Текст книги "Еще один шанс. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Иван Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

– Хочешь быть капитаном?

– Ну-у... Э-э-э... – Биверстон тянул с ответом, рассеянно глядя на Хейлли. По его загорелому лицу, точно трещены, побежали глубокие морщины.

– Удваиваю жалованье, – резкая фраза – щелчок как будто удар кнутом. – Нет, утраиваю...

Старпом весь вытянулся от радости и величины услышанного предложения. – Дд...– начал звучать ответ от благодарного, счастливый моряка.

– Подожди, – Хейлли громко выкрикнул, опередив всех. Он потянул Рязанцева за рукав. – Ладно, будем считать, что ты меня уговорил. Остаюсь и начинаю обучать этих... переростков – недорослей морской науке. И... насчет большего жалования я тоже согласен. Но, мой друг! Ответь на вопрос... Почему ты думаешь, что они не сбегут с корабля после недели плаванья? – Он обернулся и ещё раз внимательно осмотрел суровые лица "юных" кадетов. – Что их держит?

– Их привлекает ожидание новой жизни!

– Как это?

– Понимаешь, Хейлли, с одной стороны у них нет ничего кроме цепей и рваных тряпок, с другой я даю им полное обеспечение вместе с работой приносящей хороший доход. Более того, по договоренности со мной, через год каждому бонусом я предоставлю дом с наделом на моей земле и.... молодую жену, которую они выберут в моей деревне или купят на невольничьем рынке. А ещё через год каждый, проявив себя, сможет стать капитаном на арендованном у меня корабле...

Глава 8.

Метель гудела, ревела и завывала дикими голосами. Она рывками прорываясь из леса, пьяно плутала по деревне между избами, свистела в проломы и щели, жалобно стонала в печных трубах и под стропилами, накатывала сугроб на сугроб, словно помелом обхлестывая стены, занося белым снежным саваном изгороди, двери и окна. Снег, вихрь, стужа облаками налетали словно из какой-то огромной пропасти. Ни зги не было видно на расстоянии вытянутой руки... Под непрерывное завывание вьюги деревня медленно засыпала.

И только в одном небольшом оконце почти занесенной снегом избы чуть-чуть светил огонек, мерцая звездочкой сквозь мрак и метель. От добротных стен крестьянского дома веяло тишиной и уютом. Внутри помещения ощущался застоялый запах зимы и пересохшего мха. В печи чуть слышно потрескивали поленья, на стенах колыхались тени. Хозяин избы, надев на босу ногу короткие, по щиколотку, валенки, не торопясь подошёл к оконцу, подышал на слюду и, потерев пальцем лёд, глянул одним глазом на улицу.

– Вот, поди ж ты, Кеша, да погляди, – раздался его хриплый голос восхваляющий себя и свои навыки перед старым другом Иннокентием Колодиным. – Ведь всё Таганово спит-храпит без задних ног, – а я, Михайло Бажутин, кручусь – верчусь как белка в колесе – славлю своим умением родную обитель! Ты видел, какой мы клуб построили – любо дорого посмотреть! Все соседи завидуют теперича. Ни у кого нет такого! А кто был старшим по плотницкой части? – Михайло Бажутин!!! Вот так-то куманёк! Кабы не клин, да не мох, так давно бы и плотник издох. Верно, в народе сказывают про нас умельцев – Мастерство не кнут – из рук в руки не перебросишь. С мастерством люди не родятся, но добытым мастерством гордятся. Как мастера почитают, так и величают. А меня, все почитают с уважением... И Алексей Петрович и Павел Александрович и даже новая учительница Татьяна Сергеевна. Кстати, друг сердешный, а ты чаго на ночь глядя, в такую непогодь печь без надзора оставил? Мотри как бы клыкасты супостаты не увели со двора самое дорогое. Глазом моргнуть не успеешь – а её уж неть.

– Михайло, дельце у меня к тебе, тайное, – Кеша заговорщицки наклонился вперед и, понизив голос до шепота, произнес. – Потап давеча сказывал, барин поселок собирается строить на чужой стороне, за тридевять земель? У далёкого моря – океана. Старшим тебя назначил в плотницкую артель, мужиков умелых набирать будешь?

