Текст книги "Собачий Рай"
Автор книги: Иван Сербин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
В салоне «Вольво» действительно было жарко. Игорь взмок уже через минуту, почувствовал, как меж лопаток у него потек едкий пот. Он чуть приоткрыл окошко. Посредник покосился на него, но ничего не сказал. Иномарка углубилась в лес, сбросила скорость. Подъездная дорога раскисла, что было совсем не удивительно, если учесть, что дождь лил весь день и до сих пор еще не перестал.
Время от времени встречались развилки, и тогда Родищев говорил: «тут налево», или «направо», или «сбрось скорость, рытвина».
Вскоре в прогале между деревьями мелькнул красный кирпич. В свете ярких фар из темноты появился металлический, кое-где поеденный ржавчиной щит с надписью: «Городской питомник для бездомных собак». Ниже мельче были перечислены адрес, название округа и контролирующие организации.
– Мое хозяйство, – улыбнулся Родищев, поворачиваясь к Посреднику. – Осталось пятьдесят метров, и мы дома. Тут скорость еще сбрось, – предупредил он. – Здесь под грязью выбоина. Попадешь колесом – без бульдозера не обойдемся.
Посредник послушно сбросил скорость, и в этот момент Игорь Илларионович запустил руку под плащ. Пальцы легли на рукоять «люгера», висящего в наплечной кобуре. Родищев повернулся боком к спинке и дважды выстрелил, прямо через плащ, в просвет между креслами. Ткань приглушила звук выстрела. Вещи можно было считать испорченными, но Игорю Илларионовичу не было их жаль. То есть, наверное, чуточку все-таки было – хороший костюм, дорогой, да и плащ не из дешевых, – но уж слишком высоки были ставки в начавшейся игре.
Охранник явно не ожидал подобного поворота событий. Первая пуля попала ему в грудь. Вторая прошла между телом и рукой и вонзилась в спинку сиденья. Раненый телохранитель подался вперед, но предпринять ничего не смог – спинки передних сидений оказались слишком высокими. Зато, сделав атакующее движение, он четко подставился под третью пулю. Чем Родищев и не преминул воспользоваться. Телохранитель, отброшенный назад, сполз между сиденьями. На всякий случай Игорь Илларионович выстрелил в него еще дважды, а затем направил оружие на Посредника. Тот побледнел, заморгал часто.
– Ты что, Игорек? Ты что? – забормотал толстяк дрожащими, посеревшими губами.
– Сам знаешь что, Палыч, – спокойно ответил Родищев и предупредил: – Поезжай и, смотри, без глупостей. Патронов у меня достаточно, чтобы превратить в решето даже такого кабана, как ты. Все понял, Палыч?
– Понял, – кивнул тот.
– Молодец. Вперед. – «Вольво» проползла между деревьями, остановилась у питомника. – Умница, – похвалил Посредника Родищев. – Вылезай из машины и топай вон к тому зданию.
– Ты собираешься меня убить? – спросил Палыч и облизнул верхнюю губу, на которой проступила испарина.
– Если ты ответишь на мои вопросы быстро и, главное, откровенно, я не стану тебя убивать, – пообещал Родищев.
– Понимаю, что верить твоему слову было бы глупо, но у меня нет другого выхода. Ты даешь слово, что не убьешь меня, если я отвечу на твои вопросы? – с надеждой спросил толстяк.
– Если ответишь честно,да. Даю слово.
В голосе его прозвучала такая уверенность, настолько тверд был голос, что Посредник с облегчением перевел дух и улыбнулся, хотя и квело.
– Договорились. Я тебе доверяю.
– А вот я тебе нет, – усмехнулся Родищев. – Так что, Палыч, подними-ка повыше руки и иди вперед.
В «офисе» Игорь Илларионович включил свет, указал на стоящий у стены стул:
– Садись, Палыч. Поговорим.
– Дая…
– Садись, тебе сказано! – тоном, не терпящим возражений, приказал Родищев. Сам он прошел к столу, плюхнулся в кресло, положил «люгер» перед собой. – Устал я что-то сегодня.
– Конечно, – с нотками подобострастия поддакнул толстяк. – Столько концов намерил.
– Да, – подтвердил вполне мирно Родищев. – С самого утра на ногах. Ну что, Палыч, перейдем к делу?
