Текст книги "Эвервилль"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

IX

1

«Не последний год живем, – думала Дороти Баллард, сидя у окошка своей гостиной, и голова ее слегка поплыла от легкого транквилизатора, – Будут еще фестивали и парады, будет шанс все исправить».

К счастью, она мало запомнила из того, что случилось на перекрестке, но добрые люди уже успели сказать, что это не ее вина, нет-нет, не ее вина. Она просто устала, она проделала огромную работу, она замечательно проделала эту работу, так что на следующий год, о да, на следующий год…

– Все будет прекрасно.

– Что ты сказала, дорогая? – вошла Мейзи с подносом, па котором несла пышный омлет и ржаную булочку.

– На следующий год все будет прекрасно, вот увидишь.

– Даже думать не хочу ни про какой следующий год, – ответила Мейзи. – Давай-ка разбираться с проблемами по мере их появления, ладно?

У Ларри Глодоски в этот момент память туманилась не от таблеток, а от пива. Он уже два с половиной часа просидел в баре у Хэмрика и тоже почувствовал себя лучше. Хотя ему не нужно было глушить страх – наоборот, он жалел, что все так быстро закончилось. Женщины, которых мельком он увидел в воздухе, были прекрасны. У Ларри чуть сердце не разорвалось, когда они исчезли.

– Налить еще? – спросил Уилл Хэмрик.

– Да, налей.

– И что, ты обо всем этом думаешь? Ларри покачал головой.

– Сплошная чушь лезет в голову, – ответил он. Уилл поставил перед ним на стойку еще одну бутылку.

– Позавчера у меня тут был один тип, – сказал Уилл. – Тоже заставил понервничать.

– Как это?

– Он пришел, как раз когда умер Мортон Кобб. И стал говорить, как это хорошо, что Кобб так умер, – мол, история вышла лучше некуда.

– Лучше некуда?

– Ну да. А я… Как это он меня назвал, черт?.. А я, он сказал, сеятель. Да, так: сеятель. А люди, значит, приходят ко мне, чтобы слушать про такие вещи… – Он вдруг сбился с мысли и всплеснул руками: – Каков сукин сын! И голос у него та кой… Ну, вроде гипнотизера.

Ларри вдруг встрепенулся.

– Как, как он выглядел? – спросил он.

– Лет под шестьдесят. С бородой.

– Такой здоровый? В черном костюме?

– Точно, он, – кивнул Уилл. – Ты знаком с ним, что ли?

– Он сегодня там был, – отозвался Ларри. – По-моему, этот гад все и подстроил.

– Надо сказать Джеду.

– Джед!.. – прорычал Ларри. – От него никакого проку. – Он сделал глоток. – Лучше сказать нашим из оркестра. Они бы его за сегодняшнее…

– Осторожнее, Ларри, – посоветовал Уилл. – Не надо подменять закон. Ты же не хочешь, чтобы потом Джед искал тебя.

Ларри перегнулся через стойку, приблизил лицо к Уиллу.

– Л мне плевать, – заявил он. – Что-то происходит в нашем городишке, Хэмрик, но Джед ничего не контролирует. Он понятия не имеет, что творится.

– А ты?

Ларри полез в карман и выложил на стойку три десятки.

– Я скоро буду, – сказал он, оттолкнулся от стойки и направился к двери. – Позвоню и скажу, когда нужно будет действовать.

К вечеру в городе полностью восстановилась видимость нормальной жизни. В муниципалитете разминались первые пары конкурса вальсов. В новом крыле библиотеки, достроенном два месяца назад, начинались чтения, где Джерри Тотленд – местный автор довольно милых и довольно известных детективов, печатавшийся в Портленде, – собирался прочесть отрывки из нового романа. А на Блейзмонт-стрит возле маленького итальянского ресторанчика выстроилась очередь из двадцати человек, желавших отведать шедевры неаполитанской кухни.

Конечно, говорили и о том, что произошло днем на параде, но эти слухи лишь добавляли пикантности фестивалю, не более того. Все, в особенности туристы, немного жалели, что толком никто ничего не разглядел. Тем не менее будет о чем поговорить, когда гости разъедутся. Нечасто случается, что бы хваленый эвервилльский парад вот так осрамился средь бела дня.

2

После страшных событий этого дня Эрвин не знал, куда себя девать. Разом, в одно мгновение, он потерял всех, кто у него был.

