Текст книги "Собачий Рай"
Автор книги: Иван Сербин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
– Ага, – подхватил давешний пожарник. – Горбун он был. На один глаз слепой, на второе ухо глухой, одна рука длиннее, зато вторая короче, но хромал-то на обе ноги. А еще он был дебил и полудурок. А в остальном – красавец и мужик нормальный.
– Слышь, поливала, – спокойно окликнул его второй милиционер. – Кончай трендеть. Уши от тебя уже болят.
Справа от небольшого овражка, отгороженного, как стеной, негустым кустарником, донесся шум. Все так и застыли, как стояли, только головы повернули.
Из-за кустов показалась овчарка. Это был уже не щенок, но пока еще и не взрослая собака. Пес остановился, нерешительно взмахнул хвостом.
– Оп-па, – протянул говорливый пожарник. – Ты откуда взялся, дуралей?
– Небось из клетки вырвался, – прокомментировал второй.
– Перевозку вызывать надо, – сказал милиционер.
– Зачем перевозку-то? – посерьезнел говорливый. – Взяли бы вы его к себе. Смотри, какая лапочка.
– Ну да, – кивнул милиционер. – Умник выискался. Вот и забрал бы к себе, раз такой жалостливый. Тут, может, сотня таких бродит. Прикажешь всех забирать? – Он повернулся к напарнику. – Звони перевозчикам. Пусть машину пришлют. А лучше бы пару. Одной-то может и не хватить.
Овчарка подошла на пару метров ближе, села и принялась зевать, оглядываясь по сторонам, настороженно порская острыми, большими ушами.
Перевозка прибыла только минут через тридцать, когда пожар уже залили основательно. Теперь пожарные и милиция бродили по пепелищу, осматривая обгоревшие обломки кирпичных стен, кучи пепла.
– Блин, знал бы, что здесь такое г…ище окажется, болотники бы нацепил, – сетовал первый милиционер.
Пожарникам в этом плане было проще. На них были специальные комбинезоны, и посему грязи парни не боялись. Услышав звук работающего двигателя, первый милиционер обернулся. Видавший виды «ГАЗ», порядком обшарпанный, обтерханный и давно не мытый, остановился подле сгоревшей иномарки.
Из кабины выбрался водитель – долговязый, худой, как сосулька, рыжий мужик с мосластыми, обезьяньими руками, одетый в засаленный комбинезон и коричневый свитер с отвисшим широким воротом. Второй вылезший – плечистый, молчаливый, небритый – держал в руке длинный шест с укрепленной на конце стальной петлей. Третий ловец – парнишка лет двадцати, одетый в болоньевую прожженную курточку, замусоленные джинсы и резиновые сапоги – выбрался из кузова. На голове паренька красовалась бейсболка, повернутая козырьком назад. В руках он держал такой же шест, как и у коллеги.
– Здорово, мужики, – кивнул водитель, доставая из кармана безразмерного комбинезона пачку «Примы» и обстоятельно закуривая.
– И поздоровее видали, – сообщил говорливый пожарник.
Водитель перевозки взглянул на него бесцветными невыразительными глазами, и тот сразу осекся.
– Ну, чего тут у вас? – спросил водитель, прищуриваясь, выпуская дым из-под губы вниз.
– Вон, ваш клиент сидит, – кивнул милиционер. – Посмотри, их здесь по лёсу много должно бродить. Разбежались, похоже, когда занялось.
Водитель кивнул понимающе.
– Сгорело, значит, ларионычевское хозяйство, – влез в разговор паренек.
– Знаешь его? – поинтересовался милиционер.
– Кто ж не знает? – откликнулся тот.
– Хороший мужик, – рассудительно и веско заметил водитель. – Справедливый. Всегда малость сверху приплачивал за старание. Понимающий человек был и собак любил сильно. – Помолчал пару секунд, спросил: – Сам-то живой хоть?
– Живой вроде, – кивнул милиционер.
– Ну и слава богу. А тачка чья?
– Выясняем. Я уж подумал, может, вы знаете. Видели когда.
– «Паджеру»-то? Нет, начальник, – покачал головой водитель. – Тут таких отродясь не водилось. Ларионыч жил скромно.
