Текст книги "Эвервилль"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

– Каждую секунду, – согласился Ной. – Здесь я от самого воздуха крепну.

Ной погрузил руки в воду и достал не рыбу, а нечто похожее на крылатого маленького кальмара с золотыми глазами.

– Только не предлагай мне и его съесть, – сказал Джо.

– Нет. Нет, что ты, – ответил Ной. – Это Зерапушу, проводник духов. Видишь, как он на тебя смотрит?

Джо увидел Немигающий взгляд маленького существа излучал странное любопытство.

– Он не видел таких, как ты, – сказал Ной. – Если бы ты понимал его язык, он бы наверняка посоветовал тебе возвращаться домой. Не хочешь потрогать?

– Не очень.

– Это понравится Зерапушу, – сказал Ной и протянул его к Джо. – А тот, кто понравится ему одному, понравится им всем.

Джо придвинулся к Ною, рассматривая существо, которое, в свою очередь, рассматривало его.

– Ты хочешь сказать, у них есть друг с другом связь? Как ты его назвал? Зера… Как дальше?

– Их часто зовут просто «шу», так короче. – Ной отдал существо Джо. – Не бойся, он не кусается.

Джо осторожно взял животное. Шу лежал на ладони Джо, глядя в глаза неподвижным взглядом.

– На всех двенадцати континентах нашего мира в древности возводили храмы, посвященные шу, – продолжал Ной, – и кое-где им поклоняются до сих пор.

– Но ведь не в твоей земле?

Ной покачал головой:

– Моя жена была католичкой. А я… Сам я неверующий.

Теперь лучше отпусти его, пока ему не стало плохо. Он так на тебя смотрит, что не отведет глаз, пока не умрет у тебя на руке.

Джо наклонился и положил шу в воду. На мгновение тот затрепетал у него в ладонях, сверкая золотыми глазами, а по том одним движением гибкого бескостного тела ушел в глубину. Глядя ему вслед, Джо невольно подумал, что зверек, наверное, уже рассказывает своим сородичам о чернокожем великане.

– Есть поверье, – говорил Ной, – будто шу – это крохотные частицы Создателя. Он рассыпался однажды на мириады частиц, чтобы каждая из них провела сквозь Субстанцию живую душу, а после не стал их собирать.

– Значит, я только что держал в руках часть Бога?

– Вот именно.

Ной еще раз наклонился и на этот раз выудил из воды рыбу длиной в фут.

– Слишком большая? – спросил он.

– Слишком.

– Маленьких можно не есть, а глотать, так легче, да?

– Гораздо легче, – согласился Джо.

Он тоже погрузил руки в воду и извлек оттуда целые пригоршни рыбок. Подержав в руках шу, он перестал бояться морской живности. Правда, золотоглавый шу был на поря док выше серебристой мелочи с бессмысленными глазами, зато этих можно проглотить без зазрения совести. В два счета Джо съел свой улов, а потом поймал рыбку побольше. Он сжевал ее, как сэндвич. Мясо у нее оказалось оранжевым, сладковатым, и он ел, не обращая внимания на то, что рыба бьется у него в руке.

– Все, я больше не голоден, – объявил он, вытаскивая из зубов рыбью кость.

– Пить не хочешь? – поинтересовался Ной.

– Вода ведь соленая, – возразил Джо. – Или нет?

– На мой вкус, нет, – проговорил Ной, зачерпнул воду и шумно втянул в себя.

Джо последовал его примеру и не разочаровался. Вода в море сновидений оказалась сладкой, с приятным пряным привкусом Джо напился и пошел к берегу вполне довольный жизнью.

Тем временем, пока они с Ноем беседовали о Творце и рыбе, процессия добралась до трещины и расположилась возле нее. Проход и в самом деле увеличился раза в полтора с того момента, когда Джо переступил границу миров.

– Они собираются выйти? – спросил Джо.

– Похоже, что так, – ответил Ной и посмотрел на небо: оно потемнело, хотя здесь не было солнца, – Если уйдут не все, – добавил он, – молено будет нанять команду.

– У нас есть корабль?

– А это что? – Ной похлопал по борту «Фанакапана».

