Текст книги "Сжигающее стекло (ЛП)"

Автор книги: Кэтрин Пурди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

мужество, когда коснулась крови на статуэтке Фейи. С тех пор я терзала себя, пока не

почувствовала комфорт. Я позволила этому чувству заполнить меня сейчас. Оно всегда

было внутри меня.

Я молилась о том, чтобы Юлия была прощена, чтобы были прощены все те, кто умер из-за

меня: Прорицательницы, Пиа, Юрий, и даже тюремщик. Каждый из них многое повидал в

этой жизни. Каждый из них хотел жить. Я хотела, чтобы они были живы.

Антон был прав. Этот мир видел слишком много смертей. И теперь у меня был шанс

сделать так, чтобы эта череда смертей прекратилась. Во всяком случае, сегодня. Во

всяком случае, в Торчеве.

Дверь императора окружили больше двадцати стражей. В отличие от тех, что стояли

ниже, эти тут же узнали меня и связали руки, прежде чем я приблизилась.

Я позволила им сделать это. Они не убьют меня. Они приведут меня к тому, к кому я

должна попасть как можно быстрее. Он стоял там, где мы расстались – в дверях балкона.

Однако в этот раз он был одет в лучший из своих кафтанов, а красная лента делила его

грудь по диагонали, сабля висела у пояса, а голову украшала церемониальная корона.

Если бы он захотел пойти вниз, чего он не сделает, он не мог пойти к людям как нищий.

Он показывал бы то, какой он властный правитель до самого конца.

Сцепив руки за спиной, Валко наблюдал за тем, что происходило внизу. Он наблюдал с

безопасного расстояния, чтобы ни один мушкет его не тронул. Единственное, что

указывало на то, что он заметил мой приход, это небольшой поворот головы и лёгкий

кивок стражам для того, чтобы они удалились.

Я выдохнула и подошла к нему, протягивая руки, чтобы понять, что он чувствует. В этот

момент я напоминала морское чудище, которое тянет щупальца к своей жертве.

Подушечки пальцев покалывало, а бровь неожиданно дёрнулась. Я пыталась сделать всё

возможное, чтобы ощутит его, а не бушующую на улице толпу.

– Скажи мне, что я чувствую, – сказал он, когда я была в паре метров от него. Мне

пришлось остановиться. В какую игру он играет теперь?

– Гордость за то, что вы – император, – начала я, сжимая кулаки. – Гнев, который вы

обращаете на тех, кто усомнился в вашем превосходстве. Печаль от измены тех, кому вы

доверяли.

Я подошла ближе. Так близко, что, если бы хотела, могла бы к нему прикоснуться. Мои

ноги дрожали при одной мысли о том, как он причинял мне боль, как легко он казнил Пиа, как бесстрашно он планировал убить собственного брата. Несмотря на это, я должна была

ему сопереживать. Нам необходимо было установить чистейшую связь. Мне нужно было

пересилить свою ауру. Я должна была связать себя с ним, несмотря на то, насколько он

поглощён всем этим.

– Ваша грудь вздымается так, будто вы хотите ухватить как можно больше воздуха. Вы

напряжены, – продолжала я, сама глубоко вдыхая. – Глубоко внутри вас, каждая клетка

вашего тела меняет своё положение, только бы вы не теряли контроль, – куполообразный

потолок возвышался надо мной, заставляя меня чувствовать себя ничтожной одинокой

песчинкой. – В ваших ушах буквально горит то, как проклинают вас крестьяне, – я

поморщилась от их криков, затем вцепилась в свой живот. Вы чувствуете себя пустым, будто все ваши органы выпотрошили. Со всех сторон на вас что-то давит. Поэтому у вас

болит голова, а в мышцах появляется судорога. Будто кто-то требует от вас большего

величия, но вы достигли всего величия, которое только возможно достичь, поэтому этому

человеку вы не можете дать ничего.

Челюсть Валко дрогнула, он нахмурил брови. Его броня раскололась, и в нём снова

проснулся тот маленький мальчик.