– Ну чего, Антох? Мы начнем, что ли, потихоньку? – спросил небритый, поигрывая шестом. – Клиент ждет, – и подмигнул, мотнув головой в сторону насторожившегося овчареныша.
Водитель тоже посмотрел на щенка, кивнул серьезно:
– Давай. Только осторожно. Шкуру не попорть.
Паренек и небритый, старательно глядя в сторону, направились к собаке, обходя ее по широкой дуге, с двух сторон.
Водитель, улыбаясь, наблюдал за действиями коллег и неторопливо смолил пахучую «Приму».
– Слышь, Рыжий, – обратился к нему говорливый пожарник. – А куда вы его?
– Куда-куда, – помедлив, отозвался водитель. – На куды-кину гору.
Небритый и паренек обошли овчарку. Первым, выставив перед собой шест, шагнул к собаке «болоньевый». Овчареныш мгновенно оказался на ногах, пригнул голову, зарычал угрожающе. Пожарные и милиционеры бросили работу и теперь наблюдали за действиями ловцов. Паренек двинулся влево. Собака повернулась за ним. Вправо – овчареныш припал на задние лапы и залаял звонко, по-щенячьи. Паренек сделал один выпад, второй. Пес уклонился, совершенно забыв о подкрадывающемся сзади небритом. Тот сработал профессионально четко. Петля затянулась на шее пса.
– Попался, родной, – сказал небритый довольно.
Паренек расторопно, отработанным движением, накинул вторую петлю, сделал шаг назад, затягивая ее.
Овчареныш попытался вырваться, шарахнулся влево – вправо. Петли держали крепко, а шесты лишали свободы маневра. Пес заскулил громко и отчаянно, как умеют визжать щенки, призывая на помощь уже почти забытую мать.
– Пошли, пошли, – бормотал небритый. – Там поплачешь.
На пару ловцы поволокли упирающегося пса. Тот взрывал землю лапами, пытаясь сопротивляться. Однако он не мог противостоять профессиональным ловцам. Они слегка ослабляли натяжение, позволяя овчаренышу шлепнуться на зад, а затем рывком вздергивали его на лапы и вели дальше.
Говорливый пожарник сплюнул, отвернулся. Это не укрылось от взгляда водителя. Тот усмехнулся, щелчком отправил окурок на пепелище.
– Брезгливый, что ли? – спросил негромко, буравя пожарника острым взглядом светло-прозрачных глаз. – А когда он одичает тут, в лесу, и на твою дочь кинется? Или жену погрызет? Тоже жалеть станешь?
– Он-то не кидается, – ответил пожарник.
– Пока не кидается, – поправил водитель. – И дальше не кинется, потому как не сможет теперь. А оголодал бы всерьез или бешенство подхватил – обязательно бы кинулся. Ты когда в газете про следующий случай прочитаешь, припомни мои слова. – Он усмехнулся. – Думаешь, сюда зачем их привозили? Этому, считай, еще повезло, – водитель кивнул в сторону напарников, волокущих пса. – Пару часов лишнего пожил.
Он не успел договорить. Узкая коричневая тень появилась из-за деревьев. В два прыжка она оказалась рядом с ловцами. Бросок – и небритый покатился по земле, выпустив из рук охотничий шест. Пес повернулся к стоящим на пепелище людям. Это был доберман. Он стоял, низко опустив голову, глядя людям в глаза и рыча негромко, предупреждающе. Паренек бросил шест сам, и овчареныш мгновенно вцепился ему в ногу.
Водитель пробормотал: «Еж твою медь» – и сделал было шаг вперед, опустив руку в карман комбинезона, но в этот момент за его спиной послышался утробный рык. Он обернулся. Обернулись и пожарники, и милиционеры. А за их спинами, метрах в пяти, стояла цепочка псов, десятка в два, два с половиной. Все крепкие как на подбор, поджарые, напружиненные.
– Опустить глаза, – негромко скомандовал водитель. – Всем! Быстро! Кто глаза поднимет – лично глотку перегрызу. И не двигаться.
С другой стороны послышался истошный крик небритого и короткие порыкивания по меньшей мере десятка глоток. Водитель медленно повернул голову, стараясь держать ее лицом вниз – поза покорности и признания себя побежденным.