– Ды-к... верно, сказывал, – степенно разгладил бороду хозяин избы. – Умей работать, умей и помощников подбирать, умей и язык за зубами держать. – Балагур – весельчак сузил глаза. На его переносице появились морщины. – Хотя это догада не для всех. Тайна это покамест.

– Михайло, возьми меня в артель. Ты же знаешь, я топором махать умею!

– С чего ради, Иннокентий? – мастеровой удивленно посмотрел на Кешу. – Борода по колена, а дров не полена! Старый, что малый, а малый, что глупый! Зачем нам в артели сухое весло?

– Это я старый? Мне ещё и пятидесяти нет. Я же на пять годков моложе Потапа. А у него уже и звание, и уважение, и почет! А, я, что? Хуже что ли! Он ранее меня обидел, в свое время Владиславу увёл! Михайло, ты же знаешь меня? – Иннокентий слёзно обратился к хозяину дома. – Мы же с тобой не один пуд соли съели за работой.

Лютая пурга хохотала и плакала за окном, кружила и заметала избу снегом. В небольшой крестьянской печке попискивало, трещало пламя, опробовав новую подачку, отступало, колебалось и разом вспыхивало, охватывало поленья. Жидкий огонек озарился большим ярким пламенем. Он заметался тенями по избе, приподнял низкий потолок помещения, раздвинул тесные стены, озарил темный лик Христа в дальнем углу.

Бажутин подвинул лавку, присел и протянул ладони к огню. На широком лице мастерового поигрывали отсветы. – Эх, старость – не радость, а пришибить некому. – Он недовольно скорчился. Почесал под рубахой грудь. Отвел глаза в сторону. – Стар да упрям – ни людям, ни нам. Кеша, да оглянись ты вокруг! Погляди по сторонам! Какой с тебя работник? Живём – покашливаем, ходим – похрамываем. Да и внук малой у тебя на руках.

– Какой малой? Ему почитай скоро восемь. Взрослый он! – Я его свёл к тетке родной. Какая никакая, а ей помощь. Присмотрит если, что.

– Не знаю, Иннокентий, – упрямился лучший бригадир тагановских плотников. – Ты же инструмента нового не знаешь. Да и от дел отошел уже как года два назад.

– Не хочешь, значит брать? – запоздалый гость заговорил медленно, с хрипотцой. – А как же дружба наша, с тобой?

– Э-э-э, когда это было? – Бажутин беспечно махнул рукой. – Что было, то сплыло, а былое быльем поросло.

– Ты мне слово давал! – старец грозно свел седые брови и с размаху громко стукнул кулаком по столу. – Вспомни, когда я твою дочку Лизу почти замершей в лесу нашел. Вспомни как ты места себе не находил, пока моя Матрена вытаскивала её с того света! Ты говорил, что в долгу будешь! Как же твое слово? Бажутин? Али ты хочешь, чтобы тебя на всю деревню болтуном считали? Кто без устали болтает, в том толку не бывает. – Он ехидно скороговоркой передразнил хозяина избы.

Михайло заскрипел зубами. Сморщился как от зубной боли. Начал тереть лоб раскинутой пятерней. – А, ладно, так и быть. – Проигравший недовольно махнул рукой. – Верно говорят... – Отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая. Твоя взяла, Колодин. Только, не говори потом, что тяжко или здоровьем слаб. Собирайся, завтра с утрица с караваном выходим. Дорога дальняя. Вернемся не скоро...

– Если вообще вернемся, – Бажутин закончил фразу про себя.

Иннокентий радостно потерев руки, по-молодому поднялся изо стола. Победно крякнул, и деловито натянув на голову шапку, вышел из избы.

Под завывание снежной позёмки, гордо подняв голову, шел по деревне довольный, улыбающийся человек. Метель наотмашь хлестала ему в лицо, обжигала щеки, выбивала слезы на лице. Казалось, что огромная лавина снега засыпает его из бесконечного облака. Сердце счастливца стучало от радости. Он снова, как в старые, былые времена был юн душой и возвращался в большую, кипучую жизнь. И от этого он был счастлив...

