Текст книги "Пустынная песня (ЛП)"

Автор книги: Карола Лёвенштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Я уже хотела расправить крылья и броситься в небо, чтобы помочь Адаму и Торину. В этой неразберихе всё равно никто ничего не заметит. Но не успела, потому что дракон внезапно начал без разбора наносить удары своей головой, желая прогнать мучащих его, словно комары, противников. За долю секунды его голова выстрелила вперёд, нацелившись на Адама, который был к нему ближе всего, потом устремился на Торина. Его он тоже попытался толкнуть, но не смог сбить с неба. Потом, когда он заметил, что это не работает, он распахнул свою огромную пасть и изверг огненный залп на внутренний двор замка, прямо в толпу бегающих в панике магов.

Крики возросли до адского рёва.

Я слышала собственные, наполненные страхом крики и смотрела, как Адам в воздухе продолжает непрерывно атаковать. Казалось, Адам и Торин наконец произвели впечатление на огромное животное, потому что они не собирались сдаваться. Дракон два, три раза сильно взмахнул крыльями и снова поднялся высоко в небо. Потом развернулся и сделав ещё несколько взмахов, исчез в облаках.

Я уже хотела пуститься помогать обслуживать раненых, когда увидела, как Адам медленно спускается на землю. В то время, как Торин бросился бежать, он остался стоять. С ним было что-то не так, что-то произошло.

Я побежала, желая ещё только находится рядом. Словно сквозь туннель, я видела его поникшую фигуру, а окружение воспринимала туманно. Краем глаза я заметила Лиану, появившуюся из-за уступа стены, она начала помогать раненым. Крики постепенно стихали, в то время, как во двор хлынули помощники и оказывали первую помощь. Я заметила несколько друидов, которые уже наносили на ожоги целебные мази. Потом я наконец добралась до Адама.

– Что с тобой случилось? – спросила я хриплым голосом.

– Я не знаю, – запинаясь, ответил Адам.

У него был какой-то чужой и слабый голос. Его лицо было покрыто сажей, я знала, что это была сажа от сгоревшей одежды и кожи. С его лба ручьями стекал пот, а приглядевшись повнимательнее, я увидела его горящий взгляд как бывает при температуре.

– Ты ранен? – испуганно спросила я, взяв его за руку.

В этот момент мне было плевать на то, что кто-то мог нас увидеть. Сегодня и так был ненормальный день, тревога за него заставила мое сердце биться быстрее. Кожа Адама пылала, он весь горел. Меня охватила безграничная паника.

– Адам? – теперь спросил и Торин, который подошел к нам, услышав мой испуганный голос.

Но Адам уже ничего не говорил. Вместо этого он смотрел вниз, как будто там внезапно появилось что-то, чего он не замечал раньше.

Я с удивлением проследила за его взглядом. На его кожаных штанах было две дыры размером с большой палец, из которых сочилась кровь.

– Тебя укусил дракон? – хрипло спросила я.

Мой голос был чужим, паническим и монотонным.

Адам медленно кивнул, как будто ему было трудно сделать даже это простое движение.

– Рана не глубокая, я позову целительницу, – тут же сказал Торин.

– Торин, – прошептала я. – Это был дракон Латориос.

– Не знаю, как звать это чудовище, но рана правда не тяжелая, мы еще и не такие ранения залечивали.

Он ободряюще кивнул Адаму.

– Это не важно, – крикнула я. У меня вдруг сорвался голос, когда я крепко держала горячую руку Адама. – Укус этого дракона смертелен.

– Смертелен, – выдохнул Торин, и теперь спокойное выражение исчезло с его лица. Он испуганно посмотрел на Адама, а его лицо внезапно побледнело, как мел. – Это невозможно, – сказал он.

Потом принялся звать на помощь, громко и энергично, и я услышала, как быстро приближаются шаги тяжёлых сапог.

