Текст книги "Эвервилль"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

2

– Уже поздно, Гарри, – сказала Норма.

Она сидела в том же кресле возле окна, и рядом бубнили телевизоры. По всем каналам шли ночные шоу.

– Можно чего-нибудь выпить? – спросил Гарри.

– Налей сам.

В темноте, освещенной мерцанием телеэкранов, Гарри подошел к столику рядом с креслом и налил себе бренди.

– Ты в крови, Гарри, – заметила Норма. Обоняние от части заменяло ей глаза.

– Это не моя кровь. Теда Дюссельдорфа.

– Что случилось?

– Он умер час назад.

Норма помолчала несколько секунд, потом спросила:

– Орден?

– Не совсем.

Гарри сел на простой жесткий стул напротив Нормы, расположившейся в своем выложенном подушками троне, и рассказал ей, что случилось.

– Значит, в конечном итоге татуировки оправдали по траченные на них деньги, – сказала она, когда Гарри закончил отчет.

– Или мне повезло.

– Я не верю в везение, – возразила Норма. – Я верю в предназначение. – Она вложила в это слово все свои чувства.

– Значит, по-твоему, Теду было предназначено умереть там сегодня? – спросил Гарри. – Так я и купился на это.

– Ну и не покупайся, – отозвалась Норма с изрядной долей раздражения. – У нас свободная страна.

Гарри хлебнул бренди.

– Похоже, на этот раз мне всерьез нужна помощь, – сказал он.

– Ты про врачей? Если про врачей, то Фрейд сегодня ко мне приходил… по крайней мере, он назвался Фрейдом… так вот, его все затрахали…

– Я не про Фрейда. Я говорю про церковь или, может быть, про ФБР. Не знаю. Я должен кому-нибудь рассказать, что происходит.

– Если тебе поверят, значит, они уже куплены врагом, – сказала Норма. – Можешь не сомневаться.

Гарри вздохнул. Он знал, что она права. Среди тех, кто носил форму и рясу, были люди, в чьи обязанности входило скрывать нежелательную информацию. Если он обратится к такому человеку, его уничтожат.

– Значит, придется хорошенько подумать, прежде чем сделать выбор, – сказал он.

– Или плюнуть на это.

– Дверь нельзя открывать, Норма.

– Ты уверен?

– Дурацкий вопрос, – ответил он. – Конечно, уверен.

– Приятно слышать, – сказала Норма. – Ты не помнишь ли, когда впервые так решил?

– Я не решал. Мне так сказали.

– Кто?

– Не помню. Наверное, Гесс. Или ты.

– Я? Да меня ты не слушаешь!

– А кого мне тогда слушать, черт побери!

– Попробуй слушать себя, – посоветовала Норма – Помнишь, что ты сказал мне несколько дней назад?

– Нет.

– Ты сказал, что пора перестать быть человеком.

– Ах, вот ты о чем…

– Да, я о том.

– Это только слова.

– Все только слова, пока не доходит до дела, Гарри.

– Не понимаю.

– Что, если дверь нужно открыть? – продолжала Норма, – Может, пора открытыми глазами посмотреть на то, что нам снится.

– Опять Фрейд.

– Ничего подобного, – ответила она. – Даже близко.

– А если ты ошибаешься? – сказал Гарри. – Может быть, открытая дверь означает катастрофу, и если ее не предотвратить…

– Настанет конец света?

– Вот именно.

– Нет. Никакого конца не будет. Мир изменится, но не погибнет.

– Ты полагаешь, что тут я должен удовлетвориться твоим обещанием?

– Нет, Спроси у своих серых клеток. Они должны знать.

– Я со своими серыми клетками в последнее время не в ладу, – сказал Гарри. – Они не спешат сообщить мне, что им известно.

– Может быть, ты плохо слушаешь, – предположила Норма. – Вопрос стоит так: что будет, если мир изменится? Может, он изменится к лучшему?

– Он изменится к худшему.

– Кто сказал?

– я.

Норма подняла руку, протянула ее к Гарри.

– Давай-ка прогуляемся на крышу, – сказала она.

– Сейчас?

– Сейчас. Хочу подышать свежим воздухом.

