Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"

Автор книги: Кейт Росс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Он проводил её до двери, а увидев в коридоре Даттона, подозвал его.

– Не будете ли вы добры проводить миссис Десмонд в гостиную? И Даттон, – он мягко добавил, наклонившись к слуге, – проследите, чтобы она не сбежала.

Кестрель вернулся к библиотеку.

– Я боюсь, вам тоже нужно уйти, – сказал он Юджину. – Когда вы понадобитесь – а вы понадобитесь – я вас позову.

– Но… – начал было Юджин, но замолчал и неуверенно посмотрев на Джулиана, кивнул. – Да, сэр. Я буду у себя, – перед тем как уйти, он положил руку на плечо сестре. Она на миг закрыла глаза и накрыла его руку своими, а потом жестом попросила его уйти.

Сэр Малькольм встал и дивана и взял руки невестки в свои. Белинда же нетерпеливо наклонилась вперёд. Они оба выжидающе смотрели на Джулиана.

Он сделал глубокий вдох.

– Миссис Фолькленд, вы спрашивали меня, кто подстроил несчастье. Если вы хотите получить ответ…

– Я хочу.

– Я думаю, что это были вы.

Глава 29. Цена её выше жемчугов

– Что? – сэр Малькольм вперился взглядом в Джулиана. – Вы с ума сошли? Белинда подстроила своё падение?

– Да. Миссис Фолькленд вбила те гвозди в седло. Конь сбросил её, потому что она этого захотела.

– Но это же нелепица! Это смехотворно! Белинда, скажи ему… Скажи… – его голос затих.

Женщина была бледна, но держала себя в руках.

– Как вы узнали?

– Для начала, – мягко заговорил Джулиан, – вы признали, что приходили в конюшню к Фениксу в ночь перед происшествием. У вас была возможность попасть в седельную. Конечно, в отдельности этот факт ничего не значил. Сама идея, что вы нанесли такую рану сама себе в вашем положении, как и сказал сэр Малькольм – просто нелепица. Тем не менее, у вас была самая лучшая возможность. Вы знали распорядок дня в конюшне, нрав своего скакуна, знали своё седло. Вы одна могли знать заранее, когда и где вы будете кататься, как вы сядете на лошадь и где подпруга будет затянута.

Тем не менее, мне бы и в голову не пришло подозревать вас, если бы не ещё два обстоятельства. Во-первых, вы стойко отказывались обвинять кого-либо. Вы упорно освобождали от подозрений всех и не верили ни в чью вину. Но куда важнее был Юджин. После смерти Александра вы пообещали ему, что он не вернётся к школу до осени. Но внезапно и очень нехарактерно для вас вы нарушили это обещание и настояли на том, чтобы отослать его. После происшествия я понял почему – он единственный, у кого был веский мотив лишить вас ребёнка. Он должен был уехать. Но не в Хэрроу – это слишком близко. Люди сказали бы, что он тайно приехал ночью. Нет, его нужно было отослать в Йоркшир. А когда выяснилось, что он никуда не уезжал, вы пришли в ужас – не потому что испугались, будто ваш брат виновен, а потому что он лишил себя алиби, которое вы пытались обеспечить.

– Каким чудовищем вы считаете меня, – прошептала она.

– Нет. Я не верю, что вы сделали это из жестокости или равнодушия. Я сомневаюсь, в вашей невиновности, но не в вашем горе.

– Это не горе. Я знала, что почувствую боль, но не думала, что она будет так жестока. Я мечтала о ребёнке каждую ночь. Я мечтала, что буду держать его на руках, что он будет прижиматься ко мне и плакать, а я – благодарить Бога за то, что он жив! И каждый раз я просыпалась одна в темноте, и знала, что случись мне обратить события вспять, я бы сделала то же самое.

– Почему, Белинда, почему? – сэр Малькольм опустился на колени рядом с диваном, всё ещё сжимая её руку. – Почему ты сделала это… Что этот дьявол во плоти сделал с тобой… Как толкнул на это?

– Вы знали? – она в изумлении посмотрела на него. – Вы знали, что он – дьявол?

