Текст книги "Сжигающее стекло (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Пурди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Сестра Мирна однажды сказала мне, что прикосновение может усилить точность работы

Пророка. С помощью касания, мне хотелось переключиться на этого человека и наконец-

то заглушить гнев Прорицательниц.

На стуле он сидел неподвижно. Он был настолько сосредоточен на физических

потребностях, что казалось, вообще не существует в этом мире. Он не двигался даже

тогда, когда я протянула ему миску рагу. Сёстры всегда держали что-то в котелке, и, добавив, например, воды, травы, рубленых корней, можно было есть весь день. Я подала

ему миску, и, когда он её принял, подкинула дров в очаг. Сухая древесина затрещала на

огне.

– Так-то лучше, – я прервала наш с ним контакт, чтобы поставить рядом ещё один стул.

Этих коротких моментов хватило, чтобы снова воспылать злобой Прорицательниц

наверху и собственной виной. Я отвернула беду, не впустив крестьян, но, получается, я не

смогла им помочь. Кто будет страдать от моих выходок и как долго?

Я зачерпнула ещё немного. Всё равно, что это вторая порция за вечер. Мне нужно было

сделать хоть что-нибудь, чтобы не думать о случившемся.

Я примостилась ближе; так, чтобы мои коленки касались его ног. Кажется, он был не

против. Мы ужинали в тишине, разве что мой желудок ревел в такт желудку незнакомца.

В лампе полыхал огонь, а на пол снова и снова капал таящий снег с моей ночной рубашки.

Движение потихоньку возвращалось в пальцы ног, а тело уже чувствовало тепло

лежавшей на плечах шали.

– Ты из Ормины? – я решилась нарушить тишину. – Конечно, ты из Ормины. В такой снег

прийти больше неоткуда.

В глазах мужчины отражался огонь очага. Ему не нужно было кивать, чтобы я поняла его.

Он просто пару раз стукнул ложкой по пустой миске.

– Хочешь ещё?

Стук, стук.

– Да?

Его рука медленно тянулась к кастрюле.

– Нет!

Еда в кастрюле шипела, когда кончики его пальцев коснулись горячего железа. Он стал

кричать, открыл рот так сильно, что я увидела все его зубы. Я тут же вскочила к ведру, где

таял лёд, после чего схватила полотенце и окунула туда, чтобы оно впитывало влагу.

– Вот так, – я обмотала прохладную мокрую ткань вокруг его руки. Он наклонялся то

вперёд, то назад, кусая губы. – Я ошиблась, посадив тебя так близко к огню. Мне придётся

отодвинуть тебя от огня или ты пообещаешь, что будешь осторожнее. Обещаешь? – мой

голос стал таким похожим на голос сестры Мирны.

Он сглотнул и кивнул. Только я не была уверена: это он согласился или просто сделал

отвлеченное движение.

– Хорошо, – я снова устроилась рядом.

Рядом с огнём было теплее, но в желании приблизиться к огню я всё-таки себе отказала, иначе мужчина захочет повторить. Придется ограничиться тем, что тепло проникает

сквозь мокрые нити моей ночной рубашки.

Яркое пламя стало танцевать сильнее и выше. Я отправила в огонь ещё немного дров. Он

будто дразнил и заставлял подойти ближе, ещё ближе. Но это можно было смотреть

вечно. Я могла бы остаться тут на всю ночь. Возможно, к утру моё платье высохло бы, а

ненависть Прорицательниц утихла. Они же должны рано или поздно лечь спать.

Пока я думала об этом, рука мужчины снова потянулась к огню, но я вовремя схватила её.

– Нет, только не снова.

Всё, что я хотела сказать, так и осталось на кончике моего языка. Оранжевый,

пульсирующий, огонь был прекрасен. Он манил меня, заставляя пальцами коснуться его.

Ещё никогда в жизни мне не было так тепло. Тепло расцветало во мне и пульсировало по

моим венам так сильно, что, мне казалось, моя кровь сгорит. Я будто была создана из

света. Я и была светом. Я была бы такой горячей всегда.

Я отпустила его руку. Почему я его удерживала? Сердце колотилось, а я становилась к

огню всё ближе и ближе. Так близко, что моё лицо обдало волной тепла. Но этого не

достаточно. Я должна коснуться этого тепла.

