Текст книги "Эвервилль"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

2

В тот самый момент, когда Тесла шагнула навстречу свету, Гарри, Рауль и Мэв О'Коннел приближались к перекрестку. Им оставалось пройти не меньше сотни ярдов, но свет, сиявший из-под земли, был столь ярким, что Гарри разглядел лицо Теслы до последней черточки. Она была мертва или умирала, но выглядела до странности удовлетворенной.

Там, где Тесла упала, земля вдруг перестала быть твердой. Земля расступилась и поглотила ее, будто сияющая могила.

– Господи, – выдохнул Гарри. – Господи Иисусе Христе…

Он ускорил шаг и почти бегом направился к перекрестку, где били струи света.

Вдруг позади него закричала Мэв.

– Я знаю этого человека! – голосила она – Это Будденбаум! Бог мой, это же Будденбаум! Тот самый ублюдок, с кого все началось.

Она вырвалась из-под опеки Рауля и заковыляла вслед за Д'Амуром.

– Будь так любезен, останови ее! – крикнул Кокер на ухо Раулю.

Рауль был слишком потрясен гибелью Теслы и не ответил. Кокер кричал, пока Рауль не ответил ему:

– Я думал, ты ушел.

– Нет, что ты, – ответил Кокер. – Я всего лишь говорю тише, чем она. Но теперь, друг мой, умоляю, не дай ей вновь исчезнуть из моей жизни. Я хочу в последний раз сказать ей, что люблю ее.

Рауль проглотил слезы. Он уже потерял многих, но эта потеря была невыносима Теслу не убили ни пуля, ни Киссун, ни наркотики, которых хватило бы, чтобы отправить на тот свет лошадь. Но теперь она умерла.

– Прошу тебя, – настаивал Кокер, – иди за Мэв.

– Я сделаю что смогу, – сказал Рауль и последовал за старухой. Та, несмотря на свою дряхлость, почти доковыляла до перекрестка. – Подождите минуточку! – крикнул Рауль, хватая ее за руку. – Кое-кто хочет с вами поговорить!

Мэв ворчливо ответила:

– А я хочу поговорить с ним! – Она кив1гула на Будденбаума – Вон с тем.

– Послушайте, – Рауль взял ее за руку осторожно, но достаточно крепко, – мы с вами встретились не случайно. Кое-кто привел нас к вам. И он сейчас здесь, рядом с нами.

– Спятил ты, что ли? – спросила Мэв, оглянувшись.

– Вы его не видите, потому что он мертвый.

– Плевала я на мертвых, – фыркнула Мэв. – Мне нужен живой. ЭЙ, Будденбаум! – завопила она.

Теперь заговорил Эрвин.

– Скажи ей, кто ты, – призвал он Кокера.

– Я хотел дождаться случая, – отозвался тот.

– Я всю жизнь дожидался случая, – сказал Эрвин. – И вот что вышло.

С этими словами он оттолкнул товарища и сам крикнул в ухо Рауля:

– Скажи ей, что это Кокер! Ну давай! Скажи!

– Кокер? – переспросил Рауль вслух. Мэв О'Коннел замерла на месте.

– Что ты сказал? – пробормотала она.

– Его зовут Кокер, – ответил Рауль.

– Я ее муж, – подсказал Кокер.

– Он ваш…

– Я знаю, кто он, – перебила она, а потом, задохнувшись, переспросила: – Кокер? Мой Кокер? Это не сон?

– Это правда, – кивнул Рауль.

По щекам ее полились слезы. Она повторяла:

– Кокер… Мой Кокер… Мои дорогой, любимый Кокер-Гарри слышал, как заплакала Мэв. Он оглянулся и увидел, что она запрокинула голову, будто муж осыпал ее дождем поцелуев, а она в них купалась. Когда он снова посмотрел на перекресток, Будденбаум стоял на коленях в том месте, где только что исчезла Тесла, и бил кулаками по затвердевавшему на глазах асфальту. Казалось, его вот-вот хватит удар – на лице его смешались пот, слюни и слезы.

– Не смей, стерва! – вопил он на всю улицу. – Я тебе его не отдам!

Энергия продолжала исходить из земли мелкими петля ми и спиралями, и Оуэн находился в самом ее центре. Руки он разбил в кровь; он хватал ими светлые лучи, кружившие вокруг, но в кулаке каждый раз оставалась пустота. Ярости и отчаянию Будденбаума не было предела. Он вертелся на месте, не переставая вопить:

– Этого не может быть! Нет! Не может быть! Гарри услышал, как Мэв у него за спиной произнесла:

– Видишь, Кокер? Перекресток?

