Текст книги "Том 25. Полицейский и призрак"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Глава б

Солнце стало клониться к горизонту, когда я оставил машину на месте для стоянки и пошел к зданию. На этот раз кованые чугунные ворота были распахнуты, а мраморная Венера блаженствовала под струями серебристой воды. Я пересек дворик и ударил в колокол у входа в храм. Через несколько минут из мрака по другую сторону чугунной решетки появилась какая-то фигура. Когда она приблизилась, я увидел, что она облачена в длинное черное одеяние, закрывавшее ее от шеи до лодыжек, а ее светлые волосы ниспадают почти до талии.

– Я Эл, – произнес я, – и мне нужна любовь.

– Я Джастис, – холодно ответила она, – и вы совершенно бессовестно обманули меня вчера.

– Разве это я облачился в серебряное платье и умчался куда-то в космос? – возразил я.

– Теперь это уже старая история… – Она нетерпеливо пожала плечами. – Вам что-то нужно?

– Вы обещали мне провести персональную экскурсию по храму за десять центов, помните?

Она сморщила нос:

– Сейчас уже почти семь, а в восемь у нас собрание. Нельзя ли с этим подождать до другого дня?

Я усмехнулся:

– С нами, офицерами полиции, шутки плохи. Мы народ подозрительный. Вели вы мне сейчас убираться ко всем чертям, и я не поручусь за то, что не помчусь в управление за ордером на обыск, не вернусь затем назад в разгар вашей встречи и не переверну здесь все вверх тормашками.

– Представляю, как это травмирует Рейфа! – Она неохотно отворила дверь. – И вот я стою с широкой приветственной улыбкой на губах, предназначенной специально для лейтенанта, хотя в душе я предпочла бы медленно перерезать ему горло тупым ножом.

Я прошел следом за Джастис по тускло освещенному коридору в приемную. Девушка включила электричество, и, когда мрак рассеялся, мне удалось рассмотреть кое-что, чего я не заметил прошлый раз. Например, волосы у нее были перехвачены красной лентой, а черное одеяние, прикрывавшее ее наподобие плащ-палатки, в действительности было прозрачным. Возможно, под ним было одето что-то еще, а может, и нет. Я не мог в этом разобраться, не сорвав с нее верхнюю хламиду. Но в тот момент такое действие показалось мне неуместным.

Джастис, очевидно, заметила огонек в моих глазах, потому что сделала шаг назад и предостерегающе подняла вверх руку:

– Спокойнее! Это одеяние строго символическое.

– У вас такие поразительные символы, что я в них совершенно не разбираюсь! – пожаловался я.

– Черный цвет, – она прикоснулась к своему облачению, – символ смерти, белое тело под одеждой – жизнь, а красная лента – грех. Сложите все это вместе, и что вы получите?

– Прекрасный способ умереть? – неуверенно пробормотал я.

– Только не говорите таких вещей в присутствии Рейфа, с ним может случиться удар. – Неожиданно она засмеялась. – Я бы сказала, что это просто невероятная чепуха, не так ли? Но когда с посетителями храма беседует Рейф, они слушают его внимательно и относятся к его словам весьма серьезно. Он говорит им: «Ты можешь расплатиться за грехи и помни: истинная любовь – настоящая, любого рода – сохраняется и после кончины. Привыкни к мысли о смерти, и она перестанет тебя тревожить». Мы даже получили обитый атласом гроб и помещение, оборудованное «психоделиковым джисмосом», как выражается Рейф, или со светозвуковыми эффектами, согласно вашей терминологии. Но вы ведь и сами все об этом знаете, Эл?

– Знаю? – спросил я, делая большие глаза.

Джастис слегка нахмурилась:

– Вы должны знать, иначе почему вчера вечером вы упомянули о путеводном свете? Именно из-за этого я так и обозлилась. Я решила, что вы будете и дальше расспрашивать меня о делах храма, притворившись, что ровным счетом ничего не знаете о них.

– Я всего лишь повторил сказанные кем-то слова. Вы поразили меня в своем серебряном туалете.

