Текст книги "Мифология Британских островов"

Автор книги: Кирилл Королев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

гих от нее пошедших. Французский пересказ восходит, по

всей вероятности, еще к XII в., и вот та интересная новелла, в которой выведен Мерлин. У римского императора Ирода

было семь мудрецов, истолковывавших сны, за что они взи

мали по золотому (besant) с каждого, вопрошавшего их. Они

сделались оттого богаче самого императора, которого посе

тила между тем страшная немочь: он становился слепым

всякий раз, как хотел выйти из ворот города. Он требует от

своих мудрецов, чтобы те объяснили ему причину столь не

понятного явления; гадатели требуют себе восьмидневного

срока, по истечении которого объявлялось, что только дитя, 1 «Маркиз Римский» ( фр.).

182

Торжество Символа веры.

Иллюстрация к средневековому религиозному трактату.

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

рожденное без отца, может объяснить это. Искание Мерлина

(Mellin, Merlin, в немецких пересказах Merkelin, Merilianus, Marleg), ссора мальчиков – все это рассказано, как в рома

не. По дороге ко двору Мерлин толкует одному человеку его

сон, возвещавший ему существование клада под его очагом.

Императору он говорит, что под его кроватью в земле нахо

дится котел с кипящею водою, под ним семь огней, которые

поддерживают семь дьяволов. Дьяволы эти – ваши мудре

цы; они стали богаче вас, потому что взимают по золотому

со всякого, кто приходит к ним за советом. За то, что вы по

пустили этот отвратительный обычай, вы лишились зрения.

По указанию Мерлина одного мудреца приводят за другим

и отрубают им головы: каждый раз один из огней погасал.

Когда все сделано, император прозрел и может спокойно

выехать из Рима.

Индийский оригинал «Семи мудрецов», предполагае

мый Бенфеем, пока не найден, но за существование его го

ворят древние свидетельства и, косвенным образом, пере

воды и переделки сказочного сборника в персидской и араб

ской литературах (Sindibád námeh, Kitáb es Sindbád), заим

ствовавших обыкновенно материал своих повестей из Ин

дии. В Х в. сборник был переведен на греческий язык

(Syntipas), в XII—ХIII вв. на еврейский (Mischlè Sendabar); древних латинских переводов предполагается несколько.

Эбер, автор французского «Dolopathos», указывает как на

свой оригинал на сказание какого то монаха dans Jehans de Haute Selve (или Haute Seille). Оно было недавно открыто

Муссафией, хотя без имени автора; Гедеке полагает, что это

только прозаическое переложение стихотворного труда мо

наха. Другой латинской редакцией пользовался Йоханнес

184

Магические деяния.

Иллюстрация к средневековому рыцарскому роману.

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

Младший в своей «Scala coeli»1 (первой половины XIV в.) и

рукописная «Summa recreatorum»2; о существовании тре

тьей, так называемой versio italica3, заставляют заключать

некоторые особенности позднейших итальянских переде

лок. Известен, наконец, армянский пересказ и есть указа

ние на существование древнего сирийского, не говоря уже о

множестве переводов и подражаний, без которых не обо

шлась ни одна новейшая литература. Говорят, что кроме

Библии, никакая другая книга не поспорит с «Историей семи

мудрецов» в количестве переводов на другие языки. Эта

популярность и известные нам приемы средневекового ли

тератора, не стеснявшегося требованием точно воспроизве

сти лежавший перед ним текст, объясняют то богатое раз

нообразие, какое отличает один вульгарный пересказ «Ис

тории» от другого. Не только менялись имена действующих

лиц, подробности и место новелл, но и вводились новые рас

сказы, заимствованные из других источников, не имевших

ничего общего с «Историей семи мудрецов», от которой ос

тавалась нетронутой одна рамка действия. Все это понятно

и совершенно в стиле средневекового литературная ремес

ла; но, с другой стороны, мы едва ли вправе заключать вся

кий раз, как в одной из европейских редакций попадется

рассказ, не встречающийся в восточных текстах, что здесь

пересказчик заимствовался из другого источника. Ведь мы

можем только говорить о знакомых нам текстах, а их извест

но немного, санскритского подлинника мы вовсе не знаем.

