Текст книги "Сжигающее стекло (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Пурди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Дыши, Соня. Просто дыши.

Я снова вспомнила то, как прощалась с Юлией в лазарете, изо всех сил вымаливая

прощение. У сестры Мирны не было времени смыть алые следы и снять повязку с руки.

Мои руки дрожали, когда я смывала засохшую кровь с её тела, гладила по рыжим волосам

и находила в них клубки.

– Мне жаль, – повторяла я снова и снова.

Прикасаться к ней было мучением. Каждый раз, когда я ощущала её кровь на пальцах,

перед глазами появлялись отголоски последних секунд её жизни. Страх, беспомощность, тревоги, жалость печаль. И, наконец, уныние. Её страдания не давали вдохнуть мне

воздух, из-за них моё тело ныло от боли, именно поэтому зубы сжались, после чего я

закричала.

Потом меня захлестнула настоящая эйфория. Она смело приняла смерть даже несмотря на

то, что к концу жизни её страдания были непосильными. Её гордость и мужество. Она

оставалась храброй перед лицом смерти.

Я отложила тряпку и, сглотнув, взяла её руку в свою. В этот раз я расплакалась. Я упала

на колени, в мольбах сжимая руку подруги.

– Прекрати! – сестра Мирна откинула мою руку от руки Юлии.

Мои глаза расширились от того, как быстро разорвался контакт наших аур. Мокрые

ресницы не могли дать мне увидеть всё, но даже без этого я понимала, как сильно злится

сестра.

– Оставь её в покое! – сказала она.

– Я не навредила ей, – Меня поглотило её презрение, переросшее в позор от воспоминаний.

Всё же, я защищала себя.

– Это противоречит вашей природе, дитя моё! – она начала нашептывать свою речь

слишком резко. Я почувствовала, что она боится меня. – Никто не умеет считывать ауру

мёртвых. Твой дар не обуздан. С тобой не всё так просто.

– Простите меня, – её слова кинжалом жалили меня, но это всё, что я могла сказать. –

Пожалуйста, простите меня.

Сестра наклонилась к моему плечу, её страх перерос в раскаянье, проходившее сквозь

кожу и даже кости.

– Чему я могла тебя научить? – её мокрая щека коснулась моей. – Как вообще можно было

тебя чему-то научить?

Я покачала головой. Не знала. Что я могу ей ответить? Даже то, что на несколько

мгновений она стала такой нежной, меня не успокаивало. Скорее такой жест с её стороны

унижал меня.

– Вы в этом не виноваты, сестра Мирна, – она опустила руку. Мы обе знали, в чём она не

виновата. Все те Прорицательницы, которые умерли. Даже если их и считают святыми,

посланницами богини Фейи, империя не видит в нас ничего, кроме рабов.

На её глазах блестели слёзы. Сестра Мирна отвернулась от меня и подняла свой

подбородок.

– Послушай меня внимательно. Используй свой дар так сильно, как только можешь, ведь

теперь это твой долг. Иначе, Соня, на твоих руках будет кровь больше, чем нескольких

Прорицательниц.

Её предупреждение не придавало мне решительности. Она говорила о Даше и Кире. Мы

обе понимали, что теперь девочки только под её опекой. И, если меня казнят, как Изольду, император доберётся и до них.

– Обещаю, – сказала я.

И теперь, когда я стояла в ожидании тройки, я повторила это снова, хоть сестра Мирна

уже и не могла услышать меня – она стояла поодаль, вместе с Кирой и Дашей. Вторая

подняла на меня взгляд и улыбнулась самой нежной улыбкой. Она самая младшая из всех

нас, поэтому должна подбадривать меня и успокоить сейчас, когда я нахожусь в упадке и

в таком же упадке оставляю её я.

Я помахала ей, заставляя себя запечатлеть её улыбку. Я дала клятву и Юлии, и Даше, и

Кире. Я могла бы стать лучшей Прорицательницей. И, если это означает оберегать

императора и всю его династию, законы которой сделали мою жизнь такой, какой я её

знаю, жизнь, в которой меня отобрали у родителей и отправили к Ромска. И, если весь

этот путь не был пройден зря – я сделаю это.

