Текст книги "Собачий Рай"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Тоха хохотнул, подождал, пока Игорь Илларионович заберется за руль, затем сел сам, повернув автомат так, чтобы ствол смотрел пленнику под ребра.

– А кто похож? Думаешь, у психов на лбу написано, что они психи? Они как раз на нормальных-то и похожи. На меня или на тебя. А которые кричат, что они психи, так это не психи вовсе, а «косят» просто. Настоящий псих никогда не признается, что он псих.

Определенная доля житейской истины в его прямолинейных заявлениях, безусловно, присутствовала.

– Ну, поехали, – скомандовал Тоха.

Родищев послушно запустил двигатель, осторожно повел машину по двору, пристроившись за джипом.

– Что, даже не спросишь, куда едем?

– Надо будет, сам скажешь, – отрезал Игорь Илларионович.

Тот снова усмехнулся.

– «Восьмую планету» знаешь? Туда едем.

Родищев нажал на газ.

Стоило им выехать на Митрофанова, Родищев сразу услышал доносящийся от проспекта рокот тяжелой техники.

Едущая навстречу красная «Ока» с двумя ментами на борту чуть вильнула к обочине, но, словно бы передумав, покатила дальше.

– Куда летит сия нэзалэжна «птица-тройка» с такой скоростью? – поинтересовался Тоха, проявляя начальные знания классической литературы.

Родищев посмотрел в зеркальце заднего вида.

Один из ментов – здоровый, обрюзгший деревенский пахарь – дрых на пассажирском сиденье. Рановато расслабился, мужик. До добра не доведет. Хорошо, что эти двое не стали его останавливать, с учетом ситуации пришлось бы пристрелить обоих, а ему очень не хотелось этого делать. Не то чтобы было жаль, но только совсем уж безумные отморозки валят людей направо и налево, по поводу и без. Умные договариваются, если есть хоть какая-то вероятность разойтись без стрельбы. Тем более когда речь идет о ментах. Эти за своих глотки порвут.

«Восьмая планета» – километрах в полутора от метро, на стыке трех улиц. Как ни колеси по району – мимо не проедешь.

Светящиеся, так и не выключенные с ночи витрины рекламировали спиртные напитки самого различного роду-племени. По лампочно-неоновой надписи «Швепс» над козырьком супермаркета пробегали веселые огни.

Отменно заасфальтированная стоянка была почти пуста. Поодаль, у собственной пекарни, стояло несколько машин – то ли служащих, то ли неосмотрительных посетителей: пара иномарок, несколько «Жигулей», два из которых с милицейской раскраской.

Ближе ко входу стоял «шестисотый» «Мерседес». Родищев хмыкнул. За ним – черная «Тойота». Еще один джип и машина «Скорой помощи».

Вокруг же магазина вились собаки. Их было много, голов сорок. Однако по повадкам, по тому, как они расположились, Родищев сообразил: это не вся стая. Скорее «патруль», «пограничники», «дозорные». Группа, караулящая добычу, пока остальные рыщут по территории в поисках добычи. Группа молодняка с рычанием и грызней терзала что-то на газоне, за магазином.

Сорокалетний Тоха ткнул пальцем в лобовое стекло:

– К самым дверям подъезжай. Замешкаешься – сожрут.

Это Родищев и сам видел. При появлении машин псы заволновались. Вскакивали, подтягивались к стоянке.

Игорь Илларионович подогнал «Москвич» к самым дверям, встал сразу за джипом. За дверью маячил мощный парень с автоматом. Одет он был в зеленые камуфлированные штаны и камуфлированную же куртку, похоже, являющуюся здесь чем-то вроде униформы.

Увидев своих, охранник протянул руку к укрепленным на стене тумблерам, перебросил переключатель, приводя в действие фотоэлемент. Толстые стеклянные створки с легким шипением раскатились в стороны.

– Тачку отгони чуть в сторону, – сказал Тоха Игорю Илларионовичу, выбираясь из машины и забрасывая «СКС» на плечо.

Из глубины магазина появились двое боевиков, у каждого в руках ружье, карабин или автомат. Вышли на улицу, прикрывая проход своих. Псы остановились. Видно, уже успели вплотную познакомиться с огнестрельным оружием.

Паркуя пикап, Родищев старался прикинуть, чего следует ожидать, к чему готовиться. Кто эти люди, сколько их, чего добиваются?