Эрвин толком не понял, что творилось на перекрестке, да и не желал этого знать. За последние несколько дней он видел много странного и многое понял, но сегодняшнее происшествие оказалось выше его понимания. Часа два он метался по улицам, как потерявшийся пес, выискивая местечко, где можно посидеть, послушать людские разговоры и хотя бы на время забыться. Но везде только и говорили, что о дневном событии.

Разговоры редко касались его напрямую, но случившееся стало их причиной, в этом Эрвин не сомневался. Почему именно сегодня супруги признавались в своих грешках и проси ли друг у друга прощения? Да потому, что почувствовали дыхание смерти и расчувствовались. Эрвин долго ходил от одного дома к другому в поисках утешения, покоя и тишины, а к вечеру догадался прийти на кладбище.

Солнце клонилось к закату, и он бродил среди могил, рассеянно читал эпитафии, освещенные косыми лучами, и размышлял, как дошел до жизни такой. Чем он провинился? Пожелал себе немножко мирской славы? Но с каких пор это стало тяжким грехом? Хотел вытащить на свет тайну, которой следовало оставаться в тени? Но и это не грех; по крайней мере, в его понимании. Значит, ему просто не повезло.

Он решил остановиться и присел на плиту под деревом, где впервые познакомился с Нордхоффом и всей честной компанией. Взгляд его упал на надгробие, и он прочел вслух эпитафию, высеченную на нем.

Я верю, разойдясь с Фомой, Что смерть не властна надо мной, Что я смогу из гроба встать, Вздохнуть и небо увидать. Пускай хрупка мечта моя, Спаси, Господь, но выбрал я Хранить ее за гранью тьмы, Лишен неверия Фомы.

Эрвин от души растрогался, проникшись бесхитростной печалью этой эпитафии. Не успел он произнести последнего слова, как голос его предательски дрогнул, а из глаз хлынули слезы, давно рвавшиеся наружу.

Закрыв руками лицо, он сидел и рыдал. Зачем надеяться на жизнь после смерти, если все вокруг бессмысленно и пусто? Невыносимо!

– Неужели такие плохие стихи? – спросил сверху чей-то голос.

Эрвин оглянулся. В пышной предосенней листве он за метил какое-то движение.

– Покажись, – сказал он.

– Предпочитаю этого не делать, – ответил голос – Я давным-давно усвоил, что на деревьях безопаснее.

– Смеешься ты, что ли? – воскликнул Эрвин.

– Что с тобой случилось?

– Я хочу обратно.

– Ах, вот оно что, – проговорил голос – Это невозможно, так что не стоит себя зря терзать.

Человек на дереве уселся поудобнее, и крона качнулась.

– Их ведь больше нет?

– Кого?

– Да тех дураков, что здесь собирались. Ну, эти… Нордхофф, Долан… – «Долан» он будто выплюнул. – И все прочие. Я пришел сюда с гор, чтобы закончить с ними свои дела, а их и не слышно.

– Не слышно?

– Нет. Один ты. Куда они подевались?

– Трудно объяснить, – сказал Эрвин.

– А ты постарайся.

И он постарался. Рассказал все, что видел и чувствовал на перекрестке. При жизни, будучи адвокатом, он привык описывать мир в юридических терминах, и слов ему сейчас не хватало. Но так хотелось облегчить душу.

– Значит, их всех рассеяло?

– Похоже, именно так, – кивнул Эрвин.

– Так и должно было случиться, – сказал тот, кто сидел на дереве. – Это кровавое дело здесь началось, здесь должно и закончиться.

– Я знаю, о чем ты, – заявил Эрвин. – Я читал завещание.

– Чье?

– Подпись стояла: Макферсон.

Человек глухо зарычал, отчего Эрвин вздрогнул.

– Не смей произносить этого имени! – прикрикнул голос из ветвей.

– Почему?

– Потому! Но я говорил о другом убийстве, случившемся в этих горах, когда они еще не имели названия. И я долго ждал, чтобы посмотреть, чем все закончится.

– Кто ты? – спросил Эрвин. – Почему ты прячешься?

– Потому что ты достаточно увидел сегодня, – отозвался человек. – Тебе только меня и не хватало.

– Ничего, я как-нибудь выдержу, – заверил Эрвин. – Покажись.

На дереве помолчали. Потом голос произнес:

– Ну, как хочешь.

Ветки дрогнули, и человек стал спускаться вниз. Он оказался не таким уж страшным в шрамах, покрытый шерстью, но все равно человек.