– Он видит, – сказал Рауль.

– Там я и зарыла медальон, – продолжала Мэв. – Кокер знает об этом?

– Знает.

Мэв подошла и встала рядом с Гарри. Ее лицо промокло от слез, но она улыбалась.

– Мой муж здесь, – сообщила она ему, и в голосе ее слышалась гордость. – Представляешь?

– Это замечательно.

Она показала рукой на улицу:

– Вон там стоял наш бордель. Это ведь не просто совпадение?

– Нет, – ответил Гарри. – Думаю, нет.

– Ведь этот свет – он от медальона.

– Похоже, что так. Улыбка ее стала шире.

– Я хочу посмотреть ближе.

– Я бы на вашем месте не стал подходить.

– Ну, ты пока что не на моем месте, – резко сказала она. – Что бы там ни было, а это моих рук дело. – Она успокоилась немного, а потом снова улыбнулась: – Вряд ли ты больше меня знаешь о том, что здесь происходит. Я права?

– Более или менее, – признал Гарри.

– Раз мы не знаем, чего бояться, то и не надо бояться, – заключила она. – Рауль, ты будешь слева от меня. А ты, Кокер, где бы ни был, будешь справа.

– Пустили бы меня вперед, – вмешался Гарри и, не дожидаясь разрешения, направился к Будденбауму.

Оуэн по-прежнему молотил кулаками по асфальту.

– Не подходи! – прохрипел он, увидев Гарри. – Это мое место, у меня еще хватит сил его защитить.

– Мне ничего не нужно, – сказал Гарри.

– Ты заодно с этой сукой Бомбек. Вы обманули меня.

– Никто тебя не обманывал. Тесла вообще не хотела…

– Разумеется, она хотела! – воскликнул Будденбаум. – Она не дура! Ей Искусство нужно не меньше, чем другим!

Он оглянулся на Д'Амура, и гнев его уступил место го речи.

– Видишь ли, я ей поверил. Вот в чем моя ошибка. Она меня обманула! – Он стукнул израненными кулаками об асфальт. – Это мое место! Мое чудо!

– Вы только послушайте, что он несет! – вскричала Мэв.

Гарри отступил в сторону, и Будденбаум ее увидел.

– Ты врешь! – продолжала Мэв. – Это место было, есть и будет моим.

Гнев на лице Будденбаума сменился изумлением.

– Ты… ты та, про кого я подумал?

– С чего ты удивляешься? – сказала Мэв. – Я, конечно, постарела, но не все же заключают сделку с дьяволом.

– Дьявол тут ни при чем, – тихо проговорил Будденбаум. – Я мог еще много чего им показать… Но что ты здесь делаешь?

– Пришла, чтобы получить ответы на несколько вопросов, – сказала Мэв. – Я заслужила, тебе не кажется? К тому же мы оба на краю могилы.

– Только не я, – заявил Будденбаум.

– Вот так? – отозвалась Мэв. – Ну, извини.

Она махнула Раулю, чтобы тот подошел.

– Ты хочешь прожить еще лет сто пятьдесят? – спросила она Будденбаума, – Ну, дело твое. А меня уволь. Кости болят.

Тут струя светлой энергии устремилась к ней. Мэв не испугалась. Она потянулась, взяла и переплела полосу света между своими скрюченными от артрита пальцами.

– Ты видел дом, который мы тут построили? – спросила Мэв, играя со струйкой. – Хороший вышел дом. Хороший дом.

Струя энергии выскользнула у нее из пальцев, но с земли поднялись другие.

– Что ты делаешь, женщина? – спросил Будденбаум.

– Ничего, – пожала плечами Мэв.

– Даже если земля и не моя, то магия моя.

– Я не отбираю ее у тебя, – мягко сказала Мэв. – Я слишком стара, и мне ничего не нужно, кроме воспоминаний. Они у меня есть, Будденбаум…

Пятна света забегали все быстрее, словно просыпаясь от ее слов.

– И как раз сейчас я помню все очень четко. Очень и очень четко.

Мэв закрыла глаза, и на улицу из-под земли выплеснулась новая волна света, омывая ее лицо и руки.

