Текст книги "Сжигающее стекло (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Пурди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Кэтрин Пурди – автор малоизвестный, и «Сжигающее стекло» – её первая, дебютная

книга. Естественно, до наших издательств её работа ещё не дошла. Поэтому, чего ожидать

от этого автора, было неизвестно. Всё же, одно дело прочитать на английском самому, а

другое – переводить. Но общая картина была настолько занимательной, что работа

началась.

Данный на этой странице текст призван внести ясность в некоторые моменты, описанные

в книге, так как в ней есть вещи, которые могут показаться глупыми и странными, но

только потому, что они являются частью другой культуры. Впрочем, вы можете смело

пропустить, переходя сразу же к книге.

О мире

Кэтрин Пурди взялась за весьма редкую для западного мира тему, а именно – славянскую.

Даже такие слова как «тройка», «матрёшка» и т.д. пишутся в оригинале translitom, как

иностранное слово. Но, если вы думаете, что знакомы со всем, что здесь будет

происходить – вы ошибаетесь. Потому, что здесь есть не только культура России,

знакомая нам из сказок, но и болгарская, словенская. Несмотря на то, что «все мы,

славяне, братья», и, казалось бы, должны понимать друг друга правильно и чуть более чем

полностью. Но нет. Появляются различия.

Например, различия в понимании имён. Одним из таких в мире «Сжигающего стекла»

становится имя «Ленка». И, если воспринимать это с точки зрения нашей культуры, то

может показаться, что к этой женщине относятся брезгливо или фамильярно. Но, если

воспринимать это с точки зрения болгарской культуры, то такие обращения (Ленка, Ирка

и т.д.) означают… то, что человек почитаем и уважаем.

По поводу имён стоит добавить, что каждое из них тоже имеет значение:

Валко – «волк»;

Антон – «противостоящий»;

Софья – «наделённая даром», «наделённая мудростью».

Значение имеют и вещи, которые раньше мало кто видел. Например, «кровать-ящик». Её

описать достаточно сложно, поэтому я позаимствую фото с сайта самой Кэтрин.

Обсуждать вещи и знаки можно бесконечно, так как они в этом произведении

«расставлены» специально, но сомневаюсь, что в школе, от нагромождения расшифровки

символов в классике, вам становилось интереснее читать.

О названии

Нужно лишь добавить кое-что о названии. «Сжигающее стекло» – это метод получения

огня в Древней Греции. Существовала специальная линза, с помощью которой «собирали»

солнечные лучи и направляли в одну точку, чтобы зажечь огонь. И, если в Греции это

было во благе, то наша главная героиня… В общем, нет смысла спойлерить – вы сами всё

прочитаете. Можно пожелать лишу приятного чтения.

ВНИМАНИЕ!

Данный файл предназначен для ознакомления,

поэтому просим после прочтения удалить его.

Над переводом работали:

Переводчик: Рина Флаева

Редактор: Елена Семагина

Перевод предоставлен группой

Falling Kngdoms | Translation books

КАРТА:

ПОСВЯЩЕНИЕ

ДЛЯ ЯСОНА,

Который всегда говорил, что я смогу.

И я смогла.

ГЛАВА 1

Я ухватилась за резную фигурку богини, пока кусок дерева не коснулся моих пальцев.

Удар был только частичкой боли, которую я чувствовала. Вот только боль не была моей

собственной.

– Нельзя, чтобы шла кровь, – напуганная сестра Мирна, выкатив глаза, принялась

бегать вокруг. Когда она поняла, что это всего лишь я, её лицо снова стало обычным, с

провисающей кожей и морщинами. Она приложила компресс к изгибу руки Юлии. —

Соня, что ты здесь делаешь?

Я не обратила на неё внимания и пошла дальше, к центру монашеского лазарета.

Приходилось дышать ртом, чтобы хоть как-то избежать вони и разных заболеваний,

витавших в воздухе. Подняв подол ночной рубашки, я на цыпочках прокралась по следу

из капель крови на полу. Всё моё тело было холодным, но тепло камина было заметным, а

лежащие около него плитки обжигали ноги.

Я поправила свою шаль на груди и оглянулась на сестру Мирну. Фарфоровая чаша

находилась прямо на столике Юлии. Кровь пульсировала, и, наконец, достигла самой

высокой отметки. Глаза подруги оставались закрытыми, а рыжие волосы распластались по

коже лица; белой, как кости. Я сглотнула.