Адам поднял голову и посмотрел мне в глаза, тёмно-синий цвет его глаз лихорадочно вспыхивал. Казалось, будто он тоже не может поверить в то, что услышал, будто весь мир вокруг нас внезапно замер, в то время, как мы смотрели друг другу в глаза, ощущая, как неверие уступает место уверенности. Я больше не слышала носящихся туда-сюда магов, чувствовала только близость Адама, его отчаяние и мой страх, который всё сильнее сжимал сердце ледяной хваткой. Момент тянулся бесконечно, а счастье и несчастье внезапно оказались очень близко друг к другу.

Затем этот момент пролетел, как пепел на ветру, лёгкий и чёрный одновременно.

Я открыла рот, собираясь сказать так много: что люблю его, что он должен остаться со мной, что мы найдём решение, что моя бабушка, наверняка, знает, что делать. Наша любовь должна пережить и этот момент.

Мы выдержали уже столько опасностей, так часто думали, что вот сейчас всё закончится. Но всегда находился выход.

Но в этот раз чуда не случилось. Внезапно на меня обрушилось чувство, что уже слишком поздно.

Я держала Адама за руку, на глаза навернулись слёзы, в то время, как тёплое ощущение его близости исчезло из моего живота. Прежде чем я успела издать хоть тон, прежде чем успела схватить и притянуть его в объятья, взгляд Адама потух, и он опустился на землю.

Торин пронзительно закричал имя Адама, но этот звук дошёл до меня глухо, словно сквозь вату. Меня охватил непостижимый холод и парализовал. Мои внутренности судорожно сжались в бесконечной агонии. Я слышала, как кто-то кричит, и лишь с трудом осознала, что это я сама кричала, в отчаяние и панике.

Я хотела вцепиться в Адама и спасти его, но Торин внезапно оказался передо мной и крепко обхватил мои запястья.

Я беспомощно наблюдала, как сослуживцы Чёрной гвардии поднимают Адама. Прозвучало имя моей бабушки. Внезапно рядом оказались Рамон и Леннокс, и я видела шок на их лицах. Они что-то громко кричали, но я не понимала больше ни слова, как будто разучилась понимать собственный язык. Я хотела вырваться и помочь, я должна оставаться рядом с Адамом и сопроводить его к бабушке. Она должна спасти его и вернуть назад. Я в отчаяние кричала и плакала, бессильная что-нибудь сделать.

Но Торин крепко держал меня, и хотя я изо всех сил сопротивлялась, он не отпускал.

Беспомощно я наблюдала, как Рамон обхватил Адама за грудь и поднялся с ним в воздух.

Потом промчался через облачный покров вниз к Шёнефельде и исчез из моего поля зрения.

После того, как Адам исчез, силы меня оставили, и я, словно оглушённая, обмякла в объятьях Торина. Я больше не могла ходить, не могла дышать, не могла жить. Грудь давило, а сердце билось болезненно и против воли.

Адама больше нет. Эта мысль жгла, словно кислота, в моей голове и сердце, и всё-таки я не понимала её.

– Ну же давай, – сказал Торин. – Вставай, мы спустимся в Шёнефельде.

Я в замешательстве посмотрела на него. Его трезвые слова были словно палка, за которую я могла уцепиться. Хотя это было совершенно бессмысленно, я следовала его инструкциям и позволила поставить себя на ноги. Затем пошла вслед за ним через ужасную неразбериху во внутреннем дворе замка к лестнице, ведущей в Шёнефельде. Ветер задувал мне под ноги полу сгоревшие списки с именами. Друиды быстро ходили туда-сюда, в руках горшочки с мазью из колокольчиков Присель, которой можно излечить ожоги. Всё это я знала, но это ничего больше не значило.

Я шла за Торином на дрожащих ногах, как будто это было единственное важное задание, которое мне нужно было выполнить. Я судорожно сосредотачивалась на каждой ступеньки и настойчиво их пересчитывала, чтобы не впускать в голову никаких других мыслей. Когда мы шли через парковку я считала свои шаги. А когда добрались до рыночной площади, было уже темно, за окнами горел свет, и над городом лежала уютная атмосфера. Нормальное русло жизни казалось мне мерзким. Только что дракон причинил столько много страданий, а из книжного магазина господина Лилиенштейн лился тёплый свет, как будто ничего не случилось. У меня просто не помещалось в голову, что где-то в другом месте жизнь продолжается. Разве не должен весь мир замереть в шоке?

