Текст книги "Блитвуд (ЛП)"

Автор книги: Кэрол Гудман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Мистер Гринфедер открыл для нас дверь, и мы забрались в шикарный салон автомобиля, что для меня было впервые. Мистер Гринфедер сел на откидное сидение напротив нас и первые несколько минут езды он провёл, тревожно поглядывая в окно. Также как и мисс Мурхен. Я обернулась и увидела одинокую ворону на створке ворот больницы.

После того как мы повернули на восток на двадцать девятой улице, мисс Мурхен и мистер Гринфедер устроились удобнее на своих местах и перевели свои внимательные взгляды на меня.

– Хорошо! – мистер Гринфедер хлопнул руками по коленям. – В конце концов, мы нашли тебя! Это была сложная задача!

– Да, – согласилась мисс Мурхен. – Я бы никогда не справилась без вашей помощи, мистер Гринфедер, и без вашего заверения в том, что она была жива, – повернувшись ко мне, произнесла она. – Видишь ли, твоё имя было в списке мёртвых. Именно это впервые привлекло внимание твоей бабушки к тому факту, что ты находилась на фабрике «Трайангл Вейст» в день пожара. Вообрази себе наше горе, искать тебя так долго, чтобы в итоге прийти к мнению, что мы потеряли тебя в этой страшной трагедии. Миссис Холл послала меня на пирс, где были выложены тела для опознания.

Мисс Мурхен содрогнулась, перо на её шляпе задрожало.

– Даже если доживу до ста лет, я никогда не забуду то, что там увидела. Все те бедные души сгорели или разбились насмерть, некоторые из них не старше детей. Все жертвы безудержной жадности и пренебрежения мистера Бленка и мистера Харриса.

– Вы обвиняете хозяев в пожаре? – спросила я.

– Не за то, что они его начали. Они думают, что какой-то глупец бросил сигарету в кучу мусора, но если бы была система сигнализации и новые водные разбрызгиватели, пожар был бы остановлен. Если бы дверь не была закрыта, и была соответствующая пожарная лестница, большинство жертв смогли бы выжить, – мисс Мурхен снова покачала головой.

– Они предстанут перед судом за своё поведение, – заверил её мистер Гринфедер. – Они будут привлечены к ответственности и их обвинят в непредумышленном убийстве по шести пунктам.

– Увидим, – сказала мисс Мурхен. – Мужчины чаще всего избегают наказания благодаря деньгам и влиянию.

– Закон привлечёт их к ответственности, – возразил мистер Гринфедер. – Я уверен в этом.

Мисс Мурхен вскинула руку в перчатке.

– Дорогой Сэмюэл, ваша вера в закон похвальна, но мешает видеть правду, – она повернулась ко мне. – Это он настоял на том, что тело, опознанное как Авалайн Холл, не твоё, что и привело нас сюда сегодня. Я нашла его плачущим рядом с телом твоей подруги, мисс Куперманн, которая лежала рядом с бедной девочкой, идентифицированной как Авалайн Холл. Он сказал мне, что видел тебя тем утром перед пожаром, и что ты была одета в темно-синюю юбку, а не чёрную, и что твои волосы каштановые, а не тёмно-русые. Вспомнив цвет волос твоей матери, я ему поверила.

– Только поэтому вы мне поверили? – спросил ошеломлённо мистер Гринфедер.

Мисс Мурхен улыбнулась.

– Поэтому и потому что вы весьма наблюдательны. Его описание пожара было таким подробным и полным, несмотря на очевидное влияние произошедшего на него, и поэтому я положилась на него в том, что тело было опознано неверно. Также он сказал, что видел тебя на асфальте без сознания, но ты была цела и невредима после падения. Хотя он не мог объяснить, как ты упала с десятого этажа и не разбилась.

Я сглотнула и в тревоге ожидала, что последует дальше. «Они попросят меня объяснить, как я выжила? Как я смогу сделать это без упоминания о парне с крыльями?»