Легко предположить, что рассказ, который мы считаем те

перь за чуждый подлинному сказанию, за внесенный в него

1 «Небесная лестница» ( лат.).

2 «Сумма воссоздания» ( лат.).

3 Итальянской версии ( лат.).

186

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

позднее, существовал в

какой нибудь древней

восточной рецензии, ко

торая, может быть, еще

найдется. Встречаясь с

повестью о Мерлине в

латинском и француз

ско итальянских пере

сказах «Семи мудре

цов», исследователи ста

вили вопрос таким обра

зом: в восточных редак

циях, насколько они нам

известны, Мерлина нет и

нет ничего, отвечающего

Чародей (Мерлин?). Иллюстрация

к средневековому рыцарскому роману.

повести «Historia Sep

tem Sapientum»1; с другой стороны, образ Мерлина принад

лежит кельтской саге, развивается в особом романтическом

цикле. Следствие выходило одно: имя и легенда Мерлина

перенесены в «Историю» из романа. Так думают Парис, д’Анкона и, если я не ошибаюсь, большинство исследовате

лей. Но, во первых, если старофранцузская редакция «Семи

мудрецов» принадлежит еще к XII в., то в этом же веке на

чинает слагаться и романическая легенда о Мерлине у Галь

фрида, у де Борона и др.; она тотчас получила местный, очень

определенный колорит; приверженцы кельтской теории идут

далее, полагая ее искони принадлежащей специально бре

тонскому преданию. Тем хуже для вопроса: мы с трудом

представляем себе, чтобы образ, обставленный столь опреде

ленными отношениями, которые только что опоэтизировал

1 «История семи мудрецов» ( лат.).

187

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

роман, мог так быстро опуститься до бесцветной роли, в ка

кой Мерлин является в «Семи мудрецах», где совопросни

ком его выставлен какой то небывалый император. Есте

ственнее было бы предположить обратный переход. Во вто

рых, аргумент, что повесть о Мерлине не нашлась в извест

ных нам восточных текстах «Семи мудрецов», не может быть

принят серьезно. Если бы нашелся такой текст с повестью, отвечающей западному рассказу о Мерлине, пришлось бы

оставить гипотезу, по которой последний внесен позднее из

бретонских сказаний. Мы еще можем надеяться, что такая

находка будет сделана: уже Келлер сравнивал новеллу о семи

мудрецах с рассказом о царе Баладе в «Калиле и Димне»1.

В третьих, все наше исследование о распространении соло

моновского цикла, неоспоримые черты сходства, раскрытые

нами между Мерлином, с одной стороны, и Асмодеем Ки

товрасом и Морольфом – с другой, утверждают нас в мыс

1 Царю Баладу снятся ночью восемь страшных снов. Спрошен

ные им брахманы говорят ему, что дурное предзнаменование

может быть устранено только в том случае, если он согласится

пожертвовать жизнью самых близких ему существ: жены и

сына, племянника и визиря и др., наконец, мудреца Кебариу

на. Их кровью надо наполнить цистерну, в которой брахманы

и омоют царя. В Баладе это предложение возбуждает сильную

нравственную борьбу, он не может ни на что решиться, стано

вится грустен и молчалив. Царица приступает к нему с рас

спросами и, допытавшись тайны, советует ему обратиться к

мудрому Кебариунy, который толкует ему содержание снов, не

предвещавших ничего ужасного. Они так и сбываются. Таким

образом обнаружены козни брахманов, и царь велит казнить

их. Заметим еще содержание первого сна: царь видел двух крас

ных рыб, стоявших на своих хвостах, – это напоминает драко

нов Мерлина, как, с другой стороны, – брахманов, требующих

крови мудрого Кебариунa, мы узнаем в магах, требующих кро

ви Мерлина.

