Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Я не думаю, что до этого дойдёт. Я не хочу делать из вас мученика – вам такая идея слишком понравится. Скажите мне – вы защищаете миссис Фолькленд, потому что вы верите, что она невиновна или потому что боитесь, что виновна?
Люк медленно произнёс:
– Я верю, что она невиновна, сэр. Но для меня это ничего не значит.
– Ваша верность ей не измениться ни на йоту, если вы узнаете, что она – убийца?
– Я имел в виду не это, сэр. Но вы же понимаете – она никогда не делала ничего дурного. Если окажется, что она кого-то убила, значит…
– Да?
– Значит, сэр, он того заслуживал.
Джулиан присоединился к сэру Малькольму в библиотеке и пересказал свои беседы с Валери и Люком.
– Как вы понимаете, – заключил он, – сейчас я хочу расспросить миссис Фолькленд о том таинственном визите в больной подруге и узнать, почему Марта так интересовалась, куда Александр ездил и где бывал. Кроме того, я хочу поговорить с Юджином. В общем, если вы возвращаетесь в Хэмпстед, я бы хотел отправиться с вами.
Сэр Малькольм стоял у окна, и не обернулся.
– Итак, это уже началось, верно? Откровения, о которых вы меня предупреждали – скелеты, что высовывают свои головы из шкафов! Марта шпионила за Александром, Люк скрывает что-то о Белинде… – он потряс головой. – Я думаю, с этого мига всё будет только хуже.
– Вам непросто угодить, сэр Малькольм. Совсем недавно вы досадовали, что мы почти не движемся вперёд, а сейчас недовольны обратным.
– Я знаю, – сэр Малькольм повернулся к Кестрелю с печальной улыбкой на губах. – Умоляю, не слушайте меня. Конечно, вы можете вернуться со мной в Хэмпстед. Здесь вы уже закончили?
– Не совсем. Я думаю, мы могли бы наскоро пройтись по дому.
– Непременно. Вы хотите увидеть что-то конкретное?
– Скорее составить впечатление о том, что лежит в сердце этого расследования – понять, каков был характер и ум – душа если угодно – Александра Фолькленда, – он сделал шаг назад, окидывая взглядом библиотеку. – Это комната сама по себе о многом говорит. Готический стиль легче всего превратить в пародию на самого себя. Люди строят целые дома, похожими на марципановые замки, в которых каждая комната обставлена так, что ей место в театре пантомимы. Но в этой библиотеке есть и внутренняя суть, и изящество. В ней чувствуется что-то от средневековья, каким оно было, а не каким его живописуют худшие подражатели Вальтера Скотта.
Он прошёлся по комнате, осматривая высокие, забранные стеклом книжные полки. Повсюду были труды, посвященные праву, политической экономии и философии – прекрасно переплетённые и сохранившиеся, служившие украшением сами по себе. Нашлись здесь и книги иного свойства.
– «Монах», «Замок Онтранто», «Мельмот Скиталец», «Франкенштейн» – похоже кто-то в этом доме любит романы ужасов.
– Это книги Александра. Белинда не читает романов.
– Да, – задумчиво проговорил Александр, – я думаю, не читает. Несмотря на свою неземную внешность, это очень прозаичная женщина. Из тех дам, что вдохновляют поэтов, но не читают их. А вот Александру, напротив, творческого взгляда хватало с избытком. Во всей комнате ничто так не характеризует его, как это, – он прошёл в угол, к почти лишённой света полке. Близкий осмотр показал, что ни полок, ни книг там не было – лишь изображавшая их роспись на стене.
– Кажется, он наслаждался этой иллюзией. Творческий взгляд, как я и сказал. Это может объяснить и политические взгляды, что он высказывал в письмах к вам. Люди с богатым воображением часто сопереживают нищим и обездоленным – они могут представить себя на их месте, и эта картина получается столь ужасной и убедительной, что призывает действовать немедля. Дерзну предположить, что именно поэтому среди лучших поэтов столько радикалов – Байрон, Шелли, Уордсворт.
– Вы и сами молодой человек с богатым воображением, – с улыбкой указал сэр Малькольм.
– Но не политик, и не поэт, – весело отозвался Джулиан. – Начнём обход?
