Текст книги "Одержимый (СИ)"

Автор книги: Кира Шарм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 30

23 декабря 2008 года

Год спустя

Анонимные Алкоголики были сущим адом.

Я не любила делиться, но Шесть долгое время настаивал на том, чтобы я пошла на собрание АА. После очередного промаха, менее масштабного, чем последний эпический рецидив в нашей прихожей, я, наконец, согласилась.

Мы с Шесть и так были на зыбкой почве, хотя оба чувствовали тягу друг к другу так же сильно, как и в момент нашей первой встречи. Что-то изменилось в ту ночь, когда он нашел меня. Что-то, что мы оба несли в себе по-своему. Для меня это было то, о чем я постоянно думала. Шесть, с другой стороны, ходил вокруг этого на цыпочках. Как будто боялся спровоцировать это каким-то незначительным замечанием. Я скучала по тому, какими мы были до того, как я все испортила. Я скучала по Шесть, который смотрел на меня с любовью, а не с беспокойством.

И потому что он настоял, я пошла к Анонимным Алкоголикам. Я слушала истории, которые слышала сотни раз до этого, от сотни разных людей. Каждый раз, когда подходила моя очередь, я говорила:

– Спасибо, я пас.

Я не хотела рассказывать свою историю. Я просто хотела перестать чувствовать столько всего сразу.

Пока дождь барабанил по окнам снаружи подвала, где мы проводили наши встречи, мне была предоставлена отсрочка.

Ведущий наших встреч раздавал ручки и бумагу, готовясь к дискуссии.

Чувствуя, как ко мне подкрадывается одиночество, я взяла ручку и прижала ее к запястью, упираясь кончиком в один из неровных шрамов на коже.

Я представляла, как ручка пронзает плоть, представляла, как кровь стекает по моим запястьям, когда я надавливала, все сильнее и сильнее, ожидая, что кожа поддастся.

Чья-то рука накрыла мою, сжимая.

– Ты хочешь использовать эту ручку, чтобы причинить себе боль.

Я подняла голову и посмотрела в сострадательные глаза, ожидая его осуждения.

– Это будет больно всего минуту, – сказала я. Я снова посмотрела на свое запястье. – А потом я почувствую облегчение. – Я огляделась вокруг, но никто больше не обращал на нас внимания.

Недолго колеблясь, он взял мою руку и поднес ее к бумаге, лежащей у меня на коленях.

– Вот. Пиши.

Я покачала головой и сопротивлялась, желая отдернуть руку. Я не была писательницей. Я все еще не могла назвать себя художницей.

– Пиши то, что твой голос не может сказать.

Это заставило меня вспомнить о моих картинах.

– Как тебя зовут?

Я облизала сухие губы.

– Мира.

Он мягко улыбнулся и протянул руку, чтобы пожать мою.

– Добро пожаловать, Мира. Я Коди.

Когда я вошла в дверь нашего дома тем вечером, я была вооружена блокнотами и ручками. Я бросила их на журнальный столик и плюхнулась рядом с Шесть на диван.

– Что это? – спросил он, глядя на разноцветные блокноты и ручки. Я почти поняла, о чем он подумал: Импульсивная Мира покупает кучу случайного дерьма.

– Я решила отдохнуть от живописи и попрактиковаться в рисовании, – сказала я, не говоря ему всей правды. – Что это?

Он повернул голову обратно к бумагам, которые просматривал.

– Работа.

Я не был идиоткой. Я взглянула на бумаги, когда села. В них было имя Лидии. Я отогнала ревность, которая тогда бурлила, отогнала ее подальше от своих мыслей. Я не могла ревновать к призраку.

Но это было легче сказать, чем сделать.

– Ты все еще любишь меня?

Шесть повернул ко мне голову, на его лице отразилось удивление.

– Конечно.

– По шкале от одного до десяти?

Он задумался на мгновение.

– Восемь.

Это была не девятка и уж точно не десятка, но и не четверка, которую я когда-то ему дала. А учитывая все то дерьмо, через которое я заставила его пройти, это было практически чудо, что он вообще меня любил.

– Ты любил Лидию на восьмерку?

Он отложил бумаги в сторону.

– Я не думаю, что ты действительно хочешь говорить об этом.

