Текст книги "Приключения Фарго"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Грант Блэквуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 65 страниц)

Глава 12

Ла-Джолья

– Ты ведь не серьезно, правда? – воскликнул Сэм, глядя на Сельму. – Утраченная коллекция Наполеона… Это же всего лишь…

– Легенда, – закончила за него Реми.

– Вот именно.

– Не обязательно, – отозвалась Сельма. – Для начала давайте устроим небольшой экскурс в историю, чтобы вы поняли, о чем речь. Я знаю, что вы оба имеете некоторое представление о наполеоновской эпохе. Чтобы не надоедать лишними подробностями, я опущу описание ранних лет жизни и перейду сразу к военной карьере. Уроженец Корсики, Наполеон впервые проявил себя при осаде Тулона в тысяча семьсот девяносто третьем году и был повышен в чине до бригадного генерала, потом до генерала армии Запада, затем назначен командующим внутренними войсками и, наконец, командующим французской армией в Италии. В течение следующих нескольких лет он воевал в Австрии, откуда вернулся в Париж настоящим героем. Проведя несколько лет на Ближнем Востоке в ходе Египетской экспедиции – кстати, на фоне успехов Бонапарта она выглядит скорее как провал, – он возвращается во Францию, принимает участие в coup d'etat (иными словами, в государственном перевороте) и провозглашает себя первым консулом нового французского правительства. Годом позже, прежде чем развернуть вторую итальянскую кампанию, Бонапарт переводит войска через Пеннинские Альпы…

– Знаменитая картина, где он на коне… – вставила Реми.

– Верно, – согласилась Сельма. – Верхом на вставшей на дыбы лошади, взгляд решительный, губы плотно сжаты, рука указывает вдаль… Забавно, но в действительности все происходило несколько иначе. Во-первых, несмотря на распространенное мнение, на момент перехода через Альпы жеребца Наполеона звали не Маренго, а Штирия; новую кличку ему дали позже, в тысяча восьмисотом, через три месяца, дабы увековечить победу при Маренго. Самое смешное в том, что большую часть пути Наполеон проделал верхом на муле!

– Как-то не вяжется с героическим образом…

– Да уж. Во всяком случае, по окончании итальянской кампании Наполеон вернулся в Париж как победитель и через сенат провел декрет о пожизненности своих полномочий – дело шло к бессрочной, ничем не ограниченной диктатуре. Два года спустя он провозгласил себя императором. Примерно через десять лет Бонапарт завоевывает Европу. Он одерживает победу за победой – вплоть до двенадцатого года, года вторжения в Россию. Роковой просчет: русская кампания стала началом конца империи. Французы были вынуждены отступить в самый разгар суровой зимы; из великой наполеоновской армии выжил лишь каждый десятый солдат. Наполеон вернулся в Париж и наспех собрал новое войско, в тщетной надежде удержать завоеванное. В итоге наполеоновская армия потерпела поражение в Битве народов под Лейпцигом, и объединенные русские, австрийские, прусские и шведские войска вступили в Париж. Весной тысяча восемьсот четырнадцатого Наполеон отрекся от престола, уступив трон Людовику Восемнадцатому Бурбону, и месяц спустя отправился в ссылку на островок Эльба в Средиземном море. Его жена с сыном спаслись бегством…

– Не Жозефина? – спросил Сэм.

– Нет, другая. В тысяча восемьсот девятом Наполеон развелся с Жозефиной, по примеру Генриха Восьмого объявив причиной развода отсутствие наследника. Он женился на Марии Луизе, дочери австрийского императора, которая родила ему сына.

– Гм, продолжай…

– Примерно год спустя Наполеон бежит с Эльбы, возвращается во Францию и вновь собирает армию. Испугавшись грозного противника, Людовик бросает трон и страну; Наполеон вновь одерживает верх. Это и стало началом так называемых Ста дней – на самом деле все продлилось и того меньше. Менее трех месяцев спустя, в июне, Сто дней завершились окончательным разгромом Наполеона. Англичане и пруссаки наголову разбили французскую армию, обескровленную долгими годами войны, в битве при Ватерлоо. После очередного отречения англичане выслали Бонапарта на остров Святой Елены – кусок скалы размером с два Вашингтона, затерянный где-то посреди Атлантики между Западной Африкой и Бразилией. Там он провел оставшиеся шесть лет своей жизни и умер в тысяча восемьсот двадцать первом году.

– От рака желудка, – подсказал Сэм.