Они уже видели весь первый этаж – приёмная, библиотека и кабинет. Сэр Малькольм предложил спуститься в цоколь. Они прошли по лестнице для слуг, что скрывалась за соседней с кабинетом дверью. Джулиан заметил, что лестница тянулась из цоколя до самого чердака. Очень удобный тайный ход для убийцы, если он сумеет не столкнуться здесь ни с кем из прислуги.
Передней комнатой в цоколе была кухня. Она могла похвастаться новейшим отопительным котлом и угольной печью с вертелом, приводимым в действие заводным механизмом. Над головами висели на крюках вычищенные до блеска кастрюли и чайники. Людская комната по соседству была большой и просторной – для цокольного этажа – с яркими ситцевыми шторами на окнах, симпатичными столиками для рукоделия для женщин и криббиджными[35] досками для мужчин. Все это подтверждало репутацию Александра как заботливого хозяина своих слуг.
Они вернулись на первый этаж и вышли в коридор. На столике возле парадной двери лежал поднос, заваленный визитными карточками. Джулиан перебрал их, не удивившись множеству старейших и известнейших имён во всем королевстве. Вращаться с таких кругах – немалое достижение для сына безземельного баронета из не самой древней или прославленной семьи. Конечно, красивая жена этому помогала, но куда больше для своего положения Александр сделал сам.
Они поднялись по чудесной «летающей лестнице», называемой так за отсутствие видимых опор. Ступени были мраморными, а перила – из отполированного красного дерева. Кованые и позолоченные столбики для перил были украшены восходящими и нисходящими ангелами. Стены на втором этаже были окрашены в бледно-голубой и почти лишены украшений, чтобы усилить впечатление от этой лестницы Иакова[36], поднимающейся в небеса.
Второй этаж уже был знаком Джулиану – здесь Александр устраивал праздники. Гостиная и музыкальная комната соседствовали, а соединяющие их двери можно было распахнуть, превратив в один большой зал. Комнаты убраны по последней моде – ослепительные жёлтые стены и портьеры, камин из чёрного мрамора, полосатые диваны с изогнутыми спинками и подлокотниками. Столовая же была оформлена по-китайски. Особенно приметны здесь были ставни, расписанные восточными узорами. Вечером, в неверном свете свечей, благодаря таким ставням казалось, что за окном расстилается китайский пейзаж.
Все эти комнаты были просторны, но Джулиан знал, что в толпе из восьмидесяти гостей, стоящих группами, бродящими туда-сюда со стаканами негуса[37], выходящими на балконы за глотком воздуха, никто не мог постоянно быть на виду. Чудо, что некоторые гости вообще обладали алиби на то время, когда Александр был убит.
Третий этаж был отведён под спальни. Александрова оказалась неожиданно спартанской; как будто он придержал свой артистизм для тех комнат, что увидят другие люди. Тем не менее, Фолькленд-младший явно ценил комфорт и удобство. Он потратился на подведение горячей воды и оборудовал себе хитроумный душ, не забыв также о подставке для свежих газет и посуде для завтрака.
Гостевая спальня, предназначенная для Юджина, была оформлена в римском стиле, а обои напоминали рисунки из Помпей. Комната миссис Фолькленд была греческой – в оттенках голубого, белого и золотого, что подчёркивало цвет её глаз, лица и волос. Даже мелочи на туалетном столике были классическими: флакон для духов из слоновой гости, керамическая ваза, зеркало в медной оправе на подставке в виде богини, держащей голубя. Над кроватью располагался мраморный фриз с греческой сценой охоты. В центре была удивительно живо изображена молодая женщина с закатанном до колен платье с луком в руке и колчаном стрел за спиной.
– Это комплимент Белинде, – пояснил сэр Малькольм. – Диана, богиня охоты. Вам нужно знать – Белинда бесстрашная наездница и любит псовую охоту.
Джулиан знал это, но подумал, что со стороны Александра было странно украшать таким изображением постель своей жены. Диана была богиней-девственницей, что однажды велела псам разорвать мужчину, подглядывающего за ней купающейся.
Он оглядел комнату и нахмурился.