Торин всё время молчал, сжав губы, он зашёл в ратушу. Кабинет и процедурные комнаты моей бабушки находились на первом этаже в задней части дома. Мы прошли вдоль широкого коридора, наши шаги громко отдавались эхом.

Перед дверью Торин остановился, и глубоко вздохнул. Тихие и серьёзные голоса доносились до нас из-за двери, и я видела, как Торину прямо-таки пришлось заставить себя нажать на дверную ручку.

Когда мы зашли в помещение, первой, кого я увидела, была бабушка.

– Сельма!

Она обернулась с серьезным лицом. А потом я увидела Адама. Бледный и обессиленный, он лежал на носилках в углу комнаты. Вокруг него, с растерянными лицами, стояли Рамон и Леннокс.

– Как он? – спросил Торин. Я была рада, что вопрос задал он, потому что сама не могла произнести ни слова.

– Его тело живет, – серьезно сказала бабушка. – Я смогла его вернуть, но не знаю, как долго он продержится.

– Что это значит? – спросил Торин.

– Яд дракона очень токсичен. Он был мертв, но мне удалось вытянуть яд из его тела и залечить раны.

– Тогда почему он не просыпается? – нетерпеливо спросил Торин.

– Потому что он был мертв, часть его до сих пор мертва, – серьёзно сказала бабушка. – Его время истекло, а душа в царстве мертвых. Она уже отделилась от тела и не вернулась в свою оболочку. И не сможет вернуться сейчас, а без души его тело долго не проживет.

– В царстве мертвых? – скептически спросил Торин.

Слова бабушки эхом отзывались в моей голове, я не могла отвести взгляд от Адама.

Медленно и не обращая внимания на остальных, я подошла к нему и взяла за руку. Она была теплой, я видела, как он дышит, как поднимается и опускается грудная клетка. Он не мертв, я же вижу, что он жив.

Неужели я никогда не услышу ни одного слова из его уст? Никогда не почувствую бабочек в животе, когда он находится рядом. Я заметила, что это чувство было уже утеряно. Во мне абсолютно ничего не шевельнулось.

Я была одна одинёшенька.

Эта мысль была словно глубокая, темная дыра. Мне вдруг стало так холодно, что я начала бесконтрольно дрожать.

– Адам, – сказала я каким-то чужим, надломленным голосом.

Слегка коснулась его щеки. Я надеялась, мысленно умоляла, чтобы он пошевелился, но проходили секунды, и кроме регулярного поднимания и опускания грудной клетки, ничего не изменилось.

– Есть ещё хоть какая-то надежда? – в отчаяние спросила я бабушку.

Я не могла себе представить, что бабушка не знает хоть какого-нибудь способа, который сможет помочь Адаму.

– Завтра я опрошу друидов, но шансы не велики, – с сожалением сказала она. – С драконом Латориос сталкиваешься не каждый день.

– А ты не можешь вернуть его? – спросила я.

– Сельма, – она подошла ко мне и обняла. – Если бы могла, я бы сотворила для тебя это чудо. Но я не могу.

– Тогда что мы можем сделать? – спросила я, словно должно было быть что-то еще.

– Боюсь, уже ничего сделать нельзя, – тихо и с сожалением сказала бабушка, как будто проклинала каждое слово, которое говорила. – Он молод и силен, его тело какое-то время будет жить, даже без души. Но дольше чем полгода, ну или три четверти года, он не протянет. Адам умрет.

Рамон выругался, а Леннокс положил ему руку на плечо. Лишь Торин неподвижно стоял и пристально смотрел на Адама, как будто не мог поверить, что его брат должен уйти от нас навсегда.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась мать Адама.

– Адам, – в отчаянии выкрикнула она, протиснувшись к кровати.

– Добрый вечер, госпожа Торрелл, – вежливо сказала бабушка, подойдя к ней.

Она спокойно рассказала, что произошло. Я еще раз пережила все случившееся, когда речь зашла о нападении дракона, с целью убить Ладислава, и как дракон укусил Адама, когда он выполнял свой долг солдата Черной гвардии.

