Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– О чём вы говорили?
– О том, чего вы и ожидаете. О применении законов, процессах, которые видели, светских приёмах.
– Что вы видели в Александре?
– Что вы имеете в виду?
– Почему он вам нравился? Почему вы решили стать его другом?
– Я думаю, это он решил стать моим другом.
– Почему?
Клэр помешкал, а потом тихо сказал, уставившись в пол:
– Я не знаю.
– Позвольте мне говорить с вами открыто, мистер Клэр. Самое загадочное, что есть в этом преступлении – это сам Александр. Я очень многого в нём не понимаю. Но я думаю, что вы знали его очень хорошо – лучше отца, быть может, даже лучше его жены. Боюсь, я обеспокоил вас?
Клэр вскочил, закрывая потемневшие глаза рукой.
– Это… очень больно… очень трудно…
– Он был так дорог вам?
Клэр спрятал лицо в ладонях.
Джулиан дал ему несколько секунд. Когда молодой юрист поднял голову, его лицо покрывала краска, но в глазах не было слёз.
– Простите. Пожалуйста, продолжайте. Вы сказали, что по-вашему, я знал Фолькленда лучше его близких. Я надеюсь, вы ошибаетесь. Мне было бы горько думать, что я захватил столь много его доверия.
Повисло молчание. Затем Джулиан спросил:
– Вы часто смотрите на часы?
– Я… так не думаю. – Клэр явно был удивлён.
– В ваших показаниях для Боу-стрит вы указали, что покинули вечеринку и вышли в холл подышать воздухом в двадцать пять минут двенадцатого. Позже вспомнили, что в двадцать минут первого вы спустились на первый этаж и увидели свет в кабинете. Почему вы постоянно следили за временем?
– Потому что я собирался уйти домой после того, как в час подадут ужин, и хотел узнать, долго ли ещё.
– Почему вы хотели уйти домой в час?
– Потому что уйти раньше было бы невежливо, – Клэр поднялся и принялся помешивать угли в камине. – Я не люблю вечеринок. На них я чувствую себя не в своей тарелке.
– Но вы бывали на многих приёмах, что давал Александр.
– Он просил меня приходить.
– А вы привыкли делать всё, о чём вас просят?
Рука Клэра вздрогнула, отчего кочерга ударилась по каминной решётке.
– Нет.
Спустя миг он добавил более уверенно:
– Он хотел, чтобы я приходил. Он очень гордился своими приёмами. И считал, что знакомиться там с важными людьми – это в моих интересах. Боюсь, что я не очень хорошо пользовался такой возможностью. Я никогда не знал, как себя подать и что сказать в компании.
– Когда вы в первый раз покинули остальных гостей, вы наблюдали разговор между Фольклендом и камеристкой его жены, Мартой. Она сказала, что миссис Фолькленд не вернётся к гостям этим вечером. Вы упомянули, что Александр тогда выглядел странно.
– Да. Потрясённым, обескураженным. Я не знаю, почему.
– Вы уверены, что Марта не сказала хозяину ничего ещё?
– Совершенно уверен.
– Вы сказали, что Дэвид Абрамс, что стоял за спиной у Фолькленда, недобро посмотрел на него, когда Марта ушла. Я ведь не ошибся, вы употребили именно это слово?
– Кажется, да.
– Вы должны понимать, что если Адамс был зол на Фолькленда тем вечером, это говорит против него.
Клэр снова отбросил волосы со лба.
– Я не хочу обвинять мистера Адамса. Я едва знаю его. Я лишь говорю, что видел.
– Потом Адамс вернулся в гостиную, а Фолькленд подошёл к вам, взял под руку и повёл туда же. Стало быть, на краткий промежуток времени вы и он оставались в холле одни?
– Да.
– Он сказал что-нибудь, из чего следовало, что он собирается пойти в кабинет?
– Нет.
– Вы уверены?
Клэр впервые начал выказывать нетерпение.
– В свете того, что случилось позже, я ничего не смог бы забыть, даже если бы захотел.
– Он говорил вам, что собирается пойти наверх, к жене?
– Он не говорил ничего такого лично мне. Когда мы вернулись в гостиную, он объявил об этом всем.
– Леди Антея думает, что Фолькленды поссорились, и именно поэтому миссис Фолькленд ушла к себе.
