Текст книги "Сага о продажных мертвецах (СИ)"

Автор книги: Константин Исмаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

  – Значит, вот что, – говорил Арни, тыча пальцем в карту. – Вот здесь есть городишко – «Белая Селедка» называется.

  – Почему белая? – удивился Рагнар.

  – Почему, почему... Почему ты – Длинноухий? – Рагнар покраснел. Своей длинноухости он стеснялся с детства, так как много из-за нее в детстве вытерпел. – Капитан нас там высадит, – продолжил Арни, – у него там торговые сношения. Оттуда до нашего места, – Арни ткнул пальцем в жирный крестообразный знак на карте, – около перехода пути.

  – Так далеко? – возмутился Рагнар.

  – Дурья твоя башка, – терпеливо объяснял Арни, – совершенно не нужно, чтобы все вокруг знали, куда мы собираемся... Скажем – на охоту.

  – Ну да, – хмыкнул Рагнар, – Ты еще скажи – на рыбалку.

  – С рыбалкой будет перебор, – вполне серьезно возразил Ловкач, – но я слышал, что в тех краях медведи большие и свирепые, и многие из них на зиму в спячку не впадают. Добыть такого бьорна – задача, достойная мужа и не вызывающая подозрений... В общем, придумаем что-нибудь для правдоподобности. Главное, мы поедем по воде, а значит, запутаем свои следы для цверга, если он вздумает нас преследовать...

  – А тебе не приходила в голову мысль, – сказал вдруг Рагнар, – что цверг прямиком отправится на место и будет нас там дожидаться?

   Арни поежился.

  – Нет, вряд ли, – отмахнулся он. – Не может быть, чтобы цверг до этого додумался.

   Арни не являлся исключением из общих законов человеческой души: он тоже считал себя умнее всех вокруг.

4. Охота на вербера

   «Рыгающий Дракон» заложил красивый поворот, сбросил скорость и под зарифленным парусом аккуратнейшим образом притерся к причалу «Белой Селедки». Мерзавец капитан знал свое дело отлично, да и рулевой у него был что надо – мир с ними обоими. Было свежо, северо-западный ветер швырял в лицо соленую водяную пыль.

   Слегка одуревший от качки Рагнар тяжело спрыгнул на деревянный настил, по которому уже вовсю туда и сюда носился Арни, бурно выражавший свой восторг от высадки на твердую землю. Он перездоровался со всеми встречающими корабль, начавшими удивляться, кто ж это такой, а потом полез обниматься с капитаном, который радости Арни не разделил и с ворчанием уклонился от объятий. Но Арни это не смутило.

   Что Арни понравилось гораздо меньше, – мстительный капитан успел шепнуть патриархальным местным жителям, что Арни участвовал в походах ярла Хакона, к которому здесь испытывали не просто верноподданические чувства, как к государю, но почему-то обожали. В итоге Арни с кислой физиономией пришлось отвечать на разные дурацкие вопросы, пока на помощь не подоспел Рагнар. Он спас героя-викинга, за рукав вытащив его из кружка взволнованной молодежи, бредившей славными подвигами, отважными грабежами и остальной галиматьей.

   Рагнар невзначай сообщил всем на ухо, что удалец наш капитан в дороге проткнул своим не знающим промаха гарпуном крупного морского змея, и теперь хранит его засоленную гузку втайне от всех в большом сундуке, что рядом с рулевым веслом (во-он там, видите?), потому что хочет продать ее втридорога самому конунгу. Какому именно конунгу, Рагнар уточнять не стал. Молодежь немедленно переключилась с Арни на капитана, и друзья получили, наконец, передышку. Теперь можно было заняться делами.

   Выудив из шнеки скромный багаж в виде двух кожаных заплечных мешков (Гундельссон долго смеялся бы – если б мог), приятели помахали ручкой взбешенному капитану и пошли вверх по берегу. Они миновали выкрашенный в белый цвет рунный камень с изображением большой селедки вверху и маленьких кривых человечков внизу. Селедка больше походила на отрастившую плавники жирную собаку неизвестной породы. Художник сделал под ней подпись, видимо, будучи не до конца уверенным в том, что ему удалось достичь портретного сходства. При взгляде на рисунок возникало смутное чувство непонятной тревоги.