У Юлии, в лазарете, я взяла ту статую Фейи и положила в свой багаж – вещи умещались в

старую наволочку. Деревянная статуэтка будет мне напоминанием об обещании, которое я

дала.

Мои колени затряслись, когда Антон вывел тройку. Я почувствовала, как сильно устали

лошади. Это они, уставшие от путешествия или просто моя усталость? Последний раз,

вдыхая воздух этого места, я медленно прошлась рукой по черной ленте вокруг запястья, по знаку моего траура.

Сумерки сгущались. Порыв холодного ветра прошел сквозь моё тонкое серое платье,

бывшего не более чем платьем больного, которого отправляли в лазарет. Это платье

должно было быть на Юлии. Я должна была оставить его, чтобы именно в нём её и

похоронили, но сестра Мирна настояла, чтобы я носила его в Торчеве. Это было лучшее, что мог предложить монастырь. Естественно, другие мои украшения и вещи были

сожжены.

Мой взгляд скользнул к обгоревшему восточному крылу. Вернее, тому, что от него

осталось. Туда я не смела приходить даже для того, чтобы просто попрощаться. Там всё

ещё лежат кости Прорицательниц, которые прижимались друг к другу в предсмертных

объятьях. Где-то среди них была и Надя. Это она должна была ехать в Торчев, не я. Я

пыталась смотреть на это крыло как гордая Прорицательница, но всё, чем смогла себя

одарить – это ненавистью.

Тройка оказалась прямо рядом со мной.

– У тебя вообще меха нет? – спросил он. Его взгляд скользнул на одеяла, которыми были

обёрнуты мои плечи. На холодном воздухе его аристократический нос стал розоватым,

как и щёки. Он смотрел на меня так пристально, что я задрожала.

– Я никогда не надеваю мех, – я пыталась не выдавать в своём голосе беспокойство. Я не

могу позволить себе думать о том, что принц позволит себе быть добрым. Я поеду с ним, буду служить его брату, но ни сейчас, ни через много лет, он не станет моим другом. Он –

лицо Империи, есть на его голове корона или нет.

– Почему? – спросил он, поколебавшись пару мгновений. Кажется, он боролся со своим

любопытством и проиграл, поэтому решил спросить. Даже несмотря на то, что для этого

придётся заговорить со мной. Я знала, что он думает обо мне также как и я о нём.

– Я чувствую ауру зверя, у которого эта шкура раньше была, – прямо ответила я. – Я

чувствую, как умираю я. Так что лучше я помёрзну, чем буду страдать.

Он не ответил ничего, только повёл бровью и этот жест, в общем-то, меня удовлетворил.

Может, моё признание было достаточно странным, чтобы он думал о нём всё наше

путешествие и молчал?

Когда я должна была сесть в сани, он протянул мне руку в перчатке. Я схватилась за его

руку и, удерживая большую часть своего веса, попыталась запрыгнуть, чтобы он не

возомнил о себе слишком много. Но он не стал помогать мне снова. Протянутой руки и

так хватило для того, чтобы на моих щеках появился румянец.

– Это нормально? – спросил он. – Нормально для Прорицательницы чувствовать то, что

ощущали мёртвые?

Он поправил перчатки и поместил бразду меж них. Его манера была случайной,

спонтанной.

– Для меня – да. Сестра Мирна сказала, что мой дар противоречит природе, – я сжала губы.

Слишком много говорю, ему не стоит знать об этом. Не буду говорить по этому поводу

даже во дворце или… стоит? Всё вокруг нас стало затягиваться пеленой, становясь будто

призрачным. Снег пошел. Снова.

Я оглянулась на сестру и двух маленьких девочек. Они всё ещё ждали нас, хоть и заметно

дрожали от холода.

– Мы уже должны ехать, – я потянула одеяло на себя. – Обычно, в это время по лесу ходят

волки!

Что-то во взгляде Антона меня запутало, даже несмотря на то его тепло, которое я

чувствовала. Он вообще меня слушал?

Я сразу же подумала о том, как я выгляжу. Наверное, на моём лице всё ещё оставался след

копоти, который мыло из лазарета смыть было не способно. Я нетерпеливо прикоснулась

к коже лица. Просто для того, чтобы увериться в этом и понять, что я не готова ни к

встрече с императором, ни к своей новой судьбе.

