Текст книги "Кто люб богам (ЛП)"
Автор книги: Кейт Росс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Я сказала Александру, что пойду к миссис Браун. Он хотел оставить экипаж, чтобы он подождал меня на Стрэнде – на нём было не протиснуться через улочку, куда меня звала девушка. Но у мужа была назначена ещё одна встреча, а я не знала, насколько задержусь. Я предложила ему забрать экипаж, решив, что вернусь в наёмном.
– И он согласился?
– Не сразу. Но я убедила его.
– Простите меня, миссис Фолькленд, но мне сложно поверить, что Александр согласился отпустить вас в такой сомнительный район с незнакомой служанкой.
– Он не мог пойти со мной. Я же говорила, у него была назначена встреча. Я не помню с кем.
– Почему он не послал с вами Люка?
– Всё это произошло очень быстро. У нас не было времени подумать о таких вещах. Я же не привыкла видеть везде опасность. Я думала только о старой арендаторше моего отца и том, что должна позаботиться о ней.
– Очень хорошо. Прошу вас, продолжайте.
– Служанка провела меня через улочку, и мы вышли на тесный двор. Там было полдюжины ветхих домов из серого кирпича. Там выяснилось, что никакой миссис Браун здесь нет. Служанка потеряла место некоторое время назад и привела меня туда просто, чтобы попросить денег. Я была очень зла на неё за ложь, и ушла прочь. Наёмный экипаж привёз меня домой.
– Люк сказал, что вы вернулись домой лишь через три часа.
У неё перехватило дыхание.
– Что ещё он сказал вам?
– Где вы были всё это время? – настаивал Джулиан.
– Гуляла. Заходила в магазины.
– В одиночку?
– В одиночку, – она тяжело задышала, как будто невидимый узел на горле сжимал его.
Кестрель помолчал. Он знал, что не должен давать её передышки, но запугивание женщин никогда не было его forte [40].
– Та служанка – как её звали?
– Я не знаю. Я же сказала вам – это она узнала меня, а не наоборот.
– Как она выглядела?
– Худенькая и белокурая, довольно симпатичная, будто кукла, – она смотрела на Кестреля невидящим взором. – Как будто голова из папье-маше, которые стоят на витринах со шляпами – длинные тёмные ресницы и большие, пустые голубые глаза.
– Пустые – то есть лишённые ума?
– Лишённые души, – тихо сказала она.
– Кажется, она произвела на вас большое впечатление.
Миссис Фолькленд резко подняла голову.
– Она и пыталась впечатлить меня. Я пытаюсь быть щедрой с бедными и теми, кто зависит от меня, но не буду заботиться об обманщиках и тех, кто давит на жалость. Да, она произвела впечатление, но неприятное.
– Я понимаю. Если мистер и миссис Браун арендовали землю у вашего отца, стало быть их имена можно найти в приходных книгах имения, верно?
– Я… я не знаю. Строго говоря, они не были арендаторами. Возможно, у них было своё владение.
– Если я поеду в это имение и просмотрю книги… Если я расспрошу соседей, других арендаторов, священника – я найду какие-нибудь следы Браунов?
Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
– Скорее всего нет, мистер Кестрель.
Он спросил, мягко, но настойчиво:
– Кто была эта белокурая девушка с пустыми глазами, которую вы так ярко запомнили, миссис Фолькленд? Куда вы с ней ходили?
– Я дала вам объяснение. Если оно вас не удовлетворяет, вы может делать то, что сочтёте нужным, – она поднялась. – Желаете ли вы спросить что-то ещё?
– Не сейчас. Я хотел бы задать несколько вопросов вашей камеристке, если вы будете добры прислать её ко мне.
– Очень хорошо. Доброго дня, мистер Кестрель.
Он взялся за ручку двери, чтобы позволить миссис Фолькленд выйти, но задержался.
– Вы же понимаете, что рассказывать мне правду – лучший образ действий. Рано или поздно тайное станет явным, и вы не сможете предсказать это или управлять этим.
Она бросила на него долгий взгляд своих ледяных голубых глаз.
– Вы бывали в аду, мистер Кестрель?
Он удивленно раскрыл глаза.
– Пока нет.
– Тогда не вам давать мне советы. Вы не понимаете даже, где я сейчас.
