Текст книги "Собачий Рай"
Автор книги: Иван Сербин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Что бы это могло значить? Что случилось? Авария на каком-нибудь зеленоградском предприятии? Вряд ли. Далековато для глобального оповещения. А почему так мало людей на улицах?
Волков выкатился из подъезда и едва не столкнулся со встревоженным Журавелем. Сержант запыхался, отдувался после быстрого бега.
– Слыхал? – спросил он, оглядываясь.
Волков слышал. Не сирену, а доносящийся отовсюду собачий вой.
Журавель тем временем щелкал переключателем каналов рации.
– Не работает, – пожаловался он.
Волков включил свою. Ничего, кроме потрескивания статических и атмосферных помех. Снова сунул бесполезный передатчик в карман.
– Владимир Александрович, а далеко эта бывшая жена живет?
Журавель нахмурился.
– Андрей, мы не можем сейчас к ней идти. По сигналу экстренного оповещения всему личному составу надлежит незамедлительно явиться по месту службы, – процитировал Журавель, даже не напрягшись. – Кто знает, что там случилось. Может быть, заражение какое-нибудь?
– Владимир Александрович, дорогой, в нашем районе нет предприятий, способных создать зону заражения более чем в сто квадратных метров, – убеждающе сказал Волков. – Да и то исключительно концентрированным дезодорантом. Скорее всего, пожар в порту или еще что-нибудь подобное. А может, и вовсе учебная тревога. Повоет минут пять-десять, да и выключится. А мы несколько часов времени потеряем. – Сирена продолжала надрываться, но собачий вой мало-помалу стихал. – Обидно. Ведь дошли уже. Опять же, у нас приказ: патрулировать дворы на предмет выявления бродячих стай. А вы слышали, сколько собак в окрестностях надрывалось?
– Приказ старшего по званию автоматически отменяет приказ, отданный ранее младшим по званию, – рассудительно заметил Журавель.
– Ну, давайте так. Вы идите в отделение, и если случилось что-то действительно серьезное, свяжитесь со мной по рации.
– Так не работает же, – поднял свой пенальчик сержант.
– Ах, да, – поморщился Волков. – Ну, скажите там, в случае чего, мол, наткнулись на здоровенную стаю, остался «собачников» встречать. – Журавель все еще колебался. – Владимир Александрович, они ведь все равно не знают, где мы в данный момент находимся. Может быть, мы в десяти километрах от ОВД.
Журавель вздохнул, покачал головой. Он не любил обманывать начальство. Рано или поздно любой обман вскрывается, и уж тогда стоит ждать серьезных неприятностей.
– Ну, скажите, потерялся Волков. Разбрелись в разные стороны, вот и потерялся, – с некоторым раздражением заметил лейтенант. – Что я вас, как красну девицу, уговариваю, в самом деле?
Он был раздосадован тем, что писателя-пенсионера не оказалось дома, что заверещала эта треклятая сирена, что напарник не вовремя надумал проявлять уставопоклонничество.
– Ладно, – подумав несколько секунд, кивнул Журавель. – Хорошо. Я пойду сейчас в отделение. И если что, попрошу Пашу, чтобы тебя подобрали. Только уж ты, пожалуйста, не уходи от дома, хотя бы пока сирена не смолкнет. А если смолкнет, но рация все еще работать не будет, встретимся… Встретимся у «Восьмой планеты».
– Хорошо, – согласился Волков. – Адресок банкирской жены дайте мне.
– Да это недалеко тут, – заметил Журавель, прежде чем назвать адрес.
– Погодите, это… – лейтенант прищурился, – …новый дом, недалеко от пустыря как раз?
– Нет. Там двор глухой. И дом – пятиэтажка. Беседка еще во дворе.
– Беседка, – пробормотал Волков. – Беседовать и пить чай «Беседа».
– Ну, в той беседке другие напитки все больше в ходу, – улыбнулся Журавель.
– Вот и проверим, – ответил лейтенант. – Все, не будем тратить времени.
– Хорошо.