– Да, – сэр Малькольм прижал её к груди, не отрывая взгляда от портрета Александра, – так что не бойся рассказывать нам всё самое худшее.

– Вы так добры ко мне. Я не знаю, как это может быть. Александр был вашим сыном… а его дитя стало бы вашим внуком. Но вы не поймете… я должна заставить вас понять.

– Когда ты будешь готова, моя дорогая. Когда ты почувствуешь, что набралась сил.

– Я уже готова. Пожалуйста, дайте мне продолжить. Я не могу говорить, не могу объяснять, если вы будете держать меня.

Сэр Малькольм принёс стул и сел рядом с невесткой. Джулиан устроился чуть сзади, чтобы Белинда не видела его. Ей было тяжело рассказывать и без напоминания о том, что здесь присутствует человек, которого она едва знает.

– Я обручилась с Александром в конце своего первого сезона. Когда тебе восемнадцать, когда ты воспитана, как я, и не замужем, ты ничего не знаешь о жизни. Ты чувствуешь себя уверенно и готова покорить весь мир, но ты не знаешь, что это за мир. Ты видишь только то, что сочли возможным показывать тебе. Я знала, что трагедии случаются даже в сердце модного Лондона – мужья оказываются слабыми или жестокими, и жёны страдают. Второе замужество моей матери, за мистером Толмеджем, было очень неудачным. Но я была совсем юна, и мама всегда заботилась о том, чтобы я чувствовала себя уверенно, будто со мной не может случиться ничего плохого.

Её голос сорвался. Она сглотнула и продолжила.

– Итак, я познакомилась с Александром, я была горда и глупа. Меня считали красивой и завидной невестой, и это ударило мне в голову. Я наслаждалась восхищением. Мужчины говорили мне, что они мои рабы, и я презирала их. Какой достойный мужчина назвал бы себя рабом, пусть даже женщины, которую любит?

Александр Фолькленд не был ничьим рабом. Он был уверенным в себе, он был очаровательным, он дал мне почувствовал своё восхищение и обожание… но в нём было что-то неуловимое. Он мог засмеяться, но я не понимала почему. Он мог задуматься, но я не понимала – обо мне, или о чём-то за тысячу миль отсюда. И потом – все так восхищались им, так как я могла не хотеть того, от чего без ума весь мир?

Он сделал мне предложение, и я его приняла. Поначалу я была счастлива или думала, что счастлива. У нас было бурное свадебное путешествие, а едва отойдя от него, мы погрузились в наш первый общий сезон. Вы помните, какими мы стали – нас любили, к нам стремились, нам подражали. Это была заслуга Александра. Он украсил наш дом, подобрал слуг, приглашал гостей, выбирал меню. Я была ему не помощницей, а ещё одним украшением дома. Но я не понимала этого. Я была в восторге о того, что стала первой хозяйкой Лондона – в девятнадцать лет!

Я тогда не думала о том, как за это придётся заплатить. Я не задумывалась о том, как Александр за всё платил. Дохода от моего имения не хватило бы, но я знала, что он делает вложения, и верила, что он достаточно умён, чтобы обогатить нас.

Конечно, я знала мистера Адамса. Александр познакомил нас и объяснил, что мистер Адамс помогает ему в денежных делах. Мы часто приглашали его к там – на вечеринки, не на званые ужины. Александр говорил, что люди не захотят сесть за стол с таким человеком. Но он всегда был любезен с мистером Адамсом, и я брала с него пример. Меня учили быть вежливыми с управляющими или солиситорами, и я вела себя так же с мистером Адамсом.

В марте Александр сказал, что некоторые его вложения пошли прахом. Он сел рядом со мной, взял меня за руки и говорил очень убедительно. Он сказал, что с головой в долгах и не найдёт тридцати тысяч, чтобы расплатиться с кредиторами. Он не может законно продать или заложить моё имение, а если будет продавать картины или мебель, скупщики быстро поймут, что он в отчаянном положении, и все отвернутся от нас. Мы могли даже разориться. Он раз за разом повторял, как сожалеет об этом.

