Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
– Они никогда не говорила мне об этом.
– Для этого у меня объяснений нет. Я написал и отправил письмо – это всё.
– Что вы написали?
– Я запомнил это в точности, потому что долго решал, что написать. «Уважаемая миссис Фолькленд. Остерегайтесь своей камеристки. Она предала вас и, возможно, причинила ещё большее зло вашему мужу». Это всё – я не подписал его.
– Почему?
– Потому… – Адамс на миг заколебался, – потому что я знал, что не пользуюсь её симпатией или доверием. Я думал, что к предупреждению, что пришло от меня, она не прислушается.
– Так или иначе, кажется, оно вовсе не обратила на него внимания.
– Да.
– Интересно, что вы думаете о её отношении, – сказал Джулиан, не отрывая от Адамса взгляда. – Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что она вовсе ничего не думает о вас.
Лицо Адамса исказилось.
– И правда, с чего бы ей?
Джулиан оставил эту тему. Допрос – одно дело, пытки – совсем другое. У него оставался всего один вопрос, но он был ключевым.
– Как вы можете быть уверены, что видели у миссис Десмонд именно Марту? Вы так хорошо разглядели её?
– Конечно, разглядел! Вы думаете, я переполошился из-за того, что мне что-то показалось? Да, я видел её мальком, но она стояла у дверей, и на неё лился свет из окошка на дверью. Это была Марта, тут нет сомнений.
– Спасибо, мистер Адамс, – Джулиан встал, – вы очень помогли – больше, чем думаете.
– Что вы имеете в виду? – резко спросил Адамс.
– Вы ведь понимаете, что выдали себя?
– Я не знаю, о чём вы говорите! Я не убивал Фолькленда!
– Это мне только предстоит выяснить. Но я не думаю, что могу поздравить вас с включением убийства в список ваших преступлений.
Адамс побелел.
– Я не знаю, на что вы намекаете и что вы, по-вашему, знаете. Но я не буду сидеть здесь и выслушивать насмешки с оскорблениями. Мне их уже хватило от таких как вы. Я пришёл, потому что считал своим долгом рассказать, что знаю о камеристке миссис Фолькленд.
– Я могу успокоить вас на этот счёт. Это не Марта вбила гвозди в седло. У неё на это время несокрушимое алиби.
Адамс медленно сел.
– Получается, всё, что я вам рассказал – напрасно. А вы позволили мне это сделать – и даже подстрекали меня. Вы хладнокровный дьявол.
– Мне были нужны ваши сведения. Вам давно стоило ими поделиться. К слову – нам неизвестно, где вы были во время несчастья с миссис Фолькленд. Где вы были и что делали в среду с полудня до девяти вечера, а также вчера с рассвета и до половины десятого?
– Вчера утром я был дома, а потом поехал в свою контору. Мои слуги и клерки подтвердят это. В среду… – он помолчал. – Я встречался в клиентами весь день, потом ужинал в «Гарроуэйс». Затем вернулся в контору и работал несколько часов.
– У вас есть алиби на это время?
– Нет. Так что, если хотите, можете поверить, что я ездил в Хэмпстед и вбивал гвозди в седло миссис Фолькленд. Но я не понимаю, как это согласовывается с вашей теорией о том, что я «пекусь» о ней.
– Я не буду задерживать вас объяснениями, – Джулиан проводил его до двери, – но скажу ещё одну вещь: я надеюсь, что вы не попытаетесь сбежать из страны до того, как преступление будет раскрыто.
– Боже мой, вы угрожаете? Вы думаете, меня легко напугать?
– Я думаю, мистер Адамс, что вы сейчас напуганы. И я думаю, что у вас есть на то причина.
Джулиан послал за своим конём и поехал в Хэмпстед. На улице было сыро, но не дождливо – в Лондоне это значило, что вокруг дымоходов клубился желтоватый туман, а воздух отяжелел от запаха сажи и лошадей. Но когда дома поредели и сменились полями, появился и сладкий запах травы и земли и задул лёгкий весенний ветерок. Джулиан свернул с главной дороги и поехал через Хит – это означало небольшой крюк, но Кестрель не мог воспротивиться очарованию этого дня.