– Да, она намекала на это и мне.
– Если я не ошибаюсь, она следовала за вами и пыталась вытянуть из вас что-нибудь интересное.
– Да. Вот почему я спустился вниз – чтобы избежать её вопросов и предположений.
– А что вы скажете о её идее? Мог Фолькленд поссориться с супругой?
– Я не знаю.
– Он бы сказал вам о такой ссоре?
– Скорее всего, нет. Он редко говорил мне о миссис Фолькленд.
– Леди Антея сказала мне, что по её мнению, преступление совершила женщина.
Клэр поморщился.
– У вас есть своя теория? – спросил Джулиан.
– Нет.
– А если бы она была, вы бы поделились ей со мной?
– Это бы от многого зависело, – Клэр принялся ходить взад и вперёд возле камина. – Я не думаю, что теория ценна сама по себе, если не подкреплена твёрдыми доказательствами. Я хотел бы иметь их прежде, чем обвинять кого-то в убийстве. Такое обвинение легко выходит из-под контроля. Клеймо убийцы намного легче поставить, чем смыть.
Джулиан вздрогнул – сперва от удивления, потом от любопытства. Может ли быть...? Нет, нет, это возмутительно… Но принесло бы ответы на многие вопросы – или скорее открыло бы, что большинство вопросов были неверными.
Он выбросил идею из головы. Такому нужны доказательства.
– Итак, вы нашли тело Фолькленда.
– Да, – Клэр перестал ходить и застыл на месте.
– О чём вы тогда думали?
– Я испытал ужас. Неверие. Отвращение. Он выглядел ужасно. Ему самому бы не понравилось быть чем-то ужасным. Но я считаю, что думал обо всём это потом. Тогда я почти не мог рассуждать. Я лишь знал, что должен сделать что-то, позвать кого-то. Так что я нашёл дворецкого с лакеем и привёл их в кабинет.
– Вы выказали ясное состояние ума, когда велели им ничего не трогать.
– Да, вероятно. Я не уверен, почему сказал это. Наверное, читал о таком в газетах.
Он успокоился и снова сел. Джулиан отметил про себя, что Клэр явно не хочет вспоминать убийство, но охотнее говорит о нём, чем о своих отношениях с Александром. Похоже, одни темы предпочтительнее других.
– Александр встречался когда-нибудь с вашей сестрой?
Клэр вздрогнул.
– Нет, я так не думаю.
– Кажется, вы не уверены.
– Я уверен. Я хочу сказать, что Верити бы обязательно упомянула об этом, особенно после его убийства.
– Она часто пишет вам?
– Нет, – он резко стал, отчего его стул скрипнул. – Нет, сейчас нет. Могу я спросить… Какое отношение ко всему этому имеет моя сестра?
– Насколько мне известно – никакого. Но вы как будто не хотите говорить о ней, а в расследовании убийства всё, о чем люди не хотят говорить, становится безумно интересным. По-настоящему умный убийца будет разливаться соловьем даже о том, что скорее всего выдаст его. Так он надёжно оградит себя от подозрений.
– Мое нежелание обсуждать сестру вызвано тем, что она не имеет никакого отношения к убийству Фолькленда. Видите ли, она… она не очень счастлива. Вы могли понять это по книге, – он махнул рукой на труд Уолстонкрафт. – У неё были не самые обычные взгляды на права женщин и их роль в обществе. Она недовольна тем, что есть, не хочет выйти замуж и остепениться. Я беспокоюсь за неё, но кажется ничего не могу сделать. Я отвечаю за неё. Наши родители давно умерли. У Верити нет другой семьи кроме меня и двоюродного деда, что был нашим опекуном.
– Вы сказали, что она живёт с ним в Сомерсете?
– Да, – Клэр отвёл взгляд и подошёл к камину, на который опёрся рукой и уставился в огонь.
Джулиан подошёл к нему и положил руку на плечо, что мгновенно напряглось.
– Чего вы боитесь, мистер Клэр?
– Я не боюсь.
– Вы очень молоды, а сейчас несёте тяжкое бремя. Вам нужен тот, кому можно довериться.