Он откашлялся и стал осматривать меня, пока не остановился на переносице. Также он

делал и в монастыре. Затем, щёлкнув языком, он потянул вожжи, и лошади двинулись

вперёд. Моё сердце сильнее забилось в груди. Это случилось. Я оставила позади всё, что

знала. Снова. Я не жила в монастыре так долго, чтобы назвать его домом. Даже то время, что я провела с Ромска, всегда проходило в движении, от каравана к каравану, чтобы

скрывать меня. Теперь оказалось, что меня прятали напрасно. Императорский дворец –

вот то место, где я останусь надолго. Но станет ли это место когда-нибудь моим домом?

Волнуясь, я обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на ту женщину, которая пыталась

научить меня, покорить меня, подготовить меня к судьбе Прорицательницы, если

однажды мне придётся ею стать. На расстоянии, я пыталась понять, что чувствует сестра

Мирна. Она опечалена тем, что я уезжаю? Тройка ускорилась. Сестра положила руки на

маленькие плечи Даши и они, вместе с Кирой, зашли внутрь разрушенного монастыря,

даже несмотря на то, что меня всё ещё можно было увидеть. Моё дыхание перехватило.

Горечь от того, что я покидаю Ормину, к сожалению, не была взаимной. Закрыв глаза, я

попыталась напомнить себе, что это и к лучшему: так я точно не причиню вреда этим

троим, любовь к которым осознала слишком поздно.

Я прижала колени к подбородку, чтобы согреться. Мою уверенность разрушало то, что в

городе, где живёт император, на десять тысяч людей больше, чем в этой деревушке

недалеко от моря. На десять тысяч людей, которым я могу причинить вред, больше.

Единственное, что я могу сделать – оставаться к ним безразличной. Потому, что те, кого я

люблю больше всего на свете, о ком больше всего забочусь, зачастую и разрушают меня.

В конце концов, тишину нарушила я. Кажется, Антон дал себе обещание, что всю поездку

будет хранить обет молчания. И. всё же, три дня – это слишком много, чтобы находиться

только наедине со своими мыслями. Особенно учитывая то, что, как Прорицательница,

она чувствовала, что Антон тоже хочет говорить. Во всяком случае, мне хотелось верить в

это больше, чем в то, что я сама желаю этого, даже если придётся говорить с принцем.

Только бы не беспокоиться о своей судьбе, о той вине, которую я взвалила сама на себя

из-за убийства людей, которых я оставила позади. Беседа с Антоном была лучшей идеей, чтобы забыть о тьме в моей голове.

– Это обычное дело для принцев, управлять своими санями?

В попытках сформулировать свой вопрос я провела около часа, стараясь подобрать слова, которые будут самыми подходящими. Он заметит моё обращение? Будет дерзить? Или

подумает, что я смеюсь над ними потому, что всю прошлую ночь он скакал? Это был

первый день нашего путешествия, ещё даже не наступил рассвет. Мы всего лишь в лесах

за пределами Ормины, а я уже хочу говорить. Я думала, что моя воля – железо, но на

самом деле она оказалась оловом.

Лунный свет пробивался сквозь ели, и благодаря ему я заметила острый взгляд Антона. Я

напугала его этим вопросом или просто раздражала?

– Для меня – да, – он использовал те же слова, которыми я отвечала ему там, перед

монастырём.

– Когда мой караван шел мимо Дуброва, – сказала я. – Мы должны были стоять на дороге

четверть часа, пока барон шел мимо, в окружении двадцати охранников и слуг. Двадцати.

И это был барон, не принц, не единственный наследник Империи. И, всё же, вы приехали

один.

Это было известно всем. На данный момент император не хотел жениться или заводить

идей. Он был всего-то на год старше, чем его брат. Они близки, но всё равно считали друг

друга соперниками. Или просто я верила слухам.

Антон смотрел вперёд, пытаясь сесть удобнее и чуть дальше от меня. Расстояние было

небольшим, но я чувствовала, что повеяло холодом. Он мог бы дать мне то тепло, которое

так мне нужно, чтобы мои зубы не стучали даже несмотря на то, что я закрыла рот. Если

бы полушубок материализовался прямо передо мной, я бы даже пожертвовала своими

убеждениями.

