Текст книги "Одержимый (СИ)"

Автор книги: Кира Шарм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

– Семь.

Все дыхание, которое я не могла больше сдерживать, мгновенно вырвалось из меня.

Я не заслужила этого; я не заслужила, чтобы он любил меня так сильно, как любил, даже когда я делала вещи, которые, как я знала, он ненавидел. Я вспомнила, как впервые ответила ему на этот же вопрос, и мой ответ был цифра восемь. А он был всего на одну позицию ниже, даже после того, как мы столько месяцев не виделись. Даже когда он пришел домой, ожидая увидеть одну Миру, а встретил другую. Как он мог так сильно любить меня? И почему это заставляло меня хотеть любить его еще больше?

– Я могу с этим работать, – сказала я, возвращая его слова обратно, но снова моя подача была неудачной. Потому что мои слова были слабыми, произнесенными с облегчением.

Когда он бросил меня несколько месяцев назад, я сказала ему, что моя шкала на четверке. Была четверка, когда он злился на меня за что-то, в чем я была виновата. Я почти не могла понять, как можно любить меня, чтобы быть на семерке, когда я не заслуживала и единицы.

– Могу я прикоснуться к тебе сейчас? – прошептала я, потому что все во мне было более хрупким, чем несколько секунд назад.

Он подождал три полных удара, прежде чем кивнуть один раз. Мои руки обхватили его за талию еще до того, как он закончил кивать, притягивая его плотнее ко мне и сильнее прижимая меня к столешнице. Боль пронзила мне спину, но я была рада этому. Я больше не хотела быть онемевшей.

– Я люблю тебя, – сказала я ему, и я знала, что это был первый раз, когда я сказала ему это так откровенно, первый раз, когда я не повторила это в ответ на его слова.

Он вздохнул, а затем обнял меня в ответ.

***

Шесть приготовил гребаную яичницу с беконом, а я поджарила тосты. Наш рождественский ужин не был традиционным, но это были мы. Я даже сидела на стуле за столом, который он соорудил, придвинувшись к нему как можно ближе.

– Что ты обычно делал на Рождество, ну, знаешь, до меня?

– Был с мамой.

– О. – Я подумала об Элейн, почувствовала себя немного виноватой – но не слишком сильно, потому что это все еще была я – за то, что украла у нее сына на праздник. – Что она делает, когда ты у меня дома, – я взяла кусок черного тоста, – ешь такие деликатесы, как мой хлеб с маслом?

– Я не уверен, что это все еще считается хлебом. – Но он все равно уважил меня, откусив кусочек. – Она ездит к своей сестре в Колорадо. – Я видела, как он проглотил и тут же потянулся за кофе, чтобы смыть черный пепел, который он только что съел. – Я уже видел ее. – Его глаза ненадолго встретились с моими.

– Итак. – Я откусила кусочек бекона. – Мы будем говорить о Коре?

– Сейчас Андра.

– Повтори?

– Теперь она известна как Андра. Сотри Кору из своего мозга. – Он остановился, криво улыбнулся. – Я знаю, что это, вероятно, невозможно. Но будет лучше, если ты будешь думать и обращаться к ней как к Андре.

– Ан-дра, – сказала я, пробуя имя во рту. – Странное имя.

– Она сама его выбрала. – Он взял кусок бекона как раз в тот момент, когда я заметила, что бекон закончился. Я наблюдала за его колебаниями в течение секунды, прежде чем он положил один конец прямо между моих губ.

– Вау, – сказала я, тщательно прожевав кусок бекона. – Если раньше я сомневалась в твоей любви, то это меня переубедило.

– Но сомневалась ли ты?

У меня было много сомнений, но я хотела быть честной с ним.

– Я никогда не сомневалась в тебе.

Он выдержал мой пристальный, спокойный взгляд.

– Мне кажется, что я многое узнала о том, как любить кого-то благодаря тому, как ты любишь меня.

– О? – у него отвисла челюсть.

– Ты любишь меня не потому, что это легко. Это не простая любовь, то, что у нас есть.

– Что это за любовь?

Я поджала губы, глядя на него, мысленно перебирая все чувства, которые я испытывала к нему. Похоть и любовь боролись с яростью и душевной болью, но каждый раз когда они боролись, любовь побеждала.