188

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

ли, что оригинал этих типов был восточный, распространив

шийся путем апокрифа и ереси, образуя наслоения новых

повестей и целый цикл романов. Легко предположить, что

из того же апокрифического источника, хорошо знакомого

средневековому грамотею, повесть о Мерлине проникла и в

состав «Семи мудрецов», если не предпочесть мнение, вы

раженное нами выше, что пересказчик мог найти ее уже в

какой нибудь неизвестной нам восточной рецензии сборни

ка. Таким образом, мы приходим к выводу, что Мерлин най

ден был в какой нибудь восточной книге и лишь впослед

ствии получил право бретонского гражданства. Парис сам

недалек от этого взгляда. «Как отличить здесь изобретение

от подражания?» – спрашивает он, сравнивая Мерлина в

романе и в «Семи мудрецах». «Бретонские певцы и рассказ

чики почерпали ли из восточных источников? Или, наобо

рот, восточные авторы книги о Sendebad (?!), или только

автор романа о семи мудрецах (разумеется французский или

латинский текст) обогатил свой текст армориканской леген

дой (?!) Не берясь разрешить вопрос, скажу только, что если

эта часть книги о Мерлине и заимствована из восточных

сказаний, она ничуть не противоречит предположению, что

Мерлин действительно существовал в Нортумберленде и

был сюжетом чисто национальных легенд». Так далеко мо

жет зайти ослепление какой нибудь излюбленной научной

гипотезой.

Сравнение Мерлина с Асмодеем Китоврасом и типом

Морольфа показало нам, что легенда о Мерлине архаистич

нее немецкой поэмы и ближе к талмудическо славянским

сказаниям, чем к Морольфу. В ней, например, вовсе нет того

комического, площадного элемента, которым немецкий пе

ресказчик так щедро одарил своего героя. Мерлин серьезнее, строже, но и в нем демоническая злоба поступилась своим

189

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

враждебным характером, чтобы служить лучшим целям. Он

находится в исключительно дружественных отношениях с

Утером и Артуром; если о нем рассказывалось когда нибудь, что он похитил жену царя, заменившего в этом сказании биб

лейского Соломона, – я разумею Артура, – то в позднейшем

представлении это должно было измениться, согласно с но

вой постановкой типа, и жену увозил кто нибудь другой.

Одним из любимейших образов романов Круглого Стола

была ветреная, влюбчивая супруга короля Артура – Гвинев

ра (Ginevra, Genievre, Ganievre, Ginover, Gwenhwyvar, Gwennivar, Gvennuvar, Ganora, Vanora, Wander). Она – невер

ная жена, по преимуществу вечно обманывающая мужа; ее

постоянно кто нибудь увозит. В «Истории» Гальфрида ее

похищает племянник Артура, Мордред, овладевающий сверх

того престолом дяди. Хольцман замечает по этому поводу, что, сообщая эти сведения, Гальфрид ссылается особенно на чу

жую книгу, служившую ему источником; ясно, что рассказ не

мог быть национальным преданием. В романе Кретьена де

Труа «Li romans del chevalier de la Charrette»1 и в прозаичес

ком «Ланселоте», приписываемом современнику его Вальте

ру Мапу (XII в.), ее похищает Мелеагант, сын Бадемагуса; в

«Персевале» Гюйо, которому следовал Вольфрам фон Эшен

бах, волшебник Клингзор; в «Lanzelet» Цацикхофена или его

французском оригинале – Валерий. Но самым постоянным

любовником и похитителем Гвиневры был Ланселот. Его имя

и легенда, не отвечавшие кельтской фонологии и кельтским

сказаниям, долгое время не давали покоя кельтологам, пре

следовавшим свою любимую идею. Приходилось отказаться

от него и, пожалуй, согласиться с Парисом, что роман Лансе

лота – чисто французского изобретения.

1 «[Ланселот, или] Рыцарь телеги» ( старофр.).

