Текст книги "Собачий Рай"
Автор книги: Иван Сербин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Перед самым лицом капитана мелькнула яркая, слепящая вспышка. В ней, как на мгновенном фотоснимке, застыло изображение: физкультурник – сморщившийся от предвкушения близкого выстрела, орущий что-то – и пламегаситель, из отверстий которого выплескивается желто-белая, раскаленная смерть. Пули ударили капитана в бок, сбросили с брони.
Падая, он попытался зацепиться за скобу, но не удержался, скатился по скошенному борту, упал с почти двухметровой высоты на асфальт, выронив оружие и только чудом не угодив под широкие колеса. И тут же к нему устремились псы – не меньше трех десятков.
Тут-то Гордеев и сделал то, чего никак от себя не ожидал. Он заорал, брызгая слюной и срывая глотку, и побежал к лежащему посреди двора капитану со всей прытью, на какую был способен.
Собаки остановились. Разумеется, они Не испугались, но оторопели от вида орущего, визжащего, размахивающего рукой человека. Его поведение никак не вписывалось в ставшую уже привычной схему – они догоняют и грызут, люди убегают. Этот, напротив, несся прямо на них, орал длинное, бессмысленное «а-е-и», изредка перемежающееся другими звуками, смазанными, наполовину проглоченными за ненадобностью.
– Анн аан-Др евна, – визгливо кричал Гордеев, – Зв ан ити милицию! Ск аж ыти, ан иф т арговый д о– ам п ай-эх али!!!
Ему было важно выиграть всего несколько секунд. Ближайший к Гордееву пес – огромная московская сторожевая – зарычал, обнажил клыки, припал на передние лапы. Но Гордееву было все равно. Даже захоти он вернуться – все равно не успел бы. Ничто не пробуждает в собаке инстинкт хищника так верно и быстро, как вид удирающего человека. На ходу Гордеев наклонился, подхватил автомат, закинул ремень на шею и полоснул очередью поперек двора, радуясь, что капитан снял оружие с предохранителя. Лично он, Гордеев, понятия не имел, где находится этот самый предохранитель. В жизни бы его не нашел. Впрочем, стой автомат на предохранителе, жизни Гордееву осталось бы секунды на три, от силы.
Ощущение было такое, словно ему ударили палкой по руке. Ствол автомата заплясал, пули ушли в «молоко». Звук был неожиданно громким и резким – будто над самым ухом кто-то ударил стальным прутом по огромному цинковому листу. Гордеев невольно сбился с шага, присел, втягивая голову в плечи и страдальчески морщась.
Тем не менее автоматная очередь отпугнула псов. Они отбежали, но недалеко, метров на десять. Остановились, наблюдая за Гордеевым. А тот подбежал к лежащему капитану. Схватив того за воротник куртки здоровой рукой, потащил к крыльцу. Уже на ходу заметил, что поступил глупо, велев Анне Андреевне бежать звонить. Во-первых, она ушла, оставив дверь школы открытой настежь. Если бы псы ворвались в здание – в лучшем случае они бы оказались отрезанными друг от друга. В худшем – все было бы кончено за пять минут. Уйти, заперев дверь, она не могла, поскольку Гордеев с капитаном находились на улице. Во-вторых, в милиции все равно никто не снимал трубку. Какой смысл названивать? Но даже если бы в отделениях кто-то был, они что, кинулись бы на выручку? Гордеев в этом сильно сомневался. Этим парням жизнь дорога. А оснащения у них, простите, с гулькин клюв. Не на «Жигулях» же сюда мчаться.
Впрочем, орал он не по разумению, а первое, что приходило на ум.
Собаки выжидали недолго. Они обегали Гордеева, заходя со спины, с боков.
– А ну, пошли вон! – орал тот, время от времени отпуская капитана, чтобы послать новую очередь в темно-синее, наливающееся звездами небо.
Собаки отбегали пугливо, наскакивали снова. Пару раз им даже удалось ухватить капитана за штанины и рукава куртки. Офицер был слишком тяжел для Гордеева, потому и продвижение получалось очень медленным. А если еще учесть, что ему приходилось управляться одной рукой… Словом, боезапас иссяк бы гораздо раньше, нежели Гордееву удалось бы дотащить капитана до крыльца школы.