Сержант зашагал к выходу со двора. Волков же повернулся, еще раз оглядел окна. Никого, пусто и безжизненно. Если бы он обошел дом и посмотрел на окна с той стороны, откуда доносились звуки сирены, он бы увидел, что в доме есть люди, и немало, но… Волков стоял там, где стоял, а с этой стороны окна были пусты. Вздохнув и пожав плечами, лейтенант зашагал в глубину двора, туда, где маячил забор не то детского сада, не то еще какого-то заведения с черной неровной брешью. Наверное, через него можно было выйти на параллельную улицу, ведущую к станции, к новому кварталу, вытесняющему старенькие пятиэтажечки.
Он успел пройти метров пятьдесят или чуть больше, когда услышал за спиной сухой щелчок, потом звонкий, раскатистый хлопок ружейного выстрела, а через несколько секунд второй щелчок. Волкову приходилось стрелять и в учебке, и в армии, и в школе милиции. И ошибиться он не мог. Дважды стреляли из «Макарова» – штатного оружия большинства сотрудников органов внутренних дел. И он, Волков, сомневался, что сейчас здесь, в этом пустынном, заброшенном райончике, на каждом шагу разгуливает пара милиционеров, постреливающих в воздух забавы ради. Лейтенант едва успел об этом подумать, как хлопнули еще два выстрела.
Волков развернулся и побежал, придерживая одной рукой фуражку, второй доставая на бегу пистолет. Возможно, стрелял и не Журавель, но милиционер, а значит, свой. Может быть, и не брат, но друг.
Он бежал, и в голове крутилась одна и та же мысль: «Выстрели еще раз. Где ты? Выстрели еще раз!» И, словно в ответ на просьбу, хлопнул пятый выстрел.
Стреляли за соседней зеленоватой семнадцатиэтажкой, выходящей «лицом» на улицу Митрофанова. Волков побежал быстрее. В легких плескался жар, хотелось остановиться, вдохнуть полной грудью, восстановить дыхание, но вместо этого он бежал.
Журавель лежал у самой обочины, а вокруг него «танцевал» пяток крепких псов. Две овчарки, третий вроде ретривер, или как их там. Две оставшиеся – дворняги, но крупные. По размерам вполне сопоставимые с овчарками. Ну, может быть, чуть-чуть ниже.
Волков на ходу вскинул пистолет и выстрелил в воздух. Он мог бы стрелять и в собак, но боялся угодить в напарника. Псы откатились метров на пятнадцать, скалились и лаяли. Шерсть на загривках стояла дыбом.
Волков подбежал к Журавелю. Тот морщился. Откуда-то из-под спины быстро натекала кровавая лужица.
– Черт, – лейтенант опустился на колено. – Владимир Александрович, вы ранены? Подняться сможете?
– Сейчас. – Журавель тяжело перевернулся на бок, уперся свободной рукой в асфальт. – Больно сбоку. Вот тут, слева.
Продолжая удерживать пистолет направленным в сторону своры, Волков наклонился и увидел… пулевую дыру.
– Ексель-моксель, – пробормотал он изумленно. – Это же огнестрельное.
– Я знаю. – Сержант постоянно задерживал дыхание на вдохе, стараясь хоть немного ослабить боль в боку. – Это не собаки. Ребята какие-то. Помоги-ка встать, Андрей. А то валяюсь, как этот… Неудобно даже. Подумают еще, пьяный мент лежит.
– Да кто подумает-то? Никого же нет.
Одна из собак, припадая на брюхо, попыталась подобраться поближе. Журавель выстрелил в нее и, конечно, промахнулся. Пуля сколола кусок асфальта, выбила черное крошево. Пес поспешно ретировался на прежнее место.
– Патронов почти не осталось, – посетовал сержант. – Все расстрелял. Плохо.
– Погодите, Владимир Александрович, – перебил Волков, подхватывая Журавеля, помогая ему подняться. – Какие ребята? Откуда он и взялись?
– Да мимо проезжали, когда… Ой!.. – Сержант поморщился. – Когда собаки эти на меня набросились. Молодые совсем. В таких… пятнистых куртках. – Волков слушал. Камуфляж – не примета. Сейчас из десяти человек восемь в камуфляже. Косят под бывших солдат или просто для понта таскают. – Остановились, стекло опустили, говорят: «Смотрите, псы козла дерут», – продолжал тяжко Журавель. – Ну а один высунул ружье в окно, да и стрельнул. И в бок мне попал. Не нарочно, наверное. В собаку, поди, целил.