– Ох! – Ее сапфировые глаза посмотрели на меня без недавнего холода. – В таком случае я крайне сожалею, Эл.

– Забудьте и думать об этом недоразумении. Но мне бы хотелось взглянуть на гроб и прочие атрибуты.

– С удовольствием продемонстрирую вам их! – Она сделала пару шагов к двери, потом неожиданно остановилась. – Мне как-то не хочется, чтобы вы шли позади меня, Эл Уилер, когда я в этом наряде. Давайте лучше пойдем рядом, хорошо?

Секунд через тридцать я вновь очутился в помещении, погруженном в синеватый ночной полумрак. Но Джастис имела опыт в обращении с выключателями, и сейчас же все потонуло в золотисто-янтарном свете. Посреди комнаты стоял пустой, обитый атласом большой гроб. У меня возникло неприятное ощущение, что он чувствовал себя одиноко и присматривал себе постоянных обитателей.

Джастис продемонстрировала также и оглушительную джазовую музыку, и вращающиеся огни. Одной минуты этого сочетания оказалось достаточно, чтобы я завопил:

– Спасите!

– Ну вот, пожалуйста! – произнесла она, восстановив обстановку до более или менее нормальной. – Это и есть путеводный свет. Ты лежишь здесь в гробу, твой ум постепенно дезориентируется под воздействием музыки и света. Рейф уверяет, что это прекрасная психотерапия. Позднее люди, прошедшие эту процедуру, и в самом деле выглядят более раскрепощенными.

– Вы испытывали на себе воздействие этой терапии?

Она покачала головой:

– Я настолько свыклась с мыслью о смерти, что, когда она придет, я намерена не обращать на нее ни малейшего внимания и продолжать жить дальше.

– Нечестно использовать впустую чью-то личную «психоделиковую» дискотеку… Я правильно ее назвал, да? Как вы посмотрите на то, что я снова включу свет и музыку, а вы начнете ритуальный танец?

– Вот в этом? – Она провела обеими ладонями сверху вниз по своему черному одеянию, так что ее высокая грудь обозначилась в мельчайших подробностях. – Я бы не возражала, но внезапно может войти Рейф, а я вам уже говорила, что секс в наших владениях запрещен.

– Мы можем отправиться ко мне домой и приладить цветовую подсветку к моему проигрывателю, – предложил я вполне серьезно.

Джастис закусила на пару секунд нижнюю губу:

– Наша встреча может состояться около десяти вечера. Полагаю, я должна как-то компенсировать вам моральный ущерб, причиненный мною только из-за того, что я недопоняла вас накануне.

– Когда вы ополчились на меня, мир внезапно сжался в малюсенький, размером в горошинку, вакуум! – воскликнул я с чувством. – Ни тебе серебряных вспышек, ни запаха пряных духов: пустая кушетка да удовольствие слушать собственные вздохи и сетования.

– Около одиннадцати у вас дома?

– Я с радостью погружусь в предвкушение этой встречи, настрою себя на соответствующий лад, – пообещал я.

– Как это расшифровать?

– Мою скромную квартиру намеревается посетить сама жрица любви, и я должен как-то особо отметить это событие. Однако нельзя забывать, что за стеной живут соседи, так что громовые раскаты и молнии исключаются.

Она засмеялась, затем продела свою руку под мою:

– Нам лучше продолжить десятицентовую экскурсию: если верховный жрец поймает нас здесь, возможно, он вообразит, что произошло нечто недозволенное.

Посещение остальных помещений явилось своеобразной разрядкой после гроба и «психоделикового» оформления «терапевтической» комнаты. Они напоминали загородный клуб для узкого круга людей. Дорогая, современная обстановка, роскошные ковры.

Собственно храм представлял собой просторный зал. Три его стены были разрисованы изображениями восторженных женщин, мужчин и детей. Можно было поспорить, что никто из них никогда даже не слышал такого слова, как «секс», и, разумеется, не догадывался, что оно означает. Я даже искренне пожалел этих наивных взрослых. Сколько хлопот доставляло им выяснить, откуда берутся дети! Я уже не говорю о разрешении этой проблемы в практическом плане…

Перед возвышением у четвертой, задрапированной роскошным темно-синим занавесом стены стояло около трех десятков стульев. Помост не был ничем украшен, если не считать весьма элегантного белого с золотом стола.