Главное преимущество Хэмпстед-Хит, как всегда считал Джулиан, заключалось в том, что он не был модным. Ты один знаешь, куда едешь; здесь нет дам, которые ждут от тебя флирта, и нет джентльменов, что пытаются затмить тебя. Под этими кронами человек может ехать в мире и покое. Джулиана никогда не тянуло к буколическому уединению – скорее он был согласен с Сэмюелем Джонсоном, что человек, уставший от Лондона, устал от жизни. Но для размышлений это пасторальное местечко подходило прекрасно.
Теперь он ясно видел, куда двигаться дальше. Его теория о том, кто подстроил несчастье с миссис Фолькленд, не изменилась; более того, он подумал, что теперь понимает, почему Адамс простил долг в тридцать тысяч фунтов. Но загадки всё равно оставались. Это могло оказаться пустяком, но как можно знать заранее? Почему Квентин Клэр так неохотно говорит о своей сестре? Почему он согласился писать письма для Александра? Была ли Фанни Гейтс жертвой с кирпичного завода? Что стало с миссис Десмонд?
Наконец, был ли Александр тем, кто ездил в двуколке? Его любовная связь с миссис Десмонд ещё не значила, что он замешан в её исчезновении или в Убийстве на кирпичном заводе. Джулиан как никогда уверился в том, что сердце всех тайн – характер Александра. Кто он – злодей или жертва? Или и то, и другое?
Джулиан зашёл во «Флягу» пообедать жареной птицей и пинтой эля, а потом отправился в дом сэра Малькольма. Он спросил хозяина и был препровождён в библиотеку. Сэр Малькольм сидел у камина с Квентином Клэром. Здесь же была Марта, снимавшая книги с полок.
Джулиан поприветствовал сэра Малькольма и Клэра, потом осведомился о миссис Фолькленд.
– Ей стало немного лучше, – сказал сэр Малькольм, – телом, но не духом.
Клэр встал.
– Я покидаю вас, сэр. Я думаю, что у вам и мистеру Кестрелю нужно о многом поговорить. Благодарю вас за обед.
– Не нужно уходить прямо сейчас, – сэр Малькольм со значением посмотрел на Марту, намекая, что пока она здесь, о расследовании не поговорить, и добавил вполголоса, обращаясь к Джулиану. – Марта ищет книги для Белинды. У меня не так много того, что может заинтересовать её – она любит читать про лошадей и садоводство – но Марта всё равно решила поискать.
Повисло неловкое молчание. Наконец, сэр Малькольм нарушил его.
– Мы с мистером Клэром беседовали о значении имён. Я назвал моего сына в честь правителя и завоевателя и порой суеверно виню себя за это, ведь Александр Великий умер молодым, в расцвете своего успеха.
– Я думаю, сэр, – мягко отозвался Клэр, – что лучше винить себя, чем никого вовсе. Это способ отыскать какой-то порядок и чувствовать себя менее беспомощным перед лицом жестокой смерти.
Джулиан посмотрел на него и интересом. Обычная застенчивость Клэра пропала, а его слова походили на те, что он писал – разумные, чуткие, проницательные. Но письма были лишь частью умелого обмана. Искренен ли Клэр сейчас?
– Вы правы, мой дорогой мальчик, – сказал сэр Малькольм, – это убийство внушило мне странные мысли, и не стоит их поощрять. Мы уже говорили о том, как родителя выбирают имена своим детям. К примеру, имя мистера Клэра означат «пятый» по-латыни, хотя он второй из двух детей.
– А как насчёт вашей сестры? – спросил Джулиан. – Её имя ей подходит?
– Не совсем, – медленно произнёс Клэр. – Верити означает «истина», но есть вещи, что она ценит куда больше.
– Какие, например? – спросил сэр Малькольм.
– Правоту. Это не то же, что истина. Обычно, – он помолчал и добавил. – У Верити свои взгляды на то, что правильно, а что нет, и они не всегда совпадают с чужими.
– Иногда я думаю, что хотел бы с ней познакомиться, – сказал сэр Малькольм.
– Вы очень добры, сэр. Я не уверен, что она бы вам понравилась.
– Не глупите, конечно понравилась бы. Я не против её необычных убеждений. Это лучше, чем не иметь никаких.
Клэр улыбнулся.