– Не кажется ли вам странным, сэр Малькольм, насколько мало в этом доме чувствуется влияние миссис Фолькленд – даже в её собственной комнате? Арендатор и тот оставляет в снимаемом жилье больший отпечаток.
– Она была рада оставить такие хлопоты Александру. Она обожала его вкус. Все обожали.
– Не сомневаюсь.
– Что вас беспокоит, мистер Кестрель?
– Я думаю, что ваш сын был настоящим феноменом. И гадаю, каково миссис Фолькленд было быть женой феномена.
– Она и Александр были очень счастливы!
– Откуда вы можете знать?
– Я видел их вместе! Он сделал бы для неё всё. «Он ветерку не позволял лица её касаться!». Вот каким он был.
– Не устою и процитирую в ответ ту же пьесу: «Ведь это всё сыграть весьма нетрудно, и это всё казаться тоже будет» [38].
Сэр Малькольм ощетинился.
– Почему вы думаете, что мой сын мог так лицемерить?
– Я молю вас не принимать это как оскорбление. Я не предполагал в нём лицемерия – лишь то, что его поведение выглядит неправдоподобным. В Александре была масса противоречий. Он окружал себя красивой мебелью, лучшей едой и слугами, но страстно писал о страданиях заводских рабочих и обвинённых преступников. Его библиотека полна трудами по философии и правоведению… и романами ужасов. Он стал любимцем высшего света, но заводил себе таких друзей, как скромный и неуклюжий Клэр или Дэвид Адамс – делец и еврей.
– Что вы хотите сказать? – спросил сэр Малькольм, в чьих глазах уже было нечто похожее на страх. – К чему вы клоните?
Джулиан уступил.
– Прямо сейчас я клоню только к обеду. А потом – к Хэмпстеду.
Глава 7. Дурная кровь
– Я знаю, о чём вы думаете, – сказал Юджин Толмедж.
– В самом деле? – откинувшийся на спинку кресла Джулиан наблюдал за ним из-под вздёрнутых бровей. – Какая примечательная способность. Обычно мне хватает забот с собственными мыслями, чтобы думать о чтении чужих.
Юджин уставился на него. Беседа началась явно не так, как он ожидал.
– Так что же, по-вашему, я думаю? – спросил Джулиан.
– То же, что и все люди.
– Похоже ваш талант к чтению мыслей не знает границ. Возможно, это первый раз в истории человечества, когда все люди в мире думают одно и то же.
Юноша вскинул голову.
– Сэр Малькольм привел вас сюда, чтобы вы расспрашивали меня, а не смеялись надо мной!
– У меня хватит времени и на то, и на другое, – заверил его Джулиан.
Глаза Юджин чуть не вылезли из орбит. Потрясение, растерянность, негодование сменяли друг друга на его лице. Это было приятное лицо, просто незаконченное – грубый набросок привлекательного молодого человека, которым Юджин станет через несколько лет. Высокий и широкий лоб и выразительные голубые глаза говорили об этом. Ему нужно больше спать и меньше нервничать; также не помешают мыло и вода.
– Итак, – сказал Джулиан, – почему вы думаете, что знаете о том, что все – включая меня – думают?
– Можете притворяться, что не знаете, если хотите. Но это жалко. Людям стоит хотя бы говорить это мне в лицо. Дурная кровь – вот что они думают. Мой отец растранжирил все свои деньги, жульничал за карточным столом с друзьями, а когда его поймали за руку – перерезал себе горло бритвой. Почему бы и мне не убить мужа своей сестры? Он ведь оставил мне денег, в конце концов.
– Вы знали об этом?
– Вы не поверите мне, если я скажу, что не знал.
Джулиан улыбнулся.
– Разговор с вами – настоящее отдохновение, мистер Толмедж. Вы не только читаете мои мысли – вы ещё и придумываете их для меня. Я мог бы лечь вздремнуть, предоставив вам самому вести это разговор за нас двоих.
– Я думаю, что вы чудовищно грубы! И что вы делаете это нарочно!
– Конечно. Грубым стоит быть только нарочно.
Юджин сдался и посмотрел на Джулиана с робким любопытством.
– Почему?