Глава 8. Аргус
Марта Гилмор стояла очень прямо, сцепив руки в замок и разведя локти.
– Пожалуйста, садитесь, – предложил Джулиан.
– Нет, спасибо, сэр, я лучше буду стоять.
– Как пожелаете. Вы уже несколько лет служите семье миссис Фолькленд?
– Да, сэр. Меня взяли для неё нянькой, когда мистер Толмедж – отец мастера Юджина – умер. Хозяйке тогда было семь, а мастеру Юджину – три.
– Тогда всё семейство жило в имении мистера Фолькленда в Дорсете?
– Да, сэр.
– По вашему акценту я предполагаю, что вы сама из Дорсета или его окрестностей.
– Да, сэр. Я родилась в Шербурне.
– Уверен, вы не помните мистера или миссис Браун – бывших арендаторов в имении мистера Фолькленда?
– Не могу вспомнить таких, сэр.
Джулиан кивнул. Он не верил, что этих людей хоть кто-то знал хотя бы понаслышке.
– Вы знаете миссис Фолькленд дольше, чем любой из тех, с кем я говорил, за исключением Юджина. Кажется, сейчас она страдает. Вы можете предположить от чего?
– Она была очень предана мистеру Фолькленду, сэр. Думаю, в том и дело.
– Этим можно объяснить скорбь. Но я думаю, он страдает и от чего-то другого – что-то грызет её изнутри, будто ревность или вина.
– Я не знаю об этом ничего, сэр.
Он улыбнулся и чистосердечно спросил:
– Скажите, вы ведь передадите весь этот разговор хозяйке?
– Необязательно, сэр. Если я сочту, что она должна знать о нём, то да. Если он принесёт ей больше боли, чем пользы – нет. Но что бы я не сделала, это будет для её блага – а не вашего, не сэра Малькольма, не Боу-стрит. Вот поэтому я и говорю вам прямо, сэр.
– Очень прямо, да. А готовы ли вы лгать ради неё?
– Если бы собиралась, сэр, – невозмутимо отозвалась она, – я бы не призналась в этом вам.
Джулиан был впечатлён и немного озадачен. Он не понимал, как подступиться к этой женщине. Она были слишком стойка, чтобы очаровывать её, слишком тверда, чтобы убеждать. И слишком храбра, чтобы запугать – эта женщина ничего не боялась, служанка она или нет. И не побоялась бы поднять на своего хозяина кочергу. Она достаточно сильна для этого, судя по широким плечам и жилистым рукам. Он спросил:
– Это вы принесли новость об убийстве миссис Фолькленд?
– Да, сэр.
– Это было около часа ночи?
– Чуть позже, сэр.
– Хозяйка спала, когда вы вошли в её комнату?
– Думаю, да, сэр. Я постучала громко, чтобы она могла услышать меня.
– Почему вы просто не вошли?
– Дверь была заперта, сэр.
– Это необычно?
Она помолчала.
– Да, обычно миссис Фолькленд не запирала свою дверь, сэр.
– Почему же она заперла её в тот раз?
– Я не знаю, сэр.
– Она услышала ваш стук, поднялась с кровати и впустила вас?
– Да, сэр.
– Кажется, она всё ещё была в своем вечернем платье?
– Да, сэр.
– Если она не собиралась возвращаться на вечеринку и собиралась лечь в постель, почему она была всё ещё одета?
– Я не знаю, сэр. Она могла бы позвонить мне, если хотела бы раздеться. Я не могу сказать, почему она так не сделала.
– Когда вы видели её в последний раз до этого?
– Чуть позже половины двенадцатого, сэр. Я заглянула, чтобы узнать, как она себя чувствует и предложила сделать травяной настой от головной боли. Она отказалась и сказала, что просто хочет лечь и поспать.
– Она просила вас передать мистеру Фолькленду, что уже не вернётся на праздник?
– Нет, сэр.
– Тогда вы решили сами поймать его на вечеринке и передать ему это?
– Да, сэр, – она прямо встретила его пристальный взгляд. – Я думала, что неправильно ему развлекаться со своими друзьями, пока она хворает. Я думала, что он поднимется к ней.
