Текст книги "Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)

Часть вторая

I

– Юрая Гордубала убили!

Староста Герич быстро натягивает рубаху.

– Беги, парень, за полицией, – торопливо говорит он. – Скажи, чтобы шли к Гордубалам.

На Гордубаловом дворе, ломая руки, мечется Полана.

– Ах, господи, господи! – голосит она. – Кто же это его? Убили хозяина, убили!

Испуганная Гафия забилась в угол; через забор глядят ошеломленные соседки; кучка мужчин теснится у калитки. Староста идет прямо к Полане, кладет ей руку на плечо.

– Перестаньте, хозяйка, что с ним такое? Куда он ранен?

– Н-не-знаю… – трясется Полана. – Я там не была, я не могу…

Староста пристально глядит на нее. Полана бледна, взволнована; она лишь заставляет себя метаться и причитать.

– А кто его видел?

Полана поджимает губы.

А во двор уже входят полицейские и закрывают калитку перед носом у любопытных. Полицейских двое: старый толстяк Гельнай без оружия и в расстегнутом мундире и Бигл, новый служака, – этот сияет новехонькой формой и исполнен усердия.

– Где он? – вполголоса спрашивает Гельнай.

Полана кивает на избу и причитает.

«Американец» Гордубал лежит на постели, будто спит.

Гельнай снимает каску и, несколько смущенный, утирает пот. Староста Герич, помрачнев, остается в дверях. Только Бигл деловито идет к постели и наклоняется над трупом.

– Посмотрите на грудь, – говорит он, – крови совсем мало. Похоже, что его закололи.

– Свой кто-то! – бурчит староста.

Гельнай не спеша оборачивается.

– Что вы хотите этим сказать, Герич?

– Да так, ничего. – Староста качает головой. «Бедняга Юрай!» – думает он

Гельнай чешет в затылке.

– Смотрите, Карел, окно-то разбито!

Но Карел Бигл, расстегнув рубашку на груди убитого, рассматривает рану.

– Странно, – цедит он сквозь зубы, – видимо, не ножом. И крови мало…

– Взгляните на окно, Бигл, – повторяет Гельнай. – Тут кое-что интересно для вас.

Бигл оборачивается к окну. Окно заперто, только в одном квадрате выдавлено стекло.

– Ага! – не без удовольствия замечает Бигл. – Здесь? Но в эту дыру никто не пролезет, Гельнай. А вот на стекле царапины от алмаза, но они сделаны изнутри! Очень занятно!

Герич на цыпочках подходит к кровати. Бедняга Юрай, как он осунулся! А глаза закрыты, точно спит…

Бигл аккуратно открывает окно и выглядывает наружу.

– Так я и думал! – самоуверенно возглашает он. – Осколки-то снаружи, Гельнай…

Гельнай засопел.

– Значит, кто-то свой, а, староста? – говорит он в раздумье. – А где, кстати, Штепан Манья?

– Верно, у себя дома, в Рыбарах, – неохотно отзывается староста.

Бигл тем временем сует нос во все углы. Вещи не разбросаны, нигде ни следа взлома…

– Не нравится мне это, Карлуша, – говорит Гельнай.

Бигл ухмыляется.

– Слишком глупо, да? Погодите, я все приведу в порядок. Я, Гельнай, люблю ясные случаи.

Толстый, осанистый Гельнай расхаживает по двору.

– Подойдите сюда, Гордубалова. Кто был в эту ночь дома?

– Одна я, да Гафия – дочка.

– Где вы спали?

– В клети, с Гафией.

– Дверь во двор была заперта, так ведь?

– Понятно, заперта.

– А утром тоже заперта? Кто ее открыл?

– Я, как рассвело.

– А кто первый увидел труп?

Молчание. Полана поджимает губы.

– Где ваш батрак? – внезапно вставляет Бигл.

– Дома, в Рыбарах.

– Откуда вы знаете?

– Ну… я думаю…

– Я не спрашиваю, что вы думаете. Откуда вы знаете, что он в Рыбарах?

– Я… не знаю.

– Когда он был тут последний раз?

– Дней десять назад… Получал расчет.

– Когда вы его видели последний раз?

– Десять дней назад.

– Лжете! – беспощадно отрезает Бигл. – Вы виделись с ним вчера, нам все известно.