– В городской гавани были суда и получше, – сказал Джо, показывая в сторону города. – Побольше. Эта посуди на вряд ли выдержит дальнее плавание. Но даже если вы держит, как, черт возьми, мы их уговорим с нами плыть?

– Это уже моя забота, – успокоил его Ной. – Отдохни немного. Поспи, если сможешь. Нам предстоит нелегкая ночь.

– Поспать? – переспросил Джо. – Неплохая идея.

Он хотел взять в каюте подушку и одеяло, но потом, опасаясь блох или вшей, подумал и устроился на голых камнях. Это было самое неудобное ложе из всех, на каких ему доводилось слать, но прозрачное ясное небо над головой навевало дрему, и вскоре Джо заснул.

VII

1

Около четырех часов дня в пятницу, в то самое время, когда в Эвервилле Тесла познакомилась с Фебой, а Джо уснул на берегу под потемневшим небом Субстанции, Хови Катц с Эми на руках сидел на пороге своего дома и смотрел на тучи, надвигавшиеся с северо-востока «Один хороший дождь, – подумал он, – лучше с грозой, и жара спадет».

Малышка плохо спала ночью, потом целый день капризничала, но сейчас, на руках у отца, успокоилась и затихла. Джо-Бет жаловалась в тот день на желудок, поэтому полчаса назад ушла в спальню, чтобы прилечь. В доме стояла тишина. На улице все тоже было мирно, и только соседские собаки вдруг засуетились и забегали по двору, прижав уши и нюхая воздух, явно чего-то ожидая. Хови подумал когда мы наконец уедем отсюда, заведем себе пса. У ребенка должна быть собака – и приятель для игр, и защитник.

– Он будет тебя любить, – шепотом сказал он дочери. – Потому что тебя все любят.

Эми беспокойно заворочалась у него на руках.

– Хочешь в кроватку, крошка? – спросил Хови, поднимая и целуя ее в лобик. – Хорошо, сейчас отнесу тебя.

На цыпочках он поднялся наверх и, чтобы не будить Джо-Бет, сам уложил ребенка. Потом пошел в ванную.

Прохладный душ смыл пот и налипшую пыль, и после дневной духоты это было так приятно, что он сильно возбудился. Хови старался не обращать на это внимания, мылил голову и тер спину, но вода текла, а он уже добрался до паха. В последний раз они с Джо-Бет занимались любовью, когда она была на четвертом месяце, а потом все его попытки заканчивались ее слезами. Она не хотела, чтобы он ее трогал. Хови отнес все это на счет беременности. Потом, в следующие несколько месяцев, ему не раз казалось, будто он живет с двумя женщинами: любящей женой и ее сестрой близнецом, редкостной стервой. Джо-Бет отказывалась от секса, но нуждалась в том, чтобы он обнимал ее и утешал, когда она плакала. Стерве от него ничего не требовалось, ни объятий, ни поцелуев. Она говорила: лучше бы я тебя не встречала – с такой злостью, что у него опускались руки. Потом на поверхность выныривала прежняя Джо-Бет. Она плакала и уверяла, что очень, очень, очень жалеет о своих словах и не знает, что без него делать.

За то время он научился обуздывать либидо. Держал в гараже мужские журналы; нашел телевизионный канал, где ночами показывали порно; пару раз ему даже снились эротические сны. Но никогда, ни во сне, ни в мыслях, он не забывал о Джо-Бет, Даже в последние две недели перед родами, когда она стала огромной, ее вид неизменно вызывал у него желание. Она об этом знала и избегала его: запирала дверь ванной, когда принимала душ; отворачивалась, когда ложилась в постель. Она довела его до состояния подростка: он подглядывал за ней краем глаза, а потом дорисовывал в воображении подробности запретной анатомии и онанировал.

Хови это надоело. Пора снова жить нормальной человеческой жизнью, как муж и жена, и не отворачиваться стыдливо, будто они случайно оказались в одной постели. Он выключил душ, наскоро вытерся, обернул бедра полотенцем и направился в спальню.

Низко и раскатисто прогремел гром, но Джо-Бет не проснулась. Она спала одетая поверх одеяла, и ее бледное лицо в сумерках серебрилось от пота. Хови подошел к окну, приоткрыл его. Лиловые тучи набухли дождем, который вот-вот должен был пролиться на пыльные улицы и дворы.

