Текст книги "Гнетущий страх"

Автор книги: Карин Слотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Глава третья

Под предлогом подвернутой лодыжки Лена тащилась позади Чака – это освобождало ее от необходимости отвечать на его дурацкие вопросы. Пребывая в скверном настроении, она хотела обдумать произошедшее с Джеффри. Она никак не могла забыть тот взгляд, который он на нее бросил. Джеффри и раньше, бывало, злился на Лену, но никогда так, как сегодня. Сегодня он, кажется, вообще ее возненавидел.

Весь прошедший год жизнь Лены представляла собой непрерывную череду неудач и провалов, начиная с потери работы и кончая сегодняшним случаем, когда она съехала по склону на собственной заднице. Ничего удивительного, что Джеффри вышиб ее со службы. Он был прав: на нее совершенно нельзя положиться. Он не мог ей доверять, потому что раз за разом Лена доказывала, что не заслуживает этого. Вот и на сей раз ее халатность может привести к тому, что преступника не найдут.

– Держись рядом, Адамс, – бросил Чак через плечо. Он шел на пару шагов впереди, и она смотрела в его широкую спину, вкладывая в этот взгляд всю свою ненависть к нему. – Давай же, Адамс! Шагай быстрее, и все пройдет.

– Да все и так в порядке.

– Ну да, как же. – Чак чуть замедлил ход и улыбнулся ей мокрыми губами. – Похоже, шеф в ближайшее время вряд ли возжелает взять тебя обратно.

– Тебя тоже, – съязвила Лена.

Чак фыркнул, воспринимая ее слова как шутку. Ее всегда поражала его способность игнорировать очевидное.

– Просто он меня не любит, потому что его девица бегала ко мне на свидания в старших классах, – сказал Чак.

– Ты встречался с Сарой Линтон? – изумилась Лена, подумав, что это настолько же вероятно, как свидания Чака с королевой Англии.

Гейнс лишь равнодушно пожал плечами:

– Это было давно. Ты с ней дружишь, или как?

– Ага, – соврала Лена. Сара вовсе не была ее близкой подругой. – Что-то она никогда о тебе не упоминала.

– У нее это больное место, – ухмыльнулся Чак. – Я ее бросил, на другую променял.

Как это типично для Чака, отметила Лена. Он всегда полагал, что окружающие верят всему, что слетает у него с языка, и вечно пребывал в ни на чем не основанной уверенности, будто в кампусе его любят и уважают, хотя всем было прекрасно известно, как получил свою должность Чак. Его папаша просто позвонил Кевину Блэйку, декану технологического института. Алберт Гейнс, президент компании «Грант траст энд Лоун», имел в городе весьма значительный вес, особенно в колледже. Вернувшись домой после восьми лет службы в армии, Чак сразу же получил должность шефа службы безопасности колледжа, и никто не стал задавать по этому поводу никаких вопросов.

Подчиняться такому, как Чак Гейнс, ноша не из легких, а Лене приходилось таскать ее изо дня в день. После того как пришлось сдать полицейский жетон, особого выбора у нее не было. В свои тридцать четыре Лена ничего не умела и другую профессию не освоила. В полицейскую академию она поступила сразу по окончании средней школы, и никогда не жалела о сделанном выборе. Ее хорошо научили разгонять демонстрации или игорные притоны, хотя ей это и не слишком нравилось.

В первые дни после ухода из полиции Лена подумывала о том, чтобы уехать куда-нибудь далеко-далеко, например в Мексику, разыскать родственников бабки или записаться добровольцем куда-нибудь за моря, но потом, осознав реальное положение вещей, поняла, что ее банку наплевать, нужна ей перемена мест или нет, – банк желает ежемесячно получать причитающиеся ему выплаты по закладной на дом и по кредиту на машину. Даже получая ничтожные выплаты по временной нетрудоспособности от департамента полиции и имея небольшие деньги, что она смогла выручить от продажи дома, жить ей было туговато.

