Текст книги "Том 25. Полицейский и призрак"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Глава 4

К пяти часам Санрайз-Вэлли походила на громадную парную. Я оставил машину перед центральным складом в надежде, что все это не мираж, порожденный пеклом. Внутри температура из-за вентилятора была градусов на десять ниже, то есть на стадии знойной духоты. Кладовщик удостоверился, что продавать мне ничего не придется, и продолжал ковырять в зубах.

– Херб Лоури здесь? – спросил я.

– А кто им интересуется?

– Лейтенант Уилер из полицейского управления.

Он кивнул в сторону двери:

– Найдете его там. Бога ради, лейтенант, надеюсь, вы не создадите лишних проблем. Хербу сейчас не до того.

– А кому до того? – ответил я беспечно и зашагал к двери.

Это было складское помещение, приспособленное под временный кабинет. Все пространство завалено товаром, оставалось место лишь для стола и стула. К столу приставлен 88-й винчестер. Тяжело поднявшийся мне навстречу мужчина был высокого роста, крепкого сложения, с грубо вылепленным лицом.

– Херб Лоури? – обратился я к нему.

Он окинул меня взглядом холодных серых глаз и ответил густым басом:

– Ну я Лоури. А вы кто?

– Лейтенант Уилер. Шериф попросил меня заехать повидаться с вами.

– Вот как?

– Маленькая дружеская беседа по поводу предстоящей субботы.

– Поговорите с Эрнандесом. Если и будут неприятности, зачинщиком станет он.

– А вы и ваша ассоциация их прекратят.

– Правильно.

– Сейчас с Эрнандесом беседует сержант Стивенс. И мы просим вас обоих об одном: сохранять хладнокровие.

– Лейтенант, в целом ситуация простая: ни с каким профсоюзом мы соглашений не подписываем и никаким профсоюзным законом не руководствуемся. Так что Эрнандес может изощряться где угодно, только не в Санрайз-Вэлли!

– Но он ведь всего лишь хочет провести своих людей по дороге и в конце устроить митинг. Что в этом такого?

– Лейтенант, вы нездешний, и вам трудно понять. – Он смотрел на меня неодобрительно. – Наши деды начинали здесь. Практически каждый теперь фермер в третьем поколении. Фрукты созревают, их надо собирать. Поэтому раз в год мы их сюда пускаем. Кучу бездельников-бродяг, которые, если б не мы, сдохли с голоду. Мы им платим за работу и предоставляем на время жилье. И все это время оставлять здесь что-нибудь без присмотра, включая наших дочерей, небезопасно. А теперь у них объявился новый лидер! Явился из ниоткуда какой-то коммунистический ублюдок и стал выставлять нам условия, на каких эти лентяи станут работать. Да еще угрожает, запугать нас хочет. Условия нам диктует – в нашей-то долине, в наших садах, в наших домах, нам, хозяевам! – Он резко возвысил голос: – Вот что я вам скажу, лейтенант. Ни у кого тут сердце кровью не обливается. И коммунистов-предателей нет! И если этот мексиканский подонок попробует повести своих в среду, это будет последнее деяние в его жизни!

– Ваша ассоциация собирается применить насилие, – предостерег я.

– Ну и что? – Он обозлился. – Это что, нарушение закона? Мы только защищаем свою собственность от озверевших мерзавцев.

– Это, может, не мое дело, но просто из любопытства. Предположим, они откажутся собирать урожай?

Он отмахнулся:

– Не получится. У них хватит денег, чтобы продержаться не больше недели. Потом придут голодные и начнут работать. А за ними, как овцы, и остальные потянутся.

– Может, и не потянутся. Они дождутся, когда урожай станет гнить, и тогда владельцам останется либо подписывать соглашение с профсоюзом, либо разоряться.

– Лейтенант, я уже сказал: вы тут пришлый. Вы просто не понимаете. Да я пари держу, они вернутся и начнут работать через неделю, и вся эта идиотская затея с соглашением растает как дым!