– Она моложе или старше вас? – спросил Джулиан.
– Старше – на несколько минут.
– Близнецы! – воскликнул сэр Малькольм. – Вы никогда не упоминали об этом.
– Я и не думал, что это стоит упомянуть, сэр.
– Но близнецы – это удивительно интересные люди. Я думаю, вы с ней очень близки.
– О, да, – тихо сказал Клэр. – Близнецы ближе друг другу, чем ко всему остальному миру. Мы с Верити сделаем друг для друга что угодно.
– Я верю, что вы не преувеличиваете, – сказал сэр Малькольм.
– Не преувеличиваю. Мы всегда понимали, что один из нас сделает то, о чем его попросил другой. Как бы это не было сложно, как бы не было опасно, один должен сделать то, чего попросит другой. Мы не злоупотребляли этой привилегией – вернее, едва ей пользовались. Но сам принцип абсолютен. Для него нет исключений.
– Вы говорите об этом в прошедшем времени, – заметил Джулиан. – Между вами и сестрой больше нет такого понимания?
– Есть, – Клэр не хотел смотреть ему в глаза, – но мы уже давно не виделись.
– Вы, должно быть, скучаете по ней, – сказал сэр Малькольм.
– Да, сэр. Очень сильно.
Марта с полными руками книг пошла к дверям. Клэр поглядел на неё с беспокойством – или просто обрадовался смене темы?
– Вы не можете нести столько книг одна.
Марта остановилась и посмотрела на него. Её лицо смягчилось, и она заговорила с теплотой, которой Джулиан прежде не слышал
– Вы очень добры, сэр. Я достаточно сильна.
– Я позвоню Даттону и попрошу унести их наверх, – сказал сэр Малькольм.
Джулиан и Клэр освободили камеристку от груды книг и положили их на стол. Клэр смущенно проговорил:
– Я надеюсь, вы передадите миссис Фолькленд мои… мои соболезнования.
– Передам, – тепло заверила Марта, – спасибо, сэр.
На звонок сэра Малькольма пришёл Даттон. Когда они с Мартой покинули библиотеку, Джулиан обратился к Клэру.
– Вы встречали Марту прежде?
– Нет, я… – Клэр замолчал на мгновение и немного покраснел. – Я… я не думаю. Я не могу вспомнить, чтобы мы встречались. Я видел её всего один раз, на вечеринке Александра. Она сказала мне, что миссис Фолькленд не вернётся вниз, потому что страдает головной болью.
– Она говорила с вами довольно свободно, – заметил Джулиан. – Обычно это бесстрастная и сдержанная женщина.
– Я не знаю, почему она со мной так говорила. Я её совсем не знаю, – Клэр посмотрел на Джулиана, потом на сэра Малькольма, беспомощно разводя руками.
Джулиан понял, что миг настал.
– Где именно в Сомерсете живут ваш дед и сестра?
– Почему вы спрашиваете? – Клэр вздрогнул.
– У миссис Фолькленд имение в Дорсете. Я думаю, если ваша семья жила на границе графств, то вы могли ездить к Фольклендам с визитами и наоборот. Потому Марта может вас помнить.
– Дедушка Джордж[66] живёт недалеко от границы с Дорсетом – в Монтакьюте. Но я никогда не бывал в имении Фольклендов. Я думаю, что Александр очень его любил. Он хотел улучшить его – переделать дом и угодья.
– Это правда, – подтвердил сэр Малькольм.
Джулиан кивнул. Связь через Дорсет была лишь догадкой. Но так он узнал то, что хотел – где живёт Верити Клэр. Он найдёт этому знанию хорошее применение.
Глава 21. Обещание даме
Когда Клэр ушёл, Джулиан передал сэру Малькольму то, что узнал от Адамса: как тот видел её в доме миссис Десмонд и отправлял миссис Фолькленд анонимное предупреждение. Сэр Малькольм был потрясён известием о том, что миссис Десмонд оказалась любовницей Александра.
– Но если это правда, – запнулся он, – Александр бы узнал её во время той встречи на Стрэнде.
– Да. Скорее всего он и устроил эту встречу.
– Но почему во имя всего святого ему позволять жене и любовнице поговорить с глазу на глаз? Послушайте, Кестрель, разве Адамс не может лгать?
