Текст книги "Том 25. Полицейский и призрак"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Глава 2

Группа людей, столпившихся у пианино, наблюдала за нашим приближением, их лица выражали всю гамму чувств от неприкрытой враждебности до жадного любопытства. Наташа поочередно представила нам всех, но каждый раз я опережал ее. Высокий, гибкий, рыжеволосый парень, вне всякого сомнения, был их основным танцором, Дики Гемблом. На самом деле можно было подумать, что его голова охвачена пламенем, как образно выразилась она.

Второй парень выглядел коротышкой из-за своего огромного бочкообразного брюха, такое было разве что у Гаргантюа. Добавьте к этому выстриженную до основания полосу дюйма в четыре шириной, проходящую строго через макушку, по обе стороны которой возвышалась густая поросль черных кудрей. Это, вне всякого сомнения, был Чарвосье, французский импресарио.

И, наконец, третий мужчина должен был быть Лоренсом Бомоном, хореографом, об этом я догадался, пустив в ход метод исключения. Он был на пару дюймов выше шести футов, а его превосходное атлетическое сложение выгодно подчеркивалось белой тенниской и черными спортивными брюками в обтяжку. Ему было около сорока, на мой взгляд. Красивая физиономия бронзового цвета от загара эффектно контрастировала с рано поседевшими белоснежными волосами, волнами спускавшимися чуть ли не до самых плеч.

Девушка была, разумеется, Сисси Сент-Джером. У нее были пушистые волосы медного цвета, высоко поднимающиеся надо лбом и скрепленные на затылке блестящим серебряным гребнем. Ее пухлые щечки не только оповещали о прекрасном здоровье, но также имели очаровательные ямочки. Широкий рот, возможно, просто не мог закрываться плотно из-за фантастического выверта нижней губы. Длинные густые ресницы придавали ее сине-голубым глазам обманчиво невинное выражение, до тех пор пока ее взгляд не наталкивался на существо мужского пола. После этого глаза красотки Сисси было бы правильнее назвать поисковыми прожекторами.

Она была высокой, не очень полной, но не без приятной округлости форм. Прелестное платье до колен было сшито из блестящего оранжевого шелка, усеянного черными орхидеями. Тоненький шнурок под грудью придавал наряду еще большую элегантность. С одного взгляда я определил, что под платьем больше ничего не было надето.

– Почему он решил покончить с собой, лейтенант? – неожиданно спросил Чарвосье, после того как была закончена церемония знакомства, – он не был особенно талантливым танцором, но есть и похуже.

В его гортанном произношении перемешалось столько акцентов, что теперь нельзя было точно определить национальность говорившего. Я подумал, что все же смогу выделить три слоя: среднезападный, французский арго и разновидность английского, на котором говорит большинство лондонцев, хотя многие ошибочно принимают его за кокни. Два акцента окончательно поставили меня в тупик. Возможно, это были бедуинский или китайский, но не наверняка. Самым же печальным было то, что в итоге говорил он настолько неразборчиво, что понять его было почти невозможно. Немалую роль тут играла повышенная активность слюновыделяющих желез.

– Леквик не убивал себя, – холодно изрек я, – он был убит.

– Убит? – произнес глубоко потрясенный танцор Гембл. – Вы в этом уверены, лейтенант?

– Уверен, конечно же лейтенант уверен! – вступился за честь мундира Полник. – Он использовал методы Года и Фрейда, правильно, лейтенант?

– Давайте не станем терять на это время, – торопливо прервал его я, – по словам мисс Тамаер, вы все закончили завтракать около девяти, затем прошли сюда работать…

– Я отдернул занавеси с окон, – раздался густой громкий голос Бомона, – и там был он!

Лоренс пригладил роскошные волнистые, рано поседевшие волосы.

– Это был шок! – добавил он без особой необходимости.

– Когда вы видели его последний раз живым?

– Вчера вечером… – Его холодные серые глаза смотрели на меня с нескрываемым неодобрением, он на минуту задумался. – Я отправился спать рано, примерно в половине одиннадцатого, потому что у нас был утомительный день. Антон оставался здесь, пил, когда я поднялся наверх.