Странное дело – я была рада. Я не признавалась в этом сама себе, но уже давно разочаровалась в нашей семейной жизни. Восторг и радость уже померкли. Я устала. Я уже не хотела быть лучшей хозяйкой Лондона. Я почти не виделась с Александром наедине. Если бы нам пришлось экономить, мы бы не смогли всё время ездить в гости или давать приёмы. Мы бы проводили больше времени вместе дома – быть может, даже уехали в Дорсет. Я вдруг поняла, как скучаю по тому дому.

Но я видела, что он не разделяет моих чувств. Он любил нашу жизнь и не хотел её менять. Всё, что ему было нужно – найти денег, чтобы поправить наши дела. Он сказал, что значение имеют только эти тридцать тысяч фунтов, что грозят нам разорением. Потом он рассказал, что векселя скупил мистер Адамс. Я спросила: «Но ведь это хорошо, правда? Вы с ним друзья – он ведь даст тебе отсрочку?»

Он сказал, что не может убедить мистера Адамса, но я смогу, если захочу. Я ответила: «Но я ничего не знаю о деньгах. Разве моё слово может иметь какой-то вес для мистера Адамса?». Александр сказал, что дело не в моём слове, а в моём лице, моем… – она на мгновение замолчала, но заставила себя продолжать. – Он изъяснялся самым изысканным языком. Он сказал, что мне стоит лишь благосклонно посмотреть на мистера Адамса, улыбнуться ему, поужинать с ним. Это звучало как пустяк – маленькая услуга, что жена может оказать мужу.

Мой разум продолжал отвергать то, что говорил Александр, желая оставить меня в неведении. Когда сопротивляться пониманию стало невозможно, я пришла в ужас. Я бы скорее умерла, чем обесчестила себя и нарушила супружеские обеты. А он хотел всё равно, что продать меня! Я не знаю, предлагал он настоящую преступную связь или просто сомнительную дружбу. Но какое это имеет значение? Для меня это было одно и то же. Я отказалась. Я не могла представить, что я такого сказала или сделала, чтобы он мог подумать, что я соглашусь.

Я должна была покинуть его – просто уехать домой в Дорсет или жить отдельно от него. Он не остановил бы меня, рискуя тем, что я расскажу, что он мне предлагал. Даже самые распутные его друзья сочли бы это отвратительным. Но я осталась. Я была горда. Я не могла позволить людям узнать, как он пытался унизить меня, продать меня. У меня были и другие мотивы, лучшие. Я знала, что Юджин обожает Александра, а больше у него нет кумиров. Он так стыдился своего отца, и я не хотела, чтобы он стыдился и опекуна. И, наконец, были вы, папа. Вы любили Александра, и я знала, что вы будете страдать, если узнаете, каков он.

– О, дорогая моя, – сэр Малькольм покачал головой, – когда я думаю, как ты и Верити страдали от его рук вместо того, чтобы развеять мои иллюзии…

– Кто такая Верити?

– Я расскажу в своё время. Пожалуйста, продолжай – я не хотел тебя прерывать.

– Мы с Александром жили как раньше – если посмотреть со стороны. Я никогда не оставалась с ним наедине, если могла. Я не знала, что он сделал с долгами, но это было неважно. Один раз мы поссорились. Я хотела отослать Юджина в Хэрроу, чтобы отсечь от влияния Александра. Он не годился в опекуны. Александр отказался. Он сказал, что дела идут неважно, и он не может содержать Юджина в Хэрроу, если я не собираюсь помогать. Прошло несколько недель и наступило первое апреля.

Она замолкла, будто у неё перед ногами разверзлась пропасть. Тихим, чуть дрожащим голосом она продолжила:

– Александр попросил меня поехать с ним на Стрэнд. Я сказала, что думала, будто мы не можем разбрасываться деньгами. Он ответил, что тем более важно делать вид, что можем. Я согласилась. Он будто бы протягивал ветвь мира, и хотя мне непросто было простить его или снова ему доверять, я думала, что должна попробовать. Прямо перед тем, как мы выехали, он сказал, что пригласил Юджина поехать с нами, но тот отказался. Я ничего не заподозрила. Почему бы?

