Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Краска бросилась ему в лицо. Сэр Малькольм встал, подошёл к портрету, сорвал его со стены и разбил о каминную полку. Рама треснула, лицо Александра разорвалось на полоски холста.
Миссис Фолькленд ахнула и без сил опустилась на подушки. Сэр Малькольм тут же с беспокойством обернулся. Отшвырнув портрет в сторону, он позвонил Даттону и приказал привести Марту. Потом он опустился на колени рядом с невесткой и принялся растирать ей руки, ласково зовя по имени. Джулиан разыскал графин бренди и налил стакан.
В комнату вбежала Марта с нюхательной солью с тряпкой, пропитанной уксусом. Она растолкала мужчин и поднесла флакон к носу миссис Фолькленд, а ткань – ко лбу. Веки хозяйки приоткрылись; она неуверенно поднялась.
Джулиан выскользнул из библиотеки и поднялся в гостиную. Марианна сидела на диване, развлекая себя копанием в рабочей корзинке миссис Фолькленд.
– Простите, что оставил вам так надолго, – сказал он. – Вы готовы спуститься вниз?
Она была немного обижена, но охотно пошла с ним.
– Вы сможете рассказать мне все, что произошло. Я не могу представить, зачем вы отослали меня сюда, чтобы я тут торчала в одиночестве.
– Дайте мне минуту или две, и я постараюсь всё прояснить.
Они вернулись в библиотеку. Марианна входила в двери, задрав нос.
– Я предупреждаю вас, я не буду оставаться здесь, если эти люди не станут говорить со мной вежливо. Эта заносчивая жена Александра была совершенно невыносимой…
Она замерла, уставившись вглубь комнаты. Марта всё ещё хлопотала вокруг миссис Фолькленд, поправляя подушки и укутывая одеялами её ноги. Она посмотрела на Марианну безо всякого интереса. Но Марианна неверяще глазела на Марту и сделала несколько шагов вперед.
– Фанни! Это ты? – она повернулась к Джулиану в потрясении. – Но вы сказали, что она мертва!
– Она мертва. А это – Марта Гилмор, её сестра… и убийца Александра.
Глава 30. Оружие железное
Марта медленно выпрямилась.
«Так вы всё-таки поймали меня, – говорил её твёрдый взгляд. – Что теперь?»
Все остальные замерли в потрясении – все, кроме миссис Фолькленд, которая выглядела печальной, но не удивлённой.
Сэр Малькольм поднялся на ноги.
– Что… как… я не понимаю…
– Её выдал крестик, – сказал Джулиан. – Если бы не он, мы могли бы никогда не раскрыть это убийство.
– Если мне позволено сказать, сэр, – вмешалась Марта, – это было не убийство. Это была казнь.
– Не вам выносить ему приговор, – мрачно сказал сэр Малькольм. – Мы все здесь знаем, каким он был. Даже я, его отец, признаю, что он заслужил смерть. Но кто вы, чтобы быть ему судьёй и присяжным?
– Фанни была моей сестрой, сэр. Это достаточно, чтобы судить его и счесть виновным.
Сэр Малькольм повернулся к Джулиану.
– Как, Бога ради, вы поняли это? Как поняли, что Марта и Фанни – сёстры?
– Не просто сёстры. Они близнецы, одинаковые. Это единственное объяснение, что подходит ко всем фактам, – он задумчиво посмотрел на Марту. – Некоторое время вы водили меня за нос. Вокруг вас были подозрительные обстоятельства, но я никак не мог связать их с убийством. Во-первых, ваш разговор с Александром в ночь его смерти. И Клэр, и Адамс были уверены, что вы не сказали и не сделали ничего необычного. Но Клэр настаивал, что Александр был обескуражен, а вскоре после этого – убит в своём кабинете.
Потом были показания Адамса, который утверждал, что видел вас в доме миссис Десмонд. Я не мог понять, зачем он это придумал. Но вы поклялись честью, как христианка, что никогда там не бывали, а вы не даёте таких клятв впустую. И, конечно, вы сказали правду – просто не всю. Вы знали, что Адамс видел не вас, а Фанни.
– Только догадывалась, сэр.
Джулиан кивнул.