Я и не хотела.

– Ты думал, что однажды женишься на ней. – Для меня, в моем понимании, это означало, что он любил ее на десять.

– Да… – Он сузил глаза. Линия между его глазами стала глубже, так привыкшая образовываться в моем присутствии.

– Я просто думаю, что для того, чтобы любить кого-то настолько, чтобы захотеть жениться на нем, нужно быть довольно высоко на шкале любви.

– Я не хочу говорить об этом. – Он сделал паузу. – О Лидии.

Я не могла давить на него в этом вопросе.

– Хорошо.

Я взяла блокнот и нарисовала губы. Губы Шесть. Я бросила несколько взглядов, чтобы убедиться в правильности изгибов, но я знала эти губы.

Сбоку от его губ я написала слова, которые чувствовала.

Ты целуешь меня губами, которые любили другую,

И говоришь мне слова, которые ты уже говорил раньше,

И я позволяю себе на мгновение притвориться, что ты – не сумма твоих воспоминаний.

Я говорю себе эту ложь, чтобы тебе не пришлось.

Я думала об этих словах весь оставшийся день. Это было именно то, что я чувствовала. О Шесть, о Лидии, о наших отношениях. И еще долго после захода солнца я рисовала.

Коди был прав. Мне нужно было это, нужно было, чтобы кто-то увидел, что внутри меня есть голос, голос, который я душила, чтобы игнорировать десятки других голосов в моей голове, которые требовали, чтобы я прислушалась.

ГЛАВА 31

24 декабря 2009 года

Год спустя

Эта дата отпечаталась в моем мозгу как лучшее Рождество, которое мы когда-либо проводили вместе. Это было Рождество, которое я позже решила запомнить, Рождество, когда все было хорошо и правильно, когда любовь к Шесть не была пугающей или страшной.

Он повел меня в ресторан, где была наша первая работа.

– Это не яичница с беконом, – сказала я, откусывая лобстера и потягивая воду.

– Всегда есть завтра, – ответил он, его глаза потеплели при свете свечи.

И я поняла, что мне это нужно; мне нужно было обещание, что завтрашний день еще впереди. Что это не наш конец. Столько раз я отталкивала его, а потом возвращала обратно, и впервые все было сбалансировано не только в моей жизни, но и в моей голове.

Во многом это было благодаря живописи, благодаря тому, что у меня была отдушина для всего, что я не могла сказать. И отчасти благодаря Шесть, который стал меньше работать за пределами штата, чтобы быть со мной.

Я все еще нуждалась в Шесть, и я знала, что он будет нужен мне всегда. И я смирилась с тем, что, возможно, я тоже нужна ему, даже если это было сделано для того, чтобы заглушить чувство вины за то, что он не спас первую женщину, которую полюбил за много лет до меня. Может быть, я была заменой Лидии. Но если так, то, возможно, я могла бы стать чем-то большим.

Это был наш цикл. Я все порчу. Шесть исправляет. Снова и снова мы катались на этой карусели. Для нас это было привычно. У моих промахов был свой сезон, и мы вернулись в сезон нормальной жизни.

После ужина Шесть взял меня с собой на прогулку к воде. Было холодно и почти безлюдно из-за позднего часа, но Шесть снял свою куртку и притянул меня к своей груди, крепко прижимая мое тело к своему, пока он накрывал меня курткой спереди.

Луна отражалась от волн, и мир в этот момент был абсолютно неподвижен. Это был покой.

– О чем ты думаешь? – спросил Шесть, теплое дыхание коснулось моего уха.

– О том, как здесь спокойно.

Шесть пробормотал свое согласие.

– О чем ты думаешь?

– О том, как здесь темно.

– Вот что получаешь после захода солнца, – это было сказано с малейшим оттенком сарказма, и Шесть знал это, потому что сжал мои руки внутри куртки.

– Это мило.

– Тебе нравится темнота.

Шесть крепче притянул меня к себе.

– Тебе тоже.

Я хмыкнула.

– Это безмятежно.

Он выдохнул, развевая мои волосы. Прижавшись к моей спине, его тело расслабилось, больше не напрягаясь.

