Текст книги "Том 25. Полицейский и призрак"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 10

В доме на Пайн-стрит царила тишина. Света видно не было. Возможно, руководство организации ШЛюХИ пораньше улеглось спать. Я подошел к двери и нажал на звонок. Лишь после третьей попытки загорелся свет, дверь приоткрылась дюйма на три, и я увидел сквозь проем правильный носик и бархатистые карие глаза. —.

– А, это вы, лейтенант, – произнесла Рона Генри с облегчением, – проходите.

Она открыла дверь пошире, и я вошел.

Прежняя прическа-афро уступила место только что вымытым волосам, гладко зачесанным по обе стороны головы. Платье из тонкой белой ткани подчеркивало плавные изгибы ее тела, приоткрывая ложбинку на молочной спелости груди, которая слегка поднималась при каждом вздохе. Мы прошли в гостиную, она предложила выпить. Когда Рона вернулась, я сидел на кушетке. Протянув мне бокал, она чуть призадумалась, прежде чем сесть рядышком – достаточно близко для дружеской беседы, но не более того. Я бросил взгляд на часы. Начало двенадцатого.

– Где остальные? – спросил я. – Легли пораньше?

Она покачала головой:

– Здесь одна я, лейтенант. Они решили сделать перерыв и поехали на пляж. Ну а мне… Я не особо туда стремлюсь. – Она подняла бокал и посмотрела вопросительно на меня. – Прошлый раз мы здесь с вами, помнится, выпили за живых. Сейчас тот же тост?

– Что, если мы выпьем в память Элис Медины? – предложил я.

Бархатные глаза расширились. Она пролепетала:

– В память Элис? Значит, ее нет в живых?

– В прошлую пятницу в пляжном домике Стефани Чэннинг обнаружила ее тело. Но по неведомым причинам у нее случился провал памяти, и она не признала старую подругу.

– Я… не понимаю..

– Думаю, понимаете очень даже хорошо.

– Что вы подразумеваете? – спросила она слабым голосом.

– Элис, должно быть, была чрезвычайно предана делу организации ШЛюХИ, вызвавшись стать любовницей Пита Мендозы и все такое прочее, – высказал я предположение.

– Я ничего об этом не знаю, – произнесла она натянуто.

– И даже то, в каких отношениях она состояла с вашим братом?

Рона призадумалась. Я не торопил ее с ответом, поскольку вопрос казался вполне безобидным и был шанс получить правдивую информацию.

– Точно не скажу. С точки зрения Элис, Чак по ней с ума сходил. Я никогда не видела, чтобы он так увивался вокруг какой-то другой девицы.

– Когда вы виделись с ним в последний раз?

– Где-то на той неделе, перед его поездкой в Нью-Йорк. Я думаю, он все еще занят делами, потому что пока не вернулся.

– Почему вы так думаете? – спросил я.

Она уставилась на меня с искренним удивлением:

– Мэриан сказала, что на этой неделе он еще не показывался в офисе, и дома у него телефон не отвечал.

– Он вернулся, – сказал я тихо. – И обнаружил сегодня тело Элис. Тот, кто убил ее, отвез тело в пляжный домик. Другой полицейский поджидал в его квартире, но он там так и не появился. Насколько я знаю, кто-то сказал ему, что его подружку убил Пит Мендоза. Он отправился в долину с целью его убить.

– И что он?.. – пролепетала она.

– Он был во всеоружии, но один из людей Мендозы его опередил.

– Чак мертв?

– Мне очень жаль. – Голос мой прозвучал не вполне искренне.

Ее лицо внезапно скривилось, слезы полились по щекам. Я взял у нее бокал, поставил на столик и, обхватив за плечи, утешал, пока она не стала успокаиваться. Наконец она сумела выговорить дрожащим голосом:

– Непонятно, зачем Чак совершил это безумство?

– Не знаю, – ответил я искренне. – И не знаю даже, Мендоза ли убил Элис Медину.

– Вы арестовали того, кто убил брата?

– И он, и Мендоза мертвы, – произнес я устало. – Славная была ночка с точки зрения принятия превентивных мер!

– Чак и я никогда не были особенно близки, – сказала Рона, – но он последний из нашей семьи. – Опять закапали слезы, она быстро поднялась, извинилась сдавленным голосом и выскочила из комнаты.