– Сколько у вас членов в ассоциации?

– Примерно тридцать пять. Разумеется, у большинства из них есть семьи, не считая постоянных работников, которые, конечно, на нашей стороне.

– Если у них есть свои восемьдесят восьмые винчестеры, – сказал я холодно, – скажите им, пусть лучше оставят их в среду дома. То же относится и к вам.

Он презрительно скривил губы:

– Лейтенант, человек имеет право на защиту своей собственности. И передайте этому вашему заплывшему жиром шерифу, что выборы через шесть месяцев. У всех здешних владельцев собственности есть право голоса, и мы им воспользуемся! А у тех подлецов такого права нет. Пускай он это помнит!

Я предпринял последнюю попытку, стараясь сдерживаться:

– Послушайте, мистер Лоури. Вы говорите, в любом случае одержите победу. Так какого черта вас беспокоит, пойдет ли Эрнандес со своими людьми в эту среду?

Он все упрямился:

– Знаю я их, мерзавцев. Они ищут приключений, так они их найдут!

– Я слышал, им могут оказать поддержку.

– Ну просто сердце кровью обливается! – Он смачно плюнул на пол. – Они нарываются на неприятности, что ж, Эрнандес и прочие свое получат!

– Ладно, – подытожил я. – Вот что, Лоури. В среду здесь будет вершиться беззаконие. И если кто-то попытается спровоцировать беспорядки, то получит гораздо больше, чем может предположить. Это в равной мере относится и к вашей ассоциации, и к Эрнандесу.

Он снова сплюнул:

– Отправляйся-ка лучше назад и передай мои слова шерифу. А не то меня от твоей морды тошнит!

Я вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Кладовщик все еще с предельным вниманием занимался своими зубами. Снаружи меня чуть не хватил тепловой удар, а раскаленная кожа сиденья немилосердно обожгла. Такая погода гарантированно способствует тому, что всякое терпение лопается. Мне оставалось только молить Бога, чтоб в среду разразился ураган с ливнем.

Примерно через милю езды я увидел шагавшую впереди фигуру. Я замедлил ход, шагавший обернулся, подняв с надеждой руку. «Это со мной, верно, от жары, – подумалось мне, – или под влиянием последних событий, беспорядочного образа жизни и возлияний. Что бы этот мираж значил – Микки, вышагивающий по дороге под палящим солнцем?»

Резко притормозив, я вытащил из кобуры своего любимца и положил на колени. Все пространство окна заполнила дурацкая маска из папье-маше, не менее дурацкий голос сказал:

– Вот спасибо, мистер! Никак не думал, не гадал, что меня подвезут. Кого ж тут встретишь в такую погоду, кроме такого дурака, как я.

– Ну-ка, сними маску, – произнес я каким-то незнакомым голосом.

– Пожалуйста, – с готовностью отозвался Микки.

Маска исчезла, открыв взмокшее бесхитростное лицо подростка лет семнадцати. Я спрятал оружие и открыл дверцу. Он забрался, прикрыл дверцу и взглянул на меня с благодарностью:

– Еще раз спасибо, мистер. Мне еще милю до дома. С другой стороны от Лоури.

– На здоровье. – Я завел мотор. – Что это за маска?

– А, это, – он застенчиво усмехнулся, – да чепуха. На той неделе тут были из города парень с дамой. Они их раздавали всем бесплатно. Говорили, какая-то реклама.

– Все одинаковые?

– Нет, можно было выбрать Микки или Дональда. Мне больше Микки понравился.

– Да, выбор нешуточный, – сказал я, припомнив недавние события. – Ты тут работаешь?

– Да нет! – Его даже передернуло. – Я тут живу, мистер. У моего старика сад рядом с Хербом Лоури. Знаете Херба?

– Да, я с ним только что говорил на складе. Об Эрнандесе, понимаешь.