– Должен быть другой способ её вылечить. Ей больше нельзя терять ни капли. Вы видели

её ноги? Она ранит саму себя, – я поморщилась, когда осколок фигуры упал прямо мимо

моей кожи.

– Так она освобождается от эмоций, – сестра Мирна коснулась лба тыльной стороной

руки, избегая запятнанных пальцев, однако не обошлось – на косынке, опоясавшей седые

волосы, появилась пара алых линий. Меж бровей залегла крупная морщина. – Тебе тоже

надо бы попробовать. Может, хоть тогда перестанешь без спросу ходить по местам, куда

тебя не пускают.

Мои губы сжались в тонкую линию, а пару локонов я принялась наматывать на пальцы.

Может так я смогу бороться с разочарованием. Мне хотелось контролировать себя без

увечий, как это делала Юлия, или, выдёргивая волосы, как Даша, или даже плача денно и

нощно, как получалось у Киры. Тем более, моё разочарование не было моим собственным.

Я не должна была позволять эмоциям сестры Мирны действовать на меня.

– Я пришла, чтобы отдать это Юлии, – вновь придерживая шаль одной рукой, я

протянула вперёд фигурку Фейи. Я слишком много времени провела с Ромска, так что

наше общение помогло мне лишиться любых религиозных предрассудков. Но Юлия

веровала даже сильнее, чем сестры этого монастыря. Я надеялась, что лик Богини-

ясновидицы и Прорицательница рядом помогут ей избавиться от лихорадки.

Когда я смотрела на то, как её грудь медленно опускается и поднимается, я прикусила

дрожащую губу. Темп её дыхания был слишком плохим, пульс едва чувствовался.

Честно говоря, я нужна Юлии для того, чтобы ей стало лучше. Я не могла бы находиться

здесь, не будь у меня такого друга. Кого-то, кто будет шутить, рассказывать истории

ночами напролёт.

Сестра Мирна приняла фигурку. Получилось. Её черты лица стали более мягкими, исчезла

та морщина меж бровями. Когда это произошло, я поняла, что разочарование отступает, но, казалось, моё тело стало холоднее, когда сестра Мирна поставила фигурку на

подоконник, всё это время, удерживая компресс на лбу Юлии. На улице бушевал

настоящий снегопад.

Мой желудок заурчал, как зверь. Наверное, и сестра Мирна голодна. Как давно она

вообще позволяла себе минуту отдыха, хотя бы, чтобы поесть? Маленькие Даша и Кира

очень быстро заснули в своих кроватях на другой стороне спальни. Их кожа снова

приобретала оттенок кожи живого человека. Это нормально после такой лихорадки, как

бывает у нас. Но Юлия поправлялась не так быстро.

Воспользовавшись тем, что сестра Мирна стала молиться, я присела к подруге. Если бы

мои тёмно-русые волосы были чуточку длиннее, они бы задели её кровоточащую руку.

Мой взгляд скользнул по её руке. Я могу позволить себе прикоснуться к ней? Если я

смогу перенять боль девушки и стану хныкать от неё, сестра Мирна выставит меня сразу

же. Мне всё ещё хотелось передать ей хоть немного своей жизненной энергии. Да, я знаю, это не может сделать даже Пророк. Всё, на что способен наш дар – это переживать то, что чувствуют люди вокруг. И жить так мучительно, будто и не живёшь вовсе, а

существуешь. Получить такой дар означает служить Империи Рузанин. Придётся

тренироваться только для одной цели – защищать Империю. Когда девочки дорастали до

возраста, когда уже могут читать, но ещё не могут контролировать свои чувства, их

забирали, даже против их воли. Я уклонялась от этого семнадцать лет, что, кажется, должно было стать рекордом. Я бы продержалась дольше, но восемь месяцев назад,

охотники за головами привели меня в монастырь.

– Я принесла тебе нашего покровителя, – тихо шепнула я Юлии. Не будучи уверенной в

её состоянии, я ждала, пока её глаза откроются. Однажды, мы играли в игру, в которой мы

хотели поменяться цветами глаз: её сапфирово-голубые на мои, карие.