– Когда я нашёл крестик, то вспомнил, как Адамс сказал, что узнал вас в тот же миг, сказав, что запомнил те же широкие плечи, квадратное лицо и даже крестик на шее. Я вдруг понял, что никогда не видел на вас крестика или иных украшений. Но это просто мелкая деталь, которая тогда прошла мимо меня.
Теперь я понимаю, что произошло. Вы следили за Александром, обыскивали его комнаты, и вы нашли крестик. Как-то вы поняли, что он убил вашу сестру. В тот вечер вы надели его, и вызвали из гостиной под предлогом того, что вам нужно передать сообщение миссис Фолькленд. Вот что поразило его – не то, что вы сказали, но то, что на вас был крестик убитой им женщины.
Конечно, он знал, что вы с Фанни сёстры. Наверное, его повеселило то, что он устроил к своей жене и любовнице одинаковых камеристок. Это был ещё один элемент trompe l’oeil – самый умный и самый жестокий. Когда он увидел на вас крестик Фанни, он задался вопросом – быть может, у вас просто есть похожий? Или вы правда нашли драгоценность своей сестры – ту единственную во всём мире вещицу, что может связать его с Убийством на кирпичном заводе? Он не мог найти себе места, поэтому спустился в кабинет, чтобы проверить тайник. Вы ждали его там, и когда он подошёл к ставне, ударили его.
– Это правда? – спросил сэр Малькольм.
– Да, сэр, – спокойно ответила Марта.
– Конечно, – продолжал Джулиан, – вы не рассчитывали, что вас увидит Адамс, который не так давно видел Фанни. Это было первое, что навело меня на мысль о близнецах. Вторым было ваше отношение к мистеру Клэру. Когда я был здесь на прошлой неделе, я был поражён тем, с какой мягкостью и фамильярностью вы говорите с ним. Теперь мне стало ясно – он говорил о преданности своей сестре, а вам это было очень понятно. Должно быть, вы испытали острое сочувствие, потому что ваша сестра была мертва.
Марта тяжело кивнула.
– Мы с Фанни не виделись много лет, и Господь так и не свёл нас снова. Но я никогда не забывала её и не оставляла надежду найти. Мы пришли в этот мир вместе. Она – моя кровь, моя плоть и даже моё лицо.
– И поэтому Александр и уничтожил её лицо, – мягко сказал Джулиан. – Если бы кто-то заметил сходство с вами, это могло бы привлечь внимание властей к нему, вашему работодателю. Шанс был невелик, но он не мог полагаться на это.
На какое-то время все замолчали. Джулиан мог добавить ещё одно доказательство вины Марты, но больше не хотел обращаться к болезненной теме несчастья с миссис Фолькленд. От него не ускользнуло, что миссис Фолькленд отослала свою камеристку в Лондон в тот же день, когда отправила Юджина в школу. Не было никаких причин обеспечивать Марте алиби – если только миссис Фолькленд не знала, что Александра убила Марта, и не надеялась, дав ей алиби от одного преступления, защитить и от уже совершенного.
– Почему он это сделал? – безрадостно спросил сэр Малькольм. – Чем навредила ему эта бедная женщина?
– Быть может, просто слишком много знала о нём, – предположил Джулиан. – Она видела, как Адамс приезжает в дом миссис Десмонд и могла понять, зачем. И она знала всё о жизни Александра с миссис Десмонд. Возможно, она пыталась его шантажировать, как миссис Десмонд. Но последняя предполагала, что Фанни недостаточно дерзкая или вероломная для этого. Так или иначе, Александр счёл, что пока они жива, он в опасности.
– Но зачем доходить до убийства? – сэр Малькольм в отчаянии развёл руками. – Миссис Десмонд он просто отправил в сумасшедший дом.
Джулиан задумчиво посмотрел на Марианну.
– Миссис Десмонд объяснила мне, что Александр не считал Фанни чего-то стоящей – её жизнь для него была ничем. Он мог и не подумать, что стоит найти более достойный способ избавиться от неё.
– Но почему в Хэмпстеде? – сэр Малькольм не останавливался. – Он увёз миссис Десмонд в Суррей. Почему он вернулся в Хэмпстед, чтобы убить Фанни?