– Стреляй одиночными, – сказал вдруг тот.
Гордеев от изумления остановился.
– Что?
Тот пошевелился, повернулся на бок. Лежал так секунды две. Затем начал медленно подниматься. Собаки моментально бросились в атаку. Жертва, стоящая на ногах, способна обороняться. Гордеев еще раз выстрелил в воздух. Капитан взял у него автомат, перебросил рычажок предохранителя в положение одиночного огня, поднял автомат к плечу, выстрелил, повернулся, выстрелил в свору, подбирающуюся со спины.
Пара псов, скуля, забилась на асфальте. Один, подвывая и припадая на задние лапы, отбежал в темноту. Остальные откатились на безопасное расстояние.
– Отходи, – сказал капитан.
Гордеев поспешил к школе. Капитан отступал за ним, внимательно поглядывая по сторонам, стреляя по мелькавшим в свете окон быстрым теням.
Ввалившись в школу, они захлопнули дверь. Гордеев накинул запор, и вовремя. С той стороны в створку ударилось тяжелое тело.
– Ничего, – сказал капитан, сдирая куртку и стаскивая поддетый под нее бронежилет. Поморщился, показал Гордееву две расплющенные о сталь горошины. – Во! А ведь надевать не хотел. Еле уговорили. Вернусь, расцелую нашего прапора-хозяйственника.
– Если, – вздохнув, поправил негромко Гордеев.
– Чего «если»?
– «Если вернусь».
– Да ладно, не паникерствуй, – бодро ответил капитан. – Все будет нормально. Это ж не хухры-мухры, целый БТР пропал. Рано или поздно нас хватятся. – Гордеев невесело усмехнулся. – Сейчас отыщем, где тут медпункт, зафиксируем тебе плечо, и вообще все пойдет как по маслу.
Что-то грохнуло о зарешеченное окно. Загудела решетка. Капитан обернулся.
– Это еще что за… – пробормотал он.
– Они пробуют на прочность решетки, – пояснил Гордеев.
– Ничего себе, – изумленно сказал капитан. – Но решетки-то они не выбьют?
– Решетки – нет, – ответил Гордеев.
– Ну и ладушки, – кивнул капитан. – В таких школах на первых этажах все окна зарешечены. У меня дочка в такой учится.
– Во-первых, в пристройке окна зарешечены только в физкультурном зале и столовой.
Капитан подумал.
– Точно. Но там окна высокие. Да и проникнуть через них можно только в кабинеты, а они наверняка заперты. Так что с этой стороны опасность нам не грозит. Можем спать спокойно.
– Во-вторых, – продолжил терпеливо Гордеев, – как быть с переходом?
Капитан оглянулся. Фактически переход представлял собой одно большое окно. В огромных, от пола до потолка, стальных рамах крепились внушительные стекла. И, разумеется, никаких решеток на них не было. Очевидно, администрация школы полагала, что здание стало бы слишком похоже на спецучреждение для малолетних преступников.
– Думаешь, у них хватит ума?
Загудела от удара вторая решетка. Гордеев указал на окно.
– Это только вопрос времени. Так что лучше отправить детей наверх.
– Нет, – капитан покачал головой. – Если уж они додумались окна выбивать, то, боюсь, придумают и как двери вынести. – Он подошел к окну, осмотрел двор. – Скажи мне, друг, ты в собаках разбираешься?
– Немного, – ответил Гордеев.
– Тогда скажи мне, чего эти твари никогда не умели, не умеют и чему никогда не научатся?
– Читать и сочинять стихи, – мгновенно ответил тот.
Капитан коротко хохотнул.
– Молоток. Но я не это имел в виду. Пошли, поищем медпункт, заодно поглядим, что в этой школе имеется из горючесмазочных материалов. Проинспектируем их склад ГСМ, так сказать.
– Хорошо, – согласился Гордеев. – Только мы потратим гораздо меньше времени на поиски, если спросим об этом Анну Андреевну.