– У меня есть теория на этот счёт, – сказал мистер Гринфедер, подняв один палец, словно выступал с доказательствами на суде перед присяжными. – Когда лестница сломалась, она качнулась в сторону зала суда. Последнее, что я увидел, прежде чем дым всё заволок, так это то, что молодой парень, который спас так много девушек, сделал безумный рывок к тебе по воздуху. Я посчитал, что он умер в своей попытке, но не нашёл его среди погибших. Уверен, что когда лестница начала падать в сторону здания суда, ты попала в окно, а молодой человек последовал за тобой, и потом вынес тебя на асфальт. Оттуда тебя, должно быть, увезли в больницу…

– Конечно, мы сразу же занялись отправкой запросов. Мы проверили все больницы, включая «Бельвью», но, ни один пациент, подходивший под твоё описание, там не числился.

– Они пытались спрятать меня, – сказала я, гнев сменился малодушным страхом, который я так долго испытывала. Меня тошнило от мысли, что пока доктор Причард внушил мне, что у меня нет семьи, мисс Мурхен и мистер Гринфедер искали меня: – Но почему?

Мисс Мурхен с тревогой посмотрела на мистера Гринфедера и вздохнула.

– Мы не знаем, – добавила она, – но возможно ты была свидетелем чего-то, что могло бы инкриминировать мистера Бленка и мистера Харриса.

– Негодяи! – воскликнул мистер Гринфедер. – Можете быть уверены, что я продолжу расследование и установлю связи между владельцами фабрики «Трайангл Вейст» и доктором Причардом. Я не успокоюсь, пока не выясню, почему они держали тебя так долго против твоей воли.

– Спасибо, мистер Гринфедер, – сказала я со слезами на глазах от его невероятной доброты. – И спасибо за всё, что вы сделали в день пожара. Вы и ваши друзья повели себя очень храбро.

– Мне только жаль, что я не смог спасти вашу подругу, мисс Куперманн. Она была единственной храброй, – мистер Гринфедер покраснел, отчего стал выглядеть невероятно молодым, и украдкой посмотрел на мисс Мурхен, которая тоже покраснела и перевела взгляд на окно. Затем он тоже выглянул в окно и хлопнул себя по лбу: – Я и забыл, что должен появиться в суде. Может ли водитель высадить меня здесь?

Мисс Мурхен подала водителю сигнал остановиться на углу Двадцать девятой улицы и Мэдисон Авеню. Когда он начал выходить, я задумалась над одним вопросом.

– Мистер Гринфедер, – окликнула я его. – Парень, который спас всех этих девушек, вы видели его после пожара?

Мистер Гринфедер покачал головой.

– Нет, я везде искал его, даже давал объявление в газете, чтобы он мог дать показания в суде, но он не появился, – он снова покачал головой. – Он словно исчез в дыму. Иногда мне кажется, что я его выдумал, – бросив быстрый взгляд на Агнес, он вышел.

Я наблюдала за тем, как Агнес смотрит на него далёким мечтательным взглядом, который как я подозревала, не был её обычным выражением.

– Какой хороший человек, – сказала я, когда машина повернула на север на Мэдисон Авеню.

– Ох! Мистер Гринфедер прекрасный молодой человек! – заявила она так непреклонно, словно я сказала обратное. – В течение нескольких месяцев после пожара он прикладывал все усилия, чтобы продвинуть правила, которые смогли бы предотвратить такую трагедию в следующий раз, мотивированный, я так думаю, его… любовью к твоей подруге Тилли. Она, должно быть, была совершенно необыкновенной.

– Да, она была… – начала я.

Я хотела сказать ей почему Тилли была необыкновенной, но не была уверена, что сердце мистера Гринфедера всё ещё принадлежало ей, после того как он повстречал мисс Мурхен. Но у меня было недостаточно опыта в объяснении девочкам, что они нравятся мальчикам, и прежде чем я попыталась, мисс Мурхен встряхнулась, подобно птице, отряхивающей свои перья.

– Но хватит о мистере Гринфедере! Думаю, ты хочешь побольше узнать о твоей ситуации.

– Моей ситуации?

– Да. Надеюсь, ты простишь меня, но считаю, что тебе лучше сразу выложить все карты на стол. Не так ли?

