Текст книги "Чертова дюжина"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Ясно. – Котов взглянул на Беклемешева. – Зиновий, собери группу, человек пять. Необходимо обследовать набережные. И пусть возьмут дозиметристов. Кстати, запросите ГАИ обо всех угонах по Москве и области в течение последних трех дней. Возможно, фугасы установлены в багажниках. Особое внимание обратить на «Жигули» первой, третьей и пятой моделей. Может быть, шестой. «Москвичи» старых моделей. Этим займитесь в первую очередь.

– Хорошо, – Беклемешев черкнул в блокноте.

– Что-нибудь еще? – обратился Котов к Савину.

Тот кивнул:

– Да. Мы рекомендовали бы наибольшее внимание уделить Москворецкому и Каменному мостам.

– Соображения?

– Опять-таки максимализация ущерба. В районе Большого Москворецкого и Большого Каменного мостов под Москвой-рекой проходят линии метрополитена. В случае подрыва в этом районе ядерного фугаса неизбежно возникнет динамическая волна, избыточное давление в грунте, и, как следствие, произойдет обрушение всех подземных коммуникаций на глубине до тридцати пяти – пятидесяти метров. Вода из Москвы-реки проникнет в метротоннели, и фактически все центральные станции в пределах Садового кольца окажутся затоплены. Это если мы успеем предпринять определенные меры безопасности. В противном случае зона затопления окажется гораздо более широкой. Учитывая же, что второй контур реактора Российского научного центра организован по разомкнутому циклу и охлаждается водой из артезианской скважины, которая затем сбрасывается в Москва-реку, мы рискуем получить и отравленное радиацией метро, где уровень облучения превысит все мыслимые нормы.

– Ясно, – Беклемешев кивнул, показывая, что и это замечание принял к сведению.

– Так, – Котов обвел взглядом присутствующих, – тут все более или менее ясно. С бомбой еще работают, результаты появятся часа через четыре, а то и позже. «Голосовики» пока тоже молчат. Давайте пройдемся по информации, которой мы располагаем. Что нам известно? Примерная численность группы – от тринадцати до семнадцати человек. Отпечатков пальцев нет. Что они замышляют, мы тоже пока не знаем. Дальше. Как им удалось ввезти фугасы на территорию Москвы, не попавшись на радиационном контроле?

– Возможно, они использовали свинцовые «рубашки»? – предположил один из оперативников.

– Да, похоже, так оно и было, – Котов сверился с собственными записями. – Единственный террорист, личность которого нам известна доподлинно, – некий Андрей Денисович Смирнов, тридцать семь лет, прозвище – Марафонец. В армии с семьдесят восьмого года. С восемьдесят первого – в отряде боевых пловцов «Сатурн». С восемьдесят восьмого – командир отделения, отличник боевой и политической подготовки. В девяносто четвертом, после переподчинения отряда Украине, подал рапорт. Уехал к родителям в Новгород. И больше никакой информации. Как сквозь землю. Личные качества: превосходный стратег, отменные командирские способности. Его отделение имело лучшие показатели в отряде. Смел до отчаяния. Утверждает собственную индивидуальность путем противопоставления себя возможной опасности.

– Здесь мы можем говорить об определенной трансформации личности в плане конструктивности поведения, – вступил в разговор тучный мужчина пятидесяти лет, отдувающийся и часто утирающий платком лоб. Звали его Никита Владимирович Овчинников, и работал он в отделе психологических экспертиз. – Вероятно, оказавшись вне привычной среды, наш подопечный так и не смог адаптироваться и начал искать точки приложения профессиональных навыков. Для военных, особенно для сотрудников специальных подразделений, людей с конструктивной трансформацией личности, характерно пренебрежительное отношение к жизни, как своей, так и чужой. Отсюда и склонность к безрассудным и чрезмерно решительным поступкам. Человек этот будет действовать в соответствии с собственным восприятием мира, используя навыки, приобретенные ранее. Военный же опыт, привычка подчиняться приказам, навыки работы в команде делают его чрезвычайно опасным.

– Нам удалось установить его связи? – спросил Котов, поворачиваясь к оперативникам.