– Это общепризнанная версия, но многие историки полагают, что Наполеона убили: отравили мышьяком.

– Итак, – подвела итоги Сельма, – вот мы и вернулись к «утраченной коллекции». Миф возник в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, когда некий контрабандист по имени Лионель Арьенн, исповедуясь на смертном одре, признался, что в июне восемьсот двадцатого, за одиннадцать месяцев до смерти Наполеона, в одной из таверн Гавра к нему подошел военный, всецело преданный опальному императору. Арьенн называл его просто «майором». Бонапартист нанял Арьенна, чтобы тот довез его на своем корабле – шхуне под названием «Сокол» – на остров Святой Елены; там они должны были забрать груз и доставить в секретное место – место военный обещал назвать после того, как они отплывут с острова. По словам Арьенна, шесть недель спустя они достигли берегов Святой Елены; в небольшой, затерянной меж скал бухте их встретил человек на весельной шлюпке с обещанным грузом – деревянным ящиком примерно два фута в длину и фут в ширину. Встав к Арьенну спиной, майор открыл ящик, проверил его содержимое, снова запечатал… и вдруг выхватил меч и зарубил человека в шлюпке. Тело обмотали куском якорной цепи и сбросили за борт. Шлюпку затопили… Так вот: дойдя до этого места, старый контрабандист испустил дух – оборвал рассказ на полуслове, унеся с собой в могилу тайну ящика. Ни о содержимом, ни о том, куда они с майором перевезли груз, он рассказать не успел. Казалось бы, тут истории и конец… и, наверное, так бы оно и было, если бы не Лакано.

– Частный виноградник Наполеона, – снова не преминул блеснуть эрудицией Сэм.

– Правильно. В то время как Арьенн в компании таинственного майора направлялся к острову Святой Елены, неизвестные злоумышленники сожгли виноградник Лакано, который французское правительство милостиво оставило Наполеону в числе прочей собственности. Посадки, винодельня, бочки с вином – все было уничтожено подчистую. Даже над почвой кто-то постарался, засыпав солью и щелоком.

– А семена? – спросила Реми.

– И их тоже. Вообще-то название Лакано использовалось намеренно. На самом деле семена сюда привозили с Корсики, из области Аяччо-Патримонио. Наполеон велел Аршамбо создать новый сорт, что тот и сделал, применив технику перекрестного опыления. Самое интересное, что по приказу Наполеона семена винограда Лакано хранились на надежно охраняемых складах в Амьене, Париже и Орлеане. Если верить легенде, не успело пламя пожара охватить виноградники, как все семена таинственным образом исчезли. Так виноград Лакано, росший только в этой прибрежной области Франции, был утрачен навсегда.

– Гм… – сказала Реми, – давайте на минуту представим, что за всем этим стоит реальная история. Вот что мы имеем: находясь в ссылке, Наполеон через тайного посланника – ну, не знаю, почтовым голубем там или как-то еще – передает своему главному виноделу Анри Аршамбо приказ изготовить последнюю партию и переправить ее на остров Святой Елены, затем выходит на верных людей во Франции и велит сровнять виноградник с землей, отравить почву, похитить и уничтожить семена. Вина не стало, а виноватых – простите за невольный каламбур – так и не нашли. Через несколько месяцев по распоряжению Наполеона некий майор приплывает на остров Святой Елены и тайком вывозит последнюю партию в неизвестном направлении, – Реми перевела взгляд с Сельмы на Сэма и обратно. – Я верно излагаю?

– Звучит убедительно, – сказал Сэм.

Все трое застыли, вдруг увидев стоящую на столе бутылку другими глазами.

– Сколько она может стоить? – спросила у Сельмы Реми.

– Считается, что в ящике, вывезенном майором и Арьенном с острова Святой Елены, находилось двенадцать бутылок. Судя по всему, одна бутылка успела разбиться. Если бы ящик уцелел… цена коллекции составляла бы девять – десять миллионов… среди ценителей, разумеется. Но ящик, я так понимаю, не сохранился, поэтому цена будет существенно ниже. В общем… По моим расчетам, каждая такая бутылка стоит от шестисот до семисот тысяч долларов.

– За бутылку вина! – выдохнула Реми.

– Не говоря уже об историческом и научном значении, – сказал Сэм. – Не забывай, речь о сорте винограда, который давно считается исчезнувшим.

– Ну и какие теперь планы? – спросила Сельма.

– Значит, Шрам охотится за вином, а не за «UM-34», – сказал Сэм.