Они поднялись наверх, на крышу девятиэтажного здания над Семьдесят пятой улицей, и Норма закуталась в шаль. До рассвета было еще далеко, но город уже начинал новый день. Норма опиралась на руку Гарри, и они оба минут пять молчали и слушали, как внизу гудят машины, как воет сирена «скорой помощи», как свистит холодный ветер, что налетал порывами от реки, неся грязь и копоть. Молчание прервала Норма.

– Какие же мы сильные и какие хрупкие, – произнесла она.

– Кто «мы»?

– Люди. Мы все несем в себе силу.

– Вряд ли все с тобой согласятся, – ответил Гарри.

– Это потому, что они не чувствуют связи с другими. Они считают себя одиночками. По разумению. По жизни. Я ведь вечно слышу одно и то же. Все души, что прилетают ко мне, жалуются, как им одиноко, как им ужасно одиноко. А я отвечаю: измените себя.

– А они не хотят?

– Конечно нет.

– Я тоже не захотел бы, – отозвался Гарри. – Я такой, какой есть. И не собираюсь отказываться от себя.

– Я сказала «измениться», а не «отказаться», – возразила Норма. – Это не одно и тоже.

– Но для мертвых…

– Что значит «мертвый»? – Норма пожала плечами. – Жизнь меняется, а не заканчивается. Можешь мне поверить.

– А я не верю. Хотел бы, но не верится.

– Не буду я тебя убеждать, – сказала Норма. – Значит, ты должен прийти к этому сам, так или иначе. – Она слегка наклонилась к его плечу: – Сколько лет мы знакомы?

– Ты уже спрашивала.

– И что ты ответил?

– Одиннадцать.

– Немало, а? – Она опять помолчала, потом спросила; – Ты счастлив, Гарри?

– Бог ты мой, нет конечно. А ты?

– А я, пожалуй, счастлива, – ответила Норма, и в голосе у нее прозвучало недоумение. – Я дорожу твоей дружбой, Гарри. В другое время и в другом месте из нас вышла бы не плохая пара. – Она издала смешок. – Может, поэтому мне и кажется, что я знаю тебя куда дольше каких-то одиннадцати лет. – Она передернула плечами. – Что-то я замерзла Не поможешь ли мне спуститься?

– Конечно.

– У тебя усталый голос, Гарри. Тебе надо поспать не сколько часов. У меня в другой комнате есть матрас.

– Нет, спасибо. Я поеду домой. Мне нужно еще кое с кем переговорить.

– Я тебе мало помогла, так? Тебе нужны простые ответы, а у меня их нет.

– Я тебе кое-чего не сказал.

– Чего?

– Я почти перешел через него.

– Через порог?

– Да.

– И почему ты остался?

– Во-первых, я не мог бросить Теда. А потом… Не знаю… Наверное, побоялся, что не вернусь.

– Ну, вполне возможно, что самые лучшие путешествия – те, из которых не возвращаются, Гарри, – заметила Норма, и в голосе у нее прозвучала тоскливая нотка– Рас скажи, как оно там.

– Море? Оно прекрасно. – Он снова вспомнил берег Субстанции и невольно вздохнул.

– Тогда пошли домой, – сказала Норма.

Гарри отозвался не сразу. Он разглядывал раскинувшийся внизу город. Город тоже был по-своему прекрасен, но только по-своему и только ночью.

– Может, и правда нужно было уйти, – проговорил он.

– Если ты думаешь обо мне, то зря, – сказала Норма. – Я, конечно, буду скучать, но ничего, справлюсь. Может быть, я и сама скоро последую за тобой.

3

Он вернулся домой, чтобы привести себя в порядок (рубашка промокла от крови Теда) и собраться. Но поскольку он понятия не имел, что увидит по ту сторону, кроме неба, моря и гальки на берегу, собираться было глупо.

Он положил в карман бумажник, хотя вряд ли там в ходу доллары. Застегнул на руке часы, хотя время, скорее всего, там идет иначе. Надел крестик с распятием, хотя историю про Христа, по его мнению, придумали только для того, что бы отвлечь внимание от настоящей тайны. И когда в небе забрезжил рассвет, он вышел из дома и направился к тому же самому зданию в квартале между Тринадцатой и Четырнадцатой улицами.