Мы прогуливались по магазину под руку, продавцы заискивали перед нами, как всегда, когда видели нас вдвоём. Я скучала по тем дням, когда это что-то значило для меня – когда я гордилась чужим восхищением, которого не заслуживала, и дружбой людей, на которых не могла полагаться. Когда мы вышли из магазина, к нам подошла какая-то женщина. Она была молода, светловолоса и одета как простая служанка. Девушка была чем-то расстроена. Она спросила, не я ли миссис Фолькленд. Я подтвердила. Тогда она сказала, что моего брата лягнула лошадь, и он в плохом состоянии. Его перенести в дом её госпожи, а он сказал, что его сестра рядом, так что за мной послали.

Я даже не задумалась, насколько убедительна эта история. Я просто решила, что Юджин передумал, и решил присоединиться к нам, а теперь ранен. Александр был преисполнен сочувствия. Он спросил служанку, послали ли за доктором. Она сказала, что не посылали, и Александр ответил, что найдет врача. Я просила его сделать это и отпустить меня к Юджину.

Служанка сказала, что придётся идти пешком, ведь наш экипаж не пройдет по улочке. Я ответила, что это неважно, я просто хочу покидать брата. Если бы я ещё раз подумала, я бы взяла с собой Люка и удивилась бы, что Александр сам этого не предложил. Но в таких обстоятельствах ты просто не успеваешь оценить происходящее. Зачем кому-то всё подстраивать? Как я могла понять, что это ложь?

– Вы не могли, миссис Фолькленд, – мягко сказал Джулиан. – Вы делали то, что казалось вам правильным. Любой человек, имеющий волю и храбрость сделал бы то же самое.

– Я хотела бы в это верить. Я вспоминаю всё снова и снова – вспоминаю, переживая заново, пытаюсь понять, что я могла сделать по-другому. Ничего не выходит. Я делала то, что казалось правильным. Но ничто не сможет убедить меня, что это была не моя вина.

Служанка провела меня по узкому переулку в тесный тёмный дворик. Большинство домов были ветхими, но один – последний – недавно отремонтирован. Туда мы и вошли. Девушка впустила меня через парадную дверь и привела в заднюю приёмную. Она позволила мне войти первой, и там я увидела Дэвида Адамса.

Тогда всё и стало понятно. Юджина здесь нет и никогда не было. Всё это был заговор, нужный, чтобы оставить меня наедине с мистером Адамсом. И подстроил это Александр.

Я попыталась выбраться, но не смогла. Служанка заперла меня внутрь. Я колотила в дверь и звала её, но она не отвечала. Я сказала: «Мистер Адамс, я предполагаю, ключ от этой двери у вас. Будьте добры немедленно меня выпустить».

Он сказал, что сделает это, но сперва хочет со мной поговорить. Он умолял простить его за обман, и что он был нужен лишь для того, чтобы он мог открыть мне своё сердце. Он сказал, что я неверно поняла его чувства, а он не должен был давать Александру говорить о них. Он сказал, что Александр порочен, и не ценит меня так, как я заслуживаю. Но он – мистер Адамс – любит меня, любит уже давно, и сделает для меня всё. Он сказал, что ни на земле, ни на небе не хочет более ничего сильнее, чем защитить меня от Александра и всего мира. Если бы я только поверила в его любовь, он бы положил своё сердце, своё состояние и свою преданность к моим ногам.

Теперь я думаю, что он был честен – он открылся мне, как никому другому. Быть может я знала это уже тогда? Но какая разница! Я не хотела ни его любви, ни защиты. Защита! Этот человек, который так пламенно хотел защитить меня от Александра, сговорился с Александром, чтобы заманить меня в ловушку. Он держал меня как узницу и пытался отнять единственное, чем я дорожила – единственное, что Александр на смог отнять, единственное, что было только моим – честь. Они оба были против меня, и я могла полагаться только на себя. Я почувствовала, что мой единственный выход – полный, совершенный отказ от его предложения. Если я буду тверда, быть может, я смогу пристыдить его и заставлю выпустить.