* * *

Ветер стих и только глубокие, бескрайние сугробы да крепкий морозец напоминали о кошмаре последних дней. Было ещё пасмурно, но сквозь рваные разрывы набухших снегом туч, кое-где уже просматривались лоскуты голубого неба. Два человека в небольших санях запряженных двумя лошадьми лихо мчались по широкой дороге, ведущей в сторону Черного леса.

– Строительство поселка и кадетской школы начнем с отправки на остров небольшой партии мастеровых. Думаю, пока человек тридцать – сорок хватит. Они расчистят и подготовят площадку. Соорудят объекты первой необходимости, заготовят стройматериалы и провиант... Если, не будет хватать людей то на первом этапе помогут молодые матросы. Кстати, кто у тебя занимается подбором добровольцев?

– Михайло Бажутин и Иннокентий Колодин. Они уже четыре дня ездят по ближайшим деревням. Нанимают мужиков. Сегодня должны собраться караваном у Черного леса. Считаю, пора отправлять первых строителей. Дело большое, работы много – пусть начинают.

– Хорошо, но прежде давай посмотрим, кого они там понабрали?

Впереди показался длинный обоз, медленно ползущий по дороге. Хлипкие еле бредущие лошаденки с трудом переставляли ноги. Замерзшие люди, в рванье шли пешком вдоль старых, разбитых саней. Громко, будто на базаре, голосили бабы, матюгались мужики, хныкали ребятишки. Лица у исхудалых людей казались мертвенно-серыми.

Барские сани обогнали задние повозки. Рязанцев нашел глазами Митрошкина. Вылез из возка подошел к плотнику. – Михайло, я не понял? Ты кого нанял? Мы договаривались, что ты объедешь соседние деревни, наберешь удальцов – умельцев.

Странник обвел караван рукою. – А это, что за живые мертвецы?

– Алексей Петрович, не руби с плеча – не торопи с горяча! – Михайло выгнулся в поклоне. – Энто и есть умельцы. Цельное село. Токмо они с семьями. Да! Ещё девок из соседних деревень докупил немного. А что? Я мыслю, такмо – год ноне на девок урожайный, девки подоспели добрые, ядрёные, работные! – Михайло задрал вверх черную бороду, весело оскалил крепкие зубы. Подмигнул одним глазом. – Баба ведь хуже вина, коли пригубил, не остановишься. Да и в поле иногда одна умелая бабенка цельной кобылы стоит.

Люди затравлено смотрели на барина. В одной из повозок громко заплакал грудной ребенок.

– Бажутин, ты в своем уме?

– А ча? Я смекнул, какой поселок без песен и молодых баб? Никакой. Да и нельзя им оставаться на прежнем месте. Тяглецы они. От монастыря бегут. Бяда с ними. Обнищали, изголодовались. Мрут как мухи с голода! Не взыщите, Алексей Петрович, чать спасать их надо. А вы у нас догада! Может быть покумекаете и чаго придумаете? А они уже в благодать отработают. Да и много ли бабам надоть? Ну, а мужики с ними – правда, работящие.

Крестьяне обступили Рязанцева. Многие бросились на колени. Запричитали. – Спаси благодетель. Возьми под свое покровительство.

Алексей недоуменно посмотрел на Пехоту. – Ну, и что мне делать, с такими строительницами коммунизма?

Рыжий подросток, осмотрев лукавыми глазами близстоящих молодых работниц, заценил фигуры в фас, профиль, задорно загоготал в ответ. Вдоволь насмеявшись, он на полном серьезе произнес. – У меня есть одно предложение как быстро и недорого набрать мастеров.

– Кто бы сомневался! – руководство одобрительно забурчало. – У тебя всегда есть предложения. Давай, рассказывай...

* * *

Три дня спустя.

Крым. Недалеко от Op-Капу.

Дворец Азиса Ялшав-бея.

Поздним вечером, после вечерней молитвы, когда Азис Ялшав-бей уже собирался отойти ко сну в дверь его покоев робко постучал начальник стражи и доложил об очень срочном и важном деле. Бей недовольно поморщился...

– Вечно этот Ахмет выберет самое неподходящее время. Наверняка опять заявился с какой-нибудь ерундой, лишь бы только показать свое рвение и услужливость.