Он вытащил ключи от замка зажигания, зажал их в кулаке.

Молодой обернулся, хлопнул ладонью по дверце:

– Ты че, братела, уснул там? Давай, шевели копытами.

Пусть себе хамит. Не страшно. Все одно, чижик. С такими всерьез не считаются. Собака лает, как говорится.

– Иду, иду, – проворчал Родищев, открывая дверцу и выбираясь из машины.

Он захлопнул дверцу, обошел пикап спереди, направился к дверям супермаркета.

Они вошли в магазин. Впереди – молодой с автоматом на груди. За ним Родищев и Светлана. Замыкал процессию крутоплечий крепыш. Стоило им нырнуть в двери, прикрывающая команда втянулась в холл, как кошачьи когти. Караульный тут же перебросил тумблер, блокируя фотоэлемент.

В торговом зале играла музыка, мелькали на многочисленных экранах плазменных панелей, укрепленных под самым потолком, кадры импортного боевика. Пахло жарящимся мясом.

Миновали стальной турникет с предупредительными стрелочками. Родищев обратил внимание на то, что стойки с товаром сдвинуты к окнам, на манер баррикад. Очевидно, на тот случай, если толстые стекла по какой-то причине окажутся выбиты. Разумеется, они не заблокировали бы доступ в зал полностью, но помешали бы, затруднили проход, разбили бы сплошную собачью реку на несколько мелких потоков. Уже немало. Несколько человек с автоматами вполне смогли бы сдерживать здесь целую собачью армию.

– Налево, – скомандовал крутоплечий.

Колонна свернула налево, протиснулась сквозь узкий проход между стойками и кассовыми столами. Еще несколько метров, и они вошли непосредственно в зал.

* * *

За окном наливались серым влажные вечерние сумерки. Еще было достаточно светло, и сквозь окна можно было разглядеть распластавшиеся посреди школьного двора собачьи тела.

– Говорил тебе, ну их на хрен. Сейчас бы уже были в торговом доме, – бормотал физкультурник. – Нормально все было бы. Что нам делать теперь? Так и сидеть тут, пока с голоду не подохнем? Или пока не сожрут?

Гордеев и сам понимал, что положение безвыходное. Будь это не школа, а любое другое заведение, стоящее не так обособленно, он бы сумел вывести людей. Но не отсюда.

– Люда, – он повернулся к школьнице, звавшей его из окна, – поднимитесь на третий этаж, включите свет в окнах. А вы, – Гордеев кивнул очкарику, – проводите ее.

– Погоди, – физкультурник схватил Гордеева за плечо, развернул, рванул к себе. – Ты сказал, что выведешь нас к торговому дому…

– Судя по всему, наша затея провалилась, – ответил спокойно Гордеев. – Слышите, сирена воет? Рано или поздно нас хватятся. Организуют поиски.

– Рано или поздно? – тупо повторил физкультурник. – Рано или поздно? – Глаза у него стали бешеными, налились кровью. Губы смазались, рот съехал на щеку. Он притянул Гордеева к себе, зашипел, словно раскаленная сковорода, на которую попала капля воды. – Ты что, сука, издеваешься? Какое, нах, поздно? Мне, блянах, на хрен не надо поздно! Ты понял, урод? Мне, блянах, сейчас надо, понял? Сейчас! – Он тряхнул Гордеева так, что у того клацнули зубы. – Ты обещал нас вывести! Давай, блянах, выводи! Чего зенками лупаешь, урод?

Он ударил Гордеева внезапно, хитро, снизу, крюком, под ребра. Удар был профессионально сильный и точный.

Гордеев отлетел, упал на кафельный клетчатый пол. Он бы и хотел гордо подняться, но не мог. Стенобитное орудие боли разворотило ему внутренности.

– Петр Яковлевич! – возмутилась «роговая оправа». – Как вы смеете бить пожилого человека?

– А ты вообще заткнись, поняла? – заорал, багровея, физкультурник. – А то сейчас врежу, блянах, все дерьмо сразу высыпется!!!

– Мне нужно домой! – замычала от стены дородная.

Румянощекий рыжий мальчишка заревел в голос. Тут же подхватил второй, затем заревела девчонка с огромными розовыми бантами в светлых косичках, а еще через тридцать секунд рыдали все. Получилась жуткая какофония из рыданий, возмущенных выкриков и индифферентного мычания дородной.