– Как скажешь, – ответил тот.
– Мне на трубку сегодня позвонил человек. Сказал, что он от сегодняшнего заказчика. Потребовал денег. – Родищев повернул пистолет стволом к толстяку. – Что это за человек? Как выглядит? Откуда он взялся? Рассказывай все по порядку и подробно.
Палыч поерзал на стуле. Ножки покачивались из стороны в сторону, и Родищев подумал, что если пленник расслабится, то стул просто рассыплется, не выдержав нагрузки.
– В общем, сегодня утром мне позвонил человек и сказал, что ему нужно со мной переговорить. Пойми, Игорь, я отказывался, но они знали обо мне все.
– ФСБ? – поинтересовался Родищев.
– Скорее всего. Да, наверное, – подумав еще секунду, добавил Палыч. – В общем, он спросил твой номер телефона. Я никогда не выдаю своих «клиентов», ты знаешь, – горячо и быстро произнес он. – Но тут… Понимаешь, тут такое дело. Он пригрозил, что, если я откажусь, он даже не станет раздумывать. Просто кинет меня за решетку, а там я сдохну, ты знаешь. Мне ведь туда нельзя, Игорек. Никак нельзя.
Родищев посмотрел на него:
– А меня сдавать, значит, можно?
– Но… Он обещал, что не сделает тебе ничего плохого. Это страховка. Обычная страховка, на тот случай, если дело сорвется. По поводу денег. Но ты же и так деньги отдаешь, это всем известно. Я подумал, что тебе от этого ни жарко ни холодно.
– А ты не подумал, что тебя просто «развели», как лоха? – спросил жестко Родищев. – Об этом ты не подумал? Менты тебя взяли на испуг, как последнего фраера.
– Нет, это не менты, клянусь тебе. – От волнения Палыч сдвинул к переносью кустистые брови и сразу стал похож на сердитого боксера. Такие же отвислые брылы, такие же мощные, наплывающие на глаза надбровные дуги, такая же отвисшая нижняя губа. – Это не менты. Он все знал об операции. И день, и время. Кроме заказчика, меня и тебя, этого не знал никто.
– Телефон заказчика могли прослушивать. Или твой, – заметил Родищев.
– Нет, ну что ты. Я проверяю свой телефон на «жучков» каждый день. И трубки меняю раз в неделю. Нет.
Он снова затряс головой. Слюни и пот полетели в разные стороны серебристым веером.
– Ладно. Кто заказчик?
– Насколько я в курсе…
– Ты в курсе, – убежденно заявил Родищев. – А если ты не в курсе, я тебя убью. Прямо сейчас.
– Погоди. – Посредник вжался в спинку стула. Одной рукой он вцепился в сиденье, вторую выставил перед собой, словно она была пуленепробиваемой. – Ну зачем ты? Я же не отказываюсь говорить. Отвечаю про все, что ты спрашиваешь. Зачем ты?
– Если тебе неизвестно, кто заказчик, ты для меня бесполезен. Этого фээсбэшника я и сам увижу завтра утром. Он приедет сюда. К девяти.
– Я только знаю, что это какой-то хахаль его жены.
– Кто? – изумился Родищев. То, что сказал толстяк, было столь же невероятно, как если бы он заявил, что «заказ» сделали инопланетяне, спустившиеся на Землю на летающем блюдце. – Какой хахаль? При чем здесь хахаль? На кой хрен любовнику его жены нанимать меня? Тем более что они в разводе уже несколько лет?
– Да мне почем знать, Игорек? – взмолился тот.
– Перестань называть меня этим дурацким именем, – окрысился Родищев. – Я тебе не Игорек!
– Ладно. Хорошо. Как скажешь. Игорем можно называть? Вот, значит, буду называть Игорь.
– Хахаль жены, говоришь? – повторил Родищев задумчиво. – Занятные у его жены хахали. Нанимают не обычного стрелка, а человека с собаками. Готовы выложить громадные деньги, лишь бы грохнуть парня, с которым она даже не живет. А когда дело срывается, посылают ко мне ищейку. Это странно, ты не находишь, Палыч?
– Очень странно, Игорь. – Тот помотал головой. – Очень странно. Я так же подумал, но я в эти расклады не лезу. Зачем мне лишняя головная боль? Меньше знаешь – крепче спишь.