Сейчас было самое время разыграть роль симпатичного копа, подняться и потихоньку удалиться, оставив ее наедине со своим горем. Но именно сейчас у меня на это не было времени. Рона вернулась минут через пять. Она была бледна и собранна, только с предательски покрасневшими веками.

– Извините, лейтенант. – Она опять уселась на кушетку и выпила залпом полбокала.

– Расскажите мне про организацию ШЛюХИ, – попросил я.

Карие глаза глянули на меня с удивлением поверх края бокала.

– А что рассказывать? Полагаю, вы уже знаете, это женское освободительное движение, замаскировавшее себя под таким названием. Довольно экстравагантно. По мне, так эта шутка дурного вкуса слишком затянулась, но другие девушки восприняли ее всерьез. Даже Чак.

– Вот как?

– Когда он рассказывал мне про ту замечательную девушку, которую встретил в Лос-Анджелесе и которая с подругами хочет жить в Пайн-Сити, он также добавил, что они члены организации ШЛюХИ. Я вначале думала, все это шуточки, но потом поняла, что Чак воспринял это вполне серьезно. Он хотел, чтобы мы совместно арендовали жилье. Идея меня не слишком захватила, но брат настаивал, и я в конце концов согласилась.

– Вы арендовали этот дом вместе с остальными девушками?

– В целом все более или менее устроилось, – подтвердила она. – У них своя жизнь, у меня своя.

– Давно ли вы живете все вместе?

– Три недели. И вот все вдребезги! Убили Элис, а теперь вот и Чак!

– Что за человек была Элис? – спросил я.

Она на минутку задумалась.

– Натура очень страстная. У Стефани и Лизы проявлялось чувство юмора, даже по отношению к организации ШЛюХИ, у Элис никогда. Как будто она собиралась всю себя посвятить этому делу, это для нее была своего рода религия.

– Вы сказали, Чак по ней с ума сходил, а она как будто была к нему равнодушна?

– Думаю, да. – Она допила свою порцию. – Мне иногда казалось, она просто Чака использует. Но не могла разгадать целей.

– Может, хотела отпугнуть подруг от вас обоих, – предположил я.

– Зачем ей это?

Я усмехнулся, допил спиртное и поднялся:

– Я же полицейский и всего лишь задаю вопросы. Простите, что мне пришлось принести скорбную весть о вашем брате.

– Вам надо уходить?

– Долг призывает, как говорится.

– Лейтенант Уилер, – произнесла она, – а имя у вас есть?

– Эл.

– Мне бы хотелось, чтобы вы остались, – произнесла она очень мягко.

Я честно ответил:

– Мне бы тоже хотелось. Но именно сейчас – не время и не место.

– Именно что время и место, Эл.

Она поднялась и выпрямилась. При этом, случайно или нет, платье распахнулось, открыв ее прекрасную стройную фигуру – воплощение зрелой чувственности, прямо противоположное девственной невинности, – груди, как спелые гранаты, прелестный темный треугольник лобка, поделенный пополам. Она не сделала попытки прикрыться, и я понял, что платье распахнулось намеренно.

Она протянула ко мне руки, словно в мольбе.

– Не уходи, Эл. Пожалуйста, останься со мной. Мы займемся любовью, я так хочу, и это справедливо, как ты не понимаешь? Жизнь побеждает смерть. Проклятье! Помоги мне забыть смерть Чака или, по крайней мере, помоги мне с этим смириться!

– Рона, извини, – только и смог ответить я.

Она довольно чувствительно ударила меня тыльной стороной ладони по лицу и всхлипнула:

– Несчастный сукин сын! Убирайся отсюда, и чтоб я больше тебя не видела!

Резко повернувшись, она выбежала. Я услышал, как дверь ее спальни захлопнулась. Иногда становится вполне очевидным, думал я с горечью, направляясь к выходу, что прав был мой отец, надо мне было выбрать другую работу. Усевшись в машину, я поехал к пляжу, подобно тем девицам, ощущая настоятельную необходимость устроить себе перерыв посреди недели.