Так что я была холодна и высокомерна. Я отвергла его чувства как нечто отвратительное, к чему я не хочу прикасаться. Это было ужасно. Каким он до этого был вежливым, таким же стал яростным. Он кричал на меня. Я – пустышка, ангелок из позолоченной бумаги, как и все вокруг Александра. Я позволяла Александру прикасаться к себе, а значит ничем не лучше уличной шлюхи. Он презирает сам себя за то, что любит меня. Он проклинал себя и меня. Он схватил меня за плечи. Я кричала и требовала отпустить меня. Он спросил, не стыдно ли мне, что ко мне прикасается еврей, и не буду ли я дома суматошно отмывать заразу. Меня не волновало, что он еврей – он не был моим мужем и не имел права прикасаться ко мне. Но я не стала ничего ему объяснять. Он был лучше Александра. Он должен был понять.

Он не понимал. Он прижал меня к себе. Он… он… поцеловал меня. Жестоко, безо всякой любви. Я была потрясена как никогда. Он был так силён, а я так беспомощна. Я всегда считала себя сильной, но мне никогда не приходилось бороться с мужчиной. Это всё равно, что бороться с приливной волной. Я не смогла. Я пыталась. О, папа, я пыталась изо всех сил…

– Моя дорогая! – сэр Малькольм прижал её к себе. – Пожалуйста, не плачь!

– Я ничего не могу с этим поделать. Он был прав: я шлюха. Я ничем не отличаюсь от тех, что продают себя на Ковент-Гардене. Хотя я стою больше – тридцать тысяч фунтов, – она слегка безумно засмеялась. – «Кто найдет добродетельную жену? Цена её выше жемчугов» ^[82].

Сэр Малькольм говорил ей что-то успокаивающим тоном, укачивал в объятиях и гладил по волосам. Наконец, она подняла голову с его плеча.

– Мне стало лучше. Простите моё поведение. Но я никогда про это не рассказывала, и всё будто бы вернулось…

– Он не может уйти безнаказанным! – вспыхнул сэр Малькольм. – Этот зверь заслужил кару…

– Папа, вы не должны ссориться с мистером Адамсом! Я не вынесу судебного процесса… Так всё, что я испытала, разнесут по всем газетам, об этом будут сплетничать во всех гостиных. А личного вызова он не примет. Люди его класса не привыкли защищать свою честь при помощи пистолета, – она продолжила более мягко, взяв его руки в свои. – Если вы будете стреляться, он может ранить вас, а я не могу позволить вам рисковать жизнью из-за меня. Или он может просто позволить вам убить себя. Я думаю, он на такое способен. Я тогда вам придётся бежать из страны. И хуже всего – Александр опять победит! Он даже из могилы превратит наши жизни в ад.

Я скажу вам кое-что необычное. Я не знаю, сможете ли вы понять. После… после того, что случилось в том доме… я не могла думать ни о чём. Я помнила, что рукав моего платья порван и закуталась в шаль, чтобы этого не было видно. Потом я поняла, что мне нужно будет взять наёмный экипаж, чтобы доехать до дома, и я испугалась, что у меня нет денег и придётся просить у мистера Адамса. Я всё искала и искала в ридикюле, но ничего не находила. Всё это время я не смотрела на него, но слышала, как он ходит, ходит… Наконец, я сказала, что хочу поехать домой, и он вызвал мне экипаж и заплатил кучеру, не спросив ни о чём. Я никогда не смотрела ему в лицо, но я видела его руку, которой он придерживал для меня дверцу. Она дрожала.

Это странно, папа. Когда я всё обдумала, то поняла, что не ненавижу его. Я боялась его – больше, чем кого-либо в своей жизни. И я ненавидела то, что он сделал со мной. Но я могла понять, что он чувствовал, и как я вывела его из терпения. Я не могла поступить иначе – быть может, и он тоже не мог. Это похоже на ту греческую трагедию, о которой вы рассказывали, папа – где боги явились к человеку и заставляли его совершать ужасные вещи. Мистера Адамса не нужно наказывать – он сам наказал себя. То, что он сделал со мной, недостойно его, и он знает это. Он будет знать это всю жизнь и унесёт это с собой в могилу. Для него это такое же поражение, как для меня.