– Заткнитесь! – орал физкультурник.

– Мне нужно домой, – тянула дородная, покачиваясь из стороны в сторону и слепо глядя перед собой. – Мне нужно домой! Мне нужно домой!

Она вдруг медленно, лунатичной походкой двинулась к двери.

– Стоять!

– Мне нужно домой!

– Стоять, я сказал!!!

Она шла к двери с упорством бронепоезда.

– Стоя-ать!!! – заревел физкультурник.

Он рванул дородной наперерез. Лицо его стало черным, как у висельника. Налившиеся кровью глаза были неразличимы на его фоне. В сгущающихся сумерках казалось, что вместо лица у физкультурника страшная, перекошенная маска уродливого и злого экзотического божка.

Он перехватил дородную уже у самых дверей, схватил за плечо, оттолкнул, вложив в этот толчок всю силу, всю ярость, которая скопилась у него в груди. Женщина упала на пол, завизжала страшно, распахнув рот так широко, что казалось, в него войдет весь мир. Она билась в истерике, прижимая к бокам пухлые локти, сжав кулаки и прижимая их к необъятной груди. Сквозь визг на всхлипах прорывалось: «Домой! Домой! Домой!» Физкультурник в один прыжок покрыл разделявшее их расстояние и пнул ногой в бок. Наверное, уже от страха и растерянности, а не от ярости.

– Заткнись! – заорал он.

Дородная продолжала кататься и визжать. Создалось впечатление, что она вовсе не почувствовала удара. И тогда физкультурник ударил ее еще раз, а потом еще. Гордеев тяжело поднялся, схватил громилу, попытался оттащить, но тот стряхнул его одним движением плеч.

Гордеев вновь оказался на полу. В плече что-то хрустнуло сухо, словно переломилась ветка мертвого дерева. Острая боль пронзила грудь.

Физкультурник же продолжал наносить удары и тогда, когда дородная перестала визжать. Она уже не каталась и не закрывалась руками, а только глухо стонала при каждом ударе. И вдруг забилась, захрипела страшно, из рта и широкого утиного носа хлынула черная кровь, смешанная с хлопьями странной светлой пены.

Физкультурник испугался. Он прекратил экзекуцию и отступил на шаг, тяжело дыша. По лицу его катились крупные капли, рубашка на спине стала темной от пота. Физкультурник смотрел на бьющуюся у его ног гору плоти и, похоже, совершенно не понимал, что происходит.

Судороги перешли в мелкую дрожь. Дыхание дородной стало резким, с чахоточным присвистом. В воздухе вдруг запахло мочой. Платье на дородной стало быстро темнеть. По кафельному полу потек прозрачный ручеек, собираясь в щелях между плитками.

– Чего это с ней? – спросил физкультурник, с трудом унимая частое дыхание. – Чего она, обоссалась, что ли? – Отступил на шаг. – Чего? – выкрикнул он панически.

«Роговая оправа» и брыластая в ужасе смотрели то на него, то на все еще трясущееся тело дородной.

– Вы убили ее, – прошептала «роговая оправа». Даже в такой момент она не изменила мало уместному сейчас «вы». – Вы убили Ольгу Палну.

– Я не… – физкультурник стремительно бледнел. Словно бы кто-то невидимый натирал его лицо мелом. Он посмотрел на дородную. По необъятному телу пробежала последняя волна судорог, и женщина затихла. Только подрагивала почему-то левая нога. – Это не я, – прошептал физкультурник. – Это… Это… Она сама!

– Альбиночка, уведите детей, – сказала «роговая оправа» брыластой.

Та, не отрывая взгляда от неподвижного тела дородной, выдавила:

– Дети… идемте со мной.

Схватила кого-то за руку, двинулась к свободной лестнице. Дети потянулись за ней. Ощущение глобального, всеобъемлющего ужаса висело над фойе, словно невидимое покрывало. В воздухе стоял отчетливый запах смерти: сладковатый – крови, резкий, аммиачный – мочи и металлически-кислый – страха.

Словно бы ища поддержки, физкультурник повернулся к Гордееву. А тот, прижимая к груди сломанную руку, смотрел на него, улыбаясь жуткой мертвой улыбкой.