– Но она сказала мистеру Пойнтеру, что не стоит прекращать вечеринку из-за неё.
– Может быть, сэр. Не сомневаюсь, она не хотела портить хозяину удовольствие. Она всегда в первую голову думала о нём. Но для меня она была всем. И я подумала, что и он должен пойти к ней.
– Итак, вы послали Люка в гостиную, чтобы он передал это. А когда мистер Фолькленд пришёл, вы сказали, что его супруга всё ещё страдает головной боли и не вернётся. Вы сказали что-нибудь ещё?
– Не помню такого, сэр.
– Мистер Клэр сказал, что мистер Фолькленд был ошеломлён, когда говорил с вами.
– Возможно, так и было, сэр. Я не помню.
– В вашем разговоре было что-то, что могло потрясти его?
– Нет, сэр. Если только он не волновался за госпожу.
– Он вернулся на вечеринку и сказал гостям, что должен подняться наверх и проведать жену. Но вместо этого он спустился в кабинет. Вы можете предположить, почему?
– Нет, сэр.
«Это не женщина, а кирпичная стена», – подумал Джулиан. Он мог бы донимать её часами и не добиться ничего.
– Куда вы пошли после этого разговора?
– В свою комнату, на чердаке, сэр.
– По лестнице для прислуги?
– Да, сэр.
– Это было в без четверти полночь. Что вы делали потом?
– Шила, сэр.
– Долго вы оставались в своей комнате?
– Около часа, сэр. Потом пришёл Люк и сказал, что хозяин убит, и мистер Николс хочет, чтобы я сообщила это миссис Фолькленд.
– Кто-нибудь видел вас в вашей комнате в первые полчаса, что вы там провели?
– Нет, сэр.
«Это странно, – подумал Джулиан. – Никто из слуг без алиби – Люк, Валери, Марта – ни капли не беспокоится об этом».
– Какие отношения были у вас с месье Валери?
– Не очень хорошие, сэр. Он по-французски задирает нос, и он папист. Но я скажу – он был очень предан господину.
– Должно быть, именно поэтому он так возмутился тем, что вы шпионите за ним.
– Шпионю, сэр?
Она впервые попыталась уйти от ответа. Многообещающе.
– Спрашивали, когда он приезжал и куда ездил. Рылись в его гардеробной.
– Я правда один раз вошла в его гардеробную. И я иногда спрашивала мистера Валери, куда ездит его хозяин. Вряд ли это шпионство, сэр.
– Но вы не просто входили в гардеробную – вы что-то искали. Валери сказал, что вещи были передвинуты.
– Это правда, я осматривалась, – теперь она осторожно пробиралась вперёд, взвешивая каждое слово. – Я думала, что хозяин очень мало времени проводит с хозяйкой. Я решила, узнать, с кем это он ещё бывает.
– Кто это мог быть? Деловой партнер? A chère amie?
– Я так и не узнала, сэр. Вот почему я следила за ним и задавала вопросы.
– Это миссис Фолькленд просила вас об этом?
– Нет, сэр. Она ничего об этом не знала.
– Она и мистер Фолькленд ссорились?
– Я не могу сказать, сэр.
– Не можете? Если бы я был женат, Марта, я бы не сомневался, что мой камердинер знал был всё о моих отношениях с женой в любой миг – не потому что он такой любопытный, а потому что мы живём друг у друга в карманах[41], и он не слепой. Я уверен, что вы всё знаете.
– Я никогда не видела, чтобы они ссорились, сэр. Я просто думаю, что хозяин слишком часто думал не о хозяйке. И я думаю, что это неправильно.
– Кажется, всегда готовы защищать миссис Фолькленд, неважно просила ли она этого или ожидала ли.
Марта бесстрастно посмотрела на него в ответ.
– Когда я знаю, что сделать что-то будет правильно, я это делаю. Как и подобает христианке.
Джулиан не собирался рассказывать сэру Малькольму больше, чем стоило в интересах расследования. Он видел ссору, сопровождавшую решение о возвращении Юджина в школу, и это могло лишь смутить сэра Малькольма, а его спонтанное выступление в роли наставника для юноши смущало его самого. Однако он передал барристеру шаткое объяснение миссис Фолькленд своего визита на Стрэнд. Тот не мог вообразить, что заставило её пойти куда-то с незнакомой девушкой. Джулиан придумал несколько объяснений, но ни одно их них не делало чести миссис Фолькленд, и он решил держать их при себе.