Я не ненавижу его. Я ненавижу Александра. Он был моим мужем – он должен был защищать меня. Когда мы шли под венец, я думала, что он любит меня; теперь я знаю, что это было притворство. Но даже если он ничего не чувствовал ко мне, честь и порядочность должны были вынудить его защитить меня от человека, что хотел погубить меня! А вместо этого он сговорился с ним. И потом… вы услышите, что он сделал потом.

Я не видела его до следующего утра. Тогда я решила поговорить с ним наедине. Я собралась с духом – или попыталась так выглядеть. Мне на выручку пришли мои худшие качества – гордость, что не позволила показать, какой униженной я себя чувствую, и мстительность, что не дала бы ему шанса насладиться победой. Я не рассказывала ему, что произошло между мной и мистером Адамсом. Он пытался вытянуть это из меня, но у него не вышло. Я не думаю, что он вообще узнал наверняка, что тогда случилось – иначе бы не утерпел и изводил бы меня этим без конца. Всё, что он знал – что его векселя прощены. Похоже, мистеру Адамсу можно верить на слово.

Но я говорила вам о нашем утреннем разговоре. Я потребовала официального раздельного проживания и предложила взамен ничего не говорить о том, как он заманил меня в ловушку. Александр не хотел публичного разрыва. Он сказал, что мы оба отлично знаем, что я никогда не расскажу, что он сделал со мной. А если расскажу, то погублю свою репутацию. Одной встречи с мистером Адамсом наедине достаточно, чтобы усомниться в моей чести. Вся моя история неправдоподобна – люди скорее поверят, что мистер Адамс был моим любовником, и у нас было свидание. Он сказал, что та женщина присягнёт в этом, если он её попросит. А тогда у него будут основания, чтобы испросить у парламента частный акт о разводе, и он сделает это. Он сказал: «Ты правда хочешь, чтобы в твоего брата был ещё один опозоренный родственник? А мой отец – ты хочешь, чтобы он презирал тебя? Если мы с тобой расскажем наши противоречивые версии, кому он скорее поверит?»

Я знала, что побеждена. Я согласилась не рвать с ним, но на двух условиях. Во-первых, он больше не… мы оставались мужем и женой только на словах. Во-вторых, Юджина нужно немедленно отослать. Теперь я знала, что такое Александр, и не позволила бы Юджину оставаться с ним под одной крышей. Кто знает, что он сделает с ним, как воспользуется его юностью и доверчивостью?

На следующий день мы сказали Юджину, что он возвращается в Хэрроу. Александр ясно дал понять, что это целиком моё решение, так что гнев и разочарование Юджина пали на меня. Это было тяжело, это сильно ранило меня, ведь я лишь хотела защитить его. И мои усилия ничего не дали – он простоял всю ночь под дождем, заболел и не смог поехать в школу. Александр вновь победил.

Внезапно она посмотрела на Джулиана.

– Я гадаю, о чём вы думаете, мистер Кестрель? О нашей вечеринке? О том, как я ушла, сказав, что у меня болит голова, как я могла встретить Александра в кабинете и убить его?

– Почему бы вам не рассказать в точности, что произошло тем вечером? – мягко предложил в ответ он.

– Я думаю, вы уже догадались, почему я ушла к себе. Потому что приехал мистер Адамс. Я не знала, что он приглашён, и когда я увидела его, то запаниковала. Конечно, он ничего не мог сделать мне на глазах у десятков людей. Мой страх был сильнее разума. Я знала лишь, что хочу бежать прочь.

Джулиан решил не говорить ей о том, что Феликс уже рассказал ему. После того, что она прошла, даже это благонамеренное предательство может причинить ей боль.

– Я ушла к себе. У меня болело сердце. Что он хочет от меня? Почему он не оставит меня в покое? А что если он задержится, когда все гости уйдут, и Александр заставит меня увидеться с ним?

Я позвонила Марте и сказала ей, что у меня болит голова, и я не вернусь на вечеринку, но прошу продолжать её без меня. Пока гости здесь, Александр не сможет думать обо мне. Марта явно забеспокоилась, но ничего не сказала. Она достала мою ночную сорочку и сказала, что будет у себя, если понадобиться мне.