– Караван? – спросил он, избегая точного ответа. – Ты что, из Ромска? По внешнему виду

и не скажешь.

Мои пальцы коснулись кончика тёмно-русой косы. Рузанинские Ромска всегда отличались

оливковой кожей, тёмными волосами и карими глазами.

– А я и не сказала, что я родилась среди них. Просто была с ними достаточно долго.

– Потому что ты – Прорицательница?

– Да

– Потому что ты скрывалась от Империи?

– Да.

– Потому что твои родители думали, что лучше сдать тебя кочевым племенам, чем лишить

свободы?

– Да, – я поёжилась, но не от холода, а от того, как точно он всё сказал.

– Если бы обрести свободу в Рузанине было так просто, – он быстро вдохнул немного

воздуха и громко засмеялся. Его дыхание стало паром.

– Вы думаете, что всё, через что я прошла, было лёгким испытанием? – его хамство меня

поражало. Я ошарашенно уставилась на него и смогла бы сказать хоть что-то, пока ухаб

на дороге дал мне неплохую встряску.

– Я не сказал, что это было просто. Нет ничего общего между простым заданием и тем, что

ты не могла стать свободной, как бы не старалась.

– Вы ничего не знаете обо мне! – огрызнулась я. Он не унижал меня – он просто подумал, что я простушка. Ещё одна простолюдинка, которая только о том и думает, чтобы быть

вне империи. Нет сомнений: он точно считал себя тем, кто сможет поймать таких людей и

вернуть назад.

– Я говорю о настоящей свободе.

– Да, которой у меня никогда не было. Спасибо, у меня было семнадцать лет, чтобы это

понять.

– Для человека, который обучался управлению эмоциями, ты слишком быстро

вспыхиваешь, – его брови поднялись.

– Обучался? – я засмеялась так, что даже стало теплее. – Разве не видите, насколько я

неподготовлена? Я всю жизнь провела, не имея настоящей свободы, скрываясь от вашей

империи. А могла бы оттачивать своё мастерство, которое сейчас очень пригодилось бы.

И если я злюсь, то это только потому, что вы не можете сдержать гнев.

– Я не злюсь.

Мои пальцы превратились в кулак. Я почувствовала вспышку ослепляющей боли

животного, которое, скорее всего, было забито на императорский стол. Но эта боль не

могла затмить моего гнева. Антон прав, он не злился.

– А должен, – сказала я, несмотря на то, что его лицо выражало лишь любопытство. И

внутреннее состояние полностью отвечало этому. Это значит, что я могла успокоиться. Во

всяком случае, не усилить свои чувства.

– Ты никогда не отвечаешь за собственные эмоции? – спросил он.

– Просто они слишком часто принадлежат кому-то другому, – мои зубы стиснулись.

Почему он не сердился? Там, в монастыре, он был достаточно зол. Почему сейчас он

просто показывает мне, насколько я глупая?

– Тебе слишком сложно понять разницу?

Я прикусила язык, чтобы не сказать что-то лишнее. Он бы не стал снова меня изводить.

Этот разговор надоедал. Я бы попыталась разгадать то, что он чувствует более подробно и

почему он управляет тройкой один, но тогда мне придётся самой рассказывать слишком

много секретов: откуда я, почему сбежала, и, самое ужасное – горькая правда о том, что я

самая плохо подготовленная Прорицательница на грядущую должность.

– Валко сделает из тебя котлету, – после протяжного молчания, Антон покачал головой.

Я вспыхнула и отодвинулась так далеко, как смогла, пока мое бедро не оказалось на

холодной стороне саней. Я не нуждаюсь в очередном напоминании о своих мрачных

перспективах из его уст.

– Я буду спать, – сказала я так, будто мои нервы усыпить было так просто.

– Замечательно, – он продолжал управлять поводьями, чтобы лошади бежали быстрее. –

Спи, пока можешь, Соня. Скоро ты поймёшь, что лучше бы я выбрал кого-то другого.