* * *
Полевой штаб и лагерь для беженцев разбили на окраине Красногорска. Людей свозили со всей Москвы и размещали в школах, больницах, клубах, кинотеатрах, словом, везде, где можно было разместить койки или раскладушки и где можно было оказать первую медицинскую помощь. И куда пока еще собаки не добрались. Территория патрулировалась БТР. Небо бороздили военные вертолеты. В широкой вместительной палатке собрался весь цвет силовых министерств.
Поляков никогда не думал, что ему доведется увидеть всех этих «тузов» разом, причем не на экране телевизора и не на страницах газет, а живьем. По всем законам логики и субординации его в этой палатке быть не должно. То, что он здесь, – следствие принятых им решений. Решений, которые, Поляков на это наделся, переломили ход событий. Оценить этого сам он уже не мог. Все оперативные сводки шли теперь через начальственные руки.
В этой палатке он был самой мелкой фигурой. Пешкой. Вернее, пешкой, стоящей на предпоследней клетке доски. С ним общались и здоровались за руку. Его называли по имени-отчеству, и он знал почему. Все будет зависеть от последствий. Его либо поднимут, либо бросят в сточную канаву. Либо разделят его славу, либо спишут на него все грехи.
– Потери среди гражданского населения, по предварительным подсчетам, составляют не менее пятнадцати процентов, подавляющая часть которых пришлась на утренние часы, – говорил мордатый генерал-полковник из Генерального штаба, скрестив тяжелые, поросшие курчавыми волосами руки на столе. Раскладной стул скрипел под его кряжистым могучим телом. – Люди ехали на работу и с работы. Никто, конечно, не ожидал ничего подобного. На данный момент в пределах Окружной дороги сосредоточен личный состав двух бригад: спецназа внутренних войск из Обнинска и двадцать седьмой мотострелковой. На подходе туляки и рязанцы. В ближайшие три-четыре часа они выйдут на исходную.
– А что с воинскими частями, дислоцированными в черте города?
– Пока не удалось наладить с ними связь. Мы полагаем, что часть военных городков может быть занята собачьими стаями. Возможно, командование, по не выясненным пока причинам, не может восстановить боеспособность вверенных ему частей.
– Ясно, – помрачнел сидящий во главе стола худощавый светловолосый мужчина, слегка поджимая тусклые, тонкие губы. – Не могу сказать, что обрисованная вами картина слишком уж отрадна. Хорошо. Нужно будет впоследствии прояснить вопрос с нарушением связи. Как продвигается эвакуация?
– На данный момент эвакуировано порядка трех тысяч человек. В поисках задействованы силы малой гражданской и военной авиации. Мы разворачиваем дополнительный аэродром в районе Зеленограда, куда планируется перебросить технику из ближайших вертолетных частей.
Светловолосый мужчина кивнул. Был он одет в пятнистую военную форму, говорил быстро, делая небольшие паузы, чтобы подобрать точные слова.
– Почему Зеленоград? – поинтересовался он.
– Мы не сумеем разместить всех эвакуированных в общественных заведениях одного Красногорска. Уже сейчас больницы переполнены, в кинотеатрах и клубах катастрофически не хватает места. Даже при том условии, что полевые лагеря будут развернуты в ближайшие несколько часов, придется задействовать дополнительные резервы. Доставка людей в противоположный конец города существенно снизит временной ресурс поисковых мероприятий, поскольку аэродромы «подскока», обеспечивающие топливом вертолеты, располагаются в основном в этой стороне. – Светловолосый снова кивнул, и кряжистый, ободренный его реакцией, продолжал: – Мы уже приступили к развертыванию полевых лагерей и госпиталей под Зеленоградом, Солнечногорском и Химками. В срочном порядке подготавливаются места в больницах, доставляются полевые кухни.
– Как быстро продвигается эвакуация?
– Мы задействовали все резервы, – уклончиво ответил кряжистый. – Подтянули пять колонн грузового автотранспорта. Но население не подает сигналы, боясь привлечь собак. О том, чтобы выходить на улицы, речь не идет. Однако в ближайшие два часа мы планируем силами бронетехники и полка спецназа занять гражданский аэродром в Тушине. Это позволит существенно повысить эффективность поисковых мероприятий за счет использования дополнительной воздушной техники и более длительного патрулирования территории. Топливо и необходимое оборудование будет доставлено из аэропортов Шереметьево и Шереметьево-2. Кроме того, на аэродроме можно будет развернуть общевойсковой лагерь.