– Неправда! – испуганно восклицает Полана.

– Признайтесь, Гордубалова, – настаивает Гельнай.

– Нет… Да… Вчера мы встретились…

– Где? – нажимает Бигл.

– Не дома.

– Где «не дома»?

Полана прячет глаза.

– За деревней.

– Что вы там делали? Ну, живее!

Полана молчит.

– У вас было свидание с ним, вот что, – вмешивается Гельнай.

– Нет, видит бог! Случайно попался мне…

– Где? – повторяет Бигл.

Измученные глаза Поланы останавливаются на Гельнае.

– Случайно встретились… Он спросил, когда ему прийти за вещами. У него тут одежда осталась в конюшне.

– Видать, впопыхах отсюда убрался. Да? За что его выгнал хозяин?

– Поссорились.

– Когда он хотел прийти за вещами?

– Сегодня… Сегодня утром.

– И не пришел?

– Нет, не пришел.

– Потому что был ночью! – восклицает Бигл.

– Не был, не был он здесь. Дома ночевал.

– Откуда вы знаете?

Полана кусает губы.

– Я не знаю.

– Идите за мной, Гордубалова, – резко приказывает Бигл. – Там, около убитого, у вас развяжется язык.

Полана пошатнулась.

– Оставьте ее, – бормочет староста Герич. – Она брюхатая.

II

Гельнай сидит на дворе, предоставив Биглу обыскивать дом. Тот все ищет и ищет, прямо-таки глаза горят от усердия. Он обшарил конюшню, хлев, все перерыл, теперь полез на чердак. Доволен он и оживлен чрезвычайно.

«Ну и дела! – думает Гельнай. – Но с меня хватит возни с цыганами да поддержания общественного порядка. Пусть себе Карлуша потешится».

Из избы выходит доктор и направляется к колонке вымыть руки. Бигл тут как тут и полон нетерпения.

– Ну что, ну как?

– Все выяснится на вскрытии, – изрекает доктор. – Но, по-моему, удар был нанесен гвоздем или чем-то в этом роде. Несколько капель крови… Странное дело…

Полана подает ему полотенце.

– Спасибо, хозяюшка. Послушайте, ваш муж ничем не хворал?

– Вчера лежал, лихорадило его.

– Ага. А когда вы ждете ребенка?

Полана краснеет.

– К весне, ваша милость.

– К весне? Ну, нет, мамаша, к новому году, вот когда.

Бигл радостно смотрит вслед уходящей Полане.

– Вот вам и причина, Гельнай. Гордубал-то ведь вернулся из Америки только в июле.

Гельнай засопел.

– Гордубалова считает, что кто-то забрался снаружи. Дескать, с неделю назад ее муж подрался в корчме с Гейзой Феделешем. Разбил ему голову. Гейза – драчун, и будто бы он отомстил. Вот вам еще одна отличная версия, Карлуша.

Доктор тоже смотрит вслед Полане и говорит рассеянно:

– Экая жалость! Вы ее арестуете, и мне не удастся видеть роды. Тут редко приходится бывать при родах. Бабы рожают, как кошки… А у этой роды будут трудные.

– Почему?

– Стара, худа, лет сорок, верно?

– Что вы! – говорит Гельнай, – едва ли тридцать.

– Так вы говорите, Гордубал болел перед смертью? Как это можно определить по мертвецу?

– Тайна медицины, Гельнай! Впрочем, вам я скажу: под кроватью был полный ночной горшок.

– А я и не заметил! – с завистью восклицает Бигл.

– Так, всего хорошего, господа, – говорит доктор, покачиваясь с пяток на носки. – А о дне вскрытия дадите мне знать, ладно?

– Я еще раз пройдусь по дому, – бормочет Бигл. – А потом можно и в Рыбары.

– Что это вы, Карлуша, все ищете? Еще какую-нибудь версию?

– Улики, – сухо говорит Бигл. – И орудие преступления.

– Ага! Желаю удачи!

Гельнай вразвалку направляется к забору и завязывает разговор с соседкой. Он зубоскалит с ней так долго, что наконец получает тряпкой по голове и цветочек на память.

В уголке у сарая жмется перепуганная Гафия. Гельнай строит ей рожи и скалится так страшно, что Гафия сперва пугается, а потом начинает передразнивать его.