– У этого нет завершения – ты не видишь ни его начала, ни его конца. Это сумма всех этих вещей, – Шесть прижался губами к моим волосам, и я растворилась в нем. – Мы можем наслаждаться им лишь короткое время.

– Покоем?

– Покой не вечен.

Шесть не ошибся. Покой со мной длился все дольше и дольше, но он никогда не был вечным. Он покачал головой в мою сторону.

– Но в темноте есть определенная безопасность, не так ли? Она бесконечна. Как только ты в ней, ты в ней.

Я потерлась щекой о его куртку.

– Она постоянна, – я подняла на него глаза. – В отличие от моего настроения.

– Это нормально, – сказал Шесть, его теплое дыхание коснулось моего уха. – Потому что теперь я знаю. Я знаю тебя.

Я плотнее закуталась в его куртку.

– Наверное, это должно тебя напугать.

– Так и есть.

Я отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо, и он убрал волосы с моих глаз.

– Это пугает меня, потому что я знаю, как сильно ты хочешь уехать. Я знаю, как трудно тебе оставаться. И все же ты это делаешь. Ты остаешься, – одна сторона его рта едва заметно приподнялась. – Я готов к этому. Мне потребовалось немного времени, чтобы подготовиться, но я готов.

Что-то в моей груди дрогнуло.

– Но я продолжаю все портить.

– Когда мы познакомились, ты не чувствовала угрызений совести за свои промахи. А теперь чувствуешь. Ты стараешься, Мира. И все, чего я когда-либо хотел от тебя, это чтобы ты старалась, – Шесть нежно поцеловал меня в лоб. – Я с тобой не в поисках совершенства. Я с тобой, потому что люблю тебя. Я хочу видеть, как ты борешься, пытаешься, заботишься о себе. И я вижу это. Я вижу, как ты спотыкаешься, но все равно встаешь на ноги. Ты пытаешься. И это одна из самых восхитительных вещей в тебе – то, что ты так стараешься функционировать в мире, который тебя подвел.

Я сжала его запястья так же сильно, как он сжимал мои легкие.

– Как ты можешь видеть во мне такие вещи? – спросила я, когда все, что я могла видеть, это ущерб, который я причиняла себе и другим.

– Потому что я действительно смотрю на тебя. Потому что ты можешь причинить мне боль, – его голос понизился и стал мягче, когда Шесть произнес следующие слова. – Потому что ты причинила мне боль. И я тоже причинил тебе боль, я знаю, что причинил.

– Любовь не должна причинять боль, не так ли?

– Кто сказал? Позволь мне сказать тебе кое-что, Мира. За эти девять лет с тобой я понял две вещи. Первое – если кто-то не стоит твоих страданий, значит, ты не можешь любить его так сильно, как тебе кажется. Если у них нет силы, чтобы причинить тебе боль, заслуживают ли они места в твоей жизни?

– И что второе?

– Что те, кто причинил больше боли, кто больше страдал, обладают большей способностью любить. И это то, что делает тебя чудом. Тебя столько раз подводили те, кто тебя любил. И все равно у тебя есть возможность полюбить снова.

Я переваривала его слова. Боль пронзила меня насквозь, это правда. Создавая дыры, которые я не знала, как чувствовать. А потом были моменты, когда любовь, которую я испытывала к Шесть, наполняла меня так сильно, что казалось, будто у меня нет возможности ее сдержать.

– Ты любишь глубоко, Мира. Потому что ты глубоко пострадала. Это делает для меня еще большую честь, что ты любишь меня.

– И я причиняю тебе боль – иногда намеренно, – а ты все еще любишь меня.

– Тот факт, что ты можешь, должен говорить тебе о том, как много ты для меня значишь.

Так и было. И это не испугало меня.

***

Вернувшись в дом, Шесть покормил Генри и вывел Гриффин на улицу, чтобы немного размяться, пока я работала над картиной. Это пронесло меня через последние девять лет, неосознанно начавшись как способ выразить свои чувства и со временем превратившись в скопление мыслей. Вихри были разных цветов, и если бы я могла угадать, то назвала бы цифру около ста, равномерно расположенных изогнутых линий.