К пляжному домику я добрался почти в полночь. Будь у меня побольше времени, я бы обязательно полюбовался полной луной, сиявшей на безоблачном ночном небе и озарявшей мягким светом все те же извечные океанские валы. Перед домиком стоял старенький фургон, я примостился около него.

Дверь отворилась, на пороге, приветливо улыбаясь, показалась Лиза Фрейзер. Когда я приблизился, она протянула мне стакан и произнесла легко и спокойно:

– Добро пожаловать, лейтенант. Виски со льдом, специально для вас. Но без содовой, уж извините нас, жителей пустыни.

– Благодарю. Вы меня ждали?

– Я звонила Роне минут двадцать назад, просто удостовериться, что ей там не слишком одиноко. Она мне все рассказала про ваш краткий визит и ужасную новость о Чаке. – Ее зеленые глаза излучали дружелюбие. – Вы должны мне все рассказать попозже, теперь же я хочу, чтобы вы вошли и встретились еще кое с кем.

На ней по-прежнему были черные брюки и высокие сапоги черной кожи, вместо белой блузки – черная. Я подумал о властном характере этой девушки и о том, какими интересами заполнена ее жизнь.

Она посторонилась, пропуская меня, я зашел в гостиную. Человеку, поднявшемуся мне навстречу с ротангового кресла, было лет тридцать пять. Среднего роста, широкоплеч, сразу видно, что силищи его хватило бы на троих. Кожа – то, что можно было разглядеть под густыми усами и спутанной бородой, – загорела до черноты. Он улыбнулся, открыв сияющие белизной зубы.

– Лейтенант, – промурлыкала Лиза Фрейзер, – позвольте представить вам Хуана Эрнандеса.

– Очень рад, лейтенант. – Эрнандес сжал мне руку словно клещами. – Я только что услыхал про Мендозу. Не могу сказать, что это разрывает мне душу, но мне жаль, что все получилось таким образом.

Ответить на это было нечего, я просто усмехнулся и отпил из своего стакана.

– Хуан пользуется полной поддержкой организации ШЛюХИ в своей борьбе за признание профсоюза и предоставление людям нормальных трудовых и жилищных условий, – заговорила Лиза, как на митинге. – Мы тут в последний раз прикидываем, какую помощь может оказать организация завтра на демонстрации.

– Улыбки восхищения, трепещущие платочки и галлоны лимонада жаждущим героям, когда все кончится, – посоветовал я.

– Вы циник, – заметила она беспечно. – Что, собственно, еще ждать от полицейского.

– Всегда можно ждать от него чего-нибудь особенного, – добавил я.

Ее глаза выражали чувство беспомощности, пришедшее на смену беспечности.

– Ну, думаю, мне пора, – заявил Эрнандес решительно. – Поздно уже, а мне рано вставать.

– Проследите только, чтобы ваши люди не сбились с дороги во время марша во избежание неприятностей, – дал я совет.

Лиза съехидничала:

– Лейтенант знает, о чем говорит. Только вслушайтесь в его командирски властный тон. Сразу видно – порядок на дорогах всегда был его коньком.

Я сделал сладкую мину:

– Не умничайте, это может и по вас срикошетить.

– Ах, Господи, – прикинулась она удрученной, – я что-то не то сказала?

– Я пошел, – бросил Эрнандес.

Лиза проводила его до видавшего виды фургона, я тем временем удостоверился, что спальня пуста. Взревел мотор, и девушка вернулась, прикрыв за собой дверь.

– Он очень хороший человек – в этаком крестьянском духе, – сказала она. – Но до того упертый, просто с ума сойти!

– Что с остальными девочками? – спросил я. – Тренируются на пляже перед завтрашним маршем?

– Услыхав новости о Чаке, они решили вернуться домой, составить Роне компанию. Но поскольку должен был прийти Хуан, кому-то надо было остаться и встретиться с ним.

– Это для вас важно? Я имею в виду, оказать помощь со стороны Школы любви на демонстрации, – спросил я.

– Не думаю, что эти чертовы плантаторы так легко сдадутся только потому, что лишились Мендозы.

– Может, вы и правы, – ответил я вежливо. – Жаль, я упустил остальных двух девочек. Надеюсь, они с пути не собьются.

– С какой стати? – Она была сегодня на редкость терпелива.