Признаться, я был несколько разочарован.

– Остался один только кабинет, – сказала Джастис. – Сейчас там уже должен находиться Рейф. – Хотите его видеть?

– Пожалуй, – ответил я без всякого энтузиазма.

– Мне еще надо кое-что сделать до начала собрания, поэтому я вас покидаю. – Прошу, не запугивайте его слишком сильно, ладно?

– А вы не думаете, что это он может меня запугать? – буркнул я.

– Увидимся около одиннадцати. Держите проигрыватель наготове. Когда выйдете в коридор, поверните направо, кабинет будет прямо перед вами. – Она поднялась на цыпочки и чмокнула меня в кончик носа. – Пока! Пусть это поддержит вас в течение нескольких ближайших часов.

– Я в экстазе!

На мгновение передо мной мелькнули ее соблазнительные бело-розовые ягодицы, просвечивавшие сквозь тоненький черный шелк, но я не успел выразить вслух своего восхищения, потому что девушка исчезла. «Чистая любовь» – абсолютно невозможная концепция, когда рядом с тобой порхает Джастис в подобном одеянии, решил я. Но, возможно, прихожане Храма любви мужского пола обладают сильной волей и не отличаются широтой взглядов?

Дверь в кабинет была приоткрыта, поэтому я лишь для проформы постучал в нее и сразу же вошел. Кендалл в темном костюме, белой рубашке и скромном галстуке сидел за столом. Он поднял голову, и на его лице отразилось величайшее изумление.

– Лейтенант Уилер? Я и не предполагал о вашем визите.

– Джастис провела меня по всем помещениям. Ну и домик у вас!

Его темно-серые глаза в течение нескольких секунд придирчиво всматривались в мое лицо, затем он одарил меня ослепительной улыбкой, по сравнению с которой его белоснежная рубашка стала походить на серую тряпку.

– Я рад, что вам понравился наш храм, лейтенант. Вы здесь по собственной инициативе? Или это официальное посещение?

– Официальное, – деловито подтвердил я и сразу перешел к делу: – Вы видели миссис Мэгнасон после убийства ее мужа?

– Она приходила сюда вчера вечером для индивидуальной терапии. Думаю, эта процедура принесла ей большое облегчение, о чем я и рад вам сообщить. Когда она пришла, то казалась страшно расстроенной. Вполне естественная реакция, конечно.

– Но когда она уходила, ей стало значительно лучше?

– Да, она была куда спокойнее. Почти совсем не нервничала.

– Кто первым ввел ее в храм?

Рейф на мгновение задумался.

– Думаю, что Пол Брайан. Мы с ним старые друзья.

– Ваше учреждение посещается еще одним человеком, и я хотел бы кое-что выяснить относительно его. Это некий Фенвик.

– Чак? – Глаза Рейфа внезапно вспыхнули. – Он постоянно меня поражает. Под его грубоватой внешностью…

– …бьется сердце из чистого золота? – фыркнул я.

– …скрывается весьма одинокий и напуганный человек, отчаянно старающийся отыскать что-то важное в своей жизни. Я искренне верю в то, что нам удастся дать ему то, чего он так жаждет.

– Вы хотите сказать, что разрешаете ему лапать Джастис? – спросил я без обиняков.

Лицо Рейфа вспыхнуло под темным загаром.

– Я не люблю дешевых оскорблений, лейтенант!

– А я не могу позволить себе дорогие, – отрезал я. – Неужели вы воображаете, что я способен вместе с вами проливать слезы умиления над человеком, который устроил себе безоблачное существование за счет частного кладбища?

– Частные кладбища тоже необходимы. Лично меня абсолютно не интересует, чем человек занимается, важно лишь то, каков он сам.

– Догадываюсь, что именно в этом состоит наше основное различие, – подмигнул я ему. – Для меня важно лишь то, что человек делает, в особенности если это убийство.

На его лице промелькнуло что-то похожее на испуг.