Моя рука потянулась к источнику огня, куда-то к углям. Вдали от центра лежал кусочек

дерева, который обуглился только у самого края. Я взяла его и подожгла этот край. Огонь

мгновенно заплясал на нём, захватывая всё больше и больше ствола для себя. Я поднесла

его ближе к себе. Прекрасно.

Так прекрасно, что хотелось поделиться.

Я оглянулась на мужчину и улыбнулась, а на глазах появились слёзы. Он был бы

счастлив, если бы я…

Он резко встал, опрокинув стул, стал метаться по кухне. Всё, что мне оставалось – это

смотреть ему вслед. А если бы он снова обжегся?

Я посмотрела на его загоревшуюся брючину, и тут же страх уколол прямо в сердце. Я

слишком близко поднесла пламя. Оно всё ещё было в моей руке, но оно уничтожило

дерево, обжигая пальцы.

Я громко вскрикнула, затем кинула осколок в огонь. Он заискрился, едва не доставая

меня. Человек же закричал. Его штанина уже не горела – горела чуть ли не вся ткань и он

всё ещё боялся. Что же делать, что же делать? Я не могла понять, что делать – его страх и

мой, оба усыпляли способность рассуждать логически.

Точно! Ведро с холодной водой! Глупая! Как я могла забыть?

Я помчалась к воде, после чего быстро выплеснула на его ноги. Но он всё равно бежал на

кухню. Пламя неслось за ним, на его верхней одежде.

Моё сердце снова сжалось от страха. Я гналась за ним, неуклюже волоча за собой ведро.

– Стой! А ну вернись! – его страх был настолько сильным, что приумножал мной.

Он замедлился, но это не мешало мне, спотыкаясь, разливать за собой воду так, что, скорее всего, там остался только лёд. Мужчина выбежал в коридор и свернул направо

прямо к столовой. Да, там я загоню его в угол.

– Фейя, пожалуйста, – взмолилась я. – Если он не умрёт, я отдам тебе свою душу.

Я же не хотела его сжечь. Это был всего лишь несчастный случай. Правда?

Он пробежал арку столовой. Его одежда почти сгорела. Ничего не оставалось, кроме как

броситься за ним и преследовать до самого дальнего окна.

– Стой! Я могу помочь! – я вылила всё, что оставалось в ведре. Немного воды оказалось

прямо на его лице, а лёд – у ног. Он же кинулся назад. Пламя на его одежде не было

затронуто водой. Наоборот – огонь перекинулся на занавеску, от чего мой желудок с

ужасом завыл.

– Не двигайся! – закричала я, но он только сделал шаг ко второй, распространяя пламя.

Я отпрыгнула назад, в силах только наблюдать, как распространяется пламя. Оно сверкало

и горело, будто шторы были смазаны маслом, а огонь перехватил на себя ковёр. Мужчина

принялся кататься по полу, в надежде спасти свою жизнь.

Зарево распространялось, но мне нужно было помочь человеку. Не нашлось решения

лучше, кроме как выбить стекло деревянной скамьёй. Прозрачное, оно падало на снег. Я

вылезла на снегопад. Холод проникал под ночную рубашку. Я боялась, но человек

нуждался в помощи. Сначала спасти его, а потом думать о пожаре. Но что делать, я не

знаю.

Я прошла по снегу, обратно к разбитому окну. Прежде, чем я решилась вернуться, по

диагонали окна упал карниз, создавая пламенный барьер. Перепрыгнуть было возможно, но только не отсюда. А вот он мог.

– Прыгай! – крикнула я в надежде, что мой голос будет услышан тем человеком. –

Пожалуйста! Так ты спасёшься!

Звуков его движений я не слышала. Я подползла ближе, пытаясь игнорировать кашель,

чтобы посмотреть. – Прыгай…

Тёмная фигура прорвалась сквозь отверстие. Осколки стекла упали рядом со мной, будто

снежинки. Подняв руки, я хотела защитить лицо, но ничто не могло защитить меня от

того, что произошло дальше – охваченный пламенем, костлявый мужчина упал прямо на

меня. Я отлетела к деревянной лавке, а голова откинулась назад, принимая следующий

удар. Снег хрустел так, будто я стреляла в него.