– По мне, так он мало смахивает на ценителя, – добавила Реми.

– Ага. Судя по всему, он на кого-то работает. Я пока сделаю несколько звонков, подергаю за ниточки, может, и удастся кое-что выяснить. Сельма, а ты тогда позвони Питу и Венди, введи их в курс дела. Что скажешь, Реми?

– Согласна. Сельма, узнай как можно больше о Лакано. Нам нужны любые подробности: все о бутылке, об Анри Аршамбо. Ты знаешь, как это делается.

Сельма что-то черканула в блокнот.

– Я этим займусь.

Сэм напомнил:

– Когда введешь Пита и Венди в курс дела, засади их за исторические документы эпохи Наполеона. Нужно выйти на след таинственного майора. Пусть проштудируют все, от корки до корки.

– Понятно. Только вам кое-что надо знать. В состав чернил с этикетки входит порошок из цикады слюнявой. Этот вид встречается только на островах Тосканского архипелага в Лигурийском море.

Сэм понял, куда она клонит.

– Где находится остров Эльба…

– И где, – подключилась Реми. – Наполеон провел первую ссылку. За шесть лет до предполагаемой вылазки Арьенна и майора на остров Святой Елены… за тем самым вином.

– Либо Наполеон составил план, когда был на Эльбе, либо он захватил чернила с собой на остров Святой Елены, – сказал Сэм. – Возможно, мы никогда этого не узнаем. Сельма, приступай к своей части работы.

– Ладно. А вы двое?

– А мы займемся чтением дневников, – отозвалась Реми. – Эта бутылка была на борту «UM-34», ее там оставил Манфред Бем. Сумеем выследить «UM-34» и Бема – выясним происхождение бутылки.

До поздней ночи они провозились с дневником Бема и корабельным журналом «UM-34». Реми отмечала в дневнике места, которые, как она считала, могут помочь им лучше понять характер немецкого подводника. Сэм в обратном порядке восстанавливал путь, проделанный субмариной до места последнего упокоения, – вычисляя порт отправки.

– Вот, – сказала Реми, выпрямляясь на стуле и постукивая пальцами по дневнику. – Ключевое имя: Вольфганг Мюллер. Послушай запись от третьего августа сорок четвертого: «Завтра мы с Вольфи, моим братом по оружию, впервые выходим в море. Господи, молю Тебя, дай нам сил выполнить задание и послужить нашей стране, нашей любимой Германии».

– Брат по оружию… – задумчиво повторил Сэм, – и обладатель второй бутылки. Значит, Мюллер также служил в Кригсмарине… Бем – капитан «UM-34», Мюллер – капитан… чего? Может, «Гертруды»? Корабля-базы?…

– Может быть. – Реми взяла мобильник и набрала студию. – Сельма, поколдуешь для нас кое над чем? Все, что сможешь нарыть на моряка Кригсмарине, участника Второй мировой по имени Вольфганг Мюллер. Летом-осенью сорок четвертого он, вероятно, был капитаном какого-то военного судна… Ага, спасибо.

Верная себе, Сельма перезвонила ровно через полчаса.

Реми поставила звонок на громкую связь.

– Я нашла его досье, – объявила Сельма. – Вам какую биографию: длинную или короткую?

– Давай пока короткую, – ответил Сэм.

– Фрегаттенкапитан Вольфганг Мюллер. Родился в тысяча девятьсот десятом году в Мюнхене. В Кригсмарине вступил в тысяча девятьсот тридцать четвертом. Стандартная военная карьера, взысканий не имеется. К сорок четвертому дослужился до капитана вспомогательного транспорта «Лотарингия». Портом приписки значится Бремерхафен, местом службы – Атлантика. Согласно архивам ВМФ Германии, до переименования в «Лотарингию» это был «Лондон» – грузовой паром, построенный французами. В сороковом немцы захватили французский паром и переоборудовали его в минный заградитель. В июле сорок четвертого «Лотарингия» получила особое задание, но в чем именно оно заключалось, я так и не выяснила.

– Минный заградитель? – удивилась Реми. – Зачем им понадоби…

– К тому времени немцы проигрывали войну и знали это – все, кроме Гитлера, разумеется, – пояснила Сельма. – Они были в отчаянии. Все вспомогательные суда, которые они еще недавно могли бы использовать для транспортировки «UМ-34», оказались либо потоплены, либо переделаны в корабли конвоя. Среди множества блогов, посвященных этой теме, я наткнулась на веб-сайт с интересным названием «Выжившие с „Лотарингии“». Похоже, в сентябре сорок четвертого «Лотарингия» попала в шторм у берегов Виргинии-Бич, была атакована эсминцем ВМС США и вышла из строя.