– Пока только круг лиц, с которыми Марафонец находился в непосредственном контакте во время службы в армии. В данный момент мы выясняем их местонахождение и алиби на день ограбления склада. Через пару-тройку часов будем знать все о каждом.

– Как долго, – покачал головой майор. – Очень долго.

– Так Украина ведь, Александр Яковлевич. Другая страна. Им до нас дела нет.

– Да знаю. А что насчет намерений террористов, Никита Владимирович? Каково заключение психологов?

Овчинников порылся в листах.

– Где же это? Ага, вот, нашел. Та-ак, главарь террористов – личность неординарная, решительная, амбициозная, практически не поддающаяся постороннему влиянию. Если зажать его в угол, он скорее всего покорится, но лишь с целью выиграть время.

– То есть, если мы расстроим его планы, он может сдаться? – спросил Беклемешев.

– Да, но только тогда, когда вы приставите ему ствол пистолета к голове. Все остальные варианты для него относятся к категории временных трудностей. – Овчинников просмотрел следующий лист. – Главарь из породы «кровавых полководцев». Стоит проанализировать схему ограбления складов, и сразу становится ясно: человеческий фактор для него практически не играет роли. Он воспринимает гибель мирных жителей как неизбежное зло. Потери в группе для этого человека, конечно, имеют значение, но лишь потому, что осложняют выполнение задачи. Однако он не убивает больше, чем это действительно необходимо.

– А вы не думали, что этот Марафонец… – начал было Котов, однако Овчинников покачал головой.

– Думали. Нет, вряд ли. Если главарь и принимал участие в ограблении лично, то скорее всего в первых рядах. Однако мы склонны полагать, что его там не было. Стояние на стреме – роль малопочтенная и не прибавляющая авторитета, а, как я уже упоминал, главарь амбициозен. К тому же в случае стрельбы Марафонец погиб бы одним из первых, а потеря вдохновителя вряд ли входила в планы террористов. Странным кажется вот что: банальный шантаж совершенно не вяжется с психологическим рисунком главаря. Изощренность и дерзость похищения мин совсем из другой оперы, нежели получение выкупа.

– Вы полагаете, у них что-то еще на уме? – поинтересовался Котов.

– Вот именно. Лично я убежден: выкуп – только часть замысла главаря. Меньшая или большая, трудно сказать, но…

– Хотя бы теоретически мы можем сделать предположения о характере его замысла?

– Нет. Здесь возможно все что угодно, начиная с личной мести и заканчивая нейтрализацией крупной политической фигуры.

– Президента?

– Возможно и такое.

– Но для чего?

– Как правило, террористы – люди, имеющие определенные убеждения. Оговорка: я имею в виду террористов, а не мелких бандитов-вымогателей. Возможно, основная цель главаря – именно вторая, неизвестная пока нам часть плана, а требование выкупа – всего лишь отвлекающий маневр.

– Он взорвет фугасы? – Котов закурил, принялся рассматривать растущий столбик пепла.

– Несомненно, если мы дадим к этому повод. Взорвет, если не получит желаемого, и будет считать, что заслуженно наказал нас. Он в некотором смысле игрок. А в игре платит проигравший.

– Есть какие-то рекомендации?

– Когда вы установите состав группы…

– Сплюньте. – Котов вспомнил саперов.

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Овчинников улыбнулся. – Так вот, уделите особое внимание исполнителям. Бесполезно пытаться воздействовать на костяк группы, но можно попробовать убедить сдаться остальных.

– Хорошо, разработайте соответствующий текст.

– Уже разрабатываем.

– Отлично. Что-нибудь еще? Если ничего конструктивного больше нет – всем спасибо. Да, Денис Юрьевич, поторопите своих орлов, пусть постараются насчет бомбы провернуться побыстрее. Времени у нас в обрез.

Тот развел руками:

– Пытаемся, Александр Яковлевич.

Эксперты начали подниматься, шумно двигая стулья, собирая рабочие записи, оставляя заключения, карты, схемы.

Когда кабинет опустел, Котов повернулся к Беклемешеву:

– Что скажешь, Зиновий?

Тот еще раз внимательно осмотрел карту, вздохнул и покачал головой.