– Вы хотите сказать, что Чак Фенвик – убийца?

– Кто знает? – пожал я плечами. – Под этой грубоватой, несговорчивой личиной, возможно, скрывается сердце маниакального убийцы.

– Мне нужно в скором времени проводить собрание. – Рейф взглянул на великолепные платиновые часы-браслет. – Я бы с радостью ответил на все ваши вопросы, лейтенант, но у меня нет времени заниматься вашими дикими предположениями.

– Хотелось бы получить список всех членов вашей общины, – сказал я, – их фамилии и адреса.

– Сейчас?

– Как только вы сумеете его предоставить.

– Утром, вас это устроит?

– Вполне, – кивнул я головой. – Подошлю кого-нибудь к вам сюда часиков в одиннадцать?

– Что ж, договорились. Еще вопросы, лейтенант?

– Пол Брайан говорит, что он ваш приятель, но решительно отрицает, что представил вам миссис Мэгнасон.

– Я мог и ошибиться. Раз Пол говорит, что он тут ни при чем, значит, так оно и есть. Разве это имеет какое-то значение, лейтенант?

– Я до сих пор еще не понял, – буркнул я.

– Неужели? – Голос его зазвучал откровенно издевательски.

– Послушайте, Кендалл, – заговорил я вполне миролюбиво, – вы организовали тут премиленький рэкет. Возможно, в нем действительно нет ничего противозаконного. Но сейчас, через миссис Мэгнасон, вы оказались замешанным в дело об убийстве, и, если мне понадобится развалить ваш храм на куски, чтобы добраться до убийцы, я это сделаю. Так что умерьте свой гонор и обдумывайте каждый свой шаг.

В одну секунду он оказался на ногах. Мне даже показалось, что от негодования у него вздыбились рыжие, коротко подстриженные волосы, а губы растянулись, как у дикого зверя при яростном рычании, обнажив крепкие белые зубы.

– Вы осмеливаетесь угрожать?! Приписываете мне какие-то противозаконные действия?! – произнес он каким-то придушенным голосом. – К вашему сведению, я искренне верю в пользу всего того, что я здесь делаю. Терапия любви помогает людям, я могу призвать в свидетели три десятка людей, которые подтвердят это в любой момент. А теперь убирайтесь отсюда, Уилер, в противном случае я вышвырну вас вон!

Я бросил быстрый взгляд на его широкие плечи и могучую грудь и решил, что он вполне способен привести в исполнение угрозу. Но копам никто не платит надбавку за постоянно проявляемую храбрость. И если ты хочешь прожить достаточно долго, чтобы заработать свою пенсию, не старайся никого поразить своим безмозглым бесстрашием.

И я быстренько двинулся к выходу, размышляя: «Если накануне вечером это он огрел меня по голове, то мне здорово повезло, поскольку голова у меня все еще держится на плечах». К себе на квартиру я вернулся в четверть десятого, испытывая сильный голод. Если вы не превратили одинокие трапезы в утонченное искусство, то через какое-то время вообще забудете, что такое «домашние обеды». Шеф-повар Уилер, воспользовавшись тем, что у него было достаточно свободного времени, решил приготовить один из своих кулинарных шедевров. Может, кого-то из вас заинтересует, как я стряпаю равиоли фламбэ. В таком случае, обращайтесь ко мне со специальным запросом. Даю вам слово, у меня это кушанье получается весьма пикантным и сытным.

Помыв посуду, я принялся за приборку помещения и приведение его к приходу моей гостьи в боевую готовность.

Справился я с этой задачей в самом начале десятого. Теперь мне предстояло провести два унылых часа в одиночестве. Впрочем, они не показались мне такими уж долгими, потому что я заснул на кушетке, а когда пробудился, часы показывали без двадцати одиннадцать. Мне только-только хватило времени на то, чтобы принять душ, переодеться и приготовить два бокала, как раздался дверной звонок.

На этот раз, когда я открыл дверь, не было слепящего блеска серебристой парчи, всего лишь шуршащая фантазия из кружев с вкрапленными кое-где в рисунок переливающимися разными цветами бусинами, которые походили на отдельные градины.