– Это возможно. Если это так, и покровителем миссис Десмонд был не Александр, очень удобно было бы свалить всё на человека, что уже мёртв и не может себя защитить. Но в таком случае, зачем вообще делиться со мной этими сведениями? Он ничего не получил в ответ и всё потерял, раскрыв мне своё знакомство с миссис Десмонд. У него не было иных причин так поступать, кроме желания открыть правду.
– Но даже если Александр был покровителем миссис Десмонд, разве это значит, что он увозил её в двуколке? Разве что значит, что он связан с Убийством на кирпичном заводе?
– Необязательно, – мягко ответил Джулиан. – Одно мы знаем точно – в двуколке был не Адамс. Я могу поставить всю Ломбард-стрит против одного медячка, что он сегодня увидел её в первый раз.
Сэр Малькольм рассеянно расхаживал по комнате.
– Это… очень тяжело. Когда вы предупреждали меня, что расследование может пролить свет на неприятные вещи, я решил, что они будут касаться друзей или слуг Александра. Я не знал, что в самом Александре может найтись какая-то гниль. Он обманывал меня письмами, он обманывал Белинду с миссис Десмонд. Как мы можем знать, что ещё он творил? Я боюсь идти дальше. С каждым шагом у меня будто земля уходит из-под ног.
– Александр был тем, кем он был. Сейчас его уже не изменить. И вы за него не в ответе. У него была своя голова с на плечах и своя душа.
– Я был его отцом, мистер Кестрель. Его мать умерла, когда он был ребёнком. Кто ещё может отвечать за то, кем он стал, кроме меня?
– Я склонен считать, – медленно проговорил Джулиан, – что люди сами отвечают за себя. Я знаю, влияние отца может быть очень большим. Я сам – плод воспитания своего отца. Но я думаю, что, как сказал Шелли, «а человеком станет только тот, кто властелином над собою станет» [67]. У Александра было всё, чтобы стать лучше, чем он был – происхождение, деньги, образование, внешность, добрый и любящий отец. Если, несмотря на всё это, он решил стать плохим, винить можно лишь его.
Сэр Малькольм тяжело вздохнул.
– Что вы будете делать дальше?
– Миссис Фолькленд может меня принять? Я хочу спросить её про письмо Адамса.
– Вы же не будете расспрашивать её про миссис Десмонд?
– Нет, – тихо сказал Джулиан. – Не думаю, что это необходимо. А сейчас это ещё и немудро.
Расспрашивать миссис Фолькленд Джулиан отправился вместе с сэром Малькольмом. Он не мог попасть к ней в спальню один, не нарушив приличий. Кроме того, он надеялся, что присутствие свёкра придаст ей сил. Кестрель не хотел доводить её до слёз, как случилось вчера.
В комнате был Юджин, что читал сестре вслух одну из книг, что принесла Марта. Миссис Фолькленд лежала, откинувшись на подушки и слушала с закрытыми глазами. Сейчас поверх её сорочки была накинута чёрная шаль, скреплённая на груди брошью с прядью волос Александра. Джулиан подумал, что это очень похоже на неё – продолжать скорбеть даже лежа в кровати. Никто не смог бы обвинить её в том, что она ведёт себя не так, как подобает вдове.
Джулиан сказал Юджину, что хотел бы поговорить с его сестрой наедине. Тот нехотя ушёл, пообещав быть рядом.
«Он быстро привык защищать сестру, – подумал Джулиан. – Это несчастье сделало для него больше, чем все школы Англии».
После нескольких вопросов, Джулиан спросил, получала ли миссис Фолькленд анонимное письмо.
– Я помню его, – сказала женщина, – оно пришло за день или два после смерти Александра. Оно говорило, что Марта предаёт меня и намекало, что это она убила мужа. Я ни на секунду этому не поверила. Я знаю её. Она служила у меня годами, сперва няней, потом камеристкой. Я доверяю ей всецело. Я думаю, что кто бы не послал это письмо, он либо ошибается, либо действует во зло. Так что я сожгла его.
– Почем вы не сообщили об этом Боу-стрит? – спросил Джулиан.
– Потому что они могли бы принять это всерьёз. Я не верю, что Марта сделала что-то дурное, и не хочу, чтобы её начали несправедливо подозревать.