Шесть подошел ко мне сзади, и я обернулась, загораживая ее, надеясь отвлечь. Картина не была закончена и, вероятно, никогда не будет закончена, и я не хотела, чтобы он видел ее, пока я не буду готова показать ее.

Я скользнула руками по его груди, по выступам твердых мышц под рубашкой. Мои руки коснулись его шеи и поднялись выше, по щетине и под вязаную шапочку, которую он носил зимой, чтобы согреть свою недавно обритую голову.

– Мне не хватает твоих волос, – пробормотала я, слегка царапая пальцами гладкую кожу его головы.

Шесть ничего не сказал, он просто наклонился ко мне. Он приблизил свой рот к моему виску и прижался. Как и в любой другой раз, когда он целовал меня, мой пульс подскочил. Я подумала, чувствует ли он его биение на своих губах.

– Счастливого Рождества, Мира.

Я закрыла глаза и прильнула к нему.

– Это твой любимый праздник.

Шесть издал короткий хмыкающий звук и повернул голову, прижавшись лицом к моему лицу. Щетина впилась в мою кожу, и я вздохнула с открытым ртом.

– Как ты думаешь, мы всегда будем чувствовать себя так?

Он не попросил меня уточнить.

– Я знаю, что так и будет.

Я открыла глаза и, взявшись рукой за его подбородок, повернула его лицо так, чтобы он посмотрел на меня.

– Почему?

Почему я? Шесть мог быть с любой женщиной, которая хотела его, с любой женщиной вообще. И все же он предпочел проводить свои дни и ночи со мной.

– Потому что ты обвилась вокруг меня. Даже если бы я захотел отпустить тебя, я бы не смог.

Я должна была обидеться, должна была возразить Шесть, что он не может уйти от меня, потому что я поймала его в ловушку. Но то, что я должна чувствовать, и то, что я чувствовала, были двумя разными вещами, и я не могла заставить себя чувствовать иначе.

– Я как опухоль.

Это было достаточно точно. Я знала, что как бы Шесть ни любил меня, какая-то часть его самого боялась меня, боялась того, что я могу сделать. Ему, конечно, но в основном себе.

– Если ты опухоль, то кто я? – мягко спросил Шесть.

Наш разговор, хотя и с мрачным юмором, был также немного отрезвляющим. Любовь была средством моего безумия, а Шесть был за рулем. Не потребовалось бы много времени, чтобы мое здравомыслие пошатнулось и покатилось вниз по склону в следующий сезон моих настроений.

– Ты – моя болезнь и мое лекарство.

Шесть обхватил мои щеки ладонями и наклонился ближе. Я вдохнула его запах и скользнула руками к его шее. Мы дышали ровно в том небольшом пространстве, которое разделяло нас.

– Я люблю тебя, – сказал Шесть, и его слова успокоили боль, которая жила в пространстве вокруг моего сердца.

– Я люблю тебя, – повторила я, потому что ему нужно было услышать мои слова. Потому что мне нужно было это сказать.

– Мира, – вздохнул он, воздух коснулся моих губ.

Прежде, чем его губы смогли произнести мое имя, я наклонилась и накрыла их своими. Губами я пробовала на вкус. Языком я охотилась. Пальцами я впилась в его кожу. Я надеялась, что мои прикосновения выжгут в нем воспоминания.

Шесть подхватил меня на руки и понес через всю комнату. Мы не успели дойти от гостиной до прихожей. Он прижал меня спиной к стене, прижав свои бедра к моим, прижав мою нижнюю часть тела к стене.

Отстранившись, его глаза встретились с моими в приглушенном свете. Зеленые глаза, которые значили для меня миллион вещей. Я скользнула рукой по его шее и сдернула с него шапку, бросив ее позади него.

– Чего ты хочешь? – его голос был единственным, что я могла слышать.

– Тебя, – ответила я. – Только тебя.

Шесть наклонил голову вперед, положил большие пальцы на мой подбородок.

– Только, – сказал он.

– Только, – вздохнула я, когда его губы снова поцеловали мои.

Шесть опустил мои ноги и сдвинул бретельки платья с моих плеч. Шелковистая ткань целовала мою кожу, скользя по рукам, по ладоням и на пол, где она осела у моих ног. Шесть не потрудился посмотреть, что на мне надето под платьем, просто расстегнул лифчик и стянул его, пока я не оказалась перед ним полностью обнаженной.