Одно это слово сказало Кестрелю об Александре Фолькленде куда больше, чем все похвалы его отца, преданность его слуг или изящество его писем. Александр был зятем и опекуном этого юноши целых полтора года, жил с ним под одной крышей несколько месяцев – и не научил его ничему. Юджинова неряшливость, его пугливость, незнание им азов того, как джентльмену подобает говорить с другим джентльменом – всё это были недостатки, которые мог бы исправить братский совет. И никто не мог быть для Юджина наставником лучше Александра, что был воплощением очарования и вкуса. Все говорили, что Юджин почти боготворит своего опекуна. Если это так, как Александр мог заслужить такое отношение, почти ничего не отдавая взамен?
Эти мысли заняли у Джулиана всего несколько мгновений, никак не отразившись на его лице или поведении. Он сказал:
– Потому что ничего не стоит делать, не имея на то намерения. Это секрет самообладания.
– Я не должен был считать, что быть грубым – правильно.
– Это зависит от обстоятельств. Но со стороны богатого и влиятельного человека грубость попросту неспортивна. У него и так есть преимущество.
– Что же, влиятельный – это про вас. Все знают, что вы знаменитый денди, который всем указывает, как одеваться, и, как себя вести.
– Я ничего не кому не указываю. Просто некоторые джентльмены решили подражать мне.
– Почему?
– Потому что я произвожу впечатление, будто мне всё равно, делают они это или нет.
– Но это звучит глупо.
– Как и многое другое в обществе.
Лицо Юджина вытянулось. Он выглядел так, будто спустился с горы Синай без скрижалей. Джулиан не мог бросить его в таком расположении духа:
– Люди считают, что я прав, потому что я веду себя уверенно. Настоящий денди может пройтись по Пэлл-Мелл с ведром на голове так, что каждый юный франт захочет делать так же. Всё дело в уверенности – наглости, если хотите. Своего рода философский фокус – я верю в себя, стало быть…
Джулиан оборвал себя. Время от времени Кестреля поражали его собственные достижения. Но он знал первое правило того, как сохранить высокое положение – не оглядываться назад.
– …Мы отклонились от темы. Я спрашивал, знали ли вы, что упомянуты в завещании Александра ещё до того, как он был убит.
Юджин растерянно огляделся, будто пытался снова возвести между собой и Джулианом стены, но не нашёл, из чего.
– Он намекал на это, – наконец, ответил юноша. – На рождественских каникулах. Он сказал, что очень хочет что-то сделать для меня, раз у него нет своих детей.
– Вы истолковали это как желание завещать вам деньги?
– Я не подумал об этом. Я решил, что он просто хочет подбодрить меня, потому что у меня была корь, и я плохо себя чувствовал. Я не собираюсь гадать, хотят ли люди дать мне денег. У меня их никогда не было. И я не жду, что будут.
– Кажется, теперь у вас появится четыре тысячи фунтов – если у Александра не будет детей.
– Вы хотите сказать, Белинда может… – кажется, эта мысль раньше не приходила Юджину в голову. – Она что-то об этом сказала?
– Я не знаток в таких делах, но возможно, пока она и сама этого не знает.
Юджин принялся ходить по комнате взад и вперёд, как зверь, пойманный в клетку.
– Я не хочу думать об этом. Если Белинда… может стать матерью… мне до этого дела нет. Я никогда не верил в эти деньги. У меня никогда не было ничего своего.
Но, конечно, он о них думал. Четыре тысячи фунтов могут приносить недурной доход или позволят получить профессию, достойную джентльмена – выучиться на юриста, купить офицерский чин, стать священником. Конечно, сестра сделала бы для него это и даже больше. Но разве для обездоленного ребёнка не было важно сделать всё самому?
– Как Александр стал вашим опекуном? – спросил Джулиан.
– Моя мать умерла два года назад, а отец – покончил с собой, когда мне было три. Ни у него, ни у неё не было близких родственников-мужчин. Мама очень ценила Александра и просила его стать моим опекуном. Он подал прошение в канцлерский суд, и его удовлетворили.
– Что вы о нём думаете?
– Думаю, что это был чудесный человек.
– Иными словами, он вам нравился?