– Вы рассказали о письме ей?
– Нет. Я не считала это нужным.
– Мы узнали, кто послал его.
– Да, я думаю, что узнали, ведь вам нужно было откуда-то узнать о самом его существовании, – она помешкала. – Кто это был?
– Дэвид Адамс.
Миссис Фолькленд осталась совершенно спокойной. Только её рука дёрнулась, сжимая книгу, что оставил Юджин.
– Как неожиданно.
– Вы не подозревали, что записка могла быть от него?
– Нет.
– Восприняли ли бы вы её иначе, если бы знали, от кого она?
– Нет. Я бы не придала значения обвинениям, кто бы их не выдвинул, – после паузы она спросила. – Почему он рассказал вам про это?
– Он узнал о случившемся с вами несчастье и беспокоился. Он опасается, что к этому приложила руку Марта.
– Я не знала, что он так интересуется моими делами.
– Не знали?
Она застыла, не отрывая взгляда от Джулиана
– Вы не знали, что он влюблён в вас?
Сэр Малькольм широко раскрыл глаза. Миссис Фолькленд так сжала книгу, что её ногти впились в обложку.
– Это он так сказал?
– Не словами.
Она сделала глубокий вдох.
– Я прошу вас передать мистеру Адамсу, что очень благодарна за его беспокойство, но предпочту, чтобы он больше не пытался со мной связаться и не интересовался моими делами. Мы были знакомы лишь потому что он – друг Александра. Александр мёртв, и это знакомство окончилось.
– Это жестокие слова для влюбленного.
– Я не просила его любви! Я не просила любить меня! Разве я кукла, которую может взять, кто угодно, кто скажет, что любит меня? Разве у меня нет права на собственные чувства?
– Моя дорогая! – сэр Малькольм подошёл к ней, нежно взял её за руку, только что сжимающую книгу, и сжал в своих. – Тебе нельзя так волноваться. Никто не навязывает тебе общество мистера Адамса. Мистер Кестрель, я думаю, что этот разговор зашёл слишком далеко.
– Я прошу прощения, миссис Фолькленд. Я не хотел доводить до этого.
– Скажите мне только одно, – прошептала она, – почему мистер Адамс заподозрил Марту?
Джулиану понадобилось несколько секунд, чтобы составить ответ.
– Он говорит, что видел её в доме женщины дурного нрава.
– Это глупо, – она немного пришла в себя, словно почувствовал под ногами твёрдую землю. – Марта никогда не бы не стала иметь ничего общего с женщиной, чей нрав вызывает сомнения. Она очень набожна и имеет твёрдые моральные принципы.
– Да, – задумчиво сказал Джулиан, – я тоже так подумал, – он добавил. – Много ли вы знаете о ней? Какую жизнь она вела до того, как поступила к вам?
– Она пришла к моей матери с безупречными рекомендациями. Я знаю, что она была няней в другом доме. Но она никогда не рассказывала о своём прошлом. Я всегда считала, что у неё нет семьи.
– Вы знали о том, что она знакома с мистером Клэром?
– Мистером Клэром? – удивленно переспросила миссис Фолькленд. – Нет.
– Я видел их недавно, и она говорила с ним удивительно вежливо – почти с привязанностью.
– Я не могу представить, почему. Она никогда не упоминала о нём.
Джулиан поднялся. Он собирался уйти, но у него был ещё один вопрос.
– Почему портрет вашего мужа вас так беспокоит?
Женщина откинулась на подушки, в её глазах были усталость и отчуждение.
– Он выглядит таким счастливым, – наконец, сказала она, – я не могу этого вынести.
– Я не знаю никакой миссис Десмонд, сэр, – сказала Марта. – Я никогда не бывала в её доме.
– Вы не можете вспомнить, как бывали на Сигнетс-Корт в доме из серого кирпича в начале апреля?
– Я даже не знаю, где Сигнетс-Корт, сэр.
– Небольшой дворик недалеко от Стрэнда из полудесятка кирпичных полуразвалившихся домов. Целых там всего два.
– Я не знаю этого места, сэр.
– Свидетель утверждает, что видел вам там, в доме миссис Десмонд.
– Ваш свидетель лжёт или ошибается, сэр. Я никогда там не была.