– Ну, у них такая скверная память. Когда Стефани обнаружила в прошлую пятницу тело в спальне, то даже не вспомнила, что оно принадлежит ее подруге Элис Медине.

– Я говорила вам об этом.

– Говорили, – подтвердил я. – Потому что боялись, что выйдут на след школы. Вот думаю, почему Мэриан Нортон запуталась с фотографией Элис Медины на столе Чака Генри, опознав ее как его сестру.

– Я надеялась, это вполне очевидно даже для таких куриных мозгов, как ваши, – усмехнулась она.

– Видите ли, – отвечал я дружелюбно, – у меня возникло подозрение, что вы мне наговорили кучу всякой чепухи, чтобы я меньше размышлял о деле.

– Не совсем вас понимаю, но звучит красиво!

– Думаю, что я с самого начала недооценивал Школу любви, а именно этого вам от меня и надо было.

– Устала я от пустых разговоров, не пойму ни слова! Мне надо выпить. – Она кивнула в сторону ротангового кресла. – Если вы желаете остаться, лейтенант, присядьте и освежите мозги, пока я принесу выпивку.

Выпивку она готовила очень долго. Я сел в кресло и принялся потягивать то, что на вкус было хорошим шотландским виски со льдом. Наконец появилась Лиза и судорожно протянула мне свой стакан.

– Подержи-ка, – скомандовала она. – Мне надо в туалет.

– Будь как дома. У меня вся ночь впереди.

Это явно ее разозлило, она быстро ушла в спальню.

Я лениво размышлял на тему, поносит ли меня все еще шериф Лейверс или же плюнул и пошел домой. Передав единственного выжившего после перестрелки Тони ближайшей патрульной группе и попросив их позаботиться обо всех прочих формальностях, сам я направился на Пайн-стрит. Тони божился, что ничего не знал о планах Мендозы ни по поводу демонстрации, ни насчет убийства Элис Медины. Он так клялся, что, кажется, разуверился в собственном имени. А посему я великодушно скинул все это на шерифа, а сам покатил восвояси.

– Я тут вдруг припомнила, нам осталось кое-что доделать с прошлого раза, – раздался гортанный голос Лизы. – Отчего бы не начать прямо сейчас, с того момента, где мы остановились?

Она возвышалась в дверном проеме в одних черных сапогах, подчеркивающих белизну ее кожи и рыжеволосый конус лобка.

– На этот раз я надела сапоги. Подумала, ты сочтешь это более пикантным.

– Не думай обо мне, – прохрипел я сдавленно.

– А я и не думаю. Просто хотела посмотреть на твою реакцию. – Она шагнула в комнату. – Я рада, что ты не отказался от моего предложения в прошлый раз. Надеюсь, не откажешься и сейчас.

Рыжий треугольник сверкал как рубин. Зрелище было неотразимым.

– Ты требуешь? – осведомился я потрясенно.

– Требую.

– К сапогам, верно, хорошо подойдет хлыст, – сказал я. – Для полноты картины.

– Тебе это нравится? Полегче или посильнее?

– Нет, нет. Не обязательно. Так просто, разные мысли лезут в голову. Бывает, знаешь.

Уголки ее рта опустились книзу. В зеленых глазах зажегся недобрый огонек, она двинулась мне навстречу, покачивая тяжелыми грудями.

– Чего ты ждешь, лейтенант? – требовательно спросила она. – Разденешься, наконец, или нет? – В ее тоне явственно послышался свист воображаемого хлыста.

– Что это с вами, девками? – задумчиво спросил я. – То есть что это я вдруг стал такой соблазнительный? То Мэриан Нортон из кожи вон лезла, мол, я вся твоя, а когда не сработало, явилась ты. Сегодня вечером Рона молила о любви, и я не поддался, теперь опять ты с сапогами и прочим выдаешь неприличные авансы.

Она остановилась примерно в двух футах от меня. Большие коралловые соски набухли и отвердели, клитор наверняка налился от желания, или, может, мне застило глаза, поскольку я тоже стал ощущать яростную неудовлетворенность. Она произнесла насмешливо:

– Будешь вести себя хорошо, лейтенант, а не нести околесицу, тогда позволю тебе лечь и отдаться мне. Выпустишь таким образом свой пар.

– Вот спасибо! – Я надеялся, что выказал нужное смирение.