Небритого терзали старательно и страшно, не стаей – сворой, голов в двенадцать. Поначалу человек еще старался отбиваться, но быстро затих.
Перепуганный до смерти паренек попытался убежать. Его настигли метров через пять. Массивный питбуль кинулся ловцу на спину и вцепился клыками в шею. Паренек упал, да так больше и не шевелился. Питбуль отбежал в сторону, присел и принялся старательно облизываться. Овчареныш тем временем мотал головой, освобождаясь от пут. Остальные псы двинулись к пожарищу.
– Твою мать, – сдавленно прошептал один из милиционеров.
– Не дергайся, стой неподвижно, – почти не разжимая губ, произнес водитель.
Он лучше других знал повадки собак, понимал, что нужно и можно делать в подобной ситуации. В схватке шансов у них не было. Про пистолеты и говорить не стоило. Против стаи собак – это не оружие. Пожарные шланги тоже. Конечно, толку от них побольше, чем от пистолетов, но люди сами по себе были слишком уязвимы. Эти двое не смогут отогнать стаю в полсотни голов. Остальные вообще не вооружены. У одного пожарный топорик за поясом, но парень даже размахнуться не успеет толком – им уже с аппетитом закусят. В лучшем случае он свалит одного, ну двух псов. И то если обладает отменной реакцией и очень постарается. Так что тут тоже без мазы. А вот установленный на крыше пожарной машины водомет – вполне внушительное оружие. С его помощью псов можно было бы удержать на дистанции, пока группа не отступит к машине и не укроется в кабине. Только вот как подать знак водиле? Да и растеряется пацан наверняка. Сколько ему? На вид больше двадцатки не дашь. По большому счету, совсем сопляк еще.
Рыжий осторожно начал поворачиваться к пожарному «ЗИЛу», повторяя про себя: «Не торопись, не торопись, медленно. Делай все медленно. Еще медленнее». Он не смотрел на собак. Ему это давалось легко, он привык за годы работы. С остальными было хуже. За спиной послышалось угрожающее рычание.
– Опустить глаза, суки, – выдохнул водитель.
Звук его голоса тоже мог спровоцировать псов на нападение, но прямой взгляд сделал бы это куда скорее. Любое животное воспринимает взгляд «глаза в глаза» как вызов, приглашение к бою. Милиционеры о чем-то тихо перешептывались у него за спиной.
– Заткните хлебала, дуралеи, – шептал водитель в отчаянии.
В этих двоих, видимо, вновь пробудилась храбрость. Может быть, вспомнили о своих дешевых «пукалках» и о том, как легко с их помощью можно было поставить на колени людей. Они не знали того, что знал рыжий угловатый водитель «перевозки» – это только в дурных фильмах двое с пистолетами могут перестрелять пару десятков псов и при этом уйти живыми. В жизни так не бывает. Чтобы устоять вдвоем против серьезной собачьей стаи, понадобится как минимум пулемет. И то еще надо посмотреть, как фишка ляжет. Человек с тяжелым оружием неловок и неповоротлив, а собаки сохраняют свободу маневра.
Водитель «перевозки», не вполне отдавая себе отчет, первым понял то, что произошло. Он стал мыслить военными категориями, примеривая возможности человека, как технические, так и психологические, к грядущему бою, прикидывая шансы и ища единственный выход, который позволил бы им вырваться из окружения не без жертв, но с наименьшими потерями. Водитель был абсолютно прав. Это и была война. Просто остальные пока еще этого не поняли.
А потом случилось то, чего он предвидеть никак не мог. Овчареныш, наконец освободившийся от петель, заливисто лая, помчался к застывшей посреди пепелища группе людей. Смотри они на него, шевелись, подними голову, и собака вела бы себя осторожнее, но эти всем своим поведением давали понять, что они покорны и признают силу за его стаей. Разве что еще он чувствовал резкий, бьющий по ноздрям запах их пота, в котором явственно ощущалась примесь страха – вброшенного в кровь адреналина. И чем овчареныш подступал ближе, тем сильнее становился этот запах. Овчареныш бежал, лая, упиваясь своей первой победой, под внимательными и одобрительными взглядами остальной стаи. Ему не нужно было задавать двуногим трепку. Следовало их просто облаять, утверждаясь в своей силе, а затем совершить круг победителя. Их разделяло несколько шагов, когда один из двуногих вдруг вытянул вперед руку.