Я нахмурилась, пытаясь поудобнее улечься в санях. Что он имел в виду? Он хотел сказать, что в его силах дать мне другую жизнь? Я вспомнила, как он стучал сапогом по полу, как

смотрел на меня. Он знал, что я буду не лучшей Прорицательницей. Конечно, он хотел бы

выбрать кого-то другого, так как должен был служить династии и брату. Я думала об

этом, пока цоканье лошадей не замедлилось, а спокойное дыхание не рассеяло мои мысли

и гнев вместе с ними.

Засыпая, я слышала своё имя снова и снова, где-то в чертогах моего сознания. То, как он

это говорил. Может, это потому, что из его уст это звучало впервые. Или, возможно, в

этом шепоте – Соня – скрывалась жалость, которую принц проявил хоть к кому-то. К

такой девушке, как я.

Ирония была в том, что мне больше не хотелось его сострадания. Мне просто хотелось

убежать от всего того, кем я была, что делала, что сделаю или просто остаться в состоянии

безразличия.

ГЛАВА 6

Попавший на нос снег заставил меня проснуться. Резкий свет прорвался сквозь веки, как

только я их открыла. Я поняла, что в санях одна, а лошади опустили головы в

разбросанное вокруг сено. Я села. Всё тело болело, ведь так, в неудобном положении, я

провела немало часов.

Где же Антон?

Справа от меня оказался какой-то дом. Вдалеке, над сверкающим снегом, сияла деревня, с

дымом из труб буквально в каждом домике. Стало быть, там будет удобная гостиница и

хорошая горячая еда, мягкая кровать. Тогда зачем мы остановились именно здесь?

Антон ошибался, если думал, что я буду оставаться в санях так долго, как ему нужно. Я

встала, и одеяло тут же спало с меня, приземлившись прямо у ног. Это было определённо

не то лёгкое покрывало из монастыря. Это было шерстяным, серого мышиного цвета, с

вышитыми цветами по краям. Я догадывалась, что это – то одеяло, на котором сидел

Антон, управляя тройкой, но ночью света было мало, поэтому я даже не пыталась его

рассмотреть.

Должно быть, он укрыл меня сразу же после того, как я заснула.

Одно видение, поток сильнейших эмоций захлестнул меня в тот момент, когда я

коснулась вышивки. Алый цвет нитей на одном из цветков казался более глубоким, чем

все остальные, а строчка казалась более тщательной. Мой желудок снова сжался. Он в

крови. На уголке серебряными буквами были вышиты буквы – «Е.О.»

Екатерина Озерова. Вдовствующая императрица. Мать Антона.

Его мёртвая мать.

Я отпрянула от этого предмета, чтобы случайно не почувствовать то, что чувствовала

императрица. Но и оставлять у ног его нельзя. Поэтому я, аккуратно взяв его за самый

край, пытаясь не задеть тот кровавый цветок, аккуратно свернула его и положила на

сторону Антона.

Выйдя из саней, я стала спокойно осматривать дом. Интуиция подсказывала, что лучше

оставаться незаметной. Слава Фейе, здесь не было так много снега, как в Ормине – я

буквально шла по сахарной пудре. Подойдя к углу дома, я заглянула в окно.

В паре метров от меня, на пороге за дверью, стоял Антон, а вот того, с кем он

разговаривал, мне рассмотреть не удалось. Небольшая мозолистая рука протянула ему

сумку, а другая, уже другого человека, указала на аметистовое кольцо на руке принца и

вручила конверт, который Антон тут же положил за пазуху.

Я наклонилась вперёд, пытаясь понять, что чувствовал Антон и остальные, но руки

предательски скользили по обледеневшей планке дома. Я даже взвизгнула, и Антон тут же

повернулся в мою сторону, но я успела спрятаться за стеной и заткнуть себе рот.

Моё сердце билось в бешеном темпе, а грудь сбилась с ритма, слишком часто дела вдохи

и выдохи. А если бы он меня увидел? Разве это имеет значение? Почему я подумала, что

он сочтёт это вмешательством в какие-то свои тайны?

Только один ответ был правильным: чувство скрытности исходило от него. Он не хотел, чтобы хоть кто-то видел этот обмен. Я пыталась понять то, что я видела. Судя по рукам, женщина была обитательницей этого скромного дома, а не благородный мужчина был

явно не отсюда. Им запрещено встречаться? Если да, то почему он скрывал это от меня? Я

же не просто девушка. Я – Прорицательница государя, его шестое чувство.

