Текст книги "Одержимый (СИ)"

Автор книги: Кира Шарм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Когда я двинулась, чтобы снова выгнуться дугой в том месте, куда он надавил, я почти полностью соскользнула со стойки. Он поймал меня, и мы упали на пол.

На нем все еще была одежда, поэтому я устроилась на его коленях и сорвала с него кожаную куртку, отбросив ее за спину, а мои пальцы скользнули под его рубашку. Его грудь была такой теплой, а на коже было совсем немного волос. Я стянула рубашку, и Шесть перевернул меня так, что оказался надо мной, поддерживая свой вес одной рукой, пока он расстегивал ремень. В наших движениях чувствовалась бешеная энергия, нетерпение и желание, когда я вцепилась пальцами ног в пояс его джинсов и потянула их вниз так быстро, как только могла. Я едва успела дотянуться до его колен, как он оказался внутри меня. Я откинула голову, ошеломленная мгновенной полнотой. Меня даже не беспокоило то, что моя кожа прилипла к теплому полу, не тогда, когда Шесть врезался в мое тело с такой скоростью, с которой я не могла справиться.

Я была уже так близко, поэтому я положила руки ему на грудь, толкая его, пока сама не оказалась на нем.

Он снимал свои джинсы, пока я скользила по нему снова и снова, а потом обхватил меня руками за талию и перевернул так, что я оказалась на спине.

– Нет, – сказала я, но это прозвучало скорее как звук, чем как слово.

– Нет? – спросил он, сделав паузу.

– Не останавливайся, – простонала я и тут же покачала головой. – Подожди. Я уже близко. – Я говорила отчаянно, на повышенных тонах, не желая, чтобы все закончилось так быстро. – Нам нужно поменяться.

– Ты близко? – спросил он. Он замедлил свои движения, но больше не останавливался.

– Да. Нам нужно переместиться, чтобы я не кончила так скоро.

Вместо этого Шесть прижал меня к полу, его руки обхватили мои запястья, и он увеличил темп.

– Шесть, – попыталась сказать я, но это вышло больше похоже на стон. Я была в нескольких секундах от этого, так близко, что мои глаза были крепко зажмурены. Но он прижал меня к себе, я была в ловушке. Я хотела застонать в знак протеста, но не могла, не тогда, когда он склонял меня к краю. Его рот накрыл мой, поглощая мои стоны.

И все равно, даже когда мое тело пришло в себя от этого, он продолжал. Снова и снова, почти как наказание. Почти как наказание – но не как наказание. Потому что мое тело снова взлетело вверх, преодолевая эту гору без труда. Я видела звезды, когда он увеличивал скорость, и чувствовала, как мои руки слабеют. Я никак не могла остановить его – потому что не хотела этого.

Когда я спускалась со второй вершины, он издал низкий, глубокий звук, который всегда издавал перед тем, как кончить. Когда он, наконец, рухнул на меня, мы оба были мокрыми от пота. Когда я набралась сил, я провела кончиками пальцев по его спине.

– Это было немного напряженно, – сказала я ему. Мои ноги все еще обвивали его талию, прижимая его к себе, поэтому я ослабила их на случай, если он захочет отстраниться. Но он не отстранился.

Его спина задрожала от моих прикосновений, и он наклонился, убирая волосы с моих глаз.

– Я скучал по тебе.

– Это хорошо. – Это было все, что я могла сказать. – Я тоже скучала по тебе.

– Я тебя раздавил?

Да, но я сказала ему, что это не так. Вес его тела был приятным бременем, и я не хотела, чтобы он покидал меня. Он, должно быть, все равно почувствовал это и скатился с меня.

– У тебя здесь включен кондиционер?

– Нет. – Я вытерла рукой лоб. – Я не трогала его. Я здесь почти не была.

– Верно. – Он глубоко вздохнул и встал, потягиваясь. Он был наименее стеснительным из всех, кого я знала, передвигаясь голым по кухне, пока не оказался у раковины, наполнил свою чашку холодной водой и сделал большой глоток. – Куда делась Гриффин?

Оглядев комнату, я вздохнула.

– Она, наверное, ест твой матрас. – Это не было чем-то из ряда вон выходящим.

Шесть протянул мне руку, поднимая, и протянул мне свою наполненную чашку воды.

– Я пойду, найду ее. Почему бы тебе не решить, что ты хочешь на ужин?