Я сглотнула и нервно посмотрела в окно. Пока мы ехали на север, улицы города становились менее людными, чем они были в центральных районах.

– Модные люди, – вспомнила я рассказ мамы, – бегут из города в жаркие летние месяцы.

Моя мама всегда знала о таких вещах как: какие самые дорогие отели Европы, когда начинается сезон в Нью-Йорке, и какие семьи были «старых денег», а какие «нуворишами». Я всегда подозревала, что она из богатой семьи, но в действительности передо мной предстал огромный особняк, к которому мы подъезжали через широкий проспект, направляясь прямо к парадному входу. Что, если моя бабушка бросит один взгляд на меня и будет так потрясена моей взъерошенной внешностью, что отошлет меня обратно в сумасшедший дом? Было бы лучше остаться на улице.

– Я ничего не ожидаю от миссис Холл, – сказала я, расправив плечи и вздернув подбородок. – Мама всегда говорила, что лучше быть нищим, чем рабом денег.

– Эви была очень гордой, – с теплотой произнесла мисс Мурхен. – Боюсь, эту черту она унаследовала от своей матери. Они были в ссоре после того, как твою маму исключили из Блитвуда.

– Мама была исключена?

Мисс Мурхен удивилась моему вопросу.

– Прости. Я не знала, что ты не в курсе. Да, твою маму исключили из Блитвуда за месяц до её выпуска. Мы все были в шоке. Никто не знал почему, но ходили слухи, что это как-то связано с Блитвудским лесом, который был под строгим запретом. Но я никогда не понимала, как девушку с такими достижениями как у Эвангелины Холл, могли выгнать за такой пустяк. Позже, когда я пришла на работу к твоей бабушке, то узнала, что следующей осенью на свет появилась ты…

Её голос затих, и я поняла, что она даёт мне возможность сделать собственные выводы. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы их сделать.

– Ох! Вы имеете в виду, что её исключили, потому что она была… – я прокрутила в голове все эвфемизмы, но потом услышала мамин голос, говоривший мне, что всегда лучше использовать правильное слово. – Беременна мной?

Мисс Мурхен выглядела немного озадаченной моей глупостью, но затем она погладила мою руку.

– Хочу, чтобы ты знала, что я никогда не думала о ней плохо. Уверена, что она должно быть сильно любила твоего отца, кем бы он ни был, и должно быть имелась серьёзная причина, почему они не поженились, – её голос дрогнул, когда она увидела цвет моего лица. – Ох, моя дорогая, прости. Я думала, ты знаешь. Эвангелина всегда была прямолинейной.

– Я знала, что мой отец исчез до моего рождения, но я предполагала…

Мать, которая так откровенно говорила со мной обо всём, никогда не рассказывала, что не была замужем. Я не знала, что шокировало меня больше, сам факт или то, что моя мама скрывала от меня это.

– Твоя мама была самой благородной женщиной, которую я когда-либо встречала, – яростно заверила мисс Мурхен. – Ты не должна её стыдиться.

Я покачала головой, не в состоянии объяснить, что не стыжусь своей матери. Мне было стыдно, что я стала причиной её исключения из Блитвуда.

– По этой же причине она отстранилась от своей матери? – спросила я.

– Полагаю, что так. Миссис Холл никогда не говорила об этом, но я наблюдала за ней последние несколько лет, сожалея, что гордость держит её вдали от единственной дочери. Она была опустошена, когда узнала о смерти Эвангелины, и стала одержима идеей отыскать тебя. Она не так плоха, мисс Холл. Только немного одинока в этом продуваемом насквозь мавзолее.

Она жестом указала на большой белый саркофаг, к которому мы подъехали. «Мы множество раз проходили мимо него с мамой, разнося головные уборы нашим состоятельных клиентов, – осознала я, – а мама даже не подавала и виду, что её собственная мать живет за пикообразными железными воротами и резным фасадом».

– И устанавливает свои правила, старые правила, – уши мисс Мурхен слегка подёргивались под полами ее шляпы, а её голос выдавал гнев.

Я стала гадать: «Чем же ей навредили старые правила?» Она убрала выбившийся локон под шляпу и посмотрела на меня.