Последнее, что я увидела – пламя, пожиравшее столовую.

ГЛАВА 3

Я открыла глаза, понимая, что светит солнце, а рядом со мной – мёртвый человек. Он

лежал лицом ко мне, а спиной – к стене, которую уже полностью поглотило пламя и

дымились только обугленные головешки. Увы, половина нашего монастыря была

разрушена.

Я ахнула от ужаса. Голова ужасно болела, а сердце трепетало в учащенном ритме, сбивая

с правильных мыслей. Встав на ноги, я стала паниковать ещё больше – я не понимала, где

именно нахожусь.

Какая половина уничтожена? Какая?

Я поняла, что рядом – библиотека, а библиотека – под лазаретом. Мои лёгкие заполнились

воздухом. Значит, часть, в которой Юлия, цела. То есть часть с сестрой Мирной, Кирой и

Дашей. Но колокольни нет. Колокольня – часть восточного крыла. Крыла, в котором

находились все Прорицательницы и раненый Безил, которых я заперла.

Я охнула, прикрывая рот рукой, чтобы заглушить всхлипы от наступающих слёз. Только

четверо выжили. Четверо. Остальные Прорицательницы погибли. Я знала это потому, что

не чувствовала их аур. Оставшийся лёгкий импульс, переходивший в дрожь, принадлежал

сёстрам и больным, за которыми они присматривали.

Из этого мира ушло так много людей. Даже этот незнакомец, который умер рядом со

мной. Столько смертей и разрушений. И всё из-за меня.

Горло разрывалось от моих всхлипываний. Плач стал только громче, когда я прижала

колени к груди и села. Я прятала лицо в складках юбки. Почему я не открыла дверь в

восточном крыле? Почему я не выпустила всех?

Боль внутри казалась невыносимой, она проникала глубоко внутрь, заставляя зарывать

руки в снег, бить кулаками по груди и кричать, словно потерянный ребёнок. Возможно ли, чтобы один человек чувствовал так много печали, ярости и сожаления? Ни одна аура

чистого человека не сможет заставить меня перестать страдать.

Я будто посмотрела на себя со стороны. Как я хищно улыбаюсь, запирая восточную дверь, как потягиваю похлёбку с незнакомцем, прекрасно зная, что мои сёстры-прорицательницы

молят об освобождении. А я всего лишь хотела помочь крестьянам. Я была полна

сострадания к ним, но человек, полный сострадания, никогда не сотворил бы столько

ужасных вещей.

Стыд и потрясение не давали мне сойти с места, ночная рубашка была мокрой от слёз. Как

ни странно, но помимо подола, остальное было сухим. Стало быть, его высушил огонь

монастыря, который ценой нескольких жизней спас меня от того, чтобы не замёрзнуть

насмерть. Впрочем, ирония не приносила никакого облегчения. А лежавший рядом со

мной человек… Он ничего не сделал и умер после того, как связался со мной. Его кожа

была черной, покрытой волдырями, лицо обгорело до неузнаваемости, а остатки одежды

прилипли к коже. Чего-то более ужасного в своей жизни я ещё не видела. И всё же, я не

могла заставить себя встать. Где-то глубоко в душе я верила, что сейчас он откроет глаза и

убедит меня в том, что всё это всего лишь кошмар.

Но, как бы долго я на него не смотрела, он всё равно не шевелился. Всё вокруг пребывало

в спокойствии, и только я всхлипывала, обхватывая ноги руками. Мне часто хотелось

побыть одной вот так, чтобы не чувствовать чужих эмоций.

Но я бы никогда не хотела почувствовать такое одиночество снова.

Час летел за часом. Я проснулась во второй половине дня, когда лучи солнца пробивались

сквозь тонкие голые ветки восточного сада монастыря. Они отбрасывали тени, надвигавшиеся на меня. Я встала, ведь, так или иначе, нужно было зайти внутрь. Увидеть

лицо сестры Мирны. Стоит сдаться и понести наказание. Но нет такого наказания, чтобы

искупить всё это, даже за всю жизнь.

Скрестив руки на груди, будто пытаясь уловить всё оставшееся в моём теле тепло, я

обошла монастырь вокруг. Наверное, не будь Юлия в лазарете, она бы оказалась рядом со

мной.