– Конечно, в собаку, – темнея лицом, процедил Волков. – В легавую.
– Ну зачем так сразу? – Журавель повис на нем, хотя и старался держаться на своих двоих. – Если бы это были какие-нибудь знакомые, кого я в отделение доставлял или еще чего, тогда бы, может, и нарочно, а так пацаны совсем.
– Блин, Иисус Христос выискался, – процедил Волков.
Его грызли досада и раздражение. Досада на самого себя.
В сущности, да хрен с ней, с этой банкирской женой. Поговорил бы с ней завтра или послезавтра. Пошел бы с сержантом, сейчас, глядишь, совсем бы все по-другому было. Может, пацаны бы эти стрелять не стали, если б увидели, что мент не один. А хоть и стали бы, он-то, Волков, не промахнулся бы точно. С двадцати пяти метров в милицейской школе восемьдесят семь из ста выбивал. Это вам не хрен собачий. Вмазал бы пулю в башку стрелку тому. А лучше бы сперва в колесо, чтобы дальше не уехали, спеленали бы, да и в отделение. Атам уж потолковали бы с ребятишками по-свойски.
Собаки не отставали, упрямо шли позади, метрах в пятнадцати. Стоило людям остановиться, повернуться, хотя бы бросить взгляд через плечо – откатывались на пару-тройку метров. Тем не менее Волков заметил, что дистанция между ними становится все короче – взбесившиеся твари явно выбирали момент, чтобы броситься наверняка, повалить, вцепиться клыками. Несколько раз ему даже приходилось останавливаться и стрелять в землю, перед лапами псов. Те сразу увеличивали дистанцию метров до десяти и тут же начинали ее вновь сокращать.
Далеко, за домами, грянула автоматная очередь. Защелкали одиночные – тяжелой артиллерией залаяли ружья, чахоточно-сухо затявкали пистолеты. И снова затрещал автомат, а через секунду к нему присоединилось еще два. Закончился этот странный концерт парой глухих гулких взрывов.
Волков изумленно качнул головой. Он не верил своим ушам. С каждым пройденным шагом сержант казался ему все более тяжелым. Наверное, так оно и было. Журавелю все труднее было держаться на ногах. Колени у него подгибались, и Волкову показалось, что кровотечение у сержанта усилилось.
– Куда мы идем? – спросил Журавель, тряхнув головой.
– Сейчас машину какую-нибудь возьмем, и я отвезу вас в отделение. Вызовем «Скорую». А потом стрелков этих за жабры возьмем. Вы марку и цвет машины запомнили? Может быть, номер?
– Черная иномарка. «Тойота» вроде. Номер нет. – Журавель качнул головой. – Номер не запомнил. Я же… на земле лежал в это время.
Волков отметил, что речь у сержанта стала рваной, с длинными паузами. Дышал он более часто и мелко. Да и голову ронял на грудь постоянно. Плохо. В больницу нужно, да поскорее. Пока не отдал напарник богу душу.
Они пошли по дворам под заупокойный плач сирены, сопровождаемые сворой, только и ждущей, пока один из них упадет. Или хотя бы споткнется. Это и будет момент истины. Мгновение, когда теорема становится доказанной и вывод звучит так: «Самый высокий – необязательно самый сильный. И самый умный. И самый живучий».
И как назло, ни одной стоящей машины. Лишь полусгнившие развалюхи, вросшие в землю по самые ископаемо-ржавые брюха, дырявые от дождей и времени. Смешно даже надеяться, что в баках у них сыскалась бы хоть капля бензина. А если и сыскалась бы – выкапывать замучаешься.
И лишь за детским садом, тем, с дырявым забором, с глухим внутренним двориком, в дальнем углу которого из лиственной кучи торчали горлышки водочных бутылок, в трех кварталах от места ранения, Волков наконец нашел то, что искал, – запертый на внушительный замок гараж-«ракушку». Он чувствовал себя выжатым как лимон.
Волков с громадным облегчением снял с плеча руку почти уже бесчувственного сержанта, прислонил его к гаражу.
– Владимир Александрович, вы только сознание не теряйте. А то эти четвероногие друзья нас мгновенно по клочкам растащат.