– Часть старых правил влияет на кровные узы. Либо она поступит правильно для тебя… либо я попрошу меня уволить.

Я была так поражена и тронута этим страстным обещанием, что даже не знала, что сказать.

– Спасибо вам, мисс Мурхен, – начала я.

– Зови меня Агнес, – сказала она, сжав мою руку. – Мы, работающие девушки, должны держаться вместе, не так ли?

Затем она вышла из машины и повела нас вверх по мраморным ступеням меж двух мраморных бладхаундов. Мою кожу покалывало, пока я шла между ними, как будто они могли наброситься на меня, если я сделаю неверный шаг.

В верхней части лестницы лакей в ливрее с чёрными, красными и белыми орнаментами придержал для нас дверь. Мы пересекли порог и шагнули на пол, инкрустированный чёрными и белыми бриллиантами. Парадная лестница поднималась вверх до цветного витражного окна с изображением девушки, натягивающей стрелу на тетиву. «Диана на охоте. Ну, по крайней мере, мне пригодились все истории рассказанные мамой», – подумала я, заметив два мифологических произведения искусства в фойе. Скульптура Дианы, стоящей совершенно нагой в центре фонтана. Её лук был направлен в сторону второй статуи – скорчившегося мальчика, которого разрывали на куски дикие собаки. Обезумевшие от боли глаза мальчика смотрели на меня с таким умоляющим выражением, что напомнили мне кого-то. Я подошла поближе и увидела, что рога оленя вырастали из головы мальчика.

– Актеон, – сказала я вслух, поражённая жестокостью статуи. – Диана наказала его за то, что он увидел её голой, и превратила в оленя. Его собственные охотничьи собаки разорвали его на части.

Теперь я вспомнила, где видела это выражение раньше – на лице темноглазого парня, когда он смотрел на ворон, круживших над крышей фабрики «Трайангл Вейст».

– Вижу, что ты усвоила мифологию.

Голос, доносившийся из-за множества открытых французских дверей, прервал мои мысли. Мисс Мурхен кивнула мне, чтобы я прошла через двери в длинную полутёмную комнату. После яркого света в фойе потребовалось мгновение, чтобы глаза привыкли к темноте, и затем ещё несколько минут, чтобы среди покрытых гобеленом диванов, фиолетовых атласных стульев, столов, заставленных старинными безделушками, скульптурами, чучелами птиц и достаточным количеством пальм, сформировавших оазис пустыни, обнаружить говорившую женщину. Не помогло и то, что она была одета в чёрное платье, платье напоминавшее броню. Не помогло также то, что она могла оказаться одной из эбонитовых статуй мавританских слуг, что стояли на коленях по обе стороны от камина, перед которым она сидела. Только небольшое движение подбородка, заставлявшее дрожать её длинные серьги, отличало её от декора.

– Она здесь, миссис Холл, – сказала Агнес, подтолкнув меня кончиком зонта. – Мистер Гринфедер был прав. Они держали её в «Бельвью» в отдельной палате.

Я направилась к миссис Холл – я не могла думать о ней, как о своей бабушке – мои ноги дрожали на этом толстом ковре. Её блестящие глаза, подобные чёрным бусинам, были сосредоточены на мне. Когда я оказалась в нескольких фунтах от неё, она подняла руку в перчатке и сделала жест, чтобы я остановилась. Затем она подняла лорнет, который был прикреплён к длинной цепочке на её шее, и осмотрела меня с головы до ног.

– Вы уверены, что нашли нужную девочку, мисс Мурхен? – спросила она высоким и властным голосом. – Она не похожа на Эви, – при упоминании имени моей матери, её подбородок чуть дрогнул. – Она такая… худая.

– Подозреваю, они не очень хорошо кормили её в «Бельвью», – колко ответила Агнес, которая незаметно подкралась ко мне со спины. – Но я вполне уверена, что это дочь Эви. Посмотрите на её волосы, мисс Холл. Они в точности как у Эви.