– Нам их не поймать, нет. Даже если удастся установить состав группы, мы все равно не знаем, где их искать. Нужно эвакуировать людей, брать пару дивизионов внутренних войск и прочесывать город. Все, шаг за шагом, предполагаемые места взрывов, метротоннели…

– Ладно, Зиновий, – Котов придвинул карту к себе, – действуй. Обнаружишь что-нибудь интересное, сразу докладывай.

– Хорошо. Ты будешь у себя?

– Может быть, к «голосовикам» схожу, потороплю. – Котов кивнул на потолок. – Пока начальство совещается, все равно никуда уйти нельзя, но время надо использовать на всю катушку. Кстати, получишь сводки из ГАИ, зайди ко мне, посмотрим вместе.

– Хорошо, Саш.

Беклемешев вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.

Котов не успел сходить к «голосовикам».

Через двадцать минут его вызвали на экстренное заседание объединенного штаба по чрезвычайной ситуации, проходившее в Зале совещаний Кремля.

09.51

Проход был подготовлен заранее, равно как и все остальное, включая мощный бур, работающий от обычного щелочного аккумулятора. Каждый из тринадцати понимал: Хорь заботится в первую очередь не об их удобстве, а о выполнении задачи.

Примерно через час после взрыва на Курском вокзале с Малой Дмитровки на Садовую-Каретную свернул обшарпанный грузовичок «ГАЗ» с надписью «МЕБЕЛЬ» на борту. Машина ползла неторопливо, и возмущенные водители обгоняли ее, нажимая на клаксоны, покручивая пальцем у виска. На Садовом кольце скорость меньше семидесяти вряд ли приемлема. А этот ехал не торопясь, у самой бровки тротуара, к Самотеке.

У эстакады грузовик перестроился в правый ряд и за Театром кукол свернул на Делегатскую. Затем у дома номер четырнадцать – в 1-й Волконский переулок. Водитель – Пастух – выглядел таким же потасканным и обшарпанным, как и машина. Он внимательно смотрел на прохожих из-под кустистых бровей. На соседнем сиденье дремал парень в спецовке и бейсбольной кепочке – Крекер. На подъезде к Самотечной улице Пастух нажал кнопку, которая должна была включать вентиляцию. На самом же деле тумблер приводил в действие переговорное устройство, связывающее кабину и кузов.

– Внимание, – почти не разжимая губ, сообщил водитель, – мы на месте.

Грузовичок остановился напротив водосточного колодца. Железный люк оказался сантиметрах в десяти перед бампером машины. В ту же секунду Крекер открыл глаза.

– Эх, говорил же, надо в аварийку одеваться, – буркнул он.

– Мало ли что ты говорил, – отрезал Пастух.

– Ма-ало ли, – передразнил молодой. – Вот засекут нас, посмотрим, что вы тогда запоете.

– Не засекут, – спокойно сказал Пастух. – В это время дня тут пусто. Народ по домам сидит, сериальчики смотрит и пирожки с капусткой кушает.

Крекер набычился упрямо.

– Тебе-то, старый, откуда знать? Возьмут вот и засекут. Какая-нибудь бабка в окошко выглянет – и кранты. А если нас повяжут – махом всем вышак обломится.

– Не выглянет, – отрезал Пастух. – И вообще, не ной. Все будет абгемахт.

– Абгемахт, абгемахт. – Крекер был недоволен. Отличался он своевольным и сварливым характером. – Вы, блин, такие уверенные, как неваляшки. Знаешь, что с неваляшками случается, старый?

– Ну?

– Ломаются они, вот что. Об пол стукаются и разбиваются.

– Ладно, хорош болтать, – оборвал партнера Пастух, – давай за работу.

– Жалко мне вас, старый, – с притворной печалью произнес Крекер. – Попомните потом мои слова, да поздно будет. Я-то всегда свалить успею, если жареным запахнет, а вот вы, твердолобые, будете сидеть, пока задницу не напечет. А, да чего тебе объяснять!.. Только время зря теряю.

– Иди, иди, – усмехнулся Пастух. – Это у тебя нервное.

– Пошел ты!..