Бабушка также рассказала, что смогла удалить яд и оживить тело. И о том, что ему уже нельзя помочь, потому что его душа не вернулась в тело, и шансы, что это случится, в принципе, равны нулю. И что ей нужно решить, что делать дальше, и где и как Адам проведет последние месяцы. Когда бабушка закончила рассказ, у меня возникло ощущение, что моя душа горит.

– Леннокс, – сдержанно сказала госпожа Торрелл, повернувшись к старшему сыну. – Перенеси Адама домой. Пусть Эльза приготовит ему комнату и не отходит от него ни на шаг.

Леннокс вопросительно посмотрел на меня.

– Давай же, – сказал Рамон, бросив на мать испуганный взгляд.

– Сделай это, – прошипела госпожа Торрел, заметив, что Леннокс нерешительно посматривает в мою сторону.

– Она не имеет на него права. У нее вообще нет никаких прав, есть только вина.

– Сельма ни в чем не виновата, – резко сказал Торин. – Не впутывай ее. Это был дракон Бальтазара.

– Глупости, – процедила она сквозь зубы. – Его никто не видел. Это все слухи.

– Адам видел его, и еще несколько человек, – ответил Торин, в то время как Леннокс и Рамон перекладывали Адама на носилки. Я все еще держала его за руку и не хотела отпускать.

– Мы уходим, отпусти его, и чтобы я больше не видела тебя рядом с Адамом.

Говоря эти слова, госпожа Торрел злобно сверкала на меня глазами.

Адама невозможно было отпустить. Если его унесут, не останется ничего, что будет удерживать от меня боль, которая приближалась все ближе.

Все произошло очень быстро. Госпожа Торрел подняла руку, после чего меня сбило с ног сильным порывом ветра. Рука Адама выскользнула из моей.

– Нет, – в отчаянии закричала я, но Леннокс и Рамон уже вышли из комнаты.

– Прости, – сказал Торин, кивнул и вышел вслед за матерью и братьями, оставив меня одну.

Где-то далеко я почувствовала, как подошла бабушка и помогла мне подняться.

Я больше не могла думать, тупая боль усилилась, наполнила мое сердце и голову и забрала все силы.

Белара

Я думала, что боль меня убьёт, что моя грудь больше не будет подниматься, а сердце не сможет биться дальше. Больше никогда. Жизнь и сила покинули меня, и ни один вздох больше не имел смысла.

Но моё несговорчивое тело продолжало свою работу, хотя я спряталась в своей комнате в Каменном переулке, затемнив окна и не находила сил, чтобы встать или что-то поесть. Я ни с кем не разговаривала, потому что сказать было больше нечего.

– Всё, хватит, – энергично сказала бабушка, когда зашла в мою комнату.

Я не знала, какой сегодня день, утро сейчас или вечер. Я потеряла всякое чувство времени, точнее говоря, я потеряла все чувства, присущие обычному состоянию.

Она подошла к окнам, раздвинула занавески и запустила в комнату серый свет пасмурного дня.

– Ты сидишь здесь взаперти уже больше двух недель. Так дальше не пойдёт, Сельма.

– Оставь меня, – устало сказала я.

Я больше не могла спать и из-за вездесущей усталости находилась в апатичном полузабытье, где-то между сном и явью, между существованием и небытием. Как только я закрывала глаза, меня мучил один и тот же кошмар о происшествие с Адамом, и я испуганно вскакивала, постоянно переживая один и тоже момент, как в бесконечной, мучительной, повторяющейся петле времени.

– Нет, я не уйду, – сказала бабушка. – Я уже слишком долго наблюдаю за тем, как ты отказалась от себя. Ты сейчас встанешь и что-нибудь поешь, а потом продолжишь жить свою жизнь, с клубневыми ягодами или без них.

– С клубневыми ягодами! – я с негодованием села на кровати, и у меня сразу же сильно заболела и закружилась голова.

– Да, Сельма, – энергично сказала бабушка, забирая у меня одеяло. – Я не допущу, чтобы ты чахла здесь в темноте. Этим ты совершенно ничего не изменишь.