– Я дам тебе свои, – сказала она. Юлия была единственной, кто хотел дружить со мной.

Остальные только и знали, что шептаться о том, что меня воспитали цыгане. Эти люди

думали, что стены будут хранить их разговоры и понятия не имели, что мы с Юлией

будем заходить к ним в спальни и угадывать их сны.

Наши с ней игры приносили плодов больше, чем все эти эксперименты, на которые

решались сёстры. Они пытались научить меня отделять то, что чувствую я от того, что

чувствуют люди вокруг. Во всяком случае, Юлия в меня верила. Мы чувствовали себя

равными, одногодками. Хоть она и была старше меня на два года. Даже если бы она

пережила всех Пророков и стала одним из стражей Империи, я бы всё равно смогла на неё

положиться. Вот почему она должна была остаться в живых, вот почему я хотела

исцелить её от боли, вместо того, чтобы надеяться на какую-то деревяшку

несуществующей богини.

– Ты дрожишь, – сестра Мирна повернулась, и всё её внимание снова было приковано

ко мне, а морщины на лице углубились, застывая в выражении беспокойства. Я всего

лишь пожала плечами. Этот голод грыз меня изнутри.

– Юлии холодно.

– Юлия лихорадит, – морщины на лице сестры углубились ещё сильнее.

– Значит, тебе тоже должно быть холодно, – сказав это, я поняла, что она трогает мой

лоб.

Она не была Прорицательницей, но, казалось, она видит меня насквозь.

Под лёгким пухом волос на моей руке почувствовалось покалывание. «Мне плохо?». Я не

хотела, чтобы мой голос звучал так, будто я хочу задать вопрос. Потому что мне более

чем плохо. Что-то неизвестное приобретало форму где-то в недрах желудка, а затем

принялось царапаться в отчаянных попытках выбраться наружу. Это было хуже, чем

голод. Руки мгновенно сжались, зубы стиснулись, а на глаза, выражавшие абсолютную

беспомощность, накатили слёзы.

– Дорогая, в этой комнате жарко, как в печи, – сестра Мирна нахмурилась. – А твоя

кожа как лёд.

Вместо беспокойства, её лицо излучало страх.

– Я больна? – возможно, она была права, и мне не нужно было приходить в лазарет. Но

я переболела лихорадкой прошлой зимой, когда была в лагере с Ромска. Я думала, мне

уже ничего не грозит.

– Держи её, – скомандовала она, встав и сбавив давление на руке Юлии.

На долю секунды я замешкалась, засмотревшись на чашу с кровью, текшей по её локтю.

Но, собрав волю в кулак и расправив плечи, я со всей силой прижала ладонь к повязке.

В считанные мгновения мышцы свело судорогой, позвоночник выгнулся, а дыхание стало

рваным и не ритмичным. Где-то в груди появилось слабое ощущение тоски. Это была

борьба за жизнь. Природный и такой простой инстинкт.

Сестра Мирна приблизилась к окну и по её лицу тут же заплясали отражения фонарей. Я

поняла, что это огоньки от факелов – в их свете виднелось моё отражение. Лицо сестры

Мирны застыло в ужасе.

– Фейя, защити нас, – тихо шепнула она, после чего сделала особый знак, взывающий к

богине: коснулась двумя пальцами сначала лба, затем – груди, где находилось сердце. —

Они пришли.

Её страх и мой страх. Страх нас обеих. Он слился воедино.

– Кто? – я наклонилась, чтобы понять, кого она имеет в виду. – Что происходит?

Но она не ответила, а неприятное ощущение в животе стало в разы сильнее; от того, что я

дрожала, теперь стучали и зубы. Мне нужно поесть. Сейчас. Хоть что-то. Хоть что-

нибудь.

Сила, с которой я охватывала руку Юлии, ослабла, кровь стала сочиться сквозь пальцы.

Она напоминала цвет вина. Я даже поддалась искушению и подняла руку, чтобы вкусить

запах.

Бэзил ворвался в комнату. Руками старик опёрся на колени, переводя дух. Я моргнула и

вытерла кровь о ночную рубашку.

– Крестьяне… у ворот, – всё, что он успевал сказать между перерывами на вдох. На его

лысине показались большие капли пота. – Их толпа… Нет, их… целая армия.