Шаги Антона приближались. Они были грубыми и тяжелыми настолько, что, кажется, он

даже и не думал об осторожности. Как и я.

– Так вот ты где, – пытаясь изобразить полное доверие, я вышла из-за угла, изображая

удивлённый взгляд. Зря. Если раньше он меня ни в чём не подозревал, то сейчас –

определённо.

Его глаза сузились, и он одарил меня кивком, а я, увы, не присела в реверансе. Нужно

изучить дворцовые привычки. Император, думаю, будет не настолько терпелив, как его

брат.

– Мы остановились, чтобы отдохнуть? – спросила я так, будто не видела в его руках

сумки. Скорее всего, там была еда, а это значит, что мы не будем останавливаться. –

Император же не может приказать Вам ехать и туда, и обратно без отдыха. Во всяком

случае, лошади могут восстановить свои силы.

– Если бы у нас было время, я бы разрешил тебе похоронить твою подругу, – под его

глазами были заметны небольшие круги. Он отвечал безразлично. Меня охватила печаль

от того, что Юлия всё ещё лежит там, в лазарете и ждёт, пока её похоронят.

Принц осмотрел сначала меня, потом и тройку.

– Если ты голодна, там есть немного еды, – он вручил мне сумку и направился к саням.

– Кем бы они ни были, они очень добрые люди, – последовав за ним, я слегка закусила

губу. – Вы их знаете?

– Я думал, что было бы разумнее остановиться в деревне, – принц расправил плечи и

откашлялся. – Но меня могли бы узнать, и мы добрались бы не так скоро.

Он шагнул в сани, причём так лихо, что мне это показалось проще простого. И в этот раз я

уже не отказывалась от его помощи, а просто протянула руку в ответ. Он дёрнул меня так

сильно, внезапно, что я почувствовала себя лёгкой, как пустая матрёшка. Но это

воздушное чувство исчезло после того, как я споткнулась носком о сани и… уткнулась

носом в грудь принца. Стало быть, у меня не было ни шанса сесть грациозно.

– Простите, – пробубнила я, быстро отстранившись.

На его шее тоже появился румянец, но скорее всего от холода. Наверное, такого с ним не

случалось ещё никогда. Он снова посмотрел на мой нос, но тут же отвёл взгляд. У меня

уже начали зарождаться подозрения о том, что с моим носом что-то не так.

– У тебя кровь, – заметил он.

– Ой! – я коснулась носа и почувствовала, как струйка тепла скользнула ко рту.

– Вот, – он сунул руку за пазуху и дал мне носовой платок. Что-то упало на землю.

Сложенный в несколько раз лист бумаги.

Я забыла о крови и наклонилась за листом одновременно с ним. Бумажка приоткрылась, позволяя мне увидеть не слишком понятный почерк и всё, что мне удалось разобрать

перед тем, как он забрал у меня эту вещь – «полночь» и «канун Морвы».

Он резко встал. Его пальто шелестело, когда он аккуратно положил письмо назад. Я же

осталась стоять на коленях, всматриваясь в пол и ругая себя за дерзость. Как же мне

оправдать себя?

– Сожалею, что Вам пришлось стать на колени из-за меня, – неловко поднимаясь, я

прислонила платок к носу, чтобы кровь снова не хлынула, а её капли не капали с

подбородка.

Антон казался злым и, судя по всполыхнувшему огню гнева у меня внутри, это был его

гнев, не мой. У меня не было причин злиться.

Его мышцы напряглись, а руки выпрямились, когда он сел на своё место и взял в руки

вожжи, но, едва не подняв лошадей, он заметил одеяло, которое лежало под ним. Его

взгляд был непонимающим, будто он не помнил, куда в последний раз его положил.

– Это одеяло Вашей матери? – я привела рядом.

Его глаза резко расширились.

– Оно было с ней, когда она умерла? – как только задала вопрос, я тут же прикусила губу.

Ответ на этот вопрос был ясен, и волна бешенства внутри меня была тому

подтверждением. Может, сейчас не время говорить о том, что я почувствовала, когда

коснулась вышивки. Я хотела что-то добавить, чтобы сгладить его разочарование, но от

этого легче не стало бы.