Собаки уселись в сторонке, вывалив языки и наблюдая за действиями людей. Что-то изменилось. Добыча остановилась. Возможно, это от усталости, крайней вымотанности. Можно было бы, конечно, броситься и сейчас, но лучше все-таки выждать, пока двуногие упадут. Инстинкт подсказывал им, что еще рано. И силы у добычи еще есть. Во всяком случае, на достойное сопротивление.
Волков обернулся, обвел взглядом выжидательно рассевшихся псов.
– Что, гады, боитесь? – спросил он пересохшей глоткой, чувствуя, как ходят ходуном колени. В сержанте веса, должно быть, с центнер. Давненько он таких тяжестей на себе не таскал. – Правильно делаете, что боитесь.
Приставил ствол пистолета к дужке замка, прикрыв глаза ладонью и отвернувшись, и нажал на курок. Дзенькнула по металлу пуля, высекла искры. Замок стукнулся о тент, но так и остался висеть. Собаки вскочили, отбежали на пару метров, но уже не так испуганно, не поджимая хвосты, скорее в силу привычки. Поняли, что гром хотя и звучит пугающе, но боли не причиняет.
– Чтоб тебя… – выдохнул Волков.
Он пытался припомнить, сколько у него патронов осталось в обойме. Сколько раз он стрелял по дороге сюда. Четыре? Или пять? Да раз здесь. И раз там, у дороги. Итого шесть или семь. Лучше бы шесть, конечно. Менять обойму сейчас очень не ко времени. Псины вполне могут броситься. Они не глупые, понимают, что страшный звук связан с хлопушкой у него в руке. Щелкни пару раз, покажи, что никакой гром больше не работает, – поймут. Сообразят, что можно нападать. А сменить обойму – это как минимум четыре-пять секунд.
На сей раз Волков стрелять в замок не стал. Выстрелил в цепь. Взвизгнула пуля, застыл, выбросив гильзу, в открытом положении затвор.
– Та-ак, – лейтенант потянулся к кобуре. Одна из овчарок мгновенно оказалась на ногах, зарычала утробно. А уже через секунду залаяли остальные. – А ты у них начальница, как я погляжу, сказал скрипуче Волков, обращаясь к овчарке. – Майорша? Или полковница? Полковница, наверное, с такой-то выправкой. – Он выщелкнул старую обойму, медленно загнал в магазин новую и передернул затвор, досылая патрон в патронник, Овчарка зарычала еще громче, плотнее прижала уши к лобастой башке. – Служебная, что ли? Понима-аешь, сволочь.
Держа оружие направленным на свору, Волков ухватил тент под низ, поднатужился и рванул створку. И в этот момент сержант, обмякнув, стал заваливаться набок, и Волков рванулся вперед, чтобы подхватить его, помочь устоять на ногах, опереться, переждать эту несчастную пару минут, пока он будет выгонять машину и, «ракушки». А рванувшись на помощь напарнику, лейтенант отвел глаза от своры и упустил самый важный момент. Момент броска.
Овчарка точно была обученной. Жила среди людей, знала звуки и абсолютно точно представляла себе, что последует за тем или иным действием человека. В отличие от остальных псов, она сразу сообразила, что сейчас двуногие заберутся в странного зверя, непереносимо сладко воняющего, отбивающего нюх начисто и надолго, и… уйдут. Долгая охота закончится ничем. А найти, выследить и свалить новую добычу будет ох как непросто. Территории поделены, дичь напугана и попряталась. На этих двоих свора наткнулась по счастливой случайности, по счастливой случайности они не наткнулись на «патруль» хозяев территории – огромной стаи с могучим и очень опасным для чужаков вожаком, – по счастливой случайности дичь все еще здесь, вымотана и устала.
Она не собиралась упускать такой шанс, и потому, стоило Волкову отвести глаза, – овчарка прыгнула. Это был мощный, хорошо рассчитанный прыжок натасканного животного. Она не рассчитывала загрызть жертву в первой же атаке, но стремилась сбить с ног, повалить, лишить возможности воспользоваться смертельно опасной игрушкой, которую человек держал в руке.
