Текст книги "Собачий Рай"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

– Осокин. Александр Демьянович.

– Очень приятно, – автоматически откликнулся собеседник. – А род занятий, позвольте полюбопытствовать?

– Банкир.

– Банкир? – повторил профессор. – Занятно. Первый раз разговариваю накоротке с настоящим банкиром. И какое же отношение вы имеете к этому Муссолини? – поинтересовался он.

– А с чего вы взяли, будто я имею к нему какое-то отношение?

– Разве нет? Ну, значит, мне показалось.

– Лучше бы Гитлером назвали, – буркнул бородатый Мишенька.

Тем временем его мучитель достал из кармана трубку телефона, положил на стол, выслушал очередное приказание и вновь направился к остальной группе. На сей раз он не колеблясь указал на тщедушную Мишенькину подругу.

– Красавица, пошли со мной.

Та оглянулась, ища поддержки, но окружающие предпочитали смотреть в пол. И лишь Лавр Эдуардович наблюдал за громилой с каким-то даже интересом. На лице его застыло выражение, с каким биолог наблюдает за вдруг открывшимися новыми повадками давно изученного животного.

– Никуда она не пойдет, – заявил бородатый.

– Помолчи, если не хочешь схлопотать еще раз, – серьезно заявил ему громила. – Давай, красавица, поторапливайся.

Девица поднялась.

– Маринк, сиди, – сказал бородатый.

– Мишенька, пойду я. Так будет лучше, – обреченно пролепетала тщедушная, поднимаясь.

Громила хохотнул.

– Что, Мишенька, улетела подружка?

– Козел, – выдохнул тот с ненавистью.

– Иди туда, красавица. – Громила подтолкнул девицу в направлении стола. Она сделала пару неуверенных шагов, остановилась, оглянулась. – Бегом, я сказал! – Громила опустился на корточки, цепко ухватил Мишеньку за окровавленную бороду, притянул к себе, сказал почти ласково: – А за козла я тебя, тварь пархатая, лично на крюк подвешу. Понял?

– Поздравляю, молодой человек, – спокойно произнес Лавр Эдуардович. – Будь жив ваш учитель, он имел бы все основания вами гордиться.

– Чего? – не понял тот. – Ты про что, дед?

– Я имел в виду Генриха Гиммлера. Похоже, вы именно у него перенимали профессиональные навыки.

– Дед, тебе что, жить надоело? – Громила был не настолько молод, чтобы не слышать этого имени и не понять, что имеет в виду «кашемировый». – Сиди, не вякай, если хочешь целым уйти.

Громила поднялся, подумал секунду, еще раз пнул бородатого и направился следом за Мариной.

– Он же вас намеренно провоцирует, – сказал Мише Лавр Эдуардович. – А вы поддаетесь. Ему интересна именно ваша реакция! Сохраняйте выдержку. Ничего вашей подруге не сделают. Они еще сами боятся. Не знают, на что способна толпа, где грань дозволенного.

– И что, прикажете молчать? – вскинулся бородатый.

Громила на ходу обернулся:

– А ну заткнулись там!

– Если хотите жить, – понизив голос, ответил «кашемировый», – лучше молчите.

– Да идите вы все. – Миша набычился, принялся наблюдать за происходящим у стола.

Осокин поднял рукава пальто, принялся рассматривать запястья.

– Что вы делаете? – не понял Лавр Эдуардович.

– Ищу номер, – ответил тот мрачно.

«Кашемировый» невесело улыбнулся.

– Может быть, будут и номера. Очень может быть.

* * *

К утру дождь все-таки перестал, хотя небо и осталось сырым и сонным. Солнце никак не желало выбираться из-под одеяла туч. Размокший город набух влагой, словно стопка бумаги. Внушительные лужи красовались везде, где имелись выбоины и трещины. Стены домов приобрели тусклый, невзрачный оттенок. Деревья продрогли. На ветвях сидели замерзшие, нахохлившиеся птицы. На машинах, на оконных стеклах, на карнизах все еще висели капли.