– Чего они хотят? – я направилась к окну, но тут же вернулась, вспомнив о руке Юлии.

– Того же, что и обычно, зажигая факелы и хватая виллы – нашу еду, – губы сестры

Мирны сжались в тонкую белую линию. Она смотрела на меня, как и прежде – так, будто

её взгляд проходит сквозь меня. – Тебе сейчас не только холодно, я угадала?

Словно в ответ, мой желудок издал громкий звук.

– Что это? – её глаза сузились, а фигура приблизилась. – Ты пробовала кровь?

Я оступилась. А пробовала ли?

– Бэзил, убери её отсюда, – в одно мгновение, её лицо изменилось. – Запри её в

восточном крыле, вместе с другими девочками. Здесь столько эмоций! Для этого места

она опасна.

– Я не уйду! – я прижала компресс к руке Юлии ещё сильнее. Сестра налетела на меня

так, что мой платок, запятнанный кровью подруги, упал.

– Ты должна принять судьбу и хотя бы пытаться управлять своей силой, – она трясла

меня за плечи. – Из-за тебя рискуем мы все!

– Я никогда не причиню вреда Юлии! – я поморщилась, а где-то внутри появилась

сильная боль. Я хотела снова дотянуться до компресса, но сестра Мирна схватила меня за

руку первой.

– Да ты хоть знаешь, на что способны эти голодающие крестьяне? – она сверлила меня

взглядом. – Или тебе рассказать о трёх вдовах из моей деревни, что были так голодны, что заманили к себе незнакомцев, отравили и обглодали их кости?

– Мой караван слышал это в каждом городе. Это народная байка – не больше. Никто в

неё не верит, – голод поутих, но к горлу подступала тошнота.

– Соня, как же ты ошибаешься! Это четвёртая суровая зима в Империи Рузанин. Вы с

Ромска выжили только потому, что поехали на юг. Мы же выживали только благодаря

подаренному императором продовольствию. У крестьян же нет ничего.

– Но у нас запасов больше, чем нам нужно. Мы должны помочь им, – мне дали немного

выпить, но хищный голод внутри меня заставлял думать о переполненных кладовых

монастыря и его подвальных холодильных складах.

– Бэзил, убери её отсюда, сейчас же, – глаза сестры снова сузились. От этого взгляда, казалось, что по моим венам двигался лёд. Она толкнула меня на старика и бросила

вдогонку шарф.

Когда крестьяне продвинулись вперёд, их громкие крики стали содрогать воздух. Мои

колени тряслись, в любой момент я могла упасть.

– Пожалуйста, прошу вас, – я смотрела то на сестру Мирну, то на Бэзила. – Если бы вы

только чувствовали…

– Хватит! – она собственноручно откинула меня к двери, а Бэзил схватил за локоть, но

уже нежнее.

В дальнем углу комнаты, уже проснулись Кира и Даша. Обе девочки уже слышали крики

толпы. Я видела это по их лицам: на лице Киры были слёзы, и она перебралась в кровать

Даши, которая уже рвала на себе волосы.

– Я всё равно запру её в восточном крыле, – сказала она Бэзилу. – Забаррикадируй

входную дверь. Охрана ворот усилена?

– Думаю, достаточно, – он кивнул. – Если повезёт, волки явятся до того, как крестьяне

найдут способ пробраться сюда.

– Вы хотите, чтобы их растерзали волки потому, что они голодны? – я уставилась на

Бэзила. Близко посаженные глаза и торчащие уши всегда делали его миловидным, но на

этот раз даже в его взгляде не было жалости. – Вы говорите ужасные вещи!

– Больше ни слова! – сказала сестра Мирна. Ещё одна волна злости окатила её лицо.

Приходилось сдерживать себя. Её эмоции вспыхнули во мне так сильно, что захотелось её

ударить. Таких взрывных эмоций мне не доводилось видеть на её лице никогда. Она

пыталась усмирить свой гнев, так как днём и ночью лечила больных, но сейчас её гнев

дошел до точки кипения. – Переключись на кого-то другого и забудь о крестьянах! – её

ноздри от гнева стали раздуваться. – Твоя эмпатия, которую ты не можешь держать под

контролем, убьёт всех нас!