190

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

Ho открытие Вильмаркэ вывело их из затруднения. Имя

Lancelot пишут и писали так по ошибке, сливая с именем

предшествующий ему член: l’Ancelot. Так, например, чита

ется в романе д’Ожье: «Nest mie de la fable Ancelot ne Tris tan»1. A ancelot не что иное, как уменьшительное от ancel —

слуга, служитель, как от boissel boisselot, Michel Michelot и

т. п. Вместе с тем это перевод кельтского Mael – serviteur, domestic, man of duty2; так называется одно лицо в древних

кельтских преданиях, откуда французские романы заимство

вали вместе с названием героя и его легенду. Таким обра

зом, гипотеза спасена – но здесь именно и начинаются зат

руднения. Все, что говорится о Маэле (Malgo, Maglocunus) у бардов VI и следующих веков, в триадах, в Epistola Gildae3, наконец у Ненния и Гальфрида, частью не имеет никакого

отношения к Ланселоту, кроме предполагаемого тождества

имени, или не заслуживает внимания, пока не устранены

справедливые подозрения ученых относительно вообража

емой древности триад и стихотворений, приписываемых

старым бардам. Что источниками подобного характера надо

пользоваться осторожно – с этим согласны даже такие за

интересованные специалисты, как Сан Марте. Ближайшее

затем свидетельство о Маэле находится в «Житии святого

Гильды», написанном Карадокoм из Ланкарвана. Маэль

(Melvas) царит в Соммерсетшире, где его осаждает Артур.

Вильмаркэ и Сан Марте относят Карадока к XII в., делая его

современником Гальфрида; Сан Марте с оговоркой, что со

общаемая им легенда древнее Карадока, а стало быть, самого

1 Ни из рассказов про Анселота, ни (из рассказов) про Тристана

( старофр.).

2 Слуга, служилый ( фр.), работник, прислуга ( англ.).

3 «Послание Гильды» ( лат.)

191

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

древнего романа о Ланселоте. Последнее предположение

сделано единственно ввиду теории и ни на чем не основано.

Мы скорее согласны с Хольцманом, «что “Жизнь Мерлина”

древнее Гальфрида и написана еще в XII в. – это предполо

жение совершенно произвольное. Она позднее прозаичес

кого романа, в котором увоз царицы рассказан в существен

но тех же чертах».

И здесь, стало быть, как в вопросе о Mabinogion, древ

нейшими оказались не кельтские редакции, а французские, из которых первые заимствовали. После этого и происхож

дение их нельзя искать в тесных границах кельтской народ

ности. Рассказ барда XIV в. Давида ап Гвиллима о похище

нии Маеl’ем Артуровой жены мы приводим только для пол

ноты: он позднее романов, и к нему еще в большей мере

может быть приложено сказанное о биографии Гильды. По

этому рассказу, молодой Маэль узнает, что любимая им Гвен

хвивар должна гулять в лесу; сбрасывает с себя платье и, ус

троив себе пояс из листьев, сторожит ее в этом виде, спря

тавшись в кустарнике. Он похищает ее и уносит в свое цар

ство, тогда как дамы, сопровождавшие царицу, бегут в страхе

от воображаемого сатира.

Таким образом, Ланселот, или Анcелот, снова ускольз

нул из рук кельтологов, и мы можем спросить его, почему

он так назван? В романе о нем нет ничего, что б отвечало его

необъяснимому прозвищу: слуга, служитель; разве понимать

это определение в более широком смысле: раба, пленника?

Он в самом деле в плену у Мелеагантa, откуда его освобож

дает сначала жена сторожа, в другой раз царевна; французс

кий роман, обработанный Ульрихом фон Цацикхофеном, обстоятельно рассказывает, как он томился в неволе у

Лимерa и Мабузa. Мерлин лучше отвечает тому и другому

значению слова: он пленник, которого приводят насильно, 192

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

в узах; затем он становится действительно слугою, помощ

ником царя. Анцелот, похищающий жену Артура, – не есть

ли это пленник Мерлин, вымещающий за свое долгое раб

ство, как Китоврас и Асмодей в соломоновском сказании?

Если образы и легенды теперь разделились, то причину тому

мы уже указали в постоянно дружелюбных отношениях

Мерлина к Артуру, как представляет их себе роман. Мерли

на и Ланселота заставляют еще сблизить между собой их

общие связи с Вивианой: как она обольстила своей красо

той Мерлина и, выведав у него тайну его чар, пользуется ими, чтоб приковать его к себе навеки, так она уводит молодого

Ланселота, чтобы воспитать его в царстве фей. Заметим, наконец, что в циклических обработках сказаний Круглого

Стола Ланселот обыкновенно следует за Мерлином и что, наоборот, краткое изложение последнего романа служит

нередко введением к отдельным редакциям романа о Лан

селоте.