– Иногда я помню мое детство лучше, чем вчерашний день, – продолжала она, протягивая руку. – Кокер, ты здесь?

– Он здесь, – подтвердил Рауль.

– Можешь взять меня за руку? – спросила она.

– Он говорит, что держит, – сказал Рауль. И через секунду добавил: – Говорит, что крепко держит.

Мэв засмеялась:

– А знаешь, я чувствую. Будденбаум потянул Гарри за рукав:

– Она что, чокнутая?

– Нет. Здесь призрак ее мужа.

– Мне следовало бы его увидеть, – сказал Будденбаум, и его голос стал монотонным. – Последний акт… Что за стерва…

– Смирись, – посоветовал Гарри.

– Никогда не любил сантиментов.

– Это не сантименты, – возразил Гарри, глядя, как пят на света омывают лицо и руки Мэв. Они не поднимались в небо, как прежде, а кружились, будто пчелы над цветком, образуя какой-то узор. Первым его разглядел Рауль.

– Дом, – произнес он изумленно. – Гарри, ты видишь?

– Вижу.

– Хватит, – заявил Будденбаум, отмахиваясь от воспоминаний. – Хватит с меня прошлого. Сыт по горло.

Закрывая лицо руками, он попятился от дома Мэв, воссозданного ее памятью из света и воздуха во всех деталях, со стенами и окнами, лестницей и крышей. Слева от Гарри появилась дорожка, что вела к парадному крыльцу. Справа через дверной проем виднелась прихожая, дальше, за еще одной дверью, – кухня, а за ней – двор, где цвели деревья. Сквозь прозрачные стены просвечивала обстановка комнат; мебель, ковры, вазы. Все на глазах оживало, и процесс этот набирал обороты. Твердая материя вещей, каждой мелочи, истлевшей много лет назад, но оставившей свой потаенный код, теперь возвращалась к жизни силой воображения. Вещи вспоминали сами себя во всем своем совершенстве и возвращались на место.

Все было зыбко, но Гарри увидел ажурную решетку изгороди; испанскую плитку на крыльце; витые лестницы на второй и на третий этажи, где было по две уборных и по шесть уютных спален.

А потом, даже прежде чем возникла крыша, начали появляться те, кто населял дом.

– Дамы, – восхищенно прошептал Рауль.

Дамы появлялись везде. На лестничных площадках и в спальнях, в гостиных и в кухне. Их голоса и смех звучали, как тихая музыка.

– Вот Беделия, – сказала Мэв. – А это Хильдегард и Дженни, моя милая Дженни…

Гарри подумал: это было не самое плохое место, если в конце концов о нем остались такие воспоминания. По современным стандартам красоты немногие из этих женщин считались бы привлекательными, но в доме веяло покоем и весельем, что вполне располагало и к смеху, и к эротическим утехам.

Что касается клиентов, приносивших доход заведению, то они проходили прозрачными, еле заметными тенями, призраками призраков мелькали на лестницах, в спальнях и ванных. Как Гарри ни всматривался в лица, он так и не сумел никого разглядеть, будто дом понимал их желание оставаться неузнанными, потому что они стыдились своей похоти.

Женщины же не выказывали никаких признаков стыда. Гарри видел, как одна вышла на лестницу с обнаженной грудью; другая, совсем голая, стояла на площадке. Они болтали друг с другом в уборной, терли друг другу спины в ванной, брили ноги и то, что между ними.

– Бот, смотри. – Мэв показала на невероятно пышную женщину, сидевшую в кухне и отщипывавшую кусочки пудинга с фарфорового блюда. – Это Мэри-Элизабет. Она свои деньги отлично отрабатывала. На нее всегда была очередь.

А это, – Мэв перевела палец на бледную черноволосую девушку, кормившую попугая, зажав кусочек в зубах, – это Долорес. А попугай… Как звали попугая? – Она оглянулась на Рауля. – Слушай, спроси у Кокера – Илия, – тут же ответил Рауль, Мэв улыбнулась.

– Да, конечно же Илия. Она уверяла, что он предсказывает будущее.

– Вы были здесь счастливы? – спросил Гарри.

– Я не собиралась заниматься этим, – ответила Мэв, – но, как ни странно, да. Может быть, даже слишком. Вот люди и стали завидовать.

– Поэтому они сожгли дом? – спросил Гарри, подходя к лестнице, по которой поднималась Мэри-Элизабет. – Из зависти?