– Истина в том, что глубоко внутри вас есть чувство прекрасного, – сказала я, одаривая

улыбкой того, кем он мог бы стать. – Вы можете быть ласковым и нежным. У вас есть ум, который может помочь многим людям, – я покачала головой в знак печали. Я опустила

голову, понимая, что тот Валко, на которого я надеялась, не существовал. Вместо этого

была его настоящая ипостась. – Но вместо этого вы были избраны для того, чтобы

уничтожать других, чтобы хранить в себе свою неуверенность, чтобы раз и навсегда

убедить всех, что вы не принц, которого на самом деле подменили; что ваш отец приказал

убить невиновного мальчика для того, чтобы место императора точно заняли вы.

Глаза Валко вспыхнули от негодования. Его аура, казалось, пыталась раскрыть мне весь

гнев, на который он только способен.

– Ваше сердце становится чёрствым, – продолжила я перед тем, как он смог вставить хоть

слово. Я чувствовала его гнев. Достигая абсолютной связи, я понимала, что должна

разделить с ним то звериное чувство, что покоилось в нём. Больше. Я сама должна была

стать зверем. – Вы убиваете невиновных так, будто они не больше, чем пешки на вашей

доске, – я чувствовала прилив смелости. Страх сочился через мою кожу. Я знаю, что

провоцировала его, но, если откажусь от какой-либо сдержанности, я не смогу

контролировать свой характер. Я не смогу контролировать себя.

– О своей власти вы заботитесь больше, чем о жизнях сотен тысяч ваших людей. – Мой

голос стал громче. Я говорила ему правду. Чем больше слов – тем яростнее я становилась, чувствуя прилив его ненависти. – Вы отбираете сыновей от своих матерей, забывая при

этом, каково было вам, когда то же самое забрали у вас, – на моём лице появилась дикая

улыбка. – Они познают ту же боль, что и вы. И они умрут, как солдаты Рузанина, но

почувствовав это. – Я выпрямила плечи, ощущая, как самомнение Валко стало

затапливать меня. – Вы хотите завоевать весь мир, все земли, от Эсценгарда за горами до

лесов Шенгли. Вы будете делать это до того момента, пока весь мир не окажется под

вашей ногой и вы не растопчите всё, что завоевали. Вот тогда люди поймут, что вы –

великий правитель. Они будут поднимать свои лица от грязи, и кланяться вам.

– Это всё, Имперская Прорицательница? – спросил он. Губы Валко сжались в тонкую

линию, а глаза метали молнии. Тысячи тёмных эмоций кишели под маской его

безразличия.

– Да, – я отошла от него буквально на шаг, чувствуя его едва сдерживаемую ярость. – И вы

были правы. Это поймёт даже ребёнок.

Его рука поднялась, чтобы ударить меня. Я попыталась защититься, но его удар был

таким сильным, что я отшатнулась и повела головой. Теперь весь мир был в разноцветных

пятнах.

– Ты забыла упомянуть то, что к тебе чувствую я, – его горячее дыхание резало взор.

Я выпрямилась и гордо встретилась с ним взглядами, несмотря на боль в голове. Страх

был внутри меня, а воздух едва входил в мои лёгкие. Я отказалась подчиняться любимому

трюку императора, который он использовал всякий раз, чтобы подавить меня.

– Абсолютное разочарование, – ответила я ему. – Ненависть. Что-то хуже, чем стыд, ведь

вы думали, что любите меня.

Валко одобрительно выдохнул. Он направился к чёрному лакированному комоду в

дальнем углу комнаты и, открыв один из ящиков, достал оттуда два поблёскивавших

предмета: ключ из латуни и тонкий кинжал с ризными узорами на рукояти. Последний он

вынул из ножен.

– Знаешь, как умер мой отец? – он вертел кинжал в руке, его ярость смешивалась с немым

назревающим штормом тьмы.

– Чёрный мор, – ответила я, помня о том, что знал каждый человек в Рузанине. Моё сердце

билось всё сильнее. Я не могла оторвать взгляда от оружия в его руках.

– На самом деле, он поборол болезнь, – Валко направился ко мне. Он говорил так, будто

преподаёт историю. Он делает это в тот момент, когда этажом ниже идёт бойня. Сколько

стражей уже мертвы? А сколько крестьян? – И всё же… Болезнь оставила на его лице

шрамы, а одну ногу ему отрезали, вплоть до бедра. Об этом не знает никто, кроме членов

его семьи и врачей. Но не вижу никаких преград, которые не позволили бы мне рассказать

это тебе. Во всяком случае, не сейчас. Разожми пальцы.