В следующую секунду полыхнуло жаром, грохнул раскат грома, и нежные ноздри овчареныша обожгло резкой вонью. Он был молод, никогда не имел дела с огнестрельным оружием и не знал, как пахнут сгоревший порох и оружейная смазка. В следующее мгновение неведомая сила подхватила его и швырнула в черную груду угля, внутри которой все еще тлело. Затрещала, сгорая, шерсть на его боку. Овчареныш завизжал, попытался вскочить, но жуткая сила вдавливала его в огонь. Человек выстрелил еще дважды. Тонкие расплавленные стрелы пронзили бок овчареныша, пришпиливая его к земле.
Водитель «перевозки» понял, что произошло, прежде чем грохнул третий выстрел. А еще он понял, что сейчас все эти м…ки, стоящие за его спиной, умрут. И он умрет, если не успеет добежать до машины раньше, чем расправятся с остальными. И он побежал, втягивая голову в плечи, пригибаясь, в любой момент ожидая толчка в спину. Позади раздавались истошные крики, но водитель не обращал на них внимания. Да и, если уж по-честному, ему не было жаль этих людей. Они умирали из-за того, что нарушили приказ. А на войне зачастую это и означает смерть.
Красно-белый пожарный «ЗИЛ» дрогнул. Движок его взревел.
– На крышу!!! – Водитель «перевозки» махнул на бегу рукой, указывая в направлении пожарища. – К водомету!!!
Мальчишка, сидящий за рулем «пожарки», не слышал его. Просто не мог. Он оглох, рассыпался на части, расплывался от ужаса. Дергал рычаг коробки передач, скрежетали шестерни, конвульсивно вздрагивала огромным металлическим телом массивная машина. Пару раз двигатель глох, но парень запускал его снова, а сам не кричал даже, а бормотал лишь что-то неслышное, должно быть, «Отче наш» или «твою мать», заменившую ему мольбу к богу.
Наконец красно-белая громадина взревела, как-то слишком уж резко подала назад и врезалась в дерево. Обезумевший мальчишка продолжал выжимать газ, пытаясь одновременно переключить скорость.
– На крышу лезь!!! – ревел водитель, широченными прыжками устремляясь к своему потерханному «ГАЗу», слыша за спиной крики ужаса и боли и остервенелый лай.
Водитель как раз рванул ручку двери, когда ему в ногу, прокусив комбинезон и порвав мышцу, впились собачьи клыки. Он изловчился, заскочил на подножку, вздернув пса в воздух. Вцепившись в баранку правой рукой, он повернулся и ударил левой наотмашь, не заботясь о том, куда бьет. Сейчас было важно сбросить это чудовище. Следом же неслись еще три псины – тот самый доберман и два питбуля. Они были метрах в пяти. Водитель видел их замедленные, словно в рапиде, прыжки. У него в запасе были доли секунды, и он, полностью подчиняясь инстинктам ловца, сделал то, что подсказывало тренированное тело, – ухватил впившегося в ногу пса за ухо и резко вывернул его, ломая хрящи. Пес на секунду разомкнул челюсти. Водитель тут же наподдал псу коленом, не ударив, а просто оттолкнув его. Тот отлетел на пару метров, шлепнулся на бок, но тотчас же вскочил. Морда его была залита кровью, в глазах горел жутковатый безумный огонь. В следующую секунду пес прыгнул снова, но опоздал и ударился грудью о захлопнувшуюся дверцу «перевозки».
– Что, взяли? – заорал водитель. – Суки, тварюги позорные, взяли? Нос не дорос, падлы!
Он запустил двигатель, быстро глянул в сторону пожарной машины. «ЗИЛ» бестолково тыкался вперед-назад, пытаясь развернуться. Видимо, паренек, сидевший за рулем, решил плюнуть на умирающих товарищей и спешил покинуть место бойни.
– Сосунок… – водитель витиевато выругался, снимая машину с ручника и выжимая газ.