  – «Белая Селедка», – громко прочитал Арни, в основном для слуха местных жителей. Затем приблизился к Рагнару и прошептал:

  – В путь выйдем завтра на рассвете, чтоб никто не увидел. Надо заметать следы.

  – Урожай морошки в этом году особенно хорош! – добавил он погромче для проходящего мимо пожилого моряка. Тот скептически посмотрел на Арни, но ничего не сказал.

  – Проклятье, – заворчал Рагнар, – дай же выспаться, в конце концов. Из меня эта покоряющая моря лоханка, – он мотнул головой в сторону «Рыгающего Дракона», – высосала все соки.

  – Не время спать, соня, – тихо сказал Арни. – Когда охотишься на ульва-оборотня, или, как его называют германцы, вервульфа – это просто, – заявил он семенящей мимо кумушке с бельем в деревянной бадье. – Важно в первую очередь схватить его за задние ноги, и только потом ударить головой о сосну. А вот охота на вербера – гораздо сложнее. – Кумушка шарахнулась от Арни в сторону. – Когда мы ехали на «Рыгающем драконе», – это уже тихо, для Рагнара, – я всматривался в верхушки прибрежной тайги и заметил там неясное шевеление...

  – И что? – насторожился Рагнар.

  – Мне кажется, я видел цверга...

   Теперь уже Рагнар отшатнулся от Арни.

  – Тролль нагадь на твой язык, – пробормотал он.

  – Ну, может, это был и не цверг, – Арни пожал плечами. – И даже скорее всего, не цверг. А если и цверг, то наверняка не тот. Мало ли водится цвергов в этих краях! Но знаешь, особенно рассиживаться нам все равно не с руки. Как бы наш цверг не оклемался и не наслал зловещие чары.

  – Раньше думать надо было, – злобно сказал Рагнар. – Я так и знал, так и знал!

  – Ничего, ничего. Мы успеем. Заночуем на постоялом дворе, а завтра – в путь. Надо будет оружие почистить, а то заржавело все, да барахлишко кой-какое притарить, да эля в дорогу припасти...

  – На какие, интересно, шиши? – язвительно поинтересовался Рагнар. – Он не мог простить другу его беспечность.

  – А вот на какие! – неожиданно откликнулся Арни, залез в свою бездонную запазуху и показал Рагнару очень подозрительно знакомый кошелек. Рагнар выпучил глаза.

  – Это у тебя откуда? – только и сумел выдавить он.

   Рагнар мог бы поклясться, что кошелек раньше принадлежал некоему шведу Олафу Гундельссону.

  – Откуда, откуда, – сказал Арни невозмутимо. – Оттуда. Хотя грабить, конечно, и гораздо лучше, чем воровать, но в нашем с тобой положении выбирать не приходится.

  – Да когда же ты сумел, дружище?? – выдохнул Рагнар, с завистью поглядывая на кошелек.

  – Кто смел, тот и сумел, – небрежно бросил Арни. – Снял под шумок. В качестве возмещения за беспокойство. Тем боле, что они ему, наверное, больше не понадобятся, – и Арни забренчал монетами.

   Будучи мастером топора, Арни понимал также и в колото-рубленых ранах, так что приходится верить ему на слово.

  – Скажите, пожалуйста, – вежливо обратился Арни к вышедшему из переулка маленькому одноглазому бонду в выдровой шапке с ушами, – где тут у вас ближайший постоялый двор?

  – Вот, вот, они! – совершенно невпопад заорал тот в ответ, мелко тряся бородой и тыча пальцем в Арни.

  – Уважаемый, а тебе не кажется, что надо бы быть повежливее... – начал было Арни надменно.

   Но договорить не успел, потому что из-за угла неожиданно набежала большая толпа, схватила друзей и поволокла их к годи.