Работа в колледже давала бесплатное жилье и медицинскую страховку – вместо хорошего жалованья. Безусловно, жилье было убогое, а страхование от болезней и нетрудоспособности имело такую высокую ставку, что при малейшем насморке Лена начинала паниковать, но все же это была постоянная работа, которая давала уверенность в том, что ей не придется возвращаться в дом дяди Хэнка. Вернуться в Рис, городишко, где Хэнк вырастил сестер-двойняшек Лену и Сибил, было бы самым простым выходом из положения, однако куда сложнее снова выйти на работу в баре Хэнка и начать пить, чтобы избавиться от своих кошмаров. Можно, конечно, спрятаться от всего мира лет на тридцать под крышей бара, а единственным напоминанием о том, почему она вообще начала пить, останутся шрамы у нее на руках.

Лену изнасиловали чуть больше года назад; и не просто изнасиловали, но еще и похитили, и похититель много дней держал ее в своем доме. Ее воспоминания о том кошмаре были отрывочными и разрозненными, потому что он почти постоянно пичкал ее наркотиками и ее мозг пребывал в более безопасном месте, нежели тело, с которым он обращался самым ужасным образом. Шрамы у нее на руках и ногах служили постоянным напоминанием о том, как он прибил ее гвоздями к полу, растянув в стороны руки и ноги, чтобы держать в постоянной готовности. Руки у нес все еще болели в холодную погоду, но эту боль невозможно было даже сравнить с тем страхом, который она тогда испытала, глядя, как в ее плоть вонзаются длинные гвозди.

Прежде чем остановить свой выбор на Лене, это животное убило Сибил, и тот факт, что его больше не было в живых, особого облегчения не приносил. Он по-прежнему являлся Лене в сновидениях, вызывая такие чудовищные кошмары, что она нередко просыпалась в холодном поту, судорожно хватаясь за одеяло и ощущая его присутствие в комнате. Но еще хуже были сны, которые не кончались кошмарами – когда он прикасался к ней, так мягко и нежно, что у нее начинало пощипывать кожу, и она просыпалась, совершенно потерянная и в жутком возбуждении, и все ее тело трепетало в ответ на эротические образы и картины, что измышлял ее спящий мозг. Лена понимала, что наркотики, которыми он ее пичкал, приучили ее тело отвечать на его ласки, но все равно не могла себе этого простить. Иногда воспоминание о его прикосновениях обволакивало ее всю подобно тончайшей шелковистой паутине, и она обнаруживала, что вся дрожит, да так сильно, что лишь обжигающе горячий душ мог заставить ее снова ощутить свою кожу как часть собственного тела.

Лена никак не могла понять, что именно: отчаяние или глупость – заставило ее месяц назад заявиться в медицинский центр колледжа. Что бы это ни было, три с половиной визита к консультанту-психологу, которые она смогла выдержать, оказались огромной ошибкой. Беседовать о том, что с ней произошло, с совершенно чужим человеком Лена не смогла. Некоторые вещи – слишком личные, чтобы их обсуждать. Во время особенно болезненного четвертого визита к консультанту Лена выдержала всего десять минут, а потом вскочила и бегом бросилась вон из клиники, чтобы больше туда не возвращаться. Так и было до сего момента, но ей все же придется пойти к той самой врачихе-психологу, чтобы сообщить, что ее сын мертв.

– Адамс, – снова позвал Чак, оглядываясь через плечо, – ты знаешь эту цыпочку?

Все женщины для Чака делились на цыпочек и сук, в зависимости оттого, считал ли он их достойными трахаться с ним. Лена, конечно же, принадлежала к категории сук, хотя иногда у нее возникаю такое ощущение, будто Чак уверен, что дело лишь во времени и в конце концов она все равно бросится к его ногам.

– Я с ней не знакома, – ответила она, но на всякий случай добавила: – Хотя не раз видела ее в кампусе.

Чак, будто почувствовав какую-то недосказанность в ее словах, вдруг остановился.

– Розен… Что-то вроде как еврейское, тебе не кажется?

Лена никогда о подобном не задумывалась, поэтому лишь пожала плечами. Технологический институт был хорошо интегрированным студенческим сообществом, и, если не считать одного-двух отморозков, которые в последнее время вознамерились расписать расистскими лозунгами все, что не движется, в кампусе парило спокойствие и равновесие.