«Перевозка» рванула вперед. В кузове загрохотал, опрокидываясь, инвентарь, но водителю сейчас было на него наплевать. Пусть там хоть все переломается, перевернется. Ему эта х…ня больше не понадобится. Он вернется сюда, но не с ловчим шестом, а с огнеметом. И пройдет по лесу, выжигая все на своем пути. Эти шавки у него побегут, как цуцики. Он им устроит Брянский лес, на фиг! И тамбовского волка устроит! Чтобы знали, падлы, на кого хвосты свои облезлые задирать.
«ГАЗ» резво покатил вперед, к месту боя. Оба милиционера уже были в груде углей, черные, как душа грешника. Катались, видать, пытаясь отбиться от собачьих клыков. Один из четырех пожарных еще шевелился вроде, но вокруг уже сгрудились, срывая ошметки брезентового комбинезона и выдирая из прорех окровавленные куски плоти. Туда можно было даже не соваться. Еще двое лежали чуть поодаль, и лишь один оставался на ногах. Плясал, как пьяный на свадьбе. На правой руке у него повис бультерьер, и, в этом водитель был уверен, ни одной целой кости там не осталось. От двух кружащих подле собак – боксера и спаниеля – парень все еще умудрялся отбиваться. Наверное, псинам мешал бультерьер, висевший на жертве многокилограммовым поленом, иначе спасать было бы некого. В любом случае, говорливый пожарник оказался везунком. Видать, встал его бог сегодня с той ноги, пребывал в прекрасном расположении духа и потому хранил свое непутево-болтливое чадо.
Увидев приближающийся «ГАЗ», парень заорал истошно и рванул навстречу «перевозке». Быстро соображал, надо отдать ему должное. Размахнувшись, он ударил бультерьера о ребристую решетку радиатора. Затем еще раз и еще. И так до тех пор, пока пес не разжал зубы. В мгновение ока, несмотря на сломанную, висящую под жутковатым, неестественным углом руку, пожарник вскарабкался на капот, оттуда на крышу кабины, а затем и кунга.
Водитель чуть приспустил стекло.
– Держись там!!! Я сейчас назад сдам, переберешься на свой «ЗИЛ» и водометом их отгони. А я подъеду, погляжу, может, кто еще жив.
– Понял, – сдавленно ответил пожарник.
Его истерзанная, перегрызенная, исполосованная клыками в лоскуты рука наверняка болела немилосердно, но парень явно не желал отдать свою жизнь за здорово живешь. Характерец, однако.
– Если эти твари на капот заскочат, не пытайся с ними воевать, просто сбрасывай вниз!
– Ладно.
– Ну и отлично, – уже себе пробормотал водитель. Он перекинул рукоять переключателя скоростей и стал аккуратно сдавать назад. – Подай там знак этому м…ле, чтобы остановился, – проорал, поглядывая в зеркальце на слепо тычущийся в деревья «ЗИЛ».
Не то чтобы ему сильно хотелось разговаривать, предпочел бы помолчать, но нужно было поддерживать пожарника. Парню пришлось несладко. Не заставишь его сосредоточиться – сознание потеряет и вниз слетит, аккурат на обеденный стол.
Ополоумевшему от страха водителю «ЗИЛа» наконец удалось повернуть машину. Он нажал на газ и… красно-белый, заостренный капот с хрустом врубился в борт «перевозки». Затрещали брусовые подпорки, трубчатая основа подалась, и обшитый фанерным листом и тонкой жестью кунг просел вправо. Как пожарник умудрился удержаться на нем – одному богу известно.
– Ты что делаешь, гад? – заорал остервенело водитель, выжимая тормоз и затягивая ручник.
Он, конечно, не ожидал, что парнишка с охотой ринется им на помощь, но никак не рассчитывал и на обратное. Со своего места водитель не мог видеть кабину «ЗИЛа», но «пожарка» перла вперед натужно и тупо. Колеса «ГАЗа» вывернулись, загребая жирный мокрый дерн и месиво из горелого дерева и черного кирпичного крошева. Старенькая «перевозка» продержалась метров пять. Затем не выдержал крепеж подвески, колеса легли плашмя, передок грузовичка подломился и просел, отчего водитель едва не ткнулся лбом в баранку. Двигатель «ЗИЛа» взревел натужно, несколько секунд рычал, словно намеревался распугать этим своим грозным рыком всех бродячих собак от Москвы до Питера, а затем чихнул пару раз и заглох.