Вместе с Ланселотом романы Круглого Стола часто упо

минают о Клижесе (Cliget, Cliges, Giles, Eliges, Eljes, Elis).

И с другими лицами романов Круглого стола он сопостав

ляется часто. Например, с Персевалем; его любовь к Фенисе

напоминает анонимному труверу нежные отношения Трис

тана и Изольды. Он вообще тесно связан со всем этим ро

мантическим родом и с семейством Артура: его мать – Сор

дамур (Sore d’Amors)1, племянница Артура, сестра Гаванa; отец Александр – сын императора, царившего в Констан

тинополе и Греции. Устраненный от престола дядей своим

Алисом2, Клижес сопровождает его в Германию, где Алис

1 Сестра любви ( фр.).

2 Т. е., вероятно, Alexius. Во французском романе «Jourdaiu de Вlа vies», вероятно, византийского источника, так назван сын

константинопольского императора.

193

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

сватается за дочь немецкого императора, Фенису (Fenice).

Клижес и Фениса страстно влюбляются друг в друга; пос

ледняя поверяет тайну няньке – Тессале; та советует своей

питомице не противиться свадьбе, а со своей стороны обе

щает помешать совершению брака волшебным напитком, который следовало поднести мужу. Пока молодые едут в

Афины, Клижес удаляется ко двору короля Артура; но ни

блестящие подвиги, ни далекие странствия не могут заглу

шить в нем любви к Фенисе, и его снова тянет в Грецию, посмотреть на нее. Принятый с большими почестями при

дворе дяди, он успевает открыться Фенисе, и оба составля

ют план к побегу. Тессала должна изготовить зелье, приняв

которое, Фениса заболеет и станет точно мертвая; ее похо

ронят, и тогда Клижес с помощью верного своего слуги Жана

похитит ее и увезет в Германию. Фениса так и поступает; обман удается, несмотря на вмешательство трех докторов

из Салерно, которые наливают ей на руку расплавленный

свинец, чтоб удостовериться в ее смерти. Клижес увозит

ночью мнимо умершую, которую Тессала снова приводит в

себя и заживляет ее раны. По прошествии двух лет Алис

открывает убежище любовников, еще не успевших выбрать

ся из Греции; они бегут в Англию искать помощи у короля

Артура; готовится борьба, когда приходит весть о смерти

Алиса, и Клижес возвращается с Фенисой, чтобы вступить

во владение дедовским царством. Так рассказывает Креть

ен де Труа в своем «Клижесе». Подробности романа напо

минают легенды о Тристане и Изольде, о Ланселоте и Жи

невре, но еще более знакомую нам апокрифическую повесть

об увозе Соломоновой жены. Это убеждает нас, что и источ

ник сказания о Ланселоте и Тристане следует искать в том

же направлении. Если в романе, содержание которого мы

передали, Клижес играет роль Китовраса, а стало быть, 194

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

«первого Морольфа» в предполагаемом древнейшем содер

жании его саги, то в английской балладе «Sir Cleges» он —

комическое лицо, напоминающее второго Морольфа и его шу

товские выходки при дворе Соломона. Эта параллель много

знаменательно протягивается и на Мерлина, потому что и

Cleges приводится в связь с королем Утером. Он хочет под

нести последнему подарок, но привратник и управитель дома

допускают его к королю лишь под условием, что он поделит

ся с ними наградой, какую за то получит. Cleges просит себе в

награду двенадцать ударов палкой, которыми и делится по

уговору. Сближение Клижеса с Морольфом и Мерлином де

лает вероятной связь романа и баллады, на которую указыва

ли уже Франциск Мишель («Roman de la Violette») и Грассе

(«Sagenkreise») и которую отрицал Холланд.