– Пожалуйста…
– Каким бы не было это бремя, оно слишком тяжело для одного. Позвольте мне помочь…
– Нет! – Клэр резко повернулся к нему. – Вы… вы не знаете, о чём говорите. Никто не может помочь мне… – его голос сорвался, как у мальчишки. Он с трудом сглотнул и скрестил руки на груди. – Больше мне нечего вам сказать. Я не убивал Фолькленда. Я не знаю, кто его убил. Хотел бы я…
– Чего?
– Никогда с ним не встречаться. Никогда не бывать в его доме. Вот что я имел в виду, когда сказал, что вы не можете помочь мне. Если только вы не умеете оборачивать время вспять.
– Я надеюсь, вы всё же измените своё мнение и доверитесь мне, наслаждаясь возможностью сделать это добровольно, – Джулиан надел шляпу и, после секундной паузы, взял книгу Уолстонкрафт. – Могу я одолжить её? Я знаю, что это подарок вашей сестры, так что буду бережно с ней обращаться.
– Зачем она вам?
– Я думаю, что у неё есть, что сказать мне. Если же нет, я узнаю много нового о правах женщин. Не думаю, что ваша сестра будет возражать.
– Я не думаю, что она будет возражать против того, чтобы кто угодно узнал много нового об этом, – вздохнул Клэр. – Конечно, берите, если хотите.
– Спасибо.
Джулиан покинул Клэра, гадая, может ли книга что-то сказать ему. Эта Верити Клэр важна, в этом нет сомнений. Клэр явно боялся за неё. Возможно, он не лгал, когда говорил, что сестра незнакома с Александром; и её явно не было на вечеринке, когда его убили. Но оставалась вероятность, что Александр встречался в своём доме с неизвестным. С гипотетическим Джоном Ноуксом – который мог оказаться и Джейн.
Глава 11. Рискованное пари
Верный своей политике «чаще появляться на людях и позволять высшему свету снабжать его сведениями» Джулиан поехал в клуб «Уайтс». В гостиной он встретил группу молодых людей с книжками, в которые записывали условия пари. Лондонские beaux [51] заключали пари и делали ставки на что угодно – не только на скачки, кулачные бои и крикетные матчи, но и на всё, что не имеет точного исхода – выборы, любовные интрижки, болезни. Когда ставить было не на что, пари просто выдумывали, и чем абсурднее, тем лучше. Один юный лорд недавно проиграл две сотни фунтов, поставив их на то, что сможет пропрыгать всю Сейт-Джеймс-стрит на одной ноге быстрее, чем его друг вслух прочитает страницу из «Морнинг Пост».
Увидев Джулиана, они резко замолчали и принялись бросать на него взгляды. Нетрудно было догадаться, о чём заключают пари. Кестрель подошёл к ним.
– Итак, джентльмены, какие по-вашему, у меня шансы?
Они переглянулись – одни развеселившись, другие взволнованно. Наконец, один из них заговорил.
– Я поставил сотню фунтов на то, что вы разгадаете убийство Фолькленда за две недели.
– Всего сотню? – Джулиан изогнул бровь. – Я бы поставил на себя пятьсот, если бы кто-то принял такую ставку.
– Я принимаю пари, – это был Оливер де Витт, денди, что недавно сделал себя соперником Джулиана. То был морщинистый молодой человек с узким, патрицианским лицом и длинным носом, будто бы созданным для того, чтобы хозяин его то задирал, то вешал.
– Я бы не стал, будь я на вашем месте, де Витт, – со смехом предупредил один из членов клуба. – В конце концов, все карты у Кестреля. Он один знает, что уже разузнал об убийстве Фолькленда, и когда выложит козыри на стол.
– Я не верю, что Кестрель нашёл что-то важное, – холодно ответил де Витт. – Насколько я понимаю, ищейки с Боу-стрит несколько дней ничего не могли поделать с этим преступлением. Нет никаких доказательств и ни soupçon [52] на мотив.
– Как замечательно, что вы так много знаете, – подивился Джулиан. – Нет ли вероятности, что это вы убили Фолькленда?
– Вынужден напомнить вам, что меня не было на той вечеринке.
– Это верно, – признал Джулиан, – я и забыл, насколько избранное там собиралось общество.
Де Витт впился в собеседника взглядом.
– Мистер Кестрель, я буду счастлив принять пари, но с одним изменением. Я ставлю пятьсот фунтов против того, чтобы вы сумеете разгадать дело Фолькленда, но не за две недели, а за семь дней.