– Твоя жизнь закончилась, – негромко сказал он. – Отныне и навсегда ты – убийца. Слышишь? Убийца!

Физкультурник попятился от него, запнулся о распростертое тело дородной, упал, попытался подняться, но поскользнулся в луже, пополз, выставив перед собой руку, словно бы Гордеев мог наброситься на него и задушить.

– Это ты! – крикнул он. – Это все из-за тебя! Ты во всем виноват! Ты обещал и не вывел! А я… Она никогда бы…

Он полз, пока не ткнулся квадратным затылком в банкетку.

В этот момент с улицы донесся нарастающий тяжелый гул. Гордеев ткнул пальцем в сторону окна.

– Готовься, – сказал он физкультурнику. – Это за тобой.

Тот засучил ногами по полу, стараясь уползти еще дальше, в темноту.

– Если ты… – забормотал он. – Если хоть слово скажешь им. Я тебя… Тебе… Я тебе шею сверну! И ты, – он повернулся к «роговой оправе». – Ты тоже. Слышишь? Из-под земли достану! Если… хоть слово вякнете кому!.. Давайте договоримся. Я уйду, и все. И вы меня больше не увидите, – панической скороговоркой выпаливал он. – А? Ладно? И все. И как будто ничего не было. Иначе, смотрите… Если выдадите, я вас обоих. И щенков этих. Мне терять нечего будет тада…

Рокот все нарастал, приближался, пока не заполнил собой весь мир, заглушив даже вой сирены. Гордеев подошел к окну. Это был армейский БТР. Сверху, на броне, сидели двое – офицер и солдат. Офицер был одет в полевую форму, толстую куртку и фуражку. На солдате красовались каска и бронежилет.

Посреди двора на асфальте высветились желтые прямоугольники, и в них отплясывали две тени – очкарика и Людочки. Они махали руками, призывая на помощь.

При появлении бронемашины собаки вскочили, залаяли остервенело. Лай их был мгновенно подхвачен десятками псов. Он несся со всех сторон. Солдатик закрутился, озираясь. Страшновато ему было, видать. Гордеев его понимал. Офицер наклонился к самой башне, прокричал что-то.

БТР остановился посреди дороги, развернулся всем корпусом. Пулеметная башня порскнула из стороны в сторону, опуская ствол. Собаки тотчас откатились к деревьям, растворившись в густеющих сумерках.

Гордеев озадаченно хмыкнул. Они знали, какую опасность представляет пулемет? Причем не просто пулемет, а пулемет, установленный в башне бронемашины? Откуда?

Офицер вскинул автомат, пустил короткую очередь по кустам, просто чтобы отпугнуть свору. БТР рванул вперед, набирая скорость. Навис над забором, сминая его скошенным передком. Опорный столб и два звена с натужным стоном подломились, согнулись дугой. БТР взобрался на них, словно могучий зверь, расплющив мощными колесами. Вполз во двор, развернулся у крыльца. Офицер и солдат спрыгнули с брони, взбежали по ступеням.

Гордеев заторопился открыть дверь. Для них все уже закончилось. Через пару минут они будут в безопасности.

– Только вякни! – крикнул ему в спину физкультурник. – Я тут всех положу!

Гордеев скинул запорную щеколду, приоткрыл створку, впуская офицера и солдата в фойе.

– Как хорошо, что вы приехали, – сказал он.

– Здравия желаю, – автоматически бросил офицер.

Это оказался капитан. Невысокий, рыжеусый, с лицом, изъеденным оспинами, с рыжими же глазами, безразличными, но с хитринкой. В речи его различался акцент, с каким обычно разговаривают выходцы из Казахстана. Солдатик – совсем зеленый мальчишка – озирался не без любопытства. Тощая мальчишеская шея, покрытая цыпками и серым налетом въевшейся грязи, болталась в воротнике, как спичка в пустом коробке.

– Давно сидите? – спросил капитан деловито, входя в фойе.

– Часов пять, – ответил Гордеев. – То есть, я пять, а остальные с утра. Товарищ капитан, здесь дети. На втором этаже.

Капитан смерил его взглядом. Не так уж часто ему встречались гражданские, разбирающиеся в воинских званиях.

– Много? – спросил он.

– Два класса, человек по двадцать. И еще трое взрослых.