Более откровенно Кестрель рассказал о допросе Марты.
– Вы можете предположить, почему он решила следить за Александром и обыскать его комнату?
– У меня нет ни единой мысли, – ответил сэр Малькольм.
– Интересно, нашла ли она что-нибудь… – протянул Джулиан.
– Вы же сказали, что Валери не обнаружил никакой пропажи и гардеробной.
– Возможно, пропало что-то, о чём он сам не знает. Но куда вероятнее, что деятельность Марты не ограничилась гардеробной. Если она копалась там, она могла обыскивать и другие комнаты – его спальню и кабинет.
– Вы думаете, той ночью он поймал её за обыском своего кабинета? – с энтузиазмом предположил сэр Малькольм. – А она ударилась в панику и схватилась за кочергу?
– Это возможно. Но она не показалась мне женщиной, что легко ударяется в панику. И если они правда встретились там и повздорили, она не смогла бы подкрасться к нему со спины. Наконец, мы ещё не выяснили, зачем Александр вообще пошёл в кабинет.
– Это верно, – вздохнул сэр Малькольм. – Что же, я знаю, что Александр считал Марту очень внимательной. Он называл её Аргусом – как стоглазого слугу Геры. Он всегда был настороже, потому что половина его глаз постоянно бодрствовала.
– Вы думаете, Александр знал, что Марта следит за ним и беспокоился об этом?
– Я не знаю. Я мало виделся с ним в последние несколько недель его жизни, хотя мы переписывались как обычно.
– И к сожалению, его письма ничего не говорят нам о его жизни или беспокойстве, – Джулиан прошёлся по комнате. – Сэр Малькольм, что вы знаете об Убийстве на кирпичном заводе?
– Убийстве на кирпичном заводе? Почему вы спрашиваете?
– Юджин упомянул его. Это пробудило моё любопытство – возможно, потому что оно произошло недавно и недалеко отсюда.
– Это было ужасное преступление, особенно для такой маленькой общины, как эта. Конечно, отсюда всего четыре мили до Лондона, и неудивительно, что столичные воры и негодяи порой наводняют наши задние дворы. И тот кирпичный завод всегда был неблагополучным местом. Он не работал, и потому там бывало много беглых подмастерьев, цыган и прочих бродяг. Но столь жестоких преступлений там прежде не случалось.
– Когда именно это произошло?
– За неделю до смерти Александра – ночью пятнадцатого апреля. Я это помню, потому что той ночью лило как из ведра – когда мы проснулись, цистерна была переполнена, а у деревьев – обломаны ветки. А после этого разнеслась весть о том, что на кирпичном заводе убита женщина. Никто не знал, кто она – её лицо было так изуродовано ударами кирпича, что жертву не узнала бы даже её мать. Никакие женщины в округе не пропадали, никто не приходил, чтобы опознать её, так что несчастную похоронил приход. Мы всё ещё не знаем, кто это была, кроме того, что ей больше сорока, и она была одета в простую шерстяную одежду.
– А что насчёт убийцы? О нём что-нибудь известно?
– Немного, насколько я знаю. Дождь смыл все следы, что он мог оставить – отпечатки ног или колёс и тому подобное. В округе не появлялось никаких подозрительных незнакомцев – по крайней мере, таких, что не смогли бы объяснить, где были в ночь убийства. Все считают, что это какой-то безумец, но расспросы в местных больницах и частных сумасшедших домах ничего не дали – оттуда никто не сбегал. Впрочем, легко понять, почему люди решили, что это сумасшедший. Жестокость преступления была просто безумна. Даже если убийца ограбил или изнасиловал её – тело было всё в грязи и воде, так что хирург не смог этого определить – зачем было убивать её так… так тщательно? – его голос упал, в нём появилась горькая печаль. – Мы знаем, что Александр погиб от одного удара. Зачем прилагать лишние силы, уродуя лицо?
– Некоторые люди наслаждаются жестокостью самой по себе. Хотя такой человек скорее бил бы, куда придётся. А этот сосредоточится на лице. Скорее всего он добивался определённой цели – сделать жертву неузнаваемой. И у него получилось.