– Я знаю, – устало ответила я. – Но я не собираюсь принимать клубневые ягоды и просто его забыть.

Я встретила любовь всей моей жизни, мою вторю половинку, и мы насладились счастьем. Было бы просто предательством забыть Адама и делать вид, будто этого никогда не было, потому что в таком случае, я также должна забыть все восхитительные и совершенные моменты, которые мы пережили. Снова боль охватила меня, когда я в очередной раз поняла, что всё закончилось, навсегда закончилось.

– Я знаю, что это сложно, – серьёзно, но решительно сказала бабушка. – Если кто и знает, то я. Но ты не умерла, и я не допущу, чтобы ты отреклась от себя. Сделай это ради меня.

Она умоляюще посмотрела на меня, и я почувствовала, как медленно киваю. Ради себя самой я не стала бы вставать, но смогла бы сделать это ради кого-то другого. Моя бабушка пережила много горя, и я не хотела, чтобы из-за меня ей досталось ещё.

Я медленно спустила ноги с кровати и встала. Потом оделась и не спеша последовала за бабушкой на кухню.

Она намазала для меня булочку джемом и поставила передо мной тарелку, в то время как я смотрела в окно на унылый серый свет ноябрьского дня, который так безупречно подчёркивал моё настроение, что я воспринимала это почти как издевательство.

– Твои друзья приходили и хотели поговорить с тобой, – сказала бабушка, ставя рядом с тарелкой кружку кофе. – Я сказала им, что ты болеешь.

– Почему ты не сказала им правду? – спросила я, продолжая устало смотреть в сад.

– Ты скоро сама это поймёшь, – уклончиво ответила бабушка. – А теперь съешь что-нибудь!

Я механически взяла булочку в руку и откусила, не чувствуя вкуса. Затем сделала глоток кофе.

– Довольна, – спросила я.

– Почти, – ответила бабушка. – Я хочу, чтобы ты вернулась в Тенненбоде и продолжила учёбу.

– Нет, – сразу решительно ответила я.

Больше не было смысла в том, чтобы ходить туда. Я больше не знала, где моё место, ибо какую жизнь я могла теперь ещё вести? Внутри меня ничего не осталось, что давало бы стимул двигаться дальше. Хотела ли я продолжать учиться и готовиться к скучной работе в магическом мире? Нет, для чего мне это? Точно также я могла бы отвернуться от магического мира, потому что какая польза во всей магии, если его жизнь всё-таки просочилась сквозь пальцы, и даже бабушка не смогла ничего сделать, чтобы спасти его.

Даже месть против Бальтазара казалась не стоит того, чтобы её добиваться. Я должна была ненавидеть дракона, испытывать желание его убить. Но я даже не чувствовала этого, не говоря уже о том, чтобы сделать.

Да и что я смогла бы предпринять против этого дракона? И даже если бы смогла его убить, это ничего не изменит. Это не вернёт Адама к жизни.

– Сельма, – вздохнула бабушка, и я увидела беспокойство в её глазах. – Я хочу тебе помочь.

– Я не хочу принимать клубневые ягоды, – устало ответила я.

Бабушка долго и задумчиво смотрела на меня.

– Может быть, существует другой способ.

– Другой способ?

Я повернулась к ней. Выражение бабушкиного лица мне совсем не понравилось.

– Да, еще один способ.

Она встала и вышла из кухни. Я услышала, как она что-то ищет в ателье. Раздался звон бутылок и вскоре она вернулась в кухню, держа в руках несколько невзрачных плодов и бутылку с темной жидкостью.

– И это должно мне помочь?

Я рассматривала маленькие плоды, похожие на каштаны, недоверчивым взглядом.

– Они росли в нашем саду, за розами, не так ли?

– Верно, это колючая функия. Её плоды могут на некоторое время ввести тебя в состояние эйфории, – сказала бабушка.

– Несколько минут эйфории вряд ли мне помогут, – вяло сказала я.

– Я знаю, – ответила бабушка, поднимая вверх бутылку. – Поэтому тебе подойдёт вот это. Это эссенция колючей функии. Высококонцентрированный раствор плодов. И если учесть твоё нынешнее расположение духа, то до эйфории даже не до дойдёт. Колючие функии не такие крепкие. Они только немного улучшат твоё настроение, чтобы ты могла справляться с повседневной жизнью. Также эссенция действует дольше, примерно двенадцать часов.