   Дождавшись тишины (что, надо сказать, не было просто, но Арни поднял руку, и буквально в течение получаса все замолчали), Арни взял слово.

  – Вербер, или, говоря простым языком, человеко-медведь, – животное не только вредное, но и опасное, – важно начал он. – Кроме того, он еще чрезвычайно редко встречается. Сам я лично, – Арни сделал паузу, обвел аудиторию суровым взглядом, как бы испытывая, не хочет ли кто возразить (возразить никто не хотел), – убил двух верберов, причем одного в Нормандии, а другого в Саксонии, и это – прошу заметить! – на две сотни убитых верволков. Само понятие человеко-медведя (я буду произносить его на германский манер) пришло к нам от саксов. Потому-то я и начал уж думать, что у нас, в Скандинавии, они не встречаются.

  – Итак, – продолжил Арни, – в отличие от обычного медового бьёрна, который представляет из себя добродушного, мирного зверя, несущего солидность и спокойствие, – если, конечно, его не раздразнить непристойными танцами или не напоить черным элем, вызывающим злобу, а также, если он не является шатающимся бьёрном; – я говорю, в отличие от него, бьёрн-оборотень приобретает все мерзкие и отвратительные черты, которые мы справедливо осуждаем в человеке. Это: коварство, жадность, лень, гордыня и зависть. В особенности оборотень становится непереносимым, если обращение его произошло из человека, не отличавшегося добродетелью, а, напротив, – вздорного нравом, бесстыдного поведением, известного нездоровым, дурным и противным честному люду пристрастием к ворожбе. Что, я понимаю, и произошло в вашем случае...

   На первый взгляд, дела приятелей складывались как нельзя лучше. Арни, как всегда, доигрался со своей болтовней. Прилюдно помянув вермедведя, Арни, сам того не подозревая, со всего маху наступил жителям Белой Селедки на больную мозоль. Уже неделю городишко гудел, как растревоженный улей.

   Предистория была такова: известный своим бесстыжим поведением, ленью и завистью – то есть всеми теми замечательными качествами, что перечислил в своей лекции Арни – так вот, печально известный этими чертами берсерк Хельги Перекошенный окончательно перекосился. И перекосился берсерк до такой степени, что украл у самого кузнеца колдовские медные пластинки с заклинаниями, что нужны кузнецу для того, чтобы заговаривать и подчинять своей власти металлы.

   Однако, похоже, умения кузнеца простирались подальше секир и гарпунов, потому что, прочитав таблички, берсерк завыл не своим голосом и опрометью бросился в лес, и больше никто из жителей Белой Селедки его не видел.

   Тем же вечером, как село солнце, из сумеречного леса вышел жуткий зверь. Это был огромный, косматый, перекошенный медведь, чертами морды сильно схожий с берсерком Хельги. Первым чудище на узкой улице Белой Селедки повстречал рыбак Ари Бережливый, о чем городок известил его протяжный, полный ужаса визг, от которого у самого годи мурашки поползли по спине. В свете молодого месяца зверюга показалась Ари размерами никак не меньше того дракона, что убил легендарный Беовульф. Рыбак упал на спину и обмочился. Оборотень для острастки укусил Ари за нос, а затем отнял у вопящего благим и не благим матом рыбака всех его лососей и кошелек, неосмотрительно привешенный хозяином к поясу на видном месте. Затем, рявкнув на прощанье и забросав рыбака землей, чудище скрылось с места преступления.

   Из этого прискорбного случая жители Белой Селедки сделали два важных вывода. Во-первых, оказалось, что для нападения оборотня вовсе не требуется полнолуние. А во-вторых, все убрали свои кошели с глаз подальше, перевесив их в более недоступные места. Поэтому второй случай нападения вермедведя стал гораздо более трагичным.