Водитель «перевозки» вздохнул, полез в карман за «Примой», сказав то ли себе, то ли все еще сидевшему на крыше пожарнику:
– Все, браток. Начинай потихоньку молиться. Трындец нам настал.
* * *
Артем Дмитриевич Гордеев проснулся поздно. В груди теснилось непонятное волнение, голова кружилась от предчувствия чего-то огромного и важного. Похожие ощущения испытываешь, просыпаясь вдень рождения или, скажем, тридцать первого декабря.
Он открыл глаза и некоторое время лежал неподвижно на стареньком, продавленном диване, глядя в потолок, по которому медленно двигалась узкая светлая полоска. Судя по ее положению, было часов около одиннадцати. И ведь, что странно, обычно Гордеев просыпался куда как раньше, а сегодня вот спал, как младенец. С чего? В памяти проплыли события вчерашнего вечера. Пустырь, располосованный лучами электрических фонарей, темные тени людей, едва различимые за высокими сухими стеблями ковыля. Они должны были начать облаву утром. Вызвать войска, собрать все силы, оцепить пустырь… Этот вчерашний майор обещал.
Гордеев сел. В широкой майке и синих сатиновых трусах его сухое, изуродованное тело болталось, словно язык в колоколе. Артем Дмитриевич уперся ладонями в край дивана, с трудом поднялся, отыскивая длинными – кожа да кости – ступнями дырявые тапочки. Пошевелил большими пальцами и, шаркая, подошел к окну. Отдернул тяжелые, сероватые от въевшейся пыли занавески. Серое утро влилось в комнату душевной хмарью. Кое-где сквозь узкие щели, возникавшие в низких облаках, изредка проглядывало солнце.
Артем Дмитриевич рассеянно посмотрел на стол, заваленный бумагами. Вернувшись вчера домой, он внес в свою схему необходимые поправки, исходя из вновь полученной информации. Его расчеты и психологические прогнозы развития ситуации оправдывались куда быстрее и полнее, нежели он ожидал.
Ему следовало отправиться на пустырь. Там его помощь может оказаться неоценимой. Его знания, советы, консультации. Он ведь предупреждал их, давно предупреждал, несколько недель назад. И вот все идет как по писаному.
Гордеев со всей расторопностью зашаркал в ванную. Нужно было бы позавтракать, неизвестно, сколько времени придется им провести на пустыре. Наверное, командование организует доставку пищи, но он не имеет права обременять их. Придется захватить с собой какие-нибудь бутерброды. Что у него есть? Ореховая паста. Он сделает бутерброды с ореховой пастой. Они сытные и легкие. А ведь ему нужно будет взять еще и оружие. «Шило» и электрошокер, разумеется. Когда дело дойдет до… до отлова, до драки, лишние руки пригодятся. Возможно, ждать придется долго, им следует запастись терпением, но рано или поздно стая появится, в этом Гордеев не сомневался.
Он торопливо почистил зубы, натянул пусть и ветхую, но вполне еще приличную сорочку и брюки, которые ночью тщательно наглаживал старым, уже плохо греющим утюгом. Не будить же соседку за полночь из-за такого пустяка?
Сунув «шило» и шокер в карманы куртки, Гордеев прихватил и транзисторный приемник – старенький, но надежный «Сокол». Милицейские рации, конечно, хороши, но только в рамках района. Для стратегического планирования они не годятся. Слишком медлительны. Мало того что информация идет через десять рук, так она еще и подвергается искажениям. А в подобных ситуациях важна любая мелочь. Неверно сориентированная боевая группа может угодить в засаду. Радио в этом смысле куда надежнее. Данные поступают быстро, и, как правило, им можно доверять. С его помощью можно осуществлять оперативное планирование, объективно оценивать складывающуюся ситуацию и просчитывать ответные действия.
Про бутерброды он вспомнил, уже выходя из квартиры, но решил не возвращаться. Во-первых, плохая примета. Во-вторых, он и так набрал много веса. Боялся, что слишком вымотается, пока дойдет до пустыря. Шутка ли, километра полтора-два, да все дворами.