Прежде, чем увидеть слёзы на моих глазах, она захлопнула за нами дверь. Я сжала ладони

в кулаки. Ничего, что она не знает, как сильно задела меня. Слёзы, которые ещё не

вытекли, не из-за неё. Я плачу из-за тех замерзающих людей, которые пытаются попасть

за монастырские ворота.

Едва дыша, Бэзил привёл меня к восточному крылу. Он схватил меня за руку и зарыл

пальцы в мои волосы, чтобы в ауре толпы я случайно не потеряла свою собственную. Их

отчаянье пульсировало в моём теле. Они были не просто голодными. Этот голод разрушал

их души и тела. Боль была сильнее, чем боль смерти от того, что я не прокормлю своих

детей, свою деревню. Нет. Их детей, их деревню.

Бэзил тащил меня по коридорам, а я – вздрагивала и хныкала. Эмоции крестьян

пульсировали во мне, били в череп. Так что различать свои и их эмоции было сложно.

Сейчас я одна из них. До тех пор, пока всё не станет ясным, как чистое стекло.

Я – барьер между ними и их бунтом.

Я была больше, чем толпа. Я была вратами монастыря.

Мои кости – их железо.

Я могла открыть их. Позволить им войти.

Я одна могу помочь им.

Покосившись на Бэзила, я будто посмотрела на него другими глазами. Он реагировал на

каждый шум. Его может обойти только мышь. Он будет стоять у меня на пути до

последнего. Я посмотрела на тёмные альковы. Да, скорее всего, так я смогу его

обездвижить. Подсвечником можно ударить по голове, а потом – крепкой верёвкой

привязать к устойчивому креслу.

Вход в восточное крыло уже был где-то рядом. Шесть или семь девочек моего возраста

прижимались друг к другу и сидели вокруг свечи Нади. Старшей из Прорицательниц было

девятнадцать, но она уже могла управлять своей силой. На её коже были чернильные

рисунки и каждый из них – прямое доказательство её мастерства. Она помечала себя,

когда нужно было выплеснуть чужие эмоции. В последнее время, когда приступы

лихорадки участились, и умерла старшая Прорицательница, она не приходила к

остальным, чтобы разделить горе. Вместо этого она обвиняла меня в том, что это я

принесла болезнь от «грязных цыган».

– Даже если и правда, а это не правда, это просто дало ей повод для радости. Самая

старшая мертва, а она была следующей на очереди. Она показывала это, гордо поднимая

голову и показывая всем свою шею. Она подняла на нас глаза, как только мы переступили

порог крыла.

– Бэзил, скажи им, что им нечего бояться.

– Всё хорошо, – он заставил себя улыбнуться, но каждый здесь присутствующий был

наделён даром, так что все точно знали, что он чувствует. – Возвращайтесь в свои тёплые

кроватки. Такое каждую зиму происходит. Крестьяне ещё ни разу не проходили за ворота.

Широкоскулая Прорицательница скрестила руки на груди. Лена? Лола? Я не могла

запомнить её имени, даже если бы и хотела это сделать.

– Крестьян никогда не было так много, – она поёжилась, и девушка рядом схватилась за

собственный живот. Они тоже чувствовали толпу, но не так, как я. Если бы они точно

знали, насколько люди несчастны, их бы здесь не было.

– Если до этого дойдёт – у меня есть огнестрельное оружие, – ответил Бэзил. Он

закрыл одну из дверей. Сердце бешено колотилось, когда я чувствовала, как сильно

крестьяне хотят попасть сюда. Меня не могут тут закрыть. Я не могу здесь оставаться. Не

в этот раз, когда слишком многие люди хотят есть. Когда он положил руку на ручку

второй двери, у меня тут же созрела идея.

– Что-то с тобой не так, – медленно протянула Надя. Её глаза сузились и наблюдали

только за мной. И, если раньше она держала голову прямо, то сейчас слегка наклонила.

Я быстро подбежала к Бэзилу, мои пальцы резко легли на его собственные.

– Что ты…?

– Остановите её! – закричала Надя.

Я ударила старика прямо в колено, и он тут же рухнул на пол. Я не упустила этот шанс —

в мгновение схватила ключи от ворот из его кармана, затем откинула его к девушкам, повернула ключ. Дверь закрылась прямо за моей спиной. Прорицательницы закрыты

внутри. И теперь они меня точно не остановят.