– Ну вот, – сказал он, спрыгнув с нижней ветки. – Теперь ты меня видишь.

– Я… Рад познакомиться, – проговорил Эрвин. – Я боялся, что останусь один.

– Как тебя зовут?

– Эрвин Тузейкер. А тебя? Человек-зверь слегка поклонился:

– Позвольте представиться. Кокер Аммиано.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ВЕЛИКИЙ ПЛАН

I

1

Целый час Муснакаф потратил на то, чтобы подготовить хозяйку к путешествию по холодным улицам Ливерпуля. Фебе в это время было позволено осмотреть дом. Осмотр оказался печальным; все многочисленные комнаты с их огромны ми завлекательными кроватями и декадентскими зеркала ми несли на себе печать запустения. Пыль, птичьи экскременты на окнах, и ни одной живой души, которая могла бы выглядывать в эти окна или преклонять голову на пуховые подушки, Может быть, обитатели дома спят? А если так, что им снится? Быть может, мир, откуда пришла Феба? Мысль, что существа, живущие в столь дивных комнатах, тоскуют по Косму, где она тосковала по волшебной стране, позабавила Фебу. Но потом она осознала печальный смысл своего предположения. Люди на разных берегах разделенного Субстанцией мира живут в тоске и смятении, мечтая об участи друг друга. Она поклялась: если переживет это путешествие и вернется в Эвервилль, будет наслаждаться каждой прожитой минутой и не тратить время на пустые мечты.

Выйдя из комнаты, она поглядела на себя в большое зеркало, висевшее в коридоре, и громко сказала:

– Наслаждайся всем. Каждой минутой.

– Что вы сказали? – спросил появившийся в дверях Муснакаф.

Ей стало неприятно, что ее застали врасплох.

– Давно вы за мной наблюдаете? – спросила она.

– Несколько секунд. Вы хороши, Феба Кобб. В вас есть музыка.

– У меня нет слуха, – ответила она немного резко.

– Музыка музыке рознь. У вас поет душа, а не гортань. В вашем дыхании я слышу литавры, а когда воображаю вас без одежды, сразу представляю себе хор.

Она окинула его суровым взглядом, усмирявшим самых строптивых пациентов, но он в ответ только улыбнулся.

– Не обижайтесь. В этом доме о подобных вещах всегда говорили открыто.

– Тогда и я скажу открыто. Я не хочу, чтобы вы разглядывали меня за моей спиной. Литавры там или нет, я не желаю слушать о том, какова я без одежды.

– Вам не нравится ваша нагота?

– Это наше с ней дело, – отрезала она, понимая, как абсурдно звучит эта фраза.

Муснакаф расхохотался, и Феба сама не смогла сдержать улыбку, при виде чего он захохотал еще громче.

– Я все равно скажу, – сказал он, отсмеявшись. – Наш дом видел много красивых женщин, но вы – одна из самых красивых.

Его непосредственность обезоружила Фебу.

– Что ж… спасибо.

– Не за что. А теперь, если вы готовы, нам пора – носильщики ждут. Нужно спускаться к морю.

2

Уже через час после того, как он отправился по дороге, ведущей к Б'Кетер Саббату, Джо перестал сочувствовать по кидавшим город беженцам. Он видел бесчисленные проявления грубости и жестокости: дети, нагруженные тяжелее родителей, избиваемые до полусмерти животные, богачи на верблюдоподобных скакунах, прокладывающие себе путь сквозь толпу, калеча бедных сограждан. Все то, что он уже видел в Косме.

Когда грустных впечатлений накапливалось слишком много, он переводил взгляд на город вдали, и его уставшее тело наливалось новыми силами. Жители Б'Кетер Саббата были ничуть не лучше его земляков, но их обиталище не могло сравниться ни с чем.

Что касается стены иадов, то она клубилась и дробилась, не двигаясь с места. Она нависала над городом, как громадный зверь, гипнотизирующий жертву взглядом. Джо надеялся только, что успеет добраться до города, погулять по его улицам и взойти на сияющие башни, прежде чем зверь прыг нет.

Когда он подошел на расстояние четверти мили к ближайшей лестнице – город громоздился над ним, как висящая в воздухе гора, – из бредущей навстречу толпы раздался крик. Навстречу Джо бросился какой-то человек с пепельно-серым лицом

– Африка! – кричал он. – Африка! Ты живой! – Он приложил свои перепончатые руки к груди Джо. – Ты меня не помнишь, конечно?