– Всем в одну машину не войти. Придется пару ходок сделать. Разобьем всех на две группы и… – Капитан остановился рядом с телом дородной, спросил, мрачнея: – Что с женщиной?

Гордеев оглянулся на бледного, напряженного физкультурника.

– Приступ. Упала, ударилась головой…

– А лекарств, что, никаких не нашлось, приступ снять? Здесь же вроде медпункт есть? – без большой приязни поинтересовался капитан.

– Увы, – Гордеев развел руками.

– Понятно, – офицер вздохнул, мол, гражданские, что с них взять. – Ладно, пойдемте, посмотрим ваших детей. Подумаем, как нам их разместить. Человек сорок, говорите?

– Наверное, надо кому-то остаться тут, – торопливо сказал Гордеев. – На всякий случай. Во-первых, собаки могут с улицы полезть. – Физкультурник стрельнул в него ненавидящим взглядом. – Во-вторых, тут еще свора заперта небольшая, на второй лестнице.

– Ну, тех, что с улицы, мои бойцы встретят, – капитан кивнул в сторону дверей, – пулеметом. А с этими… – Он подозвал худенького бойца. – Стой здесь, если вдруг из той двери попрут, стреляй. Усек, боец?

– Так точно, т-арищ каптан, – ответил тот.

– А что за руку держитесь? – переключился на Гордеева офицер. – Ушибли, что ли?

– Похоже, сломал. Или трещина.

Они прошли на лестницу. Физкультурник смотрел им вслед, повернулся к солдату:

– А в бэтээре много народу?

– Кого? Наших? – откликнулся тот. – Двое.

– Дети все не влезут, значит?

– Не, – убежденно покачал головой солдат. – Человек пятнадцать разместим. И то… Ну, троих взрослых еще можно взять. Одного внутрь и двоих – на броню. По-любому, придется два раза ехать. Но мы в следующий раз грузовик возьмем. Проще будет. Заодно пройдем тут по дворам, насчет жителей. Да вы не волнуйтесь, здесь недалеко. Я с вами, наверное, пока останусь, на всякий случай, а они быстро обернутся.

– А что, это только в нашем районе или по всей Москве так? – уточнил физкультурник, роясь в кармане и доставая пачку «ЛД».

– Да я точно не знаю. Вроде по всему городу, – солдат стрельнул жадным взглядом на пачку.

– Закуришь? – Физкультурник протянул ему сигареты.

– Спасибо, если можно.

– Бери. Да бери всю, не тушуйся. Только у меня огоньку нет. Зажигалку посеял где-то.

– Да у меня есть.

Солдатик передвинул автомат на спину, порылся в кармане бесформенных пятнистых штанов, выудил пластиковую прозрачную зажигалку. Чиркнул колесиком. Рыжие всполохи метнулись по стенам. Восковое лицо дородной исказилось, принялось гримасничать, корчить рожи. Казалось, она сейчас замычит: «Мне надо домой», вскочит легко и двинется на них. Она определенно была еще живой. Физкультурник сглотнул.

– Я ведь… – Он подступил, сложил ладони лодочкой, а сам все косил испуганным глазом. – Не курил уже часов пять.

Как тут все началось…

Пыхнул сигаретой, раскуривая. Красный огонек выхватил из совсем уже сгустившейся темноты его лицо с сигаретным лихорадочным румянцем на щеках и вампирическим огнем в глубине широких зрачков.

Солдатик тоже прикурил, разогнал худенькой, музыкантской ладошкой лезущий в глаза дым.

Физкультурник, опасливо косясь на лежащую посреди фойе женщину, сказал, таинственно понижая голос:

– Вот, слушай, чего спросить-то хотел.

Понимая, что речь пойдет о чем-то важном, а может, даже и секретном, солдат наклонился ближе. Оглянулся инстинктивно, проверяя, не стоит ли кто за спиной, – доведенная до автоматизма, стойкая, как оловянный солдатик, привычка, выработанная тремя поколениями и накрепко прописанная в генах.

Физкультурник схватился за автомат, потянул. Солдат даже не понял, что происходит. Глаза его округлились от удивления. Он потянул оружие к себе, забормотав:

– Вы чего? Чего вы?

Физкультурнику вдруг стало страшно. Он понял, что если и была у него какая-то дорога назад, то теперь и ее нет. Все. Приплыли. Впереди только постоянный страх ожидания неминуемой смерти.