– Надеюсь, она не… – Чак присвистнул и покрутил пальцем у виска. А чего еще от него можно ожидать? Раз психиатр – значит, псих.

Лена не удостоила его ответом, думая сейчас о том, не узнает ли ее кто-нибудь из персонала клиники. По воскресеньям клиника закрывалась в два, но доктор Розен согласилась принять Лену после закрытия – вероятно, потому, что считала ее случай из ряда вон выходящим. Любой, кто читает газеты, был в курсе всех чудовищных подробностей ее похищения. Розен, наверное, была вне себя от радости, услышав голос Лены в телефонной трубке.

– Нам сюда, – сказал Чак, открывая дверь в медицинский консультационный центр.

Лена едва успела перехватить дверь, пока она не захлопнулась у нее перед носом, и последовала за Чаком в заполненную людьми приемную.

Подобно большинству других колледжей, технологический Гранта не получал приличного финансирования для работы отдела психологического здоровья. Особенно в Джорджии, где финансируемая за счет лотереи стипендия «Надежда» очень неплохо обеспечивала такое положение, когда любой, кто способен изобразить карандашом кружок, попадал в государственный университет. В колледж теперь поступаю все больше и больше студентов, подверженных эмоциональным стрессам, связанным с отъездом из родного дома или необходимостью зарабатывать себе на жизнь. Как и в любой другой технический колледж, сюда принимали «ботаников», помешанных на математике, и прочих юных гениев. Вот только проблема в том, что эти вундеркинды совершенно не умели адекватно воспринимать неудачи, так что консультационный центр буквально трещал по швам от наплыва студентов-новичков. Если у них были такие же страховые полисы, как у Лены, то обращаться за помощью они могли только в клинику колледжа.

Чак как-то весь подтянулся, когда подходил к окошку регистратуры. Лена почти читала его мысли, когда он оглядывал помещение, не оставив без внимания тот факт, что большинство посетительниц – молодые женщины в коротеньких обтягивающих маечках и клешеных джинсах. У Лены имелись собственные соображения по поводу этих девушек, которые неудачу с парнями, разлуку с родными или грусть по любимой собачке возводили в ранг вселенской катастрофы. Эти избалованные барышни и представления не имели о настоящих проблемах, когда кошмары не дают спать по ночам, когда ждешь не дождешься, пока наступит утро, чтобы можно было вздохнуть спокойно.

– Ау-у… – позвал Чак, опуская руку на кнопку звонка на стойке регистратуры. От неожиданности несколько девушек аж подскочили и сердито посмотрели на Лену.

Чак, перегнувшись через стойку, попытался заглянуть внутрь и снова нажал на кнопку.

Резкий звук звонка прозвучал в небольшом помещении так громко, что Лене захотелось зажать уши. Чтобы скрыть смущение, она уставилась в пол.

Наконец появилась регистраторша, высокая, с волосами цвета соломы и впечатавшимся в лицо раздражением, и без всяких признаков узнавания окинула Лену взглядом.

– Ну вот и вы, – заулыбался Чак, словно они были старыми друзьями. – Карла? – Прочитав ее именную табличку, он уставился на внушительную грудь.

– В чем дело? – вопросила дама.

Лена шагнула вперед и как можно тише сказала:

– Нам нужно видеть доктора Розен.

– Вам придется подождать – у нее пациент.

Лена подумала было отозвать женщину в сторонку и наедине обрисовать ей ситуацию, когда раздался голос Чака:

– Ее сын покончил с собой около часа назад.

По комнате прокатилось всеобщее «ох», журналы были отброшены, и некоторые посетительницы бросились к выходу.

Карлу это известие буквально оглушило, и она с трудом приходила в себя.

– Сейчас я ее приведу, – наконец проговорила она, но Лена ее остановила:

– Лучше я сама ей скажу. Проводите меня в кабинет.

Регистраторша вздохнула с облегчением:

– Спасибо!