Спустя некоторое время Бигл вылезает откуда-то из-за амбара. Гафия сидит на коленях у полицейского Гельная и рассказывает ему, что у нее будет клетка для кроликов.

– Ничего не нашел! – с досадой сообщает Бигл. – Но я еще сюда вернусь. Не может быть, чтобы… Вы велели Геричу приготовить подводу в Рыбары?

– Уже ждет, – отвечает Гельнай и легким шлепком отпускает Гафию.

– Что вы, Гельнай, обо всем этом думаете?

– Видите ли, Бигл, – серьезно начинает Гельнай. – Я об этом вообще не собираюсь думать. Хватит, за двадцать пять лет я много передумал. Осточертело.

– Но убийство – это ведь не шутки! – авторитетно изрекает Бигл.

– Вот именно, не шутки, Карлуша, – отвечает Гельнай, покачав головой. – Но только знайте, к убийству в деревне нужен совсем другой подход. Вы – человек городской, во всем этом не разбираетесь. Будь это убийство с целью грабежа, я бы сам шарил да вынюхивал, как и вы. Но убийство в семье… И я вам скажу, Бигл, – нисколько не удивительно, что Гордубала убили.

– Почему?

– Такая несчастливая у него была планида. Это у него, голубчик, на носу написано.

– Черта с два – на носу! – усмехается Бигл. – В его постели спал молодой батрак, вот вам и вся история. Все очень ясно, милый Гельнай!

– Как же! – ворчит Гельнай. – Нет, такие случаи никогда не бывают ясными. Вот увидите, Карел. Зарезать человека ради денег – это простое дело; раз, два – и готово. А вы тут рассудите; дни и недели таить в себе замысел, дни и ночи обдумывать… Это, знаете ли, Бигл, все равно что заглянуть в пекло. Вам все ясно, потому что вы здесь новичок, а я всех знал, Карлуша, всех троих. Э, да что говорить, едем-ка в Рыбары.

III

– Штепан дома?

– Нету, ушел в город.

Бигл отталкивает Михаля Манью и вбегает в дом. Гельнай тем временем пускается со старым Маньей и Михалем в разговор о погоде, о зайцах и о том, почему у них навозная жижа течет на дорогу.

Бигл возвращается. С ним – Штепан, бледный, упирается, весь в сене.

– А вы сказали, что его нет дома, – накидывается Бигл на Михаля.

– Он с утра говорил, что пойдет в город, – бормочет Михаль. – Сторож я ему, что ли!

– А он спрятался на сеновале. Вы зачем прятались? А?

– Я не прятался, – насупясь, отвечает Штепан. – С чего бы мне прятаться? Спал – и все тут.

– Видно, ночью не выспались?

– Выспался, почему не выспался?

– Так почему же вы сейчас спали?

– Потому что… нечего делать, вот почему. Хватит, намаялся в батраках.

– Вчера он работал, ей-богу, работал, целый день пахал поле, – торопливо вступается старый Манья.

– Я вас не спрашиваю! – огрызается Бигл. – Марш в избу, быстро. И вы, Михаль, тоже.

– Охо-хо-хо! – вздыхает Гельнай. – Так что вы скажете, Штепан, насчет того, что случилось с Гордубалом?

– Я здесь ни при чем! – вырывается у Штепана.

– Значит, вы уже знаете, что он убит? – торжествующе кричит Бигл. – Откуда вам это известно?

– Ниоткуда. А просто я как увидел полицейских, сразу смекнул, что с Гордубалом неладно.

– Почему именно с Гордубалом?

– Потому что, потому что… мы с ним поссорились. – Штепан стискивает кулаки и зубы. – Выгнал меня из дому, пес эдакий!

Бигл слегка разочарован.

– Смотрите, Манья, вы, значит, признаетесь, что поссорились с Гордубалом?

Штепан злобно усмехается.

– Это всякий знает.

– И вы хотели ему отомстить?

Штепан фыркает.

– Повстречайся он мне… не знаю, что бы я ему сделал!

Бигл с минуту размышляет. Штепана голыми руками не возьмешь.

– Где вы провели эту ночь? – режет он напрямик.

– Дома был, здесь. Спал.