– Пустите, – сказал дрожащим голосом паренек, продолжая тянуть автомат. – Да пустите, вам говорят.

Еще секунда, и он выстрелил бы. Точно выстрелил. И прибежал бы со второго этажа капитан. И эти двое, с улицы. Его схватили бы. Убить не убили бы, конечно, хотя, может, оно было бы и к лучшему. А в тюрьму… Нет, он не хотел тюрьмы. Вот чего он боялся больше смерти – так это тюрьмы. Он там не сможет. Нет. Ему нужно было избежать тюрьмы любой ценой. Любой. Физкультурник дернул автомат на себя. Худенького солдатика болтануло следом. Он не удержался на ногах, почти влип в могучую грудину. И физкультурник обнял его одной рукой, второй прижимая к себе голову в большой аляповатой каске. Так крепко, как только мог.

Паренек почувствовал стальной обруч на груди. Обруч этот сжимался, перекрывая кислороду доступ к легким. Солдатик распахнул рот, собираясь закричать. Сигарета прилипла к нижней губе и теперь жалила подбородок. Солдатик замычал, забился. Физкультурник, который был на голову выше, приподнял тщедушное, показавшееся ему невесомым тело, тряхнул раз, другой. Солдатик царапал мысками высоких армейских ботинок кафельный пол, вцеплялся тонкими музыкальными пальчиками в могучие руки физкультурника, отталкивался, даже пытался царапаться и кусаться, лишь бы сделать вдох, продлить свое пребывание на этом свете хотя бы на несколько минут. Но, физкультурник держал крепко и был сильнее. Гораздо сильнее.

Движения солдатика стали прерывистыми, рваными. Он затряс ногой, обмяк, обвис в стальной хватке.

Физкультурник осторожно опустил его на пол, снял автомат и положил рядом. Расстегнул ремень, примерил на себя – талия у паренька была прямо как у примы-балерины Большого театра. Пришлось отпускать ремень сантиметров на десять. Штык-нож, рожок в брезентовом подсумке. Расстегнул бронежилет, нацепил на себя. Коротковата кольчужка, но все лучше, чем ничего.

Ухватив солдата за ногу, потащил его в темноту, к правой лестнице. Барбоски, почуяв покойника, заволновались, забрехали. Физкультурник взял автомат и пошел к дверям.

Еще один солдатик стоял на броне, отвернувшись от крыльца, осматривал улицу и темный двор. Покуривал. Верхние пуговицы на груди расстегнуты, ремень приспущен. Каску, понятно, снял. «Дед». «АК» поперек груди, правая рука на автомате, в левой держит сигаретку.

Боковые люки бэтээра предусмотрительно закрыты. Солдат же поглядывал по сторонам, в темноту. Собственно, если бы не яркие пятна света, падавшие из окон третьего этажа, во дворе вообще было бы – хоть в жмурки играй.

– Боец, огоньку не найдется?

– Есть, – кивнул тот. – Кинуть?

– Да не надо. Я сейчас поднимусь.

Физкультурник уцепился за скобу, ловко вскарабкался на броню, ткнул солдатика стволом между лопаток.

– Автомат сюда, живо, – скомандовал сдавленным свистящим шепотом. – И ремень снимай.

Почему-то стараясь не сгибаться в пояснице, деревянным движением солдат медленно стащил с плеча автомат, положил его на броню. Расстегнул ремень.

– Да не греми! – выдохнул физкультурник. – Ты – водила?

– Стрелок-наводчик.

– А чего куришь тада? Чего не у оружия?

– Так близко ж. Весь двор в «слепой» зоне. Пулеметом не простреливается.

Не спуская глаз с пленника, физкультурник подобрал подсумок. Вытащил рожок, переложил в подсумок задушенного солдата. Второй отстегнул от автомата и сунул в карман спортивных штанов – места в подсумке больше не было. Итого у него теперь четыре полных рожка. Ремень он отпихнул ногой в сторону, а разряженный автомат повесил на плечо. Оставлять нельзя – заметят.

– Лезь вниз. И смотри, надумаешь шуметь – пристрелю на хрен.

Солдат послушно спустился в десантный отсек. Физкультурник влез за ним, прижал палец к губам. Водительский отсек освещался тусклым зеленоватым светом, идущим от приборной панели.