Парень достал мятую сигарету из кармана джинсов, прикурил. Потом неохотно продолжил:

– Херб что надо. Как он заставил Пита Мендозу плясать под свою дудку.

– Пит Мендоза, – повторил я. – Кажется, я его не знаю.

– Он один из организаторов ассоциации, о которой вспомнили пару недель назад, когда стало ясно, что со сборщиками будут проблемы. Мне Пит нравится. Не дурак, то, что нам сейчас и нужно. Знаете, какой он ловкач, мистер. Когда он услыхал, что у всех ребят эти маски, он сказал: придержите их до среды. Каково, а?

– Не пойму что-то.

Он прищелкнул языком от удовольствия:

– И я не понял, мистер. Ну и ловкач же Пит. Мы их все наденем, если этот Эрнандес со своей шайкой подымут свару. Тогда поди узнай, кто есть кто!

– При настоящих беспорядках никого нельзя будет опознать, – резюмировал я.

– Ну да! – Он был в полном восторге. – Сам бы я до этого не додумался, а вот Пит смог.

– Да уж.

– Я прям среды жду не дождусь. Мы их, подлецов, хорошенько проучим. Они у нас перестанут болтать про свои профсоюзы.

– У вас есть что-нибудь конкретное?

– У Пита, думаю, да, но он пока нам не говорит. Велит только быть наготове.

– С оружием, и все такое, – добавил я беспечно.

Он хохотнул:

– Шутите, мистер. Об этом прежде времени никто не знает.

– Он тут живет?

– Нет. Он, по-моему, остановился у Херба Лоури, но я не уверен. Пит настоящий профессионал, и спасибо Хербу, что привез его сюда вовремя. – Он поглядел в окошко. – Буду признателен, если выбросите меня вон у тех ворот.

Я остановился у указанных ворот, он вылез, аккуратно придерживая маску обеими руками.

– Ты не помнишь, как звали того, кто раздавал эти маски?

Он опять просунул веснушчатое лицо в окошко:

– Мистер, мне и в голову не пришло его спросить. Такой толстый коротышка, он потом исходил. Ну и пташка же с ним была! Это нечто! Длинные черные волосы и фигура как из журнала. Классная баба! Вот бы ее встретить одну где-нибудь в темном уголке!

– Ты и у нее имя не опросил? – подколол я его.

– Рона, – ответил он. – Я слышал, как он ее называл пару раз. Запомнил, потому что подумал про себя: классное имя. Ну, спасибо, мистер, что подвезли. Надеюсь, увидимся где-нибудь в среду, если решите прийти повеселиться.

– Будь спок, – уверил я его.

Глава 5

Припарковавшись на выщербленной площадке у старомодного двухэтажного дома, я подошел Ко входу. Летний вечер только начинался – погодка вполне подходящая для таких вот планомерно теряющих рассудок, вроде меня. Дверь отворилась, и вновь появилась она, рыжеволосая, в высоких сапогах, с явно удивленным выражением зеленых глаз.

– А вот и на нашей улице праздник, – произнесла она холодно.

– Теперь я полицейский. Хочу поговорить со Стефани Чэннинг.

– Может, ей не хочется с вами говорить.

Я повысил голос:

– Не желаете проехаться со мной и зарегистрироваться в качестве хозяйки борделя?

Она задумалась и предложила:

– Не лучше ли нам зайти в дом?

Мы прошли в «лавандовую» гостиную, где Лиза Фрейзер предложила мне сесть:

– Подождите здесь. Пойду узнаю, сможет ли Стефани уделить вам пару минут.

– Постарайтесь ее поторопить. Вероятно, это прелестное место, но жить тут мне не хотелось бы.

Ее передернуло.

– Что за дикие мысли!

Между тем я закурил и задумался, отчего это двум таким привлекательным девушкам пришло в голову создавать какую-то собственную женскую школу? Будь они плоскогрудые лесбиянки с мужским характером, еще можно понять. Рона Генри была, бесспорно, красива, и даже если Элис Медина – отсутствующая стюардесса – похожа на нотр-дамскую химеру, все равно счет 3:0 в пользу красоты. Покуда я предавался философским изысканиям, дверь открылась и в комнату вошла девушка.