– И случилось это примерно в пятидесяти милях к югу от залива Покомок, – сказала Реми.

– Верно. Тогда выжило меньше половины команды. А те, кто выжил, провели остаток войны в Кэмп-Лоди, лагере для военнопленных в Висконсине. Корабль отбуксировали в Норфолк, а после войны продали грекам. Насколько я знаю, он может до сих пор быть на плаву: нет никаких записей о списании.

– А Мюллер? Что стало с ним?

– Пока не знаю. Продолжаю искать. В одном блоге, который ведет внучка выжившего по фамилии Фрох, – своеобразный дневник событий, предшествовавших нападению, – говорится о том, что «Лотарингия» почти месяц простояла на секретной немецкой базе на Багамах. Пока что-то там «переоборудовали», моряки развлекались с туземками. Место называется Ромовый остров.

– Сельма, а на «Лотарингии» имелось ремонтное оборудование?

– Нет. Максимум, что можно было придумать, – привязать «UМ-34» к палубе, спрятать от чужих глаз под брезентом и перевезти через Атлантику.

– Это объясняет, почему они не могли починиться в открытом море, – сказала Реми.

– Да, но почему не произвели нужный ремонт заранее, в Бремерхафене, перед отплытием? Может, слишком торопились? Как я уже говорила, к тому времени на флоте у немцев царило отчаяние.

– Минуточку! – выпалил Сэм, схватил бортовой журнал субмарины и принялся его листать. – Смотрите, вот же оно! В начале журнала Бем указывает место, обозначив его аббревиатурой РО.

– Ромовый остров, – пробормотала Реми. – По идее…

– Похоже на то, – согласилась Сельма.

Сэм вопросительно взглянул на жену, а та вместо ответа лишь улыбнулась и кивнула.

– Ну что, Сельма, готова перевоплотиться в туроператора? Мы вылетаем в Нассау следующим же рейсом.

– Хорошо.

– И арендуй машину, – добавил Сэм. – Что-нибудь быстрое и сексуальное.

– Одобряю твой выбор, – с лукавой улыбкой проговорила Реми.

Глава 13

Нассау, Багамы

Сельма, как всегда, была на высоте: она исхитрилась забронировать два места в первом классе на последний ночной рейс, вылетающий в восточном направлении. Перелет из аэропорта Сан-Диего с одной пересадкой занял семь часов, и около полудня они уже приземлились в международном аэропорту Нассау. Впрочем, с арендой автомобиля им повезло меньше: пришлось довольствоваться ярко-красным «фольксвагеном-„жуком“» с откидным верхом. Сельма клялась и божилась, что это самая сексуальная и быстрая машина на всех Багамах. Сэм подозревал, что тут не обошлось без подкупа со стороны жены, но стоически молчал, пока на выезде со стоянки их не обогнал «корвет» со стакером «Эйвис», крупнейшей фирмы по прокату и аренде автомобилей.

– Ты видела? – спросил Сэм, обернувшись.

– Сэм, это для твоего же блага, – сказала Реми и потрепала его по колену. – Поверь.

Реми придержала рукой свою белую шляпу, чтобы ту не сорвало ветром, и запрокинула голову, нежась в лучах тропического солнца.

Сэм нахохлился.

– Ты что-то хотел сказать, милый? – спросила Реми.

– Ничего.

У стойки регистрации в пятизвездочной гостинице «Фор Сизонс» их ожидало послание:

Есть информация. Позвоните мне на юродской, СРОЧНО!

Р.

– Руб? – спросила Реми.

Сэм кивнул.

– Может, пойдешь пока? А я узнаю, чего он хочет, и догоню тебя.

– Ладно.

Сэм нашел укромный уголок на одном из диванов в вестибюле и нажал кнопку быстрого набора на спутниковом мобильнике. Рубен Хейвуд подскочил к телефону после первого же гудка.

– Руб, это я.

– Сэм, не клади трубку! – Послышался щелчок, и в аппарате что-то зашипело. Видимо, Руб включил какое-то шифровальное устройство. – Как дела?

– Отлично. Спасибо тебе огромное. Я твой должник.

– Глупости.