Дверь, которую он взломал ночью, была открыта нараспашку. Освещая путь фонариком, он направился к внутренней лестнице. Несколько раз остановился, прислушиваясь к звукам внизу. Ему уже повезло сегодня, и второй раз испытывать судьбу он не хотел. Но все было тихо, не слышно да же стонов. Он добрался до лестницы, где выключил фонарь и начал спускаться в темноте – почти полной, если не считать слабого, пробивавшегося сверху отсвета предутреннего неба, – пока не увидел мерцание снизу. Это оказалась кровь одного из убитых, получившего страшные раны головы и груди. Она скопилась в лужицах, издавая довольно сильное фиолетовое свечение, как фосфоресцирующая гнилушка.

Спустившись, Гарри постоял на площадке, пока не привыкли глаза. А потом ему открылось зрелище настолько страшное, что, хотя он был готов увидеть побоище, волосы у него встали дыбом.

Разумеется, он не впервые видел смерть. Видел он ее час то, а красивой она бывала редко. Видел разлагавшиеся рас члененные тела, оторванные конечности, изуродованные лица. Но здесь было что-то еще более жуткое. Перед Гарри лежали останки тех, кого он считал нечистыми и дьяволо-поклонниками; они принадлежал к другому биологическому виду, и сами пропорции их тел вызывали неприязнь. Именно такое Гарри считал порождением зла и безумия. Но это зрелище не доставило ему радости. Возможно, они действительно являлись порождением зла, а может быть, и нет. Он не знал этого. Но он помнил, что совсем недавно сам решил отказаться от человеческого. Теперь он не имел нрава судить существ по их внешней форме, какой бы странной она ни казалась, потому что и сам он, изменившись, мог принять вид еще более причудливый. Не исключено, что и ему придется испытать стадии трансформации, подобно зародышу, который сначала напоминает рептилию, потом птицу и только в итоге становится человеком. Вполне возможно, что здесь, в темном подвале, на полу лежат его мертвые братья.

Он оторвал от них взгляд и посмотрел в центр зала. Волокна погасли, с потолка свисало лишь несколько рваных лент, ничего не скрывавших, – в центре ничего не было. Темный проход, что вел на берег Субстанции, исчез.

Гарри не поверил глазам и бросился туда, спотыкаясь о трупы. Напрасная надежда. Пророк закрыл за собой проход и стер все следы.

– Дурак, – сказал сам себе Гарри.

Он так: близко подошел. Он стоял на пороге другого мира, где, быть может, находилась разгадка самой тайны бытия. Надо было не раздумывая ринуться туда, а он мямлил. Замешкался, отвернулся и упустил свой шанс.

Что Норма говорила о предназначении? Неужто его предназначение – стоять среди трупов и смотреть вслед прекрасному поезду, ушедшему без него?

Адреналин в крови, на котором он держался до сих пор, вдруг иссяк, ноги стали ватными. Пора домой – проглотить обиду и поспать хоть пару часов. Потом он приведет мысли в порядок и постарается хоть что-то понять.

Гарри двинулся прочь из этого страшного места, дошел до лестницы. На площадке через пролет он едва не споткнулся о чью-то скорчившуюся фигуру. Пророк все-таки не довел до конца свое дело. Женщина – это оказалась женщина – осталась жива, хотя даже в слабом свете, попадавшем сюда, видно было, что жить ей осталось недолго. Запекшаяся темной кровью рана тянулась у нее от солнечного сплетения до бедра. На плоском, безносом и безгубом лице сияли огромные золотые глаза.

– Я тебя помню, – произнесла она хриплым свистящим шепотом. – Ты был с нами на церемонии.

– Да.

– Зачем ты вернулся?

– Я хотел пройти через порог.

– Мы тоже, – сказала она, немного нагнувшись к Гарри. Сияющие глаза впились в него, будто она хотела увидеть его насквозь. – Ты не из наших, – отметила она.

Гарри не видел причин врать.

– Да, я не из ваших.

– Ты явился с ним, – вдруг испугалась она. – Шу небесный! – Она отшатнулась, заслонив руками лицо, словно пыталась защититься от Гарри.