– Это мы еще проверим. Свидетели есть?

– Есть. Михаль, Дьюла, старик мой, их спросите.

– Вы меня не учите, кого спрашивать, – накидывается на него Бигл. – Вчера днем вы говорили с Гордубаловой. О чем?

– Не говорил я с ней, – заявляет Штепан твердо и категорически. – И не видел даже.

– Лжете! Она сама призналась, что ходила на свидание с вами. И вы спрашивали ее, когда приходить за вещами.

– Я ее десять дней не видел, – настаивает Штепан. – Как ушел от них, так и не был в Кривой. И хозяйку не видел.

Бигл свирепеет.

– Погодите, я вас научу говорить правду! Идемте, покажите, где вы ночевали сегодня.

Штепан, пожав плечами, ведет Бигла в избу. Гельнай стучит в окошко.

– Эй, старик, подите-ка сюда.

Старик Манья выходит, опасливо помаргивая.

– Сделайте милость, скажите, что случилось?

Гельнай машет рукой.

– Да Гордубала этой ночью избили, досталось ему палкой по морде. Слушайте, папаша, это не Штепан ли постарался?

Старик качает головой.

– Вот уж нет, с вашего позволения. Штепан не мог, Штепан дома был, спал. Эй, Михаль, поди-ка сюда. Скажи, где был Штепан этой ночью?

Михаль сначала молчит, потом говорит не спеша:

– Где же ему быть? Спал наверху, со мной и с Дьюлой.

– Так, так, – кивает головой Гельнай. – Я так и думал. А Гордубала не любили в деревне? Разбогател, приехал из Америки и даже соседей не угостил.

Старый Манья поднимает руку.

– Ох, и разбогател. На шее носил мешочек с долларами.

– Вы видели?

Ну, конечно, старый Манья видел, ведь Гордубал приезжал к нему покупать усадьбу и деньги показывал. Больше семисот долларов, изволите ли видеть. А в деревне – что верно, то верно – его не любили. У гордого человека нет друзей.

Гельнай серьезно кивает.

– Что это у вас дверь вся исколота, Манья?

– От шила это. Шило сюда втыкаем, которым плетем корзины. Круглый год тут торчит.

– Покажите-ка, какое оно, – интересуется Гельнай. – Первый раз слышу, что корзины делают шилом.

– Прутья вот этак сплетают. – Манья чертит рукой в воздухе. – Еще вчера здесь было шило, – сердится он. – Куда оно запропастилось, а, Михаль?

– А ну его, – равнодушно отмахивается Гельнай. – Другой раз буду здесь, погляжу. А вот жижа у вас течет на дорогу, это не годится, Манья. Дорога казенная.

– Прошу прощения, как будем навозить поле, все вывезем…

– Надо, чтобы была настоящая яма, цементная. Небось денег не хватает в хозяйстве?

– Ох, не хватает! – усмехается старик. – Амбар надо ставить новый. Михаль – глупый парень. Штепан куда толковей, вот бы кому быть хозяином.

С поля едет Дьюла, в телеге у него охапка сена, но шуму столько, словно гром везет.

– Подойди-ка сюда, парень, – по-отечески зовет его Гельнай. – Допрошу и тебя для порядка. Где был Штепан сегодня ночью?

Дьюла, разинув рот, вопросительно глядит на старика и на Михаля. Но никто и бровью не ведет.

– Здесь был, – ворчит Дьюла, – со мной и с Михалем спал на чердаке.

– Молодец! – хвалит Гельнай. – А что, хотел бы ты поступить в кавалерию?

Подросток блеснул зубами.

– Еще бы!

Бигл выходит из избы, тихонько ругаясь.

– Подите сюда, Гельнай. Штепана я хватил немного по морде и запер в избе.

– Этого не полагается, – замечает Гельнай. – Неприкосновенность личности и всякое такое.

Бигл непочтительно ухмыляется.

– Плевать мне на неприкосновенность личности! Хуже то, что я ничего не нашел. А как вы?

– Алиби, хоть убей, Карел. Всю ночь дрых на сеновале, как примерный мальчик.

– Врут! – восклицает Бигл.

– Ясно, что врут. Это у них в крови, друг мой.

– На суде заговорят, – злится Бигл.