Азис накинул халат и вышел в комнату для гостей, шаркая по коврам домашними туфлями без задников, надетыми на босу ногу. Начальник стражи был уже там. Он низко поклонился Ялшав-бею и начал извиняться, что обеспокоил высокородного господина в неурочное время.

– Если мне позволено будет сказать, – осторожно начал Ахмет и тут же умолк.

Азис Ялшав-бей был молодым человеком восемнадцати лет. Он был высок, строен, черноволос, привлекателен, красив восточным лицом. От его гибкой фигуры исходило впечатление мощи и в то же время легкости. Причем мощь эта не была чисто физической. В карих глазах бея светился ум. Азис был просвещенным человеком, обладающий знаниями по многим дисциплинам, полученным от приглашенных учителей из Европы и Турции.

– Говори короче. В чем дело? – мрачно ответил бей.

Глаза Ахмета подобострастно блеснули, руки задрожали от возбуждения. Его бритая восковая голова блестела в свете факела, который держал стоявший за ним стражник.

– О, благословенный и величественный! Патруль поймал уруса перебежчика!

– И ты решил меня побеспокоить из-за такого пустяка? – бей сладко зевнул и рассеяно посмотрел на подчиненного. – Опять только зря отнимет время дурацкими россказнями и пустыми домыслами. К сожалению, это уже не в первый раз. Уж слишком хочет выслужиться!

– О, могучий и великодушный! – мускулистый татарин в кожаной безрукавке, надетой на голое тело, упал на колени, поцеловал ковер и тихо, но внятно произнес. – Он очень странный и рассказывает такое, что я решил – вам необходимо его срочно выслушать.

– Ну, хорошо, всего одну минуту моего драгоценного времени. – Азис принялся разглядывать перстни на пальцах, любуясь, как играет пламя светильников в драгоценных камнях. – Но за это ты будешь наказан. А пока я беседую с неверным, прикажи слугам приготовить мне постель и пришли двух рабынь помоложе согреть простыни.

Ахмет громко хлопнул в ладоши. Неслышно открылась дверь и в зал неуверенно, постоянно оглядываясь, в окружении двух охранников вошел неизвестный в большой, пышной песцовой шубе одетой на голое тело. Лицо его было красным и потным, на голове была высокая шапка из рыжей лисы. Он неуверенно двинулся в направлении Азиза, запнулся за складку ковра и упал на колени у ног хозяина дворца. Из рук неизвестного выпал вместительный потёртый мешок и, глухо стукнувшись о ковер, развязался. Из мешка веером рассыпались, раскатились медные монеты.

– О, великий и могучий владыка земли татарской! – молитвой запел неизвестный по-русски. – Несравненный хан, шах, падишах, султан, король, князь! – Странный гость распластался в поклоне рядом с начальником охраны. Выпрямившись он схватил за основание мешок и стал, как бы ненароком трясти его, высыпая от туда деньги. – Дозволь Гришке Молчуну, сколотившему за последнее время небольшое состояние, купить у тебя кусочек землицы... У моря – окияна бескрайнего. Всего несколько десятинок. – Прохиндей наклонившись гулко ударился головой о ковер. – Хочу построить небольшую деревушку с видом на берег. Церквушку поставлю, кузнецу, конюшню. Разобью садик – огородик, как положено нам православным. – Косматый уродец причитая пополз на коленях в сторону бея. – Я заплачу столько, сколько ты попросишь.

– Что это? Кто это? Кто посмел пустить ко мне в дом умалишенного нечестивца? – хозяин дворца окинул недобрым взглядом сначала своего слугу, а затем разряженного чужестранца. Сонливость как рукой сняло. Брови на лице Азиса взлетели, плотная кожа на шее сделалась красной. – Как смеешь ты, проклятый урус, просить у меня такое! – Высородный с трудом от возмущения выговаривал русские слова.

– Дозволь купить хотя бы часть прибрежной полоски, хоть несколько аршинчиков, – настойчиво продолжал стонать странный посетитель. Пройдоха снял с шеи толстую цепь, в палец толщиной, с большим серебреным крестом и протянул её бею. – Пристань построю, кораблики буду пущать.

– Нет!

