Текст книги "Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы"

Автор книги: Карел Чапек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

– За мной!

И, четко отбивая шаг, он подходит к инженеру Хансену, щелкает каблуками и, с лампой в левой руке, вытягивается по-военному.

– Бог в помощь! – официальным тоном рапортует он.

Ханс поднял голову, на испачканном носу у него сверкают бисеринки пота, а на лбу под кожаным козырьком синяки, – будто он с кем-то подрался.

– Явился в ваше распоряжение десятник подрывников Андрес с командой. Забойщик Адам, забойщик Суханек, крепильщик Мартинек, подручный забойщика Фалта, каменщик Матула и откатчик Пулпан.

«Ну и болтун!» – пристыженно думает об Андресе Станда.

Ханс привстал, приложив руки к козырьку.

– Gut. Gut.

Станда выпрямился по-солдатски, дед Суханек даже моргать перестал, великан Мартинек смущенно вытягивает свои ручищи по швам, сам Пепек с усмешкой выпячивает грудь; только Адам смотрит куда-то в угол, а Матула налитыми кровью глазами пожирает бравого Андреса. Хансену хочется что-то сказать, но бедняга не знает чешского языка, поэтому он лишь растерянно улыбается чумазой рожицей, кивает головой и повторяет свое «gut».

– Ну конечно, гут, – отвечает дед Суханек, и все кивают; Ханс – славный парень, его все любят. Сейчас он что-то говорит, скорей всего по-шведски, и показывает длинной рукой в завалившийся угол, перед которым только что сидел.

– Ай-ай! – вырвалось у Пепека.

– Вот так штука, – сказал с видом знатока Суханек и присел на корточки к завалу.

Что там такого – просто груда обломков, – смотрит Станда, – изломанные бревна, перемешанные с камнями; вот торчит что-то вроде расщепленной стойки, сверху нависла глыба, которая держится только на двух надломленных перекладинах…

Дед Суханек встал и затянул потуже ремень брюк.

– Погляжу-ка я, что там такое, господин инженер, – говорит он. – Я-то знаю, что к чему в «Кристине».

Хансен хоть и не понимает, но, вероятно, догадывается, о чем речь, он что-то произносит, постукивая пальцем по плечу деда.

– Ладно, ладно, – соглашается Суханек, – я осторожно. Обушок, ребята, я постучу тем троим…

Станда начинает соображать, что это и есть, должно быть, тот самый заваленный штрек. Можно будто бы, как говорил Старик, пробраться по нему до самого конца; но теперь тут, видно, все окончательно обрушилось и ничего нельзя сделать. А тем временем дед Суханек становится на четвереньки и просовывает лысую голову в щель под двумя заклинившимися бревнами.

– Ничего, дело пойдет, – бормочет он.

Вот он уже влез в расщелину до поясницы, дернулся несколько раз – и дедовы опорки исчезают на глазах изумленного Станды в беспорядочной груде обломков крепи.

Пепек Фалта снимает пиджак и рубашку, кладет их на опрокинутую вагонетку; от него нестерпимо несет резким запахом пота. Станда не может представить себе, что же они будут тут делать; пока все только растерянно оглядывают этот хаос; тут настолько тесно, что и не повернешься. Крепильщик Мартинек смотрит голубыми глазами на перепачканного Ханса.

– Господин инженер, – медленно произносит Мартинек, показывая назад толстым большим пальцем, – мы с Матулой можем пока вон там кровлю подбить.

Хансен кивает головой, – смотри-ка, значит, он все понимает! Мартинек стаскивает с себя пиджак и с трудом расстегивает толстыми негнущимися пальцами пуговку у ворота рубашки, при этом он смотрит вверх на полопавшиеся перекладины.

– Силища-то какая, – говорит он с мальчишеским восхищением и не может удержаться, чтобы не коснуться кровли ладонью. – Вот так сила, братцы, – изумляется он, и на лице его сияет счастливая улыбка. – Ну пошли, Матула, будем ставить подпорки.

Матула неохотно отрывает взгляд от «пса» Андреса и, хрипло пыхтя, вразвалку идет за крепильщиком. «Он, верно, пьян», – думает Станда.

А запальщик Андрес все еще стоит навытяжку перед Хансеном, видимо ожидая распоряжении; Адам стаскивает с себя рубашку; Пепек уже поплевал на ладони и начинает выбирать камни из груды обломков.