– Нравился? – Юджин выглядел озадаченным. – Вы не понимаете. Это как спрашивать, нравится ли вам король или Лондонский Тауэр. Он был великолепен, и он был рядом. Александру не было равных. Он часто заходил ко мне и беседовал со мной перед тем как идти на праздники. Он тогда был уже во фраке и рассказывал о том, кого может встретить, и что будет делать. Он был похож на героя из романа. Всё, что он делал и говорил, было совершенно. Когда он уходил, мне было сложно поверить, что он настоящий. Что я его не выдумал.
– Вы скучаете по нему?
– Я не могу поверить, что он мёртв.
– Вы только что сказали, что не могли поверить, что он настоящий.
– А если кто-то ненастоящий, то как его можно убить? Я имел в виду, что не могу представить, что кто-то пришёл и проломил ему голову, как будто это был не Александр, а кто угодно другой. Я скорее могу представить, что Александр улыбкой мог бы превратить кочергу в перышко, что не повредило бы ему. Думаю, я похож на сумасшедшего.
– Нет. Я думаю, что понимаю вас.
Повисла паузка. Юджин всё так же ходил по комнате, грызя ногти. В доме было очень тихо – слышались лишь приглушённые шаги слуг да случайный треск дров в огне. Сэр Малькольм предоставил Джулиану вести расспросы в своём кабинете и ушёл на прогулку – Кестрель решил, что тот совершает свой ежедневный моцион на церковный двор. Миссис Фолькленд уехала кататься на лошади ещё до того, как вернулись сэр Малькольм и Джулиан.
– Мну нужно спросить вас о той ночи, – сказал Кестрель. – Вы легли спать в одиннадцать?
– Д-да.
– И вы не проснулись до тех пор, пока будить вас не пришли ваша сестра и Марта незадолго до двух часов ночи?
Юджин покачал головой.
– Вы не слышали, как ваша сестра закричала около часа ночи?
– Я слышал что-то вроде «Нет, нет!». Я думал, это сон.
– Когда вы узнали, что Александр мёртв, вы сразу же спросили «Как его убили?». Почему вы решили, что смерть была насильственной?
– Ну… В его возрасте не умирают просто так. Кто-то или что-то убило его. Или он сам убил себя, как мой отец.
– Кажется, вам нравится напоминать людям об этом.
– Людям и не нужно напоминать! Все это знают, и никто не забудет. В школе меня постоянно донимали этим. Связывали, подносили бритву к шее и спрашивали, не хочу ли я поиграть в карты. Вы не знаете, каково это. Я не думаю, что с вами поступали так, когда вам было, сколько сейчас мне.
– Ничего похожего, верно.
Юджин посмотрел на Кестреля с любопытством.
– В какую школу вы ходили?
– Я учился дома.
«И достаточно об этом», – подумал Джулиан. – Вы поэтому не хотите возвращаться?
– Я ненавижу школу. У нас с Белиндой была страшная ссора. Я не знаю, почему она решила избавиться от меня. Я не сделал ничего дурного. Многие мои сверстники учатся дома. Но она отсылает меня прочь, а Александр пошёл у неё на поводу
– Вы были злы на него за это?
– Я не убивал его!
– Будьте добры ответить на вопрос, что я задал.
– Я был разочарован. Я думал, что он на моей стороне. Но он сказал, что решать Белинде, потому что она моя сестра и знает меня дольше. Я был очень зол на неё. Но это в прошлом. Я не могу спорить с ней сейчас, когда она в таком состоянии. А после смерти Александра она сказала, что мне не нужно возвращаться в школу до самой осени. Надеюсь, потом она разрешит мне остаться совсем.
– Но рано или поздно вам придётся столкнуться с миром, и вы это понимаете. Если, конечно, не собираетесь прожить всю жизнь в картонке для шляп.
– Вам это легко говорить. Посмотрите на себя. Тот, кто умеет так завязывать шейный платок, может не беспокоится о том, что столкнётся с миром.
Джулиан задумчиво посмотрел на него. Потом встал и начал снимать перчатки.
– Подойдите.
– Зачем? – встревоженно спросил Юджин.
– Потому что мои руки не тянутся как индийская резина.
Юджин осторожно подошёл. Джулиан развязал его шейный платок, взял его указательным и большим пальцами и скептически его оглядел.