Волков готовился к нападению, но оно все равно оказалось слишком внезапным. Удар пятидесятикилограммовой туши заставил его покачнуться и податься вперед, упершись рукой в асфальт. Его спасло только то, что он уже начал пригибаться, вытягивая руку вперед, чтобы подсесть под неимоверно тяжелое тело раненого напарника, подставляя плечо, принимая на спину его вес. Потому овчарка не смогла ударить всем телом. Она перелетела через сгибающуюся спину, извернулась в воздухе, стараясь приземлиться на лапы, но упала на бок. И тут же на Волкова набросились остальные. Он взмахнул рукой, закрутился, сбрасывая с себя всю эту визжащую, рычащую, захлебывающуюся яростной слюной свору. Выстрелил, но не попал, а в следующую секунду мощные клыки впились ему в предплечье. Пес не мог прокусить плащ, китель и поддетую под них теплую душегрейку, но сила сжатия челюстей оказалась настолько сильной, что Волков взвыл во весь голос. Ему показалось, в руке что-то захрустело остро и ломко, словно бы кости его были собраны из пучка сухих прутьев.
Тем не менее он заставил себя выпрямиться. Упав, он превратился бы в слишком легкую добычу. Псы нападали со всех сторон. Они «танцевали» вокруг, налетая мгновенно, кусая и тут же отскакивая, готовясь к очередной атаке. Как Волков ни старался, а выделить ни одного из них не удавалось. Мгновенно налетали сзади, сбоку, вцеплялись в предплечья, в запястья, дергая, кусая, сбивая прицел. Выстрелив трижды, он ни разу не попал. Неплохо для лучшего стрелка курса.
Итого, четыре патрона – вот и все, что осталось у него в запасе. И максимум пять минут жизни. А дальше… Как ни прискорбно это осознавать, но собаки оказались сильнее человека с оружием.
Удар в плечо – он отлетел к рифленой стенке «ракушки», ударился так, что гул, наверное, по всему кварталу поплыл. Атаковавшая овчарка отпрыгнула, зато вцепились в правую руку дворняги. Он выстрелил еще дважды – и снова мимо. Этот двор оказался абсолютно не приспособлен для боя. Хотя бы забиться в угол, прикрыть спину и бока, но не было тут угла. И шансов на спасение у него не было. Два патрона – вот и весь его арсенал. Даже если бы была еще одна запасная обойма, перезарядить он уже не успевал.
Овчарка одним прыжком подскочила, вцепилась в горящее огнем предплечье, рванула – даже в глазах полыхнуло от боли. Затрещала, разрываясь, материя. Потекло по руке горячее и липкое. Отпрыгнула, скалясь, и Волков увидел собственную кровь на ее морде. Еще один выстрел – и снова промах. Плащ скинуть, защититься – и то не успевал. И ничего под рукой. Хоть бы топор или нож.
В какой-то момент одна из дворняг оказалась точно на линии огня, и Волков нажал на курок. Хлопок и тут же глухой шлепок в асфальт. Псина взвизгнула, шарахнулась в сторону, упала на подогнувшиеся задние лапы, вскочила, отбежала еще на пару метров и тут упала окончательно. Извернулась, стала зализывать заднее бедро, из которого тягуче, медленно вытекала кровь. Очевидно, пуля прошла насквозь. Можно было порадоваться – хоть не за так помрет. Конечно, лучше было бы, если бы удалось подстрелить овчарку-«полковницу», но не повезло.
Это был его последний патрон. Волков вздохнул, и, словно бы почувствовав состояние человека, замерли собаки. Заурчали, почувствовав адреналин в его крови, неторопливо, спокойно стали сжимать круг. Волков навел на них пистолет, спустил курок.
– Пу!
Звонкий щелчок не отпугнул их, только заставил вздрогнуть. Но ведь даже не остановились, твари. Считать они, что ли, умеют?
«Полковница» нырнула к нему внезапно и молниеносно – Волков почти не видел движения. Серо-коричневая молния метнулась к его горлу. «Явно натаскивали», – подумал Волков в последнюю секунду.
В следующий миг… хлопнул выстрел. Овчарка как-то странно-развинченно качнулась вправо, а затем лапы ее подогнулись, она повалилась на бок, дергая задними лапами. Волков изумленно оглянулся. Журавель, сидя на земле, держал в руке пистолет.
Уцелевшие псы мгновенно откатились на почтительное расстояние, уселись поодаль, выжидая благоприятного момента для повторной атаки. Потеря вожака заставила их задуматься. С другой стороны, в своре, как ни странно, были только суки и ни одного кобеля. Существуют ли у собак матриархальные отношения?