– Но для чего?
– Не малейшего представления. Я думаю, нам стоит вернуться к тому убийству, что ближе там. Завтра я поеду к Квентину Клэру. Что вы можете сказать мне о нём? Вы оба принадлежите к Линкольнз-Инн.
– Да, но я не очень хорошо его знаю. Барристеры редко общаются со студентами. На самом деле они мне по душе, и я не думаю, что мы достаточно наставляем их. Совместные обеды несколько недель подряд четырежды в год – это сложно назвать юридическим образованием. Это всё равно, что бросить человека в море и сказать, что научил его плавать. Клэр казался мне порядочным человеком – он никогда не получал выговоров за пьянство в своей комнате, не бегал по ночам, воруя дверные молотки, и не занимался другой студенческой чепухой. С другой стороны, я о нём ничего не знаю. Он очень скромен – как будто ему нечего сказать о себе. Я надеюсь, ради его же блага, что он не собирается заняться практикой – барристер не может быть скромным.
– Что думал о нём Александр?
– Я не знаю. Я встречался с Клэром всего несколько раз, но он всегда держался на вторых ролях и позволял Александру говорить за обоих. Я думаю, мой сын просто сочувствовал ему. Он был щедр к тем, к кому общество неблагосклонно – как к Юджину или Адамсу. Мне больно думать, что кто-то мог отплатить за доброту убийством.
– Это мы ещё узнаем, – уклончиво ответил Джулиан. Похвалы сэра Малькольма своему сыну раздражали Джулиана. Но почему? Он уже не верил, но Александр был тем, кем казался, но разве это обесценивало его помощь Клэру и Адамсу? И к тому же…
– Я думаю, вам нужно расспросить множество людей, – сказал сэр Малькольм, – гостей Александра и всех, кто хорошо его знал.
– Конечно, я узнаю у них то, что мне нужно. Но я не буду расспрашивать их. Это худший образ действий, что можно придумать.
– Тогда как вы соберёте сведения?
– Определённо не расспросами. Единственный путь достичь чего-то в beau monde – это делать ровно противоположное.
– Я не понимаю.
– Позвольте привести пример. Когда я приехал в Лондон с континента три года назад, я не знал здесь почти никого, и почти никто не знал меня. Я ездил в Гайд-парк каждый день в самое модное время, красовался там, но не пытался ни с кем говорить и не привлекал ничьего внимания. Со временем несколько человек, с которыми я познакомился в Италии, решили похвастаться в свете, что они – единственные, кто со мной знаком. И вскоре знать меня стало de rigueur [42]. Меня приглашают везде, но я не хожу почти никуда. Иногда я получаю три приглашения на один вечер, отклоняю все и остаюсь дома, где читаю или играю на пианино, предоставляя всем остальным гадать, где я. Трюк в том, что свет настолько скучает и так пресыщен обожателями, что сам начинает лебезить с тем, кто напоказ им пренебрегает. Это секрет Браммела, но мало кто сумел выучить этот урок и ещё меньше – применить на деле.
Итак, сэр Малькольм, мой план состоит в том, чтобы появляться на людях и позволять знакомым Александра самим подходить ко мне. Они знают, что я расследую его убийство – мой камердинер распустил такие слухи прошлым вечером, так что теперь они превратились в настоящий пожар. Сегодня я пойду в театр, а потом – на светский раут из тех, где хозяйка даёт приём для трёх-четырёх сотен близких друзей, которые толкутся на жаркой, забитой людьми лестнице и гадают, почему этот вечер не приносит им удовольствия. Друзья Александра решат, что я хочу расспросить их, а я даже близко не буду касаться этой темы. Они почувствуют, что ими пренебрегают и непременно попытаются доказать, как ценны их мнения и наблюдения. Так, никому не задавая вопросов, я буду завален ответами выше головы. И хотя большая их часть будет бесполезной, среди плевел может найтись одна-два добрых зерна.
– Я не хочу сказать, что сомневаюсь в вас, мистер Кестрель, но вы уверены, что это сработает?
– Я знаю таких людей, сэр Малькольм. Это часть моей жизни.