Родищев вернулся в питомник уже перед самым рассветом. Он успел пару часов поспать, устроившись в кресле, положив ноги на стол, лодыжка на лодыжку. Теперь у него болела поясница и ныли плечи. Покряхтывая, он выбрался из кресла, потянулся и посмотрел на часы. До появления «ищейки» оставался час с небольшим. Пора было начинать готовиться к встрече, если он, Родищев, не желал оказаться в дураках, что было вполне вероятно, учитывая личность будущего визитера.

Родищев переоделся в мешковатые, старые брюки, рабочую рубаху, сверху натянул пуловер. Здесь же, на вешалке, висели слегка помятый, засаленный галстук, с претензией на запоздалую лет на двадцать пять модность, и пацанистая болоньевая куртка совершенно неопределимого цвета. Пуловер торчал из-под нее сантиметров на пять. Не так много, чтобы навевать мысли о нарочитости, но и не так мало, чтобы увидевший подумал о случайности. Завершали маскарад ворсистый синий берет с петелькой на макушке и очки с простыми стеклами. В кармане же куртки лежал еще один комплект, для особо любопытных – с линзами не то чтобы слишком толстыми, но и не очень тонкими. Смотреть через них было неприятно. Отныне для всех он – затюканный жизнью и женой инженер. Обтруханный интеллектуал, не могущий заработать лишнюю сотку на праздник, а пиво потребляющий только в больших компаниях, если сильно настаивают и готовы угостить. Большой почитатель «Примы», поскольку на приличное курево просто нет денег. Пришибленный подкаблучник, ибо последняя зарплата была в мае и он вынужден жить за счет жены. Она регулярно приносит в дом деньги, но он не решается даже спросить, откуда они. Ведь если ответ окажется вызывающе хамским и неприглядным, придется что-то предпринимать, менять всю жизнь, а ему страшно. Пусть уж все остается как есть. Любитель кроссвордов и пляжного «дурака». Нарисовав себе подобный портрет своего нового «я», Родищев для убедительности пожевал губами, пошлепал ими, пробормотал пару фраз, стараясь придать голосу застенчиво-умоляющие интонации. Получилось вполне натурально. Он взлохматил волосы и надвинул берет, как презерватив, до упора, до такого натяга, что чуть глаза на лоб не вылезли. Зато теперь из зеркала на него смотрел человек, какого в народе характеризуют внятно и емко: «законченный мудак». Словом, Родищев остался собой более чем доволен.

Прошел в питомник, отобрал двух собак из тех, что прошли только начальный курс подготовки, но имели крайне внушительный вид. Первый был свинцово-серый дог, вторая – московская сторожевая. Затем он выбрал пару псов Из уже готовых «профи», менее внушительного вида – добермана и овчарку. Родищев по опыту знал, что в стрессовых ситуациях люди, как правило, инстинктивно замыкаются на более крупных псах. Хотя ему предстояла встреча с профессионалом, но фокус заключался в том, что тот, хоть и ожидал подвоха, зная, с кем придется иметь дело, не мог быть уверенным в том, какой именно пес представляет наибольшую угрозу.

Достав из кладовки лопату, Родишев отправился во двор. Он заранее наметил, где будут располагаться укрытия, и теперь уверенно принялся за дело. Несмотря на физическую ущербность, Игорь Илларионович был человеком сильным и выносливым. Главное, отрешиться от реальности. Он копал с той старательностью и монотонностью, с какими работают механизмы. Комья сырой, вязкой земли летели в сторону, ложась аккуратными горками на краю ям.

Он управился за сорок минут. Присыпал дно ям опилками, а землю собрал в пластиковые пакеты и оттащил подальше в сторону. Ему придется иметь дело с профессионалом. Родищев помнил об этом и старался учесть любую мелочь. Покончив с «грязной» работой, он развел псов по местам. Затем обошел территорию, прогулялся по подъездной дороге, внимательно присматриваясь к месту засады. Вроде все в порядке. Ему хотелось верить, что визитер не станет бродить полтора часа по лесу, изучая окрестности. Хотя сам он именно так и поступил бы. Когда речь идет о жизни и смерти, о легкомыслии и лености следует забыть. Иначе лучше сидеть дома и нос на улицу не казать.

Ровно без трех минут девять со стороны подъездной дорожки донесся рев двигателя. Родишев даже головы не повернул. Он по звуку определил, что «ищейка» приехал в джипе. Сам Родищев делал вид, что занимается уборкой площадки для тренинга. Подсыпал песка, смешанного с опилками, разравнивая кучи граблями, проверял состояние тренажеров на полосе препятствий.