– Безумная любовь.

Он понял это, его глаза рассматривали меня, пока он размышлял.

– Именно так.

Он смотрел на меня почти болезненно, как будто он мог исправить каждую часть меня, если бы я позволила ему. Но я не хотела этого. Я не хотела быть проектом, который он мог бы исправить потому, что когда он это сделает, между нами ничего не останется.

– Итак, – сказала я, сглотнув. – Андра.

– Андра, – повторил он. – Я многое хочу рассказать тебе о ней, но многое из этого очень личное. – Он провел рукой по голове.

– У тебя волосы длиннее, чем обычно. – Я протянула руку и обхватила его подбородок ладонью. – И это тоже, – сказала я, потирая волосы на его лице. – Ты выглядишь так, будто только что срубил дерево и отнес его в свою хижину.

Он засмеялся, это был редкий и красивый звук.

– В общем. Суть в том, что ее дядя – жестокий кусок дерьма. Он взял над ней опекунство после смерти сестры ее матери. Она пыталась уйти от него, используя надлежащие каналы, но, в общем, ничего не вышло.

– Значит, ты ее вытащил.

– Я вытащил ее. – Его рука сомкнулась на моем запястье, положив его на стол перед собой, чтобы он мог играть с моими пальцами, пока он говорил. – Все, что я тебе скажу, останется между нами, Мира. Ты понимаешь?

– Я не стукачка.

– Я знаю. – Он провел большим пальцем по линиям моей ладони – один из его многочисленных приемов, чтобы расслабить меня. Но мне не нужно было расслабляться. Может быть, он сам расслаблялся. – Это важно.

– Я знаю, – заверила я его. – Ты заботишься о Ко…Андре. – Я исправила ее имя в последнюю секунду.

– Я привез ее в Колорадо.

– И тогда ты виделся с мамой?

Он кивнул.

– Она там в безопасности. Потребовалось время, чтобы все уладить, но сейчас все хорошо. Она в хорошем месте. И не только физически.

– Это хорошо. – Я изобразила счастье в своем голосе, в которое сама не до конца верила. Мне было трудно почувствовать искреннее облегчение, когда я никогда не встречала эту девушку. Но поскольку я знала, что она была важна для Шесть, который был важен для меня, и потому что он наконец-то, блядь, был дома, я была счастлива. – Полагаю, тебе придется навещать ее время от времени.

– Да. – Он посмотрел на мою руку, которая казалась такой маленькой, когда он держал ее. – У меня был дом в Мичигане, сейчас он продается. – Он поднял глаза. – Просто подумал, что ты должна знать.

– Хорошо. Ты жил там раньше?

– Да. Я проводил много времени с Лидией и Андрой. Когда Лидия умерла, я стал приезжать в город и оставаться там чаще и чаще. А после того, как я встретил тебя, я оставался здесь достаточно долго, чтобы это стало моим основным местом жительства.

– Как ты можешь позволить себе содержать оба места – твое и мое? В Сан-Франциско – не дешевая недвижимость.

– Я справляюсь хорошо. Но дом в Мичигане принадлежал моей маме. Я жил в нем, после того как она переехала сюда. – Он пожал плечами. – Погода здесь лучше, чем там. Для нее, по крайней мере.

– Это был дом твоего детства?

– Это просто четыре стены, – сказал он. – Дом – это дом, только если в нем живут люди, которых ты любишь.

– А сейчас в Мичигане нет никого, кого бы ты любил.

Он покачал головой.

– Нет.

– Что ж, – сказала я, вставая и потягиваясь. – Эгоистично, но я рада, что Андра в Колорадо. – Я слегка подтолкнула его, побуждая отъехать от стола на кресле. Когда он оказался достаточно далеко от стола, я скользнула к нему на колени. – Потому что надеюсь, это означает, что ты будешь отсутствовать меньше, чем раньше. А когда тебе придется уехать, ты будешь ближе к дому.

– Ты хочешь сказать, что это мой дом?

Я оглядела свою квартиру, безразлично подняв плечи, когда обвила руками его шею.

– Я говорю, что я твой дом.