Сэм был знаком с Хейвудом вот уже двенадцать лет, с первых же дней работы в УППОНИР. Их знакомство состоялось в тренировочном лагере ЦРУ, на сельских просторах Виргинии, возле Уильямсбурга, где Хейвуд, оперативный сотрудник резидентуры ЦРУ, проходил курс переподготовки. Сэм находился там с той же целью, но как участник специальной экспериментальной программы. В УППОНИР решили подвергнуть перспективных сотрудников – самые светлые головы и изобретательные умы – упражнениям, через которые проходит любой резидент ЦРУ. Поднатаскать на непростых жизненных ситуациях – наиболее распространенных и смоделированных случайным образом. Идея была проста: чем яснее инженеры УППОНИР представляли себе работу в полевых условиях – вне уюта кабинетов и безопасности лабораторий, так сказать, – тем лучше они чувствовали нужды спецагентов и знали, какие факторы стоит учесть при создании очередного сверхмодного приспособления.

Сэм и Руб сдружились сразу, шесть недель изнурительных совместных тренировок зацементировали их дружбу, и с тех пор Фарго и Хейвуд поддерживали связь: раз в год осенью они встречались на выходных и устраивали трехдневный поход по Сьерра-Неваде.

– Имей в виду: информация, которой я собираюсь с тобой поделиться, общедоступна, по крайней мере формально!

Сэм читал между строк: получив накануне его звонок, Руб, в свою очередь, кое-кого обзвонил, задействовав деловые контакты и связи вне службы.

– Ладно. В твоем послании говорилось «срочно».

– Ага. У твоего Шрама кредитная карта с практически неограниченным лимитом; открыта палевые счета, с которых оплатили аренду катера в Сноу-Хилле, – чтобы это выяснить, пришлось копнуть поглубже. Зовут его Григорий Архипов. Русский спецназовец, участвовал в операциях в Афганистане и Чечне. Он и некто Холков, его правая рука, в девяносто четвертом после увольнения из армии подались на вольные хлеба. Архипова вы знаете в лицо, а фото Холкова я вышлю по электронной почте. Наверняка околачивается где-то рядом. Мы располагаем довольно точными данными: начиная с две тысячи пятого и по сей день и тот и другой работают на общего нанимателя, весьма жуткого типа по имени Гедеон Бондарук.

– Имя знакомое.

– Неудивительно, – объяснил Руб. – Он заправляет всем в украинской мафии и вращается среди элиты Севастополя. Несколько раз в год устраивает роскошные приемы и «охотничьи выходные» в своем поместье; в число гостей входят лишь сверхуспешные и сверхбогатые: политики, звезды, члены европейских королевских семей… Бондарук ни разу не был судим, но подозревается в дюжине убийств – в основном других криминальных авторитетов и собственных крутых парней, которым не посчастливилось его разозлить. О его прошлом ничего не известно, только слухи.

– Обожаю слухи, – сказал Сэм. – Рассказывай.

– Поговаривают, что во время русско-иранской заварушки он был партизаном, возглавлял ячейку борцов за независимость Туркмении. Якобы он тенью скользил в ночном мраке, нападал из засад и наводил ужас на пограничные патрули и конвои. И пленных не брал – после встречи с Бондаруком никто не оставался в живых.

– Добрый самаритянин.

– Угу. А почему он тебя интересует?

– Есть подозрение, что наши с ним пути пересекаются.

– А именно?

– Руб, тебе лучше не знать. Ты и так копнул слишком глубоко.

– Да ладно тебе, Сэм!…

– Просто забудь, Руб. Умоляю.

Хейвуд помолчал, потом со вздохом согласился.

– Ладно, ты начальник, я дурак. Тем не менее послушай совет друга: до сих пор тебе везло, но не стоит испытывать удачу.

– Знаю.

– Можно я хотя бы тебе помогу? Тебе стоит повидаться с одним моим знакомым… Ручка есть? – Сэм взял со стола блок бумаги и записал имя и адрес. – Надежный человек. Обязательно с ним встреться.

– Обязательно.

– И бога ради, умоляю, Сэм, береги себя!

– Да понял я. Мы с Реми еще и не из таких передряг выпутывались. Мы справимся, вот увидишь.

– Интересно только как?

– Легко. Надо лишь всегда на полшага опережать противника.

Три часа спустя Сэм съехал с прибрежной дороги и припарковал «жука» на небольшой, посыпанной гравием автостоянке рядом с ржавым ангаром из гофрированного железа – под ветроуказателем и потускневшим, написанным от руки плакатом: «ЛЕТАЙ С СЭМПСОНОМ». В пятидесяти ярдах справа находился ангар побольше; из двойных скользящих створок выглядывал нос самолета. С другой стороны от ангара протянулась взлетно-посадочная полоса, посыпанная дроблеными ракушками.