Единственное, чему можно было радоваться, так это тому, что она выжила.

Обломки всё ещё тлели и оставались горячими. Они преградили путь назад, поэтому я

искала другой вход, более безопасный. Подняв подол чуть выше лодыжек, я побрела по

холодному снегу. Ткань подола была вся запачкана гарью, а волосы были опалены на

концах. Даже не хотелось представлять, что произошло с остальными. Сестра Мирна

сразу же подумает о худшем. И будет права.

Я шла, понурив голову, поэтому тут же заметила след саней на снегу. Двери в монастырь

же были открыты – прошлой ночью мне не захотелось утруждать себя ещё и этим. Вход

был открытым, а неустойчивые петли скрипели.

Я напряглась, пытаясь почувствовать хоть какие-нибудь эмоции людей вокруг, чтобы

знать, чего ожидать. Или, того лучше, считать ауру гостей, чтобы понять, зачем они здесь.

Сегодня мы не должны были никого принимать. Поставщики продовольствия были

единственными, кого мы могли ждать, но они приезжали пять дней назад.

Сани стали звенеть ещё громче – скользя по снегу, бежала яркая тройка. Я удивилась, заметив трёх лошадей и сани. Но нет – нужно было думать о тех, кто остался в монастыре

в живых. Если тройка здесь – это значит, что кто-то приехал по срочному делу. И этим

кем-то, судя по моим ощущениям, был мужчина, скорее всего благородный – только

благородные люди в Империи Рузанин имеют право разъезжать в санях, будучи

единственным пассажиром, не учитывая прислуги. Вот только прислуги не было. Но

почему нет кучера? Ни один благородный в Империи не будет сам вести сани.

Моё сердце встрепенулось, но я не могла понять: это мои чувства или чувства гостя.

Мужчина поднял руку, но тут же опустил, кинув лишь взгляд на сожженный монастырь.

Как только лошади поскакали рысью, я смогла рассмотреть его более подробно. Как

подобало мужчине из Эсценгарда, он был гладко выбрит, но был он, скорее всего, не

оттуда – его черты лица были более характерными для Рузанинцев: тёмные брови, низко

посаженные над глазами, длинный, но расположенный прямо по центру лица, нос. Самым

выразительным был рот, будто не созданный для того, чтобы улыбаться или вообще его

открывать.

Чем ближе он становился – тем больше можно было рассмотреть. Я заметила, что он был

не старше Нади. Его пыльно-каштановые волосы волнами развивались позади, хотя по

длине достигали бы всего лишь скул. Он определённо был благородным – обычные люди

не утруждают себя частыми стрижками. Он уставился на монастырь в изумлении, да так

сильно, что трепет его взгляда отражался на моих чувствах. Но, будто почувствовав, что я

смотрю на него, он тут же перевёл взгляд на меня и не сводил его, ни пока лошади

приближали его к монастырю, ни пока он въезжал в ворота. Я понимала, что выгляжу

плохо, но неужели, мой внешний вид мог поведать абсолютно всё?

Я не знаю почему, но мне хотелось, чтобы незнакомец только понимал: несмотря на

обугленный монастырь, на него смотрит не несчастная девочка. А я выглядела именно

так. Во всяком случае, именно так он должен был меня воспринимать. Я выровнялась,

вытянула шею и смерила его таким взглядом, который мог сжечь.

– Ты можешь позволить себе думать обо мне только так, – я надеялась, именно это

передаю своим взглядом. – Я – Соня Петрова. И со мной всё хорошо.

Он смотрел на меня, не моргая. Даже ветер не мог заставить его сделать это. Когда он

уходил в конюшню, я почувствовала в нём маленькую искру восхищения, хотя его

суровое лицо не выражало абсолютно ничего. Но это чувство заставило меня стоять

ровнее.

Когда он исчез из поля зрения, я поймала своё отражение в битом стекле. Пламя позади

меня всё ещё тлело. Восхищение, послужившее не более чем поводом для собственной

глупой гордости, исчезла с ветром. Мои глаза были красными от всех тех слёз, которые я

сегодня пролила.

Со мной не всё было хорошо. От макушки до пяток.

Я шла по каменному полу на онемевших пальцах ног, приближаясь к лазарету. Я

надеялась, что смогу навестить Юлию незамеченной, пока на меня не разгневалась сестра

Мирна.