– Я уже знал это. – Он скользнул рукой вниз по моей спине. – Почему ты не хочешь, чтобы мы снова съехались?

– Потому что мне нравится иметь свое собственное пространство.

– Я сохранил твою квартиру, пока ты жила у меня дома.

– Но это потому, что мое пребывание в твоем доме не было долгосрочной игрой. Это было краткосрочно. Имело смысл держаться за это место.

– А если бы мы съехались, то не было бы?

Я покачала головой.

– Нет. Потому что, если бы я переехала к тебе, я бы не хотела, чтобы ты дал мне возможность легко уйти.

– Почему? – он выглядел озадаченным.

– Потому что если ты дашь мне легкий выход, значит, я его приму. Я уйду, потому что – в отличие от тебя – я люблю легкость. Мне становится страшно, и я убегаю от тебя или отталкиваю тебя, и, если – громадное если – мы сделаем это, мне не нужно иметь план побега. Потому что я знаю себя, и я знаю, что я сделаю.

– Оставишь меня.

– Да. – Я прильнула к нему, наслаждаясь его пряным ароматом и тем, как его волосы касаются моей щеки. – А я не хочу оставлять тебя.

– Ты хочешь бороться.

– Хочу.

– Хорошо. – Он откинулся назад и заправил мои волосы за ухо. – Ты сильно выросла за то время, что меня не было.

– Я не выросла ни на дюйм. Все еще коротышка.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

И я знала. Но это была неизведанная территория для меня, и я не знала, как долго это может продолжаться.

ГЛАВА 25

Рождество 2004 года

Год спустя

Генри Пятый плавал в своем аквариуме, а я наблюдала за его танцем, пока моя собственная нога отстукивала ритм «Rockin' Around the Christmas Tree»⁴. Шесть был практически гребаным Санта-Клаусом, мать его, из-за того, как много он рассыпал рождественского веселья в моей квартире.

Я бросила еще немного еды в аквариум и повернулась, рассматривая огни, которые он развесил по моей квартире, словно место, в котором я жила, было не свалкой, а чем-то достойным освещения. Светильники освещали лишь некоторые неровности штукатурки на стене и многочисленные дыры, сделанные Мирой. Но, тем не менее, это было очаровательно.

Я не могла поверить, что меня очаровало Рождество. Праздник, который уже давно коммерциализировался, до Шесть даже не попадал в поле моего зрения. Но каждый раз, каждое гребаное Рождество, он встречал его с энтузиазмом ребенка. Это не соответствовало его обычно серьезному характеру, и, вероятно, поэтому я сама была так ошеломлена этим.

У входной двери стояли мои сумки с последнего длительного пребывания в доме Шесть. Хотя Брук была моим первым проектом, она не была моей последней. У меня были и другие девушки, которым я помогала, но ни одна из них не продержалась так долго, как Брук.

Мысли о Брук напомнили мне, что на дне тех пакетов лежал ее адрес. Находясь у Шесть, пока я помогала девушке встать на ноги после нападения, я получила неограниченный доступ к его компьютеру, а через него – к Интернету. Так что, возможно, я немного подглядела.

До сих пор после Брук я не чувствовала себя настолько привязанной к другим девушкам. Я была просто ступенькой, а дом Шесть – убежищем на те дни или недели, когда они переходили на более зеленые пастбища. Но Брук – или, скорее, Нора – прилипла ко мне, как струп, который постоянно возвращался, сколько бы раз я ни сдирала его со своей кожи.

Это было неэтично, я полагала – не то, чтобы я была серьезно озабочена этикой – но я знала, что поиск адреса Брук в супермодной поисковой программе Шесть дал результат.

Я не собиралась ничего делать с этой информацией. Уж точно не преследовать Брук и ее дочь. Но только о них я думала, пока помогала другим молодым женщинам.

Адрес все равно был зарыт, на случай если мне захочется сделать что-то иррациональное – например, пройти мимо. Не… вломиться. Нет. Просто проверить, как она.

Я не слышала ни слова с тех пор, как она переехала к матери. Ни единого слова. Она также не возвращалась в Сухой Пробег. Я знала это, потому что ходила туда почти каждый вечер.