– Один?

– Нет, с ним была Наташа и, как мне кажется, Сисси.

– Он остался здесь, когда я поднялась к себе через четверть часа, – сообщила равнодушно балерина. – Мне кажется, к этому времени он слегка опьянел. Сисси дразнила его, помнится, он из-за этого страшно злился.

– Антон был полностью лишен чувства юмора, – заговорила блондинка. У нее был громкий самоуверенный голос, чем-то напоминавший гудение пчелиной матки. – Я его немножко поддразнивала по поводу черного трико, которое специально назвала колготками.

– То самое трико, которое надето на нем сейчас? – спросил я.

– То самое, лейтенант.

Ее смех напоминал журчание согретого солнцем ручейка, он слегка задевал струны моих эротических желаний, заставляя смотреть на мадам под несколько иным углом зрения.

– Он остался, когда вы ушли? – поспешил я задать новый вопрос.

– Нет, он ушел первым… После того как необоснованно обозвал меня не слишком лестными словами, он заявил, что идет спать.

– В котором часу это было?

– Примерно в одиннадцать пятнадцать или в половине двенадцатого, как мне кажется. Я почти сразу же прошла к себе в комнату, в кровати была уже без четверти двенадцать.

– Но он так и не раздевался, судя по его виду, – продолжил я.

– Скорее, поднялся сегодня рано утром и надел снова свое трико, – подсказал Чарвосье с раздражающей логикой. – Кто знает, не спал ли он вообще в этой одежде?

– Ужасно неделикатный вопрос, дорогуша! – неожиданно фыркнула Наташа.

– Полагаю, об этом наверняка знает только один убийца, – едва сдерживая ярость, произнес Гембл, – и не считаешь ли ты, Наташа, что пора прекратить шуточки? Лейтенант производит впечатление спокойного человека, но, возможно, у него уже создалось мнение о нас всех как о сборище маниакальных дебилов.

Он какое-то мгновение смотрел на притихшую четверку, и только тут до меня дошло, что у него очень честное лицо, такое лицо бывает лишь у продавца подержанных автомобилей или у убийцы жены.

– Итак, Антон Леквик был придурком, – сердито продолжал он, – и мы все об этом знали, так что никто не собирается проливать крокодиловы слезы по поводу его преждевременной кончины. Но если он был убит, это совсем не смешно, потому что мы все автоматически становимся подозреваемыми.

– Дорогуша, весь твой пыл потрачен впустую, – пробормотала Сисси, бросая на него томный взгляд, – настоящим преступлением было то, что никто из вас не помог поймать этого бродягу.

– Бродягу? Я про него совершенно забыл, – произнес Бомон, выдержав драматическую паузу.

– Конечно же! Вот и ваш убийца, лейтенант, то ли соглядатай, то ли частный детектив, который последнее время докучал нам каждую ночь.

Я уже прислушивался какое-то время к звуку приближающейся санитарной машины, поэтому послал Полника встретить ее и заняться покойником. Когда сержант вышел из комнаты, я снова внимательно посмотрел на пятерку подозреваемых в убийстве и решил пока поставить на этом точку. Я не сомневался, что добьюсь большего, если стану разговаривать с ними поодиночке, а не со всем табором сразу.

– Поднимусь наверх взглянуть на комнату Леквика, – объявил я.

– Я покажу вам, где она находится, – затарахтела блондинка.

– Желаю удачи, лейтенант, – фыркнул Бомон, – если вы не вернетесь до полуночи, мы направим поисковую группу.

– Вы хитрец, Лоренс. – Сисси на мгновение остановилась возле него и любовно потрепала по щеке. – К тому же слегка ревнивы, верно?

Его классически красивое лицо внезапно побледнело под темным загаром.

– На вашем месте, дорогуша, я бы не вылезал из кожи вон, – вкрадчиво произнес он, – подозреваю, что лейтенант – человек со вкусом, он ценит качество, сомневаюсь, чтобы ему пришлась по душе всякая дешевка из магазина подержанных товаров.

– Весьма хитро!

Улыбка блондинки стала еще шире, прежде чем она отвесила ему звонкую пощечину.