За спиной у него Джо-Бет что-то пробормотала во сне. Он подошел к ней и осторожно сел на край кровати. Она опять забормотала – Хови не смог разобрать ни слова, – а потом подняла руку и коснулась пальцами его плеча, как де лала раньше. Ощупала рот, лицо и снова дотронулась до его руки, словно узнала мужа и во сне.

Он решил, что Джо-Бет проснулась, но она спала. На губах у нее заиграла улыбка, рука скользнула к его груди. Прикосновение было легким как перышко, но отчетливо эротическим. Наверное, во сне она разрешила себе то, чего не могла или не хотела разрешить наяву. Она погладила его грудь, и он развязал узел полотенца. Его эрекция снова на помнила о себе, словно напрашиваясь на прикосновение. Хови не шевелился, почти не дышал. Только смотрел, как ее рука спускалась по напрягшемуся животу вниз, пока не нашла его член.

Он тихо вздохнул, стараясь не спугнуть ее. Пальцы Джо-Бет задержались на его органе не дольше, чем на груди, но, когда они скользили с живота на бедра, Хови был так возбужден, что боялся не сдержаться. Он перевел взгляд на ее лицо, но оно было так прекрасно, что он лишь еще разогрелся. Он крепко зажмурился и старался думать про погоду на улице, про надвигавшуюся грозу, про непочиненную машину; но лицо Джо-Бет все равно стояло перед глазами.

И тут она снова забормотала, и снова он не разобрал слов, так что невольно открыл глаза и увидел ее губы.

Это было уже чересчур. Он громко вздохнул, и, будто отвечая на вздох, бормотание Джо-Бет стало громче, а рука, гладившая его ногу, снова устремилась к паху. Он ощутил первый спазм и постарался хоть немного задержать извержение. Но Джо-Бет будто почувствовала это, дотянулась до его члена раньше, чем он успел ее остановить, и от прикосновения он кончил.

– Бог ты мой, – простонал он, откинувшись на постели.

Тут она снова заговорила во сне, и он впервые сумел разобрать слова.

– Все хорошо, – отчетливо произнесла она. – Все хорошо, Томми. Вот. Вот так. Все в порядке…

– Томми?

Ее увлажнившаяся рука продолжала сжимать его член, но наслаждение разом исчезло.

– Прекрати, – сказал он. – Хватит.

Она не послушалась, потому что не слышала. Она бессмысленно бормотала, как в бреду:

– ВсевсевсехорошоТоммивсевсевсехорошовсе…

Ему стало худо. Оттолкнув ее, он попытался подняться, но она, не открывая глаз, ухватила его за руку. Бормотание смолкло.

– Подожди, – отчетливо произнесла она.

Возбуждение пропало. Ему страшно хотелось встряхнуть ее, разбудить, сказать: «Это я, Хови. Помнишь меня? Ты вы шла за меня замуж».

Но ему было стыдно – за свой жалкий вид, за свой пот, за свой страх, от которого сразу похолодело внизу живота. Страх перед Томми-Рэем, который подобрался к нему слишком близко и с каждым часом подбирался ближе. Невольно он оглядел комнату, выискивая какой-нибудь знак, который бы выдал присутствие здесь Томми-Рэя Макгуайра. Но его, конечно, не было. Парень-Смерть еще не явился сюда во плоти. По крайней мере, пока. Пока он лишь внедрился в сознание Джо-Бет. Что еще страшнее.

Хови вырвал у нее руку, обмотался полотенцем, чтобы прикрыть наготу, и направился в ванную. Гнев его уже улетучился, остались лишь дурнота и усталость.

Не успел он взяться за ручку двери, как Джо-Бет проснулась.

– Хови? – позвала она.

– Ты ждала кого-то другого?

Она села и недоуменно посмотрела на свою влажную руку.

– Что это? – Тон ее был возмущенным. Но он не чувствовал себя виноватым.

– Тебе приснился Томми-Рэй, – сказал он.

Она спустила ноги на пол, вытирая руку верхней простыней.

– О чем ты говоришь? – спросила она. На шее и плечах у нее проступили красные пятна – верный признак, что она возбуждена. Видимо, до сих пор.