   На сей раз жертвой вербера стал семидесятилетний дедушка Торд Белый, могучий старик, ветеран почти всех известных походов, мореход, не единожды плававший к Границам и лично знакомый с Эйриком Рыжим (тогда еще не имевшим, к слову сказать, своего легендарного географического ореола, а просто не знавшим удержу берсерком и колобродом, объявленным вне закона). Дед Торд на старости лет, однако, сколотил состояние и в Белой Селедке владел обширной усадьбой в несколько кварталов, с кучей подсобных промыслов. Гибель его потрясла и опечалила всех, тем более, что дедушка Торд, по его собственным словам, собирался протянуть еще никак не меньше четверти века, если бы не сумасшедший человеко-бьёрн. Хроника событий выглядела так.

   Вермедведь бросился на дедушку Торда из засады, неожиданно, когда тот вышел полюбоваться закатом и красивым видом Перерубленной Горы в лучах заходящего солнца, с кружкой пива в руках. Оборотень неслышно подкрался к дедушке сзади (с годами ветеран стал несколько туг на ухо), повалил его, и, упершись лапами в спину, принялся искать кошелек на поясе старого викинга. Не найдя там ничего, оборотень перевернул жертву, чтобы поискать спереди, и вот тут-то ему пришлось столкнуться с неукротимым боевым духом дедушки Торда.

   Увидав так близко от себя алчную и зловонную морду оборотня с маленькими бегающими глазками и капающей из пасти ядовитой слюной, дед Торд пришел в неистовство.

  – Я убью тебя, бессовестный шалопут и пердун Хельги!!! – завопил дед, и эхо этого клича, по словам очевидцев, докатилось до самой пристани.

   После чего дед Торд, не вдаваясь больше в бесполезные разговоры, въехал наглому ворюге по зубам, и рев раненого оборотня известил о том, что дедушка, в молодости ударом кулака сбивавший с копыт лося, не до конца утратил былую сноровку.

   Как раз в этот момент на помощь деду подоспел его отпрыск, четырнадцатилетний правнук Харальд, вооруженный тем, что попалось под руку, а именно – древним родовым каменным молотом с боевыми рунами. Этим-то молотком он, недолго думая, и отоварил хищника по хребту.

   Трудно сказать, сработали ли магические руны, или же просто Харальд не пожалел размаху, вступаясь за героического деда (хотя какой размах у подростка...), но только в результате его удара случилось чудо – оборотень потерял-таки соображалку и рухнул замертво прямо на деда Торда, всей огромной тушей придавив того к земле, – а туша, надо сказать, была немаленькой: кажется, рыбак Ари почти не соврал.

   Маленький Харальд, надрывая мальчишеский пупок, тонкими ручонками принялся стаскивать издохшего, как ему показалось, вермедведя со своего деда. Не тут-то было – задача оказалась непосильной для ребенка! Сколько Харальд не пыхтел, не плакал и не ругался, туша не сдвигалась ни на йоту. В конце концов обессиленный Харальд сел на землю и ломающимся голосом принялся укорять небеса, крича что-то вроде того, что если Тор, Один и Локи не хотят дать ему необходимую силу, то пускай эти жалкие трусы слезут со своего задрипанного Асгарда и попробуют что-нибудь сделать с ним, Харальдом, который имел их всех, и имеет, и будет иметь в дальнейшем, если несправедливость будет продолжаться.

   Имена перечисляемых Харальдом мэтров произвели неожиданное действие на негодного оборотня. Он моментально пробудился, спрыгнул с деда, одним махом перескочил через совсем ошалевшего от такого поворота событий Харальда, и был таков: хвост вермедведя исчез в молодом ельнике, не успел Харальд сказать «ап». Тут, как всегда вовремя, подоспели взрослые воины и застали горько рыдающего Харальда: дед Торд успел-таки отправиться в Вальгаллу. Он задохнулся в густой вонючей шерсти распроклятого человеко-бьёрна...

   Но не отпылал еще погребальный костер, как на Белую Селедку свалилось новое потрясение. К утру следующего дня обнаружилось, что похищена девица, и не кто-нибудь, а дочка помощника годи, раскрасавица и предмет многочисленных сватовств; одна из самых желанных невест Белой Селедки. И не надо ходить к прорицательнице, чтобы догадаться, чьих грязных лап было черное это дело: берсерк Хельги, еще будучи человеком, – человеком темных страстишек и сластолюбцем, – неоднократно домогался он к помощнику годи со своими поползновениями, и был отвергнут, и подвергнут остракизму и отказу от дома. Конечно, берсерк-оборотень попомнил былое, воспользовался случаем и, видно, получил свое. Представив себе картину, на этот раз в Селедке взбесились буквально все.