– Постой, – басит Адам, пытаясь сдвинуть какое-то торчащее бревно.

Андрес вдруг бешено накидывается на Станду.

– А вы что, ворон считать пришли? Марш носить вон те камни!

– Куда? – неуверенно спрашивает Станда.

Запальщик даже зашипел при виде такой беспомощности.

– Пойдем, – рявкнул он и отвел Станду шагов на тридцать по штреку. – Сюда. И складывать ровным штабелем, понятно? Уголь отдельно, пустую породу вот туда.

Станда снял пиджак и принялся таскать камни, обливаясь потом. «Как каторжник, – сказал он себе. – И это называется спасать человеческую жизнь!».

VIII

У него уже болит поясница, руки разбиты в кровь этими камнями; между лопатками по спине струится пот, щиплет глаза, щекочет ноздри и жжет губы; Станду мучит жажда, он пил бы и пил, шумно втягивая в себя воду. Он уже давно сбросил взмокшую рубаху, теперь штаны прилипают к тощему заду! Непременно какой-нибудь чирей вскочит, – бегаю весь потный с этими камнями! Разве не видит Хансен, как я надрываюсь? А тут вдобавок пришел «пес» Андрес, пнул камни и кричит:

– Это, по-вашему, штабель?! Это куча навозная! Точно метр на метр, и чтоб углы были прямые!..

А Адам с Пепеком тем временем тихонько переговариваются у груды обломков:

– Постой, я немного подрублю…

– Шевельнулось? Ну-ка, погоди…

– Я держу, давай! – пыхтит Пепек, и мышцы у него вздуваются буграми.

Адам прямо сверлит своими впалыми глазами заклиненные обломки и расщепленные бревна; все здесь уже принимает другой вид, появляется отверстие, в которое можно вползти на четвереньках. Издалека доносятся удары по бревнам и скобам – должно быть, это Мартинек с Матулой. «Пес» Андрес усердно бегает от Мартинека к Адаму, торчит над Пепеком, снова обнюхивает кучу камней у Станды, чтобы не стоять без дела; Хансен прислонился к лопнувшей стойке и прикрыл глаза – видимо, прислушивается; над головой иногда так странно потрескивает и шумит, словно где-то с шорохом сыплются камни. «Как бы с ним чего не случилось», – заботливо, как женщина, думает Станда, – о себе он уже почему-то совершенно забыл. Человек ко всему привыкает.

– Погоди-ка, – громко говорит Адам и оборачивается к Андресу. – Суханек что-то запропастился.

Запальщик Андрес остановился как вкопанный, Хансен отлепился от стены, и оба прислушались. Тишина. Слышен лишь визг пилы, и снова шорох, словно сыплются камни.

– Я, пожалуй, полезу погляжу, – нерешительно произносит Адам и озабоченно моргает. – Пора бы ему вернуться.

У Андреса снова твердеет лицо.

– Идите посмотрите, что с ним.

Адам на четвереньках лезет в дыру, вот он втянул свои длинные ноги; только слышно, как он возится где-то в глубине. Станда наклонился было за очередным камнем, но Андрес метнул на него сердитый взгляд и прошипел:

– Тише!

Что ж, тише, так тише; Станда бессильно прислоняется к стене и прикрывает глаза. Вот, значит, и все. Никакой доблести, никакого «положить жизнь», только камни таскай, как раб…

Опять зашуршало, теперь ближе, из щели между вздыбившимися стойками высунулись опорки Адама.

– Подай кайло, – глухо донеслось из дыры.

Пепек мигом подает кирку, и опорки втягиваются внутрь. Станда вопросительно поглядывает то на Хансена, то на Андреса – что-нибудь случилось? А Мартинек между тем преспокойно работает топором. Из отверстия доносится осторожное постукивание и возня; «пес» Андрес присаживается на корточки у дыры и прислушивается с суровым, напряженным лицом.

– Может, Станде сбегать за носилками? – вдруг предлагает Пепек, но Андрес отрицательно качает головой, не переставая слушать, вдруг он быстро, как барсук, сам влезает в дыру.

Едва исчезли его ноги, как следом за ним ползет и инженер Хансен…

– Случилось что-нибудь? – с замирающим сердцем спрашивает Станда.

– Видно, деда засыпало, – цедит Пепек сквозь зубы. – И на кой черт старый хрыч полез туда. – Пепек злобно оторвал щепку от разбитой стойки, потуже стянул ремень на животе. – Надо поглядеть. Погоди тут.