– Хорошо, – кивнул светловолосый. Видимо, первоочередные мероприятия, разработанные военными, показались ему убедительными. – А что с криминогенной обстановкой в черте города?
– Зафиксированы отдельные случаи мародерства и вооруженного сопротивления военным патрулям и представителям органов внутренних дел. Наши подразделения совместно с силами МВД стараются пресекать подобные инциденты.
– По крайней мере, мы перешли к активным действиям, – сказал наконец светловолосый. – Кстати, кто отдал приказы о первоочередных мерах? Если мне правильно доложили, это был сотрудник Министерства внутренних дел?
– Генерал-полковник Поляков, – мгновенно откликнулся кряжистый и добавил: – Константин Григорьевич, встаньте, пожалуйста.
«Константин Григорьевич», это на тот случай, если похвалят. Суровое «Поляков», если врежут за самоуправство вне должностных полномочий. Именно на это «превышение» так удобно списывать грехи.
Поляков поднялся. Светловолосый посмотрел на него внимательно, кивнул:
– Проявленная вами инициатива, Константин Григорьевич, была более чем своевременна и грамотна. Думаю, многие москвичи обязаны вам жизнью. Садитесь.
Никаких обещаний, но все понятно и так. Кряжистый взглянул на него хмуро, подмигнул ободряюще, словно бы говоря: «Молодец, Константин Григорьевич. Я тебя всецело поддерживал». Полякову отчего-то захотелось сплюнуть.
– Кто-нибудь пытался анализировать ситуацию? – тут же поинтересовался светловолосый, оглядывая сидящих за столом. – Просчитывать развитие?
– Разрешите?
Поляков снова поднялся. Головы присутствующих, как по команде, повернулись в его сторону.
Светловолосый кивнул:
– Ну, докладывайте, генерал. Вы у нас сегодня герой дня.
– Как только мне доложили о критической ситуации, я приказал доставить профессионального кинолога. Владимир Николаевич Приходько – зоолог, доктор наук, изучающий повадки собак уже более тридцати лет. У Владимира Николаевича имеются научные работы в области кинологии. Он широко известен за рубежом…
Светловолосый улыбнулся невесело.
– Достаточно, иначе мы все почувствуем себя неловко, – слегка разрядил он атмосферу. Легкий смешок прокатился по палатке, но светловолосый взмахнул рукой, и смех мгновенно угас. – Итак, каково же заключение вашего консультанта? В чем причины столь агрессивного поведения собак? Каково наиболее вероятное развитие ситуации? Какие первоочередные меры надлежит предпринять?
– Владимир Николаевич считает, что возросшая агрессивность в собачьей среде связана с двумя факторами, каждый из которых, сам по себе, не является критическим, но вместе они дали столь плачевный результат. Первый – этим летом в Подмосковье отмечено небывало много случаев заражения домашних животных вирусом бешенства. Скорее всего, несколько зараженных особей каким-то путем оказались в пределах Москвы. Речь идет о домашних животных, вывозимых на дачи в период отпусков, а затем привезенных в город. Второй фактор – чрезмерно разросшееся поголовье бродячих собак и, как следствие, нехватка пищи. Не будь в стаях особей, зараженных вирусом бешенства, скорее всего, дело закончилось бы массовой миграцией в поисках мест, богатых пищей, но… – Поляков достал из нагрудного кармана блокнот, взглянул на заметки, сделанные в ходе разговора с кинологом. – По расчетам Владимира Николаевича, в городе действует порядка ста – ста пятидесяти стай до двадцати голов в каждой. Разумеется, бездомных собак в городе гораздо больше, но подавляющее большинство из них либо одиночки, либо входят в небольшие и, следовательно, не опасные стаи. Как правило, такие стаи избегают не только физического, но и визуального контакта с человеком и «привязаны» к своей территории – стоянкам, фабрикам, станциям «Скорой помощи», больницам. Одним словом, к местам, где проще всего добыть пищу.