– Ну, хотя бы малюсенький кусочек земельки на дюжину локтей, на берегу моря! Лодочку хочу завести. Жёнку с детишками буду катать. – Последняя попытка юродивого. Он вытащил горсть неизвестных монет и дрожащими руками рассыпал их на полу. – Я хорошо заплачу!

– Никогда! Слуги, в яму его, со змеями!

Внезапно Азиса заинтересовал блеск докатившегося до его ног кругляша. Он поднял блестящую монету. – Ах, ты, Шайтан! – Золотой испанский дублон засверкал в его руках от огня факела. Глаза татарина загорелись жадным блеском. Он до боли прикусил монету. Затем осмотрел её. Причмокнул губами, перевёл взгляд на Гришку. – Где ты говоришь, раздобыл своё богатство?

– О, великий! – глаза хитреца вмиг потемнели и стали какими-то бесноватыми. Большая, зубастая рыбина намертво заглотила наживку. – Не вели казнить! Я знаю место, где золота очень... очень много. Там, его столько, что оно не поместиться в этом зале. Ещё и на улице придется складывать! Я всё скажу. Я даже покажу, но только за вознаграждение!

– Лжешь, шакал, – презрительно скривил губы высокородный бей. – И если это так, то я заставлю тебя пожалеть об этом!

– Зачем мне лгать? – наигранно удивился юродивый. Левый глаз хитреца задергался. Кривая ухмылка перекосила его рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках. – Я говорю истинную правду. Мотри, что там есть. – Гришка достал из-за пояса небольшой слиток золота. – И главное, всё это не далеко. Практически у тебя за огородом. Собрано в одном месте.

– Говори, говори, – Азис сглотнул слюну и поторопил рассказчика. Он нервно начал перебирать зерна чёток.

– Очень богатый караван из небольшой деревеньки – Таганово. Идет тайно, к морю. Большие сундуки с сокровищами, спрятаны в повозках! Много, сундуков – тяжёлые, с громными замками. Охраны нетути. Бяды не ожидают. В караване одни мужики – лапотники. Бери, чаго душа хочет...

– Ахмет, – возбужденно вскричал молодой ордынец, после некоторого раздумья.

– Да, великий! – начальник стражи услужливо склонился в поклоне.

– Сколько с тобой сейчас нукеров? Или ты пришел сюда один?

– Со мной три десятка сабель! – воинственно произнес начальник стражи. – Каждый воин вооружен саблей, луком с саадаком о двадцати стрелах, за поясом нож. Повелитель, ты только прикажи, и мы перебьем их, как шелудивых собак!

Азис почесал за ухом, раздумывая, стоит ли рискнуть. – Конечно, трех десятков всадников было маловато, чтобы напасть на хорошо охраняемый караван. – Алчные мысли змеями извивались в голове высокородного. – Но вполне хватит, чтобы ночью, внезапно напасть на небольшой обоз, без охраны. Тем более какого-то купчишки, из неизвестной деревни. Пожалуй, нужно попробовать!!!

* * *

Вест-Индия.

Безымянный остров.

Строящийся военный городок – «Счастливый».

Этот остров походил по всем параметрам на земной эдем. Бирюзовая гладь воды, в которой видны камни и раковины на четырехметровой глубине. Золотистый пляж, уютная бухта, пальмовые рощицы и заросли апельсиновых и лимонных деревьев. Чайки с громкими, пронзительными криками носящиеся над прибрежными скалами. Огромные черепахи ворочаются на влажном песке, крабы ползут вдоль линии прибоя. Синеву моря окаймляют полоски белой пены – это ленивые волны разбиваются о золотистый прибрежный песок и серо-зеленые обрывы... В живописной лагуне спокойно расположился уснувший на якоре парусник с убранными парусами. В нескольких километрах от берега амфитеатром вздымается горный пейзаж с живописными искрящимися водопадами, склоны до самых вершин природа украсила гирляндами пышной растительности.

Недалеко от пляжа расчищена площадка. На ней установлены пять больших армейских палаток. В трехстах метрах от лагеря виднеется строящийся поселок.

.....................

Делай раз... (Состояние – плохо).

Легкая туманная дымка лежала на море и словно вуалью прикрывала последние звезды, таявшие льдинками на небосклоне. Сладкую тишину утреннего покоя разорвал голос дневального, – Взвоооооооод... подъем!