Джип снизил скорость, покатил к питомнику. Родищев выпрямился, из-под ладони взглянул в сторону приближающейся иномарки, скользящим движением вложил в рот свисток и снова взялся за грабли. Свисток был хорошим, импортным. Привез знакомый из Германии. Человеческое ухо не могло различить его свист, зато собаки слышали очень хорошо.

Джип подполз совсем близко к сетчатой ограде, остановился. Гость не стал глушить двигатель и вылезать из машины. Он был слишком осторожен. Вместо этого приехавший нажал на клаксон. Мощный гул повис над двором. Родищев, не выпрямляясь, кивнул приветственно. Визитер махнул рукой, мол, идите сюда. Родищев сделал вид, что не понял, тоже взмахнул рукой, дескать, привет, извини, но я сейчас очень занят. Как только освобожусь, так сразу подойду. Гость вновь нажал на клаксон. Разумеется, между ними ведь существовала предварительная договоренность. Кроме того, он был занятым человеком. Скорее всего, даже оченьзанятым.

«Любопытно, – подумал Родищев, – надолго ли хватит его терпения?»

Спокойно, не торопясь, он прошел к стоящему в углу площадки ящику с песком, набрал полное ведро и вновь вернулся к работе. Визитер нажал на клаксон в третий раз. Гудок был сильным и длинным. Собаки в вольерах заволновались, зашлись в хриплом лае. Родищев снова повернул голову и объяснил жестами: «Сейчас, недолго осталось». Вариантов у визитера было мало. Он мог либо убраться восвояси, либо выйти из машины. Либо пристрелить Родищева. Но для этого он, опять же, должен был открыть дверцу джипа.

Родищев наблюдал за гостем при помощи зеркал, укрепленных по углам проволочного ограждения. Когда на площадке находилось сразу несколько питомцев, приходилось быть особо внимательным. Зеркала заменяли Игорю Илларионовичу пару глаз на затылке, что и тогда и сейчас было совсем не лишним. Попробуй тот выстрелить, Игорь Илларионович заметил бы это заранее и успел бы спрятаться от выстрела за тем самым ящиком с песком. Или за барьером-стенкой, сколоченной из доски-стопятидесятки. Такую не каждая пуля возьмет. На всякий случай с внутренней стороны стенка была обложена мешками с песком. Под спецовкой у Родищева был спрятан «люгер». Впрочем, это на самый крайний случай. Он рассчитывал обойтись без стрельбы. Тем более что гость был нужен ему живым.

Визитер отпустил клаксон, приоткрыл дверцу, выбрался на подножку, крикнул:

– Игорь Илларионович! Вы про меня, часом, не забыли? – В голосе его слышалась едва сдерживаемая звенящая злость.

– Нет-нет, помню! – отозвался Родищев. – Сейчас… У меня тут важное дело.

«Пощечина» была намеренной. Раздраженного человека легче застать врасплох.

Незнакомец вновь забрался в салон, потянулся к отделению для перчаток, достал из него пистолет, щелкнул затвором, загоняя патрон в ствол. Понимал, с кем придется иметь дело. После этого он открыл дверцу и выпрыгнул из салона. Под дорогими, начищенными туфлями всхлипнула напитанная влагой земля.

Пистолет Незнакомец сунул в карман плаща и, настороженно оглядываясь по сторонам, зашагал к питомнику.

Родищев позволил ему удалиться от машины метров на десять и только тогда дунул в свисток. Он не выпрямлялся, не поворачивал головы, не отбрасывал грабли, поэтому в первые секунды визитер ничего не заподозрил. Он сделал еще несколько шагов, прежде чем увидел собак. Выросшие словно из-под земли, молчаливые, собранные, готовые к броску, они производили жутковатое впечатление.