И протиснулся в дыру за остальными.

Теперь Станда остался один на один со своим бьющимся сердцем. Деда засыпало. Каких-нибудь полчаса назад он засучивал здесь рукава… Опять затрещало где-то в кровле; да нас всех засыплет! Станде жутко и тоскливо; он прислушивается у дыры, светит в нее лампочкой – ничего, кроме мешанины из дерева и камней. Бух, бух! – долетают глухие удары с той стороны, где работает Мартинек. Станда побежал туда, не думая больше о лопнувшей обшивке. Крепильщик Мартинек забивает кувалдой толстую подпорку под треснувшую перекладину. Матула, приподняв ее жирным плечом и поддерживая своей бараньей головой, тяжело пыхтит.

– Еще немного, – спокойно говорит крепильщик и бухает большим молотом так, что содрогаются верхние переклады.

– Суханека засыпало, – еле переводя дух, сообщает Станда.

– Да ну? – слегка удивляется крепильщик. – Давай-ка еще малость…

Лампочка освещает крепильщика снизу; видно, как при каждом взмахе кувалды высоко поднимается его грудная клетка. Матула тяжело дышит, подпирая разбитое бревно тучным загривком; при каждом ударе кувалды он весь сотрясается и внутри у него что-то покряхтывает; над головой трещит крепь и хрустят раздробленные камни, но Матула, лоснящийся от пота, держит, упираясь широко расставленными ногами, – еще раз, бух, теперь можно отпустить…

Крепильщик Мартинек поглаживает ладонью круглую балку.

– Так, ладно, – говорит он своим мягким, каким-то приглушенным голосом.

Каменщик Матула растирает опухшей ручищей мокрый затылок и, хрипя, переводит дух.

– Нам тут работенки хватит, – объясняет крепильщик, любовно оглядывая две пары рухнувших стоек. – Зато держать будут.

И, вытирая ладони о штаны, Мартинек отправляется за новой подпоркой.

– Суханека засыпало, – повторяет Станда Матуле.

Каменщик поднимает налитые кровью глаза.

– Ты уже говорил.

– Нас всех засыплет!

– Это почему же?

Почему? Станда не знает, как объяснить этакому тупому волу; разве тот не слышит, как потрескивает и шумит над головой? Весь штрек завалит…

– Весь штрек завалит… – лихорадочно лепечет Станда.

Тут возвращается крепильщик с кругляком на плече.

– Не завалит, дружок, – говорит он невозмутимо, – наша крепь выдержит.

– Что ж вы, не слышите, как трещит все время?

– Мне слушать некогда, – усмехается Мартинек. – Ну, Матула, давай теперь эту…

Станда в смятении бредет к завалившемуся ходу. Пепек уже вылез оттуда и вытаскивает теперь из дыры осыпавшиеся камни.

– Что там? – поспешно спрашивает Станда.

– Не знаю, – угрюмо ворчит Пепек. – Там можно ползти только друг за дружкой… Кровля ломается…

– А что Суханек?

– Да они пошли за ним, – недовольно отвечает Пепек. – Подай-ка мне кайло!

«Тупицы, тупицы! – в отчаянии думает Станда. – Засыпало человека, а им хоть бы что! И поговорить ни с кем нельзя… Боже, что мне делать?» Опять зашумело в кровле; но Пепек даже не поднял головы – он раскачивает киркой застрявшую глыбу, так что спина у него взгорбилась от усилий.

Станда удрученно вздохнул, нагнулся за камнем и потащил его к штабелю. Так – уложить ровно, чтобы углы были совершенно прямые. Класть камень на камень как можно ровнее… Пусть теперь попробует Андрес сказать, что штабель похож на навозную кучу! Станда с каким-то удовлетворением оглядывает свою работу. Еще немного – и будет ровно кубометр. И откатчик Станда носит камень за камнем и ни о чем другом больше не думает.

IX

Из расщелины задом выползает Хансен и отряхивает костюм.

– Js gut,[119]119
  Хорошо (искаж. нем.)


[Закрыть] – отвечает он кивком на вопросительный взгляд Станды и по-детски улыбается.

Теперь вылез «пес» Андрес; лицо у него смягчилось, стало даже какое-то дряблое, как шляпка старого гриба.

– Вытащили деда, – говорит он, ни на кого не глядя. – Там кровля обрушилась, он не успел выбраться…

И он идет посмотреть на работу Станды, но не ругается, только чуть кривит рот.