Сэр Малькольм пригляделся к нему пристальнее. Джулиан предчувствовал нарождающийся вопрос: почему? Отчего вы живете одной жизнью с людьми, которых вынуждены приручать как собак, развлекать как малых детей, передвигать по доске, как шахматные фигуры? Человек ваших способностей…
Поэтому он быстро сказал:
– Где я смогу найти вас следующие несколько дней, если мне понадобиться поговорить с вами?
– Я бы предпочёл держаться поближе к дому. Моё место здесь, рядом с Белиндой. Но сейчас пасхальная сессия, суды бурлят, и в Линкольнз-Инн много дел. Так что я буду бывать там каждый день – на Олд-Сквер, номер 21. Если вы не найдете меня там, оставьте сообщение моему секретарю, – он печально улыбнулся. – Непросто быть королевским адвокатом в такие дни – присяжные будут цепляться к каждому моему слову, но не потому что не доверяют, а просто из интереса. Как поживает отец убитого? Кого он подозревает?
– А кого вы подозреваете, сэр Малькольм?
– Людей, которых я знаю, наверное: Клэра и Адамса и остальных гостей. Быть может, ту загадочную служанку, что приставала к Белинде на Стрэнде. Она явно замышляла что-то дурное. Как вы думаете, мы сможем ей найти?
– Мы попытаемся, сэр Малькольм. И более того, мы начнём этим же вечером.
Вернувшись домой, Джулиан написал два письма. Первое предназначалось Квентину Клэру.
35, Кларджес-стрит
2 мая 1825
Сэр
Как вы могли слышать, сэр Малькольм Фолькленд пригласил меня заняться расследованием убийства его сына, и я согласился ему помочь. Для этого я прошу вас поговорить со мной. Почту за честь посетить Вас завтра, в десять утра и надеюсь застать Вас дома.
Ваш покорный слуга, в чём Вы, сэр, можете не сомневаться
Джулиан Кестрель
Второе письмо гласило:
Мой дорогой Вэнс
Не будете ли вы добры прислать мне все сведения об Убийстве на кирпичном заводе? Я боюсь, вы сочтете меня ветреником, что перепрыгивает с одного преступления на другое, но уверяю вас, что не бросаю Александра Фолькленда. Я лишь чувствую необходимость знать больше об Убийстве на кирпичном заводе и с радостью расскажу зачем – если сам это пойму.
С благодарностью искренне ваш
Дж. К.
Он отдал обе записки Брокеру.
– И когда ты отнесёшь их, выполни ещё задание – это по твоей части. Есть одна служанка, о которой мне нужно знать побольше. Она молодая и хорошенькая, а это обычно придаёт твоему расследованию энтузиазма.
Брокер отреагировал на этот укол своим обычным видом мученика, терзаемого несправедливыми обвинениями. Это очень помогало ему в те времена, когда он промышлял карманными кражами.
Джулиан рассказал о таинственной служанке, что заманила миссис Фолькленд в улочку возле магазина скобяных товаров на Стрэнде.
– Миссис Фолькленд сказала, что улочка ведёт на тесный двор, окружённый ветхими домами из серого кирпича.
– Должно быть, это Сигнетс-Корт, сэр.
– Ты знаешь это место?
– О да, сэр. Мы с парнями привыкли шмыгать в такие дворы, когда бегали от сторожей. Конечно, в тех домах тогда никто не жил, но раз подстроили такую ловушку, значит там кто-то живёт, а значит, кто-то должен был их починить.
– Тогда осмотрись там и попытайся найти девушку. Она высокая и худая с белыми волосами и голубыми глазами, как у куклы. В ней было коричневое платье в белую клетку и белый капор с лентами.
– А что мне делать, если я её выкурю?
– Завяжи знакомство. Я знаю, тебе в этом равных нет. Если не сможешь найти её, разузнай о ней в округе. Я хочу знать, кто это и что у неё за дела с миссис Фолькленд.
– А что вы подозреваете, сэр?
– Скорее всего, что-то не делающее чести миссис Фолькленд, иначе она бы этого не скрывала. Возможно она встречалась с процентщиком. Возможно у ней были affair de coeur [43], а служанка была поверенной. Быть может, её шантажировали. И, конечно же, она могла договариваться об убийстве мужа. Вопрос в другом – зачем ей идти на такую встречу прямо под носом у Александра?