– Ты звала его, – ответил Хови.

– Нет, не может быть.

– Думаешь, я сумел бы такое придумать? – Он повысил голос.

– Да, очень может быть! – крикнула она.

И по тому, как она это крикнула (она всегда злилась, если ее ловили на лжи), Хови понял, что она поверила. Значит, она сама что-то помнит. От этой мысли Хови захотелось то ли блевать, то ли плакать, то ли все вместе. Он распахнул дверь и вышел на лестницу. В ту же минуту вдруг пошел дождь, и капли громко забарабанили по окну. Хови поднял глаза, увидел сквозь помутневшее от воды стекло лилово-черные тучи, и дом содрогнулся от близкого раската грома.

В соседней комнате проснулась и заплакала Эми. Он хо тел пойти к ней, но услышал за спиной быстрые шаги Джо-Бет и не нашел в себе сил повернуться к ней таким, с искаженным страхом лицом. Она, конечно, доложит об этом брату, когда тот приснится ей в следующий раз. Доложит и скажет: пора, приходи, тебе никто здесь больше не помешает.

Хови вошел в ванную и закрыл за собой дверь. Через какое-то время Эми затихла. Потом стих и ливень, но воздух чище не стал и жара не спала.

2

– Грилло? Это Хови.

– Не ожидал…

– Ты больше н-н-ничего не слышал про Томми-Рэя?

– Что-нибудь случилось?

– Вроде того.

– Хочешь рассказать?

– Не сейчас, нет, я п-п-росто хочу знать, где он. Он… Он хочет з-з-забрать ее.

– Успокойся, Хови.

– Я точно з-з-знаю, что он хочет забрать ее.

– Хови, он не в курсе, где вы живете.

– Он у нее внутри, Грилло. Он был прав. Я… т-т-твого мать… я не з-з-заикался уже пять лет. – Он замолчал, постоял, подождал, пока восстановится дыхание. – Я решил, что все кончено. П-по крайней мере, с ним.

– Все так решили.

– Я решил, его б-б-болыпе нет и все кончено. Но он з-здесь, с-сейчас, у нее внутри, в ее с-с-сознании. Так; что не думай, что он чего-то не з-знает. Он знает все.

– Где ты сейчас?

– На бензоколонке в полумиле от дома. Я не хотел з-з-звонить оттуда.

– Лучше вернись. У тебя есть орркие?

– П-п-пистолет. Какой в нем т-толк? Если он жив…

– Значит, он не боится смерти.

– И п-пистолет ему н-н-не страшен.

– Вот же дерьмо.

– Вот именно, Именно дерьмо. Дерьмо гребаное!

Грилло услышал, как Хови грохнул кулаком по аппарату.

Потом издал какой-то странный, сдавленный звук Он не сразу сообразил, что Кати плачет.

– Послушай, Хови…

Тот плакал, накрыв трубку рукой, чтобы Грилло не слышал.

«Знаем, знаем, – подумал Грилло. – Если никто не слышит, то никто вроде бы и не плачет. Только на самом деле разницы нет».

– Хови? Ты еще здесь?

Не сразу, но Хови ответил. Напряжение в его голосе, кажется, спало.

– Здесь я, – откликнулся он.

– Я приеду. Что-нибудь да придумаем вместе.

– Да?

– Оставайся на месте. Понял?

– А если он… Ч-что, если он п-п-придет за ней?

– Тогда как получится. Если нужно будет, беги. Но не забывай: я тоже в деле, понял?

– Понял.

– Что-нибудь еще?

– Она ему не достанется, Грилло.

– Ясное дело.

– Чего-о бы это мне ни с-с-стоило, она ему не достанется.

Что я наделал? После этого разговора Грилло только о том себя и спрашивал: на кой черт я ввязался? Хови он помочь не мог. Господи, он не мог помочь даже себе.

Грилло сидел перед компьютером (новости теперь текли, как дождевая вода в бочку во время ливня; они были отовсюду, и все плохие) и пытался сообразить, как отказаться от сказанных слов. В то же время он прекрасно понимал: он не сможет жить дальше, если струсит, а что-то вдруг произойдет.