Он приказывал мне. Снаружи крики становились всё громче, они перерастали в ужасные

проклятья. Я сглотнула и на секунду оглянулась на балкон, изо всех сил пытаясь делать

так, чтобы эмоции крестьян не проникли в меня.

– Не думай о них, – сказал Валко. – У моих стражей в руках отличное оружие. Сколько бы

крестьян ни было, их припасы всё же имеют свойство заканчиваться. В тот момент как

мои люди располагают достаточным количеством оружия.

Меня охватила паника, ведь моя защита против всех этих аур слабла. Но я не могла

позволить ей проникнуть внутрь меня. Я испугалась от одного воспоминания о том, что

произошло в тот раз, когда я позволила аурам людей захватить меня. Я допустила ошибку, так сильно веруя в крестьян. Но Валко был прав. Я чувствовала то, как эта неоспоримая

правда кошкой скребётся у меня в душе, отчаянье разрезало воздух с каждым выстрелом

мушкета.

– Разожми пальцы, – повторил Валко.

Я замешкалась, но затем протянула ему дрожащую руку. Найти с ним общий язык. Найти

связь между нашими аурами, по-настоящему почувствовать то, что чувствовал он. А

после, положить этому конец. Заставить его сделать так, чтобы стражи отступили.

– Лезвие никогда не протирали, – Валко приподнял бровь. – Кровь императора,

благословлённая Богами, стала реликвией, – он схватил меня за запястье. – Если ты

можешь чувствовать ауру мёртвых, значит, ты сможешь почувствовать правду о том, как

умер мой отец.

– Нет, пожалуйста, – мои глаза расширились от ужаса. Валко же приставил лезвие к моей

ладони, и крик тёмного страдания разорвало моё горло.

– Он был потерянным, – я ахнула. Моя рука дрожала от того, как быстро император её

схватил. – Он был более потерянным, чем вы. Он был более одинок, чем вы все могли

представить, – Эмпатия. Связь. Я должна была проникнуть в ауру Айзеа и найти с

помощью этого связь с Валко. – Твой отец боялся. Он боялся быть отвергнутым. Из-за

того, что его лицо было обезображено, он был не уверен, он многого опасался. Он боялся

того, что его династия уже не будет такой сильной и влиятельной. Несмотря на то, что так

он отрёкся от своих детей.

У меня не было дара чтения мыслей императора Айзеа, но я пыталась зацепиться за его

эмоции в надежде понять, что его эмоции могли бы мне сказать. Что-то из этого я могла

бы подчерпнуть из того, что сказал Валко. Из всего того, что я узнала о том, как вёл себя

император с детьми, не трудно было понять логику его страданий.

На коже появился пот. Мне нужно было царапать её, мне нужно было усугубить

ситуацию. Хныкая, я наблюдала, как моя ладонь скользит по лезвию кинжала. Внезапно я

почувствовала, что острый край – это путь освобождения. Моё тело тряслось от этой

тоски. Моя голова раскалывалась от боли, а пульс гремел в висках. Эмоции Айзеа были

настолько сильными, что грозились заползти в самые дальние уголки моего разума. Как

человек, имея так много боли в душе, может жить с ней?

– Ваш отец покончил с собой? – спросила я, пытаясь открыть ладонь, чтобы разорвать эту

связь, причинявшую лишь страдания.

– Очень наблюдательно, – аура Валко, казалось, стала спокойнее. Она будто направлялась

ко мне через пол, охватывала мои ноги, а затем и живот. – Ребёнок бы такое предугадать

не смог.

Позади него были видны звёзды и дым, исходивший от факелов. Крики людей

превращались в хор воплей. Их надежда была слишком сильной, и я чувствовал её,

несмотря на тот ужас и тоску, которые я чувствовала. Слёзы сжигали мои глаза.

– Вы потеряли отца и это – ваша самая большая трагедия, – сказала я. От такого смелого

Откровения, мои колени пошатнулись, а лезвие будто превратилось в лёд. – Вы хотите

править с тем же величием, которое было и у него, но пока вы ещё не страдали от того, от

чего страдал ваш отец. В последние минуты, он чувствовал, будто его перворождение

стало для него проклятьем. Он умер, но эта смерть не была удостоена настоящей чести.