Глава 9. Предчувствие скандала
На Стрэнде Брокер был как дома. Ещё ребёнком он успел пожить во многих районах – в трущобах вроде Чик-Лейн или Севен-Дайлз, где его семья ютилась в одной-единственной комнате; притонах, где карманники-ученики постигали своё ремесло; ночлежках, где юные преступники и преступницы спали по десятку человек в одной кровати. Но работал он чаще всего на Стрэнде и в его окрестностях. Сюда люди всех сословий приходили за покупками, поглазеть на восковые фигуры или пятитонного слона в зверинце, что на Эксетерской бирже, или подцепить одну из прогуливавшихся по мостовой девиц с открытых шёлковых платьях и ярких капорах. Здесь у всех были толстые кошельки, за которыми никто особо не следил. Рай для карманника.
Было восемь вечера, если верить часам на Сент-Клемент-Дейнз – одной из двух белых церквушек, так неуместно выглядевшими на людной улице. Лавки ещё работали в попытке сделать побольше денег, но пирожники уже продавали товар на полцены, припозднившиеся клерки в заношенных чёрных костюмах спешили домой, кофейни пустели, а пивные – наполнялись. По камням мостовой гремели экипажи, везущие театралов в Ковент-Гарден и Друри-Лейн.
Брокер беспечно шагал по мостовой. Он знал привычки своих былых коллег, так что держал руки в карманах, сверху накрыв полами куртки, чтобы не оставлять и задние карманы без присмотра. Он прошёл мимо закусочных, откуда пахло жареным мясом, миновал мастерские портных, заваленные разноцветными тканями, и оставил позади человека в огромном ботинке, что таким образом зазывал купить ваксу. Наконец, он добрался до широких витрин «Хейтропа и сыновей», на которых было разложено множество полированных каминных решёток и приборов. Сразу за магазином был проход в Сигнетс-Корт.
Туда он и отправился. Двор был таким же тесным и тёмным, как Брокер его помнил, с двумя зданиями из серого кирпича слева, двумя – справа, и одним в конце. Правда два дома – самый маленький и самый большой – были отремонтированы. Первый стоял по левую руку от входа во двор. На его окнах виднелись белые канифасные занавески, красно-синий тканы коврик у двери, а из трубы шёл дым. Самый же большой дом стоял по другую сторону двора, был тёмен и тих. Подойдя ближе, Брокер увидел табличку «Сдаётся» в одном из окон.
Внезапно у него будто бы закололо в спине – шестое чувство подсказывало, что за ним следят. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как в окне маленького дома мелькнуло лицо. Это была немолодая женщина, что следила за ним из-за занавесом. Он подошёл к дверям и постучал.
Ему открыла служанка, но явно не та, с которой виделась миссис Фолькленд. Эта девушка оказалась костлявой и некрасивой, с морковно-рыжими волосами и бельмом на одном глазу. Брокер заподозрил, что и крыша её держится весьма непрочно[44].
Он заговорил, медленно и отчётливо.
– Я хотел бы говорить с твоей госпожой, если можно.
Она тупо глядела на него своим здоровым глазом. Второй почти целиком был занят бельмом – от радужки осталась лишь пара карих искорок.
Ковыляя и опираясь на трость, из глубин дома появилась старушка, которая следила за Брокером из окна.
– Дай пройти, глупая девчонка! Не обращайте на неё внимания, молодой человек, она ни на что не годится. Ты ни на что не годишься, Бет, слышишь меня?
В её голосе не было злости – он был даже ласков. Брокер решил, что тон – это всё, что эта девушка может понять.
– Да’м, – бессмысленно кивнула она.
Старуха уставилась на Брокера – немного беспокойно, но больше с любопытством. Это была полная, приличная женщина с широким лицом, ямочками на щеках и тремя подбородками. Она носила синее коленкоровое платье и белый капор, похожий на купол собора святого Павла, убранный кружевами.
– Вечер добрый, мэм, – поздоровался Брокер, снимая шляпу.
– Добрый вечер, – его опрятная внешность и вежливость явно пришлись ей по душе.