Агнес ещё раз меня немного подтолкнула, и я оказалась в нескольких дюймах от миссис Холл. Та подняла дрожащую руку к моим волосам и перебрала прядь высвободившихся волос. На мгновение её рот напрягся, когда она посмотрела в мои глаза.

– Хмм… они более тусклые, чем у Эви, но да, сейчас я вижу сходство. У неё, в самом деле, нет телосложения Эвангелины. Эта одежда как лохмотья висит на ней.

– Хотите, чтобы я назначила встречу с мисс Джейнвэй?

Миссис Холл фыркнула.

– Было бы неплохо. Она слишком высока, чтобы поместиться в старую одежду Эви. Иди сейчас, – приказала она Агнес, которая сжала мою руку, прежде чем вышла из комнаты. – Скажи Кэрри, что она должна немедленно этим заняться и выбрать одежду, подходящую для её интервью.

«Моего интервью?»

Когда миссис Холл снова на меня посмотрела, лорнет забалансировал на её длинном узком носу, я набралась смелости благодаря рукопожатию Агнес.

– На самом деле, – сказала я, – я такого же роста, как и мама. Она измеряла меня в мой день рождения, – мысль, что это был последний день рождения, который я провела с мамой, истощила мою смелость и заморозила горло.

Миссис Холл опустила лорнет и посмотрела на меня.

– Ну, возможно, это я усохла. Ты похожа на гиганта. Сядь, пока мне не пришлось напрягать шею, глядя на тебя.

Она махнула лорнетом в сторону скамеечки у её ног. Я опустилась на неё, рядом со статуей стоявшего на коленях Мавра, чьи глаза говорили: «Берегись или закончишь как я, застыв навек в ногах Медузы». Осознание того, что все статуи в комнате могли быть живыми существами, замершими под чёрным пристальным взглядом моей бабушки, только увеличило мой страх. Что если я начала бредить? Она посчитала, что я должна быть в сумасшедшем доме. Может быть «интервью» именно для этого? Для другого сумасшедшего дома?

– Ну, – сказала миссис Холл после того как тщательно меня осмотрела. – Ты не унаследовала красоту Эви, но возможно это и к лучшему. У тебя есть какое-то образование?

Я постаралась не показать, что меня задело высказывание о том, что я не так красива, как моя мама. Конечно, я знала это. Вместо богатых каштановых волос как у мамы, мои были бледной и слегка изнеможённой версией. В отличие от изумрудно-зелёных глаз мамы, мои были мутно-карие, некого среднего оттенка между серо-голубым и оливково-зеленым, как будто природа так и не смогла решить, какого цвета должны были быть мои глаза. Даже черты моего лица были немного расплывчаты, не хватало резкости классического профиля моей матери. Но, по крайней мере, моя мать передала мне что-то.

– Мама учила меня латыни и греческому языку, мы вместе читали книги и обсуждали их. У неё был абонемент в библиотеку Астора, даже при том, что мы его с трудом могли себе позволить, и в свободное время мы читали там или в филиалах Сьюард и Хадсон Парк Нью-Йоркской публичной библиотеки… – я понизила голос, вспомнив какие необычные книги запрашивала мама в библиотеке, вызывая странные взгляды библиотекарей. Но я не упомянула этого бабушке.

– По вечерам, пока она мастерила шляпы, я вслух читала для неё.

Я возродила в памяти, как тонкие белые мамины руки порхали среди лент, бусин и перьев, и почувствовала острую боль, поняв, что коробка с её ремесленными вещицами, которую я хранила после её смерти, должно быть, канула в лету. Хозяйка без сомнения продала её, когда увидела моё имя среди погибших.

– Но у тебя не было нормального образования?

– Мы слишком часто переезжали, и это не позволяло мне ходить в обычную школу.

– Несомненно, это для того, чтобы держать втайне от меня твоё местонахождение. Так и было, пока мой детектив не обнаружил твоё имя среди погибших в пожаре, тогда-то я и узнала, что ты была в Нью-Йорке. Представьте себе, моя внучка работала на сгоревшей фабрике с простыми работягами!

Я ощетинилась, подумав о Тилли и других девушках, с которыми я работала.