Гордеев спустился до второго этажа и тут остановился передохнуть. Включил приемник, покрутил колесико настройки. Некоторые каналы ему поймать не удалось – видимо, мешали железобетонные стены, по другой же транслировали эстрадную музыку. Артем Дмитриевич передвинул рычажок в положение «выкл». Батарейки следовало беречь. На новый комплект у него денег сейчас не было.
Гордеев спустился на первый этаж и вышел на улицу. Двор казался вымершим. В сущности, ничего удивительного в этом не было. К полудню он всегда становился таким. Кто на работе, кто дома.
Артем Дмитриевич зашагал к выходу со двора. Впрочем, зашагал – громкое слово. Заковылял, хромая, приволакивая изуродованную ногу. Неоценимая помощь соседа Сережи была бы сейчас очень кстати, но тот сегодня работал в утро, и посему Гордееву приходилось управляться самому. Минут за пятнадцать он добрался до улицы Митрофанова. Справа, обнесенное двухметровым черным забором, красовалось трехэтажное здание школы с обязательной уже спортивной пристройкой и небольшим стадионом. Слева – поликлиники. Детская, а за ней, метрах в десяти, взрослая. Автобусная остановка и небольшая площадь с обязательными торговыми павильончиками. Площадь упиралась в кирпичный дом, первый этаж которого занимали магазины. Продуктовый, промтоварный и мебельный. Гордеев еще не достиг улицы, а инстинкт уже безошибочно подсказал ему: что-то не так. Понимание пришло секунду спустя. На улице было абсолютно тихо.Не урчали машины, не слышно было детских голосов, хотя некоторые окна поликлиники были открыты. И на школьном дворе было безлюдно. Гордеев сбавил шаг, ухватился за прутья школьного забора, остановился.
На остановке тоже было пусто, хотя обычно там всегда можно было увидеть хотя бы одного-двоих человек. И на площади, у ларьков, никого. Лежит на крыльце горкой свежая зелень, стоят банки с солеными грибами и маринованным чесноком. А продавцов нет. Мгновение спустя до слуха Гордеева донесся хлопающий звук. Он сделал пару шагов вперед и увидел ближайший овощной лоток. Сине-желтая парусина была надорвана углом. Край полоскался на ветру, звонко хлопая по алюминиевому основанию. Белые решетчатые поддоны оказались перевернуты. На темно-сером сыром асфальте яркими брызгами – желтые абрикосы и желто-бордовые, крупные, как гранаты, персики. А из-за парусины проглядывают… ноги человека. Темные штанины и коричневые сандалеты со стоптанными подошвами. Одна брючина задралась, обнажив белесо-голубоватую полоску кожи.
Артем Дмитриевич потащил из кармана «шило», присел на корточки, ухватившись свободной рукой за ограждение школьного забора и затравленно озираясь. Они были здесь. Непонятно, давно ли, но были.
Как ни старался Гордеев, а увидеть собак ему не удалось. Либо они ушли на поиски новой добычи и выяснения границ чужих территорий, либо слишком хорошо прятались.
– Товарищ!!! – донеслось до него со стороны школы.
Гордеев, вздрогнув, повернул голову. Кричали из окна третьего этажа. Кричавшая – молоденькая девчонка, то ли учительница, то ли ученица, разве их сейчас разберешь – махала рукой, стремясь привлечь внимание случайного прохожего. За ее плечами в сумраке коридора маячили белые пятна лиц.
– Товарищ, позвоните, пожалуйста, в милицию! Скажите, на нас напали собаки! Пожалуйста, товарищ! Здесь дети!
Гордеев снова оглянулся. Крики этой девочки могли привлечь не только его внимание, но и внимание собак. Пока их не видно, но это ровным счетом ничего не значит.
– Товарищ, вы меня слышите?! Товарищ! – продолжала голосить эта дуреха.