Но это сближение не единственное. «Во французской

литературе встречается много рассказов, в которых нельзя

не признать стиль греческого романа или обработку роман

тических сюжетов из греческого мира, – говорит Герви

нус. – Так, например, в романе о Раймонде дю Бусге (du Bousguet), в легендарном сборнике Бернара, во “Флоре и

Бланшефлер”, в “Гильоме Английском” Кретьена де Труа, в

“Parthenopeus” и родственном ему “Florimond”, который и

написан был по французски природным греком (1188)».

Прибавим к этому «Jourdain de Blaivies», оригиналом кото

рого Хофман считает византийскую повесть об Аполлонии

Тирском. Но византийцы, со своей стороны, были большей

частью лишь посредниками, пересказчиками восточных по

вестей; торговые сношения, крестовые походы были путями

распространения; к ним мы присоединили еще еретическую

пропаганду и широкое влияние апокрифической литерату

ры. Пути эти должны были коснуться прежде всего южно

европейского побережья, Италии и Прованса. Не разделяя

195

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

всех мнений Фориэля, мы тем менее склонны разделить то

общее отвержение, с каким современная европейская наука

относится к его гипотезе о первенстве провансальского ро

мана перед французским. Цикл Карла Великого и его фео

дальных паладинов был слишком далек от провансальцев, и они могли принять его лишь из вторых рук, в обработке

северных труверов. Но Мерлина и Ланселота, Тристана и

Клижеса им нечего было искать в далеких преданиях кель

тов, когда источники легенд и, может быть, самих названий

были у них под руками, в восточно византийских переска

зах. Tacco называет трубадура Арнаута Даниеля автором

романа о Ланселоте; свидетельство, к сожалению, слишком

позднее, чтобы на нем можно было основаться; но еще Дан

те приписывал тому же трубадуру prose di romanzi («Чисти

лище». XXVI, 118)1, a название gran maestro d’amor2, кото

рое дает ему Петрарка («Триумф любви» IV, 40), необъяс

нимое из лирических стихотворений Даниэля, получает

смысл, если допустить, что еще в XIV в. он считался авто

ром «Ланселота». Так заключает Диц, и ничто не мешает

предположить, что Данте мог иметь под руками провансаль

ский текст романа и читал его сам, прежде чем дать в руки

Франческе и Паоло, в известном эпизоде «Ада»: В досужий час читали мы однажды

О Ланчелоте сладостный рассказ (V, 127—128).

1 В переводе М. Лозинского:

«В стихах любви и в сказах он сильней

Всех прочих...».

2 Великий маэстро любви ( итал.).

Глава 6

БЛАГОРОДНЫЙ РАЗБОЙНИК

Артур и Робин Гуд. – Двойственная природа Робин

Гуда. – Робин Добрый Малый. – Время Робин Гуда. —

Робин Гуд и шериф Ноттингемский. – Лесное брат

ство. – Робин Гуд в современной трактовке.

Артур – олицетворение Британии мифологической, эпи

ческой, рыцарской, идеальный правитель, покровитель стра

ны, который в урочный час непременно придет на выручку

своим соплеменникам. Однако чем дальше в прошлое ухо

дила «эпоха первотворения», когда закладывались основы

британской нации, тем «бестелеснее» и возвышеннее, тем

отстраненнее делался образ Артура. А ведь национальный

символ должен быть, если позволительно так выразиться, символом «из плоти и крови», «ангельская природа» ему

противопоказана (кстати сказать, даже в христианском уни

версуме национальными символами становились, как пра

вило, святые и угодники, но не Божество – вспомним, к

примеру, Георгия Победоносца или Николая Угодника, ир

ландского святого Патрика или валлийского Давида). Ины

ми словами, Артуру потребовалось найти «заместителя», способного нести национальную идею. И таким «замести

телем» оказался Робин Гуд.

197

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

В биографии любого легендарного персонажа обя

зательно присутствуют некое обстоятельство или некая

характеристика, отличающие его от простых смертных.

Для Робин Гуда таким обстоятельством стало его рожде

ние – он был рожден в лесу. Баллада гласит: Иные поют о зеленой траве,

Другие – про белый лен…

А третьи поют про тебя, Робин Гуд,

Не ведая, где ты рожден.