– Вы уверены?
– Клянусь вам честью как христианка, сэр.
Джулиан был озадачен. Не мог же Адамс в самом деле врать? Какие у него могли быть причины клеветать на Марту? И она поклялась, а столь набожная женщина не бросалась такими словами попусту. Вслух он сказал:
– Я хотел бы поговорить с вами на неприятную тему – она может огорчить человека, столь преданного миссис Фолькленд, как вы. Вы знаете, кем была миссис Десмонд?
– Нет, сэр.
– Мы считаем, что она пользовалась покровительством Александра Фолькленда незадолго до того, как он погиб.
Её лицо ожесточилось.
– Мне жаль слышать это, сэр.
– Но вы не удивлены?
– Буду честна, сэр, я боялась чего-то такого.
– Почему?
Она заколебалась.
– Потому что знала, что молодые люди в городе часто держат блудниц. А мистер Фолькленд часто уезжал вечерами и обращал на хозяйку меньше внимания, чем раньше.
– Вы поэтому обыскивали его вещи и расспрашивали Валери?
– Я не доверяла ему, сэр. Это лучшее, что я могу сказать.
– Мне интересно, Марта, не зашла ли ваша преданность миссис Фолькленд так далеко, что вы выследили chère amie её мужа – не с каким-то неблаговидными целями – а для того, чтобы убедить её порвать связь с Александром?
– Я бы сделала это, сэр, если бы знала, кто она. Но я не знаю. Я вам уже говорила об этом, сэр.
– Это верно, – мрачно признал Джулиан.
– А кто говорит, что видел меня в её доме, сэр?
– Мистер Адамс.
– Этот человек! – с отвращением воскликнула камеристка. – Его слово и ломаного гроша не стоит – он даже не может поклясться своей честью как христианин. Кое-кому стоит спросить, что он вообще делал в её доме, а не верить его клевете.
– Вы можете предположить, зачем ему возводить на вас клевету?
– Нет, сэр, – признала она.
Джулиану пришлось отпустить её, хотя этот разговор его совершенно не удовлетворил. Уже не в первый раз за это расследование он чувствовал, что задавал, казалось бы, правильные вопросы, которые оказывались неверными. Но что тогда спросить? Что он упускает?
Он покинул дом сэра Малькольм в смятении и поехал через Хит. Солнечные лучи рисовали пятна света на траве. Дети играли с корабликами и пускали камни по поверхности воды. Когда ребёнок заходил слишком далеко в воду, за ним спешила няня, ведь тут были такие небольшие, окружённые ивами пруды, в которые дитя могло кануть, и его бы не нашли часами, даже днями. Джулиан проехал мимо одного такого пруда и видел, как он обманчив – бледно-голубая поверхность воды, мерцающая сквозь полог листьев.
Они выехал из Хита через юг и поехал прямо по лондонской дороге. По пути встречались отдельные коттеджи и следы промышленности – скобяная лавка, винокурня… кирпичный завод. Джулиан вспомнил, где находится и спросил у прохожего, как попасть туда, где была убита женщина.
Прохожий ответил так, будто уже давно привык к таким вопросам. Должно быть он указывал путь уже множеству жаждущих поглазеть зевак. Джулиан нашёл нужное место легко, но смотреть там было почти не на что. Печи для обжига давно пропали. Лишь редкая трава, обломки кирпича и красноватая глина свидетельствовали, что когда-то здесь был кирпичный завод. Это место превратилось в руины, но здесь даже их было мало. Наверняка, всё мало-мальски ценное и полезное уже растащили цыгане или бродяги – сэр Малькольм говорил, что у них есть лагерь неподалёку. Но не было никаких признаков, что недавно здесь кто-то бывал – даже самые жалкие нищие испытывали суеверный ужас перед этим местом.
Почему тогда убийца привёз жертву сюда? На пути в Хэмпстед или из Хэмпстеда? Почему? Он хотел тут кого-то встретить? У кого в Хэмпстеде есть связь с миссис Десмонд, её служанкой или Александром? Джулиан не мог думать ни о ком, кроме сэра Малькольма. Но сэр Малькольм явно не мог быть связан с Убийством на кирпичном заводе. Или мог?