   В сей удачный момент как раз и подвернулся Арни со своими разглагольствованиями о верзверях. Разгоряченные старейшины сначала хотели просто обмазать болтунов смолой, вывалять в перьях, поджечь и посмотреть, как они будут красиво гореть. Однако заковыристый бескостный язык Ловкача сослужил друзьям службу и на этот раз.

   Арни раздул щеки и хладнокровно заявил (хотя сердце, безусловно, ёкало), что да, это можно, но кто ж тогда будет ловить вредоносного и хитрого вербера, если умные старейшины уморят единственного на настоящий момент в городе мастера по охоте на оборотней, каким он, Арни, и является? Вот эти вот сельские простаки? (После этих слов Арни чуть не убили вторично). Однако его удача пока оставалась с ним, и все кое-как утихло. Друзей развязали и даже согласились выслушать: старейшины порешили, что на безрыбье сойдет и такой угорь, как Арни. Тем более, что кузнец в сознание до сих пор не пришел – ведь поганец-берсерк при покраже табличек здорово рубанул его по загривку, и были серьезные опасения, что кузнец может отбыть вдогонку за дедушкой Тордом...

   Таким образом, Ловкачу удалось завладеть вниманием аудитории, и мы видели, как он заливался датским соловьем. Слушания проходили в обширном доме годи, в главном зале для пиров, куда битком набились все самые авторитетные бонды Селедки (менее авторитетные, вытянув жилистые шеи на предельную длину, толпились в сенях, куда передавались по цепочке эль и жаркое).

   Арни вещал. По его требованию ему и неразлучному Рагнару подали по две больших серебряных кружки, больше похожих на средних размеров бадьи. При виде богатого стола годи Арни обуяла неслыханная жадность: мало того, что между делом он сожрал половину здоровенного дикого кабана, фаршированного изюмом, черносливом и орехами, но умудрился стянуть из-под носа ничего не видящего от слез помощника годи единственный в городе мех с дорогущим привозным вином из Бургундии, и засунуть его себе под кольчугу. Теперь Ловкач раздувался и лоснился до неприличия, но это его не смущало.

  – Пускай себе, – вполголоса сказал годи помощнику, – если трепач не справится, мы всегда успеем отстричь ему его плешивую башку.

  – Пускай грозится, – вполголоса сказал Арни Рагнару, – когда он соберется это сделать, мы будем уже далеко – грузить золото на корабли.

   На том порешили.

   После вечера и половины ночи энергичных обсуждений, Арни и компания в лице потомка ярлов Рагнара, с одной стороны, и годи Белой Селедки с помощником и наиболее знатными бондами, с другой стороны, заключили уговор о следующем.

   Арни и компания организуют возвращение похищенной девицы обратно в Белую Селедку по возможности невредимой (помощник годи хотел вставить еще и «непоруганной», но Арни подписывать такие руны категорически отказался, заявив, что вот тут его способности заканчиваются, потому что он, конечно, владеет кой-какой магией, но отнюдь не волшебник. Чем вверг помощника в глубочайшее уныние).

   Арни и компания также постараются отправить зловредного оборотня и бывшего берсерка Хельги по возможности в Хель. Способы отправления берсерка по указанному адресу остаются на совести Арни и компании.

   Белая Селедка, в лице годи, помощника, и прочая, со своей стороны, обязуются обеспечить Арни Ловкача и компанию всем снаряжением, оружием, съестными припасами и согревающими напитками, необходимыми для осуществления вышеуказанного подвига, а также платой за проделанную работу, равной...