– Детки! – произнесла Наташа Тамаер слегка рассерженным тоном. – Никаких семейных скандалов в присутствии посторонних, с вашего разрешения.

– Во всем виновата я одна, дорогая, – заявила Сисси насмешливо-извиняющимся голосом, – я не учла, что у Лоренса особые счеты с лейтенантами полиции.

Она подошла к двери, ведущей в темный коридор:

– Идемте, лейтенант!

У Бомона перекосилась от ярости физиономия, когда он посмотрел ей вслед, потом, с явным трудом взяв себя в руки, он холодно улыбнулся мне:

– Вы должны нас извинить, лейтенант. Подобные сценки считаются шуточками в нашей нервной компании.

– Разумеется, – пробормотал я, поспешив за блондинкой.

Крутая лестница начиналась где-то в коридоре с правой стороны, я ухитрился поравняться со слегка покачивающимися черными орхидеями где-то у самого ее конца. Сисси двигалась, покачивая очаровательно упругой попкой, мне даже стало казаться, что она задалась целью довести меня до так называемого «спровоцированного оскорбления».

Наконец она все же остановилась, отворила дверь и вошла в спальню, а Уилер с обезумевшими глазами ввалился следом, наполовину позабыв, зачем ему это нужно.

– Вот, пожалуйста, – беспечно заговорила она, – предпоследнее место отдыха ныне усопшего Антона Леквика.

Это была комната с набором только самого необходимого: кровать, комод, пара стенных шкафов и тому подобное, но все это носило на себе печать сугубо временного жилища, как будто на стене имелась незримая надпись «Антон Леквик здесь только спал». Я подошел к окну и выглянул наружу. Комната находилась в передней части дома, и перед моими глазами раскинулась потрясающая картина. Спускающиеся вниз холмы, с могучими деревьями, потом плоскогорье с фермерскими домиками, кажущимися отсюда детскими игрушками, а далее, на горизонте миниатюрный Пайн-Сити, слегка мерцающий в дымке.

– Потрясающий вид, не правда ли? – пробормотала Сисси.

– Как могло случиться, что группа балетных маньяков разместилась в таком доме в десяти милях от цивилизации? – спросил я с искренним изумлением.

– Вы не имели в виду балетоманов? – Сисси улыбнулась с самым невинным видом.

– Вы меня прекрасно расслышали, – нахмурился я, – и все еще не ответили на мой вопрос.

– Потому что им надо было найти спокойное местечко, где бы они могли плодотворно работать над новым балетом, который должен пойти в этом сезоне. Этот дом идеально тихий, самое же важное, что за него не надо платить.

– Его владелец – филантроп?

– Меня по-разному называли, – рассмеялась она гортанным смехом, – но впервые окрестили филантропом!

Я отвернулся от окна и посмотрел на нее:

– Это ваш дом?

– Мой отец построил его, чтобы сбежать от своих жен, их было четыре, потому что они преследовали его, требуя увеличить алименты.

– Эта надпись на входной двери… четыре жены?

– И семнадцать любовниц, пока я не сбилась со счета, – равнодушно пояснила она. – В детстве я привыкла называть их всех «мамами», мне не надо было запоминать, что на этой неделе была Таня, которая сменила предшествующую ей Бобби, а та, в свою очередь, месяц назад – Кьютти-Пай и так далее, представляете?

– Ваш отец, по всей вероятности, являлся конгломератом из нескольких мужчин, спаянных воедино, – уважительно произнес я.

– Энергия и живучесть, вот в чем дело, лейтенант. Я унаследовала эти качества от него, о чем, несомненно, вы уже наслышаны.

Она села на краешек кровати и как бы случайно приподняла подол своего шелкового одеяния, продемонстрировав кусочек округлых бедер.

– Подобные платья красиво смотрятся при ходьбе или когда ты стоишь, – пояснила она лишенным всяких эмоций лекторским тоном, – но стоит тебе сесть, как они стесняют твою свободу, понимаете? – Она не дала мне возможности отреагировать на свое заявление, потому что за этим последовал новый вопрос, сопровождаемый взглядом заблестевших глаз: – Мои колени вас отвлекают, лейтенант?