– Что-то тут не так, – пробормотал Родищев. – Что-то не так.
– Голова кружится, – пожаловался вдруг Посредник. – От волнения, наверное.
– Наверное, – согласился Игорь Илларионович. – От волнения.
– А может, у меня сердечный приступ? Или инсульт? – Толстяк отчаянно моргал. Родищев знал, что у пленника сейчас мир плывет и качается перед глазами. Туманная дымка заволакивает комнату, делает неясными очертания предметов и его, Родищева, очертания. Голова тяжелеет и сама собой опускается на грудь. – Мне… Мне плохо. Вызови «Скорую».
– Конечно, Палыч…
Родищев встал из-за стола, на всякий случай подхватил пистолет, подошел к стулу, опустился на корточки и заглянул в затуманенные глаза пленника.
– Ты… – выдохнул через силу тот. «Ы» у него получилось протяжным, затухающим. – Обещаааал… Обещаааал… – Голос становился все тише, все невнятнее. – Тыыыыыыыыы…
Родищев усмехнулся. Это только в дурных бульварных книжонках герои принимают транквилизаторы, чтобы снять усталость, отогнать сон и почувствовать себя на удивление бодрым. В реальности же транквилизатор – расслабляет. Успокаивает. Усыпляет. Даже таких бычков, если правильно подобрать дозу.
Голова Посредника упала на грудь, пальцы ослабли. Потерявшее опору тело с грохотом обрушилось на пол. Палыч даже не пошевелился. Через пару секунд офис огласил его богатырский храп.
Родищев обшарил карманы спящего, вытащил конверт с документами и пухлое портмоне, в котором мирно покоились три тысячи долларов и невообразимо толстая пачка пятисотенных рублевых купюр.
– Тебе они все равно не понадобятся, Палыч, – заметил Игорь Илларионович, бросая деньги и документы на стол.
Из кладовки он достал пакет с одеждой. Не думал, что придется воспользоваться, взял так, на всякий пожарный случай, поскольку не любил накладок. Умный человек – это человек предусмотрительный. Игорь Илларионович быстро переоделся. Скомкав испорченные вещи, запихал их в пакет. Выйдя во двор, он открыл дверцу «Вольво» и закинул пакет на заднее сиденье. Ухватив мертвого телохранителя за ногу, он вытащил тело из салона. Оно забавно стукнулось головой сперва о порожек, затем о ступени крыльца. Выглядело это смешно, и Игорь Илларионович засмеялся.
Втащив еще теплое тело в офис, Родищев уложил спящего и мертвого рядом, принес из кладовой острый секатор, который обычно использовал для разделки туш, и принялся срезать с неподвижных людей одежду. Тряпки он складывал рядом, аккуратной горкой.
Почувствовав запах свежей крови, заволновались псы в вольерах.
– Спокойно, милые, спокойно, – сидя на корточках и увлеченно занимаясь работой, пробормотал Игорь Илларионович. – У вас сегодня будет хороший ужин. Хороший ужин будет…
Сегодня он, конечно, нарушает все правила. Собак придется кормить в вольере для выгула. Но… ничего не поделаешь. Ситуация диктует. Ему нельзя разводить здесь кровь, если он не хочет, чтобы за ним в погоню кинулась вся московская милиция, заодно с «братвой», которой приплачивал Посредник, и не меньшей кучей разнообразного народа, вроде фээсбэшника и иже с ним. А вольер… Да мало ли что там могло случиться? Погрызли на прогулке собаки друг дружку. Их была целая свора, сцепились, а он не смог разнять. Кто его за это осудит? Смоет из шланга, засыплет площадку слоем свежего песка. Поди, догадайся. Следы крови на крыльце и на дорожке? И снова вода из шланга. Земля мокрая? Так ведь дождь целый день шел. Чему тут удивляться?
Кости? Они пойдут в выгребную яму. В ту самую, куда он на протяжении двух лет сваливал отходы собачьей жизнедеятельности. Станут искать? Пусть ищут. Глубина ямы метров пять, не меньше. Да и кто станет искать, коли тел нет?