– Прекрасно, – простонал я, – значит, вы переменили планету?

– Это лишь еще одна грань моей личности, – заявила Джастис с вызовом. – Возможно, вы никогда не сможете привыкнуть к их обилию.

Волосы у нее были убраны со лба в огромный узел сзади. Эта прическа показалась мне не менее эффектной, чем прошлая.

Я провел девушку в гостиную, заметив на ходу, что на этот раз на ногах у нее были белые атласные туфельки. Она уселась на кушетку, скрестила ноги, и тут я впервые увидел, что град способен «падать вверх».

Я предложил Джастис высокий бокал. Она с удовольствием сделала глоток, затем откинулась на кушетку и удовлетворенно вздохнула.

– Здесь все же очень уютно, Эл. – Ее сапфировые глаза блеснули. – Признавайтесь, что вы сделали с Рейфом?

– Вы меня предупреждали, что он склонен нервничать по пустякам, – нахмурился я, скользнув к ней на кушетку. – Но, если хотите знать, разнервничался я, и по его милости. Был момент, когда я решил, что он растерзает меня на мелкие кусочки, а потом разотрет их ногами.

– Вы, должно быть, наступили на его любимую мозоль, – засмеялась Джастис. – Знаете, Эл, я заметила, у вас это здорово получается!

– Единственное, что я ему сказал, так это то, что он организовал неплохой рэкет в свою пользу и не желает, чтобы в него совал нос какой-то назойливый коп.

Она закатилась громким смехом:

– Ну разве можно говорить человеку такие кошмарные вещи?

– Он же знает, что это правда.

– Чудак, он сам не хочет этому верить. Сейчас, когда он загребает кучу денег, он упорно внушает себе, что его сумасшедшая терапия и болтовня о путеводном свете действительно творят чудеса. Упорствующий в своей неправоте – вот как бы я охарактеризовала Рейфа.

– Я бы подобрал куда более подходящий термин, но не хочу засорять ваши ушки, похожие на розовые раковинки, – заявил я галантно. – Ну как прошло ваше собрание?

– Нудно, как всегда.

– Фенвик присутствовал?

– Озорник Чак никогда не упускает возможности поглазеть сквозь мое прозрачное платье, – засмеялась она. – Он до сих пор не уверен, есть ли у меня что-нибудь под ним или же я надеваю эту хламиду на голое тело.

– Забавно, что вы об этом упомянули, – бросил я с деланным равнодушием. – Аналогичная мысль мелькнула и у меня в голове, когда я увидал вас сегодня в этом одеянии. Недозволенное любопытство, разумеется, но носите ли вы хотя бы…

– Они телесного цвета. Это одна из творческих находок Рейфа. А уж коли речь зашла об озорнике Чаке, сообщил ли он вам что-нибудь интересное о Мэгнасоне?

– Абсолютно ничего. Но я должен предупредить, у вас имеется соперница, пользующаяся благосклонностью Фенвика. Рыжеволосая красотка по имени Чейри, вроде бы его экономка.

– Эта такая безмозглая хохотушка? – Голос Джастис явно изменился: как известно, дамы соперниц не выносят.

– Я явился к нему за пять минут до его возвращения. Чейри, в одном бикини, изображала горничную. Пришел Фенвик и ополчился на нас. Естественно, он вообразил, что самое скверное уже произошло, и отвесил своей Вишенке-Чери такую оплеуху, что та полетела в другой конец комнаты. У озорника Чака буйный нрав, как и у Кендалла. Короче, два сапога – пара.

– В следующий раз, когда он надумает разглядывать меня сквозь мое черное одеяние, я ткну пальцем ему в глаз и скажу, что мне показалось, будто это вишенка! – фыркнула Джастис. – Ладно, я могу забыть о том, что такая мразь вообще существует… Ну, а что вы скажете о Брайане?

– Вы говорите, что миссис Мэгнасон именно Брайан представил Кендаллу. Рейф это подтверждает, а вот Брайан уверяет, что он этого не делал.

– Значит, он лжец.

– Или же?.. – подсказал я.