Реакция у гостя оказалась отменной. Молниеносным движением он выхватил оружие, обернулся, нажимая на спусковой крючок. Как и предполагал Родищев, первой мишенью визитер выбрал самого большого пса – дога. Выстрел показался тихим и плоским. Деревья, стоящие вокруг, погасили раскат. Пуля вырвала клок земли у самых лап пса. Резкий разворот не позволил визитеру прицелиться. Две следующих пули легли точно в цель. Дог был метрах в трех, когда его развернуло, бросило комком на влажную хвою. Пес взвизгнул, заскулил, попытался вскочить, но тут же упал снова. Серо-мраморная его грудь была залита кровью. Гость выстрелил еще раз. Дог ткнулся мордой в грязь и затих. В следующее мгновение прыгнул доберман. Его бросок был балетно грациозен и легок. Шоколаднокоричневая мускулистая торпеда взвилась в воздух. Родищев бесстрастно наблюдал за происходящим. Сорокакилограммовая стрела ударила визитера в спину. Щелкнули челюсти, впиваясь человеку в ключицу, сокрушая кость, разрывая мышцы. Визитер качнулся вперед, сделал ndpy шагов. Правая рука его висела плетью. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев. Гость споткнулся и упал, перекатившись на бок. Надо отдать парню должное, воли ему было не занимать. Он не кричал, не пытался скинуть с себя собаку. Он боролся за жизнь. Все еще действующей левой рукой он попытался дотянуться до оружия, но тут же был атакован овчаркой. Мощные клыки впились ему в предплечье. Овчарка остервенело мотала головой, захлебываясь рычанием и кровью. Визитер зарычал. Не закричал, как поступили бы девяносто девять человек из ста. Не зарыдал, что было бы понятно и оправданно, а именно зарычал. Так же, как и собаки. Обе руки его не действовали, он был залит кровью с ног до головы. Родищев не сомневался, что боль, мучающая гостя, должна быть сумасшедшей. Тем не менее тот все еще пытался драться, катался по земле, стараясь прикрыть шею плечами, пока московская сторожевая рвала его ноги.

– Бернард, Петро, Игрушка! Ласка! – скомандовал Родищев.

Слово «ласка» было эквивалентом команды «фу». Игорь Илларионович никогда не пользовался стандартными командами, кроме курса «общего послушания». «Сидеть», «лежать», «ко мне» и прочие примитивные действия его подопечные выполняли по общепринятым командам, а вот специфические навыки, необходимые Родищеву, обозначались вполне безобидными словами вроде «ласка», «зевок», «ерш» и так далее. Обычная мера предосторожности на тот случай, если бы один из его питомцев привел бы за собой «хвост». Никто и никогда не смог бы доказать, что он натаскивал псов на людей. Причем на конкретных людей. «Да вы что? Они даже команде „фас“ не обучены! Вот смотрите! Фас! Фас! Видите?» Действительно, команде «фас» Игорь Илларионович своих подопечных не обучал.

Сейчас собаки отошли на метр и уселись, внимательно наблюдая за поверженным визитером.

– Если вы попытаетесь подняться, – возвестил Родищев, подходя, – они перегрызут вам горло.

– Хорошо, – выдавил визитер. – Черт… зачем вы это делаете?

Родищев развел руками.

– «Засвеченный киллер – потенциальный покойник». Закон. Я предпочитаю скоропостижно выйти на пенсию и провести остаток дней в какой-нибудь далекой и теплой стране. И я очень не люблю, когда мне дышат в спину. А еще не люблю непонятности. Ваш визит – одна из них. Поэтому хотелось бы кое в чем разобраться.

Визитер перевернулся на спину, откинул голову, закрыл глаза, плотно прижимая изуродованные руки к груди. Лицо его было белым от боли и мокрым от пота.

– Черт, как больно… – поморщился он, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.

– Конечно, больно, – согласился Родищев, опускаясь на корточки. – Еще бы. Но это не самая сильная боль, поверьте. Я хорошо разбираюсь в подобных вещах. – Визитер дышал мелко и часто. Кадык на худой шее дергался вверх-вниз. – Итак, с чего это вдруг человек, нанявший меня, решил нанять вас?

– Он… Он просто беспокоился, что вы не заплатите штраф… – пробормотал раненый.