А что-то непременно произойдет, можно было не сомневаться. Не этой ночью, так: следующей. Не следующей, так через день. Мир сходит с ума. Подтверждения этому в избытке возникали у него перед глазами на экране монитора. Лучшего времени, чтобы вернуться за Джо-Бет, и не придумаешь. Но он должен что-то сделать, хотя бы попытаться, иначе он никогда не сможет смотреть в глаза своему отражению.

Грилло выключил компьютеры и пошел собирать вещи. Он почти закончил, когда снова зазвонил телефон. Теперь это была Тесла из Эвервилля.

– Я поживу у женщины, с которой здесь познакомилась.

Ей нужна моя помощь. Ручка есть?

Грилло записал номер телефона и коротко рассказал про Хови.

Тесла нисколько не удивилась.

– Похоже, на этой неделе многое закончится, – произнесла она.

Грилло сообщил, что собрался к Катцам. Потом вспомнил про Д'Амура:

– Я всегда считал его тотемы и татуировки полной чушью, но сейчас.

– Хочется тоже иметь что-то вроде этого?

– Хочется тоже во что-то верить, – ответил Грилло. – Во что-то, что способно защитить, если Томми-Рэй и впрямь выбрался из могилы.

– Может, и выбрался, – проговорила Тесла мрачно. – Сейчас выберется все, что угодно.

Грилло помолчал, пытаясь усвоить информацию, потом сказал:

– Какого черта. Неужто мы действительно заслужили все это?

– Так уж нам повезло, – по-прежнему мрачно ответила Тесла.

3

Гроза, разразившаяся над домом Катцев, медленно удалялась на юго-запад, по пути проливаясь дождем. На мокрых улицах и на шоссе сталкивались машины, но все столкновения в тот день были незначительными, кроме одного. Серьезное происшествие случилось в ста пятидесяти пяти милях от дома Катцев, на федеральной трассе номер 64. Водитель семенною фургона, где ехала семья из шестерых человек после отдыха в Седар-Сити, не справился с управлением на мокрой дороге, задел машину в соседнем ряду, отчего фургон занесло и выбросило на встречную полосу. В результате столкнулись несколько машин, и образовалась пробка.

Полиция, врачи и пожарные прибыли на место происшествия удивительно быстро – учитывая то, что машины скопились в обоих направлениях, а дождь поливал так, что видимость была не больше пятнадцати ярдов. Но все равно, когда они приехали, пять жизней были потеряны, и еще трое – включая водителя фургона – погибли прежде, чем их сумели вытащить из груды искореженного металла.

Грозовой фронт, будто заинтересовавшийся тем, что случилось по его вине, завис над местом аварии на полчаса, поливая горевшие автомобили. Под непрерывным ливнем, в клубах дыма, оседавшего в горле горечью, спасенные и спасатели двигались, как призраки, перемазанные и провонявшие кровью и гарью. Те, кто мог плакать, плакали, а кто не мог, бродили от машины к машине и от тела к телу.

Но один из тех призраков не имел отношения ни к спасателям, ни к жертвам. Он двигался в этом аду с такой лег костью, что она после снилась в кошмарах всем, кто его видел.

По свидетельствам очевидцев, он был до неприличия хорош собой: светловолосый, загорелый, с широкой белозубой улыбкой. Он напевал. Именно его пение – не легкая походка и даже не беспечная улыбка – более всего ужаснуло тех, кто потом рассказывал о нем, И не было в его мелодии, спокойной и тихой, ничего демонического.

Но не все провожали его тогда взглядом разинув рот. Полицейский, увидевший, как он заглядывает на заднее си денье одного из разбившихся автомобилей, приказал ему не медленно отойти. Призрак не обратил на это внимания, разбил заднее стекло и потянулся за чем-то, что лежало на сиденье. И снова полицейский велел ему отойти, доставая из кобуры пистолет в качестве дополнительного аргумента. Тогда призрак перестал петь и произнес всего одну фразу:

– У меня здесь дело.

Возобновив пение на том самом месте, где оно прервалось, призрак достал из машины тело маленькой девочки, не замеченное спасателями. Полицейский наставил оружие ему в грудь и велел немедленно отдать ребенка, но фантом проигнорировал этот приказ, как и предыдущий. Перекинув тело через плечо, как пастух ягненка, он двинулся прочь.