– Я очень рекомендую вам соблюдать чистоту. Это нравится женщинам и раздражает мужчин, а это два отличных способа добиться успеха в обществе. Что же, будем работать с тем, что имеем. Это называется Trône d’Amour. Очень простой узел. Одна горизонтальная складка посередине и узел под ней – вот так. Платок стоит накрахмалить, но сейчас это неважно.
Юджин взглянул на себя в зеркало, а потом с благоговением уставился на Джулиана.
– Но… но я никогда не смогу завязать его так же.
– Вы можете носить чёрный платок. Такие платки очень жёсткие, но это поможет вам научится высоко держать голову – этого я за вами пока не замечал. Ещё его легче держать опрятным, а если он не слишком чист, этого никто не заметит.
– Вы очень суровы.
«Нет, – подумал Джулиан, – слишком мягок. Возможно, я даю урок моды убийце Александра Фолькленда. И если так, не получится ли, что сегодня я завяжу ему на шее галстук, а завтра – петлю? Дьявол! Я привязываюсь к людям, а именно этого я и должен избегать при расследовании».
Он сказал:
– Это расследование убийства, а вы – подозреваемый без алиби, которому выгодна смерть жертвы. Вряд ли вы можете рассчитывать, что следствие пройдёт для вас без неприятных моментов.
– Так и знал! Вы подозреваете меня!
– Я подозреваю вас. А ещё я подозреваю мистера Клэра, мистера Адамса и нескольких других людей. Вы ещё в поле моего зрения. Я сообщу, если вы из него выйдете.
– Я думаю, вы ужасно хладнокровный. Наверное, вы пытаетесь завоевать моё доверие и получить признание. Сейчас вы будете думать, что ту женщину тоже убил я! Если я мог проломить голову своему зятю, то почему не мог убить и её?
– О какой, черт побери, женщине вы говорите?
– Женщина, что нашли на кирпичном заводе недалеко отсюда. Её лицо было разбито кирпичом, всё превратилось в мокрое месиво. Я видел место, где её нашли. Это было ужасно. Хотел бы я это забыть.
– Убийство на кирпичном заводе, – протянул Джулиан. – Я и забыл о нём. Оно было во всех газетах, но я тогда был в Ньюмаркете – а потом смерть Александра всё затмила. Его ведь так и не раскрыли?
– Нет. Никто даже не узнал, что это за женщина, ведь у неё почти не было лица…
Открылась дверь. Юджин вздрогнул и повернулся. Вошла миссис Фолькленд – всё ещё в облачённая в амазонку[39], с румянцем на щеках, благодаря которому она выглядела совсем не такой больной, как вчера. Одной рукой она придерживала юбку чёрного платья – оно было очень длинным, дабы красиво развеваться при скачке – а во второй держала письмо.
– Мне нужно поговорить с тобой, Юджин… О, мистер Кестрель, я не знала, что вы здесь.
– Добрый день, миссис Фолькленд, – Джулиан склонился над её рукой. – Рад видеть вас в столь добром здравии.
– Спасибо. Сегодня я впервые почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выехать.
– Вы катались в Хэмпстед-Хит, я полагаю? – он повёл разговор наудачу, гадая, почему женщина так напряжена. Он не думал, что это как-то связано с его присутствием.
– Да. Я люблю кататься по утрам, но сегодня с утра был дождь. Но боюсь, я помешала вам – я знаю, что вы расспрашивали Юджина.
– Не уходите, если вас не ждут иные дела. Я думаю, мы с мистером Толмедждем уже закончили, – он бросил взгляд на Юджина.
Юноша вглядывался в лицо сестры. Он буквально дрожал от волнения, будто зверь, что почуял опасность. Его глаза не отрывались от письма.
– Что-то не так?
– Нет, – ровно ответила она, – я просто хотела поговорить с тобой, но это может подождать.
– Поговорим сейчас.
– Пожалуйста, не устраивай сцен при госте.
– Я знаю, что там! – выкрикнул он. – Ты вела себя точно так же, когда сказала, что мне нужно вернуться в школу!
Белинда промолчала.
– Но… но ты обещала! Ты сказала, что мне не нужно будет возвращаться в Хэрроу до осени!