– Плохо вы их знаете. Откажутся давать показания или будут ложно присягать. Как ни в чем не бывало. В деревне, Карлуша, это нечто вроде народного обычая.

– Так что же нам делать? – хмурится Бигл. – Арестовать нам сейчас Штепана, как вы думаете, Гельнай, а? Можно головой ручаться, что это он…

Гельнай кивнул головой.

– Ясно. Только смотрите, Бигл…

Он не докончил. Где-то слабо звякнуло стекло.

– Стой! – ревет Бигл и бросается за угол дома. Гельнай, не торопясь, следует за ним. На земле барахтаются два человека, в конце концов Бигл оказывается сверху.

– Давайте, я его подержу, Карел, – предлагает Гельнай.

Бигл поднимается и тащит за собой Штепана, выворачивая ему руку.

– Пошевеливайся! – хрипит он. – Вставай! Я тебе покажу, как от меня бегать!

Штепан, тяжело дыша, морщится от боли.

– Пустите, – хрипло бормочет он. – Я только хотел в Кривую… за вещами.

Дьюла кидается между ними.

– Пустите его, – кричит он. – А то я…

Гельнай берет Дьюлу за плечо.

– Легче, легче, малыш! А вы, Михаль, не вмешивайтесь не в свое дело. Штепан Манья, вы арестованы именем закона. Ну, иди, дурень, иди.

Штепана Манью везут в город. Уже не на коне он, не скачет с гордо поднятой головой, и все же люди останавливаются поглядеть. По бокам его – полицейские, с ружьями между колен. Не сдвинута у Штепана шапка на затылок, не смотрит он на долину – там вон река, там пасутся кони, виднеется болото за камышом… Молча сидит Штепан, уперся взглядом в рыжий затылок возницы.

Гельнай расстегивает мундир и заводит со Штепаном дружескую беседу. О Гордубале ни слова, все о хозяйстве, о доме в Рыбарах, о лошадях. Штепан сперва дичится, потом увлекается разговором.

Да, да, хорош был жеребчик. Зря его продал хозяин, бог весть кому и зачем. Восемь тысяч можно было бы за него взять, продать на конный завод, а перед тем пустить его на ту черную кобылу. Эх, сударь, хотел бы я поглядеть на них… У Маньи загораются глаза. Такого коня продал хозяин – грех, да и только! Мерина надо было продать или кобылу, вот что. А не жеребца… – Штепан искренне взволнован.

«С арестованными говорить не полагается, разве что вполне официально!» – огорченно думает Бигл.

– Вот вез бы нас тот жеребец, – говорит Штепан точно про себя, – я сам бы взял вожжи… То-то бы прокатились, эх!

IV

– Смотрите, Гельнай, – сказал вечером Бигл, – это кто– то из своих. Окно выдавлено изнутри, чтобы похоже было на взлом. Через дверь в избу не попасть, дверь была на засове. Значит, убийца был в доме уже с вечера…

– Не был, – возразил Гельнай. – Гафия мне сказала, что дядя Штепан вечером к ним не приходил.

– Хорошо. Значит, ночью его впустил кто-нибудь из домашних. Опять же выходит, что убийца не мог быть посторонним человеком. Штепан здесь пять лет в батраках жил. Вся деревня знает, что все это время у него была любовная связь с хозяйкой.

– Погодите. Во-первых, всего только четыре года. Первый раз это случилось на сеновале. Потом она ходила к нему каждую ночь в конюшню. Я, Карел, все это разузнал у Гафии.

– Ваша Гафия что-то многовато знает, – усмехнулся Бигл.

– Да, все деревенские дети такие…

– Теперь дальше: Гордубалова беременна, разумеется, от Штепана. Гордубал ведь приехал из Америки только в июле. Она знала, что все это откроется. Гордубал ни с кем не собирался делить жену.

Гельнай отрицательно покачал головой.

– Едва ли, Бигл. Гордубал ночевал в хлеву, а она – на чердаке или в клети. Я узнал это от соседки.

– А к батраку она все равно ходила.

– Как сказать, – задумчиво произнес Гельнай. – Гафия думает, что не ходила. Правда, последнее время Полана отлучалась из дому. Соседка видела, как она шла куда-то за деревню.