– Я тоже гадал, почему. Но потом я вспомнил, что ему нужно было избавиться от вещей миссис Десмонд, чтобы казалось, будто она уехала. Ему нужно было безопасное место, вдали от Сигнетс-Корт и сумасшедшего дома. Он знал Хэмпстед – он вырос здесь. Это уже просто догадка, но я не буду удивлён, если вещи миссис Десмонд найдутся на дне одного из маленьких, заросших прудов в Хите.
– Я сообщу местным властям, – пообещал сэр Малькольм.
– Много с этого будет проку, – проворчала Марианна. – Там всё уже сгниёт.
– Если Александр повёз вещи миссис Десмонд в Хэмпстед, – продолжал Джулиан, – он мог потребовать от Фанни помощи. Она боялась его и не посмела бы отказать. Он убил её на кирпичном заводе, уехал в Лондон, где бросил двуколку и лошадь. Потом он вернулся в дом миссис Десмонд, чтобы вымыться и переодеться. Почти идеальное преступление.
– Но Марта его раскрыла, – сказала миссис Фолькленд со странной, тихой гордостью.
– Да, – согласился Джулиан и повернулся к Марте, – но вы подозревали его в чём-то ещё до убийства на кирпичном заводе. Вы убили его ровно через неделю после смерти Фанни, а если верить Валери, то вы начали следить за ним на несколько дней раньше. Почему?
– Это Фанни предупредила меня, сэр. Она написала мне за две недели до того, как была убита. Это было первое известие от неё за восемнадцать лет. Она ведь сбежала ещё, когда мы были девочками. Наши родители умерли и оставили нам немного денег. Человек по имени Гейтс убедил её уехать с ним – то ли ради неё самой, то ли ради денег, я не знаю.
– У миссис Десмонд она работала под фамилией Гейтс, – вставил Джулиан.
– Я хотела бы верить, что у неё было на это законное право, – Марта вздохнула и покачала головой. – Как бы то ни было, я пыталась найти её. Она поступила глупо, но я должна была вернуть её домой и помочь раскаяться. Она же моя сестра. Но то ли она слишком стыдилась, то ли у неё не было денег – я никогда больше её не видела. Я не знаю даже, что она делала все эти годы.
Марианна слегка фыркнула, будто давая понять, что догадывается, что Фанни делала.
– У неё не было рекомендаций, когда Александр прислал её ко мне.
– Как он с ней познакомился? – спросил сэр Малькольм.
– Я не знаю, – пожала плечами женщина.
– Мы можем лишь предполагать, – заговорил Джулиан, – быть может, она узнала, что Марта служит у Фольклендов, и пришла к ней, но Александр заметил её и его поразило сходство.
– Может быть и так, сэр, – согласилась Марта. – В Шербурне, где мы росли, есть люди, которые могли рассказать, что я служу у миссис Фолькленд.
– Любопытно, что ни в одном описании Фанни, что у нас было, никто не упоминает акцент Западных графств, – заметил Джулиан.
– У неё его не было, – ответила Марианна, – деревенский акцент стирается, когда обживёшься в свете – что у неё получилось, нет сомнений.
– Почему он захотела работать на вас? – спросил сэр Малькольм.
– А почему бы ей не хотеть? – отбила Марианна. – Это хорошее место и платят без задержек. Конечно, потом она начала хныкать и молить, чтобы ей позволили уйти, но Александр только смеялся и говорил: «И на что же ты будешь жить? Думаешь в твои годы ты сможешь заработать хоть фартинг на старом поприще?»
Марта пристально посмотрела на миссис Десмонд.
– «Псы съедят Иезавель за стеною Изрееля» [83].
– Что это значит? – выкрикнула Марианна. – Не надо со мной так говорить! Этим можно напугать человека до припадка!
– Быть может, вы хотите вернуться в гостиную? – вежливо предложил Джулиан.
– О, нет, – поспешно ответила та, – всё в порядке, если она больше будет так пугать людей.
Кестрель повернулся к Марте.
– Вы сказали, что получили от Фанни письмо. Когда это было?