– Ну так оставь стаканы и приступим. – Она захохотала низким грудным голосом, так что по спине прошел холодок.

Потянувшись, я осторожно поставил стаканы на пол, но выпрямиться не смог, потому что что-то твердое треснуло меня по затылку. Я вылетел из кресла на пол, ткнувшись головой в ноги Лизы. Все еще ощущая всполохи боли в голове, успел расслышать ее дьявольский смех:

– Даже стыдно. Надо бы немного подождать. Он не такой уж дурак, хотя и с большим самомнением. Может, когда все кончится, кто-то из нас по-честному раскроет ему все ловушки. Будет приз простаку.

Глава 11

Затылок у меня болел дьявольски, а нос чесался. По крайней мере, решил я в приступе философской отстраненности, могу заняться чесанием носа. Как бы не так! Левую ногу свело сильнейшей судорогой, облегчить которую можно было, наверное, лишь вытянувшись. Я с трудом приоткрыл глаза, убедившись, что свет не чрезмерно ярок.

«Ты все еще в пляжном домике. В спальне, так? – вопрошал жалобно мой мозг. – Лежишь на постели, очевидно спиной к стене, поскольку можешь лицезреть остальную часть помещения.

Руки связаны у тебя за спиной, ноги тоже связаны. Мало того, кто-то больно ловкий связал еще запястья и щиколотки – так что весь ты перевязан, как рождественская индюшка перед тем, как ее засунут в духовку!»

– Ты еще жив, а? – спросил я сам себя нравоучительно. – Помни, Уилер, нельзя иметь все сразу!

Несколько минут я тихонько сочинял яростный гимн против всего мира в целом и Школы любви в частности. Внезапно дверь отворилась, и вошла Лиза Фрейзер. Она была одета полностью, хотя мне было на это абсолютно наплевать. В тот момент сексуальных желаний во мне было не больше, чем у кастрированного петуха. Что меня действительно встревожило, так это шприц в ее правой руке.

– Вижу, вы проснулись, лейтенант, – заговорила она благодушно. – Надеюсь, вам не слишком неудобно.

– Вы забыли клюквенный морс, – прохрипел я.

– Опять ваши дурацкие шуточки. – Она поморщилась. – Ну, больше вам не придется беспокоиться. – Жестом доктора Франкенштейна она указала на шприц. – Скоро вы будете во власти Морфея.

– Я буду мертвецом?

– Я имею в виду, – она была по-прежнему иронична, – что в этом шприце достаточно демерола, чтобы вы уснули сном невинного младенца. Каковым вы и являетесь, полагаю. – Она залилась дурацким смехом, а я жалостно возмечтал, как бы добыть нож потупее да поковыряться у нее…

– Ну а потом? – спросил я.

– Завтра пополудни нас унесет ветром, – отвечала она бесстрастно. – Ну а где-то по пути кто-нибудь из нас надумает звякнуть шерифу и даст ему знать, где им подобрать своего давно пропавшего лейтенанта.

– Вы просто прелесть! – поблагодарил я сдавленным голосом.

– Все будет хорошо, – продолжила она самодовольно, – ну а теперь, лейтенант, баиньки!

– Вы говорили, что Школа любви холодных интеллектуалок – политически ориентированная организация, – заговорил я быстро. – Думаю, это было самым важным из того, что вы мне наплели.

– Вы меня опять неправильно поняли.

– Сама идея любого женского движения звучит для мужского уха скверной шуткой, тем более если назвать его ШЛюХИ. Ведь в этом же была основная мысль, так? Вы должны были быть уверены, что никто – и в особенности я – ни на секунду не воспринял вас всерьез. И вы могли при этом позволить себе говорить правду, сознавая, что я никогда в это не поверю.

– Полицейский начинает соображать – это настораживает.

– Для всякого уважающего себя полицейского все здесь шиворот-навыворот. То у меня был труп, то его вдруг не стало. У меня даже была свидетельница, но ее утащили вместе с трупом. Подозрение – мотив – возможность. Черт! Я даже не мог точно опознать тело, вплоть до сегодняшнего вечера. И это являлось частью всей игры, верно? Заставить полицейского носиться по сужающейся спирали, пока все полностью не перепутается, и достигнуть тем самым первоначальной цели.