– Принимаю, – быстро согласился Джулиан.
Они записали своё пари в книжки – убийство должно быть раскрыто к полудню вторника, десятого мая. Присутствующие немедленно разразились шквалом собственных ставок.
От толпы незаметно отделился Феликс Пойнтер и взял Джулиана под руку.
– Мой дорогой друг, я очень хочу поговорить с тобой. Пойдём в кофейную.
Феликс был ровесником Джулиана и сыном пэра из унылых северо-восточных графств. Джулиан подозревал, что серые, однообразные пейзажи родных мест повлияли на вкус Пойнтера в одежде – а этому вкусу требовалось хоть какое-то оправдание. Сегодня Феликс носил канареечно-жёлтый фрак, белые брюки и два жилета – нижний был пошит из алого атласа, а верхний пестрел чёрно-белыми полосками. Шейный платок был вишнёвого цвета с индийским узором из сине-жёлтых цветов. С цепочки для часов свисала пригоршня золотых печатей в виде шахматных фигур. У Пойнтера была стройная фигура и волнистые каштановые волосы, обычно страшно взъерошенные.
Молодые люди неторопливо вошли в кофейную комнату и сели за угловой столик. Официант принёс им кофе, печенье и только что проглаженные газеты. Феликс отодвинул последние в сторону, чтобы чернила за запачкали его перчатки.
– Должно быть, вы очень близки к разгадке убийства.
– Должно быть? – весело переспросил Джулиан.
– Чтобы держать такое пари – да, конечно.
– А вы хотите, чтобы я подсказал вам, на кого лучше поставить? Это неспортивно.
– Конечно нет, мой дорогой друг. Я просто хотел узнать, как у вас дела. Я ведь тоже в этом замешан, как вы знаете. Я был на вечеринке у Фолькленда.
– Да, я читал ваши показания Боу-стрит.
– Читали? – с интересом спросил Феликс. – И я сказал что-нибудь связное? Я страшно волновался из-за того, что судья пялился на меня, его секретари хихикали и ковырялись в зубах перочинными ножами, а тюремщик гремел ключами так, будто уже собрался посадить кого-то под замок, так что я ещё хорошо справился.
– Вы говорили достаточно ясно. Вы рассказали, что вы с миссис Фолькленд поговорили, она объяснила про головную боль и поднялась наверх, чтобы прилечь. Кажется, вы решили, что её слова о головной боли были искренними, а не просто предлогом покинуть гостей?
– О, да. Она выглядела очень нездоровой.
– Вы видели, как Фолькленд выходит из гостиной около часа спустя?
– Нет. Я был среди толпы в музыкальной, – глаза Феликса подёрнулись мечтательной пеленой. – Мисс Денби пела.
Джулиан посмотрел на него со сдерживаемым раздражением.
– Кажется, это ваша новая величайшая любовь?
– Вы должны признать – она удивительная красавица!
– Я признаю, она настоящая куколка – её головка приятна глазу, но набита опилками, если послушать, что она говорит.
– Вы слишком требовательны, мой дорогой друг. Когда у девушки такое лицо, я не слушаю, что она говорит.
– Вы ничего не слушаете. Неужели вам никогда не надоест восхищаться женщинами на расстоянии?
– Никогда. Я обожаю это. Больше у меня нет таланта ни к чему – спросите моего отца.
– По крайней мере, в этом у вас хватает опыта. Перед мисс Денби ведь была мисс Сомердейл, а перед ней – мисс Уоррингтон, что стала миссис Фолькленд.
Феликс посмотрел на друга внимательнее. У него были очень круглые, светло-голубые глаза, будто у вечно удивлённого ребёнка.
– О чём речь, дружище? Я что… подозреваемый? Так ведь говорят?
– Я должен признать, мне непросто представить вас, набрасывающемся со смертельным оружием на кого-то разумнее жареного гуся. Я видел, как вы позеленели, наблюдая за петушиными боями, и когда я слышу о том, что вы поехали на охоту, я подозреваю, что там вы помогаете лисам. Так или иначе, вы были на вечеринке Фолькленда, и у вас нет алиби на отрезок между без десяти минут полночь и четвертью первого.