Он резко переменился. Отвращение сменило печаль. Император выдернул из руки

кинжал, оставляя на ней ярко-красную царапину. Я закричала, чувствуя, как сжимаются

пальцы, а между ними просачивались капли крови.

– Ты не права! – сказал он, вздымая кинжал к небесам. – Мой отец был избран Богами!

По мере того, как лезвие скользило вниз, я закрыла лицо руками. Кинжал рассёк рукав

моего платья, немного повредив и кожу.

– Стойте! – закричала я, отшатнувшись от боли.

– Мой отец понял кое-что, – император подошёл ближе. Он был угрожающе спокойным. –

Мой отец понял, что, для того, чтобы Рузанин процветал, его правитель должен быть

сильным и безупречным. Поэтому он покончил с тем бесполезным куском глины,

которым стало его тело. Он знал, что на престол должен взойти я, я должен быть таким же

сильным, каким был он. Он знал, что кровь нашей династии течёт по моим венам.

Валко поднёс кинжал к моей шее, и моё сердце стало биться сильнее. Я едва дышала, ведь

нож был так близко к горлу, что любая набухшая вена могла оборвать мою жизнь.

– Да, ваш отец доверил будущее Рузанина вам, – шептала я, подтверждая его слова. Во мне

всё ещё был страх. Моя жизнь зависела от того, подчинюсь ли я чувствам Валко. Я

должна была использовать всю энергию, которая у меня есть. Мне нужно было отыскать в

себе силы для идеального сопереживания. Мне нужно было пропустить сквозь себя то,

что он всю жизнь рос под давлением. Потому что постоянно он жил в тени своего отца.

– Теперь ты понимаешь, почему я должен тебя ранить, – серые глаза императора блестели, и мне было сложно определить, что в них, кроме раскаянья. – Ты – будто колючка на

коже. Соня, ты хуже, чем Чёрный мор. Ты делаешь меня слабым, а я терпеть не могу

слабость.

Сквозь его суровых слов, последних слов в моей жизни, я чувствовала, что его любовь всё

ещё теплится в моей груди. Несмотря на то, что он заботился обо мне, у него не было

выбора, кроме как убить меня. Я была слишком активной и теперь люди умирали.

Умирали так же, как и тогда, когда я освободила сои самые тёмные эмоции.

– Я понимаю вас, – сказала я. Потому что теперь на самом деле понимала. Моя аура будто

отражалась в зеркале.

Я видела его ауру в своей. Я видела свою ауру в его ауре.

Моя смерть была единственным способом добиться мира. Если бы я осталась в живых, я

бы разрушила ещё больше. Империи будет лучше без меня. Этот мир был в руинах. И

этому миру нужен идеальный лидер. Лидер, у которого нет слабостей. Ничто не должно

мешать его царствованию.

– Это позор. Ты не смогла сделать меня сильным, – Валко вздохнул и покачал головой.

Остриё кинжала прочертило тонкую линию около ключицы. Он наклонился ближе. Его

губы были прямо у меня над ухом. – Я буду скучать по тебе.

Я понимаю.

Кинжал коснулся кожи чуть выше сердца.

Я понимаю.

Три ружья выстрелили одно за другим. Внутри меня вновь чувствовался порыв боли.

Император уже покончил со мной?

– Закрой глаза, Соня. Не могу вытерпеть твоего взгляда.

Я понимаю.

Лезвие углубилось. Небольшая струйка тепла скользнула по груди. Почему я до сих пор

дышу?

Я чувствовала запах пороха. Где-то далеко раздавались крики и плач. Откуда они? Я уже

не могла понять, что происходит.

– Прощай, любовь моя, – Валко сжал мою руку там, где сияла царапина и, от

переполнявшей меня боли, я глубоко вдохнула.

Когда я оказалась на грани жизни и смерти, я почувствовала что-то глубокое, что я уже

почти похоронила в себе. Это нечто пульсировало во мне и заставило открыть глаза. Мои

силы крепли. Это чувство заставляло меня почувствовать себя более мужественно.

Наконец, мой разум прояснился, и я поняла, что это. Это нечто, напоминавшее светлую

ауру Антона, которая помогает мне преодолевать ту тьму, которую мне дарил Валко.