Поляков перелистнул страничку. О чем сейчас действительно жалел генерал, так это о том, что у него не сохранился доклад Гордеева. В нем, помнится, были иные цифры, отличающиеся как минимум на порядок. Да и о развитии ситуации было побольше. Он, Поляков, не помнил, что конкретно было написано в докладе, помнил лишь, что это было нечто далеко не столь благодушное, как теории Приходько. А еще больше он жалел о том, что не удалось отыскать самого Гордеева и привезти его сюда. Вот кто сейчас разложил бы все по полочкам. Светловолосый слушал его внимательно, вдумчиво, скрестив пальцы рук, что-то прикидывая в уме и кивая.
– Владимир Николаевич считает, что как только начнет ощущаться нехватка пищи, стаи рассеются сами собой. Часть мигрирует в Подмосковье, поближе к свалкам и другим источникам пищи.
– А ваш консультант ничего не говорил насчет того, что эти мигрирующие стаи могут являться источником повышенной опасности? Животные, попробовавшие вкус крови, начинают охотиться на людей, насколько я знаю.
– Господин Приходько считает, что это никак не связанные вещи. Своеобразный очень древний миф. На людей нападают в основном либо больные, психологически неуравновешенные особи, либо отвечающие агрессией на агрессию со стороны хозяев. Но практически во всех случаях это одиночки. Стайная агрессия свойственна хищникам только в отношении представителей животного мира.
– Человек, в некотором роде, тоже представитель животного мира, – заметил светловолосый. – И что же предлагает ваш консультант в качестве первоочередных мер?
– Владимир Николаевич считает, что действия собак носят в основном условно-рефлекторный характер и лишь в небольшой степени регулируются элементарной рассудочной деятельностью. Кроме того, у них отлично развито обоняние. Исходя из этого, Владимир Николаевич внес следующее предложение: при помощи бронетехники и живой силы перекрыть основные магистрали, постепенно углубляясь в жилые районы, локализуя места обитания стай. Затем воспользоваться стандартными средствами – отравленное мясо, отстрел с вертолетов, создание специальных поисковых команд. Таким образом, мы ослабим стаи, дезорганизуем их и в конечном итоге при помощи специально сформированных боевых групп рассеем окончательно.
Светловолосый кивнул. Поляков же прикидывал, стоит ли говорить о докладе Гордеева? Сказав о докладе, он тем самым сведет на нет набранные за сегодня «баллы». Знал за две недели и ничего не предпринял? Почему? С другой стороны, если он сам не расскажет, то, скорее всего, данный факт так и останется неизвестным. Но… Если заключения Гордеева более точны, то все эти патрули и поисковые команды погибнут.
– И сколько времени займет полная зачистка территории? – уточнил светловолосый.
– От суток до недели.
– Хм… Неделя – очень большой срок.
– Мы используем звуковое оповещение, – доложил Поляков. – С целью указания точек сбора. Большая часть эвакуированных подобрана как раз там.
– Вы задействовали радио? Телевидение?
– Э-э-э… – Поляков стушевался. – Видите ли, нам пока не удалось наладить связь ни с «Останкино», ни с Шаболовкой. Никакой достоверной информации о том, что происходит в теле– и радиостудиях, получить тоже не удалось. Но мы работаем над этим. В поисках задействована легкая и средняя бронетехника. В основном бэтээры. Проверяются места массового скопления народа – крупные торговые центры, общественные, образовательные и медицинские учреждения. Помимо наземных сил, мы задействовали малую авиацию. При обнаружении гражданских лиц с воздуха в точку их нахождения немедленно направляется патруль.
– Хорошо. А милиция? – поинтересовался светловолосый.
Поляков развел руками:
– Увы. С большей частью отделов не удалось установить связь. Многие здания разгромлены, сотрудники числятся без вести пропавшими, а в ряде случаев, увы, погибшими. Мы полагаем, это дело рук вооруженных криминальных групп, мародеров и агрессивно настроенной молодежи.
– Так. Мне все ясно, – светловолосый выпрямился. – Спасибо, Константин Григорьевич. – И тут же посмотрел на кряжистого. – Разработайте детальный план введения войск, график, дальнейшие меры по эвакуации. Желательно сделать это в ближайшие часы.