Блестящие черные волосы были уложены в короткую прическу-афро. С овального лица на меня с интересом смотрели бархатистые карие глаза; нос был прямой лепки, рот выражал скорее не чувственность, а податливость. Тело гибкое и стройное и весьма женственное в тонком свитере под горло, обтягивающем упругую грудь, внизу плотно облегающие брюки. Ничего кровожадно-садистского.

Она поприветствовала меня мелодичным голоском:

– Так вы лейтенант Уилер. Я о вас много слышала.

– И наверняка мало хорошего. Что с вами случилось? Кто-то захватил самолет и посадил его прямо в Лос-Анджелесе?

Она посмотрела на меня с интересом:

– Захватил? О чем вы, я не пойму?

– Вы, надо полагать, четвертый жилец. Та, что сейчас должна быть предположительно в Европе, Элис Медина.

Она улыбнулась:

– Сэр, вы заблуждаетесь. Вас кто-то обманул. С вашего позволения, я Рона Генри.

Кровь застучала у меня в висках. Я прохрипел:

– Рона Генри? Но вы мертвы!

Она внимательно посмотрела на свои руки. Потом произнесла в изумлении:

– Я этого не чувствую. Я, вероятно, единственный в своем роде труп.

– Вы уверены, что вы Рона Генри? – спросил я сдавленным голосом.

– Минуту назад была уверена. Вы нормально себя чувствуете, лейтенант?

– Не сказал бы.

– Ну так присядем. Стефани будет немного погодя. Она собиралась в ванную, а для нее это своего рода ритуал, ее торопить нельзя. Не хотите ли выпить?

– Отличная мысль, – откликнулся я с благодарностью. – Виски и немного содовой.

– Я сейчас. – Она остановилась в дверях и с тревогой оглянулась на меня. – Постарайтесь расслабиться, глубоко дышите и ни о чем не думайте.

А что же с показаниями Стефани Чэннинг, тупо размышлял я. Единственным объяснением было, что блондинка обозналась, не опознав свою сожительницу. Тогда почему Мэриан Нортон признала на фотографии (на столе Чака Генри) убитой его сестру? Хороший вопрос, признался я сам себе, и следует его задать той секретарше. Вновь появилась Рона с двумя бокалами, один протянула мне и села напротив.

– Я бы подняла бокал за живых, – заявила она задумчиво, – но тогда придется исключить меня.

– За живых, – поднял я бокал, – определенно включая вас.

– Рада слышать.

Виски было приличным.

– Стефани рассказывала, что случилось в прошлую пятницу вечером?

– Это был просто ад! – Ее лицо помрачнело. – Быть похищенной, провести весь уик-энд под действием наркотиков – уже хорошего мало, но обнаружить еще и мертвое тело и… – тут ее внезапно озарило, – так вы думали, несчастная убитая была я? Но почему?

– Я сегодня заезжал в офис Чарлза Генри. На столе вашего брата лежала фотография убитой, и его секретарша сказала, это его сестра.

Рона Генри смотрела на меня недоверчиво.

– Сказала – что? С чего бы это?

– Хороший вопрос, – подытожил я.

– Я думаю, она новенькая. Работает там какую-нибудь пару недель. – Она пожала плечами. – Но все же непонятно, почему она думает, что на фото у Чака я?

– А вы ее помните?

Она рассмеялась:

– Они быстро меняются. Чак вечно то влюбляется, то разочаровывается. Честно говоря, не знаю, как ему это удается.

– Девушка темноволосая, – поддел я.

– Я редко захожу в офис. Занимаюсь у Чака торговлей, но не по найму, чтобы не быть связанной и иметь свободное время, так меня больше устраивает.

– Что вы продаете?