– Не бойся, – ответил он. – Я пришел не с ним. Клянусь.

Он перешагнул последнюю ступеньку и подошел к ней.

Слишком слабая, чтобы бежать, женщина прижалась к стене и сползла по ней вниз, заходясь рыданиями.

– Убей меня, – выдохнула она, – Мне все равно. У меня ничего не осталось.

Гарри присел перед ней на корточки.

– Послушай меня, пожалуйста. Я пришел не с ним, я даже не знаю, кто он…

– Это Киссун.

– Что?

Она отняла от лица перепончатые пальцы и посмотрела ему в лицо.

– Значит, ты все-таки его знаешь.

– Тот Киссун, которого знаю я, мертв, – сказал он. – По крайней мере, я так думал.

– Он убил Посвященного и явился к нам в его теле. Но зачем?

Хотя бы на это Гарри знал ответ:

– Ему нужно было пройти к Субстанции.

Женщина покачала головой.

– Нет, он остался здесь, – сказала она. – Он только запер проход.

– Ты уверена?

– Я видела собственными глазами. Тогда-то я и узнала, что он – Киссун.

– Не понимаю.

– В самый последний момент, когда проход закрывался, в нем вспыхнул свет и осветил все – кирпичи, пол, мертвых. И я, кажется, на мгновение увидела истинную природу вещей. А потом я посмотрела на него – на того, кого мы приняли за Посвященного, – и увидела, что это другой чело век в его теле.

– Как ты узнала, что он – Киссун?

– Когда-то Киссун пытался примкнуть к нам. Говорил, что он тоже изгнанник, как и мы, что он хочет вернуться домой и увидеть Субстанцию. – Тут плечи у нее вздрогнули, и она заплакала. – Знаешь, что странно? – проговорила она с горькой улыбкой. – Я никогда ее не видела. Почти никто из нас ее не видел. Мы ведь дети и дети детей изгнанников. Мы жили ради того, о чем знали с чужих слов.

– Ты знаешь, куда он делся?

– Киссун? Гарри кивнул…

– Знаю. Я пошла за ним туда, где он прятался.

– Ты хотела его убить?

– Конечно. Но когда я туда добралась, я совсем обессилела. Я поняла, что мне нельзя показываться ему на глаза, иначе он убьет меня. И вернулась сюда, чтобы подготовиться.

– Скажи мне, где он. Позволь мне это сделать.

– Ты не понимаешь, на что он способен.

– Наслышан, – сказал Гарри. – Можешь не сомневаться. Наслышан.

– И ты думаешь, ты справишься?

– Не знаю, – ответил Гарри, вспомнив полотно Теда. Желтое небо, грязная улица и черная змея под его каблуком. Змеей оказался Киссун, пусть под другим именем – Мне уже доводилось драться с демонами.

– Он не демон, – отозвалась изгнанница. – Он человек.

– Это хорошо или плохо? Женщина строго посмотрела ему в глаза.

– Тебе лучше знать, – сказала она.

Разумеется, это было плохо.

С демонами просто. Они верят в силу молитвы и святой воды, потому боятся святой воды и молитвы. А человек – во что верит человек?

4

Дом по адресу, который назвала умирающая изгнанница, находился в Морнингсайд-Хайтс, между Сто десятой и Восьмой улицами. Обычный дом, порядком обшарпанный. В нижних окнах не было занавесок, и Гарри заглянул внутрь. Пустая комната: ни картин, ни ковров, ни мебели – ничего. Он еще не успел открыть дверь подъезда, не успел переступить порог, как понял, что опоздал. Дом был пуст или почти пуст.

Но знаки пребывания Киссуна здесь все же остались. На верхней площадке лестницы в зловонной луже разлагался средних размеров лике. Услышав шаги, он поднял голову, а потом – поскольку без хозяина он потерял весь свой жал кий разум – пополз вниз, напрягая последние силы, распадаясь на части и оставляя за собой на ступеньках грязные лужицы. Гарри прошел по его следам и обнаружил комнату, где жил Киссун. Там царило запустение. На ковре валялись газеты, возле немытого окна лежал засаленный матрас, рядом с грудой пустых консервных банок и тарелок с протухшими остатками пищи – пустые бутылки из-под спиртного. Короче говоря, комната была убогой и жалкой.