– Ерунда. Я пока не отказал ему. Да он и не обращался за компенсацией, – покачал головой Родищев. – Не ври мне. Если будешь врать, придется познакомиться с моими собачками. И не с этими, – Игорь Илларионович кивнул на сидящих рядом питомцев, затем вытянул руку в сторону вольера, откуда доносился хриплый и яростный лай, – а с теми. Тогда ты узнаешь, что такое настоящая боль. И это справедливо и логично. Ведь если ты врешь, то разговор теряет смысл. Ты пойми, – Игорь Илларионович понизил голос, заговорил доверительно, по-дружески, – эти собаки, они – вроде как часть меня. Вот ты приехал – заметь, я тебя не звал, ты сам явился, – и застрелил Малыша. Можно сказать, убил часть меня. Что бы ты сделал с человеком, если бы он отрезал тебе руку? Или ногу? – Родищев посмотрел на бледного от боли раненого так, словно его действительно интересовал ответ. – Мне кажется, будет справедливо получить с тебя компенсацию. Живым весом. Как думаешь? Пусть уж хоть собаки поедят свеженького мясца. Итак, я повторяю вопрос. Зачем тебя наняли?

– Я должен был… – визитер поморщился от боли, – …убить тебя.

– Час от часу не легче… – всплеснул горестно тощими ручками Родищев. – А зачем же ты разводил всю эту ботву с деньгами? Сказал бы уж сразу, мол, заказ на вас поступил, Игорь Илларионович. Конкретный, от такого-то человечка. Я бы понял, работа есть работа. Глядишь, мы бы с тобой поладили, устаканили бы как-нибудь это дело, чтобы и мне хорошо, и тебе не накладно. Коллеги все ж таки, не хухры-мухры. А теперь что?

– Деньги… Моя премия за успешную работу. – Раненый попытался усмехнуться, но получилось плохо. Улыбка напоминала страдальческую гримасу. – Я должен был выбить название банка, в котором вы храните деньги. Номер счета и пароль. Потом передать эту информацию Заказчику.

– Вот так теперь, значит, в этой стране дела делают? – Родищев трагически улыбнулся и покачал головой. – Значит, твой хозяин захотел и рыбку съесть, и на хрен сесть. Совсем люди совесть потеряли. Знают, что не их, а все равно тянуть пытаются. Вот народец, прости господи. Стало быть, он из-за денег ко мне обратился?

– Не только. Ему было важно убрать жертву быстро, но избежав подозрений в убийстве. Такие… специалисты очень редки. А Палыч сказал, ты – мужик прижимистый и не разбрасываешься деньгами. У тебя на счете должна была скопиться приличная сумма.

– Должна была, верно. Она и скопилась, – согласно сообщил Родищев. – Только не про вас эти денежки. Не вашим горбом копеечки мои заработаны, не вашим потом политы. Стало быть, дорогой мой, не вам их и тратить. Слышишь? – Добродушно-заботливая улыбка слетела с его лица вмиг. Глаза налились холодом, кожа на щеках натянулась, приподнимая губы. В эту секунду Игорь Илларионович стал похож на одного из своих питомцев. – Я вас, сучье племя, всех выверну наизнанку. И тебя, и хозяина твоего, и остальных, кто надумает в мою мошну грабли свои шаловливые запускать! Ты понял? – Он ухватил раненого за лицо, тряхнул. – Понял, я тебя спрашиваю?

Тот кивнул. На губах визитера пузырилась кровавая пена.

– Имя Заказчика, быстро, – Родищев наклонился вперед.

Визитер отрицательно качнул головой.

– Я его не знаю. Никогда не разговаривал с ним лично.

– Снова врешь? – нахмурился Родищев. – Тебе, похоже, неймется познакомиться с моими ребятками.

– Не вру, – пробормотал раненый.

– А как же информация о счете?

– Все… через Палыча. Можешь спросить его, он подтвердит.

– Я его уже спрашивал. Вчера. Он бы мне рассказал, если бы это было правдой.

Раненый безразлично пожал плечами.

– Я такой же… как и ты. Палыч договаривался. Он дал мне данные… по тебе. Задаток перевели… вчера утром.

Родищев поднял голову, посмотрел куда-то за деревья, усмехнулся недобро, тряхнул угловатой, непропорциональной головой.

– Палыч, хитрован паршивый. Тварь шелудивая. Сдал, значит. А какие песни пел. «Я никогда…» Жаль, оттоптал дядечка свое. А не то я бы сейчас спросил с него всерьез.