– Ну конечно нет, мой дорогой друг. Кто вообще приходит на вечеринки и думает там о подобном? Только представьте себе: «Добрый вечер, герцог. Чертовски хорошее шампанское, верно? Вы выставите вашу лошадь на скачках в Дерби в этом году? Простите, я должен пойти засвидетельствовать моё почтение леди Какой-то-там-шир. Кстати, не могли бы вы запомнить, что мы с вами беседовали в точности в шесть минут первого? Просто на тот случай, если вас спросят об этом позже».
– Очень смешно. Но факт остаётся фактом – у вас нет алиби, и вы проявляли склонность к жене убитого.
– Это можно сказать о половине гостей. Помните, какой фурор произвела Белинда Уоррингтон, когда начала выезжать? Она затмила всех остальных дам в тот сезон. Десятки людей хотели жениться на ней. Все ссорились друг с другом за следующий танец с ней.
«Это правда», – подумал Джулиан. Он и сам обожал Белинду Уоррингтон в те дни, хотя никогда не рисковал влюбиться в неё. Что-то в ней отталкивало Кестреля. Образ Дианы, богини-девственницы, слишком хорошо подходил ей. Даже её нынешняя скорбь и отчаяние носили истинно олимпийский размах – мрачные и трагические, безо всякой мягкости. Мужчине, что действительно любил её, было бы тяжело на это смотреть. Как можно пробить такую броню? Александру удалось очаровать её, но таких как Александр было немного.
– Конечно, – продолжил Феликс, – как только она познакомилась с Фольклендом, ни у кого больше не было шанса. Она упала в его объятия, как трофей в руки победителя.
– Вы очень тяжело это перенесли?
– Кестрель смотрит на меня своим совиным взглядом, – сообщил Феликс воображаемым слушателям. – Конечно, я был сломлен и не отрицаю, что много думал об удаче Фолькленда и ждал возможности хватить его кочергой по голове. О, мой дорогой Джулиан, – Феликс посмотрел на него с весёлым упрёком. – Все видели, что они с Фольклендом созданы друг для друга. Её красота и богатство и его очарование и талант так подходили друг другу. Я не собирался дать разбить себе сердце из-за этого. Оно не разбивается, а продолжает биться. Иначе, меня бы уже не было среди живых.
Джулиан задумчиво посмотрел на него.
– Не знакомы ли вы случайно с миссис Десмонд?
– Почему? Есть какая-то миссис Десмонд, что сказала, будто знает меня? Или более важно, есть какой-то мистер Десмонд, что жаждет моей крови? Тогда жаль, что я не помню ничего такого. Должно быть, я был так здорово пьян…
– Мой дорогой Феликс, вы мелете чепуху.
– Я знаю, – вздохнул Феликс. – Этот разговор меня изрядно волнует. Конечно, очень весело проливать свет на убийство и делать на него ставки, но это всё же убийство.
– Да. Скажите мне, вам нравился Александр Фолькленд?
– Конечно. Как он может не нравиться?
– Я хочу сказать – он был вашим другом? Вы скучаете по нему?
– Другом? Нет, я думаю, нет. Я думаю, что Фолькленд сильно… распылялся. Вы понимаете, о чём я? Он был приятелем многих, но близком другом – почти никому. Пройдёт дюжина месяцев – и никто не вспомнит о нём. Или вспомнят лишь потому, как он умер.
– Я думаю, это самая честная и самая грустная правда, что каждый может сказать о нём.
– Так я устрою нам обоим приступ уныния. Давайте поговорим о другом. Что скажете о моём новом фраке?
– Я думаю, пуговицы придутся очень кстати, если мы разобьем пару хозяйских блюдец.
– Я вот гадаю, как вы вообще можете видеть меня, – с сочувствием произнёс Феликс.
– Видеть вас – большое преимущество. Благодаря вам каждый джентльмен поблизости кажется образцом вкуса и сдержанности.
Джулиан говорил весело – но его мысли приняли серьёзный оборот. Почему Александр окружал себя столь невзрачными друзьями? Неловкий, невоспитанный мальчишка Юджин, застенчивый книжный червь Клэр, чужак и пария Адамс – что в них всех так привлекло Фолькленда? Или дело просто в том, что они уступают ему и нуждаются в помощи? Или потому что не могут быть соперниками, а в окружении такой серости солнце сияет ярче?