– Я не хочу себя одурманивать, – тихо ответила я, подозрительно глядя на бутылочку.

– Дело не в том, чтобы одурманить тебя, а в том, чтобы до некоторой степени облегчить тебе боль, и ты смогла вернуться к жизни. Это только временное решение на несколько недель. Каждое утро ты можешь принимать решение заново, нужны ли тебе колючие функии или не нужны.

– М-м-м, – протянула я и услышала сама, насколько слабым и пустым был мой голос.

– Просто попробуй, эффект быстро улетучится, – бабушка открыла бутылочку и наполнила коричневой жидкостью чайную ложечку. – Открой рот! – сказала она тоном, не терпящим возражений, и я сделала ей одолжение и проглотила горькую жидкость.

– Фу.

Я вздрогнула от горечи, а мой желудок, который уже давно не получал питания, болезненно сжался, и мне стало дурно.

– Она должна помогать, а не быть вкусной, – сказала бабушка. – Всё же у колючей функии есть небольшой побочный эффект.

– И это ты говоришь только сейчас, – возмутилась я и с удивлением поняла, что могу снова испытывать возмущение.

Это была эмоция, внёсшая разнообразие. И боль, которая мучила меня после происшествия с Адамом, была другой. Она стала более тупой и больше не колола так остро сердце. Как будто это синяк, который постепенно заживает и причиняет боль, лишь когда нажмёшь на него пальцем.

– Ну, этот побочный эффект не настолько серьёзен, – сразу успокоила бабушка. – Твои магические силы будут немного слабее, да и то временно. Как только действие лекарства снизиться, твои силы снова вернуться. Вот и всё.

– Интересно, – ответила я, удивляясь, что действительно проявляю интерес. – Думаю, – медленно сказала я, глядя из окна в уже приближающийся к вечеру день, – мне нужно пойти погулять. Я уже целую вечность не была на свежем воздухе.

– Хорошая идея, – сказала бабушка, по ней было хорошо заметно, что она испытала облегчение, услышав мои слова. – А я пока приготовлю ужин.

– Да, – кивая сказала я, всё ещё удивляясь, что испытываю желание что-то предпринять.

Я взяла свою кожаную куртку, а также одела перчатки и шапку. Потом вышла на улицу и медленно пошла по Шёнефельде.

Когда я вышла на рыночную площадь, на город опустился густой туман, и я с благодарностью окунулась в него. Прохладный, мокрый воздух коснулся моих щёк, и я глубоко вдохнула, как будто могла сама исчезнуть в тумане. Всё вокруг казалось мне чужим, но всё же это чувство было терпимым. Колючие функии обволокли моё сердце защитной оболочкой.

Я всё прекрасно помнила, но боль была теперь лишь тупой и не захватывала дух.

Я заметила, что пришла к парковке возле массива и внезапно поняла куда хочу пойти. Я уже принялась искать удостоверение личности, чтобы протянуть его через чек-бок, но по сути дела не хотела регистрироваться. Лучше, чтобы никто не знал, где я.

Я огляделась, потом расправила крылья и взлетела. Я должна была вернуться к тому месту, где это случилось.

Песок тихо захрустел, когда я мягко приземлилась рядом с туннелем в Акканку.

Здесь наверху всё выглядело, как всегда. Деревья небольшой рощи тихо шуршали осенней листвой, когда поднимающийся ночной ветер продувал сквозь неё. Всё, что осталось от выборов, уже давно убрали, а завтра утром во двор замка вовремя высыпят студенты на утреннюю пробежку.

Я попыталась представить, как это будет, вернуться в Теннебоде, и теперь заметила, что действие колючих функий имеет границы. Боль в груди снова стала сильнее, и я внезапно поняла, что не смогу здесь остаться. Я просто не смогу это вынести, ни пустую комнату Адама, ни пустой стул Адама за завтраком или во время лекций.