– Я видел, как вы исподтишка смотрите за мной – наверное, это правильно, ведь вы живете здесь одни и не ждали, что появится какой-то незнакомец…
– О, да, именно так. Я не хотела показаться любопытной. Кроме нас с Бет тут никого нет, и я боюсь взломщиков.
– Тогда не нужно говорить незнакомцам, что вы живете одни, – предложил Брокер. – Это именно те слова, что греют душу взломщика.
– Я думаю, ты прав. Но ты кажешься приятным молодым человеком. Ты не хочешь зайти?
– Я хотел бы спросить у вас кое-что, если можно.
– О, тогда заходи! Я как раз садилась пить вечерний чай, и ты сможешь выпить со мной. У меня есть поджаренный сыр и крыжовниковое варенье и ещё – я не уверена, но может быть – маринованные грецкие орехи[45].
– Спасибо, мэм, мне бы очень хотелось.
Она шустро заковыляла по коридору, Брокер последовал за ней. Они вошли в крошечную заднюю гостиную с потрескивающим камином, что испускал чуточку слишком много жара даже для прохладного вечера. Гости в этом доме явно бывали нечасто. Гостиная использовалась редко – поверх ковра лежали дешёвые зелёные коврики, на креслах – бурые полотняные чехлы, а на столах – бумажные салфетки. Запах затхлости, какой бывает от редко открываемых окон, смешивался с ароматом засушенных цветов в вазе. Два кота – белый и рыжевато-коричневый – развалились на коврике у камина.
– Это Снежинка и Уголёк, – представила их старушка, – а я – миссис Уиллер.
– Приятно познакомиться, мэм. Я Том Стоукс, – это было настоящее имя Брокера, под которым его никто не звал, потому оно неплохо служило хозяину псевдонимом.
Пока он завоевывал дружбу котов, Бет принесла всё для чая, а миссис Уиллер разлила. Брокер сел напротив хозяйки и налёг на крыжовниковое варенье. Это было очень вкусным, о чём он немедленно сообщил.
– А ты сладкоежка, – заметила миссис Уиллер.
– Да, мэм, ещё какой.
– Моя старшенькая – то есть, моя замужняя дочка, Милли – тоже была такой сладкоежкой, что ты и не представляешь. Я сказала ей, что к двадцати годам, у неё ни одного зуба не останется, и как она тогда найдёт себе мужа, хотела бы я знать? Но зря я волновалась – она вышла за торговца канцелярией из Холборна и теперь у неё три чудесных мальчика, а каждую пятницу я приезжаю к ней и гощу до субботы. Конечно, я беру с собой Бет – бедняжку нельзя оставлять одну. Хотела бы я, чтобы мистер Уиллер дожил до того, чтобы увидеть своих весёлых непосед-внуков. Он был перчаточником и держал лавку неподалёку. Когда он умер, я не захотела уезжать далеко, так что сняла этот домик – он тихий, и коты могут бегать, не боясь, что их затопчут лошади или будут дразнить ужасные мальчишки.
– Здесь довольно уединённо, правда?
– Раньше у меня была соседка – в том большом доме на той стороне двора. Но лучше бы её не было. О, прости Господи, ты же хотел меня о чём-то спросить, а я и забыла. Что ты хотел знать?
Брокер как раз хотел бы узнать побольше о соседке и решил побыстрее вернуться к этой теме.
– Я искал старую подругу моей мамы – свою крёстную. Мы давно ничего о ней не слышали, так что ма попросила узнать, всё ли с ней хорошо. Я подумал, что она живёт здесь, но прогадал.
– Это верно, прогадал. Никто не живёт в Сигнетс-Корт уже больше года, кроме меня да миссис Десмонд – той женщины, о которой я только что говорила. Но она-то не может быть подругой твоей матери, я ручаюсь!
– Правда, мэм?
– Благослови нас Господь, не может. Слишком молода и не из того теста, чтобы быть чьей-то крёстной. Не то, чтобы я хорошо знала её или говорила с ней. Он так важничала, что никогда бы не стала тратить время на то, чтобы зайти к ней утром. И сама бы не приняла её, приди она ко мне – не с тем, что я знаю! Если она и правда миссис, я бы удивилась.
– Похоже, она была не лучше, чем казалось, так ведь? – доверительно спросил Брокер.