– Бровь нож, – я подняла взгляд на императора. Мне больше не казалось, что моя аура

находит в нём отражение. Я больше не испытывала к нему сочувствия.

– Слишком поздно, Соня, – лицо Валко исказилось некоторым подобием жалости.

– Нет. Не поздно, – люди всё ещё были живыми. И я открылась их аурам, каждому

бьющемуся сердцу. Я чувствовала каждый их вдох и каждый выдох. Каждая энергия для

меня была уникальной. Я не ошиблась: эмпатия была ключом, но свои силы я тратила не

на того человека. Мне нужно было дать свободу. Всем. Вне зависимости от класса,

богатства или чина. Я стала бы одной из толпы рузанинских крестьян, и император

поплатился бы за содеянное.

– Ты не убьёшь меня, потому что я и есть твоя империя, – я указала на балкон. – Крики

твоего народа – мои крики, их гнев – мой гнев. Их страдания для меня призыв к мести, -

как только я произнесла эти слова, я почувствовала, будто во мне открылись врата. Как

это было легко: позволить им войти, впустить их энергию в меня. То тихое место во мне, которое я так долго оберегала, смогло открыться само собой.

– Их ауры наполняют меня. Они тянутся ко мне, – я ахнула, чувствуя, как дрожу. – Я

ощущаю, что соединилась с землёй и проникаю под неё, где лежат кости мёртвых. Их

ауры тоже с нами, – я разжала пальцы, чувствуя, как в меня проникает и эта энергия, однако, она холодна. – Они кричат, они против тебя. Против веков угнетения.

Валко охватил ужас, но он не отпускал нож.

– Это день твоего суда. Миллионы голосов говорят моими устами. Они не будут

спокойны. Тебе не хватит пороха, стражей и выносливости, чтобы им противостоять. Они

придут снова. Они переступят через хладные тела своих жен и мужей, детей и друзей, братьев и сестёр, матерей и отцов. И они будут преследовать тебя, пока ты не падёшь.

– Хватит! – Валко опустил нож. Он упал на плитку, а сам император закрыл уши руками. –

Не говори ни слова!

– Тебе не суждено познать свой час, – свет от факелов крестьян отбросил на моё платье

яркий свет. – Ты ничтожен. Твоя кровь такая же, как и у всех смертных. Слава дана

богами и она непорочна. Слава со мной, в аурах богов, – от той энергии, которая

переполняла меня, из глаз хлынули слёзы. – Чтобы достичь абсолютной власти, ты

угнетаешь своих братьев. Это низко. И ты всегда будешь слабым. Потому что ни один

человек не может быть всемогущим.

Валко пал на колени, и, закрыв уши, принялся читать молитвы. Я стояла высоко над ним.

– Боги желают, чтобы твоя душа горела в огне ада. Ты будешь гореть там вечно, за все

грехи императоров, правивших до тебя. Потому что ты не сделал ничего, чтобы

прекратить страдания и тиранию, направленную против твоего же народа.

Он покачал головой, будто пытаясь не слушать меня. Его молитвы становились всё

громче и громче.

– Покажи мне, что ты всего лишь человек, – приказала я и отделила его ауру от всех

остальных... Это было жалкой искрой в сравнении с тем, что бушевало внутри меня. Я

сконцентрировалась и выдохнула всю энергию страданий его народа в его тело. Больше

это игнорировать было нельзя.

Как только их ореолы достигли его, валко ахнул и прижался к животу. Он корчился в

агонии, ошеломлённо уставившись на меня.

– Прости меня, прости, – он схватился за волосы.

– Ты не знаешь, что такое милосердие. Твоя кишка слишком тонка, чтобы искупить свою

вину сполна.

– Я сделаю всё, что угодно!

– Я хочу слышать, как ты молишь, – я смотрела на него сверху вниз.

– Я молю! – он схватился за моё платье и стал целовать, утопая в складках шёлка. –

Умоляю! Скажи мне, что я должен сделать!

– Поднимись, – спустя небольшую паузу, сказала я.

Он всхлипнул, когда он выпрямился, его подбородок дрожал.