– Нет.

– Я плыл с тобой на корабле, – заявил человек, и Джо узнал его. Это был один из набранной Ноем команды «Фанакапана»: приземистый широкоплечий тип с большим лягушачьим ртом. Теперь, когда он пришел в себя, от былой заторможенности не осталось и следа. – Меня зовут Уиксел Фи, Африка, – сообщил он, улыбаясь. – Я очень рад тебя видеть. Очень!

– Но почему? Ведь с тобой обращались как с дерьмом.

– Я слышал, что ты говорил Ною Сумма Суммаментис. Ты хотел нам помочь, и не твоя вина, что не получилось.

– Боюсь, что так. А где остальные?

– Погибли.

– Все?

– Все.

– Очень жаль.

– А-а, плевать! Там не было моих друзей.

– А почему же ты не умер? Ной говорил, что…

– Я знаю, что он говорил. Я слышал, У меня хороший слух и сильная воля, и я не хотел умирать.

– Значит, ты слышал, но не мог ничего сделать?

– Конечно. Он заколдовал меня.

– Так тебе было больно?

– Еще как. – Уиксел поднял свою правую руку: два из шести пальцев на ней превратились в кровоточащие обрубки. – И я хотел убить его, когда очнулся.

– А почему ты этого не сделал?

– Он силен, Африка, особенно здесь, у себя дома А мой дом далеко. – Он посмотрел за спину Джо, на море.

– Там нет кораблей, Уиксел.

– А «Фанакапан»?

– Он утонул.

Уиксел воспринял известие философски.

– Значит, я переживу остальных ненадолго. Что ж, хорошо, что я встретил тебя, Африка.

– Меня зовут Джо.

– Я слышал, как мой враг называл это имя. Поэтому я не могу его употребить. Таков обычай моей страны. Поэтому я буду звать тебя Африка.

Джо это не особенно нравилось, но у него не было ни времени, ни сил спорить. Уиксел добавил:

– И я пойду с тобой обратно в Б'Кетер Саббат. Хорошо?

– Я буду рад твоему обществу. Но зачем тебе идти в го род?

– Кораблей нет. Я встретил тебя в десятитысячной толпе. И ты можешь сделать то, что не могу я.

– Убить Ноя.

– Ты сам сказал это, Африка. Не я, а ты.

3

В караване, спустившемся с крутого холма от дома на Каннинг-стрит, было девять человек Феба и Муснакаф шли пешком; четверо носильщиков несли Мэв О'Коннел в удобном паланкине, и еще двое до зубов вооруженных людей сопровождали их – впереди и позади. Феба удивилась этому, и Муснакаф пояснил:

– Настали опасные времена. Кто знает, что может случиться?

– Иди со мной рядом, – попросила ее Мэв, когда они двинулись в путь. – Пора выполнить твою часть сделки. Рас скажи мне о Косме. Впрочем, нет. Расскажи о городе.

– Сначала я задам один вопрос.

– Какой?

– Почему вы выдумали именно Ливерпуль, а не новый Эвервилль?

– В Ливерпуле прошло мое детство, полное надежд. У меня сохранились о нем хорошие воспоминания. Про Эвервилль я этого сказать не могу.

– Но вы все равно хотите узнать о нем?

– Хочу.

Не зная, какой именно аспект эвервилльской жизни интересует Мэв, Феба начала рассказывать обо всем подряд. О фестивале, о проблемах с почтой, о библиотеке, о Джеде Джилхолли, о закусочной Китти, о старой школе и хранившемся там архиве, о канализации…

– Погоди, – остановила ее Мэв. – Вернись немного назад. Ты что-то сказала про архив.

– Да.

– Это касается истории города?

– Да.

– А ты знакома с документами?

– Не очень, но…

– Тогда странно, что ты меня не знаешь. – Феба промолчала. – Скажи, что там говорится об основании города?

– Я точно не помню.

Внезапно Мэв завопила:

– Стойте! Все остановитесь! – Караван замер на месте. Мэв наклонилась в своем кресле и поманила Фебу к себе: – Послушай-ка. Я думала, что мы заключили сделку.

– Так; и есть.

– Так почему же ты не хочешь сказать мне правду?

– Я… я не хотела вас огорчить.

– Матерь Божья, но разве это огорчение?

Она принялась расстегивать ворот платья. Муснакаф заикнулся было о холоде, но Мэв смерила его таким взглядом, что он тут же замолчал.