Раненый снова кивнул. Сил у него оставалось все меньше, и каждое движение давалось все с большим усилием.

– Ты точно не знаешь Заказчика? Может быть, что-то слышал? Или Палыч обмолвился? Назови имя, и я сохраню тебе жизнь.

– Я – не лох, Ларионыч. Знаю… когда песни петь, а когда отходную… читать. Отвали, родной, свет не засти. Дай помереть по-человечески. – Глаза визитера закатились, губы подернулись сухой ржавой коростой.

– Тем более, если знаешь, что умираешь, какой смысл врать? – процедил Родищев. – Это они подставили тебя. Из-за них ты оказался здесь. Из-за них умираешь! Скажи мне правду! Кто Заказчик?

– Утром… – повторил тот, теряя сознание. – Палыч…

Последнее «ч» было больше похоже на протяжное «ш».

– Дьявол! – Родищев вскочил и пнул бесчувственное тело. – Чтоб тебя… Нашел время сдохнуть.

«Сдохнуть» в устах Игоря Илларионовича звучало вовсе не оскорбительно. Он вообще не делал различия между людьми и собаками. Разница между первыми и вторыми заключалась в том, что люди были более жестоки, подлы, хитры и изворотливы. Да еще передвигались на двух лапах, а не на четырех. Вот, собственно, и все отличия.

Тем не менее определенное уважение «конторский» вызывал. Хорошо помер, с достоинством. Другой бы на его месте скулил, визжал, рыдал, просил бы раны перевязать да вкатить пару кубов обезболивающего. А этот – нет. Сразу видно, настоящий профи был, царствие ему небесное.

Родищев направился к питомнику. Собаки же остались сидеть на месте, наблюдая за неподвижной жертвой. При приближении хозяина собаки в вольерах вновь заволновались, зашлись лаем. Они чувствовали запах кровоточащей плоти. Наедайся впрок – закон любого дикого животного.

Сильно перекосившись набок, хромая сильнее обычного, Игорь Илларионович оттащил тело в «офис». Псы караулили у сеток, провожая взглядом ускользающую добычу, вожделенное лакомство. Собственно, Родищев не сомневался, что останки найдут. И… что? Доказать факт убийства будет практически невозможно. Полез мужик в питомник. Непонятно зачем полез, может, по пьяни, а может, диверсию хотел устроить во благо конкурентам. А как вы думали? В собачье-бродячьем бизнесе такие денежки крутятся – хватает и на хлебушек с икоркой да маслицем, и на коньячок. Да еще и на погулять останется. Неудивительно, что конкурентов не любят и при удобном случае могут устроить любую гадость. В частности, подпустить «красного петуха». Бывали случаи. В общем, непонятно, зачем полез парнишечка, главное, что полез. Ну и сунулся, дурак, к вольерам. Собачек посмотреть и вообще… А тут, как назло, ворота открытыми оказались. Попытался наш бедолага укрыться в «офисе», да не вышло. Вывод: не лезь куда лезть не след – здоровее будешь.

Устраивая труп на полу в «офисе», сгребая пропитанную кровью землю, Родищев размышлял.

То, что его действительно собирались убить, не подвергалось сомнению. Дело было не в деньгах, хотя нахальная расчетливость Заказчика не могла не вызвать определенного, пусть брезгливого, но уважения. «Не пропадать же». Вряд ли гибель «фээсбэшника» что-то кардинально меняет. Для Заказчика он, Родищев, был и остается опасен, поскольку знает, что Осокин умрет не своей смертью. Вывод: следует ждать новых попыток.

Рассказ Палыча и вовсе не стоил бы выеденного яйца, кабы не упоминание о хахале бывшей жены Осокина. Родищев сомневался, чтобы эта самая «бывшая» держала разом десяток мужчин. С другой стороны, он также сомневался, что у Заказчика имеется куча знакомых посредников, способных обеспечить исполнителя столь солидного уровня. На «несчастных случаях» и «естественных смертях» специализируется не так много их брата. Как правило, все они – профи высочайшего класса, выходцы из «конторы» или военной разведки. Эти за солидную плату уберут любого и каким угодно способом. Но такие парни не стоят на обочине с табличками: «Киллерну срочно, задорого, с гарантией». Их придется искать, а поиски – это расспросы и суета. Глядишь, где-нибудь как-нибудь что-нибудь да выплывет. Как и у любого профи, у Родищева были выходы на серьезных посредников, помимо Палыча. Шарик – местечко тесное.