Клара направилась подлинному узкому коридору, Чак плелся позади, Лена шла за ней. Приступ клаустрофобии обрушился на Лену как внезапный выброс пламени, и когда они подошли к кабинету доктора Джил Розен, она обнаружила, что по спине течет пот. Чак со свойственным ему бахвальством и необычайными способностями ухудшать любую ситуацию до безнадежности почти навис над Леной. Она ощущала запах его лосьона, смешанный с липким, сладковатым ароматом чуингама, который он жевал, громко чавкая прямо ей в ухо. Стараясь подавить тошноту, Лена задержала дыхание и отвернулась в сторону.

Регистраторша легонько постучалась в дверь:

– Джил?

Лена сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

Доктор Розен, явно недовольная вторжением, открыла дверь.

Когда взгляд ее переместился на Лену, в глазах блеснул огонек узнавания, а на лице появилась улыбка любопытства. Она открыла было рот, намереваясь что-то сказать, но Лена ее опередила.

– Вы доктор Розен?

Джил перевела взгляде Лены на Чака, поколебалась секунду и, извинившись перед пациенткой, предложила им поговорить в конференц-зале.

Лена бросила на Чака красноречивый взгляд, но тот все равно потащился следом.

Розен остановилась у открытой двери, знаком пригласив их войти.

– Здесь нам никто не помешает.

Лена видела в клинике только приемную и кабинет доктора Розен, так что весьма внушительных размеров конференц-зал ее просто поразил. В помещении было тепло и много света, тут и там стояли горшки с цветами и кадки с экзотическими растениями. Всю середину занимал длинный стол из красного дерева с обитыми лиловой тканью стульями по бокам. Одну стену целиком занимали огромные светло-серые картотечные шкафы, и Лена обрадовалась, что они заперты на замки, дабы никто не совал в них нос.

Доктор повернулась к ним, энергично отбросив волосы с лица. Джил Розен была весьма привлекательной для своего возраста – видимо, чуть за сорок – женщиной. Узкое лицо, темно-каштановые волосы до плеч. Деловой стиль чувствовался во всем; длинная свободная блуза, классического покроя юбка ниже колен очень подходили к ее фигуре. Манеры у нее тоже были исключительно деловые, что очень сбивало Лену с толку, особенно когда после первых же трех собеседований доктор взяла на себя смелость зачислить ее в алкоголики. При таком отношении, казалось ей, вряд ли к такому доктору повалят пациенты. А если копнуть еще глубже, то что вообще можно сказать о психологе, которая даже собственного сына не сумела удержать от самоубийства.

Как и следовало ожидать, доктор Розен сразу перешла к делу:

– Итак, какие у вас проблемы?

Лена на мгновение представила, насколько тяжелым будет этот разговор, принимая во внимание ее прошлые отношения с Джил Розен, и решила идти напрямую.

– Мы пришли по поводу вашего сына.

– Энди?

Доктор Розен, как медленно выпускающий воздух резиновый баллон, опустилась на стул: спина прямая, напряженная, руки сложены на коленях. Эта женщина отлично умела держать себя в руках, если не считать панического взгляда. Лена никогда в жизни так четко не представляла себе состояние человека по его глазам.

– Что с ним?.. – Доктор Розен замолчала, прокашлялась, и в ее глазах появились слезы. – Он попал в беду?

Тут Лена вспомнила про Чака, который остался стоять в дверях, руки в карманах – будто приготовился смотреть ток-шоу. И прежде чем он успел запротестовать, она захлопнула дверь прямо перед его носом.

– Извините, – сказала она и опустилась на стул. Извинилась она за Чака, но доктор поняла ее иначе.

– Что случилось? – умоляюще спросила она полным отчаяния голосом.

– Я хотела…

Женщина вдруг наклонилась над столом и схватила Лену за руки. Лену будто током ударило, но Розен, кажется, этого даже не заметила. После тех страшных событий от одной лишь мысли, что кто-то прикоснется к ней, Лену бросало в холодный пот. И сейчас девушка так испугалась, что почувствовала горький привкус желчи во рту.

– Где он? – медленно проговорила доктор Розен.