– Или же Рейф лжет? Но если это так, то, значит, лгу и я. Однако я сказала все как было. – Она допила свой бокал и сунула его мне в руку. – Вы можете принять его в качестве намека. В нашем храме спиртное не подают, и иной раз я просто умираю от жажды… Вы, как любой полицейский, ждете, чтобы я доказала вам, что не лгу в отношении Брайана. Ну, а я не в состоянии этого сделать, так что можете предложить мне еще один бокал, Эл Уилер!

Я отправился на кухню, смешал ей новую порцию и принес в комнату.

– Как вы смотрите на то, что я поверю вам на слово? – спросил я, когда она выхватила бокал у меня из рук. – Итак, чего ради Брайану лгать? Разве так уж важно, кто первым привел Гейл Мэгнасон в храм?

– А это уж вы сами решайте! – Она зевнула и потянулась всем телом. – В данный момент я не на работе. К тому же я не штрейкбрехер, чтобы вырывать кусок хлеба у бесчестных полицейских.

– Стать таким – моя заветная мечта! – воскликнул я с жаром. – С юных лет я все жду, когда кто-нибудь предпримет попытку превратить меня в бесчестного полицейского, но никто ничего подобного не делал. Вы знаете, как тоскливо жить из года в год на одно лейтенантское жалованье?

– Вы заставите меня через минуту расплакаться! – пробормотала она, сладко зевая. – Вы что, перестали делать взносы за свой проигрыватель или случилось еще что-нибудь?

– Музыки не хватает? – Я вскочил с кушетки как ужаленный. – Какой недозволительный промах с моей стороны!

– Что-то нежное и чувственное, Эл. Сегодня мне хочется быть самой собой и позабыть о всех трудностях жизни.

– Если бы только эта проклятая машина за один раз проигрывала тройное количество пластинок! – воскликнул я с жаром, быстро просматривая весь свой запас.

– Прежде чем мы с вами начнем сходить с ума, Эл, я хочу сообщить вам кое-что. – Я внимательно взглянул на нее. Ее сапфировые глаза смотрели серьезно. – Полагаю, я при этом нарушу в известной степени профессиональную тайну… или как там оно называется… Но что делать девушке, если она совершенно одна на ложе лейтенанта?

– К этому интересному вопросу мы сможем возвратиться позднее, – заметил я. – А сейчас давайте свое конфиденциальное сообщение.

– Вчера вечером в храме побывала миссис Мэгнасон ради персональной терапии, или «психоделикового» сеанса в гробу. Рейф велел мне присмотреть за ней, потому что она любит сбрасывать с себя решительно все, прежде чем улечься на атласные подушки в гробу. Для нее это никак не связано с сексом и, мне кажется, является всего лишь органической частью той белиберды, которую ей внушил Рейф.

– Может, освобождение от одежды символизирует освобождение от сдерживающих начал? – высказал я предположение. – Если тело ничем не связано, то и разум получает неограниченную свободу?

– Нечто в этом роде… – Ее брови немного приподнялись. – Если вдруг вы устанете быть копом, Эл, Рейф найдет применение вашему богатому воображению… Так или иначе, я засунула ее в гроб, включила подсветку и музыку и, как обычно, живенько ушла из комнаты, пока у меня не началось головокружение. Стандартное время для подобной терапии в соответствии с печатной инструкцией Рейфа – тридцать минут. Когда я через полчаса вернулась назад, музыка была выключена, а в помещении горел черно-синий свет. Можешь мне поверить, я была потрясена, пока не убедилась, что Гейл сидит в гробу и смотрит на меня. Но когда я подошла совсем близко, я убедилась, что она практически никого и ничего не видит. Ее глаза казались остекленевшими и, уж не знаю, как это объяснить, не сфокусированными, что ли? И тут внезапно она заговорила. Я не сразу поняла, что она воображает, будто беседует с Брайаном. Она без конца твердила о том, как сильно его любит, именно это помогает ей преодолеть чувство вины. Впрочем, они оба виноваты в одинаковой мере… После этого она принялась нести всякую чушь, которую ей внушил Рейф, о том, что самое главное для человека – истинная любовь, всеобъясняющая и всепрощающая… У меня лопнуло терпение. Я была не в состоянии слушать дальше ее бред и, дав ей пару пощечин, вывела ее из этого состояния. Первым делом она спросила меня, куда ушел Пол. Я ей ответила, что в этой комнате не было никого, кроме нас с ней, но она мне не поверила. Заявила, что Брайан находился рядом с ней, она с ним разговаривала. Кончилось тем, что она залилась слезами и обвинила его в том, что он похитил ее путеводный свет.