А машина… Хорошая машина, но придется ей сгореть сегодня. Где-нибудь в ближайшем Подмосковье, на тихой, темной стояночке. Вспыхнет, а если повезет, то еще и рванет. Вот и все. И нет улик. Думай, что делал бизнесмен за городом ночью, узнавай, выясняй, если не лень. Все одно он, Родищев, к этому не будет иметь ни малейшего отношения.
Работа не отняла у него много времени. Через четверть часа два обнаженных тела распростерлись на полу у его ног. Достав из стола моток скотча, Игорь Илларинович плотно стянул толстяку ноги на щиколотках, затем, не без изрядного усилия, перевернул могучую, заплывшую жиром, дряблую тушу на живот и точно так же обмотал липкой лентой запястья. Спина у Посредника оказалась рыхлой, поросшей густым волосом. Странно, на груди волос не было, а на спине – джунгли. Родищеву вдруг показалось, что его сейчас стошнит. Чтобы избавиться от мерзкого привкуса кислятины во рту, он вновь, с удвоенной энергией принялся за работу.
Кое-как перевернув толстяка на бок, взял из кучи изрезанного тряпья пару носков и лоскут, оставшийся от брюк Посредника, и зажал Палычу нос. Тот зачмокал, попробовал покрутить головой, но не получилось, послушно распахнул рот, втягивая воздух. Родищев быстро затолкал в разверстую пасть носки и брючный лоскут, залепил губы несколькими полосками скотча. Палыч замычал, заерзал во сне, но транквилизаторный сон держал крепко.
– Извини, Палыч, – обратился к нему Родищев. – Мне придется оставить тебя на время. Схожу за тачкой. Ты за последнюю пару лет так раздобрел, что я тебя, пожалуй, и не дотащу. Не обижайся, я быстро.
Игорь Илларионович вышел из «офиса».
Родищев сказал Палычу чистую правду. Он не стал его убивать. Это сделали собаки.
* * *
От порога пса не было видно. Они остановились, оглядываясь.
– Что делаем-то, мужики? – шепотом спросил Паша Лукин, стискивая белыми от напряжения пальцами автомат. – Кучей попрем? Или «брызгами»?
– Парами, – предложил Волков. У него сложилось ощущение, что он участвует в съемках диковатого западного фильма ужасов. «Вперед! Вперед! Вперед»! Как там? Один идет, второй прикрывает? – Паш, вы с Колей идите по этой стороне зала, а мы с Владимиром Александровичем – по той.
– Давай. – Паша поднял автомат повыше, держа палец на спусковом крючке. – Только уговор, мужики: если увидите эту тварь, чур, «стой, стрелять буду» не кричать. Валить сразу.
– Договорились, – ответил Волков.
Они разделились. Борисов и Паша двинулись по внешней стороне ряда стеллажей, а Журавель и Волков направились тем же путем, которым четверть часа назад прошел Осокин. Шли осторожно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Идущий впереди Волков приостановился, чуть повернул голову, бормотнул через плечо:
– Владимир Александрович, вы иногда поглядывайте за спину. Мало ли…
– Хорошо, – ответил шепотом Журавель. – Только можно называть просто Володя или сержант. Я привык.
Волков кивнул и снова пошел вперед, прижимая откинутый приклад укороченного «АК» к плечу. Он не старался подражать киногероям, просто так действительно оказалось гораздо удобнее. Единственное, что мешало, – слишком маленькая длина ствола. Раструб прицела, да и сам прицел, посаженный слишком близко к цевью, мешали обзору. Оказавшись у поворота, Волков оглянулся на напарника, словно бы спрашивая: «Ну что, пошли?» Тот кивнул.
Волков резко шагнул вперед, одновременно разворачиваясь, ловя в сектор поражения длинный широкий проход. При этом он зацепил локтем витрину с кормами для животных. Банки цосыпались на пол, покатились, весело громыхая жестяными боками, демонстрируя умильные кошко-собачьи мордочки. Волков покосился на Журавеля. Тот только пожал плечом, мол, бывает.
Собаки не было. Не сказать, чтобы Волков так уж сильно боялся пса. Опасался, конечно, не без этого, но полагал, что вдвоем они как-нибудь справятся с взбесившимся животным. Куда больше его беспокоило то, что им не было известно, где притаилась тварь. Ни рычания, ни лая. Ничего. Потому-то и катался в животе омерзительно холодный, стальной шарик тревоги.