Мне было интересно, что он увидел, глядя на меня: бледная кожа и черные как ночь волосы. Мои руки и ноги были более рельефными от всех тренировок по самообороне, которыми я все еще занималась. Мои шрамы исчезали.

– Ведьма, – пробормотал Шесть, его глаза были полностью скрыты тенью от его тела, загораживающим свет. – Вот кто ты.

Я переместила руки к пуговицам его рубашки, и вместо того, чтобы аккуратно расстегнуть их, я схватилась за края его воротника и сильно потянула. Пуговицы разлетелись по полу, издавая свою собственную музыку.

Я просунула кончики пальцев за его пояс и дернула его к себе, расстегивая верхнюю пуговицу и почти сразу же спуская молнию.

Когда Шесть, наконец, оказался таким же голым, как и я, прыгнула на него, обхватив руками его плечи, а ногами – его талию. Он понес меня за угол, прижимая к дверному косяку, к лестнице, пока моя задница, наконец, не приземлилась на что-то твердое и гладкое.

Его губы стали беспорядочными, он целовал мой подбородок и горло. Я выгнула шею, и ударилась головой о стену позади меня, когда его губы целовали, язык лизал, а зубы кусали меня по всей длине. Я потянулась и схватила его за череп, впиваясь пальцами в кожу. От его прикосновения меня пронзила боль, но это была хорошая боль, доводящая меня до предела.

Когда его губы вернулись к моему телу, они замедлили темп, предлагая комфорт вместо боли. Мышцы моего живота сжались, когда его руки раздвинули мои бедра. Когда его тело соединилось с моим, его щека прижалась к моей.

Когда мы оба кончили, Шесть притянул меня и лег на пол, прижав к себе. Я посмотрела на то, на чем сидела: стол, который соорудил Шесть. Он был не таким красивым, как раньше, местами сломанный и склеенный моими раскаявшимися и трясущимися пальцами. Но он выдержал нас.

Я посмотрела на Шесть, который смотрел на меня. Он потянулся вверх и достал что-то из кармана куртки.

– Ты не любишь украшения. Я знаю.

– Ты уже отдаешь то, что в коробке? Ты ужасный даритель.

Шесть усмехнулся и протянул мне коробку, обвязанную простой белой лентой.

– Я увидел это и подумал о тебе. И хотя ты не любишь носить украшения, я надеюсь, что ты подумаешь о том, чтобы надеть это для меня.

Я провела пальцем под ленточкой, развязывая ее.

– И чтобы всегда напоминать тебе о том, что я тебе говорил.

Я наморщила нос, пытаясь угадать, что это может быть, когда подняла крышку коробки. В пенопласте лежала восьмерка из белого золота на цепочке. Я посмотрела на него с вопросом в глазах.

– Восьмерка? Я бы взяла шестерку.

Шесть достал ожерелье из коробки и протянул его мне, чтобы я посмотрела на него. Сочетание такой изящной вещицы в его грубых руках на мгновение отвлекло меня, но потом он взял мою руку свободной рукой и провел пальцем по изгибам восьмерки.

– Это символ бесконечности.

Я все еще не понимала его, но он расстегнул застежку и отвел мои волосы в сторону, чтобы закрепить ее на шее.

– Этот символ бесконечен. Без конца. Как мы.

Я не была женщиной, которую часто привлекает романтика, но в этот момент, когда его мягкие зеленые глаза пристально смотрели в мои, я была замазкой в его руках. Шесть поцеловал меня, и я ответила ему с не меньшим рвением, прежде чем он отстранился. Долгое время мы лежали вместе, наши пальцы прослеживали символ бесконечности на моей шее.

– А что, если ты найдешь кого-то другого, того, кто подойдет тебе больше, чем я?

– Не найду, – Шесть даже не колебался.

– Но ты можешь.

– Нет предела тому, что я чувствую к тебе, Мира. Если ты бросишь меня, я буду преследовать тебя, пока ты не перестанешь убегать. Я влюблен в тебя. Это просто так не проходит.

– Даже если ты встретишь кого-то другого?

Шесть вздохнул, в его голосе звучало недовольство.