Он надел трусы-боксеры и пошел по коридору, зовя собаку по имени. Я схватила его футболку и просунула в нее руки, прежде чем он успел вернуться и потребовать ее. Не то чтобы я беспокоилась, что он это сделает; похоже, ему нравилось, что я ношу его одежду.

Когда он вернулся с Гриффин, передо мной были разбросаны меню на вынос.

Я должна была сказать ему, что наконец-то готова к этому. Готова к марафонам секса на кухне, готова к тому, что он будет гоняться за собакой, готова к тому, что у нас будет наше место – мы, частью которого я наконец-то готова стать. Но по какой-то причине я была слишком труслива, чтобы сказать ему об этом.

– Что-нибудь приглянулось? – спросил он, обнимая меня за талию и прикасаясь губами к моим волосам. Именно таких жестов, рассеянных доз привязанности, мне не хватало всю мою жизнь. До Шесть никто не обнимал меня спонтанно, не целовал, если только я или они не заслуживали этого. С Шесть мне не нужно было ничего заслуживать.

– Я понятия не имею.

– Ты голодна?

– Да. – Я засунула меню с бургерами в кухонный ящик. – Я не хочу жирного. Думаю, у меня в желудке еще фунт жира от буррито на завтрак, который я съела сегодня утром возле парка.

– Я купил тебе хлопья, – напомнил он мне, заглядывая в японское меню.

– Я знаю, но вон та пушистая задница нюхала так, будто собиралась пописать в каждом углу моей квартиры этим утром, так что я очень торопилась выйти из дома. – Я прильнула к его прикосновению. Это было так естественно с ним – выбирать меню на вынос, как некомпетентные повара, которыми мы были.

– Ну, когда природа зовет… – Он протянул японское меню. – Звучит неплохо?

Я кивнула.

– Я сегодня видела Брук.

– О? – Он достал свой мобильный телефон и сосредоточенно нахмурил брови, набирая номер. – У вас были планы или что-то в этом роде?

– Я просто столкнулась с ней во время прогулки с Гриффин. Она хорошо выглядит. – Я глотнула еще воды. – Ее ребенок милый. – Я не знала, почему я всегда называла Нору Норой в своей голове, как человека, которым она была. Но когда я говорила о ней, я как будто чувствовала необходимость отделить себя от того, чтобы знать ее на самом деле, называя ее так обобщенно, как «ребенок».

– Это хорошо. – Он держал телефон, но смотрел на меня, оценивая мои чувства. – И все прошло хорошо?

– Да. Она поблагодарила меня. – Я не знала, почему я вообще заговорила об этом, потому что внезапно мне перехотелось продолжать этот разговор. – Это было хорошо. Я, возможно, загляну еще раз когда-нибудь.

– Это здорово. – Он выглядел облегченным, почти так же, как Брук, когда она поняла, что я не собираюсь похищать ее ребенка. – Я уверен, что тебе это было нужно. Завершение.

– Да. – Я ненавидела и любила то, что он знал меня так хорошо. Как он мог называть меня загадкой или таинственной, когда он был в моей голове чаще, чем мне хотелось бы? – Давай, – сказала я, указывая на телефон.

Он набрал номер и поставил телефон на громкую связь, пока просматривал предложения. Когда ему ответили, Шесть проговорил свой обычный заказ.

– И овощи темпура, трехцветные суши-роллы, чесночная лапша с дополнительными гребешками. – Он поднял на меня бровь, проверяя, правильно ли он все сказал, и я кивнула. – Да, я могу подождать.

– Я хочу, чтобы мы съехались, – выпалила я, как только включилась музыка удержания.

– Что?

– Я готова. В этом есть смысл. Я имею в виду, я знаю, что ты практически манипулировал мной, чтобы я переехала к тебе, когда подарил мне меховой шарик. – Я закатила глаза.

– Если дело в ней, я сказал тебе, что могу оставить ее здесь и привозить к маме, когда уезжаю из города.

И, как и в первый раз, когда он предложил, я яростно замотала головой. Несмотря на все мои жалобы, мне все равно нравилось, что она рядом. Она была мне небезразлична. Несмотря на мои многочисленные прозвища для нее, я действительно любила ее. Просто для меня это было сложным делом, поэтому я так много смеялась над этим.

– Я хочу переехать к тебе, чтобы мы могли делать это каждый вечер.

– Есть японскую еду? – Хотя его тон был дразнящим, его глаза были на одном уровне с моими. Для него это было серьезно.

– Я имею в виду, если это то, чего ты хочешь. Я и сама люблю разнообразие, но если это одно из условий.