– Я не отсылаю тебя в Хэрроу. В этом году уже слишком поздно, и я знаю, что тебе там не нравится. Я выбрала для тебя частную школу. Я думаю, там бы будешь счастливее. У неё очень хорошие рекомендации, и она небольшая, так что история… твоего отца там не будет так известна.
– Она всё равно выплывет наружу! Всегда выплывает. Ты не можешь просто послать меня в другую школу. Ты дала слово и нарушаешь его!
– Если я позволила тебя поверить, что ты сможешь пренебречь своим образованием до осени, то это было в миг слабости и смятения после смерти Александра. Мне не следовало давать такое обещание, а тебе – просить его у меня в такой час. Ты не мог рассчитывать, что сможешь остаться здесь во время расследования убийства. Ты слишком болезненный для этого. Уверена, сейчас, когда мистер Кестрель расспросил тебя, он не будет возражать против отъезда.
Обе повернулись к Джулиану. Во взгляде миссис Фолькленд читалось хладнокровное ожидание, а в глаза Юджина – красноречивая мольба. Джулиан знал, что ему не стоит вмешиваться. Если Александр предоставил миссис Фолькленд принимать решения об образовании Юджина, то он, совершенно посторонний человек, здесь ещё менее уместен.
– Пока мне не о чем расспросить мистера Толмеджа. У меня могут появиться новые вопросы – в таком случае я буду вынужден просить его вернуться.
– Я готова рискнуть, – сказала миссис Фолькленд.
– Куда я поеду? – мрачно спросил Юджин.
– Эта школа в Йоркшире…
– Йоркшир! Я слышал о йоркширских школах! Туда посылают тех, кого не хотят видеть. Там нет каникул, и никого не заботит, что станет с ними…
– Это не такая школа! Послушай меня, Юджин. Это для твоего же блага. Здесь ты бездельничаешь. Ты ничего не делаешь весь день, только бродишь по Хиту и надумываешь себе что-то!
– Но я учусь! – умолял он. – У сэра Малькольма горы книг…
– Я всё решила. Твои слова ничего не изменят. Я договорилась с директором, что ты поедешь туда послезавтра.
Он начал протестовал, но миссис Фолькленд подняла руку.
– Когда я в прошлый раз отправляла тебя в школу, то дала тебе слишком много времени, и ты успел заболеть, чтобы остаться дома. Я не повторю этой ошибки. Послезавтра ранним утром ты уедешь на почтовой карете. Больше говорить не о чем.
– Есть о чём, – Юджин был очень бледен. – Я просто хочу, чтобы ты знала – я понимаю, почему ты отсылаешь меня. Ты думаешь, что это я убил Александра. Быть может, ты хочешь, чтобы все так думали. Ты всегда стыдилась меня! Александр был добр ко мне, но ты – всегда ненавидела!
– О, Юджин, – устало сказала она. Потом её спина распрямилась. – Ты выставляешь нас обоих на посмешище перед мистером Кестрелем. Попроси у него прощения и иди в свою комнату.
– Прошу прощения, мистер Кестрель. Но я должен предупредить вас, что я – отпетый негодяй, как и мой отец. Вы не могли ожидать ничего лучше, – он зашагал к выходу, но на полпути обернулся к сестре. – Скоро ты не сможешь мной командовать. Теперь у меня есть свои деньги – или будут, как только я стану совершеннолетним. Александр сделал это для меня. Он дал мне то, что я хотел больше всего – свободу от тебя! – он выбежал прочь.
Миссис Фолькленд странно повела плечами, будто носильщик, поправляющий груз. Именно так сейчас она и выглядела – собранная, целеустремлённая, усталая, будто и правда тащила тяжёлое бремя, не надеясь отдохнуть.
– Я сожалею, что вам пришлось стать свидетелем этой ссоры, мистер Кестрель. Это наше старое непонимание. Юджину никогда не нравилась школа. Он жил тихой жизнью с мамой ещё несколько лет назад. Когда она умерла, а я – вышла за Александра, он внезапно попал в большой мир. Хэрроу для него слишком большое и светское место. Эта новая школа может подойти ему больше.
– Для расследования будет лучше, если он останется здесь.
– Почему? – она посмотрела ему прямо в глаза. – Вы подозреваете его?