– Смотри, – сказала она и открыла перед Фебой свою шею, которую опоясывал побелевший от времени рубец. – Знаешь, что это?

– Это напоминает, похоже, кто-то хотел вас повесить.

– Они и повесили. Оставили меня болтаться на дереве рядом с мужем и сыном.

– Что? – Феба была потрясена.

– Они ненавидели нас и хотели от нас избавиться. Муснакаф! Застегни мой воротник! – Пока он выполнял приказ, Мэв продолжила: – У меня был очень странный сын, он не любил никого и ничего. Меня он тоже не любил, как и отца. Постепенно люди стали ненавидеть его в ответ. И поскольку у них появилась причина вздернуть его, они сделали это, а заодно вздернули и моего бедного мужа. Видишь ли, Кокер не был человеком, он пришел в ваш мир, чтобы спасти меня, и жил по его законам, но люди все равно чувствовали, что он не похож на них. А я… – Мэв отвернулась и посмотрела на город, раскинувшийся внизу.

– Что вы?

– Я была тем, что они хотели забыть. Я была в начале… нет, не так. Я была началом. Была Эвервиллем, как будто его построили из моих костей. И Браули, Джилхолли, Хендерсонам и прочим отцам города не хотелось вспоминать об этом.

– И они убили вас за это?

– Они закрыли глаза. На убийство.

– Но почему же вы не умерли?

– Ветка сломалась. Все просто. Моему бедному Кокеру так не повезло. Его ветка была крепкой, и, когда я очнулась, он уже остыл.

– Какой ужас

– Я никогда никого так не любила, как его.

Пока они говорили, Феба почувствовала, что земля начала дрожать. Муснакаф, очевидно, тоже это почувствовал и с тревогой в голосе обратился к Мэв:

– Может, лучше не говорить об этом? Хотя бы не так громко.

– Оставь! Он не посмеет тронуть меня. И не говори, что он не знал правды.

Феба не могла понять, о чем они, но решила не лезть с вопросами.

– А ваш сын? Что случилось с ним?

– Его растерзали звери. Похоже, он оказался вкуснее меня и Кокера. – Она немного помолчала. – Ужасно говорить так про плоть от плоти своей, но мой сын все равно не про жил бы долго.

– Он болел?

– Головой. И сердцем. Что-то в нем не заладилось с самого начала, и я даже думала, что он умственно отсталый. Я пыталась воспитывать его, но не очень успешно. Мне кажется, в нем жило зло. Очень большое зло. Пожалуй, лучше, что он умер. А у тебя есть дети?

– Нет, – ответила Феба

– Считай, что тебе повезло.

Потом, внезапно сменив тон, Мэв крикнула носильщикам:

– А ну, живей! – И караван поспешил вниз по уступам холма.

Пока Феба гостила в доме у Мэв, состояние моря сновидений существенно изменилось. Корабли в порту уже не стояли мирно на якорях, а рвались с них, как испуганные кони у коновязи. Маяки у входа в гавань были потушены яростью волн.

– Я начинаю опасаться, что не смогу выполнить свою часть сделки, – сказала Мэв Фебе, когда они спустились с холма.

– Почему?

– Посмотри сама. – Мэв указала на берег, о который разбивались волны высотой в десять – двадцать футов. – Не думаю, что мне удастся поговорить с шу.

– Кто такие шу?

– Объясни ей, – велела Мэв Муснакафу. – А вы поставь те паланкин. – Носильщики поспешили выполнить приказ.

– Вам помочь? – засуетился Муснакаф.

– Не надо. Лучше просвети ее, хотя, видит бог, мы опоздали.

– Объясните мне, кто такие эти шу.

– Не «кто», а «что». – Взгляд Муснакафа был устремлен на госпожу. – Что она делает?

– Мы, кажется, разговариваем, – напомнила Феба. Этот тип, звякавший своими колечками, словно испытывал ее терпение.

– Она что-нибудь сломает себе!

– Я что-нибудь сломаю вам, если вы не объясните мне, в чем дело. Так шу – это…

– Проводники душ. Частица Создателя. А может быть, и нет. Вам достаточно? – Он устремился на помощь госпоже, но Феба схватила его за руку.

– Нет. Мне недостаточно.

– Отпустите меня!

– Не отпущу.

– Я требую! – воскликнул он и погрозил пальцем, усеянным кольцами. – У меня есть дела поважнее, чем… Что это?