– Ладно, работайте быстрее, чтобы место очистить!

Для Станды эти слова звучат почти похвалой; он уже, собственно говоря, совсем не сердится на запальщика. Пес и есть, ничего не поделаешь, но когда он видит хорошую работу, так хоть признает это и не лается.

Из дыры высовываются длинные ноги Адама; вот он уже весь тут и поднимается с трудом, точно распрямляется по частям. Он взмок от пота и едва стоит на ногах.

– Теперь отдохните малость, – ворчит «пес» Андрес каким-то совсем другим тоном, и Хансен говорит что-то Адаму по-шведски с таким видом, будто собирается похлопать шахтера по плечу. Адам вытирает под глазами – столько там набралось пыли и пота.

– Мало… места было, – еле произносит он и прислоняется к перевернутой вагонетке, потому что у него подкашиваются ноги.

Теперь появляется еще пара опорок, и медленно, на ощупь выползают наружу тощие ноги деда Суханека; он, видно, совсем выбился из сил и лежит теперь наполовину в дыре.

– Давай, давай, дед, – грубо подгоняет его Пепек и тащит старика за ноги.

Суханек наконец вылез и сидит на земле, гладя себя по плешивому темени, весь какой-то обмякший, слабый. Он часто дышит, и раскрасневшиеся щечки ходят у него ходуном.

– Так тебе и надо, чего полез? – сердито говорит ему Пепек. – Пошли, что ли, отведу тебя.

– Чего… чего я полез? – растерянно переспрашивает Суханек. – Я только постучать им хотел, понятно? Я эти места знаю.

– И могли там задохнуться, – сердится запальщик Андрес.

– А позади меня рухнуло, – тонким голоском возражает дед. – Вернуться-то я и не мог. Двигаю ногами, пресвятая троица, тут же дырка должна быть… а ее и в помине нету. – Дед Суханек засмеялся, обнажив беззубые десны. – Ну, нет ее и нет.

«Пес» Андрес наклонился к нему.

– Послушайте, Суханек, Фалта со Стандой вас проводят.

– Зачем? – удивился дед. – Я могу работать. Я только малость задохся там. – Дед Суханек неуверенно становится на трясущиеся ножки. – А где моя лампа?

– Там.

– Ай-яй-яй, – сокрушается дед. – Значит, там осталась…

И он опять опускается на колени и сует голову в щель.

– Куда?

– За лампой, – бормочет Суханек, а из дыры видна уже только одна дедова нога, но Пепек выволакивает старика обратно.

– Вот чертов дед!

– Ты чего?

– Да ведь там кровля рушится! Сиди и не рыпайся!

Дед Суханек сидит на земле, придавленный горем, и недоумевающе качает головой.

– Я забыл лампу! – шепчет он. – Пепек, у меня там осталась лампа!

Тем временем запальщик Андрес пробует объясниться с Хансеном по-немецки, но дело идет туго, судя по тому, как они оба размахивают руками. «Я мог бы переводить вам, – думает Станда, – но раз вы меня не приглашаете, ладно! Буду носить камни!»

Хансен усердно кивает головой и говорит теперь по-шведски; черт его знает как, но эти двое в конце концов начинают понимать друг друга. Немного подальше слышно, как Мартинек в штреке подбивает и крепит стойки.

– Слушайте, ребята! – Андрес оглядывается на своих подчиненных, но налицо лишь Адам, Станда и дед Суханек, который никак не соберется с силами. – Господин инженер говорит, что так мы в этот штрек не попадем. Надо по всем правилам сделать проходку, чтоб дорогу проложить.

– Там карманы с газом, карманы, – шамкает дед Суханек. – И знака никакого не подает, а просто вдруг – трах! – и валится. Я ничего не слыхал, и нате вам, вдруг всю задницу засыпало. Пресвятая троица, думаю, непременно это карманы.

– Прежде всего нужно здесь расчистить место и привести в порядок воздухопровод, – продолжал Андрес. – Чтобы тут чисто было, как в забое, понятно вам? Такое свинство нельзя оставлять, если делать проходку!

– Вспомнил! – радостно воскликнул дед Суханек. – Они стучали. Стучали! Я тюкнул обушком в стену, а они ответили. – Суханек осекся. – Да где он, обушок-то? Я там обушок оставил!