Волков короткими шажками пошел вперед. Он заглядывал в проходы между стеллажами, присматриваясь к выстроившимся тележкам, заполненным товаром, – кто знает, не прячется ли пес за ними, – к контейнерам с салфетками, одноразовой посудой, жидкостями для мытья посуды и прочей ерундой. К деревянным контейнерам, на которых выстроились молочные пакеты и батареи бутылок с газированной водой, к сетчатым, заполненным пластиковыми контейнерами с яйцами, к низким холодильникам с полуфабрикатами.
– Его нет в зале, – сказал вдруг Журавель.
– С чего вы взяли? – спросил, не оборачиваясь, Волков.
– Он бы среагировал на звук падающих банок, – пояснил тот. – Хотя бы морду высунул, посмотреть. А еще вероятнее – бросился бы.
– Может быть, он просто прячется?
– Он не прячется. Он – охотится. Вы же видели тела у входа. – Журавель казался довольно спокойным. – Этот пес перекусывает горло и идет дальше. Ему не нужна пища, он просто убивает. Так что здесь его нет. Скорее всего он где-то в подсобках.
– Вашими бы устами да мед пить, – ответил Волков, глядя вперед.
Ему показалось, что он заметил какое-то движение за пирамидой молочных пакетов. Присмотрелся. Так и есть. Тень на полу. Странная, невнятная. Очертаний не разобрать. Лейтенант потянул курок, выбирая холостой ход, прикидывая на глаз расстояние – метров пятнадцать от силы – и пытаясь подсчитать, за сколько секунд пес сможет его преодолеть, – три-четыре, учитывая, что пол скользкий. Вполне успеет распотрошить весь рожок. Только не факт, что попадет. У укороченных «АК» разброс сильный. На дистанции свыше десяти метров – на метр в каждую сторону от точки прицеливания. Да и не прицелиться из него толком, тем более в быстро движущуюся мишень. А сменить рожок он не успеет, так что…
– Внимание! – сказал лейтенант. – За молочными пакетами!
– Я заметил, – ответил Журавель.
Тень шелохнулась и медленно поплыла вперед. Дыхание невольно участилось, сердце забилось в бешеном ритме. Волков даже приоткрыл рот, иначе просто задохнулся бы. Тень выдвинулась в проход и оказалась… Колей Борисовым. Он выглянул из-за контейнера, покрутил головой, заметил напарников и вопросительно двинул бровями.
Волков выдохнул, опустил автомат.
– Черт… – сказал он одними губами. – Я его чуть не пристрелил.
– Не нервничайте так, – подал голос из-за спины Журавель. – Все в порядке.
Волков отрицательно покачал головой, давая понять Борисову, что они не видели пса. Тот нахмурился, указал за стеллажи и поднял два пальца. «Еще два трупа», – понял Волков. Затем Борисов ткнул пальцем в сторону прилавков. Волков кивнул согласно. Они заглянули за прилавки, остановились перед дверью, ведущей в подсобные помещения.
– В зале его нет, – шепотом сообщил Борисов. – Мы с Пашкой все проверили. Там, на стеллажах, двое. Мужик и баба. Оба целые вроде. Я Паше сказал, чтобы он здесь остался, на всякий случай.
– Хорошо, – согласился Волков. – Если псина выскочит, надо будет кому-то ее добить.
– Я о том же подумал, – сказал Борисов, теребя пальцем спусковой крючок. Он здорово нервничал. – Ну что, пошли, подсобки проверим?
– Пошли.
С подсобками должны были возникнуть проблемы. Во-первых, наверняка там все заставлено коробками, упаковками с продуктами, контейнерами. В подобных супермаркетах, со столь огромным ассортиментом, не может не быть солидного запаса товаров. Проклятой псине будет где укрыться от выстрелов. Попробуй прострели из укороченного «АК» коробку, битком набитую памперсами. Если и удастся, то убойная сила на выходе окажется настолько мала – мышь не сдохнет. Что уж говорить о здоровенной псине? Во-вторых, во всех подсобных помещениях есть масса различных закутков, комнаток и зальчиков, о расположении которых они понятия не имеют. Превосходное местечко для охоты. С точки зрения пса, разумеется.