– Земля дрожит? Уже давно. Что-то вроде землетрясения.

– Хорошо бы так. – Муснакаф уставился в землю, опять содрогнувшуюся, теперь уже сильнее.

– Что это было? – Феба даже забыла о своем раздражении.

Ответа не было. Муснакаф повернулся и побежал к тому месту среди камней, где стояла Мэв, поддерживаемая двумя носильщиками.

– Надо спешить, – обратился он к ней.

– Ты знаешь, что произошло на этом месте? – спросила Мэв.

– Госпожа…

– Знаешь?

– Нет.

– Вот здесь я стояла, когда он впервые нашел меня. – Она чуть улыбалась. – Я сразу сказала ему: никто не сможет заменить мне Кокера, потому что Кокер – любовь всей моей жизни…

Земля вздрогнула еще сильнее.

– Помолчите, – велел Муснакаф.

– Что? Ты затыкаешь мне рот? Да я тебе за это!..

Она замахнулась на него палкой и потеряла равновесие. Носильщики бросились к ней, но Мэв задела одного из них палкой, и он отшатнулся с разбитым носом. Ее телохранитель бросился поддержать ее, но она опять замахнулась на Муснакафа, и новый выпад достиг цели. Мэв действовала с такой яростью, что ее палка сломалась, а сама госпожа упала на землю, увлекая за собой второго носильщика.

Как только она коснулась земли, путаясь в своих юбках и накидках, земля опять задрожала. На сей раз дрожь не утихла, а продолжала нарастать, опрокинула паланкин, стоящий рядом, и повергла на землю носильщиков.

– Черт побери! – закричал Муснакаф, помогая Мэв подняться. – Смотрите, что вы натворили!

– В чем дело? – спросила Феба.

– Это он! Он услышал ее!

– Король Тексас?

Прежде чем Муснакаф успел ответить, земля содрогнулась и треснула. Трещина не была похожа на те, что Феба видела в горах Хармона; она прорезала мостовую аккуратно и даже изящно, словно разделила на кусочки мозаику.

– Стойте на месте. – Голос Муснакафа дрожал. – Не двигайтесь. Скажите ему, что сожалеете, – обратился он к Мэв. – Скорее!

С помощью двух оставшихся в строю носильщиков госпожа поднялась на ноги.

– Мне не о чем жалеть, – бросила она надменно.

– Боже, что за упрямство! – Муснакаф поднял руку, как будто собирался ударить ее.

– Не надо! – крикнула Феба, Ее тоже старуха сводила с ума, но она не могла допустить, чтобы Мэв били.

Тут раздался новый толчок, и частицы мозаики провалились вниз, открыв в мостовой десятки отверстий размером по три, четыре, а то и пять футов. Из них пахнуло холодом и сыростью.

– Я предупреждал!

Голос Муснакафа превратился в хриплый шепот. Взгляд Фебы перебегал от одного отверстия к другому; она пыталась угадать, в каком из них появится любвеобильный Король Тексас

– Нам нельзя было идти, – прошептала Мэв. – Это ты меня уговорила– Она ткнула пальцем в Фебу. – Ты в сговоре с ним, признавайся! – Госпожа еле стояла на ногах, и слова слетали с ее губ вместе с брызгами слюны. – Признавайся!

– Вы спятили, – отозвалась Феба. – Вы все спятили.

– Эта женщина дело говорит, – раздался голос из-под земли, и изо всех отверстий разом забили гейзеры жидкой грязи, мгновенно поднявшиеся на два человеческих роста.

Зрелище больше завораживало, чем пугало. Ахнув от изумления, Феба смотрела, как верхушки гейзеров тянутся друг к другу и переплетаются, образуя какую-то фигуру.

– Муснакаф, что это? – спросила она.

Ответила ей Мэв:

– Он делает себе укрытие. – Ее это зрелище явно не очень впечатлило. – Бедняга не выносит света. Он боится засохнуть.

– На себя посмотри, – сказал голос из-под земли. – Тебе бы написать книгу о том, как сохнуть, о моя бедная любовь!

– Я должна поблагодарить за комплимент?

– Нет, – ответил голос – Просто помни, что я всегда говорил тебе правду, как бы горька она ни была. Ты состарилась, моя дорогая. Нет, ты не просто старая. Ты дряхлая. Забытая. Никому не нужная.

– А ты красавец из дыры в земле! – огрызнулась Мэв.

Из-под земли донесся гулкий, раскатистый смех.