– Так точно, – кивнул с готовностью кряжистый. – Будет выполнено.
– Кстати, Константин Григорьевич. – Уже в третий раз светловолосый обращался к Полякову по имени-отчеству. И многие понимали: если ситуация разрешится более-менее удачно, никому не известный генерал взлетит так высоко, что прочим останется только задирать голову и прикрывать ладонями глаза, чтобы солнце не слишком слепило. – А этот ваш Приходько, он сейчас здесь?
– Так точно, – кивнул тот. – В числе эвакуированных.
– Вы не могли бы спросить у него, возможно, он согласится войти в состав головной группы и еще раз оценить обстановку непосредственно на месте?
– Конечно. В смысле, так точно! – козырнул Поляков.
– Превосходно, – сказал светловолосый и обратился к кряжистому: – Итак, в ближайшие два часа я жду от вас детальный план.
* * *
– В общем, входим, а тут никого. Петюня, похоже, ноги сделал, остальные вообще непонятно кто где, – вещал Лукин, разгребая завалы мусора и битого стекла в дежурной части. – А тут уже какая-то бригада орудует. Сопляки совсем. Стекла бьют, кабинеты курочат. Как в «оружейку» не забрались, до сих пор не пойму. Ключи прямо на пульте лежали. Петюня бросил, сволочь. Ну, мы им, понятное дело, руки в гору, а они давай пшикалками газовыми размахивать. Пришлось учить уму-разуму.
Волков, уложив Журавеля на стол в комнате совещаний, перевязывал рану, использовав автомобильную аптечку первой помощи, отданную Лукиным.
– А потом уж оглянуться не успели, эти подъехали на джипе. Все такие на понтах, с автоматами.
– В камуфляже? – громко поинтересовался Волков.
– Ну да. Они там, у крыльца, валяются. Ты видел их, да?
– Во Владимира Александровича стреляли парни в камуфляже, – сказал Волков.
– Ну, может, они и были. Жаль, ни одного не взяли живьем. Спросили бы. Теперь-то уж чего. Поколготились они внизу у двери, видят, закрыто изнутри, встали под окнами и орут: «Пацаны!» Ты понял, нет? Пацаны! Нашли себе пацанов. Пацаны! – орут. Давай, говорят, по-мирному. Стволы, мол, в кучу кидай и выходите. У нас, говорят, комитет какой-то там, спокойно, тихо, жратвы от пуза, врачи, типа, и все такое. Ну, Коля им очередью машину распотрошил, сразу попрятались. – Лукин смел осколки с пульта, отряхнул журнал происшествий. – Правда, вооружены ребята хорошо. Бутылки с зажигательной смесью, автоматы, карабины, все дела. Вон, в окно к дознавателям бутылку забросили. Коля еле потушил.
– А что вообще в городе происходит? – спросил Волков. – Куда все подевались? Кто-нибудь может мне внятно объяснить?
– Да хрен его знает, товарищ министр, – ответил Лукин. – Я лично знаю только, что собак в городе видимо-невидимо. Да такими стаями бегают здоровыми – штук по пятьдесят, точно. И кидаются на всех подряд. Мы у них мужика отбили, у стройки. Забавный такой мужик, в очках. Если бы не мы, лежать бы ему сейчас в морге.
– Ага, – донесся из «оружейки» голос Коли Борисова. – В желудках он бы сейчас лежал. Переваривался спокойненько. А завтра утром его на какой-нибудь газон выложили бы. Рядком, аккуратными такими кучками.
Сказал и засмеялся собственной остроте. Легкий он был человек, Коля Борисов. На любую тему пошутить мог. И самодостаточный. В том смысле, что сам шутил – сам же и смеялся.
Запищал зуммер телефона. Это было так неожиданно, что Коля даже выглянул из «оружейки».
– А теперь прогноз погоды, – пробормотал он.
Паша Лукин посмотрел на него, на телефон, снова на напарника. Хмыкнул.
– Это чего? – спросил, словно видел телефон впервые в жизни.