Свет ламп озарял библиотеку, просачиваясь на первый этаж, пострадавший от пожара.

Внутри раздались голоса. Они определённо принадлежали сестре Мирне и молодому

человеку, который приехал на тройке.

– Отравлена? – сказала она и я отошла к стене, чтобы продолжать подслушивать. Мне

было интересно.

– Четыре дня назад, – ответил юноша с таким тембром, с каким обычно говорят

воспитанные аристократы. – Она выпила из чаши императора.

– И Изольда не почувствовала опасности?

Что-то сжалось в моей груди, когда я услышала имя Пророчицы императора. С ней что-то

произошло. Что, если её отравили? Я никогда не встречала её лично, но знала, что та

служила короне уже в течение пятнадцати лет. Одни девушки в монастыре хотели занять

её место, другие – жили в страхе перед ней.

Напоминание об их смерти заставило меня сгорбиться.

– Нет, – ответил юноша.

– Ясно.

И мне – не всё. После того, как она сделала ошибку, находясь на службе

Прорицательницы, у неё должны были быть проблемы.

Но если отравилась не Изольда, то кто?

– Тогда вы могли приехать только по одной причине, – голос сестры Мирны утих. Если её

эмоции были точно такими же, как чувствовала я сейчас, её злость стала ещё сильнее.

Какая жизнь была уготована Прорицателю империи Рузанин, если можно закончить так,

как закончила Изольда, допустившая ошибку? Даже в монастыре Прорицательницам

угрожали смертью. Закон готовил нам виселицу, если мы отказывались служить

императору. Некоторые сёстры даже вешались на колокольне, только бы не попасть в

лапы императорских слуг.

– Боюсь, в свете произошедшего этой ночью, я не могу помочь вам.

– В последние несколько дней мы все пережили слишком много печальных известий. Но

закон есть закон.

– Я потеряла больше двадцати девочек!

Громкий стук кулака о стол разбил тишину. Я вздрогнула от того гнева, который вскипал

во мне из-за его эмоций.

– А я потерял свою мать!

Приступ удушья охватил меня. Должно быть, он говорил о вдовствующей императрице.

Она была той, кто отпил из чаши императора Валько. Изольда будет приговорена к смерти

только за то, что попыталась спасти кого-то из королевской семьи. Стало быть, в

библиотеке – младший брат императора, Антон Озеров. Но почему приехал сам князь, а

не прислуга?

– Поэтому, какой бы печальной ситуация не была, я должен спросить, – принц Антон

пытался взять себя в руки. – Кто в этом монастыре самая старшая?

Мои губы приоткрылись. Так вот что нёс в себе визит принца. Теперь правда открылась. Я

ворвалась в комнату так стремительно, что едва могла дышать.

– Вы не можете взять Юлию! – я не сделала ни реверанса, ни вступления, как подобало

перед человеком с его статусом, просто закричала. Сейчас он был для меня только

ящером, которого послали забрать мою подругу.

Антон повернулся и, видимо, вспомнив нашу встречу во дворе, тут же меня узнал. Он по-

прежнему был в верхней одежде. А это значит, что разговор не должен был быть долгим, он намеревался забрать Пророчицу сегодня же.

– Это Юлия? – он вскинул брови, а я пожалела, что вступила в дальнейший разговор.

– Соня? – выдохнула сестра Мирна. Она ринулась ко мне, минуя принца, а в глазах

появился блеск. – Слава богам, ты жива!

Он подняла меня над землёй так, как раньше никогда не делала. Мне оставалось только

держать руки по швам. Не потому, что это меня не тронуло, просто я испытывала

угрызения совести. Как бы она отреагировала, если бы узнала, что я наделала? В любом

случае, я обернулась на Антона, который удивлённо наблюдал за нами и руки сами

сжались в кулаки. Он не заберёт Юлию. Я помогу ей сбежать, мы как-нибудь отыщем

Ромска и будем свободны.

– Дитя моё, как ты выжила? – сестра Мирна вернула меня на землю и обхватила лицо

своими морщинистыми руками. – Когда Безил запер всех в восточном крыле, я думала… -

поток её речи остановился – она ждала моих объяснений.