– Вот человек! – удивился Бигл. – У вас сплетен, точно у старой бабы! А я стараюсь логически воспроизвести картину.

– Ага! А не лучше ли, Карлуша, заниматься этим делом про себя?

– Нет, вслух это лучше получается. Итак: этот болван Гордубал настолько доверял Штепану, что просватал ему малолетнюю Гафию. Вы только подумайте, Гельнай, это же настоящее средневековье – обручать ребенка!

Гельнай пожал плечами.

– Но потом, видно, Гордубал догадался, что жена изменяет ему, и выгнал Штепана.

Гельнай недовольно засопел.

– Что вы мне рассказываете, Бигл! Сперва Штепан ушел от них, и только потом хозяин обручил его с Гафией. Спросите любую бабу в деревне.

– Гм… – смутился Бигл. – Как же все это связать?

– Не знаю, Карлуша, не знаю. Я не умею составлять этих… как вы их называете?.. логических картин. Все это дело – семейная трагедия, и случай вовсе не ясный. Да он и не может быть ясным. Вы не семейный, Бигл. То-то и оно!

– Да ведь все ясно, Гельнай, как дважды два четыре. Полана хочет избавиться от мужа. Штепан не прочь жениться и заполучить усадьбу. Они сговариваются – и готово. Вчера она бегала за ним…

Гельнай покачал головой.

– Опять не то. Гафия говорит, что вчера сам хозяин посылал ее: иди позови Штепана, пускай вернется.

А впрочем, какое мне дело? Послушайте, Бигл, у покойного на шее не было мешочка с деньгами?

– Какого мешочка? – изумился Бигл. – Ничего не было.

– Вот видите! – говорит Гельнай. – А в мешочке больше семисот долларов. Поищите-ка их, Карлуша!

– Вы думаете – это убийство с целью ограбления?

– Ничего я не думаю. Однако же пропали денежки! Старый Манья однажды видел их у Гордубала. А семейство Манья нуждается в деньгах, – им нужно новый амбар строить.

Бигл тихо свистнул.

– Та-а-ак! Значит, настоящая причина в деньгах?

– Возможно, – соглашается Гельнай. – Обычно так бывает. Или месть, Бигл. Это тоже солидная версия. Гордубал швырнул Штепана через забор. Прямо в крапиву. За такое дело, Карлуша, в деревне ножом мстят. Так что можете выбрать любую версию, какая вам больше по вкусу.

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурился Бигл.

– Хочу помочь вам логически воссоздать картину… – невинно замечает Гельнай. – А еще вполне вероятно, что Манья убил его из-за того жеребца.

– Ну, это уж глупо!

– Вот именно. В семейных делах как раз и убивают сдуру, милый Бигл.

Бигл обиженно молчит.

– Не сердитесь, Карлуша, – говорит Гельнай. – Тогда я вам скажу, чем был убит Гордубал. Шилом для плетения корзин.

– Откуда вы знаете?

– Вчера у Маньи пропало шило. Ищите его, Бигл.

– А как оно выглядит?

– Не знаю. Вероятно, вроде большой иглы. Вот и все новости, Бигл, – заключает Гельнай, принимаясь сосредоточенно выколачивать трубку. – Кроме разве того, что Маньи будут вывозить навоз.

V

Гельнай и Бигл, попивая вино, дожидаются конца вскрытия.

– Где вы нашли этот алмаз для резки стекла, Бигл?

– В клети у Гордубалов. Что вы скажете?

– Вот они, мужики, какие! – с огорчением говорит Гельнай. – Ему жалко выкинуть вещь, даже если это улика. Пригодится, видите ли, в хозяйстве. – Гельнай виртуозно сплевывает. – Жмоты!

– Гордубалова уверяет, что алмаз у них был давно, еще до отъезда Гордубала в Америку. Но стекольщик Фаркаш вспомнил, что Штепан с месяц назад покупал у него алмаз.

Гельнай свистнул.

– Целый месяц! Вот видите, Бигл, какое странное дело: они задумали это месяц тому назад. Убить кого-нибудь сгоряча, вдруг, могу, пожалуй, и я. Но вот эдак, готовиться долго, исподволь… А доллары не нашлись, вы говорите?