Игорь Илларионович собрал землю в тачку, отвез ее к выгребной яме, поднатужился и вывалил в вонючую, густую жидкость. Затем он накрыл яму досками, набросил сверху полиэтилен, привалил края пленки камнями и отряхнул руки. Дело сделано. Здесь хвосты обрублены. Конечно, рано или поздно его все равно отыщут, но без Палыча и визитера сделать это будет непросто. Скорее всего, Заказчик тоже кое-что знает о нем, но вряд ли слишком много. Самая явная ниточка, за которую ухватился бы даже полный идиот, – питомник. На питомнике держался весь бизнес Игоря Илларионовича. Одно «но», господа хорошие. Бизнеса больше нет. Стало быть, и питомник ему теперь не нужен. Значит, придется его ликвидировать.

Родищев достал из-за пояса пистолет, передернул затвор, ловко поймал выброшенный патрон. Ему понадобится еще одна обойма. А то и две. Никогда не знаешь, как пойдет дело. С другой стороны, куда девать трупы? Можно, конечно, списать на вандалов, но обычные вандалы огнестрельным оружием не пользуются. Они если и развлекаются, то берут бейсбольные биты, монтировки или обрезки водопроводных труб. Но Родищев хотел бы посмотреть на тех отважных ребят, которые развлечения ради обойдут четыре десятка клеток с вполне серьезными псами, среди которых полтора десятка булей. Забить одного – еще куда ни шло. Вчетвером-впятером справились бы. Правда, и собака с них мясцо лоскутами спустила бы, это уж как пить дать, но толпой справились бы. А вот полтора десятка псов положили бы всех. И это не считая остальных питомцев. Так что версия с вандалами малоубедительна. Конкуренты? Та же фигня.

Родищев подошел к третьему вольеру, прошелся вдоль ряда, называя собак по кличкам. Те, словно предчувствуя самое худшее, затихли, отходили к задним стенкам клеток, смотрели в глаза, но хвостами виляли неохотно. У самой последней клетки, с массивным питом, Игорь Илларионович опустился на корточки, позвал:

– Гамлет, ко мне!

Пес неохотно направился к маячащему за сеткой человеку. На середине пути остановился, нерешительно вильнул обрубком хвоста, делано зевнул, посмотрел в сторону.

– Гамлет, ко мне! – повторил Родищев.

Подобное непослушание – да и то пару раз, не больше – позволял себе только Мстительный. Гамлет же с самого начала был псом исполнительным, старательным, послушным. Ему никогда не приходилось подавать одну и ту же команду дважды. И вот… Родищев убрал пистолет за спину. Пес настороженно, низко пригнув голову, подошел к сетке. Игорь Илларионович, приговаривая ласково: «Гамлет хороший, Гамлет – умница», достал пистолет и вложил ствол питу в ухо. Палец его замер на спусковом крючке. Гамлет взглянул на хозяина темными глазами, и Родищев увидел слезу, повисшую на нижнем веке собаки. По телу пита пробежала волна мелкой дрожи, но он остался стоять на месте. Родищев вздохнул. Он легко пристрелил бы человека, а вот собаку – нет. Собаку Игорь Илларионович убить не смог.

– Гуляй, Гамлет, – сказал он, поднимаясь и убирая пистолет за ремень. – Гуляй.

Пес отбежал к противоположной стене, остановился, преданно глядя на Игоря Илларионовича и виляя коротким хвостом. Родищев толкнул решетчатые ворота питомника, распахивая их настежь. Затем прошел вдоль вольер, скидывая запоры. Его «гостиницы» для животных больше не существовало. Оставить псов здесь, обрекая их на мучительную смерть от голода, он не мог. Игорь Илларионович открывал клетки. «Новички» потянулись к воле первыми. Один за другим они покидали клетки, подходили к воротам, недоверчиво оглядывались, словно все еще не веря в обретенную свободу, затем трусили к лесу и исчезали среди деревьев. Серые тени на серо-коричневом фоне. Мало-помалу первый ряд вольер опустел. Особи, проведшие в питомнике более долгое время, остались в своих загончиках.