– Одни из зависти, – сказала она. – Другие исключительно из благородных чувств: они не желали, чтобы мы с девушками портили горожан. Можете себе представить? Без меня и без этого дома никаких горожан бы и не было, поскольку не было бы города. И они это знали. Вот почему они ждали случая…

– И что же это за случаи?

– Наш сын. Наш безумный сын, пошедший не в отца, а в меня. Кокер был такой деликатный, а в роду О'Коннелов все сумасшедшие, и это передалось Клейтону. Кроме того, мы совершили ошибку: мы говорили ему, что он не такой, как все, что он дитя двух миров и когда-нибудь получит огромную власть. Лучше бы мы молчали. Он стал думать, будто он выше других и потому может презирать общие правила и делать что угодно. – Мэв погрустнела. – Однажды, когда ему было лет десять, я увидела, что он смотрит на горы Хармона. Я спросила, о чем он думает. Знаете, что он ответил? «Когда-нибудь, – сказал он, – эти горы будут моими, и я взгляну сверху на этот мир ничтожных насекомых». Я много раз вспоминала те слова. Они были предупреждением. Следовало бы еще тогда избавить его от мучений. Но мы с Кокером так долго мечтали о ребенке…

Краем уха Гарри продолжал слушать рассказ Мэв – как чары Кокера подарили ей вечную молодость, но она не могла забеременеть и родила сына в почти семидесятилетнем возрасте – и одновременно обдумывал то, что она рассказала раньше. Про хребет Хармона и мир насекомых.

– Что случилось с Клейтоном? – перебил он ее.

– Его повесили.

– Вы видели его мертвым?

– Нет. Его тело разорвали волки или медведи…

Он подумал о диких зверях в горах и тут же вспомнил, где слышал эти слова.

– Рауль, останься здесь с Мэв, хорошо?

– Конечно, – ответил Рауль, чье лицо сияло от вуайеристского удовольствия.

– Не уходи, – попросила Мэв.

– Я скоро вернусь, – ответил Гарри, – а вы продолжай те вспоминать.

И он проскользнул через запертую входную дверь дома грез на улицу.

3

– Каждая жизнь – листок на дереве жизни, – сказал Тесле человек, ходивший по воде. Она тогда ответила, что так и не успела толком рассказать ни одной истории.

– Успела, – возразил он. – Ты рассказала свою историю.

Конечно же, он был прав. Она рассказывала эту историю каждым движением, каждым словом или поступком, плохим или хорошим, каждым вздохом и ударом пульса.

Но теперь происходило что-то странное. Сердце Теслы больше не билось, дыхание прервалось, она не могла произнести ни единого слова, однако рассказ продолжался. Тесла умерла, в этом не было ни малейшего сомнения, но перо, писавшее ее историю, не прекратило свою работу. История не закончилась.

Тот сияющий свет, что поглотил ее, все еще не погас. Она точно знала, что видит его не глазами, потому что смотрела как будто со стороны и видела свое тело, едва различимое в этом сиянии. Тело лежало лицом вверх, руки и ноги раскинуты, пальцы вывернуты – Тесла хорошо помнила, что это за поза. Получаса не прошло с тех пор, как она видела ее: это поза человека на медальоне. Теперь так же лежало ее собственное мертвое тело, а сознание витало вокруг, разглядывая тело с отстраненным любопытством. Сознание слегка удивлялось происходящему, но подозревало, что разгадка окажется выше его понимания.

Глубоко в земле сиял крест – источник энергии, преобразивший почву и превративший ее из твердой материи в некое светящееся месиво. Тесла видела, как он рассеивает ее мысли, рассылает их сразу на четыре стороны, по четырем дорогам, начинавшимся от его лучей. Одна дорога предназначалась для людей и вела туда, где собраны мечты и желания всех мужчин и женщин, проходивших когда-либо по этому перекрестку. Другая имела противоположное направление и вела к существам, похожим на людей, – пришельцам из Метакосма, волею судьбы на время попавшим в Эвервилль. Третьей дорогой шли животные, дикие и домашние: собаки обнюхивали местечко, чтобы пописать; перелетные птицы направлялись на юг; мухи летели в кондитерский магазин Долана; черви копались в земле, как делали это уже миллион лет… Все виды и формы, даже самые низшие.

И наконец, последняя дорога вела дальше трех других – вверх, туда, где жили небесные существа, которых Тесла помогла заманить в ловушку.