Я заперлась в комнате, но всё равно боялась. У Александра были ключи ото всех дверей. Я не могла отдыхать, не могла даже раздеться, не могла ни на чём сосредоточиться. У меня и правда разболелась голова. Я… – она замолчала, будто хотела сменить тему, – я легла на кровать и всё же ненадолго уснула. Следующее, что я помню – стук в дверь. Это была Марта, которая пришла сказать, что Александр убит.

Я потеряла голову. Всё, о чём я могла думать – что мистер Адамс убил его, и теперь придёт за мной. Я ждала, что он ворвётся в мою комнату и похитит меня. Я ждала всего, что угодно. Именно поэтому я кричала. Это было связано не с Александром. Я была рада, что он мёртв. Я была даже не удивлена, что он убит. Как можно близко знать его и не желать ему смерти?

С тех пор я отгородилась от всего мира. Я отвечала на вопросы так кратко, как могла. Александр мёртв – а значит не причин терзать сердце его отца, рассказывая, кем был его сын. Я не хотела, чтобы убийство раскрыли. Эта тайна держала меня в безопасности от мистера Адамса. Он не мог раскрыть мне своих чувств, не бросив на себя подозрений в убийстве.

Она помедлила, опустила глаза и тихо продолжила.

– Теперь я должна рассказать вам о ребёнке. Вы слишком тактичны, чтобы спросить, но уже думаете о том, кто его отец. Это мистер Адамс. Я знаю это, потому что мы с Александром отдалились друг от друга ещё до того, как я… была с мистером Адамсом. Я впервые заподозрила, что жду ребёнка ещё перед смертью Александра, но стала уверена лишь после его гибели. Это было настоящим кошмаром. Я могла родить дитя, что все считали бы потомком Александра. Люди бы расточали на него внимание и обожание, а я бы знала… я бы знала… – У неё пересохло в горле. – Хуже всего, что мистер Адамс мог догадаться, и это сковало бы нас навсегда. Он бы не стал пренебрегать своим ребёнком. Я думаю, что люди его народа очень привязаны к своим родичам. Я никогда бы не освободилась от него, мне бы всегда напоминали… Я бы этого не вынесла. Я не могла позволить ребёнку родиться.

Я думала покончить с собой. Это казалось справедливым. Если мой ребёнок должен умереть, зачем жить мне? Но меня останавливало два обстоятельства. Я не могла покинуть Юджина так же, как его отец. И… это звучит низко, я знаю… но меня злило, что люди подумают, будто я наложила на себя руки из скорби по Александру.

Мне было не с кем посоветоваться. Говорят, есть особые травы и методы – я не знала, где их искать. Я пыталась пить скипидар. Служанка папы хранила бутылку в шкафу, она полировала ей мебель. Я тяжело заболела, но мне было нужно не это. Я только выздоравливала, когда вы, мистер Кестрель, зашли ко мне, согласившись расследовать убийство.

– Да, – кивнул он, – я помню, что вы были очень больны.

– Мне нужно было придумать что-то другое – что-то, что не вызвало бы подозрений. Если бы выкидыш был явно подстроенным, вся правда могла стать явной. И я боялась, что мистер Адамс сделает, если поймёт, что я пыталась убить его ребёнка. Мне нужно было придумать способ сбить всех со следа.

Потому и я подстроила своё падение. Я хотела, чтобы это выглядело так, будто кто-то вбил гвозди в седло. Я надеялась, что все сочтут, будто это тот же преступник, что убил Александра, который теперь пытается убить меня или нашего ребёнка. Мне было очень жаль так жестоко обходиться с Фениксом – он был очень предан мне, ни в чём не виновен и не заслуживал страданий. Но я не могла придумать другого пути.

Я потеряла ребёнка, но всё пошло не так. Моя попытка избавить от подозрений Юджина не удалась. А утром в доме оказались вы, мистер Кестрель, но все приготовления были уже сделаны, и отказывать от них было поздно. Другие люди могли быть сделать неправильные выводы или задавать неправильные вопросы. Но вы были слишком умны и проницательны. Но вы поняли, почему я сделала это? Вы догадались, что произошло между мной и мистером Адамсом?