Приходилось продвигаться очень медленно и предельно осторожно. Первый труп они обнаружили как раз в одном из закутков. Человек лежал за высокой стопкой пустых коробок из-под водки. Судя по всему, борьба была недолгой – стопки покосились, но не рассыпались. Брызги крови виднелись на стене. По полу растеклась темная, почти черная лужа с алыми прожилками.
– Твою мать, – пробормотал Борисов.
– Собака, – ответил Журавель, мрачно глядя на труп. – Обычная собака. Думаю, натаскивали на охрану, потом она что-то сделала не так. Может, хозяина куснула или еще чего… Ее выкинули на улицу. И здесь она стала заниматься тем, чему ее научили, – убивать.
– Охранников учат хватать за руки или за ноги, – возразил Борисов, выходя из закутка и настороженно поглядывая вдоль коридора.
– Смотря кто и смотря каких охранников, – заметил Журавель. – Люди разные бывают.
– Не думаю, – подал голос Волков. – Никто не учит собак сразу рвать глотку. В крайнем случае определенная последовательность действий. А эта, видите, хватает только за шею.
Они двинулись дальше по коридору. Впереди показались громадные ворота. Створки были распахнуты, словно гигантская пасть. За воротами раскинулся грузовой ангар, размером со школьный стадион, не меньше.
– Ни хрена себе, – сказал Борисов. – Да в такую дверку полк солдат пройдет, даже если выстроить рядком.
– Магазин огромный. И машины наверняка не по одной подъезжают, – ответил Волков.
Со своей стороны коридора он первым заметил то, что пока еще не видели другие, – наружные ворота супермаркета тоже были распахнуты настежь. Сквозь проем виднелся залитый ярким люминесцентным светом кусок стоянки для служебных машин, кузов огромного грузовика-рефрижератора и черный клок неба с плывущими на его фоне рваными клубами пара. И еще дождь… Нескончаемый и нудный, как мир.
– Он ушел. Через грузовые ворота, – произнес Волков, почувствовав облегчение.
Ему было неловко за это, но он ничего не мог с собой поделать. Пес действительно представлял собой смертельнуюопасность, и теперь, когда она миновала, лейтенанту стало гораздо легче. И чувство невыполненного долга не могло заглушить этой радости.
– Нужно проверить, – упрямо заявил Журавель.
– Конечно, нужно, – согласился Волков. – Я разве говорил, что не нужно?
– Тихо вы! Чего разорались-то? – Борисов снова нервно оглянулся. – Мне вот что интересно. Куда подевались все люди? Даже если покупателей не было, обслуга-то должна быть. Грузчики там, продавцы, администрация, еще кто-нибудь. Человек тридцать, не меньше, на такую громадину. Ну, трое в зале и двое на улице – пятеро. Да этот, за ящиками. Итого шесть. А где остальные-то?
– Убежали, наверное. Через ворота, – предположил Журавель, останавливаясь. – Ворота же кто-то открыл? Не постоянно же они распахнутыми стоят. Холодно на улице.
– Может, и постоянно, если у них «тепловой занавес», – сказал Борисов. – Пошли проверим.
«Тепловой занавес» если и был, то оказался отключен. Из грузового ангара тянуло холодом. Здесь тоже было полно коробок и пустых деревянных лотков. Вдоль стены, на бетонном приступке, выстроились пустые хлебные контейнеры на колесах.
Приступок был высокий – под срез кузова грузовика. Подойдя к краю, Борисов присвистнул. Волков же согнулся пополам и рванул в сторону. Его вывернуло. Журавель только вздохнул, опуская автомат.
Внизу повсюду, от приступка и до ворот, лежали растерзанные трупы. С первого взгляда было понятно, что здесь случилась настоящая бойня, которую учинить одному-единственному псу было бы просто не под силу. Очевидно, люди, надеясь спастись через грузовые ворота, подняли створки и впустили поджидающих снаружи собак, оказавшись меж двух огней. Тех, кто пытался вернуться обратно в магазин, встречал питбуль, остальных рвали псы, поджидавшие на улице. Пол сплошь был залит кровью. Стены покрыты бурыми брызгами на метр от пола. Кое-где на краске виднелись кровавые отпечатки ладоней – люди метались по ангару, но везде их настигали собачьи клыки.
– Черт, – изумленно произнес Борисов, – это же самая настоящая засада! Они взяли их в «клещи»… – Он не уточнил, кто «они» и кого «их», все поняли и так. – Собаки такого не умеют!