– Это была достойная работа, – сказала я, – и другие девушки, с которыми я работала, простушками не были. Некоторые из них были очень даже экстраординарными.

Миссис Холл удивлённо дёрнула подбородком, поразившись моему пылу, но потом на её губах появилась улыбка.

– Ах, я смотрю, ты переняла реформаторский стиль. Прям как Эви! Я имею в виду только то, что я никогда бы не позволила своей дочке и внучке жить в нищете. Это то, что твоя мама тебе говорила?

– Нет, она никогда не говорила о вас, – ответила я быстро, слишком быстро, чтобы подумать, как мои слова на неё повлияют.

Я заметила, как цвет схлынул с её щёк, а губы напряглись. Она выглядела осунувшейся и безжизненной, как мавр у её ног.

– Хорошо, – сказала она, наконец, – хорошо. Я всегда учила её, что если ты не можешь сказать ничего приятного, лучше не говорить ничего, – она рассмеялась сухим, горьким смехом. – Хоть к одному моему совету Эвангелина прислушалась. Она рассказывала о своём прошлом?

– Она очень нежно отзывалась о Блитвуде, – ответила я, напрягая свой в мозг в поисках чего-то доброго, что я могла сказать.

Я всегда была уверена, что это бабушка разорвала все связи с мамой, а не наоборот. Я знала, что мама могла быть чувствительной и гордой. В последние годы она стала подозрительной и пугливой, а в предсмертные месяцы её жизни её взгляд стал затравленным. Возможно всё же вина лежала не на моей бабушке. И поэтому я добавила:

– Я уверена, что она была очень благодарна, что вы её туда отправили.

Её лицо застыло как у Медузы Горгоны, когда Персей поднял щит, чтобы превратить её в камень собственным отражением. В полнейшей тишине даже мавр, казалось, опустился ниже; складывалось впечатление, что удары бронзовых часов на каминной полке сломили его.

– Если бы она действительно была благодарна, – наконец сказала миссис Холл сквозь стиснутые зубы, – она не опозорила бы меня своим поступком, – она подняла лорнет, посмотрев на меня так, словно через кристаллическую линзу рассматривала редкий вид насекомого. – Возможно, ты будешь лучше. Но мы поговорим об этом позже.

Она подняла руку в перчатке, как это было раньше, чтобы остановить бурлившие во мне вопросы.

– Вот и Агнес пришла, она покажет тебе твою комнату. Будем надеяться, что ты такого же роста, как и твоя мать и найдёшь что-то в её шкафу и будем уповать, что это единственная общая черта у вас.

***

Я покинула гостиную, чувствуя себя так, словно из меня высосали всю жизненную энергию. Агнес повела меня вверх по парадной лестнице и вглубь по долгому коридору с портретами мужчин и женщин, смотревших на меня с осуждением.

Когда мы вошли в комнату, я оживилась. В отличие от тусклой и загромождённой гостиной, эта комната была светлой и просторной, стены были обклеены жёлтыми цветочными обоями, мебель и основание кровати окрашены в белый цвет, окна были слегка прикрыты белым кружевными занавесками и выходили на внутренний двор с симпатичным садом. На подоконнике лежала открытая книга, словно читатель недавно оставил её там и вышел. Я подняла её и увидела, что она открыта на произведении Теннисона «Леди из Шалотта», это была её любимая поэма.

– Миссис Холл ничего не меняла в комнате после ухода Эвангелины, – сказала Агнес, взяв в руки одну из стоявших на столе фотографию в рамке.

Я посмотрела на фотографии. Девушки в белых блузках, длинных темных юбках и в соломенных шляпках резвились вокруг майского дерева, орудовали клюшками, натягивали луки или позировали как греческие статуи в саду, все это было словно из женской школы миссис Мур. Я нашла маму, потому что она была самой высокой в каждой группе, иначе бы не узнала её беззаботное выражение лица. На одном фото она стояла в обнимку с блондинкой под аркой, на которой были выгравированы слова: «Академия Блитвуд – Tintinna vere, specta alte».

«Узрите правду, стремитесь к большему». Это был девиз Блитвуда, который часто мама цитировала мне.