Вскоре Феликс ушёл. Джулиан остался в кофейной, притворяясь, что читает газету, а на деле присматриваясь к входящим и выходящим джентльменам. Какое-то время прошло впустую, но наконец в сеть попалась стоящая рыба. Сэр Генри Эффингем, чьи щетинистые чёрные волосы были причёсаны с шиком, а длинный, выбритый до синевы, подбородок выпирал из жёсткого от крахмала шейного платка, появился в комнате и сел у противоположной стены – Джулиан решил, что в нём сыграл инстинкт политика. Сэр Генри открыл газету и принялся пробегать глазами колонки, возможно, выискивая упоминания собственного имени.
Джулиан вернулся к делу. Поверх газеты он следил, за сэром Генри тем взглядом, что Феликс назвал «совиным». Стоило сэру Генри это понять, как он в удвоенным вниманием взялся за свою газету. Джентльмены повторили этот манёвр несколько раз. Наконец, когда волны приходящих и уходящих из кофейной схлынули, сэр Генри встал и подкрался к Джулиану.
– Вы хотели со мной поговорить, мистер Кестрель?
– Я был бы польщён разговором с вами, сэр Генри, но не выказывал явного желания того.
– Вы смотрели на меня очень настойчиво.
– Прошу прощения, но я не думаю, что это так. Сейчас слишком рано, чтобы делать что-либо «настойчиво».
Сэр Генри выставил вперед одну ногу и взялся за лацканы.
– Если у вас есть что-то сказать мне, мистер Кестрель, я бы предпочёл выслушать вас прямо сейчас.
– Я был бы рад поговорить с вами, сэр Генри, если бы нам было о чём.
Они встретились взглядами, не намереваясь уступать друг друга. Оба знали, что сэр Генри был на последней вечеринке Александра, и что у него, как и у большинства гостей, не было алиби на ключевые двадцать пять минут. Джулиану не нужно было расспрашивать его об этом – Боу-стрит уже поработала. Но Кестрель хотел узнать, что выдавит из сэра Генри его упорное молчание.
– Могу я сесть? – спросил сэр Генри ужасно вежливым тоном.
– Прошу вас.
Он сел и сложил руки на столе перед собой. Джулиан почувствовал, будто заседает в комитете.
– Мистер Кестрель, всем известно, что вы пытаетесь разобраться в убийстве Александра Фолькленда. Конечно же, вы хотите выслушать моё мнение. Мы с Фольклендом были знакомы; думаю, я вправе даже сказать, что мы были друзьями. Я очень его уважал. Конечно, он был юн и ещё не испытан. Я думаю, никто не может отрицать этого.
– У меня и в мыслях не было отрицать это, сэр Генри.
– И я должен отметить, что он любил тратить деньги, а этого можно ожидать от столь молодого человека, чью голову вскружило всеобщее обожание. Тем не менее, у него были способности. Я не готов сказать, хватило ли бы у него дисциплины, чтобы извлечь из них толк.
– Кажется, он находил хорошее применение деньгам.
Сэр Генри сжал губы. Его собственные финансовые трудности были всем известны. У него была жена, преклоняющаяся перед титулами, куча детей и поместье, приносившее одни убытки. Кроме того, надвигались выборы, в которых он всерьёз рисковал потерять место в парламенте, отчего ему приходилось тратить на взятки и пиво куда больше, чем обычно. Не так давно сэр Генри попытался поправить дела правильными вложениями, но результаты были катастрофическими.
– Признаю, у него были таланты в этой области, – снизошёл сэр Генри. – Конечно, ему немало везло. И ему помогал тот делец-еврей.
– Вы думаете, за успехи мистера Фолькленда ответственен мистер Адамс?
– Он явно показал ему несколько удачных решений. Я не знаю, почему – обычно они думают только о своих единоверцах.
– Но ведь Адамс тоже получил выгоду – Фолькленд ввёл его в общество. Кроме того, все говорят, что они были друзьями.
Сэр Генри слабо улыбнулся и принялся играть с одной из кофейных чашек.
– Это сказал сам мистер Адамс?
– Почему? У вас есть причины сомневаться в этом?
– Что, если я скажу вам, что Фолькленд не приглашал Адамса на свою вечеринку – ту, где был убит? Адамс сам себя пригласил, и Фолькленд был этому не слишком рад.