– А бойню эту кто устроил? Хомячки? – мрачно спросил Журавель.
– Может быть, они из какой-нибудь засекреченной военной части сбежали? – Все еще согнувшись, упершись одной рукой в колени, Волков вытер тыльной стороной ладони губы. Выпрямился, оглянулся, заметил возвышающуюся в двух шагах пирамиду упаковок с газированной водой. Надорвав пластик, он взял бутылку, свинтил крышку и прополоскал рот. Сплюнул. – Глазам своим не верю. Ущипните меня кто-нибудь.
– Точно. Кошмарный сон, – согласился Борисов, роясь в кармане и доставая пачку «ЛД».
Автомат он взял под мышку. Чиркнул зажигалкой, затянулся жадно и не без удивления посмотрел на пляшущую в руке сигарету. Руки у него ходили ходуном.
Волков, отдуваясь, вытер проступивший на лбу холодный пот.
– Надо, наверное, вызывать группу?.. Или что? Что положено делать в таких случаях? – Он посмотрел на Борисова, на Журавеля.
Журавель молчал, а Борисов ошалело помотал головой.
– А я, думаешь, знаю? Первый раз такое вижу. Экспертов, наверное, надо… Кинолога с собакой.
– Очень смешно, – пробормотал Журавель и вышел из ангара.
– Чего это он? – изумился Борисов, глядя на Волкова.
Тот хмыкнул.
– Да так, знаешь… Шуточки у тебя.
– А чего я такого сказал?
– Ладно, замнем. Пойдем «Скорую» встречать.
Волков вышел из ангара. Ему очень хотелось поскорее покинуть это жутковатое место. Борисов оглянулся на распахнутую створку, отбросил окурок в сторону и торопливо зашагал следом.
* * *
Стеллаж оказался страшно неудобным убежищем. Центральная, опорная стенка выступала над верхними полками сантиметров на двадцать. Сидя на ней, Осокин ощущал себя курицей, устроившейся на жердочке. Ноги затекли быстро. Сперва Осокин перестал чувствовать левую. А еще через несколько минут окончательно «дошла» и правая. В какой-то момент он даже всерьез испугался, что может не удержаться и упасть, точнехонько в пасть взбесившейся псине. Осокин поерзал, стараясь хоть немного изменить позу, позволить крови циркулировать в ногах, покосился на молчащую, бледную девушку.
– Как вы? – спросил он шепотом.
Она дернула плечом.
– Пожалуй, неплохо. Особенно, если учесть, что меня только что едва не съели.
Осокин невольно улыбнулся.
– Послушайте, Наташа… Я хочу извиниться за свое поведение… Ну, там, внизу… Я не хотел делать вам больно, честное слово.
Она кивнула.
– Не волнуйтесь, мы не погибнем.
– Это вы к чему? – удивился Осокин.
– В плохих романах герои перед смертью, как правило, начинают просить друг у друга прощения, – спокойно ответила девушка. – «Прости, что я по утрам пережаривала твои тосты… А ты меня прости за то, что подсыпал соду в твой суп». Что-нибудь в этом духе.
– Да, действительно. – Осокин и сам вспомнил несколько подобных случаев и улыбнулся снова. – Значит, вы уверены, что мы не погибнем?
Наташа помолчала, затем сообщила:
– Я его больше не слышу. Сначала открылась входная дверь. Вон там, – она указала в сторону главной двери. – Пес ушел налево, куда-то за прилавки. И больше я его не слышала. Но кто-то ходит по залу.
– Да? – Осокин покрутил головой. – Я ничего не слышу. Это собака?
– Человек.
Через секунду в противоположном конце зала что-то с грохотом посыпалось с полок. Судя по звуку – консервы. Осокин напрягся в ожидании крика о помощи, но его не последовало. Вместо этого он услышал щелканье затвора и приглушенный мат где-то поблизости.
– Эй! – крикнул Осокин. – Мы здесь! – Тишина. – Мы здесь, эй! – опять крикнул он.
Снова короткая пауза, а затем мужской голос громко спросил:
– Вы где?
– На конфетных стеллажах! – ответил Осокин.
– Сколько вас там?
– Двое!
Еще одна пауза.