– Седьмого апреля, сэр. Я в точности помню его: «Дорогая Марта, я в большой беде. Можешь ли ты простить моё прошлое и увидеться со мной? Я не посмела прийти к тебе домой или позвать тебя к себе. Давай встретимся у церкви святого Мартина, что в полях, в полдень в воскресенье. Я не могу объяснить в письме. Что бы ни произошло, остерегайся своего хозяина. Ради Бога, не дай ему увидеть это письмо, или я не знаю, что он сделает со мной».
Оно не было подписано, но я поняла, от кого это. Я не знала, где может быть Фанни, или откуда она знает хозяина или почему надо его опасаться, но я решила найти её. Я пришла к церкви святого Мартина в полях в нужный час, но Фанни не было.
– Я помню то воскресенье, – встрепенулась Марианна. – Фанни часто ходила в церковь. Обычно я позволяла ей, но в то утро я была в меланхолии, и кто-то должен был за мной присмотреть. Она подняла такой шум! Я сказала, мол, хорошо, мисс Нахалка, посмотрим, что скажет Александр о твоём поведении! Это быстро заставило её замолчать.
– Что вообще побудило её написать? – удивился сэр Малькольм. – Она терпела тиранию Александра так долго, что могла смириться с ней.
– Александр и миссис Десмонд только что заманили к себе миссис Фолькленд, – напомнил Джулиан. – Миссис Фолькленд – респектабельная женщина и госпожа Марты. Быть может, для Фанни это было уже чересчур. Страх, либо совесть вынудили её искать помощи.
– Больше она не писала, – проговорила камеристка. – Я не знала, заставил ли хозяин её замолчать или она просто отчаялась. Но я решила найти её. Я знала, что она где-то в Лондоне, потому что оно пришло двухпенсовой почтой. Я решила, что хозяин должен знать, где Фанни, иначе бы она его так не боялась. С ним было что-то не так, а если бы я узнала что, то разыскала бы и Фанни. Я не подавала виду, что подозреваю его – он мог навредить сестре. Но я следила за ним. Когда он уезжал, я пыталась узнать, куда. А когда он был дома, я всегда следила за ним.
Я хотела осмотреть его кабинет, но у меня не было предлога туда входить, и было трудно найти время, когда никто не мог бы меня поймать. Мне выпал шанс утром после той ночи, которую мастер Юджин простоял под дождём. Он пришёл домой на рассвете, мокрый до нитки и холодный как на Крещение[84]. Хозяйка тогда сразу отправила его в постель и послала за доктором. Я была не нужна, так что проскользнула в кабинет. Хозяина всю ночь не было, и я думала, что если он придёт домой, то пойдёт спать или проведать мастера Юджина, а в кабинет не зайдёт.
Я была неправа. Он вернулся внезапно и пошёл как раз в кабинет. Я не могла выйти незаметно, так что спряталась за портьерой у одного окна. Он подошёл к другому окну, и я видела, как он нажимает на разъём для ставня вот так, – он изобразила жест рукой. – И тогда панель отодвигается и можно увидеть тайник. Он принялся вытаскивать что-то из кармана горстями и складывать туда. Когда всё выгреб, то закрыл тайник и ушёл.
Я захотела посмотреть, что он там прячет, но слышала, что в коридоре уже ищут меня. У мастера Юджина началась лихорадка, и я потребовалась госпоже. Следующие несколько дней я была так занята, что никак не могла заглянуть в кабинет. Но наконец однажды ночью я прокралась туда, открыла тайник и увидела, что туда побросал мистер Фолькленд.
Там была целая гора драгоценностей, таких безвкусных, каких моя госпожа никогда не носила. Я решила, что хозяин купил их для какой-то потаскухи, с которой связался, а сюда положил, чтобы не увидела хозяйка. Я уже собиралась положить всё обратно, как увидела… – на мгновение её голос дрогнул, – как увидела крестик.
Я знала, что это крестик Фанни. Она носила его ещё девочкой. Люди шутили, что это единственный способ отличить нас друг от друга – по крестику. На цепочке у него было что-то красно-коричневое – я не поняла, что это. Я была в ужасе. Я не знала, что делать.