«Вот оно что, – подумал Джулиан, – Вот это он и пришёл мне сказать. Но можно ли ему верить? У него нет алиби, а значит есть все резоны обвинить кого-то другого. А кто подойдёт для этого лучше Адамса, которого он презирает за всё, кроме его финансовых успехов, которым он завидует?»
Впрочем, от того, что он послушает дальше, вреда не будет.
– Вы заинтриговали меня, сэр Генри. Пожалуйста, объясните подробнее.
– Если я сделаю это, вы позаботитесь, чтобы моё имя нигде не фигурировало? Я не хочу, чтобы обо мне болтали в судах. Я полагаю, то, что я вам скажу, как джентльмен джентльмену, останется в тайне?
– Насколько это будет возможно, сэр Генри.
Сэр Генри кисло улыбнулся. Он привык получат безусловные ответы.
– Как я понимаю, вы не раскроете, что получили эти сведения от меня, если того не потребуется?
– Именно.
– Очень хорошо. В день перед вечеринкой Фолькленда, я был на торгах в «Таттерсэллс».
«Таттерсэллс» был конюшнями, где развлекающиеся джентльмены покупали лошадей и экипажи, улаживали долги и беседовали об охоте и скачках.
– Вы же знаете там небольшой круг колонн со статуей в середине? Я стоял там с одной стороны, а Фолькленд – с другой. Я обратил на Фолькленда внимание только, когда к нему подошёл Адамс. Вокруг было много людей, и я не мог уйти, так что вынужденно слышал часть разговора.
«А также мог услышать что-то касающееся вложений», – подумал Джулиан.
– Как неудобно для вас вышло.
– Да, именно. Я думаю, они меня не видели. Они были поглощены разговором. Я не помню его содержание в точности, но знаю, что Адамс всё равно что заставил Фолькленда пригласить себя на вечеринку. Он говорил очень властно, как будто слова «Я хочу прийти» решают все проблемы.
– И что же Фолькленд ему ответил?
Сэр Генри насупил брови.
– Он был удивлён. Он спросил «В самом деле?» или что-то вроде того, а потом добавил «Вы думаете, это будет мудро?» Тогда Адамс потребовал ответа – приглашён он или нет.
– Он был зол?
– Он был… пылок. Его голос немного дрожал. Я думаю, именно потому я и запомнил их разговор так хорошо. Ведь тогда он не выглядел чем-то важным. Но напряжённость Адамса меня удивила. Я подумал, что тут замешаны деньги… Эти люди больше ни о чём так страстно не пекутся.
Джулиан не счёл это замечание достойным ответа.
– Прошу вас, закончите свой рассказ, сэр Генри.
– Как я сказал, Адамс потребовал сказать, приглашён он или нет. Фолькленд остался невозмутим. Он по-дружески положил Адамсу руку на плечо и сказал «Мой дорогой друг, такой любезной просьбе я не могу отказать» – или что-то вроде того. А потом он ушёл.
Джулиан задумчиво нахмурился. Эта история показалась правдоподобной. Если сэр Генри лгал, чтобы бросить тень на Адамса, он мог бы придумать что-то более ясное. Стало быть, следующий шаг ясен – нужно увидеться с Дэвидом Адамсом и узнать, почему он так отчаянно хотел попасть на вечеринку, что окончилась для Александра смертью.
Глава 12. Корень всех зол
Контора Дэвида Адамса находилась на Корнхилл в сердце торгового Лондона – всё равно, что на другой планете от Вест-Энда. Здесь мужчины одевались в потёртые чёрные сюртуки, носили с собой зонты, а не трости и никогда не гуляли неспешно, если могли идти быстрым шагом. Женщины здесь были полными супругами торговцев или худенькими служанками на все работы – ни светских дам, ни дам полусвета. Уличных артистов здесь не бывало; единственными, кто выделялся, были одетые по своему обычаю турки и ост-индийцы у Банка и Королевской биржи. Зелени тут и вовсе не было, не считая чахлых насаждений на церковных дворах.
«Как странно, – подумал Джулиан, – что можно так быстро попасть из светского мира «Уайтс» в этот грязный, шумный, деятельный улей».