– Открывай, Андрюш, гараж, – пробормотал Журавель. – Я послежу.
Сержант не боялся, возможно, именно поэтому собаки и не успели среагировать на его движение.
Волков, кряхтя, поднялся. Из рукава плаща текла кровь. Тяжелые капли падали на асфальт, на брюки, на начищенные гражданские туфли.
Движение отозвалось болью в израненном теле. Не слишком острой, но это только пока. Дальше будет хуже. Ладно, удастся убраться живыми – и на том спасибо.
Стараясь все-таки не поворачиваться к собакам спиной, Волков поднял створку тента. В «ракушке» стояла… «Ока». Волков хмыкнул. Он бы, разумеется, предпочел «Линкольн» или «Роллс-Ройс», но, как говорится, не до жиру. Спасибо и на том. Он с размаху саданул рукоятью пистолета по заднему боковому стеклу. С треском осыпались осколки, будто с погремушкой где-то рядом прошлись. Волков сунул руку в салон, открыл переднюю дверцу, затем, забравшись внутрь, поднял стопор на второй.
– Владимир Александрович, вы можете идти?
– Попробую.
– Погодите, я помогу.
Волков вышел из гаража, помог Журавелю подняться, повел к машине, стараясь держаться к своре лицом. Собаки заволновались.
– Заметили странность, Владимир Александрович? – бормотал Волков. – Такой хипеж устроили – караул. И ни одна тварь не выглянула. Хоть бы кто крикнул: «Хватит мучить собаку»! – Журавель усмехнулся. – А что? Я серьезно. Ни одной живой души. Странно, вы не находите? – Сержант кивнул. – Вот и мне тоже так кажется. Неладное что-то творится в этом квартальчике.
Он помог Журавелю забраться в тесный салон, закрыл дверцу, сам быстро обошел машину, сел за руль, хлопнул дверцей.
Собаки забеспокоились. Разумеется, они не знали привычек человека так хорошо, как «полковница», но даже их ума хватило понять: люди под защитой. Теперь их так просто не достанешь.
– Не обессудьте, ребята, – сказал Волков через стекло. – Не судьба вам, знать, сегодня нами пообедать. Та-ак… – Лейтенант изловчился, пошарил под передним щитком, нащупал провода, рванул, вытянув разноцветный «букет». – Ого! А в кино так просто все… Какие замыкать-то?
– Вон те. Красный и черный, – сказал вяло Журавель.
– Ара, ты все знаешь, да? – усмехнулся Волков, замыкая указанные провода. Двигатель зафырчал. Надо отдать должное хозяину «Оки», машину он содержал в порядке. – Ну вот, через пять минут будем в отделении, а там и до больнички, с божьей помощью, доберемся. Сделают вам, Владимир Александрович, укольчик обезболивающий, рану почистят, заштопают, и будете вы у нас через пару дней бегать, как Бубка с Кафельниковым.
– Они же не бегуны, – улыбнулся тускло Журавель.
– Потому и говорю.
Собаки метнулись было следом, прыгали вокруг «Оки», Волков методично жал на клаксон, и двор взрывался мощным гиппопотамьим ревом.
Наконец им удалось выехать со двора. К облегчению Волкова, свора отстала. Машина спокойно покатила по извилистым, как горный серпантин, узким дорожкам. Дважды они замечали автомобили, медленно ползущие вдоль домов. Первый раз это была вишневая «девятка», второй – зеленый «Фольксваген». А неподалеку от выезда на Митрофанова наткнулись на компанию молодняка, человек из десяти, увлеченно «разувавших» и без того уже разграбленную иномарку, разбивавших то, что не удавалось выломать или отвинтить.
– Ничего не понимаю, – бормотал Волков. – Что происходит? Еще вчера вечером, сунься они к этой «импортяге», сразу бы по шеям огребли. А сегодня внаглую чистят – и хоть бы хны. Никто ухом не ведет. Смотрите, смотрите, Владимир Александрович. – Журавель, сидевший с закрытыми глазами, чуть приподнял веки, покосился в окошко. Волков притормозил, опустил стекло, гаркнул: – Э, орлы! А ну брысь от машины!