То, что произошло дальше, засвидетельствовали пятеро очевидцев, помимо самого полицейского. Все они находились в крайне возбужденном состоянии, но были признаны психически здоровыми, так что о галлюцинациях речи не шло. Тем не менее показания их звучали невероятно. Похититель, повернувшись спиной к полицейскому, двинулся в облаке дыма прочь, в сторону обочины. В это время в дыму что-то дрогнуло, и на мгновение свидетели увидели там череду людей с вытянутыми искаженными липами, со стран но изогнутыми, будто лишенными костей телами. Они по следовали за похитителем, с воем окружив его, и никто, даже полицейский, не отважился его преследовать.

Через пять часов труп ребенка – трехлетней девочки по имени Лорена Эрнандес – нашли менее чем в миле от шоссе, в небольшой березовой роще. Окровавленная одежда была снята, а тело тщательно, почти любовно омыто дождевой водой. Девочка лежала на влажной после дождя земле в позе эмбриона, поджав руки и ноги. Признаков сексуального насилия полиция не обнаружила. Но у девочки не было глаз.

Не обнаружили и никаких следов похитившего ее красавчика. Никаких – в буквальном смысле. Ни следов обуви на земле, ни отпечатков пальцев на теле, ничего. Как будто он растворился в воздухе, исполнив свой мрачный и бессмысленный ритуал.

Сообщение об аварии попало на Риф в тот же вечер, но прочесть его было некому. Грилло в эту минуту сидел за рулем на дороге в Айдахо, ничего не зная про эти новости, которых становилось все больше, и одна страннее другой.

В Миннесоте человек, которому делали операцию на сердце, вдруг пришел в себя на операционном столе. Несмотря на отчаянные попытки анестезиологов снова усыпить его, он объявил хирургам, что идут пожирающие-свой-хвост: они идут, и ничто их не остановит. После чего умер.

В Техасе, в кампусе Остин-колледжа, женщина в белых одеждах, сопровождаемая шестью огромными псамиальбиносами, ушла под землю – по словам свидетелей, как будто спустилась вниз по невидимой лестнице. Оттуда доносились стоны, исполненные такой скорби, что один из тех, кто их услышал, через час покончил с собой.

Б то же время в Атланте преподобный Дональд Мерил, с присушим ему пылом читая проповедь на тему «Существует только одна любовь – любовь Божья», вдруг отклонился в сторону и принялся вещать о Неминуемом. Проповедь шла по каналу национального телевидения, так что камеры запечатлели, как он размахивал руками, топал ногами, а речь его тем временем становилась темнее и непонятнее. Потом он вновь сменил тему и принялся рассуждать о человеческой анатомии. Он заявил, раздеваясь на глазах у ошеломленной публики, что ключ разгадки здесь: в груди, в животе, в гениталиях. Когда проповедник остался в одном белье и в носках, трансляцию прервали, но он продолжал разглагольствовать, призывая паству пойти домой, найти большое зеркало, раздеться и изучать свою наготу, пока не свершится Неминуемое.

Одно из этих сообщений непременно вызвало бы интерес у Теслы, попадись оно ей на глаза, и события тогда могли бы войти в иное русло.

Сообщение поступило из Байи. Двое иностранцев, пара психологи из Англии, собирали материал для своей книги о загадках разума и природы. Они отправились на поиски не коего легендарного места: по слухам, несколько лет назад там произошли удивительные и страшные события. Изучив свидетельства немногочисленных очевидцев, они попали в те места, где Флетчер впервые получил нунций, – в миссию Санта-Катрина. Они как: раз фотографировали развалины миссии, когда к ним подошла одна из оставшихся хранительниц и сообщила, что предыдущей ночью в миссии занялось пламя в форме человеческой фигуры.

– Флетчер, – твердила она. – Флетчер, Флетчер…

Но следом за этим сообщением пришли десятки новых, ежечасно поступавших из всех североамериканских штатов. И в каждом сообщении была своя история – причудливая, страшная, гротескная, непристойная или попросту нелепая. Риф, оставшийся без надзора, собирал их.