– Покажись-ка лучше, – сказала она, – или ты стал со всем уродом?

– Я стану всем, чем ты хочешь, моя конфетка.

– Не подлизывайся.

– Я стану монахом. Я…

– Какое красноречие! Так ты покажешься или нет? Наступила тишина. Потом голос просто сказал «Ладно», и из отверстий просочилась какая-то густая субстанция, быстро принимавшая человеческий облик Существо встало спиной к Фебе; она не видела лица, но заметила, что тело у него каменное.

– Довольна? – спросило существо.

– Боюсь, уже поздно, – сказала Мэв.

– Нет, детка, совсем нет. Ничего еще не поздно. – Он поднял руку размером с лопату для снега, словно пытался дотронуться до женщины, но его пальцы замерли в дюйме от ее лица– Оставь свою немощную плоть, детка. Стань камнем, как я. Мы соединимся, и пусть люди живут на наших спинах, а мы будем лежать внизу и обнимать друг друга.

Пока странный обольститель говорил это, Феба наблюдала за лицом Мэв и поняла; та уже слышала его слова бес счетное множество раз.

– У тебя не появится ни одной новой морщины, – продолжал Король Тексас. – Тебе не будет больно. Ты никогда не умрешь.

От разговоров его прошиб пот, и, исчерпав запас аргументов, он повернулся к Фебе. Лицо его пересекали трещины, на него налипли грязь и глина.

– Ну что, неужели это так плохо? – спросил он, обдав женщину холодом, сыростью и запахом чистой подземной воды. – Скажи ей.

Феба покачала головой:

– Нет. Мне это нравится.

– Вот! – Король Тексас оглянулся на Мэв, но тут же снова повернулся к Фебе. – Она меня понимает.

– Тогда забирай ее. Пиши свои дурацкие письма ей, а меня оставь в покое.

Феба увидела гримасу боли на грубом лице Короля.

– У тебя не будет другого шанса, – сказал он Мэв, по-прежнему глядя на Фебу. – Иады уничтожат твой город и тебя вместе с ним.

– Не уверена.

– Может, ты хочешь снова вступить в дело? – Король наклонил уродливую голову.

– Почему бы нет?

– Потому что у иадов нет чувств. И нет ничего между ног.

– А ты их видел?

– Во сне. Много раз.

– Тогда возвращайся к своим снам. А меня оставь в этой жизни, сколько бы ее ни осталось. От тебя мне ничего не нужно.

– Больно, – пожаловался Король. – Будь у меня кровь, я истек бы кровью.

– У тебя нет не только крови. Огромное тело Короля дрогнуло.

– Осторожнее! – прорычал он. Но госпожа не остановилась.

– Ты старый и женоподобный, – заявила она.

– Женоподобный?

Земля опять затряслась, и Феба услышала, что Муснакаф шепчет знакомую молитву;

– Мария, Матерь Божья…

– Во мне много чего есть, – сказал Король Тексас, – и не всем можно гордиться. Но женоподобность… – Из головы его полезли змеевидные щупальца толщиной с палец. – Видишь? Что здесь женоподобного?

Его тело менялось и перестраивалось, грохоча камнями. Он уже выступил на мостовую. Он навис над Мэв, как скала, угрожающе рокоча.

– Я мог бы просто утащить тебя к себе, чтобы ты посмотрела, как у меня хорошо! – Он ухватился за край мостовой, как за ковер, и потянул.

Муснакаф упал и угодил ногой в разверзшуюся дыру.

– Нет! – закричал он. – Госпожа! Помогите!

– Прекрати немедленно! – потребовала Мэв, будто говорила с непослушным ребенком.

К удивлению Фебы, это сработало. Король Тексас перестал тянуть, и Муснакаф выбрался из отверстия, рыдая от испуга.

– Почему мы вечно спорим? – Тон Короля внезапно сделался спокойным. – Нам ведь есть что вспомнить.

– Нечего нам вспоминать, – буркнула Мэв.

– Опять неправда. У нас были хорошие дни. Я построил тебе дорогу. эту гавань.

Мэв смотрела на него, не двигаясь.

– О чем ты думаешь? – продолжал Король. – Скажи мне, дорогая!

Мэв пожала плечами:

– Ни о чем

– Тогда я подумаю за нас обоих. Мое чувство к тебе сильнее того, что мужчина чувствовал когда-либо к женщине за всю историю любви. И без этого…

– Хватит.