Кестрель посмотрел на неё не менее прямо.
– Я подозреваю всех, миссис Фолькленд.
– Я понимаю, – она помолчала мгновение, а потом сказала. – Мой брат не хочет жить в мире. Я понимаю его чувства, но не могу принять их. Вы видели, как странно и грубо он ведёт себя. Чем больше он будет оставаться отшельником, там сильнее это в нём укоренится. Помочь ему – мой долг, даже если он сам не понимает и не принимает этого. Мать оставила его на моё попечение. Её почти что последними словами была просьба позаботиться о нём. И я сделаю то, о чём она меня просила – даже если он будет ненавидеть меня за это.
Её голос дрогнул, но всего на мгновение. Джулиан мягко ответил:
– Быть может, если бы он знал, чего вам стоит отсылать его в школу, он бы поехал с большей охотой.
– Если бы он знал, чего это мне стоит, он мог бы подумать, что я смогу изменить своё решение. Это было бы ещё более жестоко, чем моя твёрдость. Я должна попросить вас, мистер Кестрель, поверить в мою правоту.
– Вы можете быть уверены, миссис Фолькленд. Это совершенно не моё дело.
Пожалуй, он слишком быстро отказался от любого вмешательства в дела, которые могут быть связаны с убийством.
– Я рад возможности поговорить с вами. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Он кивнула и села. Длинная юбка образовала вокруг неё чёрное озеро.
– Вы обсуждали свои финансовые дела с мужем перед его смертью?
– Почти нет. Иногда он рассказывал мне о вложениях, что принесли хороший доход.
– А как насчёт тех, что принесли убытки?
– Я не думаю, что такие вообще были, до тех пор, пока несколько лет назад он не вложился в южноамериканские шахты.
– Он рассказал вам об этом?
– Упоминал.
– Вы были обеспокоены?
– Нет. Я никогда не сомневалась в том, что он всё исправит.
– А он рассказывал как именно он… всё исправил?
– Кажется, он договорился о чём-то с мистером Адамсом, который выкупил его векселя.
– Договор заключался в том, что мистер Адамс простил эти векселя – на сумму в тридцать тысяч фунтов. Ваш муж рассказывал вам об этом?
– Нет. Вы должны понять, мистер Кестрель, я никогда не интересовалась денежными делами. Александр прекрасно управлялся с этим сам.
– Что вы думаете о его дружбе с Дэвидом Адамсом?
– Я ничего о ней не думаю. Я едва знала мистера Адамса. Он иногда бывал на наших вечеринках, но куда чаще Александр встречался с ним один. Он был не из тех людей, с которыми я привыкла общаться, но он был другом Александра, так что его принимали со всей вежливостью.
Джулиан вгляделся в её лицо. Оно было белым, холодным и бесстрастным.
– Я должен расспросить вас ещё кое о чём. Это кажется вашего визита к подруге, что живёт недалеко от магазина скобяных товаров на Стрэнде.
Мгновение назад казалось, что миссис Фолькленд не сможет стать ещё более бледной и неподвижной. Теперь же она обратилась в беломраморную статую.
– Да?
– Кто эта подруга?
– Её зовут миссис Браун. Раньше она была арендатором в имении моего отца в Дорсете. Но я с ней так и не встретилась. Её не было дома.
– Вам лучше рассказать всё с самого начала.
Она склонила голову в знак согласия.
«Интересно, что она даже не спросила, как это связано с убийством Александра. Она ждала, что её будут расспрашивать про этот визит. И она подготовила ответы».
– Мы с Александром поехали на Стрэнд к «Хейторпу и сыновьям». Он хотел выбрать каминную решётку. Когда мы вышли из магазина, ко мне подбежала девушка и сказала, что служит у миссис Браун, а меня помнит по моим визитам в Дорсет. Я её не помнила, но ей запомнить меня было намного проще, чем мне – её. Девушка сказала, что миссис Браун переехала в Лондон, живёт неподалёку, а сейчас очень больна. Я не раздумывала и сказала, что посещу её. Мне с детства внушали чувство долга по отношению к слугам и арендаторам. Во времена моего отца они всегда обращались к нему за помощью и защитой. Теперь она обратилась ко мне, и это было естественно.