Лишь одна деталь выдавала в бывшем хозяине комнаты не совсем обычного нищего. На стене у двери висела карта Соединенных Штатов, исписанная какими-то знаками и пометками. Писал он каракулями и, как показалось Гарри, на смеси латыни и русского, так что смысл проступал с трудом. Тем не менее одно было ясно – какие-то города, немногим больше десятка, представляли собой для Киссуна особую важность. Больше всего значков и пометок скопилось вокруг Нью-Йорка, в юго-западной части Северной Дакоты и в Аризоне. Гарри снял карту, свернул и положил в карман. Потом бегло осмотрел комнату, надеясь обнаружить еще какие-то подсказки. Больше не нашлось ничего интересного, кроме колоды странных карт: потрепанных, явно нарисованных от руки. Гарри рассмотрел их. Карт было около двадцати, и на каждой изображен один простой символ: круг, рыба, рука, окно, глаз. Не раздумывая, Гарри и их положил в карман. Потом он обошел гниющие останки ликса и выбрался на улицу.

Только дома, разложив карты на полу, Гарри понял, что изображено на них. Тесла Бомбек описывала эти символы, когда говорила про расшифрованные ею изображения на медальоне из пещер Паломо-Гроува.

По ее словам, в центре должен быть человек; а здесь Киссун, рисовавший карты, разделил человеческую фигуру на две половины, каждая с одной вытянутой рукой и двумя нога ми. Остальные символы остались теми же, что и на медальоне. Если Гарри ничего не напутал и правильно помнил объяснения Теслы, то над головой человека помещались четыре знака, изображавшие восхождение человечества к единому. Под ногами – четыре других знака, символизирующие возвращение к простейшим организмам. Над левой рукой, откуда спирально исходила не то энергия, не то кровь, знаки выстраивались в цепочку, которая тянулась к облаку – эмблеме Косма. Знаки над правой рукой вели в пустой круг, означавший тайну Метакосма.

Гарри смотрел на символы, разгаданные Теслой, и не понимал, зачем они понадобились Киссуну. Может быть, он просто играл в карты? Складывал метафизический пасьянс, чтобы убить время, пока обдумывал свои планы. Или он не тратит время на чепуху? Возможно, такой пасьянс был средством предсказывать или инициировать события.

Гарри ломал голову над этой загадкой, когда прозвучал телефонный звонок. В трубке раздался голос Нормы.

– Включи новости, – сказала она.

Он нажал на кнопку. Замелькали кадры горящего дома, сопровождаемые рассказом репортера. В подвале здания обнаружены погибшие, говорил он. Общее число жертв еще не известно, но он лично видел, как вынесли двадцать одно тело. Живых в доме нет, и шансы их обнаружить невелики.

– Это то, что я думаю? – спросила Норма.

– Да, – ответил Гарри. – Про состояние тел что-нибудь говорили?

– Только то, что практически все обгорели до неузнаваемости. Насколько я понимаю, это изгнанники?

– Да.

– Они сильно отличаются от нас?

– Очень.

– Тогда возникнут вопросы, – сухо прокомментировала Норма.

– Сложат в папку и сделают вид, что ничего не было, – отозвался Гарри.

Он видел такое не раз. Сталкиваясь с иррациональным, люди предпочитают не замечать того, что выходит за рамки их понимания.

– Там было кое-что еще, Норма Вернее, кое-кто.

– И кто же?

– Киссун.

– Не может быть.

– Клянусь.

– Ты видел его? Во плоти?

– Вообще-то он был в чужой плоти, – ответил Гарри, – но я уверен, что это он.

– Он возглавлял орден?

– Нет. Он убил их всех, – сказал Гарри. – Они открыли проход к Субстанции. «Нейрика», как назвал это один из них.

– Это и значит «проход», – пояснила Норма. – Проход к священному знанию.

– Так вот, Киссун закрыл его.

Норма замолчала, переваривая новость.

– Погоди-ка, – сказала она. – Значит, они открыли нейрику, а Киссун их убил и прошел…

– Нет.