– Нет. Но в клети, кроме того, был электрический фонарик. Сейчас я выясню, где и когда Штепан купил его. Тоже вещественное доказательство, а? По-моему, налицо достаточно оснований, чтобы начальство выдало ордер на арест Гордубаловой. А они требуют, чтобы мы нашли еще какие-нибудь солидные улики.

Гельнай ерзает на стуле.

– У меня, Карлуша, тоже кое-что есть. Штепанов деверь, некий Янош, рассказывает, будто неделю назад Штепан пришел к нему на пашню и сказал: «Ты, Янош, можешь получить хороший куш, пару волов получишь, сам их выберешь на базаре», – и все, мол, за легкое дело: прикончить Юрая Гордубала.

– Здорово! – восхищается Бигл. – И что же Янош?

– «А ну тебя, – сказал будто бы Янош. – Откуда у тебя такие деньги?» – «У меня-то их нет, – ответил Штепан, – зато есть у хозяйки. А у нас сговорено пожениться, как только мы избавимся от Гордубала».

– Значит, попались, – глубоко вздыхает Бигл. – Оба замешаны одинаково.

Гельнай кивает.

Выходит доктор. Он закончил вскрытие и спешит, семеня короткими ножками и близоруко поглядывая по сторонам.

– Господин доктор, – окликает его Г ельнай. – Не можете ли вы задержаться на минутку?

– А! – отзывается доктор. – Ну, допустим. Дайте-ка мне сливовицы. Бедняга уже попахивает. Работа не из приятных. – Он быстро опрокидывает стопку и крякает. – А знаете, господа, что зарезали-то они – покойника?

Бигл таращит глаза.

– Что-о?

– Почти покойника. Он уже чуть дышал. Агония. Воспаление легких в острейшей форме. Правое легкое насквозь гнилое, желтое, как печенка. Покойник не дожил бы и до утра.

– Значит, убийство было напрасным? – медленно говорит Гельнай.

– Да. Кроме того, на аорте вздутие – величиной с кулак. Не будь даже воспаления легких, достаточно было небольшого потрясения – и конец. Бедняга!

Полицейские удрученно молчат. Наконец Бигл откашливается и спрашивает:

– Ну, а причина смерти, доктор?

– Убийство. Прободение сердца в области левого желудочка. Крови вытекло очень мало, потому что уже наступила агония.

– Чем, по-вашему, нанесена рана?

– Не знаю. Гвоздем, шилом, большой мешочной иглой. Короче говоря, тонким остроконечным ребристым металлическим предметом длиною около десяти сантиметров, овального поперечного сечения… Довольно с вас?

Гельнай вертит стакан в толстых пальцах.

– А что, доктор… нельзя ли признать, что он… умер от воспаления легких? Видите ли, раз ему все равно суждено было умереть… стоит ли поднимать всю эту возню?

– Нет, так не годится, Гельнай! – кричит Бигл. – Ведь убийство налицо.

Доктор сверкнул очками.

– Было бы досадно, господа. Случай весьма занимательный. Редко приходится видеть убийство иглой или чем-нибудь в этом роде. Я положу сердце убитого в спирт и отправлю его, – доктор просиял, – одному видному эксперту в Прагу. Так что вы получите авторитетнейшее заключение. Ничего не поделаешь – это убийство, так говорит закон. Но, боже, какое ненужное убийство!

– Ничего не поделаешь! – повторяет Гельнай. – А один осел считает, что это ясный случай…

VI

Банка с сердцем Гордубала треснула в дороге, и спирт вытек. В лабораторию ученого мужа сердце прибыло в весьма неважном состоянии.

– Опять что-то прислали, – возмутился эксперт, седовласый господин. – Что там написано в бумаге? «Обнаружена колотая рана»? Ох уж эти мне сельские эскулапы!

Ученый авторитет огорченно вздохнул и издали воззрился на сердце Гордубала.

– Пишите: колотая рана исключена, отверстие слишком мало. Сердечная мышца прострелена пулей малого калибра. И поскорее уберите это!

– Пожалуйте письмецо из Праги, – приветствовал Гельнай Бигла, вернувшегося из Рыбар. – К вашему сведению, Карлуша, Гордубал был не заколот, а застрелен из малокалиберного ружья. Вот оно как.

У Бигла опустились руки.

– А что говорит наш доктор?