Он махнул рукой, показывая, что да, мол, слышит, а затем поднес ладонь к губам, приказывая молчать. Вход в школьный двор располагался непосредственно на улице Митрофанова. Туда Гордеев идти не хотел. Улица – место открытое, предательское. Существующее заблуждение, что собаки очень плохо видят, он никогда не разделял. Да, боковым, монокулярным зрением не слишком хорошо, а вот бинокулярным, объемным собаки видят не хуже людей. Особенно если объект движется. Просто им удобнее и привычнее ориентироваться на слух, который, кстати, у любой породы развит более чем хорошо. А он шаркает. В общем, не хотелось ему идти через главные ворота, хоть режь. Лучше уж поискать боковую лазейку.
Гордеев снова посмотрел на девочку и мотнул головой, показывая, что просьбу понял и постарается им помочь, чем сможет. Пошел вдоль забора, отыскивая обязательную дыру. В любом школьном заборе должна быть дыра. А то и две. Прогульщики и двоечники, поди, до сих пор не перевелись. Артем Дмитриевич то и дело оглядывался. Даже если псов не было в данный момент поблизости, рано или поздно должен появиться «патруль». Когда территория становится слишком большой, «пограничники», будучи не в состоянии охранять одновременно весь периметр, обходят владения стаи «дозором». Дыра обнаружилась в самом глухом углу спортивной площадки, за футбольными воротами. Тропинка была хорошо натоптана. Чувствовалось, что лазом пользовалась добрая половина района. Гордеев, отдуваясь и покряхтывая, пролез в неширокий пролом и заспешил к школе.
При малейшем шорохе Артем Дмитриевич замирал затравленно. Если это была та стая, «кладовую» которой они с Сергеем обнаружили вчера на пустыре, то он значительно ошибся в числе голов. Три десятка? Им не имело смысла забираться настолько далеко. Они без труда прокормились бы возле пустыря. Значит, либо тут хозяйничала другая стая, настроенная на агрессию в отношении людей не меньше, чем первая, либо стая все-таки одна, но голов в ней около сотни. В самом лучшем случае. В худшем – перевалит за полторы. И первый, и второй варианты были одинаково плохи. Гордеев добрался до пристройки и осторожно высунул голову из-за угла.
Десяток псов вывернул из-за торговых палаток и потрусил дальше, держась у самой кромки тротуара. Здесь была пара среднеазиатских овчарок, четыре дворняги среднего размера и три собаки помощнее – московская сторожевая, ротвейлер и что-то кудлатое, либо беспородное, либо слишком экзотическое. Во всяком случае, Гордеев породу угадать не смог. Впрочем, кудлатого он и не разглядел. Его перекрывали собой остальные псы. Замыкал процессию ухоженный спаниель, за которым волочился короткий кожаный поводок.
Гордеев мгновенно втянул голову в плечи и прижался спиной к стене, переводя внезапно участившееся дыхание. То, что он увидел, было не просто невероятно, а практически невозможно и вместе с тем по-настоящему чудовищно. Гордеев упоминал о подобной возможности в своем докладе, но вскользь, поскольку и сам не слишком верил, а вернее, не хотел верить в то, что события могут принять столь катастрофичный и страшный оборот. Он выждал пару минут, затем снова выглянул из-за угла. Улица вновь казалась пустынной. Стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее, Гордеев пересек узкий хозяйственный дворик, остановился у стены под окном, из которого все еще торчала девушка, взывавшая о помощи.
– Вы позвонили в милицию?
Увидев Гордеева, она слегка приободрилась. Наверное, он был единственным взрослым, объявившимся возле школы.
– Не кричите так, – сдавленно прохрипел он в ответ, сложив ладони рупором. – Забирайте всех и быстро выводите из школы. Нужно уходить, пока не вернулся «патруль».
Девушка отчаянно затрясла головой.
– Мы не можем!
– Почему?
– Они здесь, на лестнице. Я закрыла дверь на швабру.
– Вы давно там сидите?
– Полтора часа, – она вдруг заплакала. – У меня тут пятьдесят человек детей! Господи, что мне делать? Что делать?
– Перестаньте устраивать истерику, барышня, – решительно скомандовал Гордеев и сам испугался того, насколько громко прозвучал его голос на пустынной улице. – Детей напугаете! – вновь перейдя на хриплый громкий шепот, добавил он. Девица снова закивала. Движения были быстрыми и механическими, как у заводной куклы. – Сколько лестниц в вашей школе? Одна или две?