– Ты сказал…

– Я сказал, что он его закрыл. Он никуда не прошел. Он остался здесь, в Нью-Йорке.

– Ты его нашел?

– Нет. Но я найду.

III

1

В надежде все-таки застать Киссуна Гарри вернулся на Морнингсайд-Хайтс и трое суток следил за домом. Он не знал, что делать, если Киссун вернется, и утешался тем, что колода и карта были у него. По-видимому, эти вещи обладали для их хозяина определенной ценностью. Если Киссун пожелает его убить, он прежде захочет выяснить, где они. По крайней мере, так думал Гарри.

Но, как оказалось, ни ожидания, ни расчеты не оправ дались. Гарри, почти не смыкая глаз, семьдесят два часа следил за домом, но Киссун не появился. Тогда Гарри вошел в дом. От ликса осталось лишь грязное пятно возле лестницы. В спальне Киссуна все было перевернуто – похоже, хозяин все-таки приходил. Теперь всё, понял Гарри. Киссун закончил здесь свои дела. Он отправился дальше, куда-то в другое место.

На следующий день Гарри выехал в Северную Дакоту, и началась погоня, растянувшаяся на семь недель. О своем отъезде Гарри сообщил только Норме, да и то без подробностей. Норма засыпала его вопросами, но он боялся шпионов Киссуна, которые могли затесаться среди ее духов. Еще очень хотелось поговорить с Грилло, но Гарри решил воздержаться. Положа руку на сердце, он никогда не был уверен в том, что Грилло действует правильно, и в надежности Рифа. Если дать информацию Грилло и пропустить ее через компьютеры, не исключено, что Киссун сам найдет Гарри раньше, чем тот отыщет шамана. Лучше тихо раствориться в пространстве; пусть думают, будто Д'Амур погиб.

В Северной Дакоте Гарри провел одиннадцать дней – сначала в Джеймстауне, потом в Наполеоне и Уишеке, где по чистой случайности напал на след и отправился дальше на запад. Там в разгар свирепой июльской жары он обнаружил следы еще одного побоища, учиненного Киссуном. В этот раз обошлось без пожара, так что слухи о странной внешности погибших просочились в прессу, а вскоре кто-то замял скандал. Тем не менее Гарри понял: Киссун снова, как и в Нью-Йорке, обнаружил и уничтожил группу изгнанников. Открыли они проход в Метакосм или нет, было неясно. Скорее всего, открыли. Иначе зачем Киссун их убил?

Был еще один вопрос, терзавший Гарри с момента отъезда из Нью-Йорка, Почему эти изгнанники, высланные за пределы Метакосма и столько лет прожившие в Косме, наконец получили ключ к проходам? Они нашли заклинание, открывавшее двери, прежде наглухо закрытые для них? Или двери, разделявшие Косм и Метакосм, стали прозрачнее?

Стояла такая жара, что мозги плавились. Гарри вернулся в Уишек, чтобы попытаться напасть на след Киссуна и понять, куда тот двинулся дальше. Но от жары и страхов, усиленных этой жарой, у него совсем поехала крыша. Начались галлюцинации, и за два дня ему дважды померещилось, что он видел Киссуна: старик как будто заворачивал за угол, Гарри бежал за ним следом и, конечно, никакого Киссуна не обнаруживал. В сумерках он смотрел, как все вокруг погружается во тьму, и ему казалось, что он видит бегущие тени, словно темнота размывала стену между мирами, и та начинала идти трещинами.

Он искал утешение в окружавших его людях – грубоватых, простых женщинах и мужчинах, выбравших для жилья этот безрадостный уголок. Они отличались здравым смыслом, добытым всей их непростой жизнью, и этот здравый смысл мог удержать Гарри на пороге безумия. Он не решался обратиться к ним за помощью прямо (в городке уже косо на него поглядывали), зато слушал их разговоры в надеж де, что простой бесхитростный разум защитит его от подкрадывавшегося хаоса. Но опоры он не нашел. В разговорах местных жителей звучали тоска, злость и растерянность, и они ничем не отличались от всех прочих людей на свете. Днем они прятали свои чувства, угрюмо выполняя тупую работу. По вечерам мужчины напивались, а женщины сидели дома и смотрели по телевидению дурацкие сериалы и шоу, от которых у всех на этом континенте, от восточного побережья до западного, начинается размягчение мозга.