Она ободряюще кивнула:

– Что-то вроде того, лейтенант.

– У меня есть пара безумных идей. Я бы хотел их высказать при всей своей безнадежной тупости.

– При условии, что будете благоразумны. Да и кто я такая, чтобы отказать вам в последней просьбе?

– Мендоза сказал, Элис Медина явилась к нему с наилучшими рекомендациями от организации, которую он не назвал, но упомянул, что она из крайне правых. Верно?

– Возможно.

– Моя догадка такова: она решила поначалу, что вы здесь лишь в целях поддержки Мендозы, но у вас идеи были самого разного свойства и, докопавшись до истины, она этому воспротивилась.

– Звучит убедительно. – От ее усмешки у меня мороз пробежал по спине. – Элис готова была бежать к Мендозе и выложить ему все наши планы!

– И вы ее убили?

– Не могли же мы поставить под удар все дело только из-за ее излишней чувствительности. Я же вам говорила, лейтенант: всякое движение нуждается в своих жертвах.

– И потому Стефани Чэннинг позвонила в полицию и заявила об убийстве?

– Бывают обстоятельства, при которых лучше действовать напрямую. Когда Элис не вернулась в долину, Мендозе стало явно ее недоставать. Он знал все о Чаке Генри и о масках, которые тот роздал детям, и, вероятно, догадывался, что Чак работал с Элис. Потом, если б Чак услыхал, что Элис пропала, он стал бы задавать неудобные вопросы, а он точно знал, где их задать. Поэтому, когда вы все так старательно вычислили – поздновато, конечно! – мы сочли наилучшим в подобной ситуации запутать полицию. Пусть Стефани разыграет невинную овечку, только что обнаружившую тело незнакомой ей девушки в снятом на уик-энд пляжном домике. А потом… – Тут она зевнула. – Ну, вы знаете, что произошло потом.

– Вы использовали Чака Генри, потому что это было удобно?

– Он был братом Роны и жил в Пайн-Сити. Чтобы быть уверенными, что он все сделает по нашему желанию, мы его сразу же познакомили с Элис. Она для этого очень подходила. Я подозревала, что она была настоящая нимфоманка, нуждавшаяся в интеллектуальном подтверждении своего стремления затащить в постель как можно больше мужчин. Может, я была не права, но способ сработал. Чак был без ума от нее, все шло по плану. Но потом она стала сходить с ума и почти расстроила все дело!

– Уезжая в Нью-Йорк, Чак не собирался возвращаться, – предположил я. – Позднее Элис собиралась к нему присоединиться.

Она несколько удивилась:

– Почему вы так решили?

– Он освободил Всю квартиру. Думаю, единственное, что заставило его вернуться, – желание знать, что принудило Элис изменить решение.

– В прошлую пятницу, когда мы встретились, тут произошла целая история. Элис решила порвать с нами – она встретила истинную любовь. Она также яростно противилась мысли о том, чтобы убрать Мендозу, поскольку это могло затронуть ее любимого Чака. И мы в конце концов были вынуждены убить ее.

Все это произносилось голосом, напрочь лишенным эмоций, как будто она рассказывала о незначительном дорожном происшествии.

– Чак говорил, Элис позвонила и велела ему срочно приехать к ней в домик, – сказал я. – Это не могла быть она, поскольку к тому времени уже три дня как была мертва. Значит, кто-то сымитировал ее голос по телефону. Когда было уже слишком поздно, а Чак так и не появился в своей квартире, как обещал, я догадался, что он, наверное, точно вычислил имитатора.

– И он стал звонить на Пайн-стрит, – продолжила она. – Мы убедили его, что это Мендоза убил его единственную любовь, и он ринулся в долину восстанавливать справедливость. Мы следили за ним все время и даже одолжили оружие!

– И был еще звонок от Микки, оказавшего большую помощь, – проворчал я. – Это вы задержали его настолько, чтобы я опоздал?

– Конечно. Это прекрасно разрешало вопрос с возвращением Чака.

– А разве Мендоза, напоровшийся на собственное убийство, не расстроил немножко ваши блистательные планы? – поинтересовался я.