– Что дальше? – спрашивала Рар Уту, исчезая в потоке света. Этот вопрос больше не терзал Теслу. Она нашла то, что искала, ее сознание разом охватило все факты и все следствия. А если перо продолжает писать и история не окончена, она сможет войти в нее сама.

А пока Тесла будет парить и смотреть, как четыре луча сияют на земле и бегут в четырех направлениях; как тление пожирает тело, которое она когда-то видела в зеркале.

4

Гарри пошел в сторону иадов и успел отойти на два квартала, когда его окликнул Будденбаум:

– Д'Амур, помоги мне.

Оказывается, он не был полностью опустошен поражением своего дела. Лицо и пальцы у него светились, напоминая о том, что он потерял.

– Я тебя не виню, – проговорил Будденбаум, – Ты дружил с ней, тебе пришлось ее покрывать. У тебя не было вы бора.

– Да никого я не покрывал.

– Ну, так или иначе нельзя оставлять ее там, на перекрестке.

– Она погибла, – сказал Гарри.

– Знаю.

– Тогда вопрос, где она похоронена, имеет чисто академическое значение. А не пошел бы ты к черту с моей дороги?

– Ты куда?

– Я иду искать Киссуна.

– Киссуна? – удивился Будденбаум. – На кой черт он тебе сдался?

– Он может больше, чем ты.

– Неправда! – возразил Будденбаум. – Удели мне пару минут, и ты уже никогда не оглянешься. Некуда будет оглядываться. Не останется ни прошлого, ни будущего, а только…

– Один бесконечный день? – Гарри покачал головой. – Ради бога, перестань. У тебя уже был шанс, и ты его упустил.

В эту минуту он свернул за угол и увидел на другом конце улицы врагов. Он остановился, пытаясь сообразить, что происходит, но пожаров здесь не было, а отсвет дальних огней, пылавших за несколько кварталов отсюда, не давал рассмотреть сцену получше. В одном Гарри не сомневался: иады справились с паникой, напавшей на них у прохода. Даже при таком освещении и на таком расстоянии было видно, что они наступали не хаотически, а собрались в единую огромную змееподобную ленту, которая ритмично двигалась.

Гарри закатал рукава, обнажив татуировки, Кто знает, на что они способны? Может быть, и ни на что, но другой за щиты у него нет.

– Что ты собираешься делать? – осведомился Будденбаум. – Драться с ними? У тебя нет ни одного шанса. Даже если есть какая-то сила.

Гарри не обратил внимания. Он набрал в грудь побольше воздуха и пошел навстречу иадам.

– Думаешь, ты герой, да? – продолжал Будденбаум. – Это самоубийство. Если хочешь сделать что-то полезное, пошли со мной. Ты, Д'Амур, откопаешь его мне.

– Откопаю?

Будденбаум показал руки. Зрелище было ужасное: в от чаянии он разбил их об асфальт, и они превратились в кровавое месиво. Он сломал несколько пальцев, и кости торча ли наружу.

– Я не могу действовать руками. А пока они заживут, будет поздно.

– Этого не случится, – сказал Гарри.

– Какого хрена ты знаешь, что случится, а что нет?

– Если ты хочешь добыть Искусство, тебе нужно было бы вернуть прежние способности. Но они не вернулись.

– Все из-за твоей Теслы…

– Возможно. А возможно, ты просто не тот человек. Будденбаум остановился.

– Слушать не хочу, – заявил он.

– Ну и не слушай, – ответил Гарри и пошел дальше.

– И я не откажусь от того, что принадлежит мне! – воскликнул Будденбаум и схватил Гарри за плечо израненной рукой. – Пусть я не в силах сейчас взять то, что мне нужно, но зато я еще в силах наказать тебя. Может быть, даже убить.

– И чего ты добьешься?

– Я убью своего врага, – ответил Будденбаум.

И он послал из ладони разряд в плечо Гарри, отчего в плече запульсировал каждый нерв.

– Даю тебе последний шанс, – сказал Будденбаум.

Татуировки Гарри заныли. Внутри все затряслось мелкой дрожью. Он понимал, что нужно бежать, но ноги не слушались.

– Что ты делаешь, Оуэн? – спросил чей-то голос.

Гарри чувствовал боль, шею сводило судорогой. Он попытался повернуть голову и посмотреть, кто это, но мышцы не слушались. Ему удалось лишь скосить глаза, и он заметил парнишку, двигавшегося к ним от перекрестка. Бледное лицо мальчика покрывали синяки.