   По поводу платы разгорелись ожесточенные споры. Обуреваемый жадностью и наглостью, Арни потребовал от годи и помощника неслыханного: всей посуды из драгоценных металлов с пиршественного стола, а также заговоренный амулет, спасающий от бедности – золотую нательную жабу на толстой хитрого плетения цепочке, со злыми глазками из самоцветов.

   Годи, заслышав такие претензии, поперхнулся, и пришлось настойчиво колотить его по спине, чтобы он пришел в себя. Придя в себя, мэр без обиняков заявил Арни, что они оба с потомком ярлов вместе взятые не стоят такой суммы, а уж про жабу разговаривать отказался наотрез. Помощник схватился за волосы. Арни взялся за топор. Бонды Белой Селедки принялись за мечи. Положение спас Рагнар. Он, с своей флегматичной рассудительностью взял слово и сказал, что годи, видно, погорячился, но если уж он так хочет, они с Арни не настаивают, и пусть вербер Хельги и дальше жрет жителей Селедки и ворует девиц, – у них с Арни, в общем, заказов достаточно, и за валом они не гонятся.

   Аристократическое хладнокровие Рагнара возымело действие. Мэр сбавил тон, сквозь зубы извинился перед приятелями и выразил готовность договариваться, – при условии, что жаба выносится за скобки. Арни порывался что-то сказать, но Рагнар положил руку ему на плечо, и глядя прямо в глаза мэра своими пронзительными голубыми зенками незаконного потомка, заявил, что от жабы они отказываются, потому что у одного только Рагнара в его датском имении есть жаба вдвое больших размеров, и счастье мэра, что он, Рагнар, не взял ее с собой... Арни энергично закивал.

   Обрадованный годи немедленно пожал Рагнару обе руки, и переговоры возобновились. В конце концов стороны сошлись на двух кошельках монет потом и инкрустированном блюде в качестве задатка. Блюдо Арни немедленно поместил себе на живот, поверх бурдюка с вином, и принялся выбивать по нему барабанную дробь.

   В качестве заключительного положения обе стороны удостоверили, что несут полную ответственность за выполнение взятых на себя обязательств. Этот пункт уже не понравился Арни. Он предпочел бы не нести никаких обязательств, но красноречивая харя помощника мэра мстительно дышала в спину, и подписывать пришлось...

   Выступали на рассвете. Впереди шли подрядчики – вербер-ягеры Арни Ловкач и Рагнар Длинноухий, отдуваясь и икая. (Благородный Рагнар никак не мог разлепить щелочки-глаза, часто спотыкался и каждый раз, чтобы не упасть, хватался за маячивший впереди светлый предмет – лысину идейного вдохновителя предприятия. Арни только тихо шипел в ответ – на большее сил не хватало). Следом, шагах в пяти, из почтительности не рискуя подойти ближе, шли воины Селедки, в полном вооружении.

   Воины Селедки были представлены юнцами от двенадцати до шестнадцати лет, с Харальдом, внуком деда Торда, в качестве предводителя (большие воины Селедки спали вповалку в доме годи). Подростки поднимали такой гвалт, что своими звонкими голосами распугали, наверное, всех оборотней аж до самого Хладира. Наконец Ловкач, у которого сильно болела голова, обернулся и довольно злобно приказал им замолчать.

   В свободном пространстве между мальчишками и подрядчиками семенил помощник мэра. Он уже несколько раз приставал к Арни с вопросами, точно ли Арни во всем уверен, и сумеет ли он вернуть девицу целой. Когда Арни это надоело, он обернулся, отодвинул путающегося под ногами Рагнара и сказал, что если не целой, то уж по частям он девицу добудет гарантированно. (Так прямо и заявил, каменносердый!) После этого шокированный помощник замолчал.

   Замыкала процессию вереница рабов, под завязку нагруженных заточенными кольями, сетями, стрелами с раздвоенными наконечниками, разборной железной клеткой, ядовитой приманкой, бурдюками, гарпунами, второй половиной запеченного кабана на золоченом блюде, лопатами, чесноком, амулетами, бобровыми шкурами, семгой, цепями, коваными железными капканами и другим необходимым оружием. Совершенно непонятно было, как Арни вдвоем собирается тащить то, что с большим трудом перли, надрываясь, восемь дюжих носильщиков, но он сказал Рагнару, что своя ноша не тянет – жаба все еще продолжала бушевать в душе достойного специалиста по верберам и сокровищам...