– Ни капельки, – солгал я не моргнув глазом.

– Какая жалость! – Она сердито одернула юбку. – Желаете задать еще какие-нибудь вопросы?

– Итак, это ваш дом, и вы пригласили их сюда, чтобы они могли в тишине и покое репетировать новый спектакль?

– Правильно. Лично для меня крайне важно, чтобы новый балет оказался успешным, потому что Чарвосье только что сформировал ядро новой группы, я его финансирую.

– К новогоднему сезону?

– Мой отец был не только самым большим – прошу прощения – кобелем, но он сколотил огромное состояние, фактически, был сказочно богат и передал очень многое мне. После его смерти оказалось, что практически я одна являюсь подлинной наследницей.

– Значит, ваша мать тоже умерла?

Она покачала головой:

– Мама отправилась на угол в аптеку за аспирином, когда мне было всего шесть месяцев, да так и не вернулась. Если хорошенько подумать, она не получала никаких алиментов. Последние известия о ней папа имел десять лет назад. Тогда она находилась где-то в Африке, выслеживала белых охотников, которые нарушали сезон охоты.

– Вы морочите мне голову!

– Нет, даю слово, это чистая правда!.. Я впуталась в эту историю с балетом из-за Наташи Тамаер. Она моя лучшая подруга еще со школьных времен, тогда ее звали Нэнси Копчек. Она замечательная танцовщица, вот увидите, лет через пять из нее получится потрясающая балерина, но с ней приключилась беда, когда шесть месяцев назад она спуталась с компанией Мессина. В данный момент ей просто необходим колоссальней успех, и, возможно, новый балет Лоренса Бомона – именно то, что требуется.

– Расскажите мне про Антона Леквика.

Она закинула руки за голову, удобно растянувшись на постели в такой позе, которая буквально наталкивала на изнасилование.

– Он был ничтожеством, – пробормотала она, – основной танцовщик из второго состава, но не слишком сильный, однако все же лучшее, что удалось раздобыть Чарвосье на скорую руку. Полагаю, вы заметили, что он был фантастически красив? Возможно, поэтому второго такого эгоиста я не встречала за всю свою жизнь, ну а всем известно, что среди балетных артистов это нередкое явление! – Она задумалась на несколько секунд. – Он был по-кошачьи хитрым и злобным. Пока ты его гладил по шерстке и всячески ублажал, все было прекрасно, он мурлыкал и терся о твои колени, но как только ты прекращал, он выпускал когти. – Она задумчиво смотрела в потолок. – Полагаю, все люди уже в раннем возрасте принимают решение, к какому полу они относятся, верно?

– Только не говорите, что вам приходилось что-то выбирать с таким телом, – пробормотал я.

Она часто-часто заморгала ресницами:

– Сомневаюсь, чтобы Антон соизволил принять окончательное решение до самого последнего часа. У него была связь и с Наташей и с Лоренсом Бомоном, причем в одно и то же время, он натравливал их друг на дружку. Ужасная была неразбериха!

– Достаточно грязная для того, чтобы один из них убил его?

– Кто знает? – Она беспечно пожала плечами. – Я надумала покорить его, этот потрясающий профиль и все прочее, с первой же минуты, как он переступил порог нашего дома. В течение пары дней он относился весьма положительно к данной идее, пока не сообразил, что стал объектом для шуток всех обитателей дома, и тогда моментально ко мне охладел и решил наказать. Он выбрал для этого подходящий момент, когда мы все вечером сидели за обеденным столом. По-моему, у него ушло минут пятнадцать, чтобы предсказать мою судьбу: что я из себя представляю, как выгляжу и что он предпочел бы пустить себе пулю в лоб, нежели приблизиться ко мне. Так что, возможно, и у меня имелась причина убить это ничтожество?

– Что вы скажете о бродяге? – спросил я. – Кому в голову пришла мысль выдумать его?

Сисси сразу же выпрямилась, на ее лице появилось крайне удивленное выражение.