Крекер открыл дверцу, спрыгнул на тротуар и остановился, разминая ноги. Стащив кепочку, пригладил длинные белые волосы, стянутые в хвостик, пошевелил плечами, покрутил кистями рук. Проделывая это, он как бы между прочим посматривал на окна ближайших домов. Тишина. Никого. Прав Хорь, прав. Место тихое. Ни машин, ни прохожих.

Повернувшись к грузовику, Крекер вновь нацепил кепочку. Это и был условный сигнал.

Пастух еще раз нажал кнопку.

– Все чисто.

* * *

В кузове фургона заканчивались последние приготовления. Боевики Хоря подхватывали амуницию и оружие. Координатор операции, Шептун, сидевший у стены, сплошь заставленной радиоаппаратурой, повернулся в кресле.

– Начинаем. Удачи, парни.

Металлическая дверь кузова распахнулась. Затянутые в черное фигуры одна за другой исчезали в ярком солнечном дне. Со стороны происходившее напоминало американский боевик. Люди, выпрыгивавшие из мебельного фургона, экипированы были сообразно заданию: черные комбинезоны, бронежилеты «коммандос», усиленные дополнительными пластинами, приборы ночного видения, сдвинутые пока на лоб, черные кепки, фонари на поясе, дымовые и осколочные гранаты, фляги, аптечки в специальных подсумках, ножи «катран», обоймы для автоматов, альпинистские веревки и плащ-палатки, пристегнутые к спине, карабины, пистолеты – у кого «гюрза», у кого «беретта-92» – в кобурах на поясе, крохотные передатчики «Кенвуд» со скремблерами. И у каждого на груди висел автомат. У троих – спецназовские «валы». Еще у четверых – «АКСУ». Белоснежка сжимала в руках снайперский «винторез», увенчанный мощным телескопическим прицелом.

Айсберг и вовсе тащил на себе целый оружейный склад. На левом плече у него болтался спаренный огнемет «РПОА», на правом – барабанный гранатомет «РГ-6» и объемистая сумка с запасом гранат, на груди – компактный «АКСУ». Несмотря на солидную тяжесть, гигант двигался легко, как балетный танцор.

Лица у всех были густо раскрашены серым и черным маскировочными карандашами, отчего боевики напоминали хищных животных – обитателей джунглей.

Пока группа выбиралась из кузова, Крекер взял из фургона стальной крюк, подцепил крышку люка и отодвинул ее в сторону. Прошло несколько секунд, и улица вновь была пуста. Боевики скрылись в подземелье. Крекер задвинул люк и спокойно направился к машине. Не торопясь, закрыл кузов, запрыгнул на подножку и, сунув руку в кабину, подхватил наплечную кожаную сумку.

– Ну что, старый, разбежались?

Пастух усмехнулся.

– Давай беги, Печеньице.

Крекер тоже расплылся в улыбке.

– Будь здоров, не кашляй. Ни пуха!

– К черту! Смотри в оба.

– А как же… Увидимся.

– Обязательно.

Крекер повернулся и зашагал по улице, беспечно насвистывая что-то себе под нос.

На данном этапе операции у каждого из них была своя задача.

В фургоне остались пятеро: Пастух, Шептун, Близнец, выполняющий функции оператора, Папаша Сильвер и человек в штатском, сидящий в стороне и не принимающий участия в общей подготовке. Задача Шептуна и Близнеца заключалась в перехвате радиопереговоров военных, милицейских и воздушных патрулей и корректировке в соответствии с этим действий группы. Пастух и Папаша Сильвер в случае обнаружения фургона должны были обеспечить отход координационной команды.

В кузове был установлен маленький телевизор. Еще один крохотный телевизор «Касио» с жидкокристаллическим дисплеем лежал в кармане рубашки Крекера. Под мышкой у него, как и у остальных членов группы, в удобной кожаной кобуре пряталась «гюрза». На правом боку, в специальных кармашках, устроились запасные обоймы: пять штук по восемнадцать патронов каждая. Девяносто выстрелов. А стрелял Крекер отменно, из-за чего и был завербован Хорем. На голени он укрепил специальные ножны, в которых покоился тонкий удобный нож с обоюдоострым клинком. В сумке лежали переговорное устройство, диктофон, телефон сотовой связи, моток изоленты, три трехсотграммовые пластитовые шашки, шесть детонаторов и три радиовзрывателя.