Потом Гарри увидел в газете заметку про массовое убийство в Далате и с радостью уехал в Миннесоту, надеясь напасть на след. Надежда не оправдалась. Через день после его прибытия убийцы – двое братьев и их общая подружка, члены какой-то секты, все в состоянии тяжелого психоза, – были арестованы и во всем сознались.

Понимая, что вот-вот потеряет след, Гарри стал подумывать о поездке в Небраску, а потом к Грилло в Омаху. Он долго не хотел звонить Грилло – еще не улеглась обида, – но все больше и больше склонялся к мысли, что выбора нет. Он решил подождать еще сутки. На следующий день, осушив для уверенности полбутылки скотча, Гарри набрал номер Грилло, но оказалось, что Грилло нет дома. Сообщения на автоответчик Гарри не оставил, как обычно опасаясь, что оно дойдет до чужих ушей. В итоге он прикончил бутылку и отправился спать пьяный, чего с ним не случалось много лет.

Во сне ему привиделось, что он опять попал в ту зловонную комнату на Уикофф-стрит и стоит рядом с демоном, убившим отца Гесса, Желтая, как янтарь, кожа демона мерцала, то вспыхивая, то тускнея.

За те долгие часы, что они провели в одной комнате, демон называл себя и Молотобойцем, и Петром Кочевником, и Лентяйкой Сьюзан* (* Лентяйка Сьюзан – вертящееся блюдо (менажница), собр.: вертящееся приспособление в автомобиле под полом с несколькими отделениями, как в менажнице). Но под конец, то ли одурев от усталости, то ли от скуки, демон стал называть себя «Д'Амур».

– Я – Д'Амур, – повторял он снова и снова. – Я есть ты, ты есть любовь, потому-то и крутится мир.

Он повторил эту чушь раз двести или, может быть, триста, всякий раз по-новому – то как проповедь с кафедры, то как приглашение к совокуплению, то как эстрадный шля гер, – пока слова навечно не отпечатались у Гарри в мозгу.

Проснулся он до странности спокойным. Словно подсознание, вернувшись во сне к началу всех злоключений, вы числило взаимосвязи, ускользавшие наяву.

С гудящей головой он сел за руль и поехал искать ночной магазин, где бы продавали кофе. Он нашел лавку на бензозаправке и просидел там до рассвета, размышляя над словами демона Конечно, он ломал над ними голову и прежде. Он забыл многое, приятные минуты навсегда канули в прошлое, но слова демона он помнил.

– Я есть ты, – сказал демон.

Ну, с этим достаточно просто. Какое адское создание не пытается убедить жертву в том, что само оно – всего лишь ее отражение?

– Ты есть любовь, – твердил демон.

Тоже не нужно много ума, чтобы догадаться. Д'Амур по-французски означает «любовь».

– На том стоит мир, – внушал демон. Всего-навсего штамп, от частоты повторений почти утративший значение.

Никакого глубинного смысла здесь нет.

И все-таки смысл должен быть, в этом Гарри не сомневался. Слова – это ловушка, все попадаются на иллюзию их важности. Но Гарри не понимал этой важности. Он не раз гадал загадки и сейчас, просидев в забегаловке на заправке до рассвета, а утром, после пяти выпитых за ночь чашек кофе, заказав себе яичницу из трех яиц с «канадским» беконом. Но ни бекон, ни пять чашек не помогли найти ответ. Пора было идти, ехать дальше и надеяться, что судьба сама приведет его к Киссуну.

Подкрепившись, он вернулся в мотель и снова склонился над картой, найденной на Морнингсайд-Хайтс.

Кроме Джеймстауна и Нью-Йорка на ней оставалось еще несколько мест, пусть не до такой степени, но тоже густо помеченных символами. Одно во Флориде, другое в Орегоне, еще два в Аризоне, и еще шесть или семь. Откуда начать? Он выбрал Аризону – потому что когда-то любил женщину, которая родилась и выросла в Фениксе.