«Пес» Андрес взволнованно обернулся к нему, нетерпеливо, отрывисто спросил:

– Суханек, вы уверены, что это они стучали?

– Ну да, стучали, – настаивал дед. – Всякий раз трижды: тут, тук, тук… Только я там обушок оставил…

– Значит, к ним поступает воздух, – с облегчением сказал Андрес. – Вот это здорово, черт побери!

– Ja, – кивает Ханс. – Gut.

Из обрушенного штрека доносится шум, и оттуда показываются ноги Пепека.

– Зачем вас туда понесло? – накидывается на него Андрес.

– Лазил посмотреть, – цедит сквозь зубы Пепек, выпрямляясь. – Получай свою лампу, дед.

Лицо деда морщится от радостного смеха.

– Вот анафема! А обушка там не было?

– Какого еще обушка?

– Слушайте, Фалта! – вскипает запальщик. – Если вы у меня еще раз выкинете такую штуку…

Пепек бросил на него разъяренный взгляд.

– Съем я, что ли, вашу дыру? – Он посмотрел на свое кайло. – Надо бы подпорки… за тридцатым метром. Там кровля обвисает… Можно только на брюхе проползти. – Пепек сплюнул и сделал вид, что вытаскивает из– под обломков какую-то расщепленную балку, а на остальное ему, мол, наплевать.

– Как будто я сам не знаю, что кровля там провисает, – бурчит Андрес, ни к кому не обращаясь. – Значит, проходку придется делать отсюда…

– Если бы там покамест подпорки поставить, – громко говорит Пепек в стену, – можно было бы начать проходку оттуда…

– Как бы не так, – обращается Андрес в потолок, – кто-нибудь туда влезет, а его сверху придавит…

Пепек опять сплюнул, продолжая возиться с балкой.

– Подумаешь, я бы сам поставил подпорки, – бормочет он как бы про себя, бесцеремонно повернувшись спиной к «псу» Андресу.

Ага, они поругались и теперь не разговаривают друг с другом!

– …стану я всякого караулить, как же! – огрызается Андрес, ни на кого не глядя, и демонстративно направляется к Мартинеку.

– Пес! – довольно громко зашипел Пепек. – До чего надоел, сволочь этакая! Еще орать на нас вздумал…

Слышно, как Андрес отводит душу на крепильщике; тот спокойно отвечает высоким голосом…

– Ну как, – обращается Пепек к Хансену, – ставить мне пока там подпорки?

Ханс кивнул.

– То-то же! – признательно буркнул Пепек и благодарно сверкнул глазами в сторону Хансена. – Он тоже не боится. Станда, пилу! И просунь мне туда какое-нибудь бревно, понятно?

После этого он налил в ладонь масла из лампы и натер им себе шею и плечи.

– Ну, я полез, Адам. Если запальщик что скажет, передай ему – пусть поцелует меня в…

Адам кивнул, продолжая разбирать завал.

Дед Суханек все еще сокрушенно крутит головой.

– Первый раз такое случилось: чтобы я да инструмент когда где оставил – в жизни этого не было, тридцать лет не случалось такого, братцы… Я помогу тебе, Станда, – добавил он живо и принялся убирать осыпь; бедный дед со стыда сам себя понизил в ранге, теперь он, как откатчик, носит камни, ковыляет с ними, еле переводя дух…

– Сколько вам лет? – не удержался Станда.

– Пятьдесят пять. А зачем тебе?

– Просто так.

Деду можно дать все семьдесят, неужто шахта так сушит людей? Или тут другая причина?..

Вернулся запальщик.

– Послушайте, Андрес, – восклицает дед, выпустив из рук камень. – Коли тот обушок не найдется, тогда… пусть у меня вычтут…

«Пес» Андрес ничего на это не ответил.

– Давай, давай, ребята, – устало проворчал он. – Скорей бы до воздухопровода добраться…

После этого он присел у обрушенного штрека и прислушался. Конечно, Пепек там. И десятник хмурится как черт, того и гляди укусит.

X

Теперь Станда обнаруживает некоторый порядок в работе. Мартинек и Матула постепенно приближаются к крейцкопфу, подпорка за подпоркой – вот и ладно, друг, еще тут подпереть бы… Хансен подойдет, посмотрит, удовлетворенно кивнет и идет дальше; то тут, то там он поднимает блестящий чумазый нос к крепи и озабоченно смотрит – не ломаются ли дальше перекладины. Или остановится и настороженно прислушивается. Или опустит контрольную лампочку к полу – нет ли газа, а встречаясь взглядом со Стандой, подмигивает, будто хочет сказать: ничего, ничего, gut, пока все идет нормально.