Крики уже слышались с другой стороны – девушки разрывались и стучали в двери, явно

не желая быть пленницами. Мне оставалось только улыбнуться. Это они заслужили за то, что постоянно выливали на меня тонны грязи.

– Соня, не делай этого! – голос Бэзила звучал громче всех. – Они не должны войти.

Ради всего, что ты любишь и чем дорожишь. Ради Юлии. Не впускай их!

Я отошла от двери, хлопнула в ладоши, а сердце вырывалось из груди. В голове появилась

тень мысли о том, что всё это из-за предупреждения.

Что я сделала? Я зашла слишком далеко?

Эмоции крестьян вновь взывали ко мне, и эти мысли гасились, как слабый огонёк. Они

ждали меня. Я должна была впустить их.

Не оборачиваясь, я побежала дальше, даже однажды споткнувшись о подол сорочки. Но я

не останавливалась – мчалась вниз, по извилистой лестнице, мимо столовой, прямо в

фойе монастыря. В голове всё ещё не утихали воспоминания о Прорицательницах и том, как однажды они дразнили меня, когда сестры взяли нас на ярмарку. Сестры говорили, нам нужно попробовать работать со своими способностями в людном месте. Через

несколько минут я уже лежала на земле, перекатываясь из стороны в сторону, как

обезумевшая. Но сейчас я чувствую не то же самое. Теперь я приму толпы народа. Теперь

я точно знаю, что они чувствуют и как им помочь.

– Я иду, – тихо прошептала я. Мои глаза широко открылись. Ни разу не моргнув, я

бросилась к замку и открыла деревянную дверь. Крестьяне были снаружи. Они ожидали и

всё, что их сдерживало – это ворота. Мне нужно было впустить их. Пусть они разделят с

нами нашу пищу и тепло. Так мы станем ближе к их аурам.

Мне нужно было снова стать собой.

Снежинки танцевали вокруг меня и падали на мраморную плитку. Я сделала первый шаг, проваливаясь в снег по самые икры. Босым ногам должно было быть холодно, но холод не

был для меня чем-то новым. Я чувствовала, будто колются тысячи обмороженных пальцев

крестьян.

– Я иду. Я уже скоро буду.

Сцепив рукой сорочку, я шла вперёд, я была прикована к свету факелов крестьян. Они

увидели меня? Мне не пришло в голову захватить с собой свечу. А они знали о том, что

спасение было так близко?

Пришлось остановиться – меня сразило новое ощущение, которое было в сотни раз

сильнее, чем голод. Что-то в желудке переворачивалось, и я упала на землю, не в силах

подняться. Я опиралась на руки и колени. Я стояла так, как обычно стоят животные. Снег

достигал моего живота, а конечности странным образом онемели. Я направилась к

воротам, будто крестьяне были моей мишенью. Мне нужно было настигнуть их.

Кричал то один, то другой, то третий. Но после этого всё стихло, уступая место тишине

ночного снегопада. Но тишина продлилась недолго. Слышалось учащенное сердцебиение

их сердец.

Что случилось? Несколько раз, глубоко вдохнув, я всё же поняла, что здесь происходит. Я

слышала это. Далеко, будто из глубины сна какого-то безумца.

Вой диких волков.

ГЛАВА 2

Вой музыкой звучал в моих ушах. Он манил меня, а плечи расправились сами собой,

верхняя губа приподнялась так, будто я хотела показать всем свои клыки. Меня охватил

голод: грубый, уничтожающий и звериный. Пальцами я будто начала царапать снег. Я

была готова разорвать всё на своём пути, только бы удовлетворить свою нужду.

Вой волков стал громче, уверенность в следующем шаге волной заполнила меня. Я

оторвалась от снега, понимая, что ворота становятся ближе. Кажется, крестьяне не видели

меня – к монастырю были обращены их спины, а споры и молитвы витали в воздухе.

Некоторые из них быстро решили бежать, другие же последовали их примеру, отдаляясь

от ворот.

– Нет! Подождите! – мой голос искаженным скрипом вылетал из горла. Я рванула вперёд, но руки утопали в снегу, а внутри уже разливался страх крестьян перед волками. Но я

продолжала звать их. – Я иду! Не убегайте!