– Хочешь поговорить о смерти своей подруги? – его брови сдвинулись.

Я тут же отмахнулась, затем даже неожиданно для себя дотронулась до ленты на запястье.

– Вот поэтому и не говори со мной о матери. Никогда.

– Но я всего лишь…

– Ни-ког-да.

Я сглотнула и кивнула. Мои руки сжались в кулаки, когда я пыталась бороться с гневом, который пронизывал меня, оглушая. Но затем мне стало легче. Он должен был бороться с

гневом, чтобы никто не видел его эмоций.

– Тебе нужно поесть, а потом отдохнуть, – сказал он и снова посмотрел на мой нос, на

платок. Он вообще представляет, как сложно мне сейчас есть? – Надеюсь, к ночи

доберёмся до Искера. Для нас обоих будет лучше, если ты заснёшь.

– Я не устала.

– Мне всё равно.

– Может, если мы не может говорить о вашей матери, то обсудим, что произойдёт в канун

Морвы? – я скрестила руки на груди. Видит Фейя, я пыталась удержаться, но не смогла.

Как вообще возможно сдерживаться, если я чувствую то же самое, что и он? Мой задор

его по-прежнему раздражал.

В его глазах появилась молния, которой, кажется, он готов был ударить меня в любую

секунду. Он открыл рот в попытке что-то сказать, но снова его закрыл. Он не знал, как

ответить и как со мной совладать.

Моё тело дрожало так сильно, как никогда, ведь он начинал терять контроль. Часть меня

хотела успокоить себя, успокоить его, но вторая разрывалась от гнева и не хотела с ним

совладать.

Но вместо гнева, он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

– Это я, Соня? – он указал на мои кулаки. – Ты – всего лишь моё отражение?

Я не знала, как ему ответить.

– Я – больше, чем Ваше отражение, – железный привкус крови появился во рту, так как

при разговоре зажимать нос было труднее.

– Тогда я попрошу тебя отыскать в себе место, которое принадлежит только твоим

эмоциям, иначе до встречи с императором ты не доживёшь. Есть только одна вещь,

касающаяся моей матери, которую я хочу, чтобы ты знала: она всегда говорила, что я

снисходительный, – он поднял брови, и я сразу поняла его намёк. – Подумай об этом.

Не говоря больше ни слова, он вернулся к лошадям, и мы тронулись, проезжая по лёгкой

пудре снега. Я сидела на своём месте, но чувствовала, будто меня отбросили в сугроб. Я

была удивлена тем, как проворно Антон поставил меня на место.

С каждой милей мы приближались к Торчеву, а я – к правителю Империи Рузанин и

почему-то я чувствовала, что именно от его руки я и умру. Хотелось спрыгнуть и убежать.

Единственное, что сдерживало меня – это образ Даши, либо Киры и деревянный идол у

меня в наволочке. Всю дорогу я прижималась ногой именно к нему, а обещание, данное

мной Юлии, придавало мне сил. Мою веру в себя укрепляло и то, что она мужественно

приняла свою смерть. Я не позволяла Антону меня напугать. Нужно было отыскать

внутри себя место, где нет ни одной эмоции и уцепиться за него.

Император Валко не станет последним, что я увижу в этой жизни.

Несмотря на то, насколько Антон был решительным, он не мог не засыпать, ведь не

отдыхал уже вторую ночь. Он задремал уже в третий раз и дёрнул поводья так резко, что я

потребовала, чтобы я заняла его место. Идея ему не нравилась даже, когда я рассказала, что у меня есть опыт. Ромска живут торговлей, в караванах, и они зависят от лошадей. Да, я чувствовала ауру, а, значит, хуже покорителя для дикой лошади не найти, но у меня

были поводья и я могла справиться.

Но принцу было всё нипочём. Наверное, он думал, что я заведу тройку в горы и сброшу

его в ущелье. Это была моя мысль.

В конце концов, он решил провести остаток ночи в маленькой гостинице меж деревнями.