   Ибо Арни, как уже, наверное, догадался читатель, вовсе не собирался ловить никакого человеко-медведя.

   Первая часть задачи, стоявшей перед компаньонами – получение необходимого снаряжения для поиска клада – была успешно разрешена. Но оставалась вторая часть. Она состояла в том, чтобы избавиться от посторонних глаз и ушей. Пока Арни ничего не придумал, и поэтому приказал тащить груз к подножию Перерубленной Горы, благо это было приятелям по пути. Арни сказал, что вряд ли вермедведь Хельги является исключением из общих правил и обычаев вермедведей, и потому он наверняка держит пленницу в мрачных скальных пещерах. Так что засаду надлежит устроить именно там.

   Сделав такое заявление, Арни сам поразился своему уму и изворотливости. Он вдруг обнаружил, что гораздо лучше, когда твой багаж тащит за тебя кто-то другой, нежели чем это делаешь ты сам. Однако человек никогда не бывает доволен полностью: уже через мгновенье Арни тихо костерил себя и Рагнара последними словами, потому что никто из них не догадался вчера включить в договор лошадей или пони. А ведь ехать, как легко скумекает тороватый читатель, гораздо лучше, чем идти! И никто из бондов Белой Селедки об этом тоже, конечно, не вспомнил, потому что считалось, что ловля оборотня вряд ли будет проходить далеко от городской черты...

   Некоторое время Арни предавался ожесточенному самобичеванию. У него даже возникла мысль заставить сопровождающих сделать для них с Рагнаром носилки, но от такой идеи пришлось, скрепя сердце, отказаться: это выглядело бы слишком подозрительно. Арни вздохнул и смирился с судьбой...

   Труднее всего было отделаться от юнцов. Помощник годи быстро согласился с тем, что охота на оборотня требует уединения и сосредоточенности, и никто не должен мешать вербер-ягерам, бо не разозлить норн и ненароком не превратить вербера во что-нибудь гораздо более опасное, тем более, что наглец владел, как уже, кажется, говорилось, медными пластинками кузнеца. Несомненно, помощника волновала судьба дочери, но таких дочерей, в конце концов, у него было еще три штуки (как бы цинично это ни звучало), а берсерк Хельги уже давно грозился зверски отомстить помощнику за бесчестье при сватовстве. Теперь, когда берсерк натурально стал зверем, подходящий случай для такой мести, надо полагать, настал. Конечно, помощник ни в коем случае не думал пугаться какого-то там берсерка-оборотня, о нет! Но он был разумным человеком, полностью согласным с тем, что будет лучше, если делом займутся профессионалы.

   Другое дело – молодежь. Для них, естественно, чем больше оборотней – тем лучше. И даже если оборотни со всей родины Сканди слетелись бы к подножью Перерубленной Горы и принялись роиться здесь, подобно злющим летним комарам, это только прибавило бы мальчишкам азарта. Во взгляде каждого (ну, кроме разве самых маленьких) легко читалась полуголая, привязанная к скале девица, простирающая хрупкие руки навстречу освободителю – суровому ратоборцу в золоченом панцире, густо покрытому шрамами и кровью, – своей и сотен врагов, убитых в самый разгар их вражьей деятельности, – понятно, кому. Арни пришлось применить хитрую тактику и в очередной раз поработать языком (на котором уже начала образовываться небольшая мозоль).

   Он отозвал Харальда в сторонку, приобнял за плечи и доверительным тоном поведал ему такой план.