Я решила спросить хозяина, откуда у него крестик Фанни, и где она сейчас. На следующий день я услышала, что он в кабинете один и пошла к нему. Он сидел за столом и читал одну из своих книг про дома. Он поднял брови и посмотрел на меня.
Тогда я струсила. Мне стыдно говорить это, но я подумала о себе, когда должна была думать о Фанни. Он же был моим хозяином. Если он уволит меня, я уже никогда не увижу госпожу. Сперва я не могла говорить – не могла думать, что скажу. Наконец, я смогла спросить, знает ли он, где моя сестра.
Он ответил: «Откуда мне знать про вашу сестру?» Он сказал это так спокойно и смотрел так озадаченно, что я подумала, что ошиблась, и он ничего не слыхал о Фанни.
Но потом я напомнила себе, что у него был крестик сестры, что она писала мне, как боится его. Я была зла, это придало мне храбрости. Я сказала, что получила письмо от неё. Он встал и обошёл вокруг стола. «Где это письмо?» – спросил он. – «Я вам не покажу», – сказала я. «Марта, – сказал он, улыбаясь и не отводя от меня глаз, – как же я смогу помочь вам, если вы мне не доверяете?» Он продолжать требовать письмо, пока я не сболтнула, что сожгла его, потому что Фанни боялась, что оно попадёт в его руки.
Тогда он сказал: «Получается, что письма никогда не было, а я никогда не знал вашей сестры». «Но письмо было, – настаивала я. – Я клянусь, что оно было». А он улыбнулся, будто с ребёнком говорил. «Вы не изучали законы, – сказал он. – А я изучал. По закону, правда – это то, что вы можете доказать в суде. У вас нет ничего, кроме ваших слов, и я не думаю, что кто-то воспримет их серьёзно».
Я просто стояла и смотрела на него, разинув рот. То, что он говорил, было так неправильно и несправедливо, а он говорил это так нагло. Я никогда от него ничего такого не слышала. Он решил, что победил – думал, что мне нечего сказать. Он собрал свои бумаги и пошёл к дверям. Уже у выхода он обернулся и насмешливо так посмотрел на меня. И сказал, очень тихо: «Вы слышали о женщине, что нашли мёртвой на кирпичном заводе? Трагично, не так ли?»
Когда он ушёл, я будто к полу приросла. Я слышала об Убийстве на кирпичном заводе – газеты писали про него несколько дней. Я не хотела верить в это, но у меня не было выбора – бедная душа, что нашли там, была моей сестрой, и её убил мой хозяин. Вот почему его не было дома всю ночь – я помнила, ведь это была та самая ночь, когда мастер Юджин стоял под дождём. А на следующее утро хозяин приехал и спрятал крестик Фанни. Но больше всего против него говорило то, что он разбил лицо жертве. Я знала почему – потому что оно было в точности, как моё.
Он не знал, что я догадалась. Я видела, он хочет, чтобы я терзалась, уж не Фанни ли та убитая, чтобы это грызло меня всю жизнь. Он не знал, что я нашла крестик. У меня не было возможности сказать ему.
Я была в такой ярости, что никогда не испытывала. Я хотела пойти к судье и притянуть его к суду за убийство. Но потом я вспомнила, что он сказал: правда – это только то, что ты сможешь доказать. Я не думала, что у меня достаточно доказательств, чтобы заставить его заплатить за смерть Фанни. Он был джентльменом с важными друзьями, а его отец – знаменитый законник. Он мог объяснить этот крестик как угодно, а кто поверит мне?
Я искала наставления у Господа. Я закрыла глаза, открыла Библию, а она распахнулась на книге Иова, – Марта процитировала, глядя прямо вперёд.
Разве не знаешь ты, что от века – с того времени, как поставлен человек на земле
Веселье беззаконных кратковременно, и радость лицемера мгновенна?
Хотя бы возросло до небес величие его, и голова его касалась облаков
Если сладко во рту его зло, и он таит его под языком своим
Убежит ли он от оружия железного, – пронзит его лук медный.
[85]
Как Господь мог яснее сказать мне, что я должна сделать? Думаю, вы отдадите меня на Боу-стрит. Вы должны сделать то, что считаете правильным. Но я не жалею. Я видела, что он делает несчастными всех вокруг. Пусть меня повесят – его это не вернёт. А если бы вернуло – я бы не поверила, что кто-то из вас стал бы меня вешать.