– Нет никаких условий, – сразу же сказал он. – Я же сказал, мы можем даже оставить твою квартиру, чтобы ты не волновалась.

– Нет. – Я покачала головой, и в трубке раздался звон тарелок. – Мне не нужен запасной план, потому что я им воспользуюсь. – Я сглотнула нахлынувшее беспокойство. – Давай сделаем это. Съедемся.

– Алло?

Мы с Шесть тупо уставились на телефон.

– Сэр?

– Да, я здесь. – Но Шесть снова смотрел на меня.

– Вы сказали, чесночная лапша?

– Да.

– Хорошо, номер телефона?

– Тот, с которого я звоню. – Я слегка рассмеялась. Шесть всегда был терпелив только со мной.

– Дайте нам двадцать пять минут.

– Хорошо. – Он повесил трубку и повернулся ко мне. – Правда?

– Правда. – Я глубоко вздохнула. – Я готова. В этом есть смысл.

– Так ты переезжаешь ко мне, потому что это имеет смысл? С каких пор ты подчиняешься самому разумному решению?

– Придурок. – Он хотел, чтобы я изложила свои чувства точно так же, как это сделала Брук со мной. – Я только сегодня поняла, но я чувствовала это уже давно, что хочу жить с тобой. Больше никаких переездов туда-сюда.

– То, что ты была с Брук, помогло тебе это понять?

– Не совсем. Я понимала это и раньше, но потом я увидела ее. И семью, которую она создала со своей дочерью. И… – Я пожалела, что у меня нет карманов, в которые можно засунуть руки. – И я поняла, что ты и я, мы могли бы создать семью вместе.

– Да?

– Да. – Ощущение было такое, будто я только что произнесла речь перед сотней тысяч человек. – Так… вот и все.

– Это хорошо. Потому что я знаю, что у тебя скоро заканчивается срок аренды.

– Конечно, ты это знаешь. – Я закатила глаза. – Так что, мы просто съедемся, когда он закончится? – Хотя я была готова к переезду, я не спешила прощаться с местом, которое было домом большую часть моей взрослой жизни.

– Мой договор аренды истекает в феврале.

– Значит, ты просто продлишь его?

Он покачал головой.

– Я думаю, что для нас будет разумнее всего найти жилье вместе. Место, которое будет только нашим. Не мое, не твое.

– Заткнись. – Когда он говорил такие глупые вещи – глупые, потому что они звучали романтично – моей первой реакцией было отвергнуть их. – Что не так с этим местом?

– Это место было моим. Ты всегда называешь его моим. Мне не нужно мое. Я хочу наше. Ты и я, Мира. Если мы собираемся сделать это, я хочу сделать это до конца.

– Но мы только что впервые окрестили эту стойку.

– Мы окрестим стойку и все остальные поверхности у нас дома.

Почему-то мысль о том, что мы переезжаем в одно и то же время, в новое место, сделала это более реальным. Это не было похоже на то, что я буду ночевать у него дома. Это будет реальное пространство, которое будет принадлежать нам.

– Когда заканчивается мой договор аренды?

– Первого января.

– Я бы не сказала, что это скоро. – По какой-то причине меня раздражало, что нам придется ждать так долго. Я была готова, ожидала, что придется ждать несколько месяцев. Но почти шесть месяцев казались мне наказанием.

– Мы потратим некоторое время на поиски. Я пришлю тебе объявления. Мне не нужно разрывать договор аренды, я выплачу его, если мы найдем что-нибудь до того, как он закончится. – Он обошел стойку и откинул мою голову назад, поддерживая ее руками. – Ты действительно готова?

– Да. – И хотя эта мысль вызвала резкий всплеск ужаса, в глубине души я знала, что готова.

ГЛАВА 27

Рождество 2005 года

– Это, наверное, худший день в году для переезда, – ворчала я, наклеивая скотч на коробки и относя их к двери.

– Это уместно, – ответил Шесть, не выказывая ни разочарования, ни злости. На самом деле, он выглядел таким же кайфовым, как воздушный змей. Не наркотический кайф. Но эмоциональный.

Я была в завязке уже целый год. И я наконец-то согласилась переехать к нему. Мы все еще ссорились, довольно часто, но Шесть был прав с самого начала; я боролась за него, за это. За нас. И в моей голове, казалось, все было в порядке.