Я заметила коробку, стоявшую на комоде. Заглянув, я увидела в ней книги, ленты, сине-белую чайную чашку, необрезанную соломенную шляпу, перья – длинное чёрное перо среди них – и знакомую зелёную бутылку.

– Я получила твой адрес на фабрике «Трайангл» и пошла к тебе в комнату, – сказала Агнес. – Надеюсь, ты не возражаешь, что я взяла на себя смелость забрать твои… вещи. Некоторые из них были похожи на сувениры твоей маме. Я подумала, что ты захочешь их вернуть.

Я подняла зелёную бутылочку. Она странно выглядела в этой желто-белой комнате. Как девушка, которая выросла здесь, могла закончить тем, что пила из этой бутылочки?

Я осмотрела комнату. Розово-серый вымпел висел над кроватью. Лук и колчан со стрелами стояли за письменным столом. Бронзовые трофеи: за стрельбу из лука, латынь, соколиную охоту и «колокольный звон» выстроились на книжных полках. Всё в этой комнате напоминало о Блитвуде.

– Миссис Холл говорила об интервью, – сказала я, боясь задать вопрос. – Она имела в виду?..

– Интервью в Блитвуд, – ответила Агнес. – Теперь, когда тебе уже шестнадцать, ты как раз подходишь по возрасту. Интервью через три дня. Ты лучше отдохни. Следующие несколько дней будут сложными. У нас много работы, чтобы тебя подготовить.

Я облегченно вздохнула, что интервью было не в психушке, но затем, глядя на фотографии счастливых и улыбавшихся девушек, я подумала, что пропасть между ними и мной даже шире, чем между девушкой, что выросла здесь и умерла от чрезмерного употребления настойки опиума. Пропасть слишком широкая для моста в три дня.

ГЛАВА 5

Агнес оказалась права в том, что следующие несколько дней будут тяжёлыми. Чувствовала я себя так, словно проходила пробы на определённую роль – причём на такую, на которую, я не была уверена, что даже хотела. У меня всегда была мечта попасть в альма-матер своей мамы, но то, что она не увидит этого, заставило меня осознать, что мечта отправиться туда представлялась жестокой иронией. И между тем как фотографии с резвящимися девушками, безусловно, заставляли это место выглядеть весёлым, когда я внимательно рассмотрела этих девушек – чем вплотную занималась в течение нескольких последующих дней – я разглядела в них избалованных дочерей состоятельных семей. Дело было не в их платьях, которые были похожи на некого рода униформу, а в беззаботных выражениях их лиц. Несмотря на уверения Агнес, что Блитвуд был пансионом для благородных девиц в возрасте от шестнадцати до девятнадцати лет, девушки на фотографиях выглядели моложе меня. Ни одну из этих девушек я не могла представить работающей на фабрике или доставляющей шляпы к задней двери, или объясняющей владелице дома, что оплата за аренду вновь будет задержана. Как я, с моими огрубевшими от работы руками и бессистемным обучением, могу вообще питать хоть какую-то надежду, что впишусь туда?

Даже у портнихи я чувствовала себя так, будто с меня снимали мерки для нечто большего, чем просто для костюма. Заведение мисс Джейнвэй представляло собой маленький магазин, расположившийся на первом этаже дешёвого магазина «Стайвесант-Сквер», с искусно продуманными шляпками, украшенными перьями и выставленными на проволочных формах в витрине, с белыми обшитыми панелями шкафами, окнами, и бледно-голубой драпировкой, и ковром в скромном демонстрационном зале. Я могла слышать гул швейных машин и голоса женщин, исходивших из рабочего помещения на цокольном этаже, звук был настолько знакомым благодаря дням, проведённым в «Трайангл Вейст», что я ощутила внезапную резкую боль за тех потерянных девушек.

Но это место было совсем иного типа, в отличие от «Трайангл». Это было именно такое продуманное заведение, об управлении которого моя мама иногда мечтала, но я была удивлена, что миссис Холл не покровительствовала какому-либо одному из более гламурных французских портных.