– Нет... Нет, только не это... Спать. Спать. Спать, – Азис Ялшав-бей испуганно открывает глаза и видит... что всё, что происходило с ним в последние три дня это не сон. Кто-то хлестко и больно бьёт его по щекам, дергает за волосы. Пленник взвывает от боли, мотает головой, глаза его яростно сверкают.

– Давай татарченок, просыпайся и галопом на зарядку. На том свете выспишься, гадина ползучая. – Сильные руки огромного звероподобного напарника рывком стаскивают его с постели. Окружающие зло ржут и матерят новичка.

– Неверные собаки! – зло скрипит зубами молодой бей. – Который день выспаться не дают! Проклятые урус шайтаны. Дайте мне только время, привезут выкуп, а там посмотрим, чья возьмёт! Камня на камне от вашей Москвы не оставлю. Спалю дотла.

Азис откинул одеяло, вскочил на пол, неумело ударившись коленом о соседнюю кровать. Морщась и ругаясь, он задвинул ноги вместе с портянками в тяжелые кирзовые сапоги и одетый по форме раз (Примечание автора. Лысый, в майке, трусах и сапогах.) почавкал в сторону двери. Мотать портянки за три дня солдатской неволи, он так и не научился. Призывник сунул ноги в сапоги как придется, и вот следующие полчаса для высокородного бея должны были снова превратиться в кошмар.

– Бегом, бегом, что ты телишься, вша поганая? – Азис с трудом уворачивался от затрещин, бежал по тропинке. Худые ножонки высокородного татарина торчали из голенищ, как палки.

– Копье ему в ухо или дубиной по сопатке, – "добрые товарищи" неустанно подгоняли его сзади тычками, крепкими выражениями и матерками.

– Я не хочу так жить! Я не могу! Копек этэ!!! Неверные, оставьте меня в покое – я благородный бей, потомок великого Чингисхана, – зло шептал Азис по-татарски. А затем про себя добавлял. – Презренные, вы заплатите мне, за всё! Грязные свиньи! Шакалы! Собаки! Вы все сдохните под копытами лошадей, что несут моих нукеров.

Однополчанам на его угрозы было глубоко наплевать и растереть...

Топот. Хрипы. Пыль. Подзатыльники. Боль. Обида.

Ручейки влаги, струятся по лицу, текут по спине, смешиваются с пылью, впитываются в одежду, превращая её в пропитанную потом тряпку. В глазах рябь. Губы пересохли. Хочется пить.

– Бегом, бегом, шире шаг! – раздаются команды со всех сторон. – Живее робята, шибче, поспешай. Держать строй!

Бежать во время зарядки нужно рваным темпом не менее трех верст – вдоль моря и через лес. Передвигаться трудно, ноги разъезжаются, проваливаются в колеи и рытвины. Либо утопают в шершавом песке. Бежим по каким-то оврагам с высокой, колючей травой. Вверх – вниз, подъем-спуск. Очень крутой, долгий, нескончаемый подъем....

Примерно на полпути Азис выдыхается. Выбившийся из сил пленник тащится позади строя. Постоянно спотыкается. Для боевых товарищей бегущих по обе стороны от него эта легкая пробежка с благородным татарином стала праздником. Они по очереди ловко пинают высокородного по худосочной заднице. Его подбадривают и воодушевляют обидными воплями и оскорбительным свистом.

– О Аллах, уж лучше бы они начали меня пытать и предали смерти, чем заставляют выполнять эти дикие упражнения, – ордынец беспомощно ругается и вскрикивает, всуе вспоминая проклятых урус шайтанов, призывая на их голову небесные и земные кары, самые ужасные болезни и несчастья. После ударов он ускоряется – но ненадолго. И снова удары и вновь обида затмевающая разум.

.....................

Делай два... (Состояние – очень плохо).

– Неужели я могу столько бегать? Я уже давно не чувствую своего тела. Мозоли уже не болят, они просто раздирают ноги на части. Мое бельё насквозь мокрое от пота. От меня пахнет как от бешенной собаки. В который раз я преодолеваю полосу препятствий. Надсмотрщики передают меня друг другу по очереди, меняясь каждый час. Почти полдня ползаю по-пластунски, бегаю вокруг стен с пустыми окнами, прыгаю через ямы, подныриваю под перекладины, не вылезаю из земляных окопов, со страхом поглядываю на высоченные щиты, через которые, ухватившись за край, надо снова и снова перелезать... А потом самое страшное – Висну на турнике, отводя вперед и назад согнутые в коленях ноги, пытаюсь подтянуться... Не удается!!! И так круг за кругом.