– Идём со мной, – я провела его мимо двери балкона, на выступ снаружи, где его мог

видеть каждый ребёнок, каждый мужчина, каждая женщина. На земле лежали тела

мёртвых крестьян, а более чем половина стражей пали. И, всё же, солдаты безжалостно

сражались, крестьяне шли вперёд, со своим оружием. Камни, острые палки… Всё, что они

могли бы метать.

– Сними корону, – приказала я Валко. – Скажи людям, что твоё правление закончилось.

Теперь править Рузанином будут они.

– Никогда, – его нос сморщился от дыма, а рот скривился в ужасной гримасе.

– Ты сделаешь это. Иначе духи умерших будут поддерживать живых, чтобы те перерезали

тебе горло. И, когда ты умрёшь, Боги будут мучить твою душу до тех пор, пока вся ложь

твоей царской крови не превратится в пепел.

– Я умру, сделав это или нет, – с рыданиями, валко рухнул на землю. За балконной стеной, он спрятался от людей. – Если я отрекусь от престола, мне не жить.

– Тогда предложи обмен: ваш трон в обмен на справедливый суд.

Пиа. Тося. Антон.

Валко медлил, не в силах решиться на это. Он чувствовал плотный клубок боли в животе.

Его лицо покрылось пятнами, будто он не умел дышать. Вены на шее стали

напряженными, слёзы стекали с подбородка. Теперь он понимал, что такое иметь такой же

дар, как у меня.

– Сделай это сейчас или я убью тебя! – сказала я. У меня не было ни сабли, ни пистолета.

Моё оружие – это ауры легионов. А для Валко это было настоящей угрозой.

– Народ Рузанина, – слабо прохрипел он. Его уверенность была сломленной, а голос

тонким, будто пергамент. Сражение продолжалось. Никто не слушал его. Никто его не

заметил.

– Это не способ обратиться к людям, – я подошла ближе, нашёптывая ему на ухо. –

Неужели ты не чувствуешь, как сильны их страдания? Даруй им уважение и откажись от

благодати.

Валко приклонил голову, посмотрел на свои руки, сжал их в кулаки, затем разжал.

Смахнув слёзы, он глубоко вдохнул и вытянул шею.

– Народ Рузанина! – крикнул он. Его голос стал громким, будто он выступал на одном из

советов. Чтобы привлечь внимание, император поднял над головой саблю и положил её на

балкон в знак примирения, когда его заметили. – Прекратить огонь! Бросьте оружие! Я

услышал вас!

– Отпустите Тосю! – крикнул кто-то из толпы. Люди стали опускать оружие, но крестьяне

отнеслись к этому настороженно. Они всё ещё держали в руках камни. Валко же

посмотрел на меня, будто это всё, что от него требовалось. Я покачала головой. На

секунду он закрыл глаза и открыл их вновь.

– Я сделаю больше, чем это! – продолжил он. – Я отрекаюсь от престола и дам вам ту

свободу, которой вы хотите! – Его заявление было встречено молчанием. Где-то вдалеке

кричал ребёнок. Я решилась подойти к выступу балкона.

– Он сделает это, только если вы сложите оружие и заключите мир, – думая об Антоне и

его желании справедливости, я решила, что нужно добавить несколько слов. – И вы

должны обеспечить императору справедливый суд за те преступления, в которых он

обвинён.

– Я считаю, что вы можете обеспечить мне настолько беспристрастный суд, насколько это

возможно! – сказал он им. Император поднял подбородок, но внутри я чувствовала его

неопределённость.

– Мы будем судить вас, и ваша голова слетит с плеч! – кто-то стал фыркать от смеха.

Дрожащими руками, император потянул руку, чтобы держать свою корону. Он был

напряжен.

Жители Торчева притихли. Единственный звук, который раздавался по округе – это треск

факелов.

– Я хочу рискнуть, – в его голосе больше не было такой силы. Он медленно снял корону и

положил её рядом со своей саблей, на балкон.

Люди и стражи, которые могли видеть это, обменивались изумлёнными взглядами. И

лишь тогда громкий крик победы разразился вокруг. Крестьяне поднимали кулаки в

воздух и радостно танцевали. Некоторые из них кинулись к телам умерших

родственников и друзей. Тех, кто отдал так много для того, чтобы Рузанин стал

свободным.