– Я не встречу кого-то другого, но, если это так много значит для тебя – я обещаю тебе, что в этом мире нет никого другого, кто мог бы заменить дыру в форме Миры, которую ты вырезала в моей душе. Теперь ты счастлива?

Я улыбнулась ему, потому что так оно и было. Это было обещание, которое он давал мне уже не раз. Теперь обещание казалось более постоянным, но я все равно волновалась. Конец был неизбежен во всем.

Перед тем как мои глаза закрылись в последний раз в ту ночь, я, должно быть, произнесла эти слова вслух, потому что, когда сон затянул меня, я услышала, как Шесть сказал:

– Конца не будет, Мирабела.

ГЛАВА 32

Июнь 2010 года

Шесть месяцев спустя

– Что? – спросила я, уронив кисть, которая была у меня в руке до звонка Шесть.

Я взглянула на календарь на стене. Его не было уже три дня, он уехал в поездку, о которой беспокоился. Шесть не хотел оставлять меня, но на этот раз моя ревность не заставила меня наделать глупостей, например, разбить стол или отправить сообщение с сожалением. Это было важно, я знала, судя по беспокойству, которое преследовало его до самого отъезда.

– Мне нужно, чтобы ты поехала в этот городок. Я попрошу одного из моих парней забрать тебя и привезти туда. Возьми там все, что связано с Андрой, и упакуй. Мне нужно все вычистить, ясно?

– С Андрой?

– Фотографии, тетради, одежду – просто упакуй. Это не займет у тебя много времени.

– Почему я? Пусть головорез, который меня заберет, сделает это.

– Господи, Мира. Ты можешь просто работать со мной здесь?

Пристыженная, я прикусила язык.

– Хорошо.

– Ты не будешь в опасности, – пообещал Шесть, а мне эта мысль даже не пришла в голову.

– Хорошо…

– Там никого не будет. Ну, Роза будет в главном доме, но она знает, что ты приедешь. Она оставит тебя одну. Парень Андры может появиться, но, надеюсь, он достаточно умен, чтобы этого не сделать.

– Ее парень?

Шесть дал мне так мало сведений о жизни Андры – возможно, так было лучше, чтобы она оставалась как можно более окутанной тайной. Но я всегда представляла ее подростком. Реально, я знала, что она была подростком семь лет назад, когда Шесть помог ей выбраться из того места, где она жила.

Семь лет прошли спокойно. Что вызвало такую внезапную срочность?

– Ты в опасности?

– Нет, – Шесть не стал продолжать.

– Где ты?

– Не беспокойся об этом.

Я хотела наброситься на него. Это была интуитивная реакция. Почему бы мне не беспокоиться о том, где Шесть? Почему, когда его собственный голос был отрывистым и быстрым, я не должна беспокоиться о нем?

Но я больше ничего не сказала. Шесть дал мне инструкции по билету на самолет, который прислал мне по электронной почте, и повесил трубку.

Когда билет на самолет, наконец, пришел, я увидела дату.

– Он мог бы предупредить меня заранее, – сказала я Гриффин, понимая, что у меня есть три часа до того, как я должна быть в аэропорту.

Быстро собрала вещи, все время поглядывая на свой телефон. Я ждала, что он позвонит мне, скажет: «Шучу, ты можешь остаться здесь», но он так и не позвонил.

Я отвезла Гриффин к маме Шесть и отправилась в аэропорт, чтобы совершить короткий перелет в Денвер.

***

Место уже было относительно чистым. Несколько вещей – фотографии Андры и Шесть, немного одежды, которую я запихнула в большие черные мусорные мешки.

Головореза, который был одним из парней Шесть, звали Фред. Он ничего не сказал, если не считать нескольких ворчаний. Он взял мешки, которые я бросила на крыльцо домика, где Андра жила несколько лет, пыхтя и отдуваясь между заходами.

Поставив последний мешок на крыльцо, я уже начала закрывать дом, когда увидела тень, пересекающую свет прожектора, льющийся по траве.

Я пожалела, что у меня нет с собой ножа, но у меня ничего не было. Я вышла из хижины, скользнула в тень позади нее у линии деревьев, к которой она примыкала, и наблюдала, как Фред подошел к фигуре и посветил фонариком ему в лицо. Я разобрала слабое бормотание, и когда Фред опустил фонарик, я медленно подошла к нему.