– Пошли вон! – рявкнул Родищев и взмахнул рукой. – Гулять!

Псы оставались на месте. Тем не менее Игорь Илларионович был уверен, что уйдут все. Сработает инстинкт самосохранения. Он вернулся в «офис», положил в сумку документы, початую бутылку коньяка и стакан, деньги, которые хранил на «пожарный» случай. Собственно, вот он и наступил. Тот самый, «пожарный».

Сумку Родищев отнес в машину и бросил на пассажирское сиденье. Достав из кузова двадцатилитровую канистру, вернулся в «офис». Здесь он скинул крышку с горловины и щедро полил бензином на труп, оросил мебель, остатки расплескал по углам. Канистру Игорь Илларионович забрал бы с собой, она денег стоила, но… лучше, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Игорь Илларионович поставил канистру у дверей, взглянул на труп:

– Ну что, парень, роль поджигателя тебе удалась. Так и передай своим коллегам из параллельного ведомства.

Щелкнул зажигалкой, повернул регулятор, делая пламя максимальным, наклонился к разлившейся по полу бензиновой луже. Бензин вспыхнул сразу. Голубовато-желтые языки огня поплыли через комнату. Вспыхнуло кресло, затем стол. Пламя метнулось вверх по занавескам. Обои на стене почернели и свернулись обгорелой стружкой. Огонь, словно голодный зверь, пробовал на вкус все, что попадалось на пути. Что-то сжирал сразу, что-то оставлял до тех пор, пока не наберется сил. Оплавились и закапали огненным дождем пластиковые жалюзи. Лопались стекла – звук был такой, будто кто-то хлопал в ладоши. Сквозь кирпичные стены пожар, разумеется, не пробьется, но перекрытия «офиса» – как раз на такой случай – сделаны из деревянного бруса и крыты черепицей. По перекрытиям огонь уйдет дальше, к вольерам. Полчаса-час, и подойти к пожарищу будет невозможно. Да и незачем. До ближайшего жилья далеко, стало быть, пока огонь заметят, пока пожарные подъедут к костровищу на своих лайбах – а сделать это будет непросто, дорожка предусмотрительно слишком узкая, – тушить будет нечего. Разве что груду углей оросить, для проформы. За оставленных псов волноваться не стоит – когда начнет лопаться черепица, грохоту будет предостаточно. Псы уйдут.

Родищев зашагал прочь. Три его «спасителя» сидели на прежнем месте. Доберман, повернув узкую морду, наблюдал за тем, как из окон «офиса» вырывается пламя и ползут клубы дыма.

Игорь Илларионович прошел мимо, скомандовав на ходу:

– Гулять!

Джип визитера стоял у ворот. Можно было бы подогнать его поближе к «офису», но какой смысл? Сгорит машина или нет – не имело значения. Установить владельца не составит труда, только, скорее всего, машина записана на совершенно постороннего человека, а визитер ездил на ней по доверенности. Но даже если машина записана на него, это, в сущности, ничего не меняло. Заказчик рано или поздно поймет, что дело провалилось. Однако Игорь Илларионович на сей счет не беспокоился. Сначала Заказчик подумает, что жертва каким-то странным образом сумела избежать смерти и устранить и исполнителя, и посредника. Но довольно быстро у него появится и другое соображение: например, что посредник или исполнитель, а скорее всего, оба сразу, получив от Родищева номер банковского счета и деньги, попросту его «кинули». А уж когда он узнает, что и тот, и другой «растаяли» за горизонтом… В общем, пусть помечется.

Игорь Илларионович забрался в «Москвич», запустил двигатель и нажал на газ.

* * *

В дежурке за толстой стеклянной перегородкой Петя Чевученко, отдуваясь, пил чай и аппетитно ел бутерброд с маслом и сыром. Отдуваясь, потому что чай был только что заваренным. Еще истекал парком на крашеной деревянной табуретке стальной электрический чайник. Галстук у старлея был расстегнут и висел на булавке, выпустив поверх кителя длинные темно-серые «языки». Фуражка лежала в стороне, на пульте.