У Лены задрожали ноги, а когда она заговорила, дрожь появилась и в голосе, но вовсе не от сочувствия.

– Я покажу вам фотографии.

– Нет, не надо, – резко оборвала ее Розен, продолжая держать за руки, словно она висела над обрывом и Лена оставалась единственным средством удержаться от падения. – Не надо.

Лена, с трудом высвободив одну руку, достала из кармана полароидные снимки, но Розен вдруг зажмурилась и отвернулась, как испуганный ребенок.

– Доктор Розен! – снова начала Лена, но та не повернулась. И тогда, понизив голос до шепота, она спросила: – Джил, это ваш сын?

Доктор наконец обернулась, но взгляд ее был направлен вовсе не на фото, а на Лену, и в этих глазах, как раскаленные добела угли, загорелась ненависть.

– Вы должны подтвердить, что на фото ваш сын, – твердо сказала Лена, чтобы поскорее с этим покончить.

Розен в конце концов посмотрела на снимок. Ноздри ее раздулись, губы сжались в тонкую линию – она с трудом сдерживала слезы. По выражению ее лица было понятно, что мертвый юноша – ее сын, но доктор Розен все тянула время, глядя на фото и пытаясь заставить мозг принять то, что видят глаза. Вдруг она – видимо, невольно – погладила большим пальцем шрам на руке Лены, как какой-нибудь талисман-оберег. Ощущение было такое, словно по руке провели наждачной бумагой, и Лена скрипнула зубами, чтобы не закричать.

– Где это случилось? – спросила Розен.

– Мы нашли его на западной стороне кампуса, – с дрожью в голосе проговорила Лена, все еще пытаясь выдернуть руку из ее ладоней.

Розен, казалось, ничего не замечала.

– Что произошло?

Лена облизнула губы, хотя во рту у нее было сухо, как в пустыне.

– Он бросился с моста, – с трудом проговорила она, пытаясь сделать вдох. И, чуть помолчав, добавила: – Мы считаем, что он…

– Что? – перебила Розен, все еще сжимая ее ладонь. Лена не выдержала и умоляющим тоном произнесла:

– Пожалуйста, извините, но мне больно…

На лице доктора появилось выражение некоторого замешательства, отчего Лена почувствовала себя окончательно загнанной в угол. И тут ее будто прорвало:

– Да отпустите же мою руку!

Розен тут же отпрянула, а Лена соскочила со стула, опрокинув его, и стала пятиться подальше от докторши, пока не почувствовала спиной дверь.

Лицо Джил Розен исказилось от ужаса.

– Пожалуйста, простите, – пробормотала она.

– Ладно, ничего. Уже все в порядке, – сказала Лена, опираясь на дверь и вытирая ладони о бедра, будто хотела счистить с них грязь. Сердце ее колотилось так, словно хотело выскочить из груди. – Не стоило мне срываться…

– Мне бы следовало знать…

– Пожалуйста, не продолжайте, – перебила Лена, ощущая, как к бедрам от трения приливает жар. Она подняла ладони и потерла их друг о друга, как будто они озябли.

Доктор Розен, не вставая со стула, проговорила:

– Не волнуйтесь. Здесь вы в полной безопасности.

– Со мной все в порядке, – ответила Лена, но голос ее звучал еле слышно, а кислый привкус страха все еще стоял во рту. Бросив взгляд вниз, на свои руки, она прижала большим пальцем шрам и потерла его, словно пытаясь стереть. – Да, все в порядке. Я уже пришла в норму.

Докторша хотела было что-то сказать, но передумала.

Лена между тем сосредоточилась на своем дыхании, стараясь успокоиться. Ладони ее покраснели и были липкими от пота, и шрамы рельефно выделялись на этом фоне. Она заставила себя не думать о них, сунув руки под мышки. Стыдно так себя вести, она же не псих! На такое способны только душевнобольные! И Розен, вероятно, уже думает, что по ней плачет смирительная рубашка.

– Лена?.. – заговорила Розен.

Стараясь свести все к шутке, Лена натянуто рассмеялась.