– Отпусти его, Оуэн, – произнес юноша – Прошу тебя.

Будденбаум издал непонятный для Гарри звук. Может быть, он всхлипнул?

– Держись от меня подальше, Сет, – отозвался Оуэн.

– Что происходит? – спросил парень.

– Меня обманули, – сказал Будденбаум, и в голосе у не го зазвенели слезы. – Оно было у меня в руках…

– И этот человек его взял?

– Нет!

– Тогда в чем дело? Или ты убиваешь всех, кто попадется под руку? В тебе нет жестокости.

– Теперь будет, – заверил Будденбаум. – Отныне и навсегда – никакой жалости, никакого сочувствия…

– А любовь?

– Никакой любви, – зарычал Будденбаум. – Так что отойди, или я убью тебя.

– Не убьешь, – тихо и спокойно ответил Сет.

Боль отпустила, и постепенно к Д'Амуру возвращалось ощущение своего тела. Без резких движений, чтобы не вызвать новую волну гнева у Будденбаума, он медленно повернул голову и увидел, как Сет поднял руку Оуэна и поднес к губам.

– Мы уже видели много боли, – ласково проговорил он, целуя окровавленные пальцы. – Пора начинать исцеление.

– Слишком поздно.

– Позволь мне, и я докажу, что ты ошибаешься, – ответил мальчик.

Гарри поглядел на Будденбаума. Гнев Оуэна сменился усталостью.

– Вам лучше уйти, – сказал Сет.

– Ты с ним справишься? – спросил Д'Амур.

– Конечно, – тихо ответил Сет и обнял Будденбаума. – С нами все будет в порядке. Мы уйдем. Мы оба отсюда уйдем.

Времени на разговоры больше не оставалось. Оставив их утешать друг друга, Гарри направился дальше. Тем временем иады доползли до самого большого здания на улице – очевидно, там располагался суд или городское управление. До них оставалось шагов сто пятьдесят, не больше, и с каждым шагом теперь идти становилось все труднее. В основании черепа и в уголках глаз закололи мелкие иглы; голова наполнилась звоном.

Он почти радовался этому звону, так как он заглушал вопли людей, оставшихся в запертом здании. Сначала Гарри удивился, почему они не попытались сбежать через черный ход, но тут же увидел Гамалиэля: тот бежал вдоль стены и нес в руках что-то, похожее на человеческую голову. Если Гамалиэль здесь, то и его братцы где-то поблизости. Не исключено, что весь клан Зури явился полюбоваться зрелищем.

Но где же Киссун? Ведь это он придумал и продумал все события нынешней ночи, ставшей для него воздаянием. Он должен быть здесь и наблюдать.

Гарри брел вперед и звал Киссуна по имени, а потом перешел на бег. Странно звать человека в этом несусветном бедламе, но не Киссун ли сказал: как бы ни отличались иады от людей, сердце у них человеческое? У людей есть имена, есть прошлое. Даже у Киссуна есть прошлое, хотя он столь проникновенно говорил о радости быть никем: просто око горы, что смотрит вниз на букашек…

Змея иадов изогнулась, превратившись в огромное колесо, налегла на дом, и по стенам пошли трещины. Чем ближе подходил Гарри, тем яснее видел, что не зря они получили свое название. Уроборос – змей, пожирающий свой хвост, охвативший кольцом землю. Символ силы – равнодушной и самодостаточной силы; непреклонной, непостижимой, неодолимой.

На этот раз не было никаких галлюцинаций – ни демонов, ни отца Гесса, восстающего из осыпавшейся могилы, чтобы обвинить Гарри. Ничего, кроме кольца, сжимавшегося вокруг дома с живыми людьми. Гарри видел змею все яснее. Она словно нарочно показывала себя, желая измучить его тем, что он не может постичь ее природу и не находит ни единой понятной детали – ни головы, ни когтей, ни глаз. Лишь контур, абрис, силуэт, а внутри – мешанина, от которой начинала кружиться голова и подступала тошнота. Жесткая форма неопределенного цвета (то ли синеватого, то ли красноватого, то ли ни того ни другого), бездушная и бес страстная.

Никаких человеческих лиц, конечно, тоже не было. Только повторения, как отражения в анфиладе зеркал или эхо, подхватывающее приказ. Эхо, ищущее смысл, но не имеющее своего смысла.