– Всякую всячину. Чак предпочитает разное калифорнийское или западное барахло. У него хороший сбыт и здесь, и на восточном побережье.

– Поэтому он был на уик-энде в Нью-Йорке?

Она кивнула:

– У него несколько собственных поставщиков с Запада, очень для него ценных.

– А какого именно рода товар?

– Разный. – Она задумалась. – От черных сатиновых рубашек с вышитой золотом вашей собственной монограммой до искусственных паучков-шутих, чтобы подкладывать в коктейль. Вы не поверите, лейтенант, сколько народу все еще покупает эту дребедень.

– А как насчет масок из папье-маше?

– То же самое. Недавно была большая партия.

– Особенно масок Микки и Дональда, и, в частности, в Солнечной долине.

Она удивилась:

– Откуда вы знаете?

– У меня там приятель живет, – припомнил я того парнишку. – Только он мне сказал: вы с братом их не продавали, а раздавали.

– Ну, Чак не настолько великодушен, – усмехнулась она. – За маски было кем-то щедро заплачено. Но не спрашивайте меня, кому это захотелось отметить Рождество в августе!

– Таким образом, клиент, купивший маски, попросил вас раздать их в долине бесплатно.

– Чак говорил, это было одним из условий покупки – раздать их всем детям в долине. Их там пара сотен, и к концу дня я была как выжатый лимон! Да еще эта жара.

– Вы знаете имя клиента?

Она покачала головой и внимательно посмотрела на меня:

– Почему это для вас так важно, лейтенант?

– У меня еще нет полной уверенности. Вы слышали про тамошние волнения?

– Что-то по поводу организации сборщиков фруктов, а хозяева их не пускают? В тот день было много всякой болтовни, но было так жарко, что я, боюсь, не обратила внимания.

– Сборщики собираются устроить в среду марш протеста через самую сердцевину долины. Хозяева намерены твердо их не пустить. Все это может кончиться очень скверно: вплоть до убийств. Вы бы смогли опознать убийц среди пары сотен людей в масках?

Она застыла в изумлении:

– Какой ужас! Я уверена, Чак и понятия не имел…

– При складывающихся обстоятельствах, надо полагать, он не станет возражать, если я задам ему несколько вопросов? Где он живет?

– У него квартира в новом высотном здании на Четвертой улице, номер 501, восьмой этаж.

– Отлично. – Я допил спиртное и поднялся. – И за виски тоже спасибо.

– Ерунда. Вам это было нужно. Хотите увидеться со Стефани? Она должна выйти из ванной.

– Не беспокойтесь. Вы только что ее реабилитировали, так что с этим можно подождать.

Она поглядела на меня с сомнением:

– Порой, лейтенант, вы словно куда-то мысленно исчезаете.

– Порой мне бы хотелось куда-то скрыться от самого себя, – произнес я задумчиво. – Но пусть будет так, как есть. В сущности, я очень правдив. Возможно, в этом и проблема.

Неплохо было бы добавить еще, как с ними нелегка, и как трудно побороть животные инстинкты, и насколько легче им поддаваться. Но я не рассчитывал на адекватный отклик, поэтому промолчал. Может, представится случай поговорить об этом позже, когда схлынут дела поважнее.

Дорога от Пайн-стрит к новому зданию заняла не больше десяти минут. Поднявшись в лифте на восьмой этаж, я подумал: надо было бы проверить номер квартиры. На этаже их было две, и жильцы здесь считали недостойным себя вешать на двери таблички с именами. «Да плевать, – подумал я, – шансов у меня пятьдесят на пятьдесят», – и нажал на звонок ближайшей двери.

За дверью долго возились с ключами и замками, потом ее открыли, и мне в голову ударил миллион децибел тяжелого рока, нос уловил безошибочный запах. Там явно была вечеринка с каким-то отребьем, где любому нормальному человеку инсульт грозил в первые же минуты.