Оставшиеся в фургоне были экипированы не хуже. Только в кузове у Пастуха и Сильвера, помимо автоматов, винтовки Драгунова, пистолетов и ножей, имелся солидный запас гранат «Ф-1». Как говорится, береженого бог бережет.

Каждый понимал: случись самое плохое, повяжи их спецслужбы, и всех расшлепают, что называется, не отходя от кассы. Поэтому любой из боевиков был готов драться до последнего, не за Хоря, но за себя, за свою жизнь.

«ГАЗ» медленно тронулся и вырулил на Самотеку, прополз под Самотечной эстакадой и выкатился на Цветной бульвар. Пастух знал, что сейчас под землей движутся восемь черных теней. Сосредоточенно, не переговариваясь, в полной темноте. Пассивные приборы ночного видения помогали им различать дорогу.

На Цветном грузовик попал в пробку. До Петровского бульвара он полз со скоростью сто метров в час. Здесь свернул направо, миновал пару кварталов и въехал в заранее присмотренный, абсолютно неприметный переулок. Дома тут давным-давно были выселены по причине капитального ремонта, и посему дворик обживали местные подростки да изредка забредали зачуханные бомжи.

Сейчас здесь было пусто. По поводу всего остального Пастух не волновался. Вскоре Москва обезлюдеет, и вот тогда им придется смотреть в оба, потому что вместо безобидных горожан на улицу выйдут «волки».

10.10

Под землей группа преодолела Садовое кольцо и вышла к коллектору, расположенному под Цветным бульваром. Тупой, тяжелый, нескончаемый гул напоминал боевикам о том, что наверху, в трех метрах над их головами, неспешно ползут машины – грузовики, троллейбусы, такси. В городе все еще бурлила привычная жизнь. Короткий тоннель убегал вправо, метрах в десяти пересекался с узкой горловиной канализации, а еще через десять метров заканчивался водосточным колодцем, выводящим на поверхность за Центральным рынком. Каждый из восьмерых уже дважды проходил этим маршрутом. В первый раз они просто исследовали дорогу, сверяясь с планом, намечая маячковые точки, во второй – переносили и прятали ящики со взрывчаткой и кумулятивными зарядами, оборудование, аккумуляторы.

Группа остановилась. Генерал, который был старшим, вытащил из кармана жилета переговорное устройство и набрал код.

– «Осень», – послышался в динамике хрипловатый, густо сдобренный помехами голос Шептуна.

Генерал чуть убавил громкость и произнес единственную фразу:

– «Москва-один», мы у первого маяка.

– «Осень», тебя понял. – Шептун отключился.

Генерал оглянулся. Все они стояли за его спиной. Сопливый толстяк Бегемот – ему в предстоящей операции отводилась особая роль; за ним – Леденец; затем рыжий, как подсолнух, Чубчик; следом – бесцветный и унылый Дофин; дальше – Ватикан, даже в форме выглядевший элегантно и стильно, впрочем, форма ему к лицу; Белоснежка, аккуратно-любовно придерживающая свой «винторез»; и, наконец, громила Айсберг, несущий на себе такую огневую мощь, что хватило бы развалить хороший восьмиэтажный дом «сталинской» постройки. Все настороженные, готовые действовать.

Генерал поднял руку и сделал движение кистью, означающее «продолжаем марш». Группа двинулась вперед под Цветным бульваром, к Трубной площади, к маяку номер два.

* * *

Странно, но в «Останкино» до сих пор было достаточно спокойно. Правда, внизу появилась пара охранников, вооруженных «АКМС». Милиционеры явно маялись от безделья, прогуливались вдоль двери и придирчиво рассматривали входящих. Даже тех, кто не нес с собой пакетов и сумок. Видимо, они считали каждого работника телецентра потенциальным террористом, прячущим под плащом как минимум десяток ядерных боеголовок.

Вероника толкнула дверь и на ходу кивнула милиционерам. Один из них моментально шагнул навстречу, преградив ей путь.

– Пропуск, – строго потребовал он.

Вероника продемонстрировала пропуск, то же самое сделал Михаил.