– Никто ничего не изобретал и не придумывал, – запротестовала она. – Он совершенно реальное существо, не сомневайтесь. Я сама слышала его шаги по ночам, когда он бродил вокруг дома. Лично меня это здорово переполошило, потому что я посчитала, что, кто бы это ни был, он наверняка псих, который хочет, чтобы ты знал, что он находится снаружи и следит за домом. Не сомневаюсь, что он намеренно поднимает шум, чтобы его не приняли за какого-нибудь дикого зверя, нечаянно забредшего в наши края, или за птицу, или за кого-то еще.

– Неужели никто не пытался его изловить?

– Дики Гембл и Лоренс занимались этим вопросом на протяжении трех ночей. – Она пожала плечами. – Но стоило им отворить дверь, как он буквально растворялся в ночи. Они ходили вокруг часами, возвращались ни с чем домой, и через пять минут он снова расхаживал по дорожке. В ночное время в этаком густом лесу может спрятаться целый морской корпус, лейтенант, и никто даже не догадается о его присутствии.

– Полагаю, вы правы, – согласился я, – так никто его даже мельком не видел?

– Я в этом не уверена… Знаете, позапрошлая ночь была страшно душной. Я встала с постели, чтобы пошире распахнуть окно, не соизволив включить свет. Моя комната в задней половине дома, причем кое-кто из наших все еще оставался в гостиной… Когда я выглянула наружу, мне хорошо была видна лужайка, потому что на нее падал свет из окон первого этажа. Он, должно быть, стоял где-то за кедром… – Неожиданно она вздрогнула. – Потому что мне была видна его тень на траве. Она казалась ужасно длинной и тонкой. Не подумав, я шумно распахнула окно пошире, и тень моментально исчезла.

Только тут мне пришло в голову, что моим первоначальным намерением было обыскать комнату Леквика, поэтому я отворил ближайший стенной шкаф и проверил карманы висящей там одежды.

– Наверное, быть детективом страшно интересно? – раздался за моей спиной голос Сисси. – Я имею в виду то, что ты должен все время запускать руки в чужие карманы?

– Все зависит от того, чьи это карманы. Если это звездочка с блестящими глазками, облаченная в туго обтягивающее трико, к тому же она еще и смешливая…

– Могу себе представить! – воскликнула она. – Скажите-ка мне кое-что… Впрочем, нет, не стоит…

Первый стенной шкаф ничего не дал, я перешел ко второму; в котором находился замызганный плащ свободного покроя с поясом. В левом кармане я нашел смятую пачку сигарет.

– Ну и какова ваша излюбленная фантазия о звездочках? – с улыбкой осведомилась Сисси.

– Я знаменитый кинорежиссер, намеревающийся заново поставить «Унесенные ветром», – ответил я, направляясь к комоду. – Случилось так, что девяносто семь процентов самых очаровательных звездочек Голливуда согласны сделать решительно все, если только это поможет им получить роль Скарлетт.

Я выдвинул верхний ящик и мрачно посмотрел на дикое количество носков и галстуков.

– А вы бы беседовали с ними поодиночке, лежа на кушетке?

– Мои фантазии никогда не бывают земными, – холодно отрезал я, – я всегда приглашаю их на празднество на мою виллу с громадным парком и прудом, где собирается не менее восьми человек.

– А вы так и не решили, кому же достанется роль? – В ее голосе звучало искреннее любопытство.

– Роль достанется девушке, которая проявит наибольшую изобретательность во время оргии. Но мне ни разу не удалось решить спор между блондиночкой-акробаткой, исполнявшей номер «человек-змея», и рыженькой, которая на протяжении нескольких лет тренировала султанских жен в гареме.

Закончив с носками и галстуками, я выдвинул следующий ящик и обнаружил весьма потрепанный бумажник Леквика, высыпал его содержимое на комод и начал в нем разбираться.

– Мне пришла в голову мысль, – нарочито безразличным тоном пробормотала Сисси, – как бы я котировалась в качестве звездочки?

– Вы бы, несомненно, возглавили список девяноста семи самых красивых, – заверил я ее. – Вошли бы в число первой двадцатки.

– Велико дело! – возмущенно фыркнула она. – Благодарю вас, лейтенант Уилер!