– Точно здесь? – спросила Реми, нахмурившись.

Сэм сверился с картой.

– Ага, все верно. По словам Сельмы, лучше места не найти.

– Ну если она так сказала…

– Ты точно хочешь взять его с собой? – Реми кивнула на завернутый в полотенце предмет, лежащий на полу между ног Сэма.

Пообщавшись с Рубом, Сэм вернулся на виллу и поделился с Реми, которая внимательно его выслушала, не задавая вопросов.

– Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – наконец сказала она, сжимая его ладонь.

– Аналогично. Ты для меня все.

– Значит, пообещаем друг другу, что с нами ничего не случится. Как ты сказал? Быть на шаг впереди? А если станет слишком опасно…

– Вызовем хороших парней и вернемся домой.

– Однозначно, – кивнула Реми.

Прежде чем попасть на аэродром, они выехали из гостиницы по адресу, указанному Рубеном, и очутились в обувной мастерской в центре Нассау. Человек Руба (по совместительству владелец мастерской), Гвидо, уже ждал их.

– Рубен не был уверен, что вы придете, – с легким итальянским акцентом сказал Гвидо. – Он сказал, что вы оба очень упертые.

– Прямо так и сказал?

– О да.

Гвидо подошел к входной двери, вывесил табличку «Обед» и повел их через подсобку вниз по каменной лестнице в подвал, где под потолком сиротливо светила одна-единственная лампочка. На скамье среди ботинок и туфель, находящихся на различных стадиях ремонта, лежал короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра.

– Вы ведь оба умеете обращаться с оружием?

– Да, – сказал Сэм, отвечая за двоих.

На самом деле Реми стреляла чертовски хорошо и, если что, с оружием обращалась мастерски, но по возможности старалась его не применять.

– Хорошо, – ответил Гвидо. – Серийный номер стерт. Отследить невозможно. Когда закончите, можете просто его выбросить. – Он завернул револьвер вместе с коробкой под пятьдесят пуль в полотенце и передал сверток Сэму. – Окажете мне одну услугу?

– Смотря какую, – фыркнул Сэм.

– Пожалуйста, никого не убивайте.

Сэм расплылся в улыбке.

– Только в крайнем случае. Сколько с нас?

– Нисколько. Нет, правда не нужно. Друзья Рубена – мои друзья.

Теперь, глядя на сверток, Сэм колебался.

– Думаешь, оставить?

– Лучше возьми. Береженого Бог бережет.

Они вылезли из машины, забрали из багажника рюкзаки и направились к ангару. За стойкой, расположившись в садовом кресле с сигарой во рту, сидел чернокожий мужчина лет семидесяти.

– Привет, привет, – сказал он, вставая. – Будем знакомиться! Сэмпсон. Владелец, механик и уборщик в одном лице.

Его оксфордский английский был безупречен.

Сэм представил себя и Реми, а затем сказал:

– Я так понимаю, вы родом не из этих мест?

– Родился в Лондоне. А сюда переехал десять лет назад, в поисках лучшей жизни. А вы, значит, собрались на Ромовый остров?

– Точно.

– По работе или отдохнуть?

– И то и другое, – сказала Реми. – Понаблюдать за птицами… поснимать. Всего понемногу.

Сэм передал хозяину летное свидетельство и заполнил необходимые бумаги. Сэмпсон просмотрел документы и кивнул.

– С ночевкой?

– Скорее всего.

– Уже забронировали номер в отеле?

Сэм покачал головой.

– Мы дикарями. Вчера должны были прибыть наши вещи: палатка, питьевая вода, походные принадлежности…

Сельма всегда держала в голове дюжину перечней на все случаи жизни. И в этот раз она осталась верна себе, собрав им в дорогу полный «боекомплект туриста» – от предметов первой необходимости до вещей из серии «на всякий пожарный».

Сэмпсон кивнул.

– Все здесь и уже погружено. – Он снял со стены расписание, сделал в нем пометку и повесил обратно. – Вы полетите на «Бонанзе-Джи-36», он уже заправлен и проверен.

– Гидро?

– Как заказывали. Идите к ангару, Чарли вас встретит.

Они уже направлялись к двери, когда Сэмпсон их окликнул:

– За какими птицами наблюдать-то будете?

Супруги дружно обернулись. Сэм с улыбкой пожал плечами.

– Да так, за всякими местными.