Дед Суханек перестал тараторить и усердно разбирает завал; у него кривые, дрожащие ножки, но как много может сделать этот невзрачный человечек! Адам работает молча, неторопливо, но завалившийся штрек словно расступается перед ним; он уже продвинулся внутрь отверстия и, стоя на коленях, расчищает следующий метр прохода. Андресу, наверно, уже надоело, что и обругать-то некого, и он лезет к Пепеку; сейчас они где-то внутри, сердито ворчат друг на друга, лаются, словно два барсука в одной норе. В остальном здесь даже спокойно – нет ни спешки, ни суматохи; только работают люди так, что ног под собой не чуют. Смотри, вот как борются за человеческую жизнь; никакого геройства, – просто тяжкий труд.

В крейцкопф заглянул крепильщик Мартинек.

– Как делишки? – благодушно спрашивает он. – А нам новый лес везут.

Молодой гигант сел на опрокинутую вагонетку, довольно поглаживая широкой ладонью свои голые плечи, и голубыми улыбающимися глазами стал смотреть на незаметную, неторопливую работу Адама.

– Тоже ничего себе работенка, – заметил он через некоторое время.

Из дыры, пятясь, вылезает запальщик Андрес; уже по его заднице видно, что в нем все клокочет от ярости. Едва встав на ноги, он прицепился к Мартинеку.

– Вы что, глазеть сюда пришли? – рявкнул он.

– Ага, – спокойно отвечает Мартинек, даже не повернув головы.

– Марш на место! – срывающимся голосом заорал «пес» Андрес. – Вы здесь не для того, чтобы прохлаждаться, вы… вы…

За спиной у него хрустнуло, и Андрес обернулся, будто на шарнирах. Сзади стоит Матула, пригнувшись, как горилла, и глаза его налиты кровью; он грозно рычит:

– Что? Кто здесь, по-вашему, прохлаждается?

Запальщик прижался спиной к стене.

– Что вам надо? – резко спросил он и сжал кулаки.

– Господи боже, – вырвалось у Суханека, и от испуга он приложил пальцы к губам, словно девочка.

Молодой гигант даже не шевельнулся.

– Оставь его, Матула, – сказал он добродушно, будто речь шла о брехливой собачонке. – Это у него само пройдет…

Андрес отделился от стены.

– А вот я посмотрю все-таки, далеко ли вы продвинулись, – сказал он неестественно спокойным тоном и пошел, не оборачиваясь.

Каменщик Матула повернул за ним, как бык, и растопырил пальцы, готовый вцепиться в горло Андреса.

– Оставь его, – незлобиво повторяет Мартинек, продолжая поглаживать свои голые руки.

Как странно – даже здесь, в шахте, от Мартинека веет чистотой, он кажется каким-то золотистым, и невольно вспоминаются созревающие хлеба. Приветливо и чуточку сонно глядит он на медленную работу Адама. Тот все глубже вгрызается в штрек и даже не обернется; штаны у него постепенно сползают вниз по узким бедрам, на спине выпирают позвонки, но длинные неторопливые руки работают с такой уверенностью, что можно рот разинуть и глядеть, глядеть без конца.

Андрес возвращается надутый и мрачный.

– Надо бы добавить еще переклад к последней паре, – говорит он, ни к кому не обращаясь. – И как следует закрепить скобами.

– Надо бы, – отвечает крепильщик с невозмутимой приветливостью. – А который теперь час?

Запальщик достал часы в желтом слюдяном футляре.

– Скоро половина девятого, – буркнул он, по-прежнему ни к кому не обращаясь и ни на кого не глядя.

– Я, пожалуй, поставлю тут пару стоек, Адам, – говорит крепильщик Мартинек и сладко зевает.

Адам выпрямился, подтянув штаны на голом потном заду.

– Можно, – промямлил он равнодушно.

Запальщик Андрес переминается, хмурит лоб; вон как – ему явно дают понять, что в нем никто не нуждается!

– Пулпан, – раздраженно гаркает он, – полезайте к Фалте и скажите ему, что он может смениться.