Я измучила его, я знала. Мои эмоциональные взлеты и падения, все мои импульсивные решения влияли не только на меня, но и на него. Но он никогда ничего не говорил, всегда поддерживал меня на протяжении всего.

У Шесть были свои дела, он жил своей жизнью до меня. Жизнь, которой я старалась не завидовать, жизнь, которая ничего не знала обо мне.

Мы не говорили о его жизни, об обязательствах, которые у него были вне меня, вне нашего пузыря. Я знала, что у него есть работа, смешанная с личными делами, и старалась быть довольной, зная, что меня это не коснется. Однажды Шесть сказал мне, что люди, которым он нужен, зовут его Шесть, и я знала, что он нужен не только мне.

Шесть помогал Коре, пока она приспосабливалась к новой жизни. Из того немногого, что мне удалось выведать у него, я поняла, что она все еще подросток.

Глупо было испытывать к ней ревность – в конце концов, она была сиротой, девочкой, за которую Шесть чувствовал ответственность. Он никогда не заставлял меня чувствовать себя хуже, даже когда я давила на него.

Я отнесла последнюю коробку из его грузовика в дом, который он приобрел для нас.

Приобрел. Он действительно владел им. Когда я поняла, что объявления, которые он мне показывал, были не арендой, а покупкой, я засомневалась. Я не соглашалась на это. Но Шесть и его глупые романтические комментарии убедили меня согласиться.

– Я хочу дать тебе место, которое никто не сможет отнять. Если мы будем арендовать, всегда есть шанс, что они решат продать. Кроме того, у меня есть деньги от продажи дома в Мичигане. Я должен вложить их с умом.

Мне не нравилось, что он меня очаровал. Но, в конце концов, я согласилась, и следующее, что я помнила, Шесть бросил мне связку блестящих ключей.

– Я сделал ключи. Вот ключи от передней и задней двери.

Так я оказалась в столовой нового дома, который он купил для нас. Когда я сидела и думала об этом, то была ошеломлена, поэтому старалась не делать этого слишком часто.

На стойке стояла бутылка, охлаждающаяся в ведре, и я уставилась на нее, пока он не подошел сзади и не обхватил меня за талию твердой рукой.

– Это газированный сок, – объяснил он. – Это наше шестое Рождество вместе, – продолжил он, когда я просто уставилась на бутылку. – Я хотел отпраздновать его соответствующим образом. – Он открутил крышку с бутылки и налил напиток в два бокала. – Выпей со мной.

– За что мы поднимаем тост? – Когда он открыл рот, я выпалила: – Больше не поднимай за меня тост.

– А как насчет нас?

Я взяла бокал, который он протянул мне, и посмотрела на него через край.

– А что насчет нас?

Он легко улыбнулся, подтрунивая надо мной.

– За нас. За твои успехи на уроках самообороны и за мою удачу в захвате этого места.

Я чокнулась с ним бокалами и сделала глоток. Меня немного потрясло, что я пью что-то, так похожее на вино, но я все равно осушила свой бокал и поставила его на стойку.

В углу гостиной стояла голая рождественская елка. Я смотрела на нее дольше, чем это, наверное, нормально, но она была настолько обычной, что видеть ее в месте, где я буду жить, было… странно.

– Что это?

– Это называется дерево. Они живут снаружи большую часть времени.

Я посмотрела на него.

– У меня никогда не было рождественской елки.

– Я знаю.

– Зачем?

– Потому что я хотел, чтобы она у тебя была. – Он встал рядом со мной и убрал мои волосы с лица. – Я готов начать с тобой что-то настоящее. Я хочу, чтобы ты тоже увидела в этом реальность.

У меня чесались руки от обещаний, вроде дома, который нельзя отнять, и неубранной рождественской елки, наполняющей наше пространство ароматом зимы.

– Что-то реальное? – Я повернулась к нему, и его рука обхватила меня.

– Я знаю, что для тебя это всегда было реальным, здесь. – Он коснулся моей головы и скользнул рукой вниз, чтобы накрыть мою шею. – Но я хочу, чтобы ты увидела, что это реально и за пределами нас.

Я задавалась вопросом, когда я перестану чувствовать себя в равной степени восторженной и испуганной, когда он говорил подобные вещи, но я догадывалась, что проведу остаток своей жизни, привыкая к этому.

Остаток жизни.

Мы не говорили о браке ни разу, но в основном потому, что я была на расстоянии одного срыва от катастрофы. И я думаю, мы оба знали это и осторожно обходили на цыпочках.