Beau monde гордился тем, что ничего не знал об этой части города; даже Александр Фолькленд, несмотря на свою любовь к денежным делам, вряд ли бывал у Адамса. Не меньше Джулиана поразило то, как по дороге в запада на восток сменился масштаб. Сити был лабиринтом тесных двориков, тёмных переулков, крохотных лавок и тусклых закутков, где ютились конторы. Впрочем, возможно всё казалось ему таким маленьким лишь потому что, когда он ещё ребенком бегал по этим темным, людным улицам, они казались ему куда больше.
«Д. С. Адамс и Компания» занимало старое кирпичное здание с наполовину деревянной мансардой, что грозила рухнуть на улицу. Джулиан расспросил об Адамсе в конторе, что располагалась в парадной комнате на первом этаже. Здесь с полдюжины клерков мостились на высоких стульях и корпели за маленькими наклонными столами, а чумазый мальчишка сидел рядом с дымоходом, очиняя перья и подбрасывая угля. Джулиан не представлял, как эти люди умудрялись добираться до своих насестов – вокруг всё было завалено книгами в кожаных переплётах, стопками промокательной бумаги, денежными ящиками, связанными цепями, и целыми горами чернильниц, кусочков сургуча и мотков ниток. Животный запах сальных свечей смешивался с пылью и сажей, которыми наполнялся воздух всякий раз, стоило кому-то задвинуть ящик или потревожить гору бумаг. На стенах были приколоты карты с незнакомыми государствами, страницы из альманахов и брошюры о последних иностранных вложениях.
Прибытие Джулиана вызвало из маленького заднего кабинета старшего клерка в зелёном козырьке для защиты глаз от света. Он вежливо поздоровался с Кестрелем и отнёс его карточку наверх. Вскоре клерк вернулся и сообщил, что мистер Адамс будет рад побеседовать с гостем через четверть часа, поскольку прямо сейчас разговаривает с некими боливийскими джентльменами. Джулиан ответил, что пока что совершит небольшую прогулку. В этой тесноте ему было неуютно, а бесконечная, лихорадочная деятельность, что тут царила, напоминала ему о чудовищных днях стирки, что устраивала его квартирохозяйка миссис Мэббитт.
Он вернулся как раз, когда боливийские джентльмены уходили. Их белые рубашки с замысловатыми оборками и внушительные чёрные бакенбарды ярко выделялись в окружающей серости. Адамс проводил их сам и попрощался на беглом испанском. Затем он повернулся к Джулиану с лёгкой, ироничной улыбкой.
– Мистер Кестрель, я ждал вас.
– Благодарю, что вы приняли себя столь быстро. Я не мог надеяться застать вас в свободный час.
– А вы и не застали. Мне пришлось отказаться от ещё одной встречи. Но я знал, что нам придётся поговорить, рано или поздно, и я предпочёл бы покончить с этим. Прошу вас наверх.
Кабинет Адамса резко отличался от конторы на первом этаже. Мебель красного дерева больше подошла бы библиотеке, чем рабочему месту. Чернильный прибор был изготовлен из сервского фарфора, а камин – сложен из порфира. Стены были обиты красным бархатом и украшены картинами, что изображали корабли и сельские пейзажи. На столе стоял изящный кофейный сервиз из серебра.
Появился клерк с зелёным козырьком и унёс кофейник с чашками.
– Он принесёт свежезаваренный, – пояснил Адамс. – Я надеюсь, вы не возражаете против кофе, а не чая?
– Нет, я предпочитаю кофе.
– Как и боливийские джентльмены, которых вы только что видели. Им нужны были деньги, чтобы проложить железную дорогу у себя. Я не думаю, что кто-то в Англии клюнет на это. Мы не знаем, в силах бы построить железную дорогу здесь, не говоря уже о иных странах. Подождём, пока не закончат ту, что между Ливерпулем и Манчестером – тогда и посмотрим[53].
– И это повлияет на ваше решение?
– Пока слишком рано об этом говорить, – с улыбкой уклончиво ответил Адам. – Пожалуйста, садитесь.
Он указал на пару кожаных кресел у камина. Сам Адамс сел лицом к окну, будто показывая, что ему нечего прятать от света. Ему было лет тридцать пять, у него было худое лицо с острыми чертами и высоким лбом. Глаза и волосы Адамса были тёмными, а лицо – смуглое, бледно-оливкового цвета. Он откинулся на спинку, положил одну длинную ногу на другую и опустил тонкие, но красивые руки на подлокотники.