   Чуть попозже, сказал Арни, как опустятся сумерки, они с Рагнаром приступят к камланию и выманят оборотня из пещер, потому что оборотни всегда интересуются всяким колдовством и кудесами. Как только оборотень приблизится, чтобы полюбопытствовать, Арни останется у костра – отвлекать гада, а Рагнар тем временем зайдет с тыла и подожжет чудодейский хворост. Оборотень, решив, что начался лесной пожар, немедленно начнет спасать свое имущество, а именно: награбленное серебро, таблички кузнеца и, конечно же, дочь помощника мэра. Он возьмет деньги и таблички в пасть, а дочь мэра посадит на спину и бросится... Куда же? Правильно, туда, где уже будет ждать его Харальд со всеми товарищами.

   Харальд нахмурился, и Арни его понял. Так вот, продолжил он, кто мешает Харальду сказать остальным, что он, в свою очередь, погонит ошалевшего оборотня на них; отослать мальцов, а самому, спрятавшись в кустах, расправиться с вербером единолично, одним махом заполучив славу, и девушку? Конечно, никто.

   После этого Харальд расцвел как заморский тюльпан и уже больше не возражал. Только, сказал Арни, пускай Харальд устроит свою засаду не слишком близко отсюда, ибо нюх у оборотней вельми острый, и, почуяв такого воина, как Харальд (мальчишка покраснел), оборотень может ускакать в совершенно ином направлении.

   Харальд посерьезнел. Он все понял, сказал он Арни, и устроит засаду не ближе, чем в часе хода отсюда. Молодец, только единицы в твоем возрасте столь умны, сказал Арни и похлопал Харальда по спине. От похвалы знаменитого вербер-ягера Харальд расцвел еще больше. Теперь оставалось только договориться, в каком направлении погонят вербера, и, договорившись, сияющий Харальд вскоре увел всю честную компанию.

  – Уф, – пожаловался Арни, – как же я устал.

   Сразу вслед за этим он чуть было не наступил в медвежий капкан, заряженный кем-то из подростков, и выругался.

  – Дети, дети, – сказал Рагнар.

  – Надеюсь, они это не нарочно, – сварливо сказал Арни, – в противном случае я не поленюсь вернуться, чтобы прицепить эту штуку, – он пнул капкан ногой, – на нос шутнику. (На самом деле, конечно, Арни выразился более энергично, но позвольте скальдам умолчать о том, куда именно Арни хотел прицепить молодой поросли пресловутый железный снаряд).

  – Спать хочется, – сказал усталый Рагнар.

  – Верно глаголешь, но надо идти, друг мой. – И Арни принялся в расстройстве расхаживать среди лежащего повсюду барахла, не решаясь никуда приткнуться.

  – Я думаю, – сказал рассудительный Рагнар, – перед тем, как двигаться вперед, не мешает подкрепиться.

  – Боги говорят твоими устами, дорогой друг! – воскликнул Арни, на которого неожиданно напала нервная трясучка. Он схватил холодного запеченного глухаря с блюда и что есть силы впился в него зубами.

  – Поспешность в трапезе приводит к отуплению ума, – подняв палец, сказал Рагнар, – она необходима только при ловле эльвов, – и он принялся основательно разводить костер.

  – Это которые такие маленькие, – Арни сблизил большой и указательный пальцы, – с крылышками и длинными ушами, да? – Арни сделал невинное лицо.

   Рагнар хотел дать ему подзатыльник, но промахнулся, как и Олаф Гундельссон.

   Длительные прогулки на свежем воздухе как ничто другое способствуют здоровому аппетиту. Ну, а хорошая трапеза требует после себя, как известно, хорошего отдыха. То есть здорового сна на свежем воздухе. И друзья вербер-ягеры не стали пренебрегать этим правилом. Устроившись, как смогли, среди разбросанной тут и там поклажи, они договорились вздремнуть четверть часика, а уж потом со свежими силами двинуться в дальнейший путь.

  – Разбуди меня, как только солнце минует во-он ту ветку ели, – сказал Арни, уютно свернувшись калачиком на одеялах помощника мэра и обматывая голову бобровой шкурой.

   Ответом ему был богатырский храп потомка древнего рода, красиво отзывающийся далеким эхом в скальных пещерах Перерубленной Горы.

  – Ну и ладно, – сказал Арни, пожал плечами и захрапел сам, удобно склонив голову на жирного лосося.