– Я не завернул твой подарок, – сказал он мне, отвлекая меня от моих мыслей.

– Забавно, я не слышу больше собак. – Гриффин была с мамой Шесть, поэтому мы могли переехать, не беспокоясь о том, что она сбежит и будет терроризировать все деревья в округе.

– Я думаю, Гриффин нам обоим достаточно. Пока что. Может быть, на следующее Рождество.

Я ткнула его локтем в ребра, но он поймал локоть прежде, чем я успела что-то сказать, и вывел меня из открытой кухни и гостиной в кабинет, расположенный в фойе.

Первое, на что я обратила внимание, – это ткань на полу, закрывающая твердую древесину.

– Ты красишь стены? – спросила я, прежде чем поднять глаза на окно, выходящее на боковую сторону дома. Прямо перед этим великолепным чудовищем из стекла и дерева стоял прочный мольберт с чистым холстом. Сбоку стоял стол, заваленный красками, бутылками, наполненными всевозможными кисточками. Прямо перед мольбертом стоял табурет с ножками, похожими на щупальца.

Мгновение я смотрела на Шесть, просто моргая.

– Тебе нравится?

Я обернулась, рассматривая дополнительные холсты, прислоненные к стене за мольбертом, различные предметы мебели, покрытые разнообразными инструментами и палитрами. Я выбрала нож для палитры из одной из жестяных банок и провела пальцем по тупому краю.

– Это ты сделал?

– Это сделали мы с мамой. Тебе нужно было больше места, лучшие вещи. – Он подошел ко мне и накрыл мою руку своими. – Ты талантлива, Мира. Я серьезно. Я больше не хочу, чтобы ты помогала мне с работой – не потому, что я не считаю тебя хорошей. Ты чертовски хороша. Но ты не создана для того, чтобы воровать и лгать – хотя ты очень хороша и в том, и в другом. – Он окинул меня забавным взглядом. – Ты создана для того, чтобы творить. И я бы предпочел видеть, как ты проводишь часы с кистью в руках, чем смотреть, как ты играешь роль, которая не является твоей. – Он взял кисть с пушистым концом и раскрыл мою ладонь, чтобы провести ею по моей коже. – Я хочу смотреть, как ты творишь. Ты сделаешь это для меня?

Я обхватила кисть и провела пальцами по ручке, пока они не встретились с его пальцами.

– Сделаю, – пообещала я ему, когда мои губы зависли в дюйме от его губ. – Спасибо. – Эти два слова были совершенно недостаточными, но это было все, что я могла ему дать. Шесть был сотней вещей, а я чувствовала, что в сравнении с ним я не дотягиваю и до десяти. Почему он любит меня, почему он хочет, чтобы я переехала к нему, – это были вопросы, которые я постоянно задавала себе, но боялась спросить вслух; боялась нарушить баланс того, кем мы были, подняв зеркало и попросив его объяснить, почему.

– Включи музыку, – сказала я, прижавшись самым нежным поцелуем к его губам. – Позволь мне творить для тебя.

То, что я не могла сказать словами, я скажу красками. И я начала.

Все началось с торса женщины, на который были нанесены два прокола, повторяющиеся по всему телу. Шесть молча наблюдал за мной, приносил мне воду и закуски, но ничего не говорил, наблюдая, как я истекаю кровью на холсте.

Вскоре после полуночи я приступила к змее. Она обвилась вокруг ее туловища шесть раз, как зеленый удав, сдавливающий ее от живота до шеи.

Около трех часов ночи я написала ее руку. Шесть с большим интересом наблюдал за тем, как я рисую змею, сидя на табурете, пока я стояла. Он не спал все это время, даже когда я добавляла мельчайшие детали к чешуе. Затем я нарисовала голову змеи, лежащую в руке женщины. Она держала ее не со страхом, а скорее ласкала. Другой рукой она прижимала ее к своему телу, хотя та выжимала из нее жизнь.

А на чешуе змеи, состоящей из повторяющихся шестерок, я написала одно слово: любовь.

Когда я закончила, рассвет пробивался сквозь переднее окно, заливая желтым светом покрытый тканью пол. Я отложила кисть, и Шесть взял меня за руку и притянул к себе. Он повернул меня так, что мы вместе смотрели на мою картину – слияние зеленого, черного и красного, а потом он прижался губами к моему уху.

– Спасибо, – прошептал он, вызвав дрожь в моих конечностях. И я поняла, что он благодарит меня не за картину, а за то, что я ему показала.