Нужно найти сердце змеи. Это единственная надежда: отыскать, где сердце.

Звон в голове сделался невыносимым, но Гарри продолжал идти. Чем ближе он подходил – шестьдесят ярдов, пятьдесят, сорок, – тем яснее слышал тихий шепот.

Бояться нечего, говорил он себе.

Его удивила собственная храбрость.

– Нет ничего такого, чего бы ты не видел раньше… Успокоила и ободрила.

– Только дай мне обнять тебя… Погоди-ка, сказал он себе.

– Скоро мы будем только вместе… Это не он. Это Иад.

– Никто не сможет нас разделить. – Голос зазвучал торопливо, будто понимая, что он раскрыт. – Ты знаешь это сердцем… сбоим человеческим сердцем…

Когда Гарри был уже в десяти ярдах от огромного, мед ленно проворачивавшегося колеса, шепот исчез и остался лишь звон, в котором тонули людские крики. Он заметил, как справа к нему устремился Гамалиэль, и понял, что сей час умрет. Без молитв, без покаяния. Его убьют одним уда ром.

Жить ему оставалось секунды. Секунды на то, чтобы найти Киссуна.

Он набрал в грудь побольше воздуха и, не слыша собственного голоса, крикнул изо всех сил:

– Я ищу Клейтона О'Коннела!

Сначала не последовало никакой реакции. Колесо продолжало вращаться, и перед измученным взором Гарри мелькали бессмысленные формы. Но потом, когда Гамалиэль подошел совсем близко и поднял руку, потянувшись к горлу Д'Амура, движение стало замедляться. Должно быть, Гамалиэль услышал какой-то приказ, потому что замер, остановился и отступил немного.

Звон в голове Гарри тоже стих, хоть и не полностью. Он стоял перед иадами, тяжело дыша, как узник, чьи цепи чуть-чуть ослабили.

В массе иадов произошло движение. Какой-то узел рас крылся, и оттуда, из самого нутра (внутри Иад состоял из того же мерзостного вещества, что и снаружи) появился Киссун.

Вид у него был тот же, что и на горе: ясный и умиротворенный.

– Как ты сумел узнать, кто я? – спросил он.

Он стоял далеко, но голос его раздавался у Гарри в ушах, как и шепот иадов.

– Я ничего не узнавал, – ответил Гарри. – Просто услышал.

– От кого? – Киссун вышел из своего живого святилища на асфальт улицы. – Кто тебе сказал?

– От твоей матери.

Лицо Киссуна оставалось бесстрастным. Ни одна черта не дрогнула.

– Ее зовут Мэв О'Коннел, если ты забыл, – сказал Гарри, – и ее повесили вместе с тобой и твоим отцом.

– Ты научился говорить с мертвецами? – удивился Киссун. – С каких пор?

– Она не умерла, Клейтон. Она очень даже живая.

– Что за дурацкие шутки? – воскликнул Киссун. – На деешься таким образом кого-нибудь спасти?

– Твоя мать осталась жива, Клейтон. Ветка сломалась, а потом она нашла дорогу в Субстанцию.

– Не может быть.

– Проход всегда был там, и он не закрывался.

– Как она смогла пройти?

– У нее в запасе всегда имелась парочка заклинаний, не так ли? И воля, чтобы заставить их работать. Видел бы ты, что она устроила на перекрестке! Видишь свет? – Гарри обернулся и показал на то место, где стоял бордель. Небо там заметно светилось. – Тоже ее работа.

Киссун посмотрел туда, и на лице у него промелькнуло сомнение. Гарри остался доволен.

– Ну, не знаю, Д'Амур… Ты продолжаешь меня удивлять.

– Я и сам удивился.

– Если ты солгал…

– Зачем мне лгать?

– Чтобы задержать меня.

– Ты все равно добьешься своего.

– За каким чертом? – пожал плечами Гарри. – Рано или поздно ты все равно сделаешь то, что задумал.

– Сделаю, – согласился Киссун. – И никакая мать мне не помешает.

Он смотрел на свечение в небе.

– Что она там делает? – спросил он.

– Восстанавливает бордель, – ответил Гарри. – Как в старые добрые времена.

Киссун на мгновение задумался.

– Старые добрые? – повторил он. – Да черт бы их побрал!

С этими словами он без долгих разговоров направился к перекрестку, а Д'Амур пошел следом.