Входная дверь открылась, и внутрь хлынула чертова тонна холодного воздуха и Шесть.

– На этот раз никаких мусорных пакетов, мистер Клаус? – спросила я, заметив, что в руках у него небольшая коробка, которую он поставил у двери.

– Не в этот раз. – Он закрыл дверь, но не решался запереть ее. – Ты готова получить свои подарки?

– Несколько? – спросила я, выходя из кухни и приветствуя его поцелуем у двери. – Должно быть, я была очень хорошей девочкой.

Он снисходительно улыбнулся мне.

– Была. Но этот подарок, как для меня, так и для тебя. Эгоистичный подарок.

– Я не думаю, что ты когда-либо мог быть эгоистом, – сказала я. – Но ладно. Дай мне. – Я протянула руки и сжала пальцы.

– Посиди на диване. Я сейчас.

– Мне закрыть глаза?

– Только если ты действительно хочешь удивиться.

Дело в том, что я всегда удивлялась. Всякий раз, когда Шесть приносил мне подарки, сам факт того, что он это делал, было сюрпризом сам по себе. Я пережила рождественское детство без подарков. Подарки во взрослой жизни были в новинку.

Поэтому я опустилась на диван и закрыла глаза руками.

Я услышала, как снова со скрипом открылась дверь, почувствовала, как прохладный воздух ласкает мои голые ноги. А потом она закрылась, и скрипучие шаги Шесть приблизились ко мне.

– Помни, что я сказал, что этот подарок будет для тебя и для меня.

– Хорошо, – сказала я, не имея ни малейшего представления о том, что это может быть.

Он положил что-то твердое мне на колени.

– Открой глаза, Мира. – Почему он говорил так, словно мурлыкал мое имя?

Я открыла их, посмотрела на коробку, лежащую у моих ног, а затем на него с вопросом.

– Это та, которую я видела, как ты принес.

– Да.

– Но ты только что вышел на улицу?

– Это двадцать вопросов? Просто открой ее.

Я вздохнула, но потянула за фольгу на боку коробки, пока не увидела, где крышка соединяется с остальной частью коробки. Я не могла даже предположить, что находится в коробке, но Шесть ободряюще кивнул мне, без слов сказав, чтобы я продолжала.

Я подняла коричневую крышку и сняла белую папиросную бумагу, пока не увидела… ну, я не знала, на что я смотрю.

– Что это за хрень?

Шесть ничего не сказал в ответ на это. Я взяла что-то резиновое, похожее на трубку, с гребнями и отверстием, которое тянулось от конца до конца.

– Это какая-то секс-игрушка или что-то в этом роде?

Он сделал гримасу отвращения.

– Что? Нет. Ты не знаешь, что это такое?

Я покачала головой, и он полез в коробку, вытащив мягкую игрушку.

– Желейная рыбка? – Я не очень люблю мягкие игрушки, так что я была озадачена тем, что у меня в руках. – Я имею в виду, это мило. – Если бы я была ребенком, это, наверное, было бы замечательно. Но она издавала раздражающий хрустящий звук, когда я сжимала ее, поэтому я бросила ее обратно в коробку.

Шесть вытащил еще одну вещь, которая заставила меня несколько секунд тупо смотреть на него.

– Почему ты даешь мне это? – осторожно спросила я, поднимая фиолетовый ошейник. Мое сердце заколотилось при виде сверкающего металла бирки, когда она засияла на свету. Я не хотела смотреть на это. Я втянула воздух. – Почему ты даришь мне ошейник?

Он улыбнулся улыбкой, которой я ни хрена не доверяла, наклонился за диван и достал еще одну коробку, побольше.

Шевелящуюся.

– Что это, блядь, такое? – спросила я, вскакивая с дивана и отступая назад, как будто он только что вручил мне бомбу.

Большая коробка издала хныкающий звук, и я начала яростно трясти головой.

– Ты что, черт возьми, сошел с ума? – спросила я его.

– Возможно. – Он слегка улыбнулся, и его глаза загорелись весельем.

– Что это за хрень?

– Открой и посмотри.

– Не-а. Не буду.

– Ты боишься? – поддразнил он.