– Вовремя явился. Тут как раз мужиков не хватает. Все ползают по стенам, и конец. В отключке. На ногах не стоят. Проходи раздевайся. Сейчас все групповуху любят.

Она стояла в дверях, завернувшись в громадное полотенце и выразительно поводя голубыми глазами. Ее желтые волосы были собраны в какую-то кривобокую чалму, которая пыталась свалиться при очередном повороте головы. Конец полотенца покоился на груди, правда, ноги стояли довольно устойчиво.

– Я ищу Чака Генри.

– Чего? – Она прислонила руку воронкой к уху, при этом конец полотенца отогнулся, приоткрыв пышную грудь.

– Чак Генри, – прокричал я ей.

– А, привет, Чак. А я Ирма, тоже не хухры-мухры.

Она постаралась, и ей удалось сосредоточить взгляд на мне. – Заходи, я тебе налью.

– Да не я Чак Генри, – воскликнул я в отчаянии, – я его ищу.

Она сделала надменный жест:

– О’кей. Ты, видать, желаешь поиграть в недотрогу.

В следующий момент дверь передо мной захлопнулась, в ушах наступила блаженная тишина. Я стал звонить в другую дверь – безрезультатно. Так что либо Чака Генри не было дома, либо он не отвечал на звонок. В какой-то миг я испытал облегчение: пойду-ка сейчас домой и хорошенько напьюсь. И тут вновь ворвался безумный рев хард-рока, и опять наступила тишина. Я обернулся и снова увидал создание в банном полотенце.

– Чак Генри, – сказала она. – Я только что вспомнила. – Она показала трясущимся пальцем на дверь позади меня. – Он живет там. Не идет ко мне, а я подумала, надо найти кого-то именно для него. У меня подруга Соня занимается умерщвлением плоти, так этот трясущийся студень ей как раз подойдет и вызовет у нее нужный прилив презрения и отвращения. – Правая рука ее дернулась, пролив несколько капель мартини в ложбинку на груди.

– А, черт! Холодно, – поежилась она.

– Видно, Чака нет дома, – предположил я.

– Он был дома, когда я приглашала его зайти на вечеринку. Чертов дурень сказал, что очень устал. Представляешь? Ну-ка, подержи. – И она сунула мне свой стакан, который я едва успел подхватить. – Для мила дружка и сережка из ушка, вот что старая Ирма всегда говорит.

Она исчезла в недрах своей квартиры, а я тем временем допил ее мартини.

Вот. Она дала мне ключ. – Я ему делаю большое одолжение, поливаю цветы и все такое по выходным, а этот паршивец говорит, что он, видишь ли, устал, чтобы зайти ко мне! Так чертовски устал, что даже забыл забрать свой запасной ключ!

Благодарю. – Взамен я передал ей ее стакан.

Если он там спит или еще чего, так подними и приведи ко мне, – она постаралась мне подмигнуть, – а если вы оба, голубчики, захотите прийти, это будет прекрасно. Понятно?

– Ты, Ирма, прелесть, – заявил я отважно.

Она заглянула в свой стакан, и глаза ее вдруг увлажнились.

– Пустой, – проговорила она жалобно. – Верно, какой-то стервец вылакал, пока я не видела!

Я кивнул в сторону полуоткрытой двери:

– Там, кажется, настоящая оргия. Кто-то мне сказал, они льют мартини в пивные кружки.

– Правда? – Она приосанилась. – Ну, я им сейчас устрою!

Я подождал, пока ее поглотит полянка с групповухой и всем прочим, и позволил себе заглянуть к Чаку. На полную инспекцию всех комнат ушло минут пять. Квартира была пуста; все шкафы и ящики очищены. Было впечатление, что он упаковывался и смывался в спешке. Единственной оставшейся вещью была маска из папье-маше, радостно скалившаяся на меня с верха шкафа.

Теперь точно пора домой. Наверное, на своей собственной подушке я, может, буду в безопасности от тех, кто столько дурачился надо мной.