Не в отчем дому, не в родном терему,

Не в горницах цветных —

В лесу родился Робин Гуд

Под щебет птиц лесных1.

Для мифологического сознания лес всегда выступал оли

цетворением хаоса, диким, неосвоенным пространством, которое противопоставлялось пространству упорядоченно

му, культурному, освоенному; дом и лес – антагонисты, по

сюсторонний и потусторонний мир. Поэтому факт рожде

ния в лесу делает Робина «человеком двух миров», он при

надлежит и миру людей, поскольку его отец и мать —

обыкновенные мужчина и женщина, своей любовью нару

шившие сословные запреты; и одновременно принадлежит

миру фейри, которые управляют лесом как владением хао

са. Шервудский лес (или лес Барнсдейл), в котором обита

ют «веселые молодцы» Робин Гуда, таким образом, также

получает мифологическую трактовку.

1 Перевод С. Маршака.

198

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

Эта «двойственность природы» Ро

бин Гуда проявляется и в его прославлен

ной меткости («никто не может так стре

лять, если только он не продался дьяво

лу»), и в многочисленных уловках, с

помощью которых он ускользает от сво

их преследователей. Кроме того, по сред

невековым поверьям, вольные стрелки (а

Робин Гуд был из их числа) считались

слугами дьявола. Недаром в английском

Робин Гуд.

фольклоре произошло отождествление

Средневековая

Робин Гуда с Робином Добрым Малым,

миниатюра.

иначе Паком, или Пэком, памятным по шекспировскому «Сну

в летнюю ночь». У Шекспира фея, с которой беседует Робин, говорит:

Да ты... не ошибаюсь я, пожалуй:

Повадки, вид... ты – Робин Добрый Малый?

Тот, что пугает сельских рукодельниц,

Ломает им и портит ручки мельниц,

Мешает масло сбить исподтишка,

То сливки поснимает с молока,

То забродить дрожжам мешает в браге,

То ночью водит путников в овраге;

Но если кто зовет его дружком, —

Тем помогает, носит счастье в дом1.

Существует книга, которая называется «Робин Добрый

Малый, его безумные шутки и веселые проказы». Если ве

рить анонимному автору этой книги, Робин – полукровка, 1 Перевод Т. Щепкиной Куперник.

199

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

сын короля фейри Оберона и деревенской женщины. В не

жном шестилетнем возрасте он сбежал из дома, и до тех пор

никаких чудесных способностей у него не было. Однажды

он заснул в лесу, а пробудившись, увидел рядом золотой сви

ток с текстами заклинаний; то был подарок Оберона. Отец

наделил его даром оборотничества и наказал использовать

свои таланты во зло неправедным людям и во благо добрым.

Ему было обещано, что, если он исполнит наказ, его со вре

менем приведут в Волшебную Страну.

Первое письменное упоминание о Робин Гуде датиро

вано 1304 г. (анонимная поэма об Уильяме Уоллесе, в ко

торой последний называется «шотландским Робин Гу

дом»), но не подлежит сомнению, что легенда вошла в оби

ход задолго до этого времени. По сообщению шотландско

го хрониста Эндрю из Винтауна, Робин Гуд и Маленький

Джон вершили свои разбойничьи дела между 1283 и

1285 гг. Другой хронист, Джон Фордун, записывает под

1266 г.: «Около этого времени стало ведомо в окрестностях

о знаменитом Роберте Гуде, Маленьком Джоне и их сооб

щниках. Жили они изгнанниками в лесной чащобе, и про

них рассказывали всякие небылицы и распевали песни, восхвалявшие деяния этих людей». Третий хронист, Джон

Мейджор, утверждает, что Робин действовал в правление

Ричарда Первого: «Доподлинно известно, что в годы прав

ления короля Ричарда Первого бесчинствовали в Англии

самые знаменитые из разбойников, Роберт Гуд и Малень

кий Джон; они щадили бедняков, но избавляли от всякого

имущества людей зажиточных. Убийств они не совершали, разве что только когда на них нападали. У Роберта был от

ряд в сто лучников, закаленных воинов, с которыми в бою

не сумели бы совладать и четыре сотни человек. Подвиги

Роберта известны по всей Англии. Он не допускал, чтобы

200

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

Территория Робин Гуда.