Но я не собиралась доказывать, что нет, потому что я определенно, блядь, боялась. Похожая на секс-игрушку штука, плюс шумная игрушка, плюс ошейник, плюс коробка, которая двигалась взад-вперед и капризничала – все складывалось в то, чего я просила его не делать.

– Ну же, Мира. Не драматизируй.

– Я? Не драматизировать? Мне кажется, ты забыл, к кому ты прицепился, Шесть.

– Я не забыл. Вот почему я подарил тебе этот подарок.

– Ты, наверное, забыл, кто я такая, и тот факт, что два года назад я назвала это аферой.

– Это не афера. Это щенок.

– Господи! – Я запустила руки в волосы и знала, что делаю ему свое лучшее, чертовски испуганное лицо.

– Это не ее имя, если только ты не решишь его изменить.

– Только не говори мне, что ты уже дал ей имя, – простонала я.

– Почему бы и нет? Ты назвала свою рыбу.

Думаю, он был прав.

– Я не хочу собаку.

– Ты думаешь, что не хочешь, потому что у тебя ее никогда не было.

– Шесть, – умоляла я. – Я не могу иметь собаку.

– Нет, можешь. – Он встал и подошел ко мне, обхватил мои кулаки, успокаивая меня. – Это будет хорошо для тебя, Мира. Я знаю, что ты была так занята с людьми, которым помогала. Но скоро похолодает, и у тебя закончится хобби.

– Щенок – это не хобби.

– Нет. И человек тоже.

– Зачем ты подарил мне щенка, Шесть, – простонала я и попыталась вырвать свои руки из его.

Коробка издала визгливый писк, и я откинула голову назад, пока не ударилась о стену.

– Я не могу заботиться о щенке.

– А ты пробовала?

– Нет! И поэтому я не могу ухаживать за щенком.

– Ни один человек не может сказать, что ухаживал за щенком, пока не сделает это в первый раз. Так что вот, пожалуйста, у тебя есть шанс стать собачьей мамой.

– У меня хорошо получается быть мамой рыбок, – запротестовала я.

– Нет, не получается. Скольких ты уже убила?

– Вот именно! А теперь ты даешь мне собаку. Собаку, Шесть. Собаку, которой нужно гораздо больше, чем десять дюймов столешницы и несколько хлопьев еды в день.

– Ты права. Собаке нужна еда и вода ежедневно – пару раз в день, на самом деле. И собаке нужен воздух, прогулки и расписание, и это будет огромным неудобством для тебя. Ты можешь игнорировать Генри, но ты не сможешь игнорировать собаку.

– Почему, Шесть?

– Потому что я хочу, чтобы тебя любили безоговорочно. Я хочу, чтобы ты любила что-то, кого-то… – Когда я подняла бровь, он добавил: – Еще. Этой собаке больше всего нужна любовь, такая любовь, которую можешь дать только ты. И она будет любить тебя в ответ, даже если ты думаешь, что не заслуживаешь этого. Но ты заслуживаешь. – Он откинул мои волосы назад. – Открой коробку. Поздоровайся со своим новым другом.

Я дрожала, и была в одном шаге от того, чтобы превратиться в груду обломков. Я подозрительно посмотрела на коробку, но не сделала никакого движения, чтобы открыть ее.

– Мне не нужен новый друг.

– Не нужен, но я хочу, чтобы он у тебя был. У тебя никогда не было собаки, и я думаю, что собака пойдет тебе на пользу – и, возможно, даже поможет некоторым женщинам, которым ты временно помогаешь.

Он попал в точку.

– Как собака может им помочь?

– Собак используют для эмоциональной поддержки. В хосписах их тоже используют. – Его руки обхватили меня и помогли немного унять дрожь. – Но в основном я хочу, чтобы ты увидела, каково это – любить кого-то еще. Быть ответственной не только за рыбу. Посмотреть, поможет ли это тебе позаботиться и о себе тоже.

Он немного успокоил меня, но я все равно была вся на нервах. Собака – это большая ответственность, и я не была уверена, что смогу справиться с ней должным образом. Но Шесть отвел меня от стены обратно к дивану, прижал коробку к моей ноге и поднял крышку, прежде чем я успела возразить.