Каждая комната в Теннебоде напоминала мне о нём, даже в Акканке мы оставили общие следы. Как я вообще смогу когда-нибудь снова сесть на дракона, не вспоминая без боли о том, что Адам был отравлен драконом?

Я понятия не имела, куда меня приведёт мой путь, возможно для меня будет лучше уехать из Шёнефельде. Всё было лучше, чем оставаться здесь. Пророчество сбылось, я приобрела знания и любовь, и, в конце концов, опасность оказалась не пустой угрозой. Я всегда знала на что подписываюсь, но была настолько глупой и наивной, что верила, будто смогу избежать эту судьбу.

Внезапно я услышала нежный голос.

– Лучше не станет, но в какой-то момент учишься с этим жить, – я испуганно развернулась и увидела Нурию, стоящую рядом, нежный взгляд полный сострадания.

– Как это? – устало спросила я, и в этот момент мои колени подогнулись, и я опустилась на землю.

Нурия присела рядом со мной, в то время как я уставилась в песок, лежащий на земле.

– У меня есть маленький сын, – нерешительно сказала она.

Я подняла взгляд и увидела болезненное выражение в складках её губ.

– Сын? – удивилась я.

Что она потеряла здесь, в Теннебоде, если у неё дома был ребёнок? И что она вообще делает здесь?

– Да, – медленно ответила Нурия. – Мой сын два года назад тяжело заболел. Несчастный случай. До тех пор я ничего общего не имела с магией. Я никогда не посещала университета, но для него нет средства исцеления, и я не смогла это принять.

– Он ещё жив? – осторожно спросила я.

– Это зависит от того, кого ты спросишь, – сказала Нурия и встала. – Целители говорят, что он ближе к смерти, чем к жизни. Но я верю в то, что смогу его спасти, пока в нём ещё теплиться искра жизни. Моя семья богата, знаешь ли, и может себе позволить дорогой уход.

– Я сочувствую тебе, – выразила я сожаление.

– Не нужно, судьба нанесла тебе такой же сильный удар, как и мне, – ответила она, её голос звучал осторожно, как бы прощупывая почву.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Ты и Адам, мне кажется, вы были связаны любовью.

– Ты так думаешь? – ответила я.

– Я знаю, что подобные вещи запрещены в Объединённом Магическом Союзе, но я не собираюсь тебя судить.

– Чего ты тогда хочешь, Нурия? – спросила я и встала.

Сейчас я просто не могла вести изощрённого разговора, вращающегося вокруг правовых рифов.

– Ты спасла мне жизнь, и я хочу тебе помочь, – сказала она, глядя прямо мне в глаза.

Внезапно она больше не выглядела застенчивой, скорее решительной.

– К сожалению, мне никто не может помочь, – беззвучно сказала я. – Его нельзя вылечить, и осталось не так много времени. Через шесть месяцев умрёт и тело Адама.

– Мне тоже сказали, что нет никакого средства. Знаешь, почему я изучаю магию?

– Полагаю, ты хочешь вылечить своего сына и надеешься, что узнаешь здесь, как это сделать, – размышляла я.

– Нет, – уверенно ответила Нурия. – Я сама знаю, что не смогу ничему здесь научиться, что позволило бы исцелить моего сына. Я пригласила самых лучших целителей, но и они не смогли вернуть Адриана к жизни. Но я ищу кое-что, что способно это сделать.

– Ты говоришь загадками, Нурия, а я сейчас совсем не в настроении гадать, – ответила я.

– Тебя ещё парализует шок, но подожди и скоро почувствуешь боль и гнев, и желание отомстить и свести счёты. Я прошла через все эти стадии. Но в конце верх взяло желание исцелить сына. Я не могу принять тот факт, что, не смотря на магию, существуют неизлечимые болезни.

– Но кажется, что так и есть, – ответила я.

– Также долгое время считалось, что отравление демоническим теневым плющом неизлечимо, пока кто-то не выяснил, что его можно вылечить пеплом крестовника, – Нурия смотрела на меня с вызовом во взгляде.

– То, что ты здесь, кажется мне не просто совпадением, – медленно сказала я, с любопытством её разглядывая.