– Я… – я разрывалась между тем, спасти Юлию или пожертвовать собой. – Меня не

заперли в восточном крыле. Безил… Он…

Комок рос в моём горле, а взгляд скользнул на камин в библиотеке. Неужели кто-то в

этом монастыре после такого всё же осмелился зажечь огонь?

– Да, где он? – сглотнула сестра Мирна. У неё было плохое предчувствие, хоть в голосе и

звучала надежда. Её отзвук разливался по моему телу, как и горечь об умерших.

– Безил умер в пожаре, – ответила я, смотря на неё, хоть и хотелось оторвать свой взгляд. –

Как и крестьянин.

Кажется, стены библиотеки сдвигались, настолько пристально она на меня смотрела. Зола

в воздухе душила, ноги становились слабее. Только наклонив голову, я заметила, что на её

фартуке кровь. Слишком много крови.

Моё дыхание стало прерывистым, и я посмотрела на принца. Его вид помог мне

расправить плечи и снова стать ровно.

– Юлия не здорова. Она не может служить императору, – она только не здорова, ей всего

лишь нездоровится.

– Юлия мертва, – категорично сказала сестра.

Мои лёгкие были опустошены, и мне срочно нужен был воздух. Чтобы хоть как-то

удержаться, я схватилась за стул и стала ждать реакции принца или сестры, да кого-

нибудь, кто сможет доказать, что это неправда. Мой язык не слушался, и я не могла

сказать ни слова из того, что вертелось в голове. Всё, что я смогла сделать – это пальцем

указать на её алый фартук. Она это сделала. Она убила Юлию тем, что выкачала у неё всю

кровь.

– Кровопускание приносило свои плоды, – говорила она, а её голос был беспристрастным.

– Лихорадка Юлии прошла, но потом, когда монастырь начал гореть и пламя не давало

мне выйти, чтобы помочь тем людям, в восточном крыле, Юлия взяла нож и… – она

посмотрела вниз, прежде чем продолжить разговор. – Она разрезала себе крупную

артерию. Кровь шла слишком быстро – она покинула этот мир в одно мгновение.

Каждое слово ранило меня сильнее, чем удары в живот. Я это сделала, не она. Я заперла

Прорицательниц, впустила того крестьянина, позволила его безумию управлять мной,

разожгла огонь и сожгла всё на своём пути, причинила вред многим, убила их. Убила мою

лучшую подругу.

Мне нужно было сесть. Нет, лучше стоять. Пойти и увидеть Юлию собственными

глазами. Но нет – ноги будто были свинцовыми. Моё сердце вдруг стало слишком

тяжелым. Иначе и быть не может. Как человек, способный хоть на какие-то чувства,

сможет сделать то, что сотворила я?

– Простите, но…

Я растерянно взглянула на только что решившегося нарушить тишину принца. Он

переводил взгляд то на меня, то на сестру, явно чувствуя себя не наилучшим образом

после того, свидетелем чего ему пришлось быть. Могу только представить, что бы он

почувствовал, если бы знал, что в сказанном сестрой на самом деле виновата я. Он,

наверное, уже понял, что другая Прорицательница уже умерла. Она для него никто, как и

все те, кто погиб в монастыре этой ночью.

– То есть… – принц продолжил. – Мне жаль, что вы так много потеряли, однако…

– Да вам всё равно, что или кого мы там потеряли, – я огрызнулась, не обращая внимания

на то, что душу скребла совесть, хоть и оставалось некое покалывающее чувство печали.

И она не исходила от этого человека. – Вы думаете только о том, что происходит у вас.

И я не упустила шанса упомянуть о смерти его матери, которая, естественно, не думала, что Прорицателей сгоняют в одно место, как рогатый скот, а потом заставляют служить

как рабов.

– Сочувствую, – Антон нахмурился, но в его глазах не проскользнула ни одна эмоция. –

Верите вы мне или нет, не имеет значения. Я не буду говорить об этом снова.

Я тиснула зубы. Пусть он рассердится. Гнев вообще полезное чувство. Я могла бы

ударить его и сослаться на то, что меня ослепила злость. Но ещё оставался мой

собственный страх – страх за Юлию.