Она обвела всех вызывающим взглядом. Все молчали.
– Марту ведь не повесят, папа? – спросила миссис Фолькленд. – Не теперь, когда мы знаем, почему она убила его?
– Я не знаю, моя дорогая. Мы сделаем все возможное, чтобы её мотивы были ясны – а остальное решит судья, – сказал он и добавил. – Ты действительно всё это время знала, что она – убийца?
Миссис Фолькленд с грустью посмотрела на Марту.
– Помнишь, как ты пришла ко мне в тот вечер? Ты предложила сделать травяной настой от головной боли, а я отказалась? Но потом я поняла, что у меня правда болит голова. Я не хотела привлекать внимание, звоня тебе, так что просто пошла в твою комнату. Это было около полуночи. Тебя там не было. Позже я услышала, как ты говоришь ищейкам с Боу-стрит, что ты была в своей комнате в то время, когда Александра убили. Я вспомнила как, рассказав мне о смерти мужа, ты поддерживала меня, утешала и говорила, что всё будет хорошо. И внезапно я поняла – всё и правда будет хорошо, потому что ты об этом позаботилась. Я всегда буду благодарна тебе Марта, – её лицо сморщилось. – И мне будет очень тебя не хватать!
Только сейчас Джулиан понял, насколько это женщина одинока. У жены Александра почти не было друзей – это всё были друзья Александра. И в этой дружбе не было ничего существенного – она родилась из его обаяния и умерла вместе с ним. У неё не осталось никого, кроме сэра Малькольма, Юджина и Марты. А Марты с ней скоро не будет.
Он тихо сказал сэру Малькольму.
– Я думаю, вам стоит пригласить Юджина. Я не хотел, чтобы миссис Фолькленд рассказывала свою историю при нём, но теперь он ей нужен – тем более, кажется я слышу, что приехал Вэнс. Я послал ему записку перед тем, как выехать из Лондона, где просил присоединиться к нам.
И действительно, пришёл Вэнс вместе со своим подчинённым Уоткинсом. Сэр Малькольм принялся рассказывать о крестике и признании Марты. Впервые Джулиан посмотрел на часы. Полудня ещё не было. Решено, Де Витт! С четырьмя минутами в запасе.
Глава 31. Развязка
После ареста Марты Джулиан забрал свои пять сотен фунтов и пропал из Лондона на две недели. Он хотел избежать назойливых знакомых и журналистов; кроме того, исчезновение как раз в тот миг, когда ты больше всего нужен обществу, помогало держать это общество в рабстве. Как сказал Тиббс, аудитория, как любовница, никогда не должна оставаться удовлетворённой до конца. Из уединённого коттеджа в Хэмптон-Корт он следил за происходящим через газеты и сэра Малькольма, что был одним из немногих знавших, где искать Джулиана.
Верный своему решению, сэр Малькольм без колебаний предал огласке историю о том, как Александр убил Фанни и держал в заточении Марианну. Разгадка Убийства на кирпичном заводе почти затмила известие о виновности Марты. Из Александра вышел куда более романтический злодей, и каждая газета, от модных журналов до листков за полпенни, трубила о его преступлениях.
Откровенность сэра Малькольма, рассказавшего о преступлениях сына, позволила скрыть всё, что касалось миссис Фолькленд. История её встречи с Адамсом у миссис Десмонд осталась тайной, и публика так и не узнала, кто вбил гвозди в седло. Главной заботой сэра Малькольма было обеспечить молчание Марианны, которая знала опасно много. Он заключил с ней сделку – она будет получать ежеквартальное пособие, если уедет из Англии и ничего не станет рассказывать о заговоре Александра против собственной жены. Сейчас она ещё пребывала в Лондоне, чтобы свидетельствовать против Ридли, что обвинялся в незаконном лишении свободы и иных преступлениях. Поднялась целая волна протестов против частных домов для душевнобольных; сэр Генри Эффингем возглавил специально созданный парламентский комитет.