– …я пропаду, но и ты…

– Почему ты меня не слушаешь?

– …тоже пропадешь.

– Пропаду? – насмешливо переспросила Мэв.

– Да. Именно. Город исчезнет через пару часов. Наша гавань, наши чудесные дома… – Он показал на них рукой. – Иады просто сметут их. А Эвервилль…

– Я не желаю говорить об этом.

– Неужели и тебе больно? Что ж, я тебя не виню. Ты основала его, а они о тебе забыли.

– Прекрати! – крикнула Мэв. – Господи Иисусе, когда же ты поймешь? Я не полюблю тебя ни от каких уговоров, ни от каких обещаний, ни от каких угроз! Построй хоть тысячу гаваней! Пиши мне письма каждую минуту до самого конца мира, я все равно не полюблю тебя! – Она повернулась к стоявшему рядом носильщику: – Как тебя зовут?

– Нус Каталья.

– Подставляй спину, Нус.

– Прошу прощения?

– Повернись. Я хочу залезть к тебе на спину.

– О-да. Конечно. – Он повернулся, и Мэв вскарабкалась на него.

– Что ты делаешь? – тихо спросил Король.

– Хочу доказать, что ты ошибся, – ответила она, цепляясь за воротник своего скакуна. – Я возвращаюсь в Эвервилль.

Впервые за несколько последних минут Феба подала голос:

– Не может быть.

– Почему же?

– Скажи ей, – вмешался Король Тексас. – Меня она не слушает.

– Вы обещали помочь мне найти Джо.

– Боюсь, это невозможно, Феба, Извини. – По голосу Мэв было понятно, как трудно для нее просить прощения.

– Но я же говорила: не теряй веры в любовь.

– Ведь вы ее потеряли.

– Слушай эту женщину! – прогремел Король. – Она умница!

– Она так же одурела от любви, как и ты, – отрезала Мэв. – Вам есть о чем поговорить. – Она дернула носильщика за воротник: – Вперед!

Когда бедняга, спотыкаясь, направился вниз, взгляд Ко роля упал на Муснакафа, осторожно отползавшего в сторону.

– Эй! – громогласно крикнул Король в спину Мэв. – Если не вернешься, я убью твоего лизоблюда!

Мэв оглянулась и ответила:

– Не будь таким мстительным. Это глупо.

– Я буду таким, каким хочу! Вернись! Предупреждаю тебя!

Мэв только подстегнула Каталью ударами пяток по ребрам.

– Ему осталось жить две секунды! Ты слышишь?

Муснакаф жалобно заблеял и попытался отползти подальше от ближайшего отверстия.

– Ты жестокая! – крикнул Тексас вдогонку Мэв. – Жестокая!

С этими словами он нагнулся и потянул за край мостовой.

– Не надо! – воскликнула Феба, но ее заглушил вопль Муснакафа.

Он цеплялся за камни, неудержимо сползая к дыре в земле. Феба не могла стоять и смотреть, как он погибает, и бросилась на помощь. Он протянул к ней руки, и на его побелевшем лице мелькнула надежда.

Это было ошибкой. Лишившись опоры, он продержался на поверхности еще секунду и рухнул вниз, продолжая кричать.

Феба отпрянула, всхлипывая от жалости и бессильного гнева.

– Тише, – сказал Король Тексас.

Она взглянула на него сверху вниз. Судьба Муснакафа была грозным предостережением, но она не могла сдержаться:

– Ты сделал это из-за любви?

– По-твоему, я виноват? Эта женщина…

– Ты его убил!

– Я хотел, чтобы она вернулась.

– Но лишь добавил ей страданий. Король пожал плечами.

– Там он будет в безопасности. Там спокойно. И тем но, – проговорил он и тяжело вздохнул – Ладно. Я был не прав.

Феба всхлипнула и стерла слезы ладонью.

– Я не могу вернуть его. Но я тебя утешу, – обещал Король.

Он поднял руку, словно желая приласкать ее. Этого она меньше всего хотела. Она отскочила и, к ужасу своему, почувствовала, что теряет опору. Феба глянула вниз и увидела под ногами ту самую дыру, куда за несколько секунд до того свалился Муснакаф.

– Помогите! – Она потянулась к Королю, но его грубое тело было слишком неуклюжим. Небо над головой устремилось куда-то вбок, а Феба сорвалась и полетела, полетела. Слезы ее мгновенно высохли, но глаза не видели ничего, кроме сплошной беспросветной черноты.