Никто не обернулся. В громких криках и нарастающей панике никто не услышал меня.

Лишь один дикий вой разрывал темноту холодной ночи. Он был ближе всех, звучал всё

громче и громче. Крестьян за воротами уже не было вовсе.

– Нет, пожалуйста! – мой кулак угодил в снег, я добралась до ворот. Пришлось трясти

железные решетки, чтобы хоть кто-то обратил на меня внимание. – Здесь хватит еды всем

и каждому!

Но все они бежали в лес, даже не оглядываясь на монастырь. От отчаянья, я закричала, снова и снова колотила кулаками в ворота. Руки уже начинали болеть, но мне было всё

равно. Всё было зря.

Я упала на землю, а затем закричала. В желудке голод давал о себе знать с двойной силой.

Большой волк мчался по заснеженной земле, прямо к монастырю. Его челюсть можно

было заметить издалека, белоснежные клыки сверкнули во тьме. Вой его спутников

остался далеко позади, сам же хищник уже пересёк черту елей.

Руками я схватилась за железные прутья. С моей стороны было тщетно пытаться

вырваться к волкам. Они будут разрывать свою добычу без меня. Их эмоции овладели

мной, я бросилась на ледяную землю и принялась рыть. Я могла прорыть тоннель и быть

с ними. Ещё не поздно.

Меня остановила только одна мысль. Я и думать забыла о ключах. Наверное, упустила их

в снег. Надо найти. Пришлось, как это делают волки, ползти по кругу и обнюхивать

землю. Нет, я не могу учуять их. Что со мной произошло? Теперь я встала и решила

размышлять здраво, возвращаясь по своим же следам. Ступив только шаг, я снова

услышала грозный рык. Всё моё тело дрожало, и я пыталась сделать всё, что могла, чтобы

бороться с этой непреодолимой жаждой крови.

Ключи, ключи, ключи… Мне нужно было сориентироваться. Но чем ближе волки

становились – тем тише был их вой. И мой голод снова дал о себе знать. Я вцепилась в

живот, пытаясь контролировать это чувство. Волки отойдут, если найдут себе жертву и

наконец-то поедят. Тогда это почувствую и я.

Что-то сверкнуло. Обрадовавшись, я кинулась к кольцу с ключами. Как только я

прикоснулась к ним, из одного из окон появился блеклый свет. Я прижимала к груди

ключи. В тёмном силуэте я тут же узнала сестру Мирну. Она стояла на верхнем этаже.

Сознание подсказывало мне, что лучше спрятаться. Я присела за кустом смородины и

выглянула из-за голых веток. Сестра не двигалась.

– Уходи уже, – шикнула я.

Шелест и следы от лап волков попали на свет, когда они попали на поляну, где раньше

ютились крестьяне, а их вой звучал слишком мрачно. Или так это отражалось в моём

искаженном сознании. Как бы я смогла их догнать сейчас?

– Прочь, уходи, – я снова обращалась к силуэту в окне.

– Волки ушли, – я будто пыталась передать свои мысли сестре Мирне, – Возвращайся к

Юлии. Если ты не присмотришь за ней, она потеряет много крови и умрёт. Ты нужна ей.

Монастырь в безопасности.

Внутри будто разразился гром. Вой слышался всё дальше и дальше, а силуэт в окне

колебался.

– Пожалуйста, – мой шепот утопал в воздухе.

Сестра Мирна отступила на порог комнаты, в свете зажжённого фонаря снег за окном стал

янтарным. Я тихо прошептала молитву Фейе и схватила связку ключей. Кажется, теперь я

чуть больше верю в эту богиню.

Когда я добралась до двери, последний волк уже ступил на поляну.

– Подожди! – крикнула я, засовывая ключ в ржавую, замёрзшую скважину. Увы, я кричала

в пустоту: ни крестьян, ни волков уже не было.

Ключ провернулся в скважине, но дверь остановила цепочка. Бэзил всегда так делал, для

большей сохранности. Но на ней был замок, к которому я тут же принялась подбирать

ключи. Как только отыскала правильный, тут же попыталась открыть ворота. Но нет. Не

подходит. Они очень громко скрипели, но не открывались, и я зарычала. Чертов глубокий

снег, о который хотелось бить руками снова и снова. Я отшвырнула охапку снега. Какой в

нём толк?