Надзиратель мной не доволен. Очередное наказание...

– Упор лежа, принять! Тридцать раз, отжаться! – на его лице появляется издевательская, пренебрежительная улыбка.

– О, великий пророк, сжалься и помоги мне! – татарин нехотя ложиться по команде, упирается коленями в землю. Начинает кое-как отжиматься. Пыхтит и сопит, выплевывая слюни, как загнанный верблюд – из последних сил.

– Э, басурманин ягастый, укуси тебя карась! – его товарищ присел перед несчастным на корточки. – Ты часом белены не объелся? У тя чё руки отсохли?? Анусь ка быстро исполнять, пока я бока тебе не намял.

– Проклятые гяуры! – Азис с трудом попытался отжаться.

– Я не хочу, не могу! – он крикнул, выполняя очередное упражнение.

– Не любишь отжиматься? – убежденно, на распев произносит истязатель. – Не нравится? И мне, брат, не нравилось, да, вишь, – служба, надобно... А нас русячей в армии знаешь как сказывают: Не хочешь – заставим, не можешь – научим! А потом добавляют: Бей сову о сосну аль сосну о сову, – всё сове, не сосне будет больно. Ну, а коли сдохнешь, собака! Похороним с честью... Да ещё и честной пирок закатим!

– Встать! – командует его сосед. – Пошто не резво? Будем тренироваться. Упор лежа принять! Отставить! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Лечь. Какого лешего встал – команды подъем не было.

– Проклятые урусы! Вернусь домой, соберу орду в набег и вырежу всех до единого! Ни баб, ни стариков, никого не пощажу! Пеплом землю покрою, только псы голодные выть будут.

– ... Лечь, – снова обидный приказ. – Вот так, лучше будет. Упор лежа принять! Делай раз! Ниже, ниже! Жопу опусти! Делай два. Раз! Раз, я сказал! Татарушка, не тормози! – Сильный удар сапогом в бок.

Азис едва удержался, чтобы не вспахать носом песок.

– Я сказал... Делай раз... У, злыдень... – ещё один сильный удар.

В глазах Азиса закружились звезды. Он упал на землю и резко начал хватать ртом воздух.

– Что шипишь как гадюка? Зубы мешают? Добавить?

.....................

Делай три... (Состояние – наверное, хуже уже не бывает).

Наконец-то отбой. Голова Азиса касается подушки. – Слава Аллаху! Спать. Спать. Спать.

Глаза сами собой закрылись. Заснул мгновенно, касаясь подушки. Его тут же будит резкий удар по лицу от соседа, чья койка стояла напротив. Новобранец вздрогнул, сжался от боли и не сразу включился в происходящее. Глаз от сильного удара стал медленно заплывать.

– Слушай сюда, татарская морда, грозно протянул неизвестный. Он оглянулся по сторонам. – Не знаю, как ты попал сюда и сколько заплатил, но помни... – я тебя на ремни порежу. Я тебе не дам жизни, не на этом свете – не на том. Кровью будешь харкать нехристь, на коленях просить прощенья, все равно сдохнешь, собака. Вот, гляди! – Он вытянул жилистую руку, показал две наколотые линии. – Тута ча, отметки. Я уже свёл двух татар в могилушку. А Бог любит троицу! Помни... – ты, третий. – Он грубо ощерился. – Как бы тебя не пасли, всё равно я достану тебя, погань!!!

* * *

В большой спальне, на окне, тенью металось пламя светильника. В комнате пахло миндалевой водой и остывшим дымом. Джафар Ялшав-бей задумчиво полулежал на обитой зеленым бархатом широкой тахте. На его мужественном лице, побитом оспой, была видна тревога о единственном сыне, захваченном в полон проклятыми неверными. Ордынец рассеянно сложил листы, исписанные славянской вязью, и, склонив голову, некоторое время смотрел исподлобья с таким видом, словно что-то глотал горькое. Его мысли были далеко. В глазах родителя стояли слезы.