Водительские права, страховой полис, восемнадцать долларов, памятный снимок насторожившегося молодого человека с недобрыми глазами, коллекция старых театральных билетов да пара писем. Вот и все содержимое бумажника. Первое письмо было так безжалостно потерто, что оно развалилось на куски. Это была слезная просьба поддерживать связь, поскольку писавший не имел никаких вестей более года. Автором была его тетушка в Колорадо, выяснил я, дочитав до конца. Письмо было получено пять лет назад.

Зато второе было свеженьким и даже слегка пахло духами. Точнее сказать, это была записка, а не письмо:

«Антон,

я должна встретиться с вами вечером в пятницу, это крайне важно. Ждите меня в баре „Рикошет“. Я буду там около половины восьмого и останусь до вашего появления. Дело не терпит отлагательств.

Аманда У.»

Я сложил записку и спрятал ее в свой бумажник. В других ящиках не было ничего примечательного, поэтому я направился от комода к кровати, но меня остановило на полпути холодное выражение синих глаз.

– Полагаю, являясь детективом, вы должны постоянно играть в страшные тайны и жуткие секреты! Ну как иначе можно выносить такую тоскливую жизнь?

– Письмо от его тетушки в Колорадо, написанное пять лет назад? – Я беспечно махнул рукой. – Велик секрет!

– Было два письма!

– Второе от какой-то дамочки по имени Аманда, – я пожал плечами, – вы знаете ее?

– Назовите женское имя, любое имя, – задумчиво произнесла Сисси, – и окажется, что когда-то в прошлом вместо него я говорила «мама».

– Аманда У., – не унимался я, – знаете ли вы какую-нибудь Аманду У.?

Она немного подумала:

– Аманда Уайлд Вист? Как насчет Аманды Уиллин-Гэндебл? Нет, это слишком нелепо! Постойте… – Внезапно лицо ее приняло испуганно-недоверчивое выражение. – Аманда Уоринг.

– Кто такая Аманда Уоринг?

– Четвертая жена моего страдающего старческим слабоумием папеньки. Четвертая и последняя. Она была на три года старше меня, когда они поженились. Мне доставляло величайшее удовольствие относиться к ней, как к пожилой маменьке.

– Они развелись?

– Месяца за три до того, как умер отец, а это случилось почти год назад… Он умер от закупорки коронарных сосудов при потрясающих обстоятельствах, по словам доктора. Он забавлялся с исполнительницей танца живота, можете себе представить чем? Аманда не была на похоронах, возможно, она была записана на это время в кабинет красоты, но, разумеется, на чтении завещания она присутствовала. Папа оставил ей столько же, сколько всем своим бывшим женам: медный пятачок на добрую память!

– Вы, случайно, не знаете, где в данный момент может находиться Аманда Уоринг? – сразу оживился я.

Она покачала головой:

– Я не видела ее и не получала от нее никаких вестей со дня этого пресловутого медного пятака, лейтенант.

– О’кей. – Я кивнул. – Здесь я закончил, так что теперь, полагаю, мне лучше спуститься вниз и посмотреть, не пожелает ли кто-нибудь из этих пришибленных маньяков сыграть роль провокатора и урвать взятку.

Сисси поднялась с кровати и дошла со мной до следующей двери в коридоре, где и остановилась.

– Это моя комната, – сообщила она. – С вашего разрешения, лейтенант, я пропущу веселье и забавы, которые вы устроите внизу.

– Правильно! – Я подмигнул ей. – Мне хочется того же!

Я миновал ступенек шесть, когда она окликнула меня. Я остановился, оглянулся через плечо и, подобно жене Лота, если не превратился в соляной столб, то есть буквально прирос к месту. Видение потрясающей блондинки как бы колебалось в проеме двери, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад. Каким-то образом Сисси удалось стянуть с себя очень быстро шелковую робу, так что теперь я мог собственными глазами убедиться в правильности своей догадки о том, что под нею ничего не было.

– Теперь я возглавила бы те два десятка звездочек, лейтенант! – прошелестела она голосом царицы пчел. – Неожиданно во мне проснулось честолюбие. Я хочу сыграть Скарлетт, не забудьте об этом, когда в следующий раз будете устраивать оргию!