– Я обязан быстрее вернуться во дворец. Закон, – Антон глубоко вдохнул и даже не

дрогнул от моего взгляда. В последнее слово он вложил эмоции, которые я не могла

распознать. – Закон требует, чтобы с собой я привёз самую старшую из Прорицательниц

из Рузанина.

– Соня, – ко мне обратилась сестра Мирна.

– Да? – я посмотрела на неё, но она не видела никого, кроме принца.

– Остальные мертвы, – сказала она. – Юлия мертва. Соня – самая старшая.

ГЛАВА 4

Меня охватил ужас и удивление, осевшие где-то в животе. Судя по взгляду Антона и

чувствам, отражавшимся у меня внутри, его реакция мало чем отличалась от моей. Наши

взгляды встретились во взаимном недовольстве.

– Неужели, больше никого нет? – спросил Антон у сестры так тихо, будто думал, что

больше никто этого не услышит.

– Остались двое, но они ещё дети.

– Да и она не выглядит старшей, – принц нахмурился, рассматривая меня.

Я поняла, что это было непрямое оскорбление. Это он не старше меня. Но много ли от

этого толка, если я родилась раньше других выживших? Как сказал Антон, закон есть

закон и… Мне нельзя слишком долго думать об этом. Рвотный позыв снова появился так

внезапно, что я едва успела схватиться за стул. Этого не могло случиться.

– Соня будет готова в течение часа и сопроводит Вас в Торчев, – сестра Мирна сложила

руки на обагрённом кровью фартуке.

– В течение часа? – я удивлённо переводила взгляд то на него, то на сестру. – Я не могу…

Мы ещё не отправили Юлию в последний путь как подобает, а хоронить её нельзя ещё в

течение трёх дней – в моём сердце снова появилась печаль, а глаза горели от слёз. Они не

заставят меня уйти. Я не могу покинуть монастырь, не попрощавшись с теми, кто умер из-

за меня. На этот день выпало слишком много жестокости.

Я чувствовала, что Антон пытается взвесить мои слова, тихо постукивая носком сапога по

полу.

– Она была моей единственной подругой, – я тут же схватилась за то, что он не

равнодушен к моим словам. Неужели, принц империи Рузанин не способен на

сочувствие?

Тут, тук, тук. Его сапог стучал по каменным плитам ритмично. Возможно, его терзал тот

же вопрос. Сможет ли он проявить сострадание к человеку без рода, которого, к тому же, видит впервые?

– Дайте мне всего лишь три дня, – моё сердце снова забилось быстрее. Через три дня я

сделаю всё, что угодно. Даже приму то, что Юлия умерла. Мне нужно как-то с ней

попрощаться. И отыскать способ сбежать, пока император не добрался до меня.

Звук от его сапог стих. В ожидании я даже перестала дышать.

– Мы должны уехать этой ночью, – его взгляд опустился на моё лицо. Он смотрел куда

угодно, только не в мои глаза. Его слова ранили меня так сильно, будто я была сделана из

глины. – Мой брат настойчив. Твоя трагедия его не тронет.

– Но смерть коснулась и его. Ваша мать…

– Не смей говорить о моей матери! – он указал на меня пальцем, словно угрожая мне

ножом. – Её похоронили, пока я ехал сюда, за тобой. Я не мог попрощаться с ней так, как

этого требовали обряды. Я даже не мог быть рядом с ней, когда закрывали гроб. А всё это

ради того, чтобы найти новую Прорицательницу – он пренебрежительно махнул рукой. В

его словах слышалась горечь. – Для того чтобы защищать императора и его трон. Я

пожертвовал этим ради долга. Так что поверь мне: Валко даже слушать о том, что тебя

задержала какая-то причина, не станет.

Я собрала всю свою решительность в кулак, чтобы не отступить. Мысленно я пыталась

выстроить щит против этого человека, чтобы он не задел меня. Но вместо этого позволила

гневу проникнуть под мою кожу. Он был в моих венах, в моей крови, в сердце. Он

укоренился так глубоко, что я наконец-то смогла выплеснуть его.

– Если Вы не можете сопротивляться собственному брату, то чем Вы лучше? Вы хуже: Вы

– его марионетка.

– А ты бы смогла ему сопротивляться? Твоя голова окажется на плахе раньше, чем ты

распакуешь сумки, – его глаза вспыхнули гневом.