Парни отвлеклись от своего занятия, переглянулись, один, постарше, рельефный, коротко стриженный, ухмыльнулся:
– Мужик, пошел на х..!
И тут же вновь вернулись к прерванному занятию.
– Чего? – вскинулся Волков.
Он потянулся было к ручке дверцы, но Журавель остановил его, бормотнув вяло и равнодушно:
– Не связывайся. Все равно ничего не сделаешь. Ну, уйдут они отсюда. Найдут другую машину.
– Блин, – зло выдохнул Волков. – Ни хрена не понимаю. Такое ощущение, что война началась и все под землю ушли. Остались только собаки и мародеры.
– Может, и началась. – Журавель снова откинулся в кресле, прикрыл глаза. – Почем тебе знать? Сирена-то воет!
– Да ну, скажете тоже, – отмахнулся Волков. – Была бы война, нас бы уже не было.
– А нас чуть и не стало, – едва заметно дернул плечом тот. – Вот только что.
– Нет, ну, если бы что-нибудь подобное произошло, войска были бы на улицах, наверное, – сказал не слишком уверенно Волков, выводя «Оку» на Митрофанова.
Откровенно говоря, он понятия не имел, должны выходить на улицы войска в случае начала войны или нет. С одной стороны, по логике, наверное, должны. С другой – на кой фиг? Поддерживать общественный порядок? Так на это существуют органы внутренних дел. А больше вроде и незачем. Не станут же они крылатые ракеты касками ловить…
Навстречу им попался черный джип, в салоне которого сидело несколько человек, причем те, что впереди, определенно в камуфляже. За джипом следовал серый «Москвич»-пикап. Ехали они быстро, но не слишком. Мощь джипа ограничивалась медлительностью «Москвича».
Волков посмотрел сквозь стекло. За рулем «Москвича» сидел уродливого вида человечек, похожий на лягушку. Громадные глазищи, широкий серый рот. Серая, с желтоватым оттенком, кожа. Рядом с ним устроился крупных габаритов мужчина лет сорока, одетый, опять же, в камуфляж. Лицо его показалось Волкову знакомым, но где и при каких обстоятельствах они встречались, сразу не вспомнилось, а дальше стало и вовсе не до воспоминаний.
Когда «Москвич» проехал мимо, Волков посмотрел в зеркальце заднего вида:
– Владимир Александрович, видели? Серый «Москвич». И как раз пикап.
Журавель, не открывая глаз, вновь дернул плечом.
В этот момент к ставшему уже привычным вою сирен добавился новый звук – мощный рокочущий гул. Он доносился со стороны речного порта, возникал где-то за домами, нарастал волнообразно и шел на спад, но ненадолго. Через несколько секунд следовала новая волна.
– Ну вот, – без тени улыбки сказал Журавель. – А ты говоришь, войска на улицах.
Никаких сомнений не оставалось: по проспекту шла бронетехника.
Волков ничего не сказал. Только нажал на газ. «Ока» катила по Митрофанова, выдавая максимум того, на что была способна.
Еще издали они заметили черные клубы дыма, поднимавшиеся над голыми деревьями. Горело на окраине, причем в нескольких местах сразу. За станцией, в районе новостройки и где-то возле самого ОВД.
Еще на подъезде к ОВД стало понятно, что здесь совсем недавно шел настоящий бой. В стороне от ворот догорал «Гранд Чероки». Метрах в пятнадцати от крыльца дымилась «девяносто девятая». Неподалеку от машины лежали два тела. Рыжие огоньки лизали шины, выбрасывая в небо ватные клочья жирной смолистой копоти.
Клубы дыма валили из окна второго этажа здания ОВД. Стена покрылась черной бархатной бахромой. Полоскались на ветру обгоревшие занавески. Судя по всему, горело долго и сильно. Время от времени из окна вылетали искрящие тряпки и доносилась чья-то сочная, отборная ругань. Ворота оказались распахнуты настежь, но въезд во двор перегораживал доходяга «Москвич». Шторы в уцелевших кабинетах задернуты, нигде ни полоски света. Стена здания была сплошь покрыта серыми выщербинами – следами пуль. Стекла побиты. «Москвич» был буквально изрешечен выстрелами.