Услышав шум за спиной, водитель повернул голову:

– Ну чего там, т-арищ кап-тан? – да подавился фразой, увидев направленный в лицо ствол. Бормотнул озадаченно: – Ни хрена себе.

– Оружие, – приказал физкультурник. – Оружие сюда, быстро. И подсумок! Пристрелю, нах! Ты, на пол. Живо. Мордой вниз. – Это уже стрелку. Тот послушно брякнулся на колени, опустился на бронированный пол. – Ты, значит, водила?

– Ну? – буркнул тот мрачно, пропихивая в отсек подсумок и автомат. – А чо?

– Я тебе «чокну» сейчас.

Физкультурник присел, надевая подсумок. Таскать три магазина в карманах было неудобно. Положив автомат на колени, посматривая то на пленников, то на ремень, он пропустил «хвост» в узкие брезентовые в петли.

Водила вздохнул. Велик был соблазн бросить машину вперед и тут же ударить по тормозам. Этот отморозок летел бы через весь отсек. Грохнулся бы башкой о стенку силового отделения и – пишите родителям. Да только опасно. Здоровый мерин. Если бы быть уверенным, что сознание потеряет, – одно дело. А так… хрен его знает, как все закончится. Оружия нет, а голыми руками такого лося поди свали. А если он еще и раньше до автомата дотянется, тогда точно – пипец. Кабы не скорый дембель, можно было бы и рискнуть, а так не…

Физкультурник расплылся в ухмылке. При оружии да такой технике он чувствовал себя повелителем мира.

– Давай сюда лезь, – скомандовал водителю.

– На хрена? – спросил тот.

– Лезь, блянах, тебе говорят!

Парень вздохнул, сполз с кресла, протиснулся в боевой отсек.

– И чего?

– Этого вяжи, – кивнул физкультурник на лежащего на полу стрелка.

– Чем я тебе его вязать буду? – возмутился тот.

– Шнурки из ботинок вытащи! Быстрее, блянах!

Водитель вздохнул, принялся расшнуровывать бутсы. Одну, вторую. Понятно, надеялся, что капитан этот, рыжеусый, на помощь подоспеет. Ну и дурак. Капитан молчать будет, сопеть в тряпочку. Потому что дети там, в школе. Три с лишним десятка. Да еще гражданских пять человек. А у него тут, в башне, два пулемета, один из которых крупнокалиберный. Всю школу ихнюю можно в пыль расхреначить. Вот поэтому и будет молчать капитан.

Должно быть, они уже спускались вниз. То-то их сюрпризец ждет! Такая, блянах, радость. Подумав об этом, физкультурник осклабился. А партнер-то, уродец, наверняка все капитану выложил. Про дуру эту толстую и вообще. Может, грохнуть его? Хотя нет, патронов жалко. Все равно они тут долго не протянут, барбоски постараются.

– Слышь, воин? – обратился к водителю физкультурник. – Ты откуда сам?

– С Саратова, а что?

– Ты меня слушай. Сделаешь все как надо – богатым на гражданку уедешь. Дома сразу квартиру купишь, машину. И останется еще. Я слово даю. Сейчас мы в пару мест заедем, прибарахлимся, потом ты меня за город вывезешь, и все. Свободен, как этот. Как птица. – Водитель пожал плечами. – Слышь, мастер, только ты его как следует вяжи, понял? Че ты там навязал? Это что за бантики?

– Да это морской узел, баран! Меня брательник научил, он на флоте служил, понял? – заорал водитель в ответ. – На, сам вяжи, если такой умный!

Он не боялся. Куда этот урод без него денется? Сам-то, поди, в БТР первый раз в жизни залез. Стрелять из пулеметов он еще, может, как-нибудь и наладится, а вот водить – ни фига. Это тебе не «Запорожец». Так что бояться ему нечего. Пока, по крайней мере, а там посмотрим.

Капитан вышел на крыльцо, остановился. Автомат держал стволом вниз, в опущенной руке. На скулах поигрывали желваки.

– Эй, большой, – позвал он.

– Это ты мне? – крикнул физкультурник.

– А кому же? Выгляни. Выгляни, выгляни, не бойся, не съем.

– Чего надо? – Физкультурник оттолкнул водителя, указал на передний отсек, «иди на место».