кто либо оскорблял женскую честь или покушался на доб

ро бедняков, и делился с последними награбленным богат

ством. Как грабитель он заслуживает всяческого осужде

ния, но не приходится сомневаться, что среди грабителей

он – самый щедрый и благородный…»

Ричард Первый, о котором говорит Мейджор, – это

Ричард Львиное Сердце. Сегодня принадлежность Робин

Гуда эпохе крестовых походов не подвергается сомнению и

как то забылось, что в «Жесте о Робин Гуде» упоминается

«добрый король Эдвард» – вероятно, Эдуард I.

201

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

Но куда важнее, нежели да

тировка, вопрос, который возни

кает всякий раз, когда мы име

ем дело с легендарным персона

жем, да еще превратившимся в

национальный символ: суще

ствовал ли Робин Гуд на самом

деле, или он выдумка, или же

он – мифологическая фигура?

Что касается мифологично

сти Робин Гуда, то, если не счи

тать упомянутого выше слияния

в фольклоре образов Робин Гуда

Робин Гуд встречает

и Робина Доброго Малого, нет

Маленького Джона.

никаких подтверждений теори

Иллюстрация из книги

Г. Пайла.

ям относительно того, что Ро

бин – «осовремененная версия» бога плодородия или лес

ного бога. Подобных предположений не подтверждают и

сами тексты: не будем забывать, что в балладах неоднократ

но подчеркивается, как Робин предан Деве Марии (по «Же

сте», он возвращает только что ограбленному им рыцарю

1400 золотых монет, когда тот упоминает имя Богоматери).

Исторического же Робин Гуда современные исследовате

ли отождествляют с рыцарем Робертом де Кимом, жившим в

XIII столетии. Этот Роберт притязал на титул графа Хантин

гтонского – титул, которым обладает Робин Гуд в поздней

ших балладах. Кроме того, Роберт был изгнанником, а мно

гие его деяния совпадают с подвигами Робин Гуда, описан

ными в «Жесте». Английский драматург XVI века М. Паркер

цитирует в своей пьесе «Смерть Робин Гуда» надпись на мо

гильном камне Робина: «Здесь покоится Роберт, граф Хан

тингтон, с коим не мог сравниться в меткости ни один луч

ник. В лесах его называли Робин Гуд. Тринадцать лет подряд

202

К О Р О Л Ь Б Ы Л О Г О И Г Р Я Д У Щ Е Г О

он грабил эти места. Таких изгнанников, как он, Англии ни

когда больше не знать».

Среди деяний Робин Гуда самое известное – вражда с

шерифом Ноттингема Гаем Гисборном. Шериф предприни

мает все меры к тому, чтобы изловить Робина и покончить с

разбойничьей вольницей в Шервудском лесу, а Робин и его

ватага мстят шерифу и его людям и даже осмеливаются про

никать в Ноттингем, как описано в балладе «Робин Гуд спа

сает трех стрелков»:

Двенадцать месяцев в году,

Не веришь – посчитай.

Но всех двенадцати милей

Веселый месяц май.

Шел Робин Гуд, шел в Ноттингэм,

Весел люд, весел гусь, весел пес...

Стоит старуха на пути,

Вся сморщилась от слез.

– Что нового, старуха? – Сэр,

Злы новости у нас!

Сегодня трем младым стрелкам

Объявлен смертный час.

– Как видно, резали святых

Отцов и церкви жгли?

Прельщали дев? Иль с пьяных глаз

С чужой женой легли?

– Не резали они отцов

Святых, не жгли церквей,

Не крали девушек, и спать

Шел каждый со своей.

203

М И Ф О Л О Г И Я Б Р И Т А Н С К И Х О С Т Р О В О В

Памятник Робин Гуду в Ноттингеме.

– За что, за что же злой шериф

Их насмерть осудил?

– С оленем встретились в лесу,

Лес королевским был.

– Однажды я в твоем дому

Поел, как сам король.

Не плачь, старуха! Дорога