В Лондон Кестрель вернулся ранним вечером, как раз к Большой прогулке – именно в этот час весь beau monde и его прихлебатели выезжают прокатиться в Гайд-парк. Роттен-роу кишела экипажами и всадниками. Благородные, но небогатые дамы отчаянно пытались выглядеть подобающе; богатые, но не благородные стремились завязать знакомства с важными людьми. Иные правили пони в ярких упряжах; щеголи скакали на норовистых конях. Денди наблюдали за происходящим через монокли, глазея на дам и обмениваясь колкостями о джентльменах. Все боролись за чужое обожание, а под маской светской жизни заключались политические союзы, назначались встречи и дуэли.
Потом появились те, кого Джулиан про себя называл «беспризорницами с Роттен-роу» – жёны молодых сквайров, только что приехавшие из загородных имений, день за днём отважно разъезжающие в открытых экипажах в надежде, что иная важная леди почтит их одиночество улыбкой или кивком. Как правило, их ждало разочарование; corps élite [68] не принимал в свои ряды каждого, кто постучит в двери. Однажды Джулиан взял под крыло одну такую даму, зная, что пары знаков внимания от него достаточно, чтобы её приняли в общество. Он хотел бы делать это чаше, но не был уверен, что тем самым оказывает женщинам услугу. Очень многие с такой радостью встречали свой первый сезон в Лондоне, что покидали его, преследуемые портнихами, обобранные игроками и погубленные распутниками.
Джулиан не появлялся на Роттен-роу уже несколько дней, и его возвращение вызвало небольшую суматоху. Он ни с кем не обсуждал несчастье с миссис Фолькленд, но все говорили об этом у него за спиной. Он испытал удовольствие от того, что узнал больше, чем рассказал, при этом, что в его рассказах не было ничего важного.
Примерно в шесть пополудни толпа начала редеть – люди спешили по домам переодеваться к ужину. Джулиан собирался сделать так же, как услышал знакомый голос:
– Мой дорогой друг! Не задержитесь ли на минуту?
Это был Феликс Пойнтер, блиставший в небесно-голубом фраке, жёлтом жилете и лиловых перчатках. Он правил элегантным кабриолетом вишнёво-красного цвета, запряжённого гнедой лошадью. Сзади ехал его «тигр» – низкорослый грум в ливрее из аметистового атласа, шёлковых чулках, напудренном парике и треуголке с серебряным галуном.
Джулиан подъехал к ним.
– Так вот ваш новый экипаж, – он весело окинул взглядом кабриолет и «тигра». – По крайней мере, вас будет видно даже в тумане.
– В этом и преимущество, – рассеянно согласился Феликс. – Я хотел сказать, что уже час пытаюсь к вам подобраться. Как миссис Фолькленд?
– Немного лучше.
– Я рад слышать это, – Феликс прикусил губу и быстро спросил. – Пройдёмся немного? Альфред присмотрит за конём.
– Конечно, если вы хочите, – Джулиан присмотрелся к другу попристальнее, но пока ничего не спросил. Спешившись, он передал поводья «тигру», что снисходительно взял на попечение обоих лошадей. Феликс поежился, когда они отошли.
– Этот парень был просто мальчишкой с конюшни ещё две недели назад, – поделился он, – но с тех пор, как я дал ему ливрею, он так задирает нос, что едва говорит со мной.
Они направились через парк к Кенсингтонским садам. Здесь не было знакомых, что могли бы помешать разговору – только няньки, дети, собаки и пара престарелых армейских офицеров на прогулке. Джулиан и Феликс явно были всем любопытны – нет сомнений, что каждый гадал, что эти два щеголя делают в столь немодной части парка. Впрочем, это место для равно подходило для того, чтобы поговорить tête-à-tête. На таком большом и открытом пространстве никто не сможет подкрасться и подслушать.
Феликс запустил руку в свои курчавые волосы, отчего они ещё больше встали дыбом.
– То, что случилось с миссис Фолькленд, ужасно. Это просто зверство. Вы знаете, кто это сделал?
– У меня много мыслей. Жаль, что не могу того же сказать о доказательствах.