– Это с нами, – кивнул оператор на Марафонца.

Сидящий за конторкой милиционер тут же вздернул брови.

– Сейчас выпишу временный, – пояснила Вероника и заторопилась к окошку пропусков.

Через пару минут они поднимались в лифте на второй этаж.

– Так, Миша, бегом в аппаратную. Я сейчас подойду, займемся монтажом.

– Понял, не дурак, – ответил оператор. – Уже испаряюсь.

– Давай.

Пройдя через холл, Вероника и Марафонец оказались в огромном зале, сплошь заставленном компьютерными столами. Здесь сновали люди, каждый по каким-то своим делам. Кто-то клацал клавиатурой, набирая текст; кто-то что-то втолковывал стоящему рядом; чуть поодаль низенький пожилой мужичонка распекал виновато потупившегося верзилу. При этом пожилой активно помогал себе взмахами обеих рук.

– С меня голову снимут! Понимаете? Голову! – кричал он, хлопая себя ребром ладони по позвонку, словно показывая: именно в этом месте, вот тут, и коснется топор несчастной цыплячьей дряблой шеи. – Через десять минут материал должен выйти в эфир, а вы рассказываете мне о каких-то там технических трудностях!

– Но…

– Знать ничего не хочу! Слышите? Ни-че-го не хо-чу знать! Все!

– А… – попытался вставить слово верзила, но старик замахал руками, будто и не руки это были вовсе, а крылья ветряной мельницы.

– Ничего не слышу! Это ваши проблемы, и меня они не волнуют!

На секунду Марафонец оторопел, остановился, оглядываясь, словно оценивая степень опасности этого чересчур людного места.

– Полетаева! – моментально переключился «дряблая шея», едва заметив Веронику. – Вы преступница! Убийца! Нет, не убийца, а УБИЙЦА! Большими буквами!

– Почему, Геннадий Матвеевич? – улыбнулась Вероника.

– Посмотрите на нее! – возопил «дряблая шея», призывая в свидетели весь зал. – Она еще улыбается! У меня нет слов! – закончил он трагически, однако слова тут же нашел: – Что вы сделали этим утром?

– Ничего особенного.

– Конечно, ничего особенного! Если не считать того, что вы меня зарезали! Без ножа! – Он засеменил навстречу, и Марафонец невольно напрягся. – Понимаете вы?! Без ножа! У вас в руках такая информация! Бомба! Вас уже два часа по всему «Останкино» ищут!

– Ищут давно и не могут найти девушку этак лет тридцати, – продекламировала Вероника и тут же кинулась в атаку. – Геннадий Матвеевич, голубчик, не нервничайте вы так. У меня потрясающий репортаж.

– Она говорит «не нервничайте»! У вас у всех потрясающие репортажи! Абсолютно у всех. А конкретно у вас вообще не может быть потрясающего репортажа! – отрубил «дряблая шея», всплескивая худенькими руками. – Понимаете вы?! Не может! Ваш потрясающий репортаж уже случился сегодня утром! Все! Никакой другой работы! Сейчас это самое главное! Новость должна идти в эфир, пока она горячая, как бабушкин пирожок!

– Чьей бабушки? – уточнила Вероника.

– Перестаньте немедленно! – «Дряблая шея» побагровел. – Что вы, как девчонка, в самом деле?! Ядерные бомбы в Москве! Мы должны немедленно пустить это в эфир!

– Мы не можем пускать это в эфир, Геннадий Матвеевич, – возразила Вероника, – потому что тогда вашу голову точно отрубят.

– Ее и так отрубят из-за этого молодого лодыря. – «Дряблая шея» кивнул в сторону верзилы. – Перестаньте. И где Анищенко? Он должен был ехать с Кругловым! Теперь я не могу найти и его!

– Геннадий Матвеевич, миленький, – Вероника была примерно на голову выше «дряблой шеи», поэтому ей пришлось наклониться, чтобы заглянуть режиссеру в глаза, – мы вам привезли совершенно сумасшедшую новость, за которую ни с вас, ни с меня голову не снимут. Во всяком случае в ближайшие сутки.

В глазах режиссера моментально вспыхнул плотоядный огонек.