– Сумки? С чего он взял, что у меня их больше, чем одна? – я засмеялась. – Только принц

мог подумать, что у меня много вещей.

Что-то защекотало моё лицо, я ударила себя по щеке.

Откинув тёмно-синее пальто, Антон обнажил широкие плечи и повернулся к сестре

Мирне. Она стояла до того тихо, что я даже забыла о её существовании.

– Если эта девушка – пример того, как воспитывают Прорицательниц в этом монастыре, то

деньги на него Рузанин тратит зря.

– Соня здесь только восемь месяцев, – сестра бросила на меня испепеляющий взгляд.

Я снова провела рукой под глазами. Я плачу? Я никогда не плакала после приступа гнева

и не могла сделать это пару минут назад.

– Император не сочтёт это оправдание приемлемым, – ответил Антон.

– Да, вы абсолютно правильно обозначили его роль в содержании этого монастыря, -

сестра Мирна выпрямилась. – Давайте прекратим этот разговор. Соня уедет…

– Как только мы похороним Юлию, – закончила за неё я. – И отдадим дань уважения

погибшим Прорицательницам.

– Дитя моё, что ты делаешь? – она нахмурилась, и её взгляд опустился на мои волосы.

Я опустила руку и только тогда поняла, что в ней остался клок волос.

– Даша, – прошептала я, поворачиваясь к двери.

Маленькая девочка стояла босиком, в одной сорочке, на её голове осталось мало волос.

Рядом же была Кира – она хныкала и глотала слёзы. Я коснулась её мокрой щеки. И как

много они успели услышать?

– Ты тоже нас бросишь? – спросила Кира.

Эмоции, кипевшие внутри, вдруг остыли. Их осталось только двое, выжили только они и

моё сердце раскалывается. Если я убегу, Антону придётся взять в Торчев Киру. Как я могу

предать маленькую девочку, позволив занять ей моё место, если прошлую

Прорицательницу казнили именно за это? Звучало как смертные приговор. Кира или Даша

не могут туда поехать.

Я собрала всю решительность, которая только могла у меня быть и взяла руки девочек в

свои. Мне нужно быть по-настоящему уверенной, иначе они прочитают всё по моей ауре.

– Вы должны быть храбрыми, – сказала я. – Сестра Мирна теперь зависит от вас.

Мои слова были абсолютно без эмоциональными и бесчувственными. Но Даша и Кира

стали уязвимее, чем когда-либо были. Мне нужно было заставить их найти в себе

мужество, чтобы, находясь в такой разрухе, оставаться здесь и жить дальше. – Я поеду к

императору и оттуда буду наблюдать за тем, как вы тут живёте.

Кира кивнула, пытаясь принять свою судьбу, но её слёзы никак не высыхали.

– И когда я приеду навестить вас, – я проглотила ком, что-то царапало меня изнутри.

Конечно, император этого не допустит. – Даша, твои волосы будут такими длинными, что

ты буквально будешь подметать ими залы монастыря.

Даша улыбнулась и я сделала всё от меня зависящее, чтобы запечатлеть в своей ауре

лучик её надежды. Прикусив губу, я всё же поднялась с колен и повернулась к принцу

лицом, но его эмоций я не замечала. Будто перед ним стоял барьер.

– Я поеду с Вами в Торчев, – сказала я. – Сегодня же. Если вы пообещаете, что

восстановите эти стены и направите сюда стражу, чтобы эти люди защищали монастырь.

Во всяком случае, хотя бы что-то. Подвалы, естественно, целы, а камин в библиотеке

можно использовать для приготовления еды, кухни ведь уже нет.

Антон перевёз взгляд на Киру, затем на Дашу, после чего и на меня. Он топнул сапогом

несколько раз.

– Я обещаю.

Я радостно выдохнула. Если я сделаю ещё один шаг, то, видимо, рассыплюсь на сотни

осколков.

– Тогда готовьте своих лошадей.

Нет, я не была готова. Сколько бы времени мне не дали, я всё равно не смогла бы

подготовиться.

– Я готова, – сказала я.

ГЛАВА 5

Сестра Мирна стояла на снегу, перед почерневшим от пожара монастырём, а Даша и Кира

вцепились в её юбку. Все они думали, что скажут мне на прощание, пока я ждала Антона

и тройку.