– Возвращайтесь, – кричала я волкам.

– Возвращайся, – шептала я тому чувству, которое ещё некоторое время назад так сильно

полыхало во мне.

– Возвращайся… Возвращайся…

Откинувшись к прутьям, я задрожала. Мои ноги были прямо передо мной, они были

розовыми и горели, от лодыжек до колена, я не чувствовала ни пальцев рук, ни пальцев

ног. Я не знаю, от чего судорожно дрожал мой подбородок: от холода или от того, что

произошло. Снежинки в волосах ссыпались на косу.

Что, Фейя, скажи, со мной произошло? Я медленно повернулась, осматривая поляну, где

были крестьяне, а затем и волки. Больше ничего не напоминало об этом безумии. Об их

безумии. О моём.

– Бэзил! – в моей голове снова возник его образ, когда я сжала руки. Неужели я и правда

заперла его там, вместе с Прорицательницами?

Надя была права. Со мной явно что-то не так. Возможно, моим родителям тогда стоило

отдать меня охотникам за головами, а не Ромска. Моя жизнь не стоит этого. Во всяком

случае, мне стоило более внимательно слушать сестёр и старательнее работать на их

уроках. Это было неестественным для Прорицательниц и Пророков, чувствовать то, что

ощущают животные.

– Именно это происходит, когда ты не можешь подчинить свою силу, – как-то раз

сказала сестра Мирна. – Сила становится дикой.

Я была больше, чем просто дикой – я была настоящей бочкой с порохом. Что, если бы я

пришла к воротам раньше? Что, если бы я впустила крестьян? Или волков?

Мои всхлипы уносил ветер. Моя голова скоро взорвётся. Каменные башни, похожие друг

на друга как близнецы, обрамляли ворота с обеих сторон. Но около левой башни будто

что-то изменилось. Что-то черное было на ней.

– Эй? – сказала я.

Чьё-то бледное лицо откликнулось на моё приветствие. Подойдя ближе, я прижалась к

прутьям. Свернувшись в клубок, там отдыхал человек, чьё лицо было тонким и даже

необычно продолговатым. Под его глазами были большие мешки, скулы были явно

выраженными. Он закутался в пальто и сильнее натянул меховую подранную шапку.

Посмотрев на него, я снова почувствовала что-то слишком горячее, где-то около

замерзших рёбер. Этот человек казался мне пустым, в нём не было надежды, но всё же

оставалась частичка того напора, который был у толпы крестьян. И моё сердце болело от

одного взгляда на него. Во всяком случае, сегодня я помогу хотя бы одному человеку.

Один голодный крестьянин не причинит много вреда.

– Простите, – мои губы расплылись в неком подобии улыбки. – Если вы поможете мне

дойти до здания и убрать снег, я бы с радостью предоставила вам немного еды и место у

нашего очага.

Уже в помещении, я сняла с него пальто и усадила на кухонный стул, а его ноги положила

на второй.

– Сиди пока так, – он меня понял. Человек снял с себя шапку, и я увидела его ногти и

пальцы – костлявые фаланги с оборванными, грязными ногтями на них.

Мне было стыдно смотреть на его истощенные руки, поэтому я перевела взгляд на голову.

А на ней волосы торчали в разные стороны, будто он был слишком разгневан. Обычно,

так выглядят безумцы. Наверное, поэтому он не сказал мне ещё ни слова за весь наш путь.

Даже когда приглушенные звуки пронеслись над нами эхом. Он просто схватил

канделябр, и, если бы я всё-таки зажгла свечи, горячий воск оставил бы шрамы на его

коже.

– Не переживай о них, – я кивнула, указывая на потолок. Над ними всё ещё

Прорицательницы и они всё ещё заперты. Я чувствовала их гнев, и он мог буквально

задушить меня, но я сдерживала эти порывы, стиснув зубы и заставляя это неприятное

чувство оставаться внутри. Я опозорилась перед ними, и это делало ситуацию ещё хуже. Я

не могла столкнуться с ними прямо сейчас и получить выговор за то, что не смогла

контролировать силу. Я помогу им только после того, как разберусь с этим человеком.

Надя и её подружки могут подождать.

Он опёрся на моё плечо, и только так я смогла осторожно подвести его к креслу у камина.