Потом голова его быстро поднялась, и лицо приняло властное, повелевающее выражение, словно в этой комнате были какие-то люди, с которыми он спорил, и зорко, со сдерживаемой неприязнью смотрел на них сквозь тяжелые, почти слепые стены помещения. Но в комнате никого не было. Холеной в перстнях рукой он взял письмо и в очередной раз начал его читать...

...Селям алейкум, отец. Да продлит Аллах твою жизнь на многие годы!

Холодные глаза бея при воспоминании о сыне заискрились, потеплели. Он поднес бумагу ко лбу, затем к губам и нежно поцеловал её.

... Отец, прости меня, но сердце мое в тревоге. Я знаю, что первую часть уговора с ненавистным купцом из Таганово ты выполнил – мастеровых в количестве ста человек для строительства нового поселка отослал. Очень жду и надеюсь на быстрое выполнение второй части договора, после чего я наконец-то снова смогу вернуться в наш дом, поблагодарить всевышнего, обнять тебя, увидеть родных, поцеловать маму...

– Гнусное отродье! Подлые, трусливые шакалы! – Джафар крякнул и засопел, сдерживая рвущуюся из груди ярость. Если бы он мог закричать во всю силу своих легких, он изрыгнул бы самые чудовищные проклятия этим шелудивым собакам! – О, великий пророк, помоги мне! Помоги осилить силу урусов. Я буду тебе горячо молиться. Научи меня как поступить... Задали неразрешимую задачку – купить пять десятков корабелов и что бы все они были из Московии. Где я найду таких мастеровых? Их даже захватить в полон невозможно? У, грязные дети шайтана! Проклятые собаки! Вы ответите мне за страдания сына! Всю кровь выпущу по капле! Это же надо было придумать – невыполнимое требование!!! Разве могут быть у постылых гяуров строители кораблей?

... Я уже более месяца нахожусь в плену у купца из Таганово, на его заброшенном острове. И уже начал немного разбираться, что тут и как. Здесь всё время чувствуешь себя в напряжении. Опасность подстерегает на каждом шагу. Жизнь и смерть идут рядом по одной дорожке. Чтобы выжить приходиться ходить как по лезвию ножа.

С раннего утра и до позднего вечера меня мучают истязанием под названием воинская учёба. Учёба, учеба, учеба!!! Эти урусы просто помешаны на пытках и зверствах. (Физические, тактические, строевые, огневые, инженерные, а скоро начнутся и мореходные). Они откуда-то узнали, что я болдырь и мать моя с Чернигова. (Примечание автора. Болдырь – сын татарина и русской невольницы). И теперь, по их словам, я просто обязан отдать дань Родине.

– У-у, исчадия ада! Дети оспы и горбатых ослов! – бей схватился за рукоять торчавшего за поясом богато украшенного кинжала и стиснул её так, что побелели суставы пальцев. Он скрипнул зубами и мешая русские, персидские, татарские ругательства, начал маятником ходить из угла в угол комнаты, угрюмо поглядывая в пол... – Проклятая страна, дьявольский народ! Откуда неверные узнали про подробности рождения его любимого сына? Какая ещё ДАНЬ Родине? Что за мерзкие выдумки неверных? Сколько ещё придётся заплатить, что бы мне вернули сына?

– Папа, если бы ты знал как мне тяжело! Как мне хочется домой! Но больше всего сейчас хочется сладкого, особенно халвы или арабского шербета. Отправь пожалуйста побольше сладостей с очередной партией невольников...

Несчастный родитель встал и, схватившись за голову, словно в приступе боли, повел рукой по лбу, как бы желая прийти в себя. – Презренные гяуры! Видит Аллах, пусть будет так, как хочет этот презренный купец. Я найду ему корабелов! Я выкуплю любимого сына, что бы мне этого не стоило, но потом... – Он зло усмехнулся в бороду. Его бледное лицо потемнело от гнева, а глаза налились кровью. Перекосив от злости рот, он прошипел. – Что ж, придет час, и безумцы пожнут плоды собственной глупости... Они ответят за все страдания, которые перенес мой сын...