– Просто почему-то вдруг занервничала, – неестественно весело сказала она, убирая волосы, липшие от пота к коже, за уши.

И вдруг, совершенно непонятно почему, Лене захотелось сказать что-нибудь мерзкое, что-то такое, что прибило бы доктора Розен на месте и вернуло их обеих в равное положение.

Должно быть, та почувствовала перемену в ее настроении, потому что спросила:

– К кому мне следует обратиться в полиции?

Лена непонимающе уставилась на нее, на секунду забыв, зачем здесь оказалась.

– Лена? – повторила Розен. Она уже пришла в себя, сложила руки на коленях и распрямилась как струна.

Лена с трудом выдавила:

– Шеф Толливер будет в библиотеке примерно через полчаса.

Розен смотрела на нее, как будто никак не могла решить, что ей делать дальше. Для матери, потерявшей сына, получасовое ожидание могло показаться вечностью.

– Джеффри не знает о… – начала Лена, показав на разделявшее их пространство.

– О вашем лечении? – закончила за нее Розен, словно Лена была так глупа, что могла произнести это слово.

– Извините, – пробормотала Лена. На сей раз ей действительно было стыдно. Ей полагалось сейчас утешать доктора Джил Розен, а не давать волю эмоциям. Джеффри сказал Чаку, что Лена хорошо умеет это делать, а она всего за пять минут испортила все на свете.

– Мне действительно очень жаль, что все так вышло, – повторила она снова.

Доктор Розен подняла голову, как бы признавая, что услышала извинение, но не принимает его.

Лена подняла упавший стул. Желание выскочить из комнаты было настолько сильным, что у нее ноги заломило.

– Расскажите, что там произошло, – попросила Джил. – Мне надо знать, как это случилось.

Лена, обхватив руками спинку стула, плотно прижалась к ней.

– Как нам представляется, он бросился с моста, там, возле леса. Его нашла одна студентка, она и позвонила по девять-один-один. Вскоре на место прибыла полиция, и коронер подтвердила, что он мертв.

Розен вдохнула и задержала дыхание на несколько ударов сердца.

– Он по этой дороге ходил на занятия…

– Через мост? – Лена поняла, что Розены, видимо, живут на Мейн-стрит, как и многие преподаватели колледжа.

– У него все время крали велосипед, – проговорила доктор, и Лена кивнула. Велосипеды в кампусе кради постоянно, и служба безопасности не имела представления, кто этим занимается.

Розен снова вздохнула, словно выплескивая свое горе маленькими порциями, потом спросила:

– Это было быстро?

– Не знаю, но думаю, да. При таких обстоятельствах… смерть должна была наступить очень быстро.

– У Энди был маниакально-депрессивный психоз, – сообщила Розен. – Он всегда был очень чувствителен, но мы с его отцом… – Словно не решаясь доверить Лене сокровенное, она замолчала. Учитывая только что имевший место инцидент, ее трудно было за это винить. – Он оставил записку?

Лена достала сложенный листок из кармана и положила на стол. Розен заколебалась, прежде чем его взять.

– Это не его кровь, – сказала Лена, указывая на кровавые отпечатки пальцев, оставленные на бумаге Фрэнком и Джеффри. Даже принимая во внимание случившееся с Тессой, Лену удивило, что Фрэнк разрешил ей показать записку матери Энди.

– Это кровь?

Лена кивнула, но объяснять ничего не стала. Пусть Джеффри сам решает, что именно можно рассказать матери самоубийцы.

Розен надела очки, которые на цепочке висели у нее на груди, и прочла записку вслух, хотя Лена и не просила ее об этом:

– «Я больше не могу это выносить. Мама, я тебя люблю. Энди».

Доктор еще раз глубоко вздохнула, словно это помогало ей сдерживать эмоции, осторожно сняла очки и положила клочок бумаги на стол. Он долго смотрела уже невидящим взглядом на последнюю весточку от сына и наконец произнесла:

– Почти слово в слово такая же, как в прошлый раз.

– Когда это было? – спросила Лена, сразу переключаясь в режим расследования.