– Не совсем. Но я понял, что Александр подстроил всё так, чтобы вы встретились с мистером Адамсом в доме миссис Десмонд. Это была пятница, первое апреля. По пятницам единственная соседка миссис Десмонд, миссис Уиллер, уезжает. Адамс сказал мне, что бывал в доме миссис Десмонд один раз, в начале апреля и видел там Марту. Когда я спросил его, как он разглядел, что это Марта, он ответил, что её освещало солнце из окошка на дверью. Но миссис Уиллер говорила, что Александр бывал у миссис Десмонд только по вечерам; если бы он захотел побывать днём или позволил Адамсу приехать днём, это должна была быть пятница, когда любопытной миссис Уиллер нет. Таким образом, миссис Фолькленд, я был убеждён, что вы и мистер Адамс были в доме миссис Десмонд в один день. А на следующий Адамс простил долги Александра на тридцать тысяч фунтов. А когда вы увидели Адамса через несколько недель в своём доме, то торопливо ушли к себе. Так что я заподозрил Адамса. Но я никогда не сомневался в вашей чести и видел в вас невинную жертву низкого предательства.

– Невинную? Как вы можете так говорить обо мне? Я убила своего ребёнка!

– Только не в глазах закона, – мягко указал сэр Малькольм, – по Блэкстону прерывание беременности не считается убийством, если оно было совершено до того, как ребёнок начал двигаться в утробе матери.

Она в отчаянии покачала головой.

– Я не знаю, кто такой Блэкстон, но не думаю, что он мог бы избавить меня от той вины, то я чувствую. Почему вы не обвиняете меня в убийстве Александра, мистер Кестрель? Вы же видите, что у меня были все причины желать ему смерти, и если я подстроила себе несчастный случай, то могла подстроить и убийство.

– Нет, миссис Фолькленд. Не вы убили своего мужа. Но я думаю, что вы знаете, кто это был.

– Ч-что?

– Вы сказали, что подстроили своё падение так, чтобы все – особенно Адамс – сочли, что виновен тот же человек, что убил Александра.

– Да, – осторожно ответила она.

– Но как вы могли знать, что убийцей был не Адамс? Как вы могли это знать… если только не знали точно, кто убил его?

Она перестала дышать, но ничего не ответила.

– Вы скажете нам, кто убийца?

– Нет. Нет. Я никого не выдам закону за то, что он избавил меня от мужа, которого я ненавижу, а мир – а врага всему честному и доброму.

Джулиан пожал плечами.

– Тогда мне придётся положиться на мои доказательства.

Он сунул руку во внутренний карман и доставал топазовый крестик Фанни.

– Это принадлежало служанке миссис Десмонд, Фанни Гейтс. Миссис Десмонд сказала, что она всегда его носила, – он рассказал где и как нашёл вещицу. – Также там хватало иных драгоценностей, которые миссис Десмонд сочла своими.

– Но что это значит? – не понял сэр Малькольм.

– Это подтверждает то, что мы подозревали уже какое-то время, – мягко ответил Джулиан. – Фанни – это жертва с кирпичного завода, а Александр – её убийца. Должно быть, он снял крестик с неё после расправы. Это красноватое вещество, оставшееся между звеньями – или глина или запёкшаяся кровь или всё вместе. Он разбил ей лицо до неузнаваемости, уничтожил её личность, и не мог оставить украшение, по которому её узнали бы. Но он должно быть, почувствовал, что сбывать с рук этот крестик, как и драгоценности миссис Десмонд, пока небезопасно, и потому спрятал в своём кабинете.

Сэр Малькольм протянул руку к крестику. Джулиан передал вещицу ему. Он смотрел на него долго и внимательно. Безмолвный и беспощадный свидетель недвижимо лежал у него в ладони. Наконец, сэр Малькольм сжал кулак. Он поднял глаза, и встретился взглядом со смеющимся Александром на портрете.