлил вдохновителя экспедиции дружественным взглядом, как бы говоря: «Ну что, помело, на сей раз не повезло».

   Как ни странно, но Арни от заслуженного наказания спас все тот же вербер Хельги, про которого все к этому времени забыли. Окрестности огласил его требовательный рев. Не иначе как Хельги заскучал в женском обществе дочери помощника годи, и теперь призывал ягеров немного поразмяться.

   Это было настолько кстати, что Арни, признаться, испытал запоздалое раскаяние, что недавно выставил берсерка в таком неприглядном свете.

   Друзья вскочили и принялись собирать свои разбросанные по углам манатки. А собрав, Арни стал было извиняться в цветастых выражениях, но получил от потомка Лесной Собаки еще один хоть неприметный, а все ж эффективный тычок в живот, после чего быстро поклонился в пояс гостеприимной тетеньке Сигурни. Рагнар завершил речь друга, тепло поблагодарив хозяйку хижины за угощение, но сославшись на необходимость выполнять долг ягеров, пока вербер далеко не ушел.

  – Да пошлет вам Игг удачу, господа, – пожелала Сигурни, с виду довольно искренне. Впрочем, широко улыбаться не стала. Но не потому, что была оскорблена поведением приятелей. Просто она никогда широко не улыбалась, у нее были на то свои причины.

   Завершив, наконец, все ритуалы распрощания, верберы зайцами выкатились из хижины и петляя, довольно борзо полезли вверх по склону, с которого два часа назад спустились.

   А скромная травница Сигурни, пожав плечами, без лишнего шуму притворила дверь в хижину и повесила на место пресловутую тарелку с народной росписью. Роспись эта представляла собой на самом деле очень изящную комбинацию младших рун первого и второго рядов, и знаток сразу оценил бы и то искусство, с которым составлено охранительное заклятье, и мастерство составителя. За составителем, вернее – составительницей, не надо было далеко бегать. Она находилась здесь же, полное имя ее было – Бешеная Белка Сигурни, и была она нойдой из Внутренней Лапландии, хотя и наполовину норвежкой... Потому-то она и улыбалась всегда только одними губами.