– А ты трубку сними, сразу и узнаешь, – прокомментировал Коля Борисов. – Давай, Пашк, не стесняйся.
Тот снял трубку, поднес к уху. С таким же видом, наверное, поднес бы к уху радиоприемник Александр Сергеевич Пушкин, доведись ему вдруг оказаться в нашем времени.
– Алло? – сказал Лукин совсем неуставно. – В смысле, ОВД. Чего? – Отнял трубку от уха, сказал: – На Куваева склад продуктовый горит.
– А чего он нам-то звонит? Пусть звонит в пожарку!
– Мамаша, звоните в «ноль-один», пожарным. Что? – И снова закрыл трубку: – Она спрашивает, можно ли ей продуктов там взять, раз все равно горит.
Коля Борисов заржал в голос.
Было в этом звонке что-то совсем привычное. За окном ничего не изменилось, только стало еще темнее – надвигалась ночь, да снова начал накрапывать мелкий дождик, а, поди ты, возникло ощущение, что время сделало шажок назад, во вчера. В спокойный вечер, когда еще не было собак и парней в камуфлированных куртках, громящих ОВД и стреляющих в милиционеров озорства ради из окошек автомобилей. И вот сейчас войдет в дежурку Петюня Чевученко, деловито разворачивающий пакет с бутербродами – два с ветчиной, один с сыром, – и спросит: «А чайник закипел уже, что ль? А зачем выключили тада? Блин, мужики, ну кто просит выключать-то»? И за окном вместо кромешной, непроглядной темени будет свет в окнах квартир. Приподъездные фонари осветят палисадники и подъездные дорожки. Вспыхнут ярким витрины супермаркетов, разрежут ночь огни иллюминаций, засияют рекламы, и понесутся огненной рекой по проспектам и улицам автомобили.
Впечатление оказалось настолько сильным, что Волков даже подошел к окну, выглянул и… не увидел ничего. Только вязкую и тягучую, как жвачка, ночь.
Стоило положить трубку, зуммер запищал вновь, настырно и требовательно.
– Да не бери, – посоветовал Борисов, вытаскивая из «оружейки» пустые рожки, цинк с патронами и приспосабливая их на банкетке. Камуфлированные могли заявиться еще раз, теперь уже зная, что в ОВД засели «патриоты», не позволяющие поживиться стволами и патронами. – Все равно из личного состава никого. Патрулей нет, дежурного нет, начальства нет. Ехать на вызов некому.
– Алло? – Лукин все-таки снял трубку. – То есть дежурный. Слушаю вас. Откуда? А сколько их? Мужики, от школы, угол Митрофанова и Кронштадтской, какой-то гад БТР угнал.
– А что, поприличнее ничего в этой школе не нашлось? – продолжал веселиться Коля Борисов. – Танка, к примеру? Или самолета?
– Он убил учительницу и солдата-«срочника», – серьезно продолжал Лукин. – В БТР двое заложников. Тоже солдаты. А едет товарищ в торговый дом, мародерствовать.
Коля Борисов посерьезнел, сплюнул.
– И что? Мы-то чем помочь можем? С голой пяткой на острые шашки полезем? У БТР пулеметная спарка и пушка в довесок. Или крупнокалиберный. Из такой дурищи автобус на дольки нарезать можно. Если он нас заметит, то всех там положит. Верняк. Ему терять нечего, на нем и так уже два трупа висит. Опять же, ну поедем мы – здесь кто останется? Стволы охранять надо? Или оставим двери открытыми – заходи кто хочешь, бери что хочешь. А мы поехали мародера ловить.
– Он туда не прокатиться поехал, а мародерствовать, – возразил Волков. – Значит, из БТР выйдет. Если его не спугнуть мигалками, вполне сможем застать врасплох. Думаю, мы с ним справимся.
– Ну да, конечно, – усмехнулся Борисов и ткнул пальцем за окно. – Это ты тем солдатам расскажи.
– Знаете, мужики, я вот что подумал, – подвел черту Паша Лукин. – Пусть вызывают армейских с техникой, авиацию, спасателей, кого угодно. Хоть космонавтов. Это ж не школьный БТР был? Вот пускай те, чей он был, с этим гадом и разбираются. А у меня жена и ребенок. И мне тридцать пять только-только отбренькало. Пожить еще хочется.