– Меня это не интересует! Что за новость?

– Во-первых, омоновцы разогнали толпу возле Курского вокзала, а во-вторых, первая обещанная бомба все-таки взорвалась.

На секунду «дряблая шея» застыл с приоткрытым ртом, а затем снова всплеснул руками, и непонятно было, то ли от восторга, то ли от ужаса.

– Да что вы?!

«Все-таки от восторга», – решил Марафонец.

– Не может быть! Превосходно! В смысле, я имею в виду, конечно, трагедия. Вы все сняли?

– Крупным планом, Геннадий Матвеевич, – заверила Вероника. – Мише лицо порезало.

– Надеюсь, ничего серьезного? Он мне еще сегодня понадобится.

– Пустяки.

– Так, быстро в монтажную. Я хочу иметь этот материал через пять, нет, уже через четыре минуты.

– Миша уже там. Я сейчас тоже иду. Со мной очевидец. Он был на вокзале.

– Что, когда бомба взорвалась? – недоверчиво переспросил «дряблая шея».

– Нет, когда разгоняли толпу.

– Это он? – Пожилой с любопытством повернулся к Марафонцу.

– Да, – подтвердила Вероника. – Он самый.

– Телегеничный. Не Ален Делон, конечно, но телегеничный, – оценил «дряблая шея».

– Поверьте мне, Геннадий Матвеевич, репортаж – блеск! Вас на руках станут носить.

– Если прежде не сошлют в Сибирь, – закончил режиссер. – Ладно, идите в аппаратную, и чтобы через три с половиной минуты материал лежал у меня на столе. Все. Дадим его в специальном выпуске через… полчаса. Все, за работу. – Он повернулся и зашагал меж столов, словно маленький буксир в громадной флотилии пароходов, вопя при этом на ходу: – А где сотрудники ФСБ?! Почему они до сих пор не появились?!

Вероника посмотрела вслед режиссеру, покачала головой и повернулась к Марафонцу.

– У нас есть пять минут, потом мне надо будет подняться в аппаратную. В двух словах: каким образом вы оказались втянутым в это дело?

– В двух словах не получится, – ответил Марафонец. – И кстати, сначала мы с вами должны заключить соглашение.

– Считайте, что мы его уже заключили, – отмахнулась Вероника.

– Одну минуту. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сделаете то, о чем я вас попрошу.

– Что именно?

– Вы должны будете правдиво и объективно осветить эту историю.

– Именно это мы и собираемся сделать. Это все?

– Потом сообщить во всеуслышание о том, что я помог вам.

– Вы рассчитываете, что в этом случае суд отнесется к вам снисходительно?

– Сомневаюсь. Это не та страна. Но им будет труднее поставить меня к стенке.

– Хорошо, – кивнула Вероника. – Даю слово. Итак?..

– Существует группа террористов, шестнадцать человек, включая Хоря. Я знаю прозвища. Могу составить описания.

– А имена? – быстро спросила Вероника.

– Имена – нет, но я уверен, что ФСБ сумеет их установить. Это несложно. Все они бывшие спецы. Диверсанты, подрывники, разведчики. У них действительно имеются мины, о которых они говорят. Я набросаю вам план воинской части, расскажу в деталях обстоятельства ограбления. Точнее, схему действий нашей группы.

– Как вы оказались на вокзале?

– Мы знали день основной операции и то, что все начнется с минирования вокзала. Я просто катался по всем крупным вокзалам, пока не наткнулся на нужный. А тут подвернулись вы.

– Когда вы… ушли от Хоря?

– Три дня назад.

– Почему сразу не отправились в ФСБ? Они сумели бы помочь вам лучше, чем я.

– Я же сказал: на мне висит труп.

– Они не сдали бы вас.

– Сейчас нет, а потом? Поверьте мне, у ФСБ, если им удастся разгрести весь этот навоз, хлопот будет больше чем достаточно. По идее они обязаны охранять склад совместно с ротой охраны. Было специальное постановление. И потом, факт сам по себе беспрецедентный. Мало того что террористам удалось похитить мины, так они еще сумели заложить фугасы по всей Москве. Спрашивается, на фига тогда нужна ФСБ? Сразу же, как все это закончится, начнут искать «стрелочника», и служба безопасности – первый кандидат на роль мальчика для битья. Если им не удастся справиться с террористами, на меня всем будет начхать. А если удастся, то они обо мне забудут. Я исчезну из их жизни. Вы, телевидение, предадите все это огласке. В частности, и мой случай. Тут уж им будет не так просто отмахнуться.