Мальчишки бежали назад, к улицам города, чтобы оповестить всех, кто ещё не слышал

эту новость:

– Правит не один, правят все! Монархии больше нет!

Внутри меня, их ауры пели песню триумфа. Однако, это не всё.

– Пойдём, – снова сказала я Валко, проведя его назад, в покои, мимо огромной кровати, вышитых подушек, стола для приёмов и мраморных колонн в гостиной, пока мы не дошли

до его двери. Я открыла её. Нас приветствовали двадцать пар глаз. Конечно, они уже

слышали новость о том, что Валко отрёкся от престола.

– Скажи стражам, что теперь твои покои – это твоя тюрьма, – обратилась я к бывшему

императору. – Если они не хотят умереть от рук людей, которые отныне правят

Рузанином, они не выпустят тебя вплоть до того момента, пока этого не захотят люди.

– Делайте так, как она говорит, – пробормотал император. Он лишь смотрел в пол.

Мы с ним отступили назад, в его покои, где я достала кинжал с резной рукоятью и ключ

из латуни. Валко не уйдёт из жизни так, как это сделал его отец. Зажав ключ в руке, я

направилась к дверям, оставляя Валко наедине с его страданиями.

– Соня? – тихо сказал он, когда я уже была на пороге. В его голосе я чувствовала страх

ребёнка, который боится оставаться ночью один.

– Да? – на моих глазах были слёзы от всех тех аур, которые всё ещё чувствовались внутри

меня. Всё кончено. Почти всё.

– Не оставляй меня здесь одного, – на волосах Валко оставался след от той короны,

которую он только что снял. – Ты – так, кто понимает меня лучше всех. Ты знаешь, что я

не переживу этого.

– Тогда ты должен научиться страдать, – как этот несчастный мальчик мог когда-то

искушать меня? Как он мог причинять мне боль? – Потому что теперь я больше не хочу

тебя понимать.

С необычайной лёгкостью, я оттолкнула его ауру. Он рухнул на колени, и сжался, катаясь

по полу.

Я вышла в открытую дверь и, заметив меня, стражи разошлись. Я передала кинжал

одному из них и сказала, чтобы он держал её далеко, чтобы император до неё не добрался.

Когда я говорила с людьми, которые были верны ему и выполняли его приказы несколько

минут назад, Валко поднял голову. Его взгляд был настолько острым, что я чувствовала

его сильнее, чем острое лезвие кинжала.

– Это ты, Соня, будешь от этого страдать, – его голос был наполнен яростью. Но я не

воспринимала его предупреждений. Я не позволяла его ненависти задеть даже мою кожу.

Я отвернулась. Выпрямив плечи, я шла по коридору, по красной дорожке, напоминавшей

язык дракона. Дракона, который не поглотит меня больше никогда.

Я шла вперёд, без оглядки, прижимая к груди ключ. Я ушла, оставив Валко наедине с его

страданиями.

ГЛАВА 35

В подземелье не было ни одного стражника. Каждый из тех, кто мог защищать дворец,

должен был быть наверху. Я открыла тяжёлую дубовую дверь, ведущую к одиночной

камере. Камера, которая забирала все мои оставшиеся силы.

Антон и Тося вскочили на ноги, стряхивая с ткани солому. Заметив мой порез и

разорванный рукав, глаза Антона округлились.

– С тобой всё в порядке? – в его голосе я чувствовала беспокойство.

Я кивнула, пытаясь выпрямить свою спину. Я шла вперёд, но мои ноги подкашивались,

каждый шаг казался труднее, чем предыдущий. Ауры всех окружающих людей покинули

меня. Я ощущала, что теперь я была лишь девушкой, которая слишком сильно устала под

конец дня.

И, всё же, в складках моего платья был ключ. Тося рассмеялся, прикрывая рот рукой.

Антону стало спокойнее. Он мягко улыбался, не сводя с меня взгляда.

– Я ни секунды в тебе не сомневался, – сказал он.