– Пожалуйста, – поспешно отвечает Станда, но вдруг чувствует, что у него схватило живот, а к горлу подступает тошнота. Как, лезть в этот завалившийся штрек?.. Но ведь там уже были другие, правда?.. Ну да, были, и Станду засмеют, если он не пойдет: эх ты, сопляк, зачем же ты первым вызывался? Будь здесь хоть Хансен, он бы поглядел на Станду, кивнул бы, и тогда все пошло бы легче…

– Ну, идете, что ли? – ворчит Андрес.

Станда просовывает голову в черную дыру, сердце у него замирает, но кто-то дает ему пинка:

– Лампу-то возьми!

Станда пролезает на четвереньках под обломками, освещая себе путь лампой; он пробирается по грудам мелкого щебня, – иногда нужно ползти на коленях, иной раз можно почти выпрямиться; с кровли свисают лопнувшие балки, он ежеминутно натыкается на них то головой, то плечом. Вдруг он каменеет от ужаса: зашуршало прямо над головой!

– Пепек! Пепек! – зовет он в отчаянии. – Пепек, сейчас все упадет! Иди назад, Пепек!

«Вернусь, не могу дальше, – думает обливающийся потом Станда, распластавшись на острых камнях. – Нет, я должен предупредить Пепека, иначе его засыплет!» Станда ползет дальше; только бы ноги так не тряслись, только бы не подкашивались – ему кажется, что они стали какими-то ватными.

– Пепек! – кричит он слабым, плаксивым голосом.

И вот в довершение всего опрокинулась лампа – пшш! – и погасла. Станда лежит в непроглядной тьме и всхлипывает от страха. Теперь уже и в самом деле надо возвращаться, он пробует попятиться, но ноги его натыкаются на одни полуобвалившиеся стены. Станда готов завопить благим матом, призывая на помощь. «Господи, господи, хоть бы свет был! Пепек! Слышишь, Пепек!» – Станда шарит руками в этой ужасной темноте, нащупывает впереди пустоту и лезет дальше; вот он наткнулся на кучу обломков – значит, точка, дальше пробраться невозможно. Станда со все возрастающим ужасом ощупывает камни – и вдруг до него доносится какой-то новый, на этот раз размеренный шорох.

– Пепек! – из всех сил кричит Станда, продвигаясь вперед ощупью; да… нет… да, вот расщелина, а за ней отверстие пошире; Станда протискивается туда, ободрав плечи, ползет на коленях и натыкается головой на кровлю; теперь шорох и стук слышны ближе, мигает тусклый свет.

– Пепек! – кричит Станда.

Шум прекратился.

– Что такое?

Станде становится легче. Теперь все равно, будь что будет, главное – там Пепек! Уже доносится резкий запах пота, уже виден дрожащий огонек; только сейчас Станда замечает, как судорожно вцепился он вспотевшей рукой в погасшую лампу – и пальцы не разогнуть.

– Пепек, – вырывается у него, – у меня лампа погасла!

– Ну так подай ее сюда, – отвечает Пепек и отодвигает свой зад несколько вбок, чтобы протянуть руку к Станде, так тут тесно между перекореженной крепью.

– Пепек, запальщик велел сказать, что тебе пора смениться.

– Да? – бурчит Пепек. – Можешь ему передать, пусть идет в болото. Я тут доделаю. Держи.

Станда берет зажженную лампу; он почти счастлив, что у него опять есть свет.

– Он с крепильщиком схлестнулся, – сообщает он радостно.

– Ну-ну, ври больше, – удивляется Пепек и, охваченный внезапным любопытством, перестает стучать по бревну. – А что же ему сказал Мартинек?

– Мартинек, – мигом придумывает Станда, – сказал ему… чтобы он на нас так не гавкал, что нам не нужно дважды приказывать…

– Хм, – невольно фыркнул Пепек. – Лучше бы он его по морде съездил.

И вдруг Пепек захохотал так, что у него затрясся зад.

– Станда, а я его, понимаешь, лягнул в самую харю! Он сунул сюда свой нос – и то и се, мол, не по-шахтерски сделано, и вообще… А я прикинулся, будто назад лезу, и как дам ему в зубы каблуком! Ну и плевался он… – Пепек завозился от восторга. – Скажу тебе, ради такого дела я и потерпеть готов… Который час?

– Половина девятого. А может, и больше.

– Значит, скоро сменимся, – соображает Пепек. – Ну, коли ты сюда добрался, постучи-ка им, хочешь?

– Кому?

– Ну, тем троим.