– Хорошо, допустим. Вы сказали, что прозвище главаря… – Вероника щелкнула пальцами.

– Хорь, – напомнил Марафонец. – Это очень умный человек. Он сидит где-то в самых верхах. То ли в МВД, то ли в ФСБ. Это еще одна причина, почему я не хочу обращаться непосредственно в службу безопасности. После завершения операции Хорю, конечно, будет плевать, есть я или нет. Но скорее всего он постарается избавиться от меня как от ненужного свидетеля.

– С чего вы взяли, что он силовик?

– Во-первых, информация. Хорь знает слишком много для обычного офицера. Во-вторых, оружие. Такая гора взрывчатки, автоматы, снаряжение, боеприпасы, гранаты! Первому встречному столько не достать.

– Как он вышел на вас?

– Точно сказать не могу. В группе я был последним. Но началось все так…

23 августа, суббота

…Он спал, и это было, пожалуй, единственное полезное занятие, которое Марафонец мог себе придумать. Ну в самом деле, чем еще заняться беспаспортному беглецу? Рано или поздно все закончится зоной. Иначе и быть не может. А дальше путь известный. Как пелось в популярной когда-то песне: «Все ниже, ниже и ниже-е-е…»

Сейчас он жалел о кое-каких шагах. Стоило ему засунуть свой характер в задницу, и пахал бы до сих пор на флоте, в группе боевых пловцов, много бы, конечно, не зарабатывал, зато занимался бы любимым делом. Купоны бы пересчитывал. А так он кто? Никто. X… в кожаном пальто. Тьфу, противно!

Вот и сидел Марафонец на вокзале, закутавшись в старый драный плащ, не спасавший от ночной дождливой сырости. Дремал, привалившись к стеклянной витрине Киевского, подняв воротник и посапывая неровно. Плохое место он выбрал. Отвратительное. Того и гляди, менты погонят. Однако до теплого Курского не добрался, до более спокойного Рижского тоже. Так и остался сидеть здесь, хлебнув с каким-то оголтелым люмпен-пролетарием водочки, что хоть немного способствовало согреванию.

Спал он чутко. Скорее даже не спал, а дремал, постоянно прислушиваясь к происходившему вокруг, готовый в любой момент сорваться, дать деру, нырнуть в переход, проскочить через турникеты.

«Впрочем, – проплыла через дремоту мысль, – в метро сейчас нельзя. Тупик. Поезда не ходят. Поймают».

Значит, надо дуть в другую сторону. Вдоль кольца.

Сон покатился по наклонной, и Марафонец начал опускаться вместе с ним в темную глубину без сновидений, без ярких успокаивающих картинок. Или, наоборот, раздражающих. Как раньше, месяца два с половиной назад. Тогда сновидения были. Теперь – нет. Теперь он слишком уставал.

В какой-то момент сон затянул его окончательно, и Марафонец стал клониться набок, рискуя свалиться на мокрый после дождя асфальт. В этот момент кто-то не сильно, но достаточно чувствительно пихнул его. Менты, понятное дело, кто ж еще? Марафонец не открыл глаз, хотя дрема отлетела моментально. Напротив, свесил еще ниже голову и пустил от губы к подбородку каплю слюны. Глядишь, противно станет. Дадут еще разок пинка да отвалят. Небритый, заросший, он производил впечатление стопроцентного бомжа.

– Эй, – послышался рядом голос, – просыпайся!

И Марафонец сразу же понял, что ошибся. Не милиция. Те разговаривают не так. Те уверены в себе, в собственной силе и непогрешимости. И в то же время они брезгуют. Им противен бомж. Чистый, грязный – не важно. Важно, что бомж. У этого же голос был спокойным, ровным. Таким тоном будят приятеля. Не друга, а именно приятеля, знакомца.