– Все женщины Блитвуда обращаются к мисс Джейнвэй, – шепотом объяснила мне Агнес, пока продавщица вела нас в примерочную. – Кэролайн училась в Блитвуде на стипендию, как и я, и она до сих пор практикует старые методы – как минимум, когда дело касается одежды, – добавила она, её губы изогнулись в усмешке.

«Опять старые методы. Какой смысл это несёт в магазине одежды?» И я стала гадать: «Собирались ли меня облачить в платья с рукавами «баранья ножка» и тугой кринолин?» Я ожидала увидеть старомодную пожилую даму, но мисс Джейнвэй оказалась достаточно молодой и красивой. На ней были надеты накрахмаленная белая блуза, узкая серая юбка и красный берет, беспечно прикреплённый поверх её гладких темных волос. Когда Агнес представила меня ей, мисс Джейнвэй протянула руку и энергично пожала мою, а затем обхватила мою ладонь обеими руками.

– Было так прискорбно услышать о вашей матери, мисс Холл. Эвангелина была легендой Блитвуда. Я сошью для вас платье, которым она бы гордилась – думаю, французское синее чайное платье с белой кружевной бейкой кстати будет для интервью, не так ли, Агнес?

Она щёлкнула пальцами и появилась продавщица с маленькой золотистой записной книжкой, прикрепленной к цепочке, обвивавшей её шею, идентичной той, что свисала с шеи мисс Джейнвэй.

– Мейбл, проверь, достаточно ли у нас белых кружев с рисунком пера и французской синей саржи. Я слышала, что вы работали на фабрике «Трайангл Вейст», мисс Холл, – добавила она, словно это была запоздалая мысль.

– Да, – сказала я, вздёрнув вверх подбородок, решившись не быть смущённой. – Я была закройщицей рукавов.

– Тяжелая работа, – произнесла мисс Джейнвэй, сделав запись в своей маленькой книжке и повернувшись к Агнес. – Должны ли мы также сшить три Блитвудские юбки и соответствующие блузки с «Колоколом и Пером»?

– На сегодня пока не нашиваем «Колокол и Перо», – ответила Агнес.

– Конечно, добавить эмблемы мы сможем в один миг. Знаете, мисс Холл, до того, как отправилась в Блитвуд, я работала швеёй на фабрике, – сказала она, направив меня к возвышенной платформе перед тройным зеркалом, где с легкостью помогла мне снять одежду и оставила меня в свободной хлопковой сорочке.

– Правда? – переспросила я, воодушевившись, что кто-то с моим собственным положением совершил преображение для Блитвуда.

– Да, – ответила она, улыбка подёрнула её губы. – Не все из нас, Блитвудских девушек, исходят из «четырёх сотен». Я слишком хорошо помню кошмарные условия работы на фабрике, длительные часы смены без перерывов, удушавшую жару, унизительные обыски в конце рабочего дня. Когда я думаю о тех несчастных девушках, оказавшихся запертыми внутри, неспособных избежать пожара, вынужденных прыгать из окна… Ну, это так сильно злит меня, что я могу начать сыпать искрами! И как много среди нас женщин вынуждены каждый день делать такой ужасный выбор? Без права определять свою собственную судьбу, мы как те бедные девушки, выбиравшие между огнём и улицей, что по существу выбором вовсе не являлось, не так ли?

Она подняла на меня взгляд, и я осознала, что она ждала от меня ответа.

– Я точно также считаю, – тихо произнесла я, мой голос задрожал, – когда я увидела, как девушки прыгают… как если бы они были бабочками, попавшим в ловушку между панелями стекла.

– Именно, мисс Холл, – согласилась она с сияющими глазами, – бабочки, загнанные в ловушку между панелями стекла. Сама бы я лучше не высказалась. Самое время нам разбить это стекло, вы так не думаете? – затем она повернулась к Агнес. – Ты права, Агги, в ней есть огонь. Из неё выйдет прекрасная Блитвудская девушка. Возможно, она слегка встряхнёт там жизнь. Колокола знают, это старобытное место нуждается в этом.

Она щёлкнула пальцами и появилась другая продавщица с мерной лентой в руках и начала снимать с меня мерки.