Пепек ловко пополз вперед, Станда не поспевает за ним; теперь ему уже не так страшно – он видит перед собой ноги Пепека и его спину; он только удивляется, до чего длинный этот ходок.

– Здесь осторожнее, – предупреждает Пепек и ползет на коленях вперед. – Здесь того и гляди обрушится.

И он лезет все дальше, на животе, боком, как придется. Но вот Пепек остановился.

– Ползи поближе, – говорит он таинственно, словно играет в какую-то детскую игру. – Теперь, чтобы достать, перелезай через меня…

Станда перебирается на животе через твердое потное тело Пепека, потом светит перед собой – сплошной завал.

– Стучи здесь, – показывает Пепек. – Возьми обломок и бей в это место.

У Станды дрожит рука, и он еле удерживает камень.

– Слышишь? – взволнованно спрашивает Пепек.

У Станды только кровь шумит в ушах.

– Не слышу, – выдыхает он сдавленно.

– Попробуй еще разок, ну… Сейчас… Сейчас они подают сигналы, – вне себя шепчет Пепек.

Тик-тик-тик – точно где-то тикают часы. И снова: тик-тик-тик. Станда от волнения чуть не съехал с Пепека. Значит, они и вправду там! Живые люди – и они отвечают на сигналы Станды! Точно он им руку подал, почти что говорил с ними – тик-тик-тик… Станда с силой бьет в свод: да, я здесь, все здесь – я и Пепек, инженер Хансен и крепильщик Мартинек, вся первая спасательная! Бух-бух-бух – стучит Станда в стену. Вы слышите нас? Не бойтесь, мы придем за вами; если бы даже мне пришлось разгребать эти камни голыми руками… Тик-тик-тик…

– Слышишь, Пепек, они отвечают! – восхищенно шепчет Станда. – Скажи, что мы им поможем, Пепек, что мы их там не оставим!..

– Слезай-ка лучше, – кряхтит Пепек.

Станда неохотно сползает с мокрой спины Пепека; ему хочется постучать еще раз этим людям, громко и медленно, так громко, чтобы они поняли; помощь близка, здесь первая спасательная. Мы уже идем к вам и будем биться с этой стеной, перетаскаем все камни, руки обдерем до костей; вот она, вот – наша рука, товарищи, погребенные заживо; не может, не может того быть, чтобы мы вам не помогли!

– Отполз? – осторожно спрашивает Пепек, шаря позади себя ногами. – А то как бы в рожу тебе не угодить.

– Погоди минутку, – просит Станда; он встал на колени и смотрит восторженными глазами на спину Пепека. – Скажи, Пепек, ты сделаешь все, чтобы им помочь? Понимаешь, мы все, вся первая спасательная… Понимаешь, Пепек… мы им… поклянемся в этом… пусть даже их спасение будет стоить нам жизни!

– Ладно! – ворчит Пепек, и его зад каким-то удивительным образом выражает крайнее нетерпение. – Когда кончишь вздор молоть, скажи. Сыпь назад, эх ты…

Станда молча пятится в узком ходке.

– Пепек, – спрашивает он спустя некоторое время, – а свет у них есть?

– Лампы-то есть, да, понятное дело, и они когда-нибудь догорят.

Станда вздрогнул.

– Ужас! В этакой темнотище!.. Пепек, как, должно быть, страшно – ждать в такой темноте!

– Гм, – отвечает Пепек. – Послушай, отползай-ка подальше, здесь, кажись, обвал будет.

Но Станда, очевидно, не слышит.

– Пепек, Пепек, мы не имеем права оставить их там!

XI

Когда Станда и Пепек вылезли в штрек, с инженером Хансеном и Андресом стоял какой-то коренастый человек и размахивал руками. Мартинек уже надевал рубашку, Адам, бережно отложив кайло, подтягивал штаны… Коренастый человек обернулся – это был сменный мастер Пастыржик.

– Бог в помощь, ребята, – сказал он, – мы пришли вас сменить. Ну, как там дела?

Станда расстроился вконец. Значит, другая команда вырвет у нас кусок изо рта, когда мы сделали самую тяжелую работу; теперь они спасут тех троих – так всякий дурак сумеет! Но я бы им сказал! Я бы так и сказал: можете убираться к чертям собачьим, мы пришли сюда первые и доведем работу до конца; первая спасательная сама выведет своих засыпанных. Мы выдержим здесь хоть до утра.