– Ну и как все это вам нравится? – спросил я совершенно серьезно.

Она вздохнула:

– Я понимаю, что это самая настоящая истерия. Но одно несомненно – она все время думает о Брайане.

– Я не силен в теории Фрейда, да и потом, кто знает, не имеем ли мы дело с параноидной шизофренией? Или же это какой-то комплексный психоз? А может, всего лишь обычные галлюцинации, вызванные всей обстановкой – световыми эффектами, дикой музыкой и воздействием атласной подкладки гроба на нагое тело? Я не пытаюсь усложнить картину, доктор Хеллер, лишь предлагаю не спешить с диагнозом. Таким образом, у нас выкроится время на куда более приятные забавы в сексуальном плане, нежели гадание на кофейной гуще о причинах нервических припадков этой миссис Мэгнасон!

– Будьте вы неладны! – У нее вспыхнули щеки. – А я-то подумала, это поможет вам.

– Возможно, так оно и есть, – ответил я совершенно искренне. – Но мне становится тошно при одной мысли о том, как будет выглядеть физиономия нашего окружного прокурора, если я преподнесу ему эту историю в качестве основания для обвинения. Прежде чем я начну раздумывать о поступках миссис Мэгнасон… или о виновности Брайана, мне нужно раздобыть целую кучу неопровержимых фактов.

– В таком случае включите пластинку, – буркнула Джастис. – Все лучше, чем сидеть вот так и слушать противный самоуверенный голос.

– Повинуюсь, мадам!

Я поставил пластинку и дождался, пока вкрадчивая чувственная мелодия, лившаяся из пяти динамиков, не заполнила все помещение, вызывая какие-то нервные токи вдоль моего позвоночника. Минутой позже я уже осмелился взглянуть на Джастис. Она допила свой бокал, затем осушила мой и закурила сигарету. Впрочем, судя по выражению ее лица, сигарета ей вовсе не требовалась: она могла бы вдыхать огонь и дым, просто думая обо мне.

Я схватил пустые бокалы и удалился на кухню. А когда возвратился с заново наполненными до краев сосудами и протянул их, вместо пальмовой ветви, ей, она равнодушно забрала у меня подношение. Опустошив первый бокал двумя быстрыми глотками, на мгновение подняла голову, глянула на меня и швырнула его в угол комнаты. Но он не долетел до противоположной стены, лишь пару раз подпрыгнул на ковре.

– Не разбился, – ровным голосом сообщила Джастис.

– Сегодня мне везет. – Наверное, мне лучше было бы не говорить так.

– Вы думаете?

Она опустошила одним продолжительным глотком второй бокал и, размахнувшись, бросила его с силой через всю комнату. В итоге, естественно, ковер был весь усеян десятками мелких осколков, на которые опасно наступать босыми ногами.

– Теперь у вас свободны обе руки, – произнес я миролюбиво.

– Это по теории Фрейда имеет особое значение? – фыркнула она.

– Только для копов. Один из первых уроков: никогда не нападай на женщину, держащую оружие, хотя бы в одной руке, потому что она способна тебя изувечить.

Она разыграла целую сценку: сначала медленно закрыла глаза, затем заткнула уши обеими руками.

– Пожалуйста, прекратите свое словоизвержение, – произнесла она молящим голосом. – Я больше не выдерживаю. Вы не что иное, как передвигающийся, никогда не замолкающий громкоговоритель. К тому же на кривых ногах!