– Второго января. Он себе вены вскрыл. Слава Богу, я обнаружила его до того, как он успел потерять слишком много крови, однако… – Она опустила голову на руку, все еще глядя на записку, потом прикоснулась к листочку пальцами, будто это была часть ее сына – единственная, которую он ей оставил.

– Я должна ее забрать, – предупредила Лена, хотя Джеффри с Фрэнком так заляпали записку, что она перестала представлять хоть какую-то ценность в качестве вещественного доказательства или улики.

Розен отдернула руку.

– Простите. Может быть, потом мне ее отдадут?..

– Да, когда будет покончено со всеми формальностями.

– Я могу увидеть сына? – тихо спросила Джил, теребя цепочку от очков.

– Только после вскрытия.

Розен как током ударило.

– Зачем? Разве вы обнаружили что-то подозрительное?

– Нет, – ответила Лена, хотя и не вполне уверенно. – Это просто формальность, потому что свидетелей смерти не было. Никого там в тот момент не оказалось.

– А тело… сильно пострадало?

– Нет, не очень, – сказала Лена, отлично понимая, что ее ответ весьма субъективен. Она хорошо помнила, в каком состоянии попало в морг тело ее сестры год назад. Хотя Сара сделала все возможное, царапины и порезы на лице Сибил замаскировать не удалось.

– Где он сейчас?

– В морге. Через пару дней тело передадут в похоронное бюро. – Лена только потом, по выражению шока на лице доктора Розен, поняла: до сознания матери еще не до конца дошло, что вскоре ей предстоит хоронить собственного сына. Лена хотела было извиниться, но тут же осознала, насколько бессмысленны сейчас любые слова.

– Он хотел, чтобы его кремировали, – вдруг сказала доктор Розен. – Не думаю, что у меня хватит сил… Не знаю, смогу ли я решиться… – Она покачала головой и прижала ладонь ко рту, сверкнув обручальным кольцом.

– Если хотите, я сама сообщу обо всем вашему мужу.

– Брайана нет в городе. Он получил грант и сейчас занят этой работой.

– Он тоже работает в колледже?

– Да. – Она нахмурила брови, пытаясь справиться со своими чувствами. – Энди работал вместе с ним, хотел помочь. Нам казалось, что ему стало лучше… – Она уже не могла больше сдерживать рыдания, и слезы хлынули рекой.

Лена крепче ухватилась за спинку стула, глядя на доктора. Розен беззвучно плакала, прижав руку к груди, плотно зажмурив глаза. Узкие плечи опустились, нижняя челюсть подрагивала, рот приоткрылся, а по лицу все текли и текли слезы.

Лене стоило огромного труда не уйти. Даже до того, как с ней случилась беда, она не умела утешать. Было что-то пугающее в этой жалкой потребности в утешении – как будто Лена должна была отдать часть самой себя, чтобы кого-то успокоить. Сейчас ей больше всего на свете хотелось домой, чтобы успокоиться и избавиться от вкуса страха во рту. Ей нужно было еще найти способ восстановить собственные силы, прежде чем она снова выйдет к людям. Особенно, прежде чем она снова увидится с Джеффри.

Розен, должно быть, почувствовала состояние Лены и, отерев слезы, сказала деловым, резким тоном:

– Мне надо позвонить мужу. Подождете минутку?

– Конечно, – ответила Лена с облегчением. – Я подожду вас в библиотеке. – Она уже положила ладонь на ручку двери, но вдруг остановилась. – Я знаю, что не имею права вас об этом просить… – начала она, не глядя на доктора и думая о том, что Джеффри непременно спишет ее со счетов, если Розен расскажет ему о случившемся.

Розен, видимо, сразу поняла, что именно беспокоит Лену, и резко бросила:

– Да, такого права у вас нет.

Лена повернула ручку, явственно ощущая, как взгляд доктора Розен буравит ей спину, и поняла, что сама загнала себя в ловушку.

Но тут доктор Розен предложила нечто вроде компромисса, заявив:

– Если вы будете в трезвом состоянии, я ему ничего не скажу.