– Кто это?

– Давай, – сказал Фред, обращаясь к тени. Молодой человек приблизился, его глаза были темными и почти преследующими.

– Кто ты, черт возьми? – спросила я.

Фред указал на него большим пальцем.

– Джулиан.

Парень.

– Ты идиот, – я уставилась на него.

Шесть сказал, что его здесь не будет. Мне придется иметь дело только с его головорезом.

– Это то, что я постоянно слышу, – сказал Джулиан. Он смотрел через мое плечо на хижину позади меня, как влюбленный щенок. – Андра здесь?

Я отмахнулась от Фреда, но долго смотрела на Джулиана, прежде чем сказать:

– Мне нужно выпить.

Отвернулась и направилась к хижине Андры, не ожидая, что Джулиан последует за мной. Что он и сделал. Действительно, влюбленный щенок.

Я так давно не пила, но решила, что заслужила. Я не садилась за руль, и утром мне предстояло сесть на первый рейс из Денвера. Немного алкоголя ослабит мои конечности и, возможно, даже поможет уснуть.

Однако вопрос заключался в том, смогу ли я найти какой-нибудь алкоголь. Я обыскивала шкаф за шкафом, в поисках чего угодно – на данный момент я даже не была разборчива. Мои нервы были на пределе. Я не летала на самолете пятнадцать лет, я не видела Шесть, я не знала, где он, и что-то в этой хижине на краю света кричало «ЖУТКО» большими жирными буквами.

– Где Андра? – спросил парень сзади меня.

Я захлопнула дверцу шкафа, а затем взяла сигареты. Я засунула одну в рот, прежде чем возобновила поиски алкоголя, сказав себе, что могу просто попробовать ее на вкус, не прикуривая. Я была достаточно сильна.

– Где Андра? – снова спросил парень.

Я не хотела смотреть на него, в эти щенячьи глаза. Он просто хотел знать, где его девушка. Точно так же я хотела знать, где мой парень. Так что, в некотором смысле, я сочувствовала ему. Но я не хотела этого.

– Боже! – крикнула я.

Я хлопнула ладонями по столешнице. Я бросила бесплодно сосать конец сигареты и прикурила ее, глубоко вдыхая. Вкус был таким чертовски освежающим, что я почти забыла, что я не одна. Когда я открыла глаза и увидела Джулиана, наблюдающего за мной с таким напряжением, я сказала:

– Ты не должен быть здесь.

– Ну, я здесь. И я хочу знать, где Андра.

«Мы с тобой оба, дружище», подумала я, прежде чем залиться смехом.

– В безопасности. Андра в безопасности.

По словам Шесть, по крайней мере.

– Что означает, что ее здесь нет, я полагаю?

Я понятия не имела, где она, но на мгновение оглядела хижину и подняла бровь.

– Похоже, ты не такой большой болван, как я думала.

– Кто ты?

– Никто.

– Как тебя зовут?

– Почему я должна тебе говорить? – я грубо выпустила дым в его сторону, но он не уклонился.

– Потому что ты имеешь отношение к исчезновению Андры, и я хочу получить ответы, – Джулиан ударил кулаком по острову, и мгновенно мои глаза стали жесткими. Меня не пугали мужчины, проявляющие агрессию, и Джулиан не был исключением.

– Теперь слушай сюда, Джулиан, – сказала я, убедившись, что мои слова были четкими и твердыми. – Я не обязана тебе ничего рассказывать. У меня была долгая чертова ночь, и твое присутствие здесь только все портит. Так что извини меня, если я не готова выложить тебе все, что думаю, прямо сейчас.

Я сделала паузу и на мгновение затянулась сигаретой, жалея, что у меня нет выпивки, чтобы смыть это.

– Что случилось с твоей рукой? – спросила я, увидев синяки и кровь на костяшках его пальцев.

Он посмотрел вниз, словно забыл об этом.

– Я был зол.

– Правда? – спросила я с сарказмом.