Гарри не нужно было оглядываться, чтобы понять: иады сняли осаду здания и потекли вслед за Киссуном. Казалось, несмотря на свою жестокость, они не имели намерения – а может быть, и желания – причинять кому-либо зло. Звон в голове Гарри почти стих, превратившись в тихий шепот, и он воспользовался этим, чтобы привести в порядок мысли и продумать план. Он почти не сомневался, что без хозяина иадам его мысли неинтересны.

Он прекрасно понимал, что внезапное возвращение матери не смягчит Киссуна. Скорее всего, он отправился к ней не из неясных чувств, а из любопытства.

Таг факт, что женщина, породившая его на свет, не умерла, не отобьет у Киссуна желания скормить весь мир своим букашкам. Оставалась надежда, что в момент встречи с Мэв он потеряет неуязвимость, но даже если так – каким оружием его возьмешь? И что будут делать в этот момент иады – смотреть и ждать? Это казалось маловероятным.

– Вряд ли ты ожидал такого, да? – сказал Киссун, когда они завернули за угол. – Я имею в виду иадов.

Гарри оглянулся. Громадное колесо нависло над ним, подобно волне, грозя обрушиться, и постоянно меняло очертания. Казалось, оно захватывало и трансформировало даже воздух, а темнота помогала ему.

– Я сам не знаю, чего ожидал, – ответил Гарри.

– Ты видел немало демонов, но вряд ли встречался с таким. – Киссун показал на колесо. Он не ждал от Гарри ни возражения, ни согласия. – Они скоро изменятся. А потом еще раз изменятся. Поэтому и бессмертны.

Гарри вспомнил, что говорила Норма про мир. Верны ли ее слова в отношении Иад? Изменчивы и неуязвимы?

– Это лишь малая часть тех, что ждут на другой стороне.

– Я рад, что не увижу этого, – сказал Гарри.

– Решил не воевать? Умно. Ты не знаешь, что тебе теперь делать, да? И от этого тебе страшно. Лучше сдаться. Иди домой и смотри телевизор, пока очередь не дошла до тебя.

– Ты так ненавидишь мир?

– Меня унесли волки, Д'Амур. Я очнулся в темноте с веревкой вокруг шеи. Я задушил их, конечно; и когда я стоял над ними, перемазанный их кровью, я подумал; не они мои враги. Мои враги – те, кто взял меня ночью, беззащитного, и повесил на дереве. Их кровью я должен умыться. Их глотки я должен рвать. Но как? Как полудурок, сын пьяницы и хозяйки борделя, может справиться с Сапас Умана? – Он остановился и улыбнулся. – Теперь ты знаешь.

– Знаю.

– Один вопрос, Д'Амур, прежде чем мы придем туда.

– Спрашивай.

– Тесла Бомбек.

– Что?

– Где она?

– Она погибла.

Киссун смотрел на Гарри некоторое время, словно пытаясь определить, лжет тот или нет. Потом произнес.

– С ней было интересно. Наши встречи в Петле я вспоминаю почти с нежностью. – Он сам улыбнулся несуразности своих слов. – Конечно, она боец легчайшего веса. Но сражалась храбро. – Он сделал паузу, глядя мимо Гарри на Иад, и задал вопрос – Знаешь, зачем они пожирают собственный хвост?

– Нет.

– Чтобы доказать свое совершенство.

Киссун повернулся и пошел дальше. За поворотом они увидели перекресток и дом, воссозданный Мэв. Теперь он выглядел почти твердым, как картина, написанная светом. Добавились детали – то окно, то статуя. Киссун ничего не сказал, но его шаг замедлился.

– Где мать? – спросил он.

– Внутри, наверное.

– Приведи ее. Я не хочу входить.

– Это же иллюзия.

– Я знаю, – ответил Киссун. Показалось ли Гарри, или голос его и вправду дрогнул? Киссун повторил: – Приведи ее.

– Хорошо. – Гарри поднялся на крыльцо и вошел.

Он оказался в настоящей эротической стране чудес. Стены были увешаны картинами, в основном на классические темы: «Суд Париса», «Леда и лебедь», «Похищение сабинянок». И повсюду – женская плоть, ставшая со времени его ухода еще более сочной и влекущей. Женщины в нижнем белье, болтающие друг с другом в гостиной. Женщины с рас пущенными волосами, омывающие свои тяжелые груди. Женщины, возлежащие на постелях, ласкающие себя между ног, улыбающиеся призрачным клиентам.