Черный пушистый шарик зашевелился, поднял голову и встретился со мной взглядом.

– Это собака или медведь?

– Это собака. Сейчас она очень круглая. Она будет больше похожа на собаку, когда немного подрастет.

Меня это не убедило. Она выглядела как медведь. Я осторожно протянула руку, пока не коснулась ее. Такая мягкая шерсть – смесь грубой и шелковой. В нетерпении пушистый шарик двигался внутри коробки, пока она не прижалась своей холодной, влажной мордочкой к моей руке, втираясь в меня с потребностью, чтобы ее трогали, держали.

– Она настырная.

– Ты бы знала.

Я бросила взгляд на Шесть.

– Что я должна делать с собакой, Шесть? – спросила я в отчаянии, несмотря на то, что щенок отчаянно лизал мою руку.

Он подошел, взял щенка и протянул ее мне.

– Люби ее. Вот и все.

Я закатила глаза.

– Это не то. – Но я взяла ее у него, позволила ей устроиться у меня на коленях, полностью ожидая, что щенок спрыгнет с моей ноги и начнет есть мой диван. Но она просто двигалась кругами на моих коленях, ее обрубленный хвост вилял так сильно, что сотрясал всю заднюю половину ее тела.

Она была милой, неохотно призналась я себе. Я прижала руку к ее шерсти и смотрела, как мои пальцы погружаются в этот пух, пока они не исчезли.

– Что это за вид? – спросила я его.

– Собачий.

– Ни хрена себе. Я имею в виду породу.

Он провел рукой по ней и посмотрел на меня.

– Это ньюфи.

Я сморщила нос.

– Что это за чертова собака?

– Ньюфаундленд.

У меня не было никакой информации о породах, но это звучало достаточно безопасно.

– Насколько большой она станет?

– Не очень.

– Хорошо. – Потихоньку я начинала теплеть к этой идее. И не потому, что мне особенно хотелось иметь собаку, а потому, что эта собака свернулась клубочком у меня на коленях, глубоко вздыхая, как будто она была чем-то удручена, хотя я не заставляла ее оставаться у меня на коленях. Я гладила ее снова и снова, размышляя о том, что, черт возьми, я собираюсь делать с собакой.

– Как ее зовут? – спросила я у Шесть.

Он поднял ошейник и показал мне блестящую бирку.

– Гриффин? – спросила я, читая его.

– Да. Как мифическое существо. Частично лев, частично орел.

– Почему Гриффин?

– Потому что. – Он улыбнулся. – Ты тоже мифическое существо, я думаю.

– О, точно. Урсула. – Гриффин перекатилась на бок, подставляя мне лапы. – Даже не похоже, что они принадлежат такому крошечному существу, – сказала я, показывая ему подушечки ее лап.

– Тебе нравится ее имя?

– Мне кажется, она больше похожа на медведя, чем на льва, но, думаю, Гриффин лучше, чем имя, которое я бы выбрала.

– И какое бы это было имя?

– Афера.

– О. – Он кивнул. – Верно. Владение собакой – это афера.

– Именно. – Я провела рукой по ее шерсти, ненавидя то, что уже привязалась к ней. – Итак, как этот подарок относится и к тебе?

– По целому ряду причин, но единственная, которую я готов сказать тебе прямо сейчас, это то, что он дает мне некоторое утешение, зная, что если или когда меня не станет, ты не останешься совсем одна.

– Я могу позаботиться о себе сама, – сказала я ему, хотя ни один из нас не верил в это до конца.

– Возможно, это и так, – сказал он очень дипломатично, – но тебе не нужно этого делать. Я думаю, она будет для тебя отличным компаньоном.

Пока Гриффин дремала у меня на коленях, Шесть застегнул ошейник на ее шее.

– Ей очень идет.

– Не могу поверить, что ты подарил мне собаку. – Мне не нравилось, что я уже привязалась к ней. Но в отличие от Брук, мамы и всех остальных, эта собака могла уйти от меня, только если я не возьму ее на поводок. – Ты купил поводок?

– Он на дне коробки.

– Хорошо.

Он склонил голову набок

– Все в порядке?

Я долго ждала, прежде чем, наконец, согласиться.

– Все в порядке.