– Пацаны мои живы?

– Живы пока. И тот был бы жив, если бы сразу автомат отдал. Но если начнешь в Шварценеггера играть, я их обоих завалю, понял?

– Понял, чего тут не понять. Слушай, может, выйдешь? Поговорим, как мужик с мужиком.

– Да пошел ты! – проорал физкультурник. – Достали вы меня со своими разговорами. Один поговорить, второй поговорить.

– Ты бы пацанов-то отпустил. Зачем они тебе? Оружие ты взял, машину взял. Давай Отпусти ребят, и разойдемся, как в море корабли. Если тебе водила нужен, я могу с тобой поехать, – продолжал капитан.

– Ага. Ты эти сказки уроду расскажи. Который партнер мой, – выкрикнул физкультурник. И добавил: – Бывший теперь.

– Чудило, сам посуди, зачем мне тебя обманывать? Мне ведь по-любому начальство теперь голову снимет. Один «двухсотый» у меня да двое захваченных. И боевую машину я потерял. Лет восемь намеряют – как с добрым утром. Если не больше. Так что мне тебе врать смысла нет.

– Давай сюда пятерых щенков. И урод пусть тоже лезет. И эта дура еще, Анна Андревна. Тогда и поговорим.

– Не, брат. Так не пойдет, – ответил капитан.

– Почему это?

– Да потому, что ты просишь гражданских. А я ими не распоряжаюсь. Я военный.

– И чего? Скажи им. У тебя же автомат есть.

– Нет, брат. Не могу.

Капитану приходилось рассеивать внимание, наблюдать и за люками БТР, и за подходами к крыльцу. Заметив человека, псы заволновались, зашумели в темноте. Того и гляди, бросятся. А у него теперь один автомат и два рожка патронов на все про все. Может, рвануть вперед, взлететь на броню да шарахнуть очередь внутрь? Будем считать, что один в десантном отсеке, а второй – по-любому – на водительском месте. Если все сделать быстро и жестко, эта сволочь даже удивиться не успеет, а уже будет пулями трещать, как детская погремушка.

– Ну так что делать будем, большой?

Физкультурник подумал. Не то чтобы он боялся, но не по себе было маленько, не без того. Кто его знает, капитана этого? Может, он контуженный на всю голову.

– Эй, воин, – окликнул физкультурник водителя. – Давай, эт… самое, поехали.

– Куда? – спросил тот.

– Прямо, блянах! – рявкнул физкультурник, передергивая затвор. – Поехал, тебе говорят!

БТР взревел двигателем, и стало ясно: не будет «большой» ни о чем разговаривать. Зачем ему? С такой машиной и таким вооружением он сам себе голова. Возьмет магазин-другой, да и выйдет из города. Из автоматов БТР не взять, да и пулеметы не особо помогут, а танки никто и не подтягивал. Какой от них смысл в городе, от танков-то?

Капитан успел вцепиться в один из поручней в тот самый момент, когда механик-водитель кинул машину вперед. БТР с ходу набрал скорость, пошел в разворот. Громадные колеса крутились возле самого лица. Капитан подтянулся, нащупывая ногой вспомогательную подножку. В куртке неловко было, на развороте, когда борт просел, его едва не скинуло. И все-таки он удержался, вполз на броню.

Физкультурника болтало от борта к борту, однако он полез закрывать люк и… заметил на броне темную фигуру капитана. Тот стоял на колене, намереваясь спрыгнуть в люк. Кабы скорость у БТР была пониже, уже нырнул бы в проем, а так приходилось еще и держаться. Физкультурник осклабился зло, вскинул автомат. Офицер откинулся вбок, уходя с линии огня.

– Тварюга уставная, – процедил физкультурник, сделал шаг к борту, выглядывая противника. – Гад.

Тот, похоже, лег плашмя и потому не был виден из отсека. А может, свалился? Физкультурник высунулся в люк, вытаскивая за собой автомат, и лежащий на броне капитан тут же нанес удар, целя в голову. Физкультурника откинуло назад. Будь на его месте человек с менее накачанной мускулатурой – сказал бы «прощайте, ребра», но здоровяк только охнул, выматерился зло. Капитан перекатился на спину, потащил из-под себя автомат, но опоздал. Физкультурник уже выставил над люком «Калашников» и потянул спусковой крючок.