Схватив ее за запястья и рывком подняв на ноги, я плюхнулся на кушетку и затем, уже другим рывком, бросил ее лицом вниз к себе на колени. Все ее искусственные цветные градинки засверкали, когда я задрал подол юбки Джастис выше талии, обнажив округлые полушария ее мягкого места, обтянутые белыми шелковыми трусиками. Я отшлепал ее отнюдь не символически: каждой половинке досталось по пять увесистых шлепков, – после чего решил, что этого достаточно, потому что моя ладонь буквально горела.

Секунд пять после столь наглядного урока длилось тягостное молчание. Потом она медленно повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Огромный узел волос на шее распустился, светлые пряди торчали во все стороны. Лицо пылало, в глазах читалась холодная непримиримая ярость, готовая взорваться с большей разрушительной силой, нежели атомная бомба.

– Ты!.. – прошипела она. – Я убью тебя за это! Вырежу у тебя все внутренности и вместо них заполню твое брюхо раскаленными камнями! Я… А-а-ах!

В порыве мести, придумывая для меня все более изощренные способы наказания, она позабыла о том, что занимала весьма неустойчивое положение поперек моего колена. Когда повернулась ее голова, повернулись и плечи, равновесие было нарушено, и она скатилась с колена на пол. Приземлилась она спиной. Раздавшийся при этом шум нельзя было назвать слабым, и я не сомневался, что ей было очень больно. Во всяком случае, я бы ей посочувствовал, если бы в этот момент не хохотал. А когда взрыв моего непочтительного смеха сменился просто смешком, Джастис уже стояла на ногах.

– Я… я… – Она не могла найти подходящих слов, чтобы выразить свое негодование. Потом в сапфировых глазах вновь появилась ярость. – Черт возьми, что тут смешного?

Я беспомощно свалился на спину:

– Радость моя, вы бы посмотрели на свои волосы!

Она вскинула руки к затылку и нащупала два солидных валика, которые торчали по обе стороны ее головы. Ее глаза расширились от ужаса, она издала пронзительный жалобный вопль, схватила свою сумочку и побежала в ванную.

Окончательно успокоившись, я поднял с пола оставшийся целым бокал и отправился на кухню.

Первый стаканчик показался мне настолько вкусным, что я смешал себе второй и выпил его уже с расстановкой. Третий отнес в гостиную. Опустился на кушетку и обеспокоенно подумал, какого черта Джастис застряла так надолго в ванной комнате. Конечно, женская прическа – вещь трудоемкая и сложная, но сколько требуется времени, чтобы закрутить узел у себя на шее? Минут пятнадцать?

Прошло еще пять минут. Я прикончил третий стаканчик. Беспокойство мое усиливалось. Может, она поскользнулась и лежит на полу? Или выскочила из окна?

Я подошел к ванной комнате и осторожно постучал в дверь:

– Джастис? Вы в порядке?

– Я здесь, Эл, – ответил мне мурлыкающий голос, но доносился он не из ванной.

– Где вы? – спросил я ворчливо.

– В спальне.

Горловые мурлыкающие нотки были типично женскими, призывными. Моя спина отреагировала соответствующим образом: Джастис могла ждать за дверью моего появления с чем-то тяжелым и нанести смертельный удар своей миниатюрной ручкой. Но мне нужно было рискнуть, потому что подобное мурлыканье не очень-то часто доводится слышать.

Дверь в спальню была приоткрыта. Я распахнул ее и обождал несколько секунд, но ничего не случилось, поэтому я вошел в комнату. В помещении было темно, если не считать интимного треугольничка света, отбрасываемого прикроватной лампочкой. Джастис полулежала на подушках. Ее голова оставалась в полумраке, но зато все остальное, начиная от шеи, было выставлено в мягком свете на показ. Длинные, достигавшие талии светлые волосы ласкали гордый подъем увенчанных коралловыми пуговками грудей. Свет и тень, очевидно, сговорились, чтобы представить ее нагое тело в самом обольстительном виде. Каждая его линия казалась непревзойденным творением природы…

Пока я стоял, любуясь ею и боясь нарушить колдовское очарование этой картины, ее руки медленно поднялись и обхватили обе груди призывным жестом.

– Эл!.. – Мурлыкающая вибрация исходила из глубины ее горла.

– Джастис! – с трудом выдохнул я.