– Понимаю. Но надеюсь, вы найдёте его. Я хочу сказать, подстроить такую трусливую ловушку женщине…
– Это чудовищно, я согласен. Но у этого есть и одно хорошее последствие. Когда у нас было только убийство Фолькленда, свидетели с чистой совестью могли что-то скрывать – в конце концов, никакая искренность не сможет вернуть его к жизни. Но когда жертвой жестокого преступления стала миссис Фолькленд, все, кто раньше хранил свои тайны, открывают их.
– О, – проговорил несчастный Феликс, – это правда?
Джулиан остановился.
– Мой дорогой друг, уж не вы ли в их числе?
– Это мелочь – быть может, совсем неважная! Я хотел рассказать уже давно, но я дал обещание даме.
– Какой даме?
– Миссис Фолькленд, – поколебавшись, признался Феликс. – И я все ещё не уверен, что поступаю правильно, нарушая слово. Она доверяет мне, полагалась на мою честь. Но когда я услышал о том, что ей подстроили такую ловушку и лишили ребёнка, я подумал, что она всё ещё может быть в опасности. Что если в следующий раз будет хуже? Как я могу ставить мою честь против её жизни?
– Вы совершенно правы. Расскажите мне всё, что знаете.
Феликс покорно кивнул.
– Это было на той вечеринке – когда Фолькленда убили. Вы помните, что я рассказывал Боу-стрит – как поговорил с миссис Фолькленд, как она пожаловалась на головную боль и ушла? Это правда. Она весь вечер выглядела нездоровой. На свету было заметно, что она очень бледная и уставшая – и дрожащая как затухающее пламя. Хотелось обхватить её руками, чтобы она не потухла.
Но она всё равно храбро держалась, говорила со мной о том и о сём и смотрела вполглаза за дверьми, чтобы поприветствовать припозднившихся гостей. Но внезапно она раскрыла глаза, побелела как мел и пошатнулась. Я подхватил её.
Нет, она не упала в обморок. Она опёрлась о меня, и я понял, что она не хочет, чтобы кто-то знал о том, что сейчас произошло. Никто ничего не заметил – всё произошло быстро, а вокруг была целая толпа. Я оглядывался как безумец, пытаясь понять, не стоит ли позвать на помощь, и тогда я увидел его – Дэвида Адамса. Он только что приехал и стоял в дверях, глядя вокруг как ястреб. Я понял, что это увидев его, миссис Фолькленд чуть не лишилась чувств.
Тут она перестала на меня опираться и начала быстро обмахиваться веером. Ничто не выдавало её испуга – только очень бледное лицо и бисеринки пота на лбу. Адамс теперь смотрел прямо на неё, и я подумал, что он может подойти, и мне нужно будет его остановить – а я прекрасно мог бы обойтись без этого, ведь боюсь его до судорог. Но он так и не подошёл, а миссис Фолькленд больше не смотрела в его сторону.
Она обратилась ко мне, и её голос был так спокоен, что если вы бы не слышали её слов, то не заподозрили, что произошло нечто из ряда вон. Она была всё такая же белая и медленно махала веером, будто в такт музыке. Она поблагодарила меня за заботу и спросила, может ли она рассчитывать, что я никому не расскажу про то, что у неё было такое головокружение. Я сказал, что готов для неё на всё, что угодно, и беспокоюсь, что она может плохо себя чувствовать. Миссис Фолькленд ответила, что сейчас с ней всё в порядке, но она хочет уйти с праздника. Она добавила: «У меня болит голова. Если кто-то спросит вас, вы скажете, что у меня болит голова – и ничего больше?»
Я сказал, что сделаю то, о чём она просит. Но меня это не очень радовало, и, думаю, она понимала это, потому что сказала, будто надеется, что я имею в виду именно то, что сказал – особенно, если я догадываюсь, почему она едва не упала в обморок. Я разволновался и сказал, что не строю никаких догадок, потому что никогда не угадываю и так далее. И тогда она сказала… Впрочем, неважно, это просто пустяк…
– Позвольте мне судить об этом, – сказал Джулиан.
– О, это просто вздор, – Феликс взмахнул рукой, будто отметая что-то в сторону. – Она сказала, что по её мнению, я многое заметил, но в отличие от других её знакомых, я не стану повторять этого. Это правда, у меня в голове ничто не задерживается настолько, чтобы я мог об этом сплетничать.