– Твою мать… – пробормотал Волков. Никогда еще он не видел ничего подобного.
«Ока» осторожно поползла вперед, но стоило ей преодолеть какую-то невидимую границу, и над улицей тут же прокатился автоматный выстрел. Пуля клацнула по капоту, оставив в нем рваную дыру. В двигателе «Оки» что-то чихнуло, кашлянуло надрывно, и сквозь пробоину повалил белый пар.
– Выходи из машины! – донесся со стороны ОВД голос Паши Лукина. – Руки на крышу, чтобы я видел! Дернешься, изрешечу, как суку!
– Мужики! – заорал из окошка Волков. – Не стреляйте! Свои!
– Я те щас дам своих! Выходи из машины!!! – рявкнул Лукин. – Считаю до трех и сажу по крыше!
– Выходим! – рявкнул Волков в ответ. – Не стреляй только.
– Медленно! Чтобы я руки видел!
– Т-твою мать, – пробормотал Волков.
Он нажал ручку дверцы, распахнул ее ногой, высунул из салона руки. Ему вовсе не улыбалось, чтобы его пристрелили свои. Пусть даже из самых благих побуждений.
Кто хоть раз выбирался из машины, выставив руки из салона, старательно задирая их вверх и не имея возможности придержаться, знает, насколько это сложное занятие. Волков кряхтел и пытался судорожно удержать равновесие. Когда же он наконец ощутил твердую почву под ногами и повернулся лицом к зданию ОВД, занавеска дрогнула, и в ней показалось лицо Лукина.
– A-а, это ты, Андрюха…
* * *
Первым оказался наряд патрульно-постовой службы, вызванный через «ноль-два» на происшествие в супермаркете. Как сообщила рыдающим голосом Марина, одна из собак, собравшихся на стоянке, ворвалась в торговый зал и напала на покупателя.
Белые «Жигули» с синей полосой вдоль борта, аббревиатурой ППС на капоте и багажнике и синими проблесковыми маячками на крыше подъехали минут через десять после звонка. Ни у одного из прибывших не возникло сомнения в правдивости сообщения хотя бы потому, что парковка была залита кровью, неподалеку от входа лежало несколько растерзанных тел, а в близких посадках собралась огромная свора бродячих псов.
Кроме того, за стеклянными дверями супермаркета маячила фигура милиционера с автоматом. При появлении патрульной машины милиционер замахал рукой, мол, подъезжайте ближе к двери.
«Жигули» остановились в метре от двери. Выбравшиеся из салона патрульные успели нырнуть в предусмотрительно приоткрытую двумя здоровяками – очевидно, посетителями – дверь.
– Здорово, мужики, – сказал невыразительно тот, что махал рукой. – Вы из какого ОВД? Что-то лица незнакомые, я смотрю.
Один из патрульных ответил. Тон у него был мрачноватым. Его обеспокоило увиденное на стоянке.
– Ну? Чего у вас тут? – поинтересовался второй, поглядывая сквозь стеклянную дверь в сторону парковки.
Псы уже начали подтягиваться к «Жигулям», принюхивались.
– Да псина, понимаешь, – ответил Дроздов. – Мы ее в подсобку загнали. Я бы и сам справился, да боюсь, если вырвется, порвет, на фиг.
– Погоди, я что-то не понял. Вы что, из-за одного пса звонили? – напрягся первый. – А ты на стоянку-то выходил сегодня, дружище?
Он повернулся и ткнул пальцем в сторону двери, за которой раскинулось поле боя.
– Да ладно, чего ты? – одернул второй. Нехорошо получалось, действительно. Коллега попросил о помощи, а они вместо этого принялись кидаться на него, как тот пес. – Где, ты сказал, собака-то, сержант?
Сержант кивнул в глубину зала.
– Пошли поглядим.
Дружной процессией они двинулись в торговый зал, прошли вдоль ряда касс. Первый патрульный поглядел на сидящих у холодильников людей.
– Слышь, – позвал он Дроздова. – А это кто?
– Посетители, – охотно пояснил тот. – Всю ночь здесь парились. Заперлись в овощном цехе, дуралеи, и вышли только под утро. Я группу вызвал и автобус. Должны подъехать.
– А на фиг тогда в «ноль-два» звонил? – все больше мрачнея, поинтересовался патрульный.