В одном из своих писем сэру Малькольму Джулиан спрашивал о Квентине Клэре. Сэр Малькольм кратко ответил, что здоровье мистера Клэра подорвано, и он уехал за границу, надеясь поправить его. Джулиан сделал собственные выводы.
Когда он вернулся в Лондон в конце мая, то обнаружил, что его ждёт целая гора писем и приглашений. Среди них была и карточка Дэвида Адамса, на обороте которой было написано: «Позвольте мне навестить вас. Я прошу только о возможности поговорить с вами. Бога ради, пожалуйста».
Джулиан похлопал визиткой по ладони. Наконец, он набросал односложную записку, говорящую, что он будет дома завтра вечером в девять.
– Спасибо, что согласились встретиться со мной, мистер Кестрель.
– Вам не за что благодарить меня, мистер Адамс. Я вёл расследование и чувствую себя обязанным узнать всё, что вы захотите сказать. Если бы не это, я бы не стал вас принимать.
– Значит, вы знаете. О миссис Фолькленд и тридцати тысячах фунтов. Она рассказала вам?
– Ей пришлось пройти через это унижение, да.
Адамс на миг закрыл глаза ладонью. Он выглядел измождённым – не как романтический герой, а так, будто усталость и нехватка сна стали для него обычным делом.
– Я не знал. В газетах ничего не писали.
– Вам нечего беспокоиться. Все близкие к миссис Фолькленд понимали, какую цену придётся заплатить ей, чтобы обвинить вас. Её честь и спокойствие более важны, чем правосудие.
– Боже мой, почему, по-вашему, я пришел?
– Я не знаю, зачем вы пришли, мистер Адамс.
Губы Адамса сложились в кривую, ироничную улыбку.
– Наверное по тем же причинам, по которым я добился приглашения на вечеринку Фольклендов. По тем же причинам, что я писал миссис Фолькленд, предупреждая о её камеристке. По тем же причинам, что я приходил к вам и рассказывал, что видел её камеристку – или, женщину, которую считал таковой – в доме миссис Десмонд. Потому что я искренне беспокоюсь за неё. Потому что я хочу помочь ей, защитить её. Не думайте, что я не понимаю, как нелепо это звучит! Я будто поджёг дом, а потом бросился спасать его уже сгоревших обитателей.
– Чего же вы надеетесь добиться для неё сейчас?
– Это несчастье с лошадью… Никто будто бы не знает, кто подстроил его. Вы ведь не собираетесь бросать это расследование? Если она в опасности…
– Она вне опасности. Мы знаем, кто это подстроил, но мы решили этот вопрос в узком кругу, чтобы не создавать скандала.
– Кто это был?
– Я вам не скажу.
– Бога ради, ребёнок, которого она потеряла, мог быть моим!
– У вас нет никаких прав, мистер Адамс. Ни малейших.
Повисла пауза.
– Как она себя чувствует? – наконец тихо спросил Адамс.
– Разбита. Я думаю, она поправится. Она очень сильна. Она восстановил свою жизнь из того, что осталось. Между нами говоря, вы и Александр оставили её не так уж много.
– Кестрель, я этого не хотел. Я не хотел повредить ей. Я хотел повредить ему. Я любил её – быть может, с мига самой первой встречи. Я видел, что она выше его, как небо выше земли. Я знал Александра – его жадность, его тщеславие, его нечестивую тягу к удовольствиям. Я знал, что этот любимец общества – злобное, порочное, дьявольское дитя. Но я зависел от него – не потому что он был полезен мне в делах, а потому что я надеялся, что он сам погубит себя, а я хотел это видеть. И ещё – из-за неё. Я жил ею. Это было безнадёжно. Даже если она была бы девицей, её семья и друзья никогда не позволили бы ей выйти за еврея. Но я не мог вырвать из себя эту любовь. Она жила, ничем не питаемая. Она процветала, несмотря на её безразличие и мои же насмешки.