– Пса видите? – напряженно осведомился тот же голос.
– Нет! – гаркнул Осокин. – Но моя девушка говорит, что он ушел влево, в район колбасных рядов, и больше она его не слышала.
– Оставайтесь на месте! – крикнул все тот же мужчина. – К вам сейчас подойдут.
– Очень ценный совет, – пробормотал Осокин. Торопливый звук шагов. Глухо хлопнула дверь. Через пару минут из-за соседнего ряда показалась настороженная фигура в сером полушубке, широких серых штанах, черных бутсах и с автоматом в руках. Милиционер опасливо оглядывался. Костяшки его рук были белыми от напряжения. Он увидел Осокина и Наташу, вздернул пшенично-желтые тонкие брови.
– В зале, кроме вас, еще люди есть?
Осокин вытянул ногу и покрутил ступней, разгоняя кровь.
– Всего было человек сорок или около того, включая обслугу и охрану. Но где они сейчас, мы не знаем.
– Хорошо, – милиционер оглянулся. – Я проверю, остался ли в зале еще кто-нибудь, и сразу подойду к вам, хорошо? Посидите пока здесь.
– Спасибо, сержант. Что бы мы делали без ваших указаний? – улыбнулся Осокин.
Тот хмыкнул:
– Говорливый… Ладно, сидите пока. Вдруг эта тварь прячется где-нибудь неподалеку.
Наташа покачала головой:
– Его здесь нет.
– Вам-то откуда знать? – спросил милиционер.
– Чувствую. Его вообще нет в здании. Он ушел.
Осокин заметил, что костяшки пальцев у милиционера приобретают нормальный розоватый оттенок.
– Да? – спросил тот. – Но вы все-таки лучше посидите. Мало ли что.
– Конечно, конечно, – улыбнулся Осокин. – Не беспокойтесь. У меня все равно так затекли ноги, что придется пожарных вызывать, чтобы сняли.
– У меня тоже, – добавила Наташа.
– Ну и отлично, – рассеянно сказал милиционер, оглядываясь.
Плевать ему было на их ноги. Да и на них самих, в сущности, тоже было плевать. Он сейчас беспокоился о себе. Эти-то двое сидели наверху, а он стоял внизу и, по идее, должен был их защищать. У него имелся автомат, но что толку от автомата, если не видишь врага? Он бы с радостью поменялся местами с этим «деловым», место на полке в обмен на оружие. Мысли милиционера так живо отражались на лице, что Осокин читал их, как книгу.
Он подумал, что этот паренек, наверное, еще долго будет ходить, озираясь каждую минуту через плечо. Подобные привычки вырабатываются на удивление быстро, особенно в стрессовых ситуациях.
Милиционер сделал шаг и вновь исчез за прилавком.
– Почему вы вернулись за мной? – спросила вдруг Наташа, когда они снова остались одни. – Вы ведь могли забраться и на другой стеллаж, ближе ко входу. Но вы шли через весь зал. Почему?
Осокин пожал плечами. Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Любовь? Нет. Пожалуй, нет. Любовью это не назовешь. Симпатия? Само собой. Но, помимо симпатии, было и нечто иное. Скорее уж долг… Нет, снова не так. Чувство долга, смешанное с нежеланием терять то, в чем сейчас сосредоточился для него весь мир. Но не скажешь ей этого.
– Вы мне нравитесь.
Осокин не соврал. Наташа действительно ему нравилась.
– Лжете, – легко сказала она. – Ради тех, кто нравится, не рискуют жизнью.
– Не знаю, – хмыкнул Осокин. – А вы не думаете, что это мог быть элементарный человеческий порыв? Спасти другого человека.
– Никто, кроме вас, этому порыву не поддался, – ответила девушка.
Лицо ее снова стало напряженным. Уголок губы дернулся, затем еще раз… «Наверное, тик», – подумал Осокин. Ему вдруг очень захотелось поцеловать ее в этот дергающийся уголок губ. Нежно и осторожно. Почувствовать под губами ее щеку. Она должна быть бархатистой и теплой. Желание росло с каждым мгновением, становясь сумасшедше сильным, непреодолимым. Осокин даже закрыл глаза и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.
– Другие поддаются, – он кашлянул, изгоняя из горла шероховатый комок. – В проруби зимой лезут, в огонь, в воду…