Лена сглотнула, почти ощутив во рту вкус виски, который ее мозг предвкушал последние пару минут. Ничего не ответив, она закрыла за собой дверь.

Лена сидела за пустым столом возле стойки выдачи книг в библиотеке, наблюдая, как Чак валяет дурака с Нэн Томас, местной библиотекаршей. Оставляя в стороне тот факт, что Нэн с се мышиного цвета волосиками и толстенными стеклами в очках едва ли заслуживала подобных усилий, Лене к тому же было известно, что она лесби. Нэн четыре года была любовницей Сибил. Они жили вместе, до того как сестру убили.

Чтобы хоть как-то отвлечься от Чака, Лена осмотрелась по сторонам. За столами, установленными в два ряда посреди помещения, работали студенты. Зимняя сессия уже не за горами, так что в библиотеке было полно народу, несмотря на воскресенье. Кроме того, встретиться и пообщаться в уик-энд на территории колледжа можно было только здесь, да еще в кафетерии или медицинском центре – все остальное не работало.

Что касается библиотеки, то тут технологическому Гранта было чем похвастаться. Как полагала Лена, отсутствие в колледже собственной футбольной команды позволяло направить больше средств на учебные цели, но ей все же казалось, что было бы неплохо иметь и спортивные сооружения. Пять лет назад два профессора колледжа Гранта изобрели некое средство – то ли для инъекций, то ли в виде волшебных таблеток, – от которого свиньи жирели быстрее, чем при обычных условиях. Фермеры были вне себя от радости, а стену у входа в библиотеку украсила помешенная в рамку первая обложка журнала «Свиноводство и птицеводство», на которой были изображены эти профессора, лучащиеся довольством и счастьем. Подобно большинству исследовательских учреждений колледж получат приличные проценты от внедрения разработок его профессуры, и декан Кевин Блэйк использовал часть этих денег для обновления библиотеки и ремонта помещения.

В огромных витражных окнах, выходивших на восточную часть кампуса, были заменены все стекла, чтобы ни тепло, ни кондиционированный воздух не просачивались наружу. Темный лак на стенных панелях и книжных шкафах высотой в два этажа был заменен более светлым, чтобы помещение оставалось столь же впечатляющим, но не подавляло. Общая атмосфера здесь стала теперь более спокойной, и Лене нравилось приходить сюда по вечерам, после работы. Это даже вошло у нее в привычку. Она садилась обычно в одном из отдельных кабинетиков в первом ряду и перелистывала какую-нибудь попавшуюся под руки книгу, пока не наступало десять часов. После этого она возвращалась к себе в комнату, принимала стакан-другой, чтобы снять напряжение, и заваливалась в постель в надежде уснуть. В конечном итоге эта установившаяся привычка срабатывала. В четком и постоянном расписании жизни все же было нечто успокаивающее.

– Ох, мать твою!.. – простонала Лена, когда в библиотеку вошел Ричард Картер.

Не дожидаясь приглашения, Ричард плюхнулся на стул напротив Лены.

– Ну здравствуй, девочка, – просиял он улыбкой.

– Привет, – буркнула Лена, даже не пытаясь скрыть раздражение.

– Как поживаешь?

Лена уставилась на него, страстно желая, чтобы он провалился на месте. Бывший помощник Сибил, этот коротышка с вечно шелушащейся кожей, лишь недавно поменявший свои очки с толстыми стеклами на контактные линзы, всего на три года моложе Лены, но у него уже имелась здоровенная лысина на темечке, которую он пытался прикрыть, зачесывая остатки волос назад. С новыми контактными линзами, от которых он все время моргал, и спускающейся острым углом на лоб линией волос Ричард выглядел как впавшая в ступор сова.

После смерти Сибил Картер получил повышение и стал ассистентом кафедры биологии, на чем, принимая во внимание его отвратительный характер, его карьера, видимо, и закончится. Ричард во многом был похож на Чака – умея так же мастерски скрывать свою непроходимую тупость под маской мнимого превосходства. Он не мог даже завтрак в ресторане заказать, не давая при этом понять всем и каждому, что знает о яичнице больше любого повара.