Когда я скупил векселя Фолькленда, я не думал использовать их так. Я просто хотел, чтобы он почувствовал мою силу – хотел заставить его умолять меня дать ему время и установить более мягкие условия. Конечно, он пришёл ко мне преисполненный шарма, будто напроказивший школьник, а не взрослый мужчина, что почти разорился. Мне этого было мало. Я хотел крови. Я хотел поселить его на Улицу невыплаченных долгов – чтобы приставы пришли в его дом, заставили продать его дорогие игрушки и безделушки. Но тогда бы я сам стал злодеем – жадный еврей, обирающий друга. Нет – я хотел заставить его согласиться на самые подлые условия, что смог придумать, чтобы доказать, что нет глубин, на которые он может пасть ради своего богатства и тщеславия.
Я сказал ему, что не буду разорять его из-за пачки векселей, и погашу их, если он даст кое-что взамен. Я сказал, что не дам и ломаного гроша за его картины и мебель или любые другие безделушки. У него было только одно настоящее сокровище – его жена.
«Что вы имеете в виду?» – спросил он, распахнув глаза. Я сказал: «Почему вы так потрясены? Я думаю, такие сделки довольно распространены в beau monde». Я хотел, чтобы он сопротивлялся, отказывался – я хотел увидеть, как он корчится. Но этого не случилось. Он подошёл к моему предложению с такой спокойной и холодной оценкой, что я лишился дара речи. Я хотел было показать ему зеркало, чтобы он увидел свою гнусность, а потом обговорить настоящие условия и отослать прочь. Но он не был ни унижен, ни возмущён. Вот его истинное лицо – он даже не смутился. Я не мог отступать. И внезапно меня одолело искушение. Остаться с глазу на глаз с ней, высказать свои чувства! Я не покупал её как проститутку, как думал Фолькленд, я просто избавлялся от стоявших между нами преград. Кто знает… быть может, она бы полюбила меня. Я богат. Мы могли бы уехать вместе и жить вдали от Англии. Фолькленд был чудовищем, которому было плевать на жену. Я оказал бы ей услугу, избавив от такого мужа.
Вы должно быть, думаете, что я сумасшедший. Думаете я знал её так плохо, что рассчитывал, будто она забудет о своей чести, своём доме и семье ради меня, что значит для неё меньше слуги и намного меньше коня? Я могу лишь сказать, что такая любовь делает человека глупцом, ослепляет яркими миражами, вгоняет шипы ему в мозг. Я был без ума, и когда Фолькленд изложил мне свой план, я согласился – хотя я должен был знать, что женщина, наделённая такой отвагой и гордостью, никогда бы не приняла мужчину, что обманом заманил её в ловушку, чтобы умолять о благосклонности.
Достаточно сказать, что она встретила меня с таким презрением, которое я должен был предвидеть. Её холодность причинила мне боль, как лёд, что срывает кожу с рук. То, что я сделал… Нет, я не думал, что смогу покорить её так. Я сделал это от отчаяния. Я не жду, что вы поймёте.
– Но вы надеетесь, что пойму, – спокойно ответил Джулиан. – Иначе зачем вы мне это рассказываете?
Адамс посмотрел на него настороженно и чуть пристыженно.
– Я не ищу вашего сочувствия.
– Не ищете. Это говорит в вашу пользу.
– Значит, вы меня хоть немного понимаете?
– Нет. Но я думаю, миссис Фолькленд понимает.
– Почему вы так говорите? – Адамс уже не дышал.
– Я помню, как она говорила о вас, – Кестрель помолчал, решая, что стоит повторить, а что нет. – Если свести всё, что она говорила, к нескольким словам, я бы сказал, что она никогда не хочет вас видеть, но прощает.
Адамс испустил долгий выдох.
– Она прощает меня, – сказал он и добавил со смесью облегчения и опустошения. – Всё кончено.
– Да. Если вы действительно хотите что-то сделать для неё, вы оставите её в покое.
– О, я очень плохо это умею! – Адамс горько рассмеялся. – Но вы правы. Вы помогли мне. У меня есть обязанности. Я единственный сын в своей семье. Я должен жениться на какой-нибудь скромной Ребекке или Рахили и продолжить род, – он взял шляпу и плащ. – Спасибо, мистер Кестрель. Вы были очень терпеливы, выслушивая меня. Позволите в ответ дать вам хотя бы совет?
– Какой?
– Покупайте долю в железных дорогах. Когда-нибудь пассажирские железные дороги многого добьются, – он насмешливо улыбнулся и вышел.