Я считала Нурию застенчивым существом, но думаю, что это поведение было только частью её характера или что к этому выводу меня подтолкнула её внешность. Однако это было не так. Казалось, Нурия была решительной, с сильным характером. Она сосредоточилась на определённой цели, и будет её преследовать изо всех сил, потому что ей больше нечего было терять, так же, как и мне.

– Я знала, что ты вернёшься сюда, чтобы быть ближе к Адаму. Здесь всё случилось. Я приходила сюда каждый день, чтобы встретиться с тобой, потому что хочу тебе помочь. Кроме того, мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь в чём? – подозрительно спросила я.

– Я напала на след лекарственного средства, которое может помочь в таких безнадежных случаях, как наш.

– Лекарственное средство? – спросила я, словно она рассказала мне о каком-то чудо-целителе, который пообещал ей вылечить любую болезнь одним прикосновением рук или магическим взглядом. – Когда находишься в отчаянном положении, Нурия, легко поверить в такие обещания.

– Это не шутка, – резко сказала Нурия. – Это хорошо скрываемый секрет, я уже долгое время пытаюсь выследить его. Это лекарство может вылечить моего сына и помочь исцелиться Адаму. Одной мне не справиться, но вместе мы сможем найти его.

– Нурия, – вздохнула я.

Она подняла руку и улыбнулась.

– Тебе не нужно решать прямо сейчас. Подумай ночь, а завтра скажешь мне, считаешь ли ты все это дурацким суеверием или же позволишь рассказать мне, что я выяснила. Тогда и решишь, как относиться к этому, принимать всерьез или нет, – Нурия кивнула. – Если тебе интересно, встретимся завтра на завтраке в Восточном зале.

– Я подумаю, – нерешительно ответила я.

– Хорошо, тогда я оставлю тебя одну.

Сказав это, она развернулась и тихо пошла к входным воротам.

Я задумчиво смотрела ей вслед и не знала, что и думать по поводу этой затеи. Нурия действительно приехала в Тенненбоде только потому, что поиск лекарства для больного сына заставил её странствовать по стране, и она надеялась найти что-то здесь?

Это возможно, а поскольку теперь и я оказалась в подобной ситуации, она, наверное, надеется, что это нас объединит. Что она нашла партнёра для своего дела. Кто ещё отнесётся с пониманием к нерациональному поиску чего-то, что, возможно, обещает спасение или к тому факту, что этот поиск и надежда что-то найти, сохраняют жизнь.

Я не восприняла слова Нурии всерьёз. Суждение моей бабушки было более весомым, но бабушка также думала, что отравление демоническим теневым плющом неизлечимо, и в этом случае она ошиблась. Может быть ошибается и сейчас? В то время друиды тоже ничего не знали о действии крестовника.

Может быть действительно существует лекарство для такого случая? Слова Нурии начали влиять на меня, или может дело было в колючей функии, которая усиливала мои позитивные мысли, но я почувствовала, что начинаю с надеждой цепляться за то, что, возможно, всё-таки ещё есть выход. Я медленно пошла к краю массива, и пока ещё шла, решение, в принципе, было уже принято.

На следующее утро я официально вернулась в Тенненбоде. Я чувствовала себя не на своём месте, было неправильно находится здесь, но я могла с лёгкостью игнорировать это чувство, потому что слова Нурии всё ещё поддерживали меня. Когда я шла к завтраку, на всей территории замка лежал тонкий слой снега.

В Восточном зале преобладало оживлённое жужжание, первые студенты уже завтракали и с чашкой травяного чая в руках, просматривали «Хронику короны». Я прошла между занятыми столами и опустилась на наше привычное место. В Тенненбоде я прокралась рано, захватив в багаже эссенцию колючей функии, которую уже приняла сегодня утром, после того, как её действие в течение ночи ослабло, и острая боль снова лишила меня сна.

Лоренц ещё крепко спал, а Лиана и Ширли поприветствовали меня, обрадовавшись, что я наконец вернулась. Мне показалось странным, что они не сказали ни слова об Адаме. По крайней мере, я ожидала, что они пожалеют меня. Но меня всё больше охватывало подозрение, что они ещё ничего не знают.