Слёзы, казалось, вновь хлынут из моих глаз. Но я пыталась сдержаться. Всё, чего я хотела

– это чувствовать, как он обнимает меня. Дрожащими руками я вставила ключ в скважину

и повернула его. Каким же прекрасным казался звук щёлкнувшего затвора. Я вытащила

ключ из решётчатой двери и позволила себе издать крик отчаянья, лишь только она

открылась. Дверь мешал труп тюремщика. У меня не было сил для того, чтобы оттолкнуть

его. Но Тося наклонился и оттолкнул тело ногой вместо меня. Как только дверь широко

открылась, я переступила через ноги поэта и бросилась к Антону. Его тело окутало меня, и только теперь я позволила себе разрыдаться. Лучше я не чувствовала себя никогда.

– Тише, – он гладил меня по волосам. – Поговори со мной. Что произошло?

– Ты больше не принц, – я пыталась восстановить дыхание, смотря на него снизу вверх. Я

хотела улыбнуться, рассмеяться, но вместо этого из моих глаз лилось ещё больше слёз. Я

продолжала отвечать на его немые вопросы. – Император отрёкся от престола. Теперь

народ может править. Антон, теперь у них есть свобода.

– Это правда? – спустя небольшую паузу, спросил он. Это прозвучало так изумлённо, что

его голос переходил на шёпот.

– Есть только одна проблема, – я кивнула.

– Какая?

– Люди всё ещё за воротами, – наконец, мне удалось улыбнуться. Его свет внутри сиял

ярче, чем все те легионы ореолов. Я коснулась пореза на руке. – И мне бы хотелось, чтобы

мы впустили их вместе.

Мы с Антоном вышли из темницы, а в скором времени отправились к людям. Мы собрали

корзины, полные продовольствий с кухни. Пройдя сквозь разрушенный янтарный

вестибюль, мы вышли на улицу, где сияло ночное небо. Дым рассеивался. Звезды

сверкали над нами. Как же много жителей Рузанина ожидали за воротами.

Тося остался в темнице. Он считал своим долгом взять ключи у тюремщика и освободить

заключённых из других камер.

Теперь, со свитой верных слуг и корзинами, наполненными хлебом, сыром, мясными

изделиями и сухофруктами, мы с Антоном спустились по ступеням дворца и прошли

мимо стражей. Многие из них уже сняли свои пальто. Заметив нас и то, каков наш груз, многие крестьяне успокоились, и стали помогать своим товарищам встать на ноги.

Некоторые слишком грозно смотрели на принца Озерова, но, видя то, что наши с ним

руки сплетены, их беспокойство утихло. Они стали шептаться.

– Это та девушка, которая была на балконе.

– Имперская Прорицательница.

– Она была с императором, когда тот от престола отрёкся.

Мы с Антоном подошли ближе. Настороженность крестьян стала расти. Создавалось

впечатление, будто они пытались обдумать, являюсь я невольницей революции или я и

правда была на их стороне.

– Всё хорошо, – заверила я их, остановившись не так далеко. – Я здесь, с вашим бывшим

принцем. Он помогал Тосе Пашкову. Бывший принц – тайный лидер революции. Он – тот, кто принёс вам свободу.

В этот же момент, на крыльце дворца появился Тося.

– Тося больше не пленник, – добавила я, видя, как заметив поэта, крестьяне

воодушевились. – Никто из вас больше не станет рабом тирании.

Я повернулась к Тосе, указав на толпу людей. Если он был настоящим лицом революции, то теперь был тот момент, когда ему нужно было принять заслуженные лавры.

– Правит не один. Правят все! – закричал он в толпу.

Голоса людей торжественно разносились по округе. Некоторые снова и снова повторяли

эти слова, остальные же скандировали его имя как ещё один символ свободы. Тося же

одарил меня таким взглядом, будто готов был убить, но сделает это позже.

Я сдержала улыбку и посмотрела на людей. Каждый из них был прекрасен по-своему. Я

вновь чувствовала их ауры. Более того, теперь я понимала, как долго они вели эту борьбу.

Но, несмотря ни на что, я могла контролировать себя.

– Соня, не допускай таких ошибок, – Антон нежно прикоснулся к моей щеке, заставляя

меня повернуться к нему. – Свободу им принесла ты.

Его гордость и любовь вновь принесли мне тепло. Именно в этот момент, когда на нас, кажется, смотрел весь мир, но в тот же момент мы чувствовали себя наедине друг с

другом, он поцеловал меня.

На этот раз мои ноги не подкашивались. Вместо этого, всё моё тело наполнилось силой.