Сняв пальто и обнажив королевскую голову, он укутался одеялом своей матери,

тщательно следя, чтобы вышивка на концах не запуталась и ни за что не зацепилась. Он

кинул хозяину три монеты и попросил одну комнату на двоих: для него и для его «жены».

Но, когда я увидела эту комнатку, я побледнела, увидев одну кровать.

Но моё беспокойство было напрасным. Как только хозяин откланялся, Антон принялся

складывать одеяло на полу, формируя подушку.

– Ложись, – хмуро пробормотал он.

Я смотрела на него ещё некоторое время, раздумывая, могу ли я спать на кровати, когда

он, благородный и уставший принц, ютится на полу. Но, когда я заметила, как он улёгся

прямо на деревянные полки, своим телом забаррикадировав выход, я поняла, что это не

жест доброй воли – он просто мне не доверяет. Отвернувшись, я вытянулась и наконец-то

радовалась тому, что ноги отдохнут. Но я всё ещё надеялась, что он заработает себе много

заноз.

Что-то толкало меня в плечо, когда я заметила, что от света яркого солнца, комната стала

серой.

– Юлия? – спросила я, откидывая руку от лица. В таком положении я обычно сплю.

– Нам нужно ехать, – раздался громкий недовольный голос принца Империи.

Потеря моей подруги будто обрушилась на меня с новой силой. А то, как он давил на

меня, заставляло плакать. Но Антон не увидит мои слёзы.

– Одну минуту, – тихо прошептала я.

Его тёплая рука, до сих пор лежавшая на моём плече, исчезла. Его шаги удалялись, пока

он не подошел к двери. Я же сделала несколько вдохов. Нужно было бороться с внезапно

накатившим горем. Либо выдохнуть всё одним махом, либо снова спрятать в себе. Сейчас

не время углубляться в чужие эмоции и терять себя. Когда я доберусь до дворца, там у

меня будут собственные покои, где я и буду убиваться от печали в одиночестве.

Антон не сказал ни слова, хоть из моего горла и вырвался тихий всхлип, а эмоции взяли

верх. Он стоял спиной ко мне и терпимо отнёсся к тому, что на сборы мне понадобилось

несколько минут. Принц просто опустил голову, накручивая на палец нить из одеяла

матери.

Наконец, я села на кровати, откинув на спину запутанную косу. Затем нашла в себе силы, чтобы подойти к двери. Антон же вдохнул, чтобы что-то сказать, но… не сказал. Он

предостерёг меня: мне нужно контролировать эмоции, чтобы стать хорошей

Прорицательницей. И ещё одну лекцию об этом я бы не выдержала. Я просто открыла

дверь и вышла из комнаты.

Мы молча пришли к конюшням. Я сидела в санях, пока он не подтянул лошадей. Солнце

только-только поднялось над горизонтом, когда мы преодолевали последний отрезок

пути. Мы ехали почти всю ночь, поэтому должны были добраться раньше.

– Мы доедем до Торчева к полудню, – сказал Антон.

Это были его последние слова, сказанные им вплоть до того, как над нами стали

возвышаться стены столицы Империи Рузанин. Тройка уставших лошадей и два не менее

измотанных путешествием пассажира ступили за ворота города императора.

ГЛАВА 7

Я смотрела на этот величественный город, и глаза сами собой увеличивались, как у

ребёнка. Настолько удивлённой я была только тогда, когда ещё в детстве впервые

увидела, как Ромска танцуют вокруг костра.

– Как я буду жить среди этих людей? – спросила я себя. – Как я стану одной из них?

Те же вопросы терзали меня, и когда я заметила высокого дворянина в лисьей шапке и

вышитом пальто. У дамы же рядом с ним был подобный головной убор, но от него

спускались нити жемчуга, заканчивавшиеся у подбородка. А за этой парой открывался

вид на великолепный дворец в свете полуденного солнца. Но, несмотря на всё это, живот

болел. Всё же, мне нужно было что-то большее, чем твёрдый сыр и немного хлеба из той

сумки, которую отдали Антону. Но, возможно, мой голод просто разыгрался от того, что

дворец напоминал большой торт.

Высокие арочные окна были будто засахарены, а края были отделаны разноцветной

плиткой. Сеть замысловатых гравюр заставляла стены выглядеть словно глазуревыми, а