Я наблюдала за ним еще минуту. Он выглядел достаточно безобидным. Не опасным, несмотря на то, что в какой-то момент ударил кулаком по стойке и пробил дерево. Я могла понять, что разочарование может стать разрушительной вещью. Поэтому на данный момент я доверила ему что-то легкое.

– Мира.

– Что?

Вздохнув, я сказала:

– Мое имя. Мира.

– А кто ты? – спросил он, не удовлетворившись этим.

Я пыталась придумать, что сказать. Шесть не дал мне сценария на случай, если я столкнусь с кем-то вроде Джулиана. Но, учитывая, что Шесть не надрал ему задницу, я решила, что могу сказать Джулиану как можно меньше. Я бросила сигарету, чувствуя себя немного спокойнее.

– Я девушка Шесть. Шесть и Андра уехали.

– Куда?

Я скрестила руки на груди.

– Я ничего тебе не скажу. Будет лучше, если ты вернешься на дорогу.

– Нет. Я не уеду, пока не узнаю, где она.

Тогда он собирался остаться здесь надолго. Я открыла морозилку, взяла пакет замороженного горошка и бросила его в Джулиана с большей силой и меньшим прицелом, чем следовало.

– Положи их на костяшки пальцев.

Джулиан бросил пакет на прилавок, и мои глаза сузились, когда он сказал:

– Скажи мне.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что.

– Это не ответ.

Этот парень был хуже, чем собака с костью. Я снова потянулась за сигаретами, очень быстро решив, что одной недостаточно.

– Это тебя убьет, – сказал он с отвращением.

Я сунула незажженную сигарету в рот.

– Как и многое другое, я полагаю, – я прикурила, а затем закрыла зажигалку, проведя большим пальцем по золотому блеску. Я вдруг так устала. – Я ухожу отсюда, Джулиан.

Он шагнул так, что загородил дверь.

– Нет. Я хочу знать, где она.

– Отлично для тебя, – я двинулась, чтобы обойти его, но он снова заблокировал меня. Я стиснула зубы, вытащила сигарету изо рта и выпустила дым ему в лицо. – Двигайся.

– Скажи мне.

Я ненавидела то, что немного восхищалась им. Джулиан был настойчив, хотя и немного груб. Но у меня не было времени играть в это. Я хотела спать, переварить этот момент и вернуться домой. Но больше всего я хотела Шесть. Незнание того, где он, тяготило меня, и присутствие Джулиана только напоминало мне об этом. Я обогнула его и вышла из хижины, направляясь к машине. Фред засуетился, бросил сигарету в траву и забрался на водительское сиденье.

Но меня грызла мысль, что я ничего ему не скажу. Поэтому я обернулась, прежде чем забраться внутрь.

– Я не знаю, Джулиан. Ясно? Даже я не знаю, где они, – я забралась внутрь, повернулась к Фреду и сказала: – Поехали.

Из машины я позвонила Шесть.

– Готово?

– И тебе привет, – ответила я. – Да, все готово. Парень появился.

Я услышала его вздох в трубке и пожалела, что меня не было рядом, чтобы успокоить его. В его голосе звучала укоризна, которую он не часто показывал мне, даже когда я этого заслуживала.

– Думаю, мне не стоит удивляться.

– Что случилось?

– Я вернусь в следующие выходные. Помнишь дядю, о котором я тебе рассказывал? – я услышала хлопок металлической двери, а затем мягкий рокот волн на заднем плане. – Ну, я думаю, он вернулся. И, думаю, он ищет ее.

Мне стало плохо.

– Что ты собираешься делать?

– Я выясняю это прямо сейчас, – Шесть замолчал на минуту. – Возможно, мне снова понадобится твоя помощь.

– Ну, если это связано с перелетом через несколько штатов, то мне нужно немного больше времени на подготовку.

– Возможно, так и будет. Мне нужно устроить Андру и спланировать следующий шаг, – в голосе Шесть звучало разочарование, и я услышала отчетливый звук удара. Его кулак по дереву? – Мне жаль. Я не хочу, чтобы ты волновалась. Все будет хорошо. Я разберусь с этим. Просто сейчас все дерьмово.

Но я не волновалась, не как раньше. Потому что я верила Шесть. Потому что я доверяла ему.

– Все, что тебе нужно, – сказала я ему, и это было правдой.