– Это был просто подарок судьбы. Мендоза давно уже был обречен. В первой части нашего плана было решено избавиться от него навсегда. Надо сказать, мы запланировали для него другой, более драматичный исход.

– Не вызовет ли это осложнений? – уколол я. – Когда плантаторы услышат, что их великий импортный профессионал отправлен на тот свет тем, кто мстил за свою убитую подругу.

– Как вы наивны, лейтенант. Одно удовольствие обводить вас вокруг пальца! Мы очень хорошо поработали, чтобы по всей долине расползлись слухи о том, что Чак Генри симпатизировал коммунистам и работал на Эрнандеса. К началу завтрашней демонстрации все плантаторы будут на таком взводе!

– А какого черта делал здесь Эрнандес?

– А вы не знали, что можно играть с двух сторон против центра? – слукавила она.

– А как же Рона Генри? Как она относится ко всему этому, зная, что ее брат мертв?

– Думаю, довольна. Она его с детства терпеть не могла. – Лиза придвинулась ближе к постели, взяла шприц и скомандовала: – А теперь пора спать, лейтенант!

– Еще одно. Чего вы, черт возьми, хотите всем этим добиться?

– Небольшого хаоса. Добавим еще одну краску в общую картину. Гражданские волнения, больше споров, больше неуверенности великому богобоязненному среднему классу, желающему лишь сохранить статус-кво, где они могут делать деньги и спать спокойно. – Ее лицо посуровело. – Наши цели – Школы любви холодных интеллектуалок и иже с ними – всеобщие беды, и для этого мы пользуемся всеми доступными средствами, включая локальные стычки между кучками твердолобых плантаторов и организующихся в союз сборщиков. Все пошло на пользу, особенно когда вы поспособствовали тому, чтобы убрать одного лишнего слабака – Мендозу.

– Вы сошли с ума!

Она сохраняла презрительное спокойствие.

– Я и не ожидала понимания от тупого полицейского. В конечном счете подавляющее большинство смирится со всем, что хоть отдаленно напоминает решение: революции – гражданские войны – все, что остановит хаос. И вот тогда власть возьмем мы.

– Вы уверены, что в шприце только демерол? – спросил я.

– А почему вы усомнились?

Я честно ответил:

– Вы мне уже слишком много рассказали, чтобы оставить в живых до утра.

Она засмеялась вновь, а я при этом содрогнулся.

– Не беспокойтесь, лейтенант. Подумайте сами. Когда все закончится и мы исчезнем с глаз долой, кто же, будучи в здравом уме, поверит вашим бредням про женскую политическую группировку, да еще и с таким вызывающим названием, как ШЛюХИ?

С неудовольствием я был вынужден признаться самому себе в справедливости этих слов. Она закатала рукав, а мне больше ничего не оставалось, как наблюдать за иглой – стерильной, хотелось бы надеяться! – входящей в вену. Она выжала поршень до отказа.

– Так! – Лиза на шаг отступила и ухмыльнулась. – Сладких снов, лейтенант, до утра. Счастливо! Кто-нибудь из полиции должен обнаружить вас и спасти от голодной смерти.

Она выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь и оставив меня в темноте. Лишь узкая полоска света проникала под дверь. Я наблюдал, пока полоска не стала превращаться в бледно-розовый столб и украдкой вползать в комнату. Потом столб вдруг взметнулся над полом и стал обретать очертания. Какой-то частью сознания я словно увидел, даже не удивившись, что очертания эти принадлежат мертвой девушке Элис Медине, со страшной черной дыркой в левом виске.

– Простите, – произнесла она нерешительно, – я подумала, что вы Чак. Но вы ведь не Чак, да?

– Ни Боже мой, – отвечал я серьезно.

– Ну, – она столь энергично дернула плечами, что каскад светлячков осыпался на пол, образуя сияющий фиолетовый коврик, – тогда мне надо уйти и материализоваться где-нибудь еще.

Я видел, как она упорхнула под дверь, оставляя позади сверкающие шарики света. Каждый раз, когда я закрывал глаза, эти шарики взрывались у меня в мозгу. И вовсе они не были световыми. Они были из демерола, так же как и призрак Элис Медины – из демерола, и весь этот проклятый мир – из демерола. Мысль была глубокая. Столь глубокая, что с ней я и решил заснуть.