– Точно, – кивнул Борисов. – Ты, Андрюх, Пашку слушай. Он у нас умный.
– Так нельзя, – Волков покачал головой. – В общем, попробуйте связаться с центральной, объяснить им ситуацию. Пусть подмогу пришлют, хотя бы пяток человек. Кстати, с армейскими свяжитесь, если получится. Что-то неохота тут ночью куковать без тяжелой артиллерии. Сдается мне, под темноту самое веселье начнется. А я пока смотаюсь, погляжу, что там с этим БТР.
Паша Лукин вздохнул:
– Вот же, блин, подвезло с коллегами, прости, господи, язык мой нечестивый. Погоди, Андрюх.
– Что? – спросил Волков.
– Ну, поедем мы. А здесь-то кто останется? «Оружейку» охранять?
– Коля может остаться, – кивнул Волков.
– Предлагаешь вдвоем его брать, что ли?
– Но он-то один. Подождем, пока этот тип из БТР вылезет, и сделаем его.
– Ну да. Сделали одни такие, – Лукин вздохнул тяжко. – «И остался дедушка на берегу моря с двумя гранатами против трех немецких танков». Ладно, поехали.
У торгового дома царило запустение. Посреди широкой асфальтовой площадки стоял БТР. Пулеметы развернуты в сторону стеклянных дверей. Боковой люк распахнут.
Чуть выше, на ступенях, раскинув руки крестом, лежал на асфальте мужчина. Голова его была странно вывернута и запрокинута. Между подбородком и воротничком рубашки зияла рваная черная рана. Чуть дальше еще два тела – кассирши в синем форменном передничке и охранника в черной униформе. Оружие, понятное дело, уже успел подобрать кто-то из «случайных прохожих».
«Уазик» остановился метрах в пятнадцати от входа.
– Андрюх, дальше ножками, – торопливо забормотал Лукин. – Идем осторожно, вдоль стеночки. Если эта сволочь заложников с собой не потащит – валим его сразу, как только заметим. Никаких «ля-ля». Пулю в лобешник – и всех разговоров. Спишут на «боевые», – усмехнулся он криво.
– А если потащит? – спросил Волков, пристегивая рожок к автомату, досылая патрон в патронник.
– На хрен они ему? Он же не за заложниками сюда приехал, а воровать. Этот парень не террорист какой-нибудь. – Лукин вглядывался в залитое ночью, как тушью, лобовое стекло и проступающие сквозь черноту еще более черные очертания бронемашины. – Он – вор и убийца. Завалим его, возьмем БТР и сразу назад. «Камуфляжники» вернутся – мы им организуем теплую встречу.
– А поведет кто? – шепотом спросил Волков. – Ты бэтээр водить умеешь?
– А солдаты на что? Сказано же было: двое солдат-заложников! Или они думают, их за просто так спасать будут?
– Офигеть, – изумился Волков.
– Планируем операцию по нейтрализации опасного преступника, – усмехнулся Лукин. – Ну что, пошли? Раньше сядем – раньше выйдем. Только дверцей не хлопай. Услышит – начнет стрелять, мало не покажется.
Он осторожно приоткрыл дверцу, выбрался под дождь. Волков шел следом. Они осторожно приблизились к черному пятну БТР. Машина стояла поперек стоянки, едва не ткнувшись острым передком в огромное витринное стекло.
Лукин, стараясь не выпускать из поля зрения двери торгового дома, забрался на броню, заглянул в люк. Обернулся, покачал головой, показывая: никого. Это было плохо. Значит, обоих заложников мародер потащил с собой.
Торговый дом имел два входа. Один на первом этаже – в продуктовый отдел, второй, к которому вела широкая лестница, – на втором. Этот вел в промтоварный отдел. «Промтовары». В данном случае слово носило явно издевательский оттенок.
Лукин обернулся:
– Андрюх, ты иди через верх, а я его с этой стороны зажму. Точно говорю, он где-нибудь у ювелирки пасется. Или у часов. Технику-то ему несподручно одному тащить.