– Что говорит? Ругается на чем свет стоит. Не знаете вы его, что ли? И настаиваете на своем. Итак, значит, малокалиберное ружье. Пуля, правда, не обнаружена, но ничего не попишешь. Ищите человека с малокалиберной винтовкой, Бигл.

Бигл швырнул свою каску в угол.

– Я этого так не оставлю, Гельнай, – пригрозил он. – Я никому не позволю запутывать дело. Господи боже, все уж было почти готово, все сходилось – и вот пожалуйста! Разве можно с этим сунуться в суд? Милый человек, где мы добудем малокалиберную винтовку?

Гельнай пожимает плечами.

– Вот видите, а все потому, что вы не дали бедняге Гордубалу спокойно отдать богу душу от воспаления легких. Сами виноваты: вы и доктор.

Бигл в бешенстве садится на стул.

– Проклятое письмо испортило мне все удовольствие. Самое большое удовольствие за эти дни.

– Какое же?

– Я нашел доллары, семьсот долларов с лишним. И мешочек. Под балкой на чердаке в Рыбарах.

Удивленный Гельнай вынимает трубку изо рта.

– Вот это здорово, Карлуша! – одобрительно говорит он.

– Ну уж и пришлось поискать. – Бигл переводит дух. – Знаете, сколько я провозился в Рыбарах? Сорок шесть часов! Я подсчитал! Ни одной соломинки не оставил в покое, все переворошил. Штепан провалился со своим алиби. Как вы думаете, Гельнай, хватит этого присяжным? Деньги нашлись, алмаз, купленный Штепаном, – тоже неплохое доказательство, а кроме того, противоречия в показаниях. Получается законченная версия, а?

– Даже четыре версии, – соглашается Гельнай.

Бигл машет рукой.

– Какие там четыре! Налицо обыкновенное, заурядное, мерзкое убийство из-за денег. Я вам расскажу все, как было, Гельнай. Гордубал знал, что Манья – любовник его жены, и боялся его. Вот почему он носил деньги с собой, вот почему обручил Манью с Гафией, вот почему в конце концов выгнал его и запирался в хлеве. Совершенно ясный случай.

Гельнай задумчиво помаргивает.

– А я, Карлуша, все думаю о лошадях. Штепан любит лошадей… У него одно на уме: как бы прикупить земли и завести табун. А тут, как раз рядом с гордубаловскими лужками, продавался участок земли. Манья, наверное, хотел, чтобы Гордубал купил его, а тот все нет да нет. И денежки припрятал за пазуху. Я не удивлюсь, если это окажется настоящей причиной.

– Ну, знаете, что в лоб, что по лбу. Так и так выходит из-за денег. Только не из любви к Полане.

– Кто знает…

– Нет, уж это вы оставьте, Гельнай. Вы старый служака и знаете деревню, а я молодой и, черт возьми, немного разбираюсь в женщинах. Видел я эту Полану – некрасивая, костлявая баба, да и старая к тому же. Правда, связь у них была, но, я думаю, что это ей стоило немалых денег. Из-за нее, Гельнай, Гордубал бы не погиб, из-за нее Штепан не пошел бы на убийство! А ради денег – да. Это ясно как божий день. Гордубал был деревенский скряга. Полане не терпелось получить наследство, чтобы содержать любовника, а Штепан – тот охоч до денег, – вот и все. Говорю вам, Гельнай, тут нет ни капли романтики. – Бигл щелкнул пальцами. – Грязная история и вполне ясная, друг мой.

– Отлично приведено в систему, вы молодец, Бигл! – похвалил Гельнай. – Не хуже, чем у господина прокурора. Все у вас выходит так просто…

Польщенный Бигл расплылся в улыбке.

– …Но все-таки, по-моему, Карлуша, было бы еще проще, если бы Гордубал скончался по воле божьей. Воспаление легких – и аминь. Вдова вышла бы за Штепана, родился бы у них ребеночек… Но вас не устраивает такой простой вариант, Бигл.

– Нет. Меня устраивает правда, Гельнай. Доискаться ее – дело настоящего мужчины.

Гельнай задумчиво моргает.

– А вы уверены, Карлуша, что вы ее нашли